Текст книги "Профессия: ведьма (Тетралогия)"

Автор книги: Ольга Громыко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 91 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

– Эй, помощь нужна?

– А ты как думаешь? – неожиданно свирепо рыкнула вампирка. – Подкапывай ее, быстрее, а то уйдет!

Приглядевшись, я узнала махровый корень червец-травы. Сжимаясь и пульсируя, он норовил проскользнуть между пальцами и скрыться под землей. Я начала торопливо отгребать землю от корня, одновременно ухватившись за него в помощь вампирке. Можно было и обрубить корень, но остаток все равно погибнет, а каждый его вершок ценится на вес золота, входя в состав множества зелий, отваров и декоктов. Червец-трава не так уж редка, да вот изловить ее знахарю не легче, чем пешему человеку – зайца. Одно-двухсаженное корневище оканчивается невзрачным побегом с зеленоватым цветочком на конце, который при малейшей опасности «ныряет» в землю и пережидает там смутные времена.

Вдвоем мы сумели осилить несговорчивую травку. Извлеченная из земли, она обмякла, как лисий хвост на воротнике у дородной купчихи.

– Спасибо, малышка, – небрежно обронила девушка, запихивая свернутый кольцом корень в холщовый мешочек, а мешочек – в черную сумку.

«Деточка», «крошка», «малышка» даже от коллеги-Травницы… С четырнадцати лет на «ты» меня называли только одноклассники и Учитель. А здесь все как сговорились. Словно мне не восемнадцать, а восемь лет. Или оценка идет в соответствии с интеллектом? Тогда мне, пожалуй, семь…

– Всегда к вашим услугам, бабушка, – язвительно сказала я.

Мы встретились глазами. Девушка недоуменно сдвинула брови:

– Как ты меня назвала?

– А ты?

Вампирка потерла лоб и вздохнула:

– Но… ах да, ты же человек. Тогда извините, девушка.

Излишняя официальность меня тоже коробила:

– «Ты» можешь оставить, как-никак коллеги.

– Что?

– Ну, я магичка, – беспечно пояснила я, не обращая внимания на вытянувшееся лицо собеседницы. – Не Травница, правда, но общее травоведение на «отлично» сдала.

Похоже, старминская высшая Школа не внушала доверия местным специалистам.

– Опять?! – Визгливо охнула девушка, роняя сумку.

– Что – опять?

– Он совсем спятил!

– Кто?!

– Мало ему проблем, теперь еще заклеймят детоубийцей! – Вампирка осеклась, столкнувшись взглядом с кустом черемухи. Там, мне показалось, мелькнуло что-то белесое, но точно поручиться не могу, потому что черемуха отцветала и была белесой сама по себе.

– А, ну тогда ладно, – облегченно вздохнула девушка, постепенно успокаиваясь. – Я уж подумала, что ты одна.

– А кто второй?

– Может, сначала познакомимся? – увильнула от ответа. – Меня зовут Келла…

– Просто Келла, – окончила я за нее. – Мне, я думаю, представляться не надо. Хотя до сих пор не могу понять, почему.

– Телепочта. Она опередила тебя на два дня. Странно, что я не узнала тебя сразу.

– Неужели так трудно узнать в человеке – человека?

– В Догеве много людей, – возразила Келла. – Я не могу знать всех в лицо. И вообще, в наших лесах можно встретить кого угодно – те, кого вы называете «разумными расами», не чураются вампиров, в отличие от вас, людей.

При слове «людей» я сразу представила сырое подземелье, груду скелетов, пыльные склянки для крови, ржавые клети и прочие атрибуты темницы, где содержат доноров. То, что люди согласятся жить в Догеве добровольно, мне просто в голову не приходило.

– А почему тогда я никого из них не видела? – с опаской спросила я, ожидая чего-то вроде «Сейчас увидишь!», и что меня потащат и запрут вместе с остальными в антисанитарных условиях склепа.

Келла заметно смутилась и не только никуда меня не потащила, но, кажется, сама захотела убраться подобру-поздорову.

– Они… э-э-э… В городе их уже нет. А вот ближе к границе…

Она окончательно смешалась и замолчала. Я подумала, что если какие-то люди и живут в Догеве, то только потому, что в человеческие города их не пускают – стражники у ворот более-менее придерживаются четких указаний на этот счет: «Побирушек и юродивых гнать в три шеи».

