Текст книги "Красное и Белое (СИ)"

Автор книги: Ольга Чулкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

  – Солдатики работают, заказ Минобороны, – сказал Семен Игнатьевич.

  – Здорово, ребята! – обратился Василий Васильевич к солдатам. – От кого огораживаете?

  – А тебе, отец, зачем знать? – спросил молодой лейтенант, его Василий Васильевич сначала и не заметил.

  – Мы в родную деревню едем, Лукьяновка, может, слышали?

  – Проезжайте, тут же рядом! – ответил лейтенант.

  – Тебе что ответить трудно? – спросил Влад.

  – Не трудно, просто объект военный, не могу давать пояснений.

  – Да интересно, зачем лес, поле огораживать высоченным забором? Ты военную тайну не выдавай, просто скажи, до деревни доедем, все равно узнаем, – не отставал Василий Васильевич.

  – Охотугодья огораживаем, – неохотно ответил лейтенант.

  – Как интересно! Раньше их не огораживали, – сказал Семен Игнатьевич.

  – Давно огораживают, а теперь и вольерную охоту разрешили, – лейтенанту не нравился разговор.

  – А что у Минобороны нечем солдатиков кормить, охотиться будут, чтобы пропитание добыть? – продолжал подначивать Василий Васильевич.

  – Мы люди подневольные, приказ выполняем. Я не охотник, мне не нравится, когда зверье убивают, – резко сказал лейтенант.

  – Поехали, папа!

  Все молча сели в машину, отъехали немного, Влад сказал:

  – Думал здесь хорошо, отдохну душой! Будут загонять зверя, убивать не от голода, для куража, от скуки!

  – Вы все пытаетесь жизнь переделать, а она вот такая! Кто наверху, тот все может. Не рвите душу, живите. Пусть они пляшут, – сказала Настя.

  – Настя права, что мы можем, только расстроились все, – сказал Семен Игнатьевич.

  – Дядя Вася, я не поняла, каких животных будут убивать, за что? – спросила Аня.

  – Лосей, кабанов, животных здесь много. А кто не знаю, догадываюсь только.

  – Вот и домик, домище! Аля русская изба, – сказал Влад, останавливая машину, – зайдем, посмотрим!

  Все вышли из автомобиля, пошли к дому.

  – Большой, метров четыреста! Сроду в наших местах ничего подобного не было. За два года развернулись. Влад, подсади меня, гляну через забор.

  Влад приподнял отца.

  – У! Беседки, банька, строили хорошо, лес берегли! Опускай, больше ничего не видно, никого нет.

  – Дядя Влад, меня поднимите, хочу посмотреть! – попросила Аня.

  В это время из дома вышел здоровый молодой мужчина.

  – Зачем заглядываете? – спросил он.

  – Думаем в шкуры животных нарядиться, пусть охотятся на нас!

  – Не шути, старик! А то так и сделаю!

  – Грозный ты!

  – Пошутил я! Испугались? – засмеялся мужчина. – Скучно мне.

  – Хозяев нет?

  – Они по пятницам прилетают, но не всегда, пару раз в месяц.

  – Прилетают?

  – А кто сейчас ездит на такие расстояния? Вертолетом полчаса!

  – А ты ждешь, мыкаешься?

  – Работа такая, у нас вахтовый метод, месяц здесь, месяц дома.

  – Ты не один? Много вас?

  – Я охранник, два повара, две горничных, еще местного егеря привлекают.

  – Летят и вам сообщают, чтобы успели раком встать, – зло сказал Василий Васильевич.

  – Осторожнее, дед! Я и врезать могу! Ладно пошутили, не только же тебе шутить. Один-один!

  – Я что-то не видел вертолетной площадки, – спросил Василий Васильевич.

  – Она чуть дальше. Куда едете?

  – В Лукьяновку! Знаю, там пять стариков жило, а теперь еще полковник поселился. Я лосятиной их хотел подкормить, не взяли, буржуйским холуем обозвали. Совки!

  – А вы буржуин? – спросила Аня.

  – Началось! Ничего, вырастешь, тоже будешь буржуинов обслуживать. Мы все сейчас обслуга. Жить-то надо!

  – Ты философ! – сказал Семен Игнатьевич, – как эта лакейская философия быстро прижилась! Всегда люди о справедливости мечтали!

