Текст книги "Красное и Белое (СИ)"

Автор книги: Ольга Чулкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

  КРАСНОЕ & БЕЛОЕ

  Вечером Василий Васильевич решил прогуляться, дошел до парка, народа почти не было. Посмотрел на плавающих в пруду лебедей, пожалел, что не взял с собой никакой еды для них. Обычно вечерами гулял с другом Семеном Игнатьевичем, но уже шесть дней тот не отвечал на звонки, приходил Василий Васильевич и к подъезду дома, в котором жил Семен Игнатьевич, звонил по домофону, но и это не давало результата. Василий Васильевич беспокоился, шума пока не поднимал, думал, что друг уехал погостить к дочери в Германию. Решил еще дней пять подождать, потом уж действовать. Василий Васильевич и не надеялся в свои семьдесят семь лет обрести друга. Раньше было много друзей, с одними жизнь развела, другие умерли. А как-то вышел в свой двор и случайно встретил Семена. Оказалось, что он уже почти год живет в их же дворе, единственном девятиэтажном доме в окружении пятиэтажек. Они были из соседних деревень, дружили мальчишками, потом уехали учиться и пути разошлись. Семен дослужился до полковника, полгода назад похоронил жену, а еще раньше они с женой продали свою трехкомнатную квартиру, переехали в однокомнатную, в эту девятиэтажку. Дочь Семена почти в пятьдесят лет первый раз вышла замуж за своего одноклассника, который давно жил в Германии, но своего жилья у него не было. Вот Семен с женой и решили продать свою большую квартиру, купить для себя маленькую, а вырученные от продажи деньги и все накопления отдать дочке с зятем для покупки небольшой квартирки в городе Росток. Встретились друзья юности в тяжелый для Семена Игнатьевича момент, после смерти жены он никак не мог он прийти в себя, сидел дома, выходя только в магазин. Василий Васильевич уже возвращался домой с прогулки, услышал:

  – Васильевич, ты?

  – Я, коли признал в темноте! Здравствуй, Семен! Давненько не встречались! Я думал, что ты умер!

  -Тебя переживу!

  -На здоровье! Я сказал, что думал, что ты умер, теперь вижу: живой! Но ты же о себе весточки не подавал, разведчик!

  -В Германию ездил, гостил у дочери. Там хорошо! Они законопослушные.

  -Ух ты! А чего там хорошего?

  -В магазинах еды... Дороги хорошие. Все аккуратно подстрижено.

  -У нас еды мало?

  -Нет, там деликатесы...

  -Какие?

  -Разные!

  -Скажи какие, хочу понять.

  -Ну тебя, сказал, как сказал.

  -Как ты увидел, что они законопослушные? Сначала на Европу строем пошли, потом на нас!

  -Какой ты приставучий.

  -Чего не остался, если так хорошо? Дочери твоей полтинник, мужу ее столько же, детей нет и не будет уже, пусть бы за тобой поухаживали! – сказал Василий Васильевич.

  Семен Игнатьевич молчал.

  – Не сердись. Давно приехал? Я и не знал, что думать.

  – Сегодня утром. Не сказал, ты ж опять начал бы свою пропаганду, – ответил Семен Игнатьевич.

  – Не обижайся, я от души, о тебе думаю. Ты полковник, уважаемый человек!

  – Кем уважаемый?

  – Мною, тебе этого мало? Чего ты все денежки в Германию посылаешь? Пенсия хорошая, а экономишь им на деликатесы.

  – Дружи с тобой! Все осуждаешь...

  – Семен, я правду говорю, никому не нравится! Уродился я таким, что теперь делать?

  – Жить там я бы не смог, у нас свободно, ширь какая-то, не могу объяснить. Вот тебя встретил и разговор... Все у них справно.

  – Но не хватает твоих денег! Ежемесячно ты им семьсот евро отсылаешь? Сам колбасу подешевле покупаешь, выпить не можешь себе позволить. Чего ты их не построишь?

  – У них квартиры не было. Мы хотели помочь, все деньги отдали, переехали в эту. Считали, что она из-за нас замуж долго не выходила, не могла нас оставить. Камень на душе лежал. А зачем мне деньги в семьдесят девять лет? Я рад за дочь, она счастливая. Мужу угождает, боится его потерять. Я говорил, мол, нельзя так, не показывай, а то найдет другую. Молчит, неприятно ей. Значит, искал меня, Василий?