Я прогулялась до куста черемухи. Так я и знала!

– Здесь был волк, – непререкаемым тоном заявила я, растирая между пальцами кусочек влажной глины, выколупанный из глубокого следа.

– Кто? – насторожилась Травница.

– Волк, волк. Белый такой, морда смазливая, – уточнила я. – Ваш знакомый?

Травница пошла лишаистыми пятнами.

– Н-нет.

– А к-кто т-тогда? – Я не хотела ее дразнить, чисто машинально подладившись к собеседнице.

– Не твоего ума дело, – грубо отрезала Келла, вскидывая лямку сумки на плечо.

– Не уходите от ответа!

– Я вообще ухожу.

С этими словами она сделала шаг в сторону и исчезла, растворившись в воздухе. Кажется, я ей не понравилась. Когда тебя засасывает смятая реальность, ты этого не замечаешь, а вот психическое здоровье окружающих может серьезно пострадать. Я поэкспериментировала, по локоть запуская руку в разрыв пространства и любуясь ровненькой культей. Игра в «эффект черновика» окончилась крепким рукопожатием. Я взвизгнула и выдернула руку – ее не удерживали, но выпустили с неохотой. На ощупь мой рукоприкладчик никак не мог быть Келлой; его ладонь показалась мне большой и шероховатой, а само рукопожатие – энергичным и отрывистым, то бишь мужским. Потирая руку о штаны, я изучила ничем не примечательный столб воздуха, сквозь который туда-сюда порхала мошкара. А если он захочет продолжить знакомство?!

Скрип телеги, выехавшей из ничего прямо за спиной, заставил меня подпрыгнуть. Две лошадки, пегий коренник и каурая пристяжная, позвякивая бубенцами на сбруе, попытались меня обогнуть, завернув оглобли к обочине. Железные крепления заскрипели, и возница, беззлобно выругавшись, натянул вожжи. Лошадки послушно остановились. Коренник мотнул головой, отгоняя назойливого слепня.

– День добрый, дева молодая! – раскатистым речитативом протянул возница, спрыгивая на землю. – Что потеряла ты в чащобе?

– Да вот, стою и размышляю.

– И получается?

– Еще бы! А вы поэт?

– В душе, но вечно. Мой разум рифмами наполнен – могу слагать их бесконечно, а после и строки не вспомню.

– А как мне выбраться отсюда? Я заблудилась и устала. Вы не поможете мне, сударь?

– Конечно. Но скажи сначала – ты не встречала здесь брюнетку в одеждах цвета зимней ночи? Ищу с утра сию кокетку…

– Она ушла.

– Давно?

– Не очень.

– Ох, чтоб ей! Все ее видали – кто раньше, кто поздней, но все же. Следы ее в лесу пропали. О, кто же мне теперь поможет?!

– А что случилось?

– Зуб, мерзавец. Все ноет, ноет, как старуха. А чуть его коснется палец, стреляет от щеки до уха.

– Откройте рот. Не закрывайте.

– Жашем?

– Молчите, я магичка. Да, воспален. Не унывайте. Я сейчас попробую… Отлично! У вас, любезный, нерв застужен. Зуб с корнем надо бы вам корнем вырвать. Скажите, он вам очень нужен?

– Ый!

На лбу у добровольно-принудительного пациента выступили мелкие капельки пота. Я тем временем размышляла, где бы это мне добыть челюсть, а лучше полный череп вампира для школьного музея. Клыков было четыре – длинные верхние (добрых полвершка) и короткие нижние, вполне допустимые даже для человека. Остальные зубы почти ничем не отличаются от человеческих, разве что ослепительно белым цветом, столь редким среди моих соплеменников. Два моих пальца лежали на внутренней стороне десны, свободной рукой я прикрыла щеку пациента и попыталась создать между пальцами обеих рук круговой поток теплых лучиков. Зрачки вампира удивленно расширились. Под заговором обычно подразумевается невнятное бормотание над больным органом, отвлекающее внимание пациента от собственно волшбы. Существуют сотни «бормоталок» типа: «Я пойду, пойду в поле, сорву полынь, полынь горькую, заварю зелье, зелье терпкое, помешаю ложкой, ложкой дубовою… и т. д. и т. п.», вызывающих благоговейный трепет у пациента, что позволяет глубже запустить руку в его кошелек. Чем глупее «бормоталка», тем глуше и неразборчивей голос врачевательницы – например, одна моя коллега с факультета Травниц перечисляла себе под нос неправильные глаголы на языке троллей, который вообще-то певучий, но сплошь непристойный, ибо все глаголы образованы от непечатных существительных.