  – Надо перестать мечтать и все будет хорошо. Русскому человеку мечты не дают хорошо жить. Не думай, работай, живи! Мне хорошее место досталось, чего завидовать? Нет, вам хочется, чтобы и у меня корова сдохла!

  – Твоя давно сдохла! А у стариков из деревни совесть осталась, не взяли лосятины! Они здесь жизнь прожили, уважают свою родину, лес, зверя.

  – Ненависти в них много. Вечером выйду прогуляться, поговорить, тоска такая порой находит. А они выйдут из своих домов и волком смотрят. Я и с икрой к ним ходил, остается, угостить хотел, подкормить. Одна старуха особенно громко кричит, обзывается. Сколько им осталось, а все злятся на жизнь, о душе бы подумали. Мы сейчас расширяемся, армия разворачивается, охотничьи угодья большие, так и люди большие! Два генерала, зампредседателя думы, министр и режиссер очень известный. Их портреты в гостиной висят, художник приезжал сюда, они позировали. Только в одеждах не современных. Тот, который из думы в парадном мундире Николая Второго. Генералы на лошадях, под Жукова и Рокоссовского, когда они парад Победы в сорок пятом на Красной площади принимали...

  – Так по ним психушка плачет!

  – Поехали, дядя Влад, мне страшно, – сказала Аня.

  – Не бойся меня, у меня своя такая же, я лучший отец в мире! – сказал охранник.

  – Дочка знает, что вы животных убиваете? – спросила Аня.

  – Шустрая ты! Я для нее жизнь хорошую создаю, хочу, чтобы в Америке жила. А ты будешь здесь в навозе, – с усмешкой ответил охранник. – Зря вы со мною ругаетесь, не я этот мир придумал. Напрямки не проедете, там солдаты с другой стороны забор ставят, идут навстречу друг другу.

  – Я думал пара отделений, а тут целый взвод работает! – сказал Семен Игнатьевич.

  – Взвод и остался, когда дорогу строили, больше было,– подтвердил охранник.

  – А где живут?

  – В палатках, где еще солдатикам жить в полевых условиях!

  – Обнаглели генералы, ведут себя как крепостники, армию позорят, ничего, дойдут и до них руки! – сказал Семен Игнатьевич.

  До деревни оставалось ехать километра полтора, ехали молча. Потом Влад поинтересовался:

  – К памятнику сначала?

  – Останови машину, тут уже близко, вон его видно, – сказал Василий Васильевич.

  Влад достал из багажника два венка, один отдал отцу, другой Семену Игнатьевичу. Все пошли к памятнику.

  – Красивая центральная усадьба была! Речка, поля, лес! – сказал Василий Васильевич.

  – И Лукьяновка наша не хуже, тоже речка, поля, лес, – ответил Семен Игнатьевич.

  – А все равно тянуло, нас, пацанов, на центральную усадьбу, после школы оставались, тут же и клуб, и библиотека, а стадион школьный! – Василий Васильевич споткнулся и чуть не упал.

  – Под ноги смотри, не летай в эмпиреях, здесь земля живая, не городской асфальт, а у тебя спина, – сказала Настя.

  – Твоя правда! Как хочется увидеть обработанные поля, в это время озимые уже сантиметров на десять вылезли бы, зеленели!

  – Мечтать не вредно! Село гибнет не только у нас, я в интернете читал в Италии, Франции, США деревни пустуют, в город все хотят. А некоторые страны зовут в деревни людей, двадцать тысяч евро платят за переезд, – сказал Семен Игнатьевич.

  – Кто поедет? Что там делать! Продуктов хватает! Раньше корова летом ведро молока давала, а теперь породы такие, что зимой, что летом по три ведра молока дают. И зерна с гектара ужас сколько намолачивают. И что хорошего? Все эти эксперименты к хорошему не приведут! На вкус и молоко не то, и мясо... – поддержал друга Василий Васильевич.

  – Куда идем? – Василий Васильевич шел впереди других, увидел, что навстречу идет капитан.

  – Нам сказали, что взвод здесь, старшего лейтенанта видели, а тут капитан! Теперь что капитаны взводами командуют? – поинтересовался Василий Васильевич.

  – Без сарказма, батя, объект важный, генералы даже проверяют. Куда направляетесь?

  – К памятнику! Здесь же больше ничего нет!

