Текст книги "Невероятные приключения Брыся в пространстве и времени"

Автор книги: Ольга Малышкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава вторая

Анненков Иван Александрович (1803—1878) – декабрист, член Петербургского филиала «Южного общества».

Волконский Сергей Григорьевич (1788—1865) -генерал-майор, герой Отечественной войны 1812г., декабрист, член «Южного общества».

Братья Бестужевы: Николай Александрович (1791—1855) и Михаил Александрович (1800—1871), декабристы, члены «Союза спасения».

Братья Муравьевы (-Апостолы):

Сергей Иванович (1796—1826), подполковник, участник Отечественной войны 1812г., один из основателей «Союза спасения» и «Союза благоденствия», один из руководителей «Южного общества», поднял восстание Черниговского полка 29 декабря 1825г. (12 января 1826) в Киевской губернии, взят в плен тяжелораненным. Выступал за истребление Императорской семьи, включая малолетних детей.

Матвей Иванович (1793—1886) – герой Отечественной войны 1812г., один из основателей «Союза спасения», член «Союза благоденствия», а затем «Южного общества». Выступал за истребление Императорской семьи, включая малолетних детей.

(Третий брат Ипполит Иванович (1806—1826) – член «Северного общества», участник восстания Черниговского полка, застрелился, чтобы не сдаваться в плен.)

Восстание на Сенатской площади – 14 (26) декабря 1825г. (подробнее в гл.11). Арестовано и доставлено в Петропавловскую крепость 710 человек, для чего пришлось спешно делать новые камеры, в том числе в помещениях караульного гарнизона. Казематы кишели насекомыми и крысами, были сырыми и темными. Окна замазаны известью.

Глава третья

Комендантом Петропавловской крепости был генерал от инфантерии Александр Яковлевич Сукин. Присваивал большую часть выделяемых Николаем Первым значительных по тем временам сумм на содержание декабристов. Кормили арестованных часто лишь хлебом и водой.

Глава седьмая

Слова, произнесенные императрицей Александрой Федоровной, что на месте жен декабристов, которые пожелали отправиться за мужьями в Сибирь, она поступила бы так же, являются историческим фактом.

Глава восьмая

Карл Карлович Мердер (1787—1834) – генерал-лейтенант, генерал-адъютант, воспитатель Наследника престола Александра Николаевича, будущего императора Александра Второго. (Образованием Цесаревича занимался Василий Андреевич Жуковский – русский поэт, известный своими либеральными взглядами и дружбой с А. С. Пушкиным и многими декабристами.)

Глава десятая

Особняк Трубецких располагался на Галерной улице, 3, позади дома родителей жены, графа и графини Лаваль, на Английской набережной.

Исакиевский собор строился с 1818 по 1858гг. по проекту архитектора Огюста Монферрана.

Генерал-губернатор Санкт-Петербурга граф Милорадович Михаил Андреевич (1771—1825) – русский генерал от инфантерии, один из предводителей русской армии во время Отечественной войны 1812г., член Государственного Совета. На посту губернатора с 1818г. Занимался улучшением состояния тюрем и условий содержания заключенных, проводил антиалкогольную кампанию, сократил количество кабаков и запретил в них азартные игры, покровительствовал театрам, составлял проект отмены крепостного права, дружил со многими декабристами.

На момент восстания декабристов у Николая Первого и его супруги Александры Федоровны было четверо детей: Александр семи лет, Мария пяти лет, Ольга трех лет и Александра пяти месяцев от роду.

Александр Первый (1777—1825) – российский император, старший сын Павла Первого и Марии Федоровны, любимый внук Екатерины П, получил прозвище «Благословенный» за победу России в войне с Наполеоном, наследников в законном браке не имел, по его завещанию престол доставался третьему брату Николаю.

Константин Павлович (1779—1831) – второй сын Павла Первого и Марии Федоровны, брат Александра Первого, великий князь, женился на польской графине Грудзинской, от престола отказался в пользу третьего брата Николая Павловича.

Глава одиннадцатая

Бенкендорф Александр Христофорович (1782—1844) – российский государственный деятель, военачальник, генерал от кавалерии, шеф жандармов, а с 1826 – Главный начальник 3-го отделения Собственной канцелярии Его Императорского Величества.