Я ограничилась беззаботным, не слишком мелодичным посвистыванием. Сначала «лучики» как бы застревали в челюсти; я чувствовала их трепыхание в кончиках пальцев, когда пыталась сосредоточиться на непрерывном потоке. Но через пару минут дело пошло на лад. Я приостановила лечение и осторожно потрогала десну.

– Больно?

– Ы-аю!

– Да или нет? – Я убрала руки, вампир закрыл рот и брезгливо облизнулся. Потом осторожно щелкнул зубами, потрогал пальцем щеку.

– Ну?

– Я исцелен! – неожиданно возопил он. – Свершилось чудо! Мое блаженство бесконечно! Скажите, кто вы и откуда? Я ваш покорный раб навечно!

– Меня зовут Вольха.

– Знаю, это так, для рифмы, – отмахнулся горе-стихоплет.

– До города далеко?

– Верста, поди, с немалым гаком… Почту за честь везти в Догеву магичку доблестную… хм… маком… браком… раком… Тьфу, в общем, влезай на телегу!

Коренник до скрипа налег на оглобли, телега выправилась, и пристяжная нехотя натянула постромки. Как оказалось, до города оставалось всего ничего – если, конечно, знать короткую дорогу по «сгибам».

Вампир довез меня до самого фонтана и долго, громко, велеречиво и в рифму расхваливал на глазах у Старейшин, остолбенело таращившихся на нас с крыльца Дома Совещаний. Рифмоплет ораторствовал около получаса, собрал вокруг себя сотенную толпу и в поте лица втолковывал ей, какая я добрая, отзывчивая и умелая знахарка. Пережарившись в лучах славы, я затесалась в толпе и улизнула домой.

Там меня ждали Крина и пирожки… с капустой. Гадость.

Глава 9

Вздремнув часок-другой после обеда, я вспомнила о настоящей цели своего приезда. В конце концов, я уже почти сутки в Догеве, а тварь все не торопится с визитом. Может, ждет, пока я организую ей достойную встречу?

Отыскав кузницу по толстой струе черного дыма, я заглянула под навес. В глубине стояла наковальня, зловеще коптили угли и пузатые меха протянули к горну свои стальные рыла. Повсюду какие-то железяки, обрезки, куски оплавленного металла. Сам кузнец, черный от копоти, как исчадие ада, размеренно плющил молотом раскаленный добела прут. Я поздоровалась, он обернулся, кивнул, передал прут и молот помощнику и подошел ко мне. Я без лишних слов сунула ему меч.

Повертев в руках сие грозное орудие, кузнец недоуменно поинтересовался, во что я хочу его перековать. Я объяснила, что меч нужно не перековать, а заточить и сбалансировать. Опущенный в воду прут громко зашипел. Кузнец уставился на меня с таким удивленным видом, словно я привела подковать дохлую лошадь.

– Ты уверена? – на всякий случай переспросил он. – У меня большой выбор готового оружия.

– Не стоит. Почините этот.

– Сделаю, что смогу, – неуверенно пообещал он, плашмя похлопывая лезвием по ладони, как палкой сырокопченой колбасы.

– Это не простой меч. Твердый сердечник обшит серебром, а потом уж – ковкой сталью.

– А, понятно-понятно. – Судя по скептическим ноткам в его голосе он решил, что я пыталась выдать дохлую лошадь за спящую.

– Когда он будет готов?

– Денька через три.

– А нельзя ли к сегодняшнему вечеру?

– Постараюсь. – По его лицу можно было прочесть, что даже месяц ковки и балансировки не поможет этой жалкой железяке стать мечом. – Девушке твоей комплекции больше подошел бы гворд.

– Что-что?

– Сейчас покажу. – Кузнец целеустремленно прошелся вдоль длинного стола с готовым оружием и выбрал из кучи железяк что-то длинное и тонкое. – Вот, взгляни. Женская модель, облегченная и с надежным предохранителем.