  – Зачем? – капитан остановился, преграждая путь.

  – Чего раскомандовался? Земля народная, куда хотим, туда идем! – разозлился Василий Васильевич.

  – Земля частная, вы вторглись на частную территорию, – сказал капитан.

  – Назови фамилии, кто купил? По закону нельзя покупать землю, где памятники стоят, тем более героям войны! – сказал Семен Игнатьевич. – Я по образованию юрист. Можем перенести наш спор в суд!

  – Памятник заброшен, чего за ним не ухаживают, он и на учете нигде не стоит, – ответил капитан, но тон сбавил.

  – Двадцать семь мужиков погибли на войне из нашего колхоза, потом укрупняли, укрупняли, народ переехал в деревни поперспективнее или в город, вот и оказался памятник вне деревни. Вдовы умерли, да и дети тоже уже умерли. Мне семьдесят семь, ему семьдесят девять, в Лукьяновке пять стариков живут, им по восемьдесят, вот мы и есть живые дети тех, чьим отцам памятник поставлен, – сказал Василий Васильевич. – Когда его открывали, народу много было, музыка играла, вдовы плакали и радовались, что есть теперь, куда поклониться прийти...

  – Идите, в последний раз поклонитесь, сейчас сносить будем, – сказал капитан.

  – Это кто ж вам позволит?

  – Батя, он ничейный, нигде не значится, а земля частная, – капитан пытался быть миролюбивым.

  – Памятник сносить нельзя! Не для того строили! – сказал Семен Игнатьевич.

  – Это обелиск, здесь никто не похоронен!

  – Погибли они, кто под Москвой, кто в Белоруссии, кто в Польше...Мой отец пропал без вести в Германии, не знаем могилок своих отцов, сюда приезжаем поклониться...

  – Я вас понимаю, но земля куплена, сейчас солдаты придут сносить..

  – И нас здесь закопайте! – закричал Василий Васильевич, он подошел к памятнику, поклонился, дотронулся ладонью до земли и сказал: «Здравствуй, папа!». Поставил венок на постамент, к фигуре солдата в человеческий рост, сделанной из железобетона. В одной руке он держал автомат, а в другой каску. Бронзовая краска на фигуре местами потрескалась. Последний раз они с Владом все подкрашивали лет пять назад.

  – Что не прав я? Памятник брошенный! Солдат ваш того и гляди упадет, как в бою, – сказал капитан. – Сейчас современные памятники ставят, а таких навалом, в каждой деревне. Сносить пора.

  – В Европе и сносят, а ты давай здесь! Деревня погибла, обезлюдила, но мы приезжаем, из Лукьяновки старики приходят. Чем он вам помешал? – сказала Настя.

  – Другого памятника у наших отцов нет! – продолжал Семен Игнатьевич. – Даже не знаем, где похоронены.

  – В архив Минобороны напишите, – посоветовал капитан.

  – Умный какой! А то не писали! Я в КГБ, потом ФСБ служил, искал...

  – Я вас, мужики, понимаю. Но здесь же не могилка, просто обелиск. Приехали бы на час позже, его бы уже не было. Попрощайтесь...– сказал капитан.

  – Далеко пойдешь. Сегодня памятник павшим снесешь, а завтра? И все для того, чтобы генералы наслаждались охотой! Нет, не получится снести!

  – Ты что ли не позволишь? Да кто ты такой! – закричал капитан.– Вон солдаты идут, не мешайте им работать!

  – За горло нас не возьмешь! – сказал Влад. – Памятник не снесете! Давайте вокруг памятника встанем, за руки возьмемся. Мама, беги в деревню, зови всех.

  Настя быстрым шагом пошла к деревне, до которой было километра полтора.

  – Мужики не лезьте на рожон! Не справиться вам, у меня солдаты...

  – Борзый ты. Что, стрелять начнете или в рукопашной сойдемся? – спросил Влад.

  Солдаты стояли метрах в десяти и наблюдали, чем все закончится.

  – Давайте по-хорошему разойдемся! – сказал капитан, он никак не ожидал такого поворота, не знал, как поступить.

  – Не получится! Только по-плохому. Силой придется нас оттаскивать. Стрелять не будешь. Разве только вверх. Аня начнет на телефон снимать, выставим в интернет, пусть народ видит, что генералы делают! – сказал Влад.