Глава двенадцатая

Восстание на Сенатской площади – 14 (по новому стилю 26) декабря 1825 года. 30 офицеров-декабристов вывели на Сенатскую площадь 3000 солдат.

Николай Первый отправлял к восставшим делегации, пробуя договориться мирно. Наиболее известны делегации во главе с митрополитом Серафимом и киевским митрополитом Евгением. В Зимнем дворце находился только один батальон лейб-гвардейцев – восемьсот человек. Снарядов к пушкам не было.

Около 10000 простых людей пыталось прийти на помощь восставшим. При подавлении мятежа погибли 1231 человек, из них 150 детей.

К смертной казни было приговорено 136 декабристов, но в силе оставлено пять смертных приговоров (единственных за все 33-х летнее правление Николая Первого). Остальным декабристам казнь заменили каторжными работами, срок которых с пожизненного был сокращен до 13 лет. По закону, за покушение на жизнь Царя полагалось четвертование, но по приказу Николая Первого, оно было заменено на повешение. Казнь состоялась на кронверке Петропавловской крепости в ночь на 13 (26) июля 1826г. Перед этим была проведена гражданская казнь: над осужденными ломали шпагу, срывали ордена и эполеты, объявляли о лишении дворянства. Сейчас на этом месте памятник пяти казненным декабристам.

Казненные декабристы:

Пестель Павел Иванович (1793—1826) – полковник, масон, основатель «Союза спасения» и «Союза благоденствия», возглавлял «Южное общество», выступал за истребление Императорской семьи, включая малолетних детей.

Каховский Петр Григорьевич (1797—1826) – член «Северного общества», масон, выступал за истребление Императорской семьи и должен был лично убить Николая Первого. Смертельно ранил генерал-губернатора Милорадовича.

Рылеев Кондратий Федорович (1795—1826) – подпоручик, член «Северного общества», масон, возглавлял радикальное крыло. Выступал за истребление Императорской семьи, включая малолетних детей. Во время следствия полностью раскаялся, просил Николая Первого позаботиться о его жене и дочери (вдова получала большую пенсию вплоть до второго замужества, а дочь – до совершеннолетия).

Муравьев-Апостол Сергей Иванович (1796—1826) – подполковник, участник Отечественной войны 1812г., один из основателей «Союза спасения» и «Союза благоденствия», один из руководителей «Южного общества», поднял восстание Черниговского полка 29 декабря 1825г. (12 января 1826) в Киевской губернии, взят в плен тяжелораненным. Выступал за истребление Императорской семьи, включая малолетних детей.

Бестужев-Рюмин Михаил Павлович (1801—1826) – один из руководителей «Южного общества», возглавлял восстание Черниговского полка, выступал за истребление Императорской семьи, включая малолетних детей.

«Указ о вольных хлебопашцах» был издан в 1803 году при Александре Первом. Помещики получили право освобождать крепостных крестьян поодиночке и селениями с обязательным наделением землей. В годы правления Николая Первого существенно улучшилось положение крепостных крестьян: их запрещено было ссылать на каторгу, продавать по одиночке и без земельного надела. Количество государственных крепостных сократилось почти вдвое. А такие документы, как Указ об обязанных крестьянах и Реформа управления государственной деревней, послужили основой отмены крепостного права его сыном, императором Александром Вторым.

Чета Трубецких поселилась в 1839 г. в селе Оёк Иркутской губернии. У них родилось четыре дочери и три сына. Екатерина Ивановна умерла в 1854 г. Сергей Петрович был амнистирован и восстановлен в правах дворянства указом Александра Второго от 22 августа 1856 г.

Часть 3.
Брысь…
или ночь во Дворце

Глава первая.
Знакомство с эрмиками

Охранник все еще разгадывал кроссворд, и Брысь не сдержал любопытства: вспрыгнул к музейному стражу порядка на колени и заглянул в газету. Так он и думал – пустых клеточек гораздо больше, чем заполненных! Судя по жирной галочке, в данный момент человек бился над словом из шести букв по горизонтали, которое обозначало вид старинного защитного снаряжения из двух железных пластин.

– Кираса! – подсказал пришелец из прошлого и даже куснул карандаш с досады, уверенный, что его, как всегда, не поняли.

Охранник стряхнул кота с колен:

– Ты мне тут не умничай!