В руках у меня оказалась полированная палка локтя три с гаком. Вернее, посох с изогнутой рукояткой в виде длинной волчьей морды с хищно прижатыми ушами. В глазницах зверюги поблескивали кусочки полупрозрачного янтаря.

– Тяжеловатый для деревянного, – заметила я, взвешивая посох в руке. – Он что, со свинчаткой в набалдашнике?

Вампир только хмыкнул.

– А ну, дай-ка, – пробасил он, забирая посох. – Учись, малышка!

Взяв гворд в левую руку, кузнец правой рукой повернул волчью голову против солнца. Сместившись на четверть оборота, она раззявила пасть, полную костяных зубов, и одновременно с этим из противоположного конца трости выскочило трехгранное светлое лезвие двух пядей в длину. Сделав выпад, вампир отступил на шаг и имитировал защиту, держа гворд в вытянутых руках параллельно земле.

– Неплохо, а? – Кузнец крутанул рукоятку, и лезвие исчезло.

– Для того, кто владеет техникой боя, – скептически заметила я.

– Главное – элемент неожиданности, – заспорил кузнец. – Гворд – что-то вроде национального оружия, за пределами Догевы используется крайне редко. Поэтому нападающий, как правило, бывает ошарашен – он-то рассчитывал на безоружную жертву. А что может быть безобиднее посоха?

– Нож, спрятанный за голенищем.

– Ты сможешь ножом остановить бешеную собаку? Рысь? Медведя?

– А зачем мне останавливать медведя? Главное, самой не останавливаться, – хмыкнула я, присматриваясь к посоху уже с большим уважением.

– Хорошо. А упыря? Допустим, идешь ты по темному лесу, глядь – упырь.

– Здравствуйте! – жизнерадостно отозвалась я.

– А это невоспитанный упырь. У него в брюхе урчит.

– Ну, не знаю, – растерялась я. Магией упыря можно только остановить. Но убивать, к сожалению, приходится вручную. – Нож, конечно, слабоват. Но гворд еще хлипче. Лезвие короткое, узкое, проворачивать бесполезно. Упырь даже не почувствует.

– Разве? – ухмыльнулся кузнец, приводя гворд в рабочее состояние. – А если вот так?

Под навесом стояла старая рассохшаяся колода. Лезвие вошло в ее гниловатый бочок, как в масло. После удара осталась неприметная дырочка, шириной пальца в три. Кузнец пнул колоду ногой, и она… рассыпалась двумя тонкостенными половинками и кучей щепок. Я подняла одну, рассмотрела. Трухлявая, конечно, но уж не податливей упыря.

– Впечатляет, – признала я. – Можно взглянуть поближе?

Лезвий было не одно, а целых три. Они прижимались друг к другу, как тычинки в бутоне. Малейшее сопротивление острию приводило в действие скрытую пружину, и тычинки расходились. Удар в грудь мог разорвать сердце на куски, в живот – превратить внутренности в кашу. За широким венчиком из лезвий легко входил «стебелек» – деревянная часть трости. Да, от него царапиной не отделаешься, дай бог обратно вытащить.

– Когда вытягиваешь, лезвия механически сжимаются, – прокомментировал кузнец, явно гордясь своей работой. – Ну, что ты теперь о нем думаешь?

– Гадость, – честно созналась я.

– Как хочешь, – обиженно поджал губы кузнец. – Но с мечом против гворда выходить не советую.

– А что, кто-то собирается нападать на меня с гвордом?

Но кузнец уже развернулся и ушел к горнилу. Кажется, мое пренебрежение к национальному оружию огорчило его кровожадную душу.