  – Я тебе покажу снимать, отдай телефон! – капитан выхватил у Ани телефон.

  – С ребенком справился! А давай один на один! – сказал Влад.

  Ситуация создалась горячая. Семен Игнатьевич и Василий Васильевич стояли, сжав кулаки, готовые драться. И тут подоспели деревенские.

  – Совсем обнаглели! – закричала Мария. – Кровь всю выпили! Отойди от памятника, я умру здесь, а сносить не дам!

  – Мы все здесь ляжем! Тащи пулемет, из которого вы по животным, как напьетесь, стреляете! Мы не против за правое дело погибнуть, – сказал Иван.

  – Правильно Иван говорит. Мы пожили, нам умирать не страшно! – поддержал Петр.

  – Да вы что? Кто вас убивать будет, кому вы нужны! – заорал капитан.

  – То-то и оно! Живые никому не нужны, а ты с мертвыми воюешь!

  – Так здесь же не могила, а памятный знак! – капитан не знал, что делать, как сладить со стариками.

  – Памятный! Наша память, не имеешь права на нее! – кричала Мария.

  – Тронутые!

  – Давайте споем, наши перед расстрелом пели! – и Мария затянула: – Враги сожгли родную хату...

  – Хватит цирк устраивать, – уже спокойно сказал капитан.

  – Так идите отсюда, оставьте памятник. Мы его подправим, давно собирались, но у нас, пока жареный петух в одно место не клюнет, все руки не доходят, – сказал Василий Васильевич.

  – Сделаем, отремонтируем! – поддержал Иван.

  – Да у вас денег нет, чтобы нормально отремонтировать! – в сердцах сказал капитан.

  – У нас денег как грязи. Что нам в восемьдесят надо? Уже ни есть, ни пить не хочется. В молодости денег хочется, думаешь, счастье от них... – сказала Мария, – А счастья вообще нет!

  Деревенские заговорили все разом. Все хотели участвовать в ремонте памятника. Василий Васильевич стоял на своем, мол, сделаю за свой счет. Семен Игнатьевич возразил, что имя и его отца на памятнике написано.

  – Так у всех здесь отцы записаны! Чего спорить, всем своим маленьким миром будем ремонтировать. Подождите, Иванович вернется в деревню, а нас нет, поймет, где мы! Он тебе, капитан, душу за нас вынет, – сказала Мария.

  – Ты чего плачешь, Аня? – спросил Влад.

  – Да слезы сами льются, какие старики необыкновенные, смелые!

  ***

  Капитан был в растерянности, два часа он вел переговоры со стариками, они не расходились и даже решили дежурство установить, чтобы памятник втихаря не снесли. Нервы у капитана в последнее время были на пределе. Он почти год сидел безвылазно в этой глухомани. Сначала строили охотничий дом, усадьбу, потом дорогу в двадцать километров, оставалось работы совсем ничего, закончить ограждение территории. Ему не нравилась такая служба, готов был проситься на Дальний Восток, но жена уезжать из Москвы не хотела. «Надо их как-то уговорить, чтобы уступили, а то противостояние может затянуться. А, если Алексей Иванович придет, то он за стариков горой! Такого бы в министры обороны, он бы эти охотничьи домики по всей России снес! Да и какие это домики! Вон этот внутри прямо средневековый замок! Не наиграются, не наедятся, не наебутся никак!»

  Капитан отошел подальше от затихших стариков, решил позвонить своему непосредственному начальнику в Москву. Рассказал все, как есть, спросил, может, оставить этот обелиск, обойти, чем связываться со стариками? В ответ, как и ожидал, услышал мат. А уже потом приказ: «Раз уступишь, потом так и будешь уступать, земля в собственности, обелиску семьдесят лет, бесхозный, пообещай, а как уйдут, быстренько его к чертовой матери. Пусть жалуются, письма нам перешлют».

  Капитан вернулся к обелиску.

  – Позвонил? Доложил обстановку? Я тебя понимаю: приказ! Сам служил тридцать пять лет. Небось, полковнику звонил? Я сам полковник...– сказал Семен Игнатьевич. – Ты человек подневольный, а твое начальство говно. Может, нам в дальнюю деревню идти, подмоги просить?

  – Не надо...