  – Как не искать, если пропал?

  – Спасибо! Я совсем завял, Нину вспоминаю! С ней точно знал, зачем на свете живу, вернее и не задумывался об этом.

  – Брось ты эти сопли. Никто не знает, зачем живет. Твоя Нина никуда не делась, ты о ней сто раз в день вспоминаешь, с тобой она.

  – Одиночество такое бывает, ужас! Я в Германии тебя вспоминал, думал: вот бы с тобой прогуляться у Рейхстага.

  – Ты в Берлине был?

  – До Берлина поездом, а там они меня встретили на машине. Я попросил до Рейхстага отвезти.

  – Надписей нет?

  – Что наши писали, когда Берлин взяли?

  – Ну да.

  – Сам знаешь! Чего спрашиваешь? Кусочек оставили, для декорации. Я стоял и пытался представить, как радовались наши! Война закончилась!

  -Мать рассказывала, как люди в деревне радовались: плакали, танцевали, пели. Я ничего не помню, мне два года было, – сказал Василий Васильевич.

  – Мне четыре, тоже не помню. 20 мая мать похоронку получила: пал смертью храбрых в боях за Берлин. Общие воспоминания остались, как в тумане. Я боялся, что она умрет, один останусь, – сказал Семен Игнатьевич.

  – Мать рассказывала, что отец пропал без вести под городом Торгау, это на Эльбе. Ему двадцать лет было. Мне уже семьдесят семь! Каково в двадцать в бой идти, понимать, что убить могут? – сказал Василий Васильевич. – Мать сниться стала, может, время мое подходит. Голос ее слышу: «Я люблю тебя, Василий!».

  – Кого же ей любить! Помню ее, красивая женщина была, а замуж не вышла.

  – Отца всю жизнь любила. Какие женщины были, целое поколение! Твоя мама тоже замуж не вышла. Мужиков мало было, сгинули на войне, но другие устраивались. А наши и не пробовали. Маму убивали слова: пропал без вести. Молилась, надеялась, что он жив. Один раз я подслушал, в школе уже учился, она просила у Бога весточки, где похоронен, на могилку съездить. Успокоилась, когда в пятьдесят третьем на центральной усадьбе колхоза памятник павшим односельчанам поставили, имя моего отца на нем было написано. Первый год, как не устанет на работе, а каждый день ходила из Лукьяновки на центральную усадьбу к памятнику, вечером, чтобы люди не видели. Меня не брала, но я шел за ней, беспокоился.

  – И моего отца имя там, двадцать семь мужиков из нашего колхоза не вернулись с войны.

  – Такой разговор на ночь глядя, опять до рассвета не усну, – сказал Василий Васильевич.

  – Отоспимся!

  – Обелиск надо ремонтировать, я два года в деревне не был, вокруг уже травы по пояс.

  – А я тридцать лет, как мать забрал, так и не был в тех краях, в Лукьяновке хоть люди живут, а Кондратовки, центральной усадьбы, нет. Вот странно-то! – сказал Семен Игнатьевич.

  – Красивая деревня Кондратовка была, недаром центральной усадьбой колхоза сделали! Не свели бы деревню на нет, обелиск не был бы бесхозным. Что говорить, все идет, как идет, поперек течения не встанешь.

  Разговаривая, Семен Игнатьевич и Василий Васильевич дошли до двора, пожали друг другу руки, каждый пошел к своему дому. Василий Васильевич дошел почти до подъезда, обернулся, окликнул Семена:

  – На обед завтра приходи, Настя борщ сварит!

  ***

  Ночь Василий Васильевич спал плохо, мысли о прожитой жизни, о матери лезли в голову, никак не мог от них отвязаться. «Говорят, в старости время быстро идет, неправда, это в молодости дни мелькают, и не замечаешь, как старость пришла, а сейчас тянутся, тянутся дни, а ночи особенно», – думал он, решив, что пора вставать, нечего лежать попусту. В комнату вошла Настя:

  – Долго будешь бока належивать? – спросила она.

  – Тебе какое дело? Не належал я жиру, а вот ты...

  – Говори, говори, у тебя язык, что помело. С утра скажи мне, что я толстая. Радоваться целый день буду!