Отделавшись от меча, я вернулась на площадь и с удивлением обнаружила там ярмарку, причем в самом разгаре. Обычно торжища устраивают по утрам. Может, для вампиров вечер – как утро? Но они и днем бодрствуют…

Торговали с телег, в основном снедью и готовым платьем. Приценившись там-сям, я осталась довольна – купцы запрашивали по-божески, на порядок ниже, чем в Стармине. Разжившись здоровенным персиком, потянувшим на полтора фунта, я неспешно прошлась вдоль рядов – их было всего два, но зато длинных, кольцевых, по периметру площади. Половина купцов оказались местными, крылатыми, но были тут и гномы с их неизменными мечами, шеломами и кольчугами, эльфы, торгующие воздушными тканями, легкими тугими луками, безделушками из полудрагоценных и поделочных камней, парочка дриад с лотком эликсиров да горластый леший, рекламирующий накладные усы и бороды. Сия растительность густо покрывала его собственную физиономию, начинаясь от бровей и уходя куда-то под кожух. К моему удивлению, покупатели если не толпились у прилавка, то по крайней мере не иссякали, серьезно примеряя гирлянды колючих волос. Я уже знала, что природа лишила вампиров ежеутреннего ритуала намыливания и сбривания, то есть ничего, пышнее бровей и ресниц, на их лицах не произрастало. Им бы радоваться, так нет же. Может, в студеную зимнюю пору у них подбородки мерзнут? Но закупать в начале лета волосяные изделия – чистое безумие… только не с точки зрения моли. Неужели последний писк моды – битая молью борода?

Потолкавшись у прилавка и шутки ради примерив огромные рыжие усы, я подслушала разговор двух вампиров, из коего следовало, что они собираются в ближайшем времени посетить Камнедержец на предмет экскурсии и налаживания деловых отношений с неким Селиваном Дражней, представляющим гильдию оружейников. Интересно, какой процент непотребно заросших мужчин в плащах, околачивающихся на постоялых дворах Стармина, только маскируется под людей? Берегитесь, граждане, они среди нас… Чего нельзя сказать о нас среди них. Ни одного, повторяю, ни одного торговца или покупателя человека я на привозе не заметила. Остальные расы сосуществовали на равных, торговались, били по рукам и обмывали сделки темным пивом из бочек, привезенным на продажу пивоваром-вампиром. Я присмотрела себе светло-салатовое шелковое платье с тонкой вышивкой на груди, но колебалась, прикидывая, хватит ли оставшихся денег на обратную дорогу.

– Выбрала что-нибудь, деточка? – услышала я знакомый голос моей домохозяйки.

Я как раз пришла к выводу, что покупка платья выльется в диету из черного хлеба и воды, после которой я значительно похудею и платье будет сидеть на мне еще лучше.

– Хорошенькое платье, верно?

– Хорошенькой девушке все к лицу, – улыбнулась Крина. Из корзинки, которую она держала на согнутом локте, топорщились зеленые луковые перья. Рваноухий волк следовал за Криной по пятам, но прогулка в толчее ног и копыт явно не доставляла ему особого удовольствия. Вот и сейчас он тоскливо смотрел на Крину, неторопливо шествовавшую вдоль рядов.

После ее слов платье удвоило свою притягательную силу, и я достала кошелек, мысленно поблагодарив ограбленного грабителя за мою возросшую платежеспособность. Крина как раз засобиралась домой, и я поручила платье ее заботам.

Персик по-прежнему был у меня, и я перекладывала его из руки в руку, высматривая укромное местечко. Ага, вон какой уютный бортик! Будем надеяться, мне не предъявят претензий за осквернение фонтана почти чистым персиком.

Глава 10

Сидя с ногами на каменном бортике, я догрызала персик, разглядывая сквозь морщинистую воду маленьких серебристых рыбок, шмыгавших по дну капельками пролитой ртути. Все не так уж плохо. Либо Старейшины замяли утренний инцидент, либо вампиры слишком деликатны, чтобы напоминать мне о нем.

– Приветствую Вас, Повелитель.

– Да славятся деяния Ваши, милсдарыня адептка. – Лён, сохраняя полнейшую серьезность, согнулся в поклоне, подметая мостовую полой плаща.

– Простите?

– Каков привет, таков и ответ. – Лён присел рядом, небрежно взболтал воду ладонью. Заинтригованные рыбки подплыли поближе и замерли, усиленно работая грудными плавниками.

– Я придерживаюсь этикета.

– Да, но это выглядит очень глупо.

– Согласна.

– Вольха…

– Я не уеду, Лён.

Мы помолчали. Фонтан зашелестел, и ветер понес оседающие капли в нашу сторону. Лён тряхнул головой, встал и подал мне руку.

– Если ты не против, я хотел бы поближе познакомить тебя с Догевой. Мне кажется, что сведения автора «Кровопийц» несколько устарели и вряд ли могут служить достоверным источником для курсовой работы.