Однако, недоверчиво хмыкнув, старательно заскрипел грифелем.

– Надо же! Подходит! – он с удивлением воззрился на серо-белого всезнайку.

Обоим одновременно пришла мысль о собственной исключительности: сотрудник музейной охраны решил, что научился кошачьему, ежедневно общаясь с десятками эрмиков, а Брысь – что наконец заговорил на доступном людям языке.

Скорее всего, правы оказались оба: охранник смог расшифровать, а Брысь отчетливо произнести: «Крс!»

Странно другое – эрудированность кота была воспринята, как нечто само собой разумеющееся, и Брыся это слегка обидело. Все-таки не каждый мышелов провел столько времени в библиотеке!

В подвале тоже ничего не изменилось с того момента, как он покинул его утром, не догадываясь о предстоящих злоключениях: цветная кошечка продолжала сладко посапывать на подаренной ему сотрудницами Эрмитажа теплой подстилке, а его миску вылизывал какой-то полосатик!

Заметив недовольство новенького в золотистом ошейнике, эрмик отодвинулся от чужой тарелки и примирительно произнес:

– Разрешите представиться! Кеша!

Брысь с радостью козырнул иностранным именем:

– Ван Дейк!

Звучное прозвище произвело должное впечатление, и полосатый поинтересовался, не его ли вытащили из вентиляции в зале фламандской живописи? Путешественник во времени подтвердил, что это он собственной персоной.

– А как ты туда забрался?

Услышать ответ захотели многие, и вокруг быстро собралась разношерстная аудитория: пушистый белый кот, назвавшийся Лучано Паваротти (досадно, когда у кого-то встречается такое же красивое прозвище!), рыжая с серыми пятнами кошка Зита (уже лучше!), коричневый в разводах под мрамор Кузя (совсем хорошо!), черная с надорванным ухом Муся (эту жалко, собаки небось покалечили!). Брысь заметил и старых знакомых с Дворцовой набережной, включая того пожилого черного, хромающего на переднюю лапу, кого он в свое время принял за самого главного мышелова.

Звездным часом искатель приключений насладился сполна и красочных эпитетов не жалел, хотя и без них его история выглядела совершенно невероятной! Рассказу внимали в полной тишине, которая прерывалась лишь восклицаниями особо чувствительных кошечек. В заключение Брысь сообщил о своем намерении прогуляться ночью по Дворцу, так сказать, по местам придворного прошлого.

Эрмики дружно принялись отговаривать, а старожилы поведали: когда музей закрывается для посетителей, там начинает твориться что-то странное. Во всяком случае, они не раз отчетливо слышали лай, а хорошо известно, что никаких собак у ночной охраны нет! К тому же залы Эрмитажа подключаются к сигнализации и ходить по ним могут только бестелесные привидения!

Любителю острых ощущений стало не по себе, даже шерсть приподнялась, будто опять в зиму попал и ледяным ветром с Невы подуло. Однако страха не показал. Наоборот, посмеялся над трусостью подвальных жителей и пообещал, что во всем лично разберется да еще приятеля из Летнего сада на экскурсию прихватит.

Савельичу же решил ничего не рассказывать, чтобы не лишиться компаньона. Внутренний голос подсказывал, что рассудительность и энциклопедические знания друга-философа очень даже пригодятся в этом новом и, возможно, опасном приключении!

Глава вторая.
Савельич выходит
«из-за решетки»

Брысь любил четыре вещи: сосиски, котлеты, а еще держать данное им слово и не откладывать выполнение решений в долгий ящик, чтобы не передумать. Поэтому он вернулся в Летний сад тем же вечером.

Савельич уже устроился на скамейке, на забытой кем-то из работников «Водоканала» газете. По многолетней привычке, философ сначала почитал перед сном. Сегодня это были городские новости, напечатанные на «подстилке», из которых он узнал, что его любимая футбольная команда «Зенит» стала чемпионом страны.

Савельич обрадовался. Ему нравилось, как сине-белые человечки гоняют по зеленому полю мяч, а такие же человечки на трибунах громко кричат и даже вскакивают – например, когда мяч летит в правый угол ворот, а их защитник, с красивым именем Голкипер, бросается в левый. Бывает и наоборот, а еще случается, что особенно ловкий футболист попадает прямо в руки ничего не подозревающему вратарю, и тогда болельщики снова подскакивают. В общем, любил Савельич эту игру за ее веселость и непредсказуемость!