  – А чего про мои бока?

  – Для разговора, не со зла же, сам знаешь, что худой и длинный!

  – Высокий я, а не длинный! Можешь на завтрак драники сделать?

  – Не ресторан, заказы от тебя, алкоголика, принимать. Не обслуживаются такие!

  – Пятьдесят лет вместе, а ты все зу-зу-зу, как моторчик не поломается. На пустом месте скандал затеяла. Хочу пью, хочу не пью. Трудно пенсионерам, ненужным ощущаю себя

  – А как я трезвая живу? И присесть некогда бывает. Ненужный он! Сын с нами живет, дочь есть, зять, внучка и я! Одинокие тебе бы позавидовали!

  – Я не про семью, обществу не нужным себя ощущаю. Хорошо на работе, дело делаешь.

  – До ста лет работать?

  – Если в силе, то почему бы и нет? Меня спина подвела, а так я бы работал и работал. Где только не работал, а по заводу скучаю, там дух особый был.

  – Завода нет, а он по нему скучает! Скоро пенсию будут в сто лет платить, к тому идет, науправлялись страной!

  – Ох, Настя, любишь ты все вывернуть. Я про другое, человеку в любом возрасте надо значимость свою чувствовать.

  – Чувствуй! Иди завтракать, я драников напекла.

  – Настя, ты не женщина, бог! Мысли мои читать научилась! Спасибо! Ночью не спалось, маму вспоминал, деревню, вот и захотелось драников.

  Настя убрала постельное белье в тумбочку, собрала диван, застелила его меховым пледом. Василий Васильевич был из тех мужиков, за которыми надо было ухаживать. Если бы не жена, то ходил бы в одних брюках и рубашке, забывая поменять, в комнате был бы беспорядок. Настя, хотя и ворчала, а все делала сама. Забирала грязную одежду, стирала, гладила, покупала обновки на глаз и ни разу не ошиблась. Василий Васильевич всегда выглядел опрятным и даже стильно одетым. Три года назад они перестали спать в одной комнате. Василий Васильевич любил вечерами читать, засиживался за полночь, а Настя ложилась рано и вставала ни свет ни заря. И как-то засиделся он в зале за книжкой, решил не беспокоить жену, лег на диван. С тех пор стали они спать порознь.

  Пятьдесят лет прожили они вместе. Поженились, когда им было по двадцать семь. У Василия Васильевича была в деревне девушка Женя, любили друг друга. Василий писал стихи, мечтал поступить в литературный институт. Мать любила слушать, как он читает стихи, но считала, что нужно иметь серьезную профессию. А вот Женя говорила: «Василий, ты станешь знаменитым поэтом». После окончания восьмилетки, мать сказала:

  – Рассчитывать тебе не на кого. Сколько я проживу, один Бог ведает. Но Женя не для тебя. Вы одинаковые, в облаках летать любите. А как детей растить, о доме заботиться? Будете книжки по разным углам читать. Пиши стихи, кто мешает, но поедешь в областной центр, в техникум электрический поступать.

  Василий засмеялся:

  – Электронных приборов?

  – Этот. Выучишься, иди на завод работать. Женись на такой женщине, с которой детей поднять сможешь.

  Василий поступил в этот техникум, Женя в педучилище, в их районе. Виделись по воскресеньям, в деревне. Василий видел, какими глазами смотрела на него Женя. Он при встрече спрашивал, как дела, она всегда отвечала, что хорошо, обменивались еще парой ничего не значащих фраз и расходились. После окончания техникума Василий получил распределение на завод, большой – восемь тысяч работающих. Она вернулась домой, работала учителем в начальной школе. Василий всегда знал, что она любит его, ему было приятно. Он повзрослел, жениться не собирался, участвовал в поисковых экспедициях по перезахоронению павших в годы Великой Отечественной войны. Директором завода был хороший мужик, отряд поисковиков он обеспечивал всем необходимым, ребята по полтора месяца находились в лесах. В одну из экспедиций с ними поехала Настя, повар заводской столовой. Ребята шутили, что она Василию порцию побольше накладывает.

  – Толстым будешь, откормит!

  – Не в коня корм, – отшучивался он.– Я в батю, мать говорит.