– Крина рассказала?

– Да, ее это очень позабавило.

– Не сомневаюсь, – мрачно подтвердила я. – Я, наверное, много кого здесь позабавила. Ты действительно хочешь быть моим проводником?

– Да, иначе, боюсь, ты потратишь на эксперименты все свое здоровье.

– И до всего докопаюсь.

– Как раз наоборот. Без меня ты не сможешь увидеть ничего недозволенного. Догева – как ларец с сотнями потайных отделений. Тебе кажется, что он открыт и опустошен, но под обшивкой всегда скрыта потайная скважина.

– А ключ у тебя?

– Я и есть ключ, – серьезно сказал он. – Приступим к осмотру сокровищницы?

– Пообещай, что разговоров о моем отъезде больше не будет.

– Идет.

Наши пальцы сплелись, и Лён сильным рывком поднял меня с бортика.

* * *

Дорога шла в гору. Вернее, дороги не было. Лён завел меня в редкий ельник, утыканный бледными поганками, водившими ведьмины хороводы. Черный дятел-желна перепархивал между стволами как летучая мышь. Лучшего места, чтобы закопать обескровленный труп, и не придумаешь.

Беседа становилась все непринужденней и непринужденней. Разговаривая с заикой, мало-помалу сам начинаешь заикаться. Благовоспитанная девица, попав в общество плотовщиков или грузчиков, уже через пять минут начинает перемежать слова заковыристыми ругательствами. Акцент гнома прилипчив, как моровое поветрие. Спокойная, размеренная речь Лёна, сдобренная изрядной порцией иронии, обладала воистину убийственным действием, вызывая на откровенность. Вскоре мы уже болтали как старые друзья. Я очень удивилась, узнав, что Лён никогда не выезжал за пределы Догевы.

– А как насчет визитов вежливости к главам дружественных государств?

Лён клыкасто усмехнулся:

– Главы государств предпочитают дружить на расстоянии.

– Портретиков наследных принцесс тоже, полагаю, не шлют? – Ох уж мой острый язык!

– Такие, значит, принцессы, – пожал плечами вампир.

– Лён?

– Да? – Повелитель старательно, но, увы, запоздало подобрал свое долгополое одеяние – расшитый золотом низ давно и безнадежно перепачкался грязью. – Чтоб тебя… Ненавижу эти тряпки…

– Что было в письме Учителя? Что вас так огорчило перед ужином?

– До симпатических чернил ты дочитала?

– Конечно. – Я пожала плечами как само собой разумеющееся.

– Он написал, что не сможет приехать и присылает тебя.

– Но вы и так знали, что приезжаю я.

– Мы думали, что ты приезжаешь с ним. Так сказать, авангард, прощупать почву.

– Он не собирался ехать, – вырвалось у меня.

– Знаю. Струсил, – пренебрежительно вздохнул вампир, отводя с дороги еловую лапу.

– Вовсе нет. Просто у него много… – Я хотела заступиться за Учителя, но Лён упреждающе поднял руку.

– Не защищай. Письмо говорит само за себя.

– Это неправда! Мой Учитель может уложить вурдалака одним плевком!

– Он испугался не вурдалака. Больше того, он уверен, что монстр – плод моей фантазии.

– Как и Старейшины?

Лён только усмехнулся.

– Они солгали, чтобы поскорее выпроводить кое-кого из Догевы.

– А ты строчишь доносы?

– Нет. Уж коль ты остаешься, стараюсь ввести тебя в курс дела, пока тварь не ввела тебя в меню.

– Может, ты уже и тварь на ушко предупредил – мол, приехала гроза упырей, светило практической магии, затаись-ка на пару денечков, а то не ровен час… – съехидничала я.

Но Лён не счел повод достойным шутки:

– Она и так на диво понятлива. Выходит на промысел глубокой ночью, когда большинство жителей крепко спит, ускользает от погони, не оставляя следов. Не следует ее недооценивать.

– Ты не ответил мне на один вопрос. Помнишь, вчера вечером я спросила, какой совет хотел получить маг из Камнедержца?

– Его беспокоили поползшие по городу слухи.

– О повышении цен на репу?