Чаще всего (ну, в свободное от философских размышлений время) он смотрел футбол по телевизору в Доме Администрации в компании охранников или подсаживался на скамейку к какому-нибудь посетителю Летнего сада и следил за матчем по экрану в его руках. Как эта штуковина работает без проводов, он пока не разобрался, но намеревался обязательно это сделать – не любил пробелов в знаниях!

Савельич накрылся черным, слегка облезлым хвостом и закрыл глаза – футбольные страсти тут же сменились воспоминаниями о друге и его необыкновенном путешествии во времени.

Опять не отважился сказать ему, что Александр Второй все-таки погиб от рук «народовольцев»! Пусть лучше думает, что тот жил долго и счастливо! А вот что именно этот Царь окончательно отменил крепостное право в их стране, поведать не мешало бы! Завтра при встрече непременно!

Не успел Савельич подумать о Брысе-Ване (мысленно он пока называл приятеля то так то этак, но никогда Ван-Дейком, уж слишком официально), как тот нарисовался возле скамейки, приподнял его хвост-одеяло и возбужденно прокричал в самое ухо:

– Поднимайся! В музей пора!

Покинуть привычное место обитания вот так с бухты-барахты, без длительной предварительной подготовки?! Савельич воспротивился:

– Давай в следующий раз! Я заранее высплюсь, а то сейчас глаза слипаются!

Кот-философ не хотел сознаваться, что трусит. Однако Брысь не отступал, расписывая красоту и мягкость бархатных диванов, на которых можно будет поспать и в Эрмитаже, когда надоест любоваться шедеврами! Слова он подкрепил делом – спихнул приятеля на землю.

Савельич тяжко вздохнул и поплелся за неугомонным другом, проклиная себя, что днем поддался минутной слабости и не отверг предложенную экскурсию. Просто при солнечном свете выход за решетку Летнего сада не казался таким страшным, как сейчас, когда из-за облаков, хитро прищурившись, выглядывала красноватая луна, словно предупреждала о грядущих неприятностях!

О них же красноречиво говорили жалостливые интонации напутственных слов, которыми эрмики провожали компаньонов в путь.

Брысь постарался свести знакомство Савельича с дворцовыми мышеловами к минимуму, чтобы какое-нибудь неосторожное высказывание не заставило его приятеля удрать. И так пришлось всю дорогу тащить упирающегося философа чуть ли не за хвост!

Не давая Савельичу времени на разглядывание подвала и расшаркивание с постояльцами, Брысь тянул его к лестнице, ведущей на первый этаж.

Часы в комнате охраны пробили полночь.

Бом-бом-бом-бом… С каждым ударом лапы экскурсантов все больше походили на ватные, пока на верхней ступеньке не подогнулись совсем: у Брыся – от страха перед возможной встречей с бестелесными привидениями, у Савельича – от нехороших предчувствий.

Они, как говорится, не обманули…

Глава третья.
Суета вокруг мумии

Какое-то время друзья сидели на верхней площадке чугунной лестницы и прислушивались. Ничего подозрительного не происходило, и Брысь воспрял духом, надеясь, что приятель не успел заметить его страха.

– Савельич, а как выглядит музейная сигнализация?

У эрмиков он спросить об этом постеснялся – боялся показаться невежественным. А сейчас вдруг задумался, почему ночью по залам могут ходить только привидения и насколько коты на них похожи?

– Откуда мне знать, я в музее первый раз!

– А как ты думаешь, мы достаточно бестелесны?

Савельич окинул друга скептическим взглядом.

– Я вполне, а вот ты вряд ли.

Брысь обиделся – за прошедшие несколько дней ему пришлось столько пережить, что он наверняка сбросил пару килограммов. Кстати, для часто путешествующего кота совсем не лишних!

– На всякий случай ничего не трогай! А главное, не залезай ни в какие отверстия, чтобы не провалиться в другую эпоху! – все еще дуясь, дал он совет менее опытному компаньону.

Тот хотел вернуться в Летний сад невредимым, а потому и без всяких предупреждений не собирался совать свой нос, куда не следует. Тем более что там, где они очутились, все экспонаты были надежно укрыты за стеклянными витринами, которые тянулись вдоль стен огромного помещения с потолком, украшенным гипсовыми полуарками.