  Поженились они после окончания поискового сезона. Приехал к матери в деревню картошку копать с молодой женой. Настя была высокой, дородной, за словом в карман не лезла, но не злой. Матери понравилась. «Будешь, как за каменной стеной»,– сказала мать. Женя узнала, что он приехал с женой. Поздравила с женитьбой, он чувствовал: больно ей. Настя спросила: «Твоя бывшая?» Василий ничего не ответил. «Добрая, но не от мира сего, любить тебя будет вечно», – сказала Настя. Василий опять ничего не ответил. Насте он никогда не говорил о любви, даже на пятидесятилетии свадьбы, когда тост говорил, пожелал Насте здоровья и только. Дочь вмешалась:

  – Папа, скажи, что любишь маму, пятьдесят лет вместе!

  – Я жену не предавал, честь семьи берег! Твой, небось, в любви клялся, а сам взятки брал со студентов. Это не любовь!

  – Василий, куда тебя вечно заносит! – сказала Настя, а дочь хватала ртом воздух и ничего не могла выговорить от неожиданности, а потом выпалила:

  – Сколько он взял! А отсидел четыре года! Миллиарды воруют, а их на новые должности назначают!

  – Мне до тех не дотянутся, а то бы я быстро в стране порядок навел. Но он-то член моей семьи, зять!

  Зять молча пошел к выходу, дочь налила себе рюмку водки, выпила и тоже пошла к выходу. Внучка Вероника сидела молча, но на глазах были слезы. Сын Влад делал вид, что ничего не произошло. Василий Васильевич винил себя за скверный характер, но никогда не мог удержаться, лепил правду. Немного погодя зять с дочкой вернулись за стол.

  – Не лезьте вы в нашу жизнь! Я отсидел четыре года за двести пятьдесят тысяч рублей! – сказал зять.

  – Так ты доцент! Преподаватель! Чем хвастаешь? Мало взял, много дали? – распалился Василий Васильевич. – Чего тебе не хватало? Все у вас было.

  – Что все? Машина, квартира! Сорок тысяч получал! Я дом хочу! В Америке я бы дом имел, копейки не считал! – кричал зять.

  – Вали в Америку! Там таких хватает, устроишься посуду мыть!

  – Мне хочется, чтобы у нас справедливо платили! Чего мы так живем?

  – Дурак ты, Антон, скажи, почему никогда у нас не жили, как в Америке? Ни до революции, ни после! Не жили же! А чего теперь все хотят, как в самой богатой стране мира! Чего не мило на родине? Будешь вспоминать свое доцентство, не можешь же никуда устроиться, – Василий Васильевич так завелся, что Влад увел отца в другую комнату, беспокоясь о его сердце.

  – Пусть бы они все свалили, куда им надо, отсосались от России, не бедные кричат, обеспеченные!

  – Хватит, папа, людей строить! Никто не святой! Пусть кричат! Подумай о здоровье, ты прямо ни о чем другом не думаешь, зациклился, – сказал Влад.

  – Я не святой, грешный...

  – Хорошо, критика началась. Пить ты стал много!

  – За свои, еще и угостить могу! У меня пятьдесят семь лет трудовой стаж. Я не жалуюсь на жизнь.

  – Внучка без квартиры! А могли бы ей помочь купить. Сколько ты на пиво, сигареты тратишь! – вмешалась в разговор Настя.

  – Разбегусь все деньги тебе отдавать!

  – Так мужья не поступают!

  – Считай, что не муж я! Влад тебе всю зарплату отдает, феномен, а не сын. Почти сорок лет, детей своих пора иметь! Куда бабы смотрят!

  – Я деньги Влада берегу, ему тоже квартира нужна.

  – Я с вами всегда буду жить, мне нравится, – сказал Влад, – Хватит отношения выяснять.

  ***

  Позавтракав Василий Васильевич решил пойти в магазин за пивом. Потом вспомнил, что пригласил Семена на обед. Крикнул жене из прихожей:

  – Настя!

  – Раскричался, я на балконе, чего тебе?

  – Иди сюда, кричать, что ли будем.

  – Кричите громче, а то соседи не услышат, – сказал, выходя из своей комнаты, Влад.