– Об усилении вампирьей жажды. Там кого-то загрызли, тут кого-то высосали, детишки бледнеют и мрут без причины, на кладбищах могилы раскопаны, гробы нараспашку, на продажную девицу в темном переулке напал вампир, она назвала ему цену, и он испарился от ужаса.

– Все шутишь, – досадливо фыркнула я.

– А что, плакать прикажешь? Вампирьи слезы низко котируются.

Я представила Лёна с лопатой наперевес, в поте лица разрывающего могилу, и картинка вышла до того гротескной, что я, споткнувшись, едва не покатилась с горки.

– Это не смешно, Вольха, – вздохнул Лён. – Это страшно.

– Думаешь, Учитель испугался… тебя?

– Маленькая поправочка. Нас тут много. Так вот, мы приняли мага, спокойно побеседовали, он нам практически поверил и собирался по утреннему холодку вернуться в Камнедержец и усовестить взбудораженных граждан, но до утра не дожил.

– Так слухи поползли еще до его гибели?

– Да, последние два года мы живем как на вулкане. К счастью, на нашей стороне Ковен Магов, и она худо-бедно остужает лаву народного гнева. Но со смертью одного из них… причем не одного… лава бурлит вровень с краями кратера.

– А я вроде заградительных сооружений?

– Причем весьма хлипких.

– Это мы еще посмотрим.

Лён остановился и заглянул мне в глаза.

– Вольха, почему ты решила стать магом? Молодая, красивая девушка, зачем тебе эта морока?

– Чтобы подольше оставаться молодой и красивой, – отшутилась я. – И независимой. Хватит, насмотрелась. У женщины выбор невелик: либо ты замужем, либо распутница, либо чародейка. Первые две специальности не вдохновляют.

– Про мужчин можно сказать то же самое. Либо ты муж, либо клиент, либо маг.

– Ошибаешься. Жены зависят от мужей, распутницы от клиентов. Только чародейка может расхохотаться мужчине в лицо и сказать: «Что ж, попробуй меня заставить»!

– И часто говоришь? – заинтересовался Лён.

– Доводилось. Наслаждение неописуемое!

Он долго смотрел на меня, потом рассмеялся. Я вспомнила, с кем разговариваю, и прикусила язык. Мы продолжили путь, Лён возобновил расспросы:

– Сколько нужно учиться, чтобы стать магом?

– Десять лет. Смотря как учиться. Можно и не стать. К любому призванию должны быть приложены терпение и хотение. Треть адептов отсеивается после первого же семестра, еще четверть отчисляют в последующие десять лет.

– И в чем же призвание мага-практика?

– Защищать разумных существ, – заученно отбарабанила я первую строку первого в моей жизни конспекта.

– От кровожадных монстров? – Вампир смотрел вперед, но меня не оставляло ощущение присутствия на себе внимательного, испытующего взгляда.

– В основном друг от друга. Тут ко мне, кстати, залетал один, носатый. – Я подробно описала аудиенцию с летучей мышью.

– И ты выгнала посла… полотенцем? – давясь смехом, переспросил Лён.

– Да, причем полотенцем ножным. Дипломат из меня никудышный. Так вы не умеете превращаться в летучих мышей?

– Не знаю, не пробовал.

– Издеваешься?

– Да. – Лён закрыл глаза и подставил лицо солнцу, разномастными пятнами сочившемуся сквозь листву.

– Испаришься, – язвительно прошипела я. – Уже дым из ушей идет.

– Ты кого угодно до кипения доведешь. – Лён взмахнул рукой, разгоняя навеянный мною дымок.

– Ну, ты меня разочаровал. Чеснока не боишься, летать не умеешь, на солнце не испаряешься, тень… – Я глянула под ноги. – Тень отбрасываешь.

– Извини, я постараюсь исправиться, – ехидно пообещал вампир.

– Лён, а чем эти мыши питаются?

– Не беспокойся, на тебя не покусятся.

– Откуда же тогда пошла легенда?

Вампир откровенно посмеивался над моими вопросами:

– Вольха, легенды не приходят, они при-ду-мы-ва-ют-ся.

– Жаль, – огорченно вздохнула я. – Попадаются очень красивые легенды.

– Например?

– Например, о единорогах.

– Вот об этих?

Лён небрежно повел рукой. Мы как раз достигли опушки – лес, вскарабкавшись на косогор, обрывался вместе с ним, и внизу, в долине, паслось белоснежное стадо.