  ***

  Алексей Иванович вернулся в деревню, удивился, что никто его не встречает, потом Женя вышла на крыльцо.

  – Где все?

  – Сама удивляюсь, я с утра ушла в Черепаново, книги люди просили. Вернулась, никого нет.

  – Пойду до памятника схожу, больше им деться некуда, – сказал Алексей Иванович, Медведь бежал впереди.

  Еще обелиск не был виден, а голоса своих стариков он узнал.

  – Иванович идет! Слава Богу! – сказала Мария. – Он что-нибудь придумает. Иванович, наезжают на нас! Памятник хотят снести! И тайно удумали. Если бы Василий с семьей не ехали в деревню, то и снесли бы.

  Василий Васильевич в первый раз увидел Алексея Ивановича. Мария рассказывала, что бывший военный в их деревне поселился, хвалила его. Василий Васильевич собирался приехать, познакомиться, но сын постоянно был занят, поездку откладывали.

  – Докладывать вам должны о своих планах! – сказал капитан.

  – А мы не уступим! – ответил Алексей Иванович, – Мы стойкие оловянные солдатики! Смотри, нервы старикам сорвешь, пожалеешь. Предупреждаю!

  – Ты в каком звании? – спросил Семен Игнатьевич.

  – Полковник!

  – Я тоже полковник!

  – И что два полковника не сможем организовать гражданских на защиту Родины? – улыбнулся Алексей Иванович. – Воспользуемся главным оружием современности – информационным, интернетом.

  Алексей Иванович достал телефон, стал в прямом эфире вести репортаж, знал, что никто не любит длинных речей в интернете, надо было уложиться в тридцать секунд:

  – Двадцать восемь мужиков из колхоза «Заветы Ильича» не вернулись с войны, погибли. В память о них стоит вот этот обелиск, деревни уже нет, сгинула, памятник оказался в чистом поле, Минобороны купило здесь земли для охоты начальства, построили огромный охотничий дом, огораживают территорию, обелиск собираются снести генералы руками подневольных солдатиков, вон они стоят. Но живы еще пятеро детей, чьи отцы погибли на фронте, им под восемьдесят, они, как вы видите, стоят насмерть, не дают снести. Давайте, выразим солидарность с ними! Пусть генералам кусок в горло не полезет, подавятся они обелиском.

  – Молодец, Иванович, сказал все правильно, – заговорили все разом.

  – Сказал пятеро детей здесь! Нет, мой тоже написан на памятнике и Семена! – уточнил Василий Васильевич.

  – Я разволновался, первый раз в прямой эфир вышел! Теперь будем ждать, капитан, твоего генерала! Через час прилетит, пока они отловят этот эфир, доложат по инстанциям. Перекусить бы, я с утра и не завтракал, а обедать пора, – сказал Алексей Иванович. – Помянуть бы ваших отцов и всех павших. Нечем!

  – Как нечем? – спохватилась Настя. – У нас с собой все есть, Влад, сходи до машины, принеси! – А мы пока траву высокую повыдергиваем, между плиток прорастает постоянно.

  Все вместе они повырывали траву около памятника, но рядом травы было столько, что надо было косить.

  – Обелиск, как корабль среди травы, плыть не может, застрял в веках, – сказал Алексей Иванович. – Надо здесь рожь посеять, колосилась бы, шумела на ветру, разговаривала бы с ними на своем языке.

  – Это я виноват, давно собирались с Владом подремонтировать памятник. Последний раз давно красили, – сказал Василий Васильевич.

  – Сделаем! – сказал Алексей Иванович.

  – Увидишь, какую сказку он из нашей деревни сделал, ахнешь. Все вместе будем памятник ремонтировать, запустили мы его, – сказала Мария.

  Закуска была, водка, а пластиковый стаканчик у Влада в машине был только один, из него и выпили по кругу, помянули своих отцов, чтобы земля им была пухом там, где они лежат.

  Капитан стоял в стороне, несколько раз у него звонил сотовый.

  – Вылетел генерал! – сказал капитан Алексею Ивановичу. – Доволен? Сто тысяч просмотров ты набрал, либерасты репосты делают и пошло гулять видео.

  – А что делать? Иногда приходится вот так поступать, чтобы выиграть. Я понимаю, спекуляции на эту тему начнутся. Мол, кричим, что в Польше, Чехии сносят памятники нашим, а сами... А что мне было делать? – ответил Алексей Иванович.