  – А ты уже тапочки надел и работаешь! Вот времена! На работу ходить не надо, – Василий Васильевич любил сына, постоянно его подначивал, переживал, что тот не женат, постоянно меняет места работы. До этого работал в хорошей фирме, ушел в один день, сказал, что надоел начальник, гнобит всех. Хотел поехать в Москву, айтишники везде нужны, передумал. Василий Васильевич был уверен, что Влад не захотел их одних оставлять. Нашел работу на удаленке и радовался, что с начальством встречаться не надо. Когда Василий Васильевич не смог больше работать по состоянию здоровья, то Влад, чтобы отец не унывал, создал ему странички в Одноклассниках, Фейсбуке.

  – Его только в сетях не хватало! – сказала Настя.

  – А я смогу? – поинтересовался Василий Васильевич.

  – Ничего особенного, я покажу. Не понравится общение, будешь фильмы через интернет смотреть. Скучно не будет!

  Василий Васильевич легко освоил интернет, Влад отдал ему свои старые компьютер, смартфон, он фотографировал, выставлял на свою страничку фотографии города. Первое время увлекся, день проходил незаметно, а потом интерес пропал.

  – Чего перестал выходить в интернет? – спросил Влад.

  – Надоело читать, как все у нас плохо, плешь проели. Уверен: живут лучше меня, а жалуются! А историю полощут! У всех стран славная история, а у нас кровавая! Тошно мне. Пробовал спорить, так они меня выжившим из ума называют, советским быдлом, я потом ночь не сплю.

  – Забей на них! Многие за деньги пишут, а многие просто ненавидят Россию. Им хоть яхту дай, а все плохо будет, родились с ненавистью в душе. Люди все обеспеченные, но боятся туда ехать, там не заработают таких денег. А власть много поводов дает для критики.

  – Согласен, но слишком уж они обнаглели. Чем больше живу, тем меньше верить стал поэтам, артистам. Я стихи в юности писал, ездил в Москву на поэтические вечера в политехнический институт. Для моего поколения кумиры! А сейчас я многих из них предателями считаю, им все денег мало было...

  – Я смотрел интервью с Окуджавой незадолго до его смерти. Спрашивают, мол, чего хотите? Ответил, чтобы платили побольше! А ведь не нуждался. Сейчас большинство заражено: денег мало, денег надо. На все готовы из-за денег. Вам труднее было, но идеалы были, – сказал Влад.

  – И остались, но нас же с землей равняют. А этого диссидента, который в Англию уехал, помнишь? Английское правосудие его арестовало, помер, не успели осудить. Семнадцать лет собирал коллекцию детской порнографии! А у нас он знамя борьбы за свободу и демократию. Негодяи, до расчлененки доходят, а плюй в глаза – божья роса. Свою мораль и навязывают. Интернет заполонили.

  – Я тебе другие группы покажу, – сказал Влад.

  – Ура-патриоты не интересны. Тошнит от них.

  .– Тебе не угодишь! Хорошо, что мама вне политики, дом на ней держится. А ты правду все ищешь.

  – Все ищут, у всех она своя. Справедливости в обществе нет, но чтобы деньгами все так были озабочены, это мозг мне выносит.

  – Не принимай близко к сердцу, правда свое возьмет.

  – Лет мне сколько! Не доживу! Ладно, что говорить, без толку. Я Насте не сказал: Семена на обед пригласил, на борщ. Жаль его, один, бедолага.

  – Всех тебе жаль! Полковник ФСБ в отставке, пенсия тысяч сто!

  – Семьдесят! Вот и ты на деньги меряешь! Он один, дочь отрезанный ломоть, у нее теперь муж, а от папы только денежки нужны. Он это понимает, из Германии вчера вернулся! Нет у него денег, все в Германию шлет.

  – Не пьет?

  – Я его вытащил!

  – Вместе пьете, – пошутил Влад.

  – Он пил по-черному, хотел умереть после смерти жены. А сейчас мы по паре баночек пива, но вдвоем, в штопор не войдем, разговариваем. Сделай ты Семену интернет!

  – Пусть вызывает мастера, а дальше помогу, страничку ему сделаю.

  – И провод к телевизору протянешь, чтобы мог он фильмы онлайн смотреть?

  – Нет проблем, с дочкой сможет по скайпу общаться, У него смартфон?

  – Нет, старенький...

  – У меня есть смартфон запасной, не пользуюсь, отдам ему, – сказал Влад.