Я видела единорога на гобелене, висевшем в школьной столовой. Выткан он был козьей шерстью, козла и напоминал. Дотронуться до его закрученного рога считалось хорошей приметой перед зачетом; неудивительно, что рог очень быстро свалялся, облез, гобелен попытались отреставрировать, но потом решили, что дешевле заказать новый. Тупая морда единорога отпущения запомнилась мне на всю жизнь, но представляла я их совсем иначе.

Когда весной школа закупила у барышника партию объезженных трехлеток и их стали распределять между отличившимися за год воспитанниками (а я попала в их число, пусть четвертым номером), мне сразу глянулась невысокая, белоснежная, крепко сбитая кобылка по кличке Ромашка. Она-то и показалась мне воплощением легенды о единорогах. Глаза у Ромашки черные, чуть раскосые, шаловливые, веки словно подведены угольком, а когда она украдкой щиплет придорожные посевы, длинные густые ресницы стыдливо опущены – дескать, бедная лошадка не ведает, что творят ее бархатные губы; грива и хвост волнистые, как будто проказливые домовые еженощно заплетают их в смоченные пивом косички. В общем, облик сказочного конька, верхом на котором не зазорно прокатиться и дриаде. Мне было очень приятно чувствовать себя дриадой. Вот только Ромашка не считала меня таковой. Со временем любимым ее занятием стало оглядываться на всадницу с таким мученически-укоризненным видом, словно я – власяница, которой боги покарали ее за тяжкие грехи прошлой жизни.

Под косогором мирно пасся целый табун Ромашек. Но вот рослый, поджарый жеребец поднял голову, настороженно принюхиваясь, и я увидела тонкий, совершенно прямой рог, разделивший челку на две пряди, словно кто-то запустил в лошадь копьем и оно застряла в лобной кости. Ветер дул в сторону единорогов, жеребец гневно топнул передней ногой, и весь табун тут же прекратил пастьбу и уставился на нас – шесть длинногривых, изящных, словно выточенных из мрамора кобыл, и голенастый жеребенок, торопливо затесавшийся в середину табуна. Ветер развевал шелковистые хвосты, трепал гривы, пригибал зеленую, а с изнанки серебристую траву, по ней бежали мелкие волны, и казалось, что единороги сливаются с долиной, как размашистые мазки на полотне художника. Жеребец издал воинственный клич, скорее напоминающий волчий вой, чем лошадиное ржание, взвился на дыбы, перебирая передними копытами по воздуху. Кобылицы прижали ушки и набычились, выставив рога. Опустившись на все четыре ноги, вожак галопом обежал табун, сбивая кобылиц в кучу. Тоненькие ножки жеребенка суетливо перебирали в самой толчее, и я испугалась, что его затопчут, но единороги оказались гораздо аккуратнее неопытных наседок. Они построились кольцом, жеребец мордой к нам, голова опущена, из-под сердито бьющего копыта клочьями летит трава и комья грязи, пачкая длинную шерсть на бабках. Рог засветился у основания, синие разряды змейками поползли к острому кончику, формируя светящийся шарик.

Еще не понимая, что происходит, я опасно выдвинулась на самый край косогора, придерживаясь руками за ветки, а единорогу того только и надо было. Подпрыгнув, он топнул передними ногами и мотнул головой, словно стряхивая севшую на рог осу.

Вспышка, горячий порыв ветра, и над моей головой просвистела синяя шаровая молния, причинив немалый ущерб кряжистому дубу. Пискнув от неожиданности, я отшатнулась и присела, надеясь, что единорог ограничится эффектной демонстрацией силы. Но нет, рог снова засветился, заряжаясь – уже помедленнее.

За моей спиной раздался режущий уши звук, больше всего напоминающий гулкое блеяние упавшего в колодец козла. Жеребец фыркнул и мотнул головой. Свечение чуть притухло. Я оглянулась. Лён прогудел еще раз, пользуясь нехитрой конструкцией из кусочка дерева и сложенных ладоней. Единорог заржал в ответ, рог погас, кобылы чуть расслабились, и любопытная черноглазая мордочка жеребенка мелькнула в просвете между их крупами. Но единороги не подошли к нам, а, напротив, рысью перебежали на противоположную сторону долины.