  – Летит! – закричали деревенские.

  – То ли нас расстреливать, то ли мирный договор подписывать, – сказал Петр.

  – Хватит изгаляться! – закричал капитан. – Кто вам чего сделает! Меня вы уволили, радуйтесь! Налейте водки, выпью, пока он приземлится.

  Вертолет сел метрах в ста от памятника.

  – Ветер какой дает, снесет нас на хрен с земли! – сказал Иван.

  – Сдюжим! Но какая мощь у генералов! Раз и из Москвы в глубинку, узнать, как народ живет, – сказал Василий Васильевич.

  Капитан пошел навстречу генералу, потом вытянулся по стойке «смирно», доложил:

  – Товарищ генерал...

  – Вольно! – остановил доклад генерал. – С людьми хочу поговорить, познакомиться.

  – Тебе, красавчик, лет тридцать есть? – спросила Мария.

  – Тридцать семь! – ответил генерал, при этом радостно улыбаясь.

  – И как это в такие годы можно до генерала дослужиться, какие выдающиеся у тебя заслуги перед Родиной? – спросил Семен Игнатьевич.

  – Честно служил Родине! – уже без улыбки ответил генерал.

  – Честно это как? – не унимался Семен Игнатьевич.

  – Отец, зачем нам пустые разговоры вести! Лучше по делу! Минобороны дорогу в двадцать километров построил, школьный автобус приобрел, детей в школу возят. Не оценили этого?

  – Оценили! Кто против хорошего? Дорогу вы к своему охотхозяйству строили, школой только прикрываетесь! Сокол ясный, свалился ты на нас с неба, не надо, как по телевизору говорить. Знаем, жизнь прожили: кто высоко забрался, тот врет умело. Так всегда было. Не уступим мы! Памятник не отдадим! – сказала Мария.

  – Обелиск! – поправил генерал. Ему редко выдавалось общаться с гражданскими, особенно с простыми людьми, но он считал, что хорошо знает и понимает народ. Считал, что перед начальством люди всегда робеют. При умелом, уважительном подходе всегда можно договориться.

  – Охотничий домик вас волнует? Вот вы все на заслуженном отдыхе, пенсионеры. Пенсии маленькие, понимаю, – доброжелательно продолжал генерал. – Люди, которые прилетают в охотничий домик отдохнуть, – государственные люди, они по двадцать четыре часа в день работают для вашего блага. Могут раз в месяц выбраться на природу? – он бы и дальше говорил, но Семен Игнатьевич перебил:

  – Я понял, почему ты генерал! Хватит демагогии! Мы живем давно, нечего пропаганду включать. Мы за Россию! А вы? Вот главный вопрос! Если б не воровали, мы бы жили не хуже вас!

  – Семен прав, зачем вам дома с бассейнами. Коли и поплавать не можете, бедненькие, все работаете, не спите и не едите! Хватит заливать! В раю живете при жизни, а не положено этого. Бог в рай определяет, еще получите свое! – сказал Василий Васильевич.

  – Папа, долго будем спорить, надо решить насчет памятника! – сказал Влад.

  – Девочка, ты не имеешь права меня фотографировать, выключи телефон! Я военный, объект тоже военный. Заберите телефон у ребенка! Где мать? – совсем недружелюбно сказал генерал. – Поговорим с поднятым забралом!

  – Смешной ты генерал! С каким забралом? Тысячи гектаров леса прихватили, огораживаете для своей охоты. Ты не способен на честный разговор. Но мы не идиоты, понимаем: плетью обуха не перешибешь. Памятник не трогайте и разойдемся красиво. На твою должность очередь стоит, а нас дальше фронта не пошлют. Нам некуда падать, мы на земле стоим, родных высокопоставленных не было никогда. Народ нужен в Отечественную, в Афганистане, Чернобыле. Из твоего рода там никого не было, уверен. Войну в Караганде отсиживались? – спросил Семен Игнатьевич.

  – Некорректный разговор! Я прикажу, вас с земли выдворят!

  – Попробуй! Потягаемся силами с родной армией! Страху ты на нас нагнал! Берем его, ребята, в кольцо, так ведем до деревни, а потом в бане закроем, пусть посидит на гауптвахте на воде и хлебе, – сказал Алексей Иванович и старики стали окружать генерала.