  – Василий, чуть не забыла, рано утром Мария звонила, в сельсовет письмо пришло на твое имя. Позвони ей! – сказала Настя.

  – Сельсоветов уже давно нет, сельские администрации. Письмо! Странно, никогда я писем не получал. Ошибка, наверное, – ответил Василий Васильевич и стал звонить Марии, которая была дальней родственницей, жила в его родной деревне Лукьяновке.

  ***

   Мать Василий Васильевич забрал из деревни сразу, как она вышла на пенсию. Не думал, что согласится, предложил, а она и обрадовалась. «Одиноко ей было, я, дурак, не понимал!» – Василий Васильевич чувствовал вину перед матерью: мало уделял внимания, редко приезжал. У Василия Васильевича не было своей машины, попросил перевезти мать из деревни в город соседа по лестничной площадке. Приехали, погрузили вещи, которые мать приготовила, тронулись в путь.

  – Василий, пусть остановится у обелиска, попрощаюсь! – сказала мать.

  – Чего прощаться? Приедем еще не раз, – ответил Василий.

  Мать постояла у обелиска, а потом заплакала и сказала:

  – Простилась!

   Через полгода врач диагностировал у нее рак, от операции наотрез отказалась:

  – Василий, я нажилась, не обижайся, плохо мне без него было, только из-за тебя выжила, когда получила известие, что пропал твой отец без вести. Долго верила: жив! Теперь уже не верю, душа выгорела.

  Василий Васильевич знал из рассказов матери, что были они из одной деревни, полюбили друг друга в партизанском отряде. Отца в отряд взял его дядя, который был партийным работником, ему поручили организовать партизанский отряд. В сорок втором году партизаны отбили девять молодых людей, фашисты собирались их угнать в Германию.

  – Считай, он меня освободил! – рассказывала мама.

  – Ты сразу влюбилась в отца? – спрашивал Василий.

  – Мы же знали друг друга, а тут как-то иначе увидела его, влюбилась. Командир нас застал, ругался, потом следить за нами стал, поздно я беременной оказалась. Берегли меня в отряде, тяжелой работы не давали. Родила с испугу! Такая канонада началась, наша армия наступала! А потом командир вошел и спросил: «Кто родился?». Узнал, что мальчик. «Наталья, ты первого ребенка родила на освобожденной земле!». Я поняла, что район от фашистов освободили, но война же не закончилась. И мне, и Василию уже по восемнадцать было в сорок третьем году, командир нас записал, как мужа и жену. Отряд уходил с действующей армией, я сказала, что назову тебя в его честь Василием. Он просил фамилию его дать: Петров и не уезжать никуда, чтобы он найти мог, когда война закончится. Оказалось, его не найти никогда.

  ***

  – Настя, забыл сказать: я Семена на борщ пригласил.

  – Сегодня?

  – Через неделю! Конечно, сегодня!

  – Расприглашался! Иди за бурачками в магазин. Мне некогда, иначе суп будет.

  – Что тут идти, схожу. На бурачки денег давай!

  – Они дешевые, обойдешься!

  – Я честно тебе деньги отдаю, моя заначка – это моя! Тебя в Чернобыле не было!

  – Совесть не заела? А сколько лечился после Чернобыля, и я не при чем? Я, что, тебе пива не могу купить или жадной когда была? Обидно мне, что подначиваешь!

  – Ты сварливая!

  – Это ты про маму? Не обижай ее, – выйдя из своей комнаты, сказал Влад.

  – Кто ее обидит, тот и дня не проживет! А я с ней пятьдесят лет живу. Мы просто разговариваем! Сколько бурачков покупать?

  – Средненьких штучки четыре, больших не бери. Марии позвонил?

  – Да! Ей глава сельской администрации звонил, знает, что мы родня. Письмо пришло на мое имя, Мария дала его телефон .

  – Звонил?

  – Нет, письмо какое-то дурацкое, зачем оно мне?

  – Ну, конечно, им, дуракам, делать нечего, как только тебя разыскивать! Как оболтус поступаешь, привык за моей спиной жить.

  – Ты за меня работала, боролась за права, когда в девяностые завод опускали?

  – Я про быт говорю! А права вы так отстояли, что на месте завода сейчас торгово-развлекательный центр. Зарплату вам за четыре месяца так и не заплатили, а уже двадцать пять лет прошло!

