Текст книги "Прекрасная Охотница"
Автор книги: Ольга Лебедева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
«Это я», – отвечали в свою очередь глаза Петра Федоровича. И в этих кратких, мало значащих словах, к тому же так и не высказанных вслух, для обоих было заключено так много, что переполняло оба сердца и грозилось выплеснуться наружу – точно буйные, безудержные и яростные волжские волны.
«Найдите меня», – говорили глаза женские.
«Непременно», – отвечали мужские.
«Когда же?»
«Вы узнаете об этом в свое время. Ваше сердце само подскажет».
И вдруг Фролов резко повернулся, вскочил в коляску и толкнул извозчика-ваньку в ссутуленную спину.
– Гони, братец!
Секунда, другая – и лошади уже уносили Петра Федоровича по запыленной мостовой куда-то далеко, в Заречье. Теплый майский дождик понемногу принимался капать, прибивая пыль на тротуарах, освежая лица и души, даря легкую прохладу и отдохновение.
Ничего еще не было сказано – все еще ждало обоих героев впереди. Но будущее, как это часто бывает не только в романах, но и в жизни, подчас бывает вовсе не таким, как ожидается. И готовит нам очень странные и неожиданные сюрпризы.
10. ОХОТНИЦА ИЗ ПЕТЕРБУРГА
Хлопнула дверь, скрипнули петли, бархатные портьеры пришли в движение. Угловато, боком, в комнату вошел Фролов и остановился посередь гостиной, вопросительно взирая на хозяйку.
Арбенина стояла у раскрытого окна, нервно теребя в руках книжную закладку. Подле нее на бюро лежала и сама книга, закрытая; из нее, однако, выглядывал белый краешек какой-то твердой бумаги, по всему видать, почтового конверта. Прекрасная Охотница молча смотрела на вошедшего, точно ожидая вопроса.
– Странное дело, – развел руками Фролов. – Прошкин за мною примчался, с экипажем, да так спешно, что все лошади в мыле.
Вид у стрелка был удивленный, даже растерянный отчасти.
Прошкин служил при губернаторе чиновником по особым поручениям. Был он человеком ловким и предупредительным. Мог что угодно и кого угодно достать буквально из-под земли.
– Куда вы пропали, Петр Федорович? – наконец нарушила молчание Арбенина. Глаза ее блестели, дыхание было прерывистым – все выдавало в ней крайнюю степень волнения.
– Я и не пропал вовсе, – пожал плечами Фролов. – Просто не счел для себя уместным и далее принимать участие в ваших… церемониях.
Он слега нажал на последнем слове, так что Арбенина в сердцах отбросила закладку.
– Сами посудите! Вас не было дома. Соседи сказали, что часом ранее вы отбыли куда-то налегке, с одним дорожным саквояжем. Согласитесь, это уж слишком похоже на бегство.
Она помолчала немного, после чего сказала, уже заметно смягчившись.
– Я уж просто и ума не приложу, где сумел отыскать вас Прошкин…
– Василь Василич нагнал меня на пристани, – смущенно улыбнулся Петр Федорович. – Фактически за руку вытащил с парохода!
– Куда вы намеревались бежать? Неужто за границу? – в упор глядя на него, выпалила Прекрасная Охотница.
– Почему – за границу? – озадаченно пробормотал стрелок. – И зачем это мне бежать, собственно? С какой стати?
– А куда же вы направлялись столь поспешно? – процедила сквозь зубы Диана. Ее глаза сейчас стали злы и холодны, точно у ощетинившейся кошки, изготовившейся к прыжку.
– В Самару, к сестре, – после некоторой заминки ответил Фролов. – Я, собственно, и сейчас туда собираюсь. Если бы не Василь Василич, сидел бы уж в каюте…
Прекрасная Охотница прикрыла глаза, глубоко вздохнула, возвращая сбившееся было дыхание. Затем быстро подошла и взяла оторопевшего охотника за руку.
– Петр Федорович, любезный вы мой! – проникновенно сказала она. – Не запирайтесь передо мною, прошу вас! Признайтесь, вы меня разгадали – уж и не знаю, каким таким способом, верно? И теперь решили удариться в бега? Вы же умный человек, сообразительный, не чета другим…
Фролов хотел было что-то возразить на это, но теплая и мягкая ладошка быстро легла на его губы.
– Я понимаю, вам нелегко сейчас во всем открыться, – тут же прервала уже готовое вырваться у него восклицание Арбенина. – Но уверяю, Петр Федорович, вам нечего опасаться теперь. Беды ведь покуда не случилось, а стало быть, и вины вашей никакой нет. А что до преступного умысла…
– Какой вины? Какой еще умысел?