– По-моему, мы в зале Древнего Египта, – прошептал начитанный Савельич.

Через небольшие полукруглые окна, расположенные высоко вверху, за перемещениями друзей следила Луна, выстилая на мозаичном полу голубоватую дорожку. В ее холодном свете странные каменные фигуры отбрасывали причудливые тени и казались живыми.

– А должны были оказаться в Главном Буфете Дворца!

Савельич строго взглянул на приятеля:

– Ты опять о еде?! Посмотри – этим саркофагам несколько тысяч лет! Интересно, в них остались мумии?

Брысь, стараясь держаться поближе к знатоку древностей, боязливо поинтересовался, что это такое.

– А вот что! – Савельич указал на один из стеклянных ящиков.

Лучше бы он этого не делал!

При виде обтянутого темно-коричневой морщинистой кожей человеческого скелета Брысь кинулся наутек, ударился об один из каменных постаментов и уронил стоявшую на нем статуэтку древнеегипетской жрицы.

В ту же секунду музейную тишину разорвал жуткий вой, и у экскурсантов, никогда не слышавших звука сигнализации (конечно, если не считать автомобильной, частенько будоражащей спящий город), шерсть не просто встала дыбом, но чуть не осыпалась, как ржавые иголки с посленовогодних елок, заполняющих январские помойки и мешающих охотиться на крыс.

Вскоре раздался топот ног. Духи так шуметь не могли, а это означало, что приближалась потревоженная охрана. Друзья опомнились и юркнули за портьеру, служившую фоном для злосчастного экспоната.

Зал наполнился светом и голосами:

– Вижу только одну упавшую фигурку! А ты?

– Вроде бы все в порядке.

– Кто-то же ее уронил!

– На всякий случай, посмотри за шторами!

Приятели не стали дожидаться, когда их обнаружат, и бросились вон из зала.

Вдогонку им полетел смех:

– Ну вот! Сегодня нам предстоит веселенькое дежурство!

Спрятавшись за одной из беломраморных колонн, незадачливые посетители ночного Эрмитажа наконец-то отдышались.

– Из-за тебя не увидел главную достопримечательность – статую фараона Аменемхета Третьего!

– Амене-кого? И вообще, кто там лежал?

– Жрец, которого похоронили в десятом веке до нашей эры! Кстати, из котов древние египтяне тоже делали такие штуки!

– Зачем?!

– Ну, они верили, что когда-нибудь душа снова захочет вернуться в тело, и пытались его сохранить.

– Хочешь сказать, что тот в стеклянном ящике может еще понадобиться своей душе? – Брысь представил себе оживающую мумию, и его всего передернуло, а нос из мокрого и холодного стал сухим и горячим.

За высокими окнами проносились редкие автомобили, выхватывая фарами рельефные мышцы мраморных силачей. Луна переместилась вслед за друзьями и, отражаясь в многочисленных зеркалах, наполнила все пространство фосфоресцирующим светом. С потолка на крошечные фигурки равнодушно взирали боги Олимпа.

Савельич собирался вернуться в зал Древнего Египта, когда вызванная ими суматоха уляжется (его очень заинтересовали маленькие гробики для насекомых, которые он успел заметить на полках), но теперь восторженно замер перед лестницей удивительной красоты. Раньше он видел ее только на картинках, и в натуральную величину она совершенно потрясла его воображение!

– Парадная или Иорданская лестница, еще один шедевр Растрелли! – Савельич даже встал на задние лапы, а передние сложил, словно в молитве.

Такое неподдельное восхищение заставило Брыся в очередной раз устыдиться – он-то знал, что та лестница полностью сгорела в пожаре, а эту создал архитектор Стасов, он отвечал за восстановление внешнего облика и парадных залов нового Дворца. Оставалось надеяться, что зодчий воссоздал великое творение в первоначальном виде!

Но главным для Брыся был не сияющий позолотой шедевр, а то, что если подняться по нему на второй этаж и пробежать по Невской анфиладе, то можно добраться до Темного коридора и бывших апартаментов Александра и Марии!

Брысь уже хотел поторопить Савельича, как вдруг их острый кошачий слух уловил далекий лай. И доносился он явно не с улицы!