  Капитан онемел от происходящего. Он не знал что делать.

  – Капитан, зови солдат! – закричал генерал, пытаясь вырваться из рук стариков.

  – Что драться со стариками? Я такого приказать не могу! – сказал капитан. – Люди добрые! Отпустите вы его! А вы, товарищ генерал, отдайте приказ: памятник не трогать. Забор отнести метров на сто. Может, еще и денег выделите на ремонт памятника?

  – Молодец капитан, но генералом не станешь! Денег от него на ремонт не возьмем. Нашим отцам памятник, сами все сделаем, решай, генерал! – сказал Василий Васильевич.

  – Не советую с нами связываться, мы тебя повалим и на твоем красивом личике фингалов наставим! Мы не каратаевы! Время другое, нас шариковыми зовут! Наслушались от элиты всякого, – сказал Владимир.

  – Да отойдите! Капитан, оставьте памятник! – сказал генерал, все время отряхивая свой мундир, будто его и, правда, повалили на землю. Ему было неприятно, что старики так близко к нему подошли, касались его мундира своими руками.

  – Замарали мундир? – съязвил Алексей Иванович. – Капитан, генерала до борта сопроводи, тут земля неровная, ковровых дорожек нет.

  ***

  Пошли к деревне. Мария шла и все повторяла:

  – Как хорошо, когда народу много! Все собрались! – И тут она стала оседать на землю. Семен Игнатьевич, который шел ближе всех, подхватил ее, Влад подоспел. – Сердце прихватило, ноги не держат, – сказала Мария. – Понервничала, забыла, что мне восемьдесят, показалось, молодость вернулась. Поддержите минуточку, очухаюсь.

  – Может, ее на землю положить? – предложила Настя.

  – Не надо! Хорошо, что Семен меня поддержал, а то упала бы, поломалась. Отпустит. Испугались? Так мне ж лет много, а я еще козу пасу. А вот что они делают! Как господь на это смотрит!

  – Генерала сегодня снимут, – сказала Аня.

  – Я думаю, капитана снимут, но когда-нибудь и до генералов дойдет, – подтвердил Алексей Иванович, – правильно, Аня, мыслишь: оптимизм лучше пессимизма.

  – Скоро теплых мест на всех не хватит, – сказал Василий Васильевич.

  Они шли по деревне, Настя, Василий Васильевич не сразу осознали, как изменилась Лукьяновка, остановились в изумлении.

  – Заметили! Ну как? – улыбаясь, спросила Мария.

  – Думал брежу, как это возможно! Все новое! Неужели срубы новые ставили? – Василий Васильевич никак не мог поверить, что это его Лукьяновка, такая ухоженная, красивая.

  – Нет, срубы и старые хороши оказались, я бревна компрессором шлифанул, заборы старые убрали, крыши новые, наличники, крыльца, – рассказывал Алексей Иванович и чувствовал, как приятно ему говорить об этом.

  – А внутри! Ремонт полный произвел, туалеты у нас био называются, так Иванович? И телевизоры плоские, современные, сто программ можем смотреть, но смотрим две. Остальные говно. Все про жизнь трудную богатых и знаменитых, – говорила Мария. Она была счастлива, что родственники увидели и оценили изменения в деревне.

  ***

  – А Женя где? – спросил Василий Васильевич, он забеспокоился, что Жени нигде нет. – Случилось что?

  – Нормально! Она с утра книги в ту деревню понесла. Ты же знаешь, как школу закрыли, то часть книг из библиотеки школьной, хотели выбросить, а она взяла их домой. У нее и своих полон дом! А в той деревне теперь школьников восемь, фермеры по всем фронтам работают, – засмеялась Мария.

  – Могли бы сами прийти за книгами, раз им нужно, ей семьдесят семь лет, чего ей-то ходить? – недовольно пробурчал Василий Васильевич, но от души отлегло.

  – Ей в радость! На ногу она скорая! Если кому книга надобиться, то готова на край света бежать! Не от мира сего, хорошая! – сказала Мария.

  – Вот-вот, не от мира сего, – сказала Настя.

  – Ревнуешь до сих пор? – засмеялась Мария. – Она его всю жизнь любит! Что ты поделаешь!