  – Что вспоминать! Директор завода в шоколаде! У него свой бизнес, дома построил себе, двум сыновьям. Гнида! Если бы наш директор не умер в девяносто четвертом от инфаркта, то этой гниде никогда бы директором не стать!

  – Все сволочи на плаву, – не отставала Настя,– ваш директор, что на заводе руки нагрел – в областной думе главный, председатель! Вся власть – одна шайка-лейка. А ты защищаешь власть!

  – Думай, что говоришь! Я с этим на одной поляне срать не сяду! Я не власть, родину от поганцев защищаю. Хотят сравнять нас с землей! Агрессивные, злые. Чего при советах их не было!

  – Всегда были! Ты не замечал! – сказал Влад.

  – Откуда тебе знать! Ты родился в восемьдесят втором!

  – Папа, давай не будем, сердце побереги! А то прямо зациклился на них.

  – Чего уж беречь, сколько осталось! Хуже старости ничего нет, хотя бы ты внучка или внучку родил, я бы гулял, сказки читал, нужным бы себя чувствовал!

  – Василий, звони в администрацию! Мне интересно, что за письмо, – сказала Настя, ей не нравился разговор, переживала за сына, что никак у него не складывалась личная жизнь.

  Василий Васильевич набрал номер, который дала Мария. Женщина сообщила, что главы нет, а, когда Василий Васильевич представился, сказал о письме, попросил его прочитать, она отказалась, сообщила, что письмо из инюрколлегии.

  Настя стояла рядом, слушала разговор.

  – Отказалась вскрыть конверт и прочитать письмо,– сказал Василий Васильевич.

  – От кого письмо?

  – Инюрколлегия написала!

  – А что это?

  – Настя, откуда мне знать! Лучше бы не звонил, теперь думать буду, – раздраженно сказал Василий Васильевич. Он не любил неожиданностей, которые нарушали привычный образ жизни. Вроде и делать было нечего целыми днями, но своеобразное расписание существовало и начинало свербить, если что-то шло не по плану. В свои семьдесят семь он почти потерял связи с окружающим миром, не было работы, друзей, корил себя за дурной характер, неумение ладить с людьми, излишнюю категоричность. Стационарный телефон у них стоял в прихожей, Василий Васильевич после разговора так и стоял в прихожей, пытаясь понять, откуда письмо. В дверь позвонили, открыл, на пороге стояли соседки, одна со второго этажа, жена генерала в отставке, вторая – жена анестезиолога.

  – Подпишите письмо президенту! Крыльцо разваливается, ходить опасно, – сказала жена генерала.

  – Президенту про крыльцо! Ну, вы, дамочки, даете! – громко засмеялся Василий Васильевич. – Трампу или Путину?

  – Издеваетесь? Мы уже всюду писали! Все денег нет. Пусть президент чинит! – голосом жены генерала сказала генеральша.

  – Президенту делать нечего, завтра приедет, починит, вас устроит? Я думал, уже удивиться не смогу! – засмеялся Василий Васильевич.

  – Бардак в стране! Воруют, вот и денег нет! – жена анестезиолога разговаривала с Василием Васильевичем свысока.

  Эти семьи давно не жили в подъезде, купили дома в престижном районе, а квартиры оставили про запас. «Наверное, продавать квартиры надумали», – решил Василий Васильевич.

  – В стране бардак, согласен! Твоему генералу девяносто тысяч пенсию платят! И солдаты раньше на него пахали, ремонты вам делали. Это хорошо было? Чего не жаловалась президенту? А твой анестезиолог со всех деньги вымогает перед операциями. Все вам мало! Дом построили, дочери квартиру купили в Санкт-Петербурге, эта квартира в запасе, все вам мало, все плохо. Сами бы сбросились на два мешка цемента, твой сын и мой за два часа крыльцо отремонтируют! – сказал Василий Васильевич и закрыл дверь. Он слышал, как соседки громко возмущаются.

  В дверь позвонили, Василий Васильевич думал, что вернулись с ним доругиваться, оказалось Настя, он и не знал, что ее нет дома.

  – Что ты им сказал! Они прямо не в себе! – спросила она.

  – Зажрались, совсем обнаглели! Письмо президенту просили подписать, чтобы он крыльцо отремонтировал! Все им не так!

  – А ты не хочешь жить лучше? – спросила жена.

  – О яхте мечтаю, уплыть от вас всех, может, соскучитесь?

  – Уймись ты других судить! О своей душе подумай! – сказала Настя и прошла на кухню.

  – Я свои грехи знаю! – сказал Василий Васильевич. В последнее время он все думал о том, что матери мало внимания уделял и чувствовал свою вину перед Женей, она так замуж и не вышла, любила его всю жизнь. Сколько раз он хотел поговорить с ней, извиниться, но ни разу не подошел, не сказал нужных слов. «Чего уж теперь говорить, старые мы, жизнь прошла», – думал он.

  – Влад, посмотри, что такое инюрколлегия, – попросил Василий Васильевич, открыв дверь в комнату сына.

  – Сам посмотри, у тебя компьютер не хуже моего, интернет есть. Только зачем тебе?

  – Письмо в деревню пришло мне от инюрколлегии. Я в Лукьяновке не живу больше шестидесяти лет.

  – Папа, да тебе наследство обвалилось из-за границы! – сказал Влад.

  – Ага, обвалилось.

  – Давай вместе посмотрим, раз не веришь! – Влад сел за компьютер, через минуту сказал:

  – Что и требовалось доказать! Инюрколлегия занимается международными делами о наследствах. Давай завтра съездим в деревню за письмом, – сказал Влад.

  – Ты же работаешь, тебе что-то срочно сдать надо было.

  – Я свободен, как китайский народ. Я сегодня сдал, две ночи сидел, а он мне выговорил, оштрафует меня на двадцать пять процентов! Я его послал, уволился. Короче, остановил землю и сошел, безработный снова.

  – Кто безработный? – спросила Настя.

  – Я, мама, надоело, все к ногтю, к ногтю! Я понимаю: он начальник, я дурак! Нет равенства, но без достоинства человек жить не может. Побездельничаю, можно? Проживем?

  – Если насчет денег, то и в голову не бери, есть, проживем! – ответила Настя.

  – У нее денег море! – встрял Василий Васильевич.

  – Откуда тебе, алкоголику, известно море у меня денег или озеро? – улыбаясь, спросила Настя. – Не снять тебе с моей книжки!

  – Очень надо! Ты правильно делаешь, без заначки жить нельзя! В девяностые денег не было, голодно было. Не голодали, но каши надоели! Надо запас иметь, хотя жизнь непредсказуема! – говорил Василий Васильевич. – Мы завтра с Владом в деревню поедем за письмом и Марию навестить.

  – А чего молчите? Надо же приготовиться. Мария там на колбасе, хлебе, да козьем молоке живет, она ж для себя не готовит. Я курицу запеку, салатиков наделаю, борщ уже поставила варить. Я с вами поеду!

  В квартиру позвонили, Влад открыл, вошли соседка с дочкой.

  – Влад, к тебе за помощью. Поговори с Аней, ей же тринадцать лет! Учиться стала плохо, в телефоне сидит, смотрит видео, как разворачивают какой-нибудь товар, больше ее ничего не интересует.

  Аня на слова матери и не прореагировала, так и смотрела в телефон.

  – У меня сердце замирает, вы только посмотрите, какая прелесть! И куклы, и телефоны, и платья!

  – Целыми днями так! Что это ей дает, объясните?

  – Анбоксинг! – сказал Владислав.

  – Что это за хрень? – спросил Василий Васильевич.

  – Показывают, как распаковывают товары разные, люди смотрят и хотят, хотят всего! – ответил Влад.

  – Так у нее телефон хороший, в куклы давно не играет, одежды много. Не могу, душа болит, думаю, может, что не так с ней?

  – Со всеми не так, ей тринадцать, а как и в тридцать, и в сорок на анбоксинг подсаживаются. Все больше всего хочется! Хочу и все!

  – Не пойму никак, что она смотрит? – спросила Настя.

  – Как разворачивают упакованный товар! Его специально медленно разворачивают, – объяснил Влад.

  – Дай посмотреть, я тупой, пока не увижу, не могу понять, – сказал Василий Васильевич, подошел к Ане, увидел, как девочка Аниного возраста медленно разворачивает розовую с золотым теснением бумагу, при этом говорит, разную дребедень, наконец, появляется розовый смартфон, и девочка прямо визжит от восторга!