  – А я? Мы с ним пятьдесят лет прожили, двое детей! Она его любит! Не ожидала от тебя, Мария! – сказала Настя и пошла вперед, обидевшись.

  – Настя, ты ему жена, чего обижаешься! Женю жалко. У нее жизнь не сложилась, у нее ничего не было. Он же от тебя налево не бегал к ней. А любить ты ей не запретишь, имеет право, – сказала Мария.

  – Обидно! – ответила Настя.

  – Она добрая-добрая, ну вот ни на сколечко зла никому не сделала. Не гневи бога! – ответила Мария.

  – Святая! – не унималась Настя. – Как приедем, она с крыльца не сходит, все пожирает его глазами. Она худенькая, а я толстая! Вдруг он о ней думает? Я всю жизнь живу с этим!

  – И пусть думает! Каждому романтика нужна для поддержки, – сказала Мария.

  Василий Васильевич слушал этот разговор молча, но не выдержал:

  – Настя, ты дура! Я виноват перед ней, уехал в город, предал ее, она замуж не вышла. Чего ты ее теперь судишь?

  – Будешь мне выговаривать! Давай, дети большие, можешь к ней уходить!

  – Совсем сдурела!

  – Вон уже ждет тебя на крыльце! Иди! – сказала Настя, и Василий Васильевич увидел Женю, которая стояла на крыльце своего дома.

  Он пошел к ней.

  – Здравствуй! – сказал Василий Васильевич.

  – Здравствуй! – ответила Женя.

  – Как поживаешь? – спросил Василий Васильевич.

  – Все хорошо, Василий! Откуда вы все вместе?

  – Памятник военные собирались снести, мы отстояли! Генерал прилетал, слово дал! Женя, я все хотел у тебя прощения попросить...

  – Проси...

  – Я переживаю, что ты замуж не вышла.

  – Встречаться надо для любви, для остального есть книги. Цветаева сказала. Ты не виноват ни в чем. Голос твой забывать стала, говори что хочешь, послушаю...

  – Будь здорова!

  – И ты! – он пошел, потом оглянулся, она смотрела ему вслед.

  ***

  – А обедать? – сказала Мария, увидев, что все расходятся по своим домам. – Я куриного супа наварила.

  Мария теперь каждый день варила что-нибудь из первых блюд. Алексей Иванович попросил, сказал, не может без жиденького, а готовить не умеет, да и старикам супчик не помешает. «С дорогой душой, – ответила Мария, – это для себя не хочется, а для общества с удовольствием». – «И я такой, для себя бы ничего не делал, хорошо, что к вам попал, жить хочется». И повелось у них: к двум часам дня на обед собирались к Марии, разговаривали, хвалили Марию, как вкусно она готовит. После таких слов у нее сил прибавлялось. Раньше ночами, когда не спалось, она разговаривала с покойным мужем, жаловалась на одиночество, а теперь говорила, что дел много, ничего не болит, на душе светло, как в раю.

   Нынче от обеда все отказались.

  – Полежать надо, трудный бой выиграли. А к трем Иванович обещал, коня привезут, – сказал Петр.

  Влад с Василием Васильевичем собирались ехать в сельскую администрацию. Семен Игнатьевич сидел на лавочке около дома Марии и думал: «Вот так бы пожить, без зависти, злобы, уехал бы сюда. Все знакомые, Алексей Иванович, если что, в обиду не даст, попроситься, может, примут». Медведь лежал у его ног, и от этого на душе было так спокойно, как не было никогда в жизни. «Какой ты красивый, как ты лаял на генерала! Ты защитник!» – сказал Семен Игнатьевич, собака встала, положила свою большую голову на колени Семену Игнатьевичу, выражая свою любовь.

  – Понравился ты ему, – сказал Алексей Иванович, – Он всех любит, а Марию! Раньше сухой корм ел, а сюда приехали, Мария его избаловала! Котлетки для него жарит, я ругаюсь, а он тогда на меня обижается и все норовит к Марии в дом попасть.

  – Алексей Иванович, рад знакомству с тобой! – сказал Василий Васильевич. – Мария рассказывала, хвалила тебя, что ты сделал со стариками, деревней! Спасибо!

  – Они для меня больше сделали, я нужным себя почувствовал! – ответил Алексей Иванович, они пожали друг другу руки.

  – Мы только до сельской администрации доскочим и назад, – сказал Василий Васильевич.