Стрелок, вконец растерянный, взирал на молодую женщину в полнейшем изумлении.
Прекрасная Охотница некоторое время молча смотрела на него, как серьезная и добродетельная мать глядит на не в меру расшалившегося ребенка. С тою лишь разницей, что этих двоих людей связывали совсем иные, гораздо более сильные чувства. И одна из них знала гораздо более другого, насколько тяжела и опасна ситуация, в которую угодили оба.
– Петр Федорович, – мягко произнесла Арбенина. – Давайте, право, прекратим уже играть в жмурки. Поверьте, я искренне вам симпатизирую и желаю только лишь добра. Ведь сейчас еще покуда дело можно замять! Представив его исключительно как плод досужих слухов и пустых кривотолков. Разумеется, то, что вы задумали, никоим образом не оправдывает вас. Но я, вы видите, даже и не пытаюсь выспросить, что же за печальные обстоятельства вашей жизни вынудили столь достойного человека к решению ужасному и совершенно опрометчивому. Цените это, сударь, и позвольте же помочь вам!
– Но позвольте уж и вы, Диана Михайловна! – теперь уже стрелок в свою очередь воскликнул с негодованием и лихорадочным блеском в глазах. – Что за решение? Каков умысел? Воля ваша, я ни-че-го-шень-ки не понимаю!
– Ой ли? А я полагаю, что вам-то, Петр Федорович, все известно и получше моего, – на сей раз сухо ответила Прекрасная Охотница. – Как лучшему, непревзойденному стрелку во всей здешней губернии!
Фролов вновь попытался что-то возразить, но Диана в сердцах резко отвернулась к окну, и он осекся.
Прошло несколько долгих, мучительных минут, и лишь после того женщина заговорила. И по мере того как она открывала перед Фроловым все то, что не давало ей спокойно спать по ночам вот уже столько дней, Петр Федорович внимал ей с тревогой и все возрастающим изумлением.
Мы же теперь прочтем некое письмо, написанное и отправленное еще зимою, которое, в сущности, и стало главною – и тайною! – причиной приезда Прекрасной Охотницы Дарьи Арбениной в Казань. Именно его рукописная копия лежала сейчас в конверте меж страниц книги, ставшей в последнее время для госпожи Арбениной буквально настольною книгой.
Это было французское издание «Тщательных наставлений по стрелковому делу» полковника бельгийской армии Эжена Труайе, признанного мастера стрельбы и авторитетного знатока лучших систем огнестрельного оружия во всем мире.
При чем здесь стрелковое дело и откуда у светской дамы из столицы столь причудливые интересы, станет известно из уже упомянутого письма.
Вот оно:
«СОПРОВОДИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА МОСКОВСКОГО ОБЕР-ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕРА Н.У. АРАПОВА НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА КОРПУСА ЖАНДАРМОВ Н.В. МЕЗЕНЦОВУ „К АНОНИМНОМУ ПИСЬМУ О ПОДГОТОВКЕ ПОКУШЕНИЯ НА АЛЕКСАНДРА II“»
22 декабря 1869 г.
Конфиденциально
«Милостивый Государь, Николай Владимирович.
Господин Московский почтдиректор препроводил ко мне вынутое из почтового ящика, адресованное на мое имя анонимное письмо, в котором заявляется об угрожающей опасности священной особе его императорского величества и о подготовке с этою преступною целью покушения в Казани.
По способу заявления, изложению его и искусственности почерка можно полагать, что оно составляет чей-то личный вымысел. И хотя за всеми ранее принятыми мерами не обнаружено никаких признаков подготовки покушения, однако ввиду чрезвычайной важности предмета, которого касается заявление, я считаю долгом препроводить к вашему превосходительству копию с оного, а равно и с надписи на конверте, в котором оно получено. Имея честь присовокупить, что мною сделано распоряжение о секретном строжайшем и неослабном наблюдении к открытию преступного замысла, о котором упоминается в анонимном письме, и если бы были обнаружены малейшие признаки оного, то я тотчас же сообщу вам о том.
Примите уверение в моем к вам истинном почтении и совершенной преданности.
Н. Арапов»
Копия с письма, вынутого из почтового ящика.
«Не могу больше молчать, дело слишком суриозное. У нас в Казани намерены убить царя в первый же ожидаемый приезд. Стрелять будут из охотницкого ружья, должно быть, еще на пароходе. Ради Бога, приймите меры, заговор слишком хитер, убийца всех искусней, и другого Комиссарова не будет. Пока не высказываю себя, боясь мести убийцы. Теперь же сообщаю об этом в Петербург».
Копия с надписи на конверте:
«Его превосходительству генералу-адъютанту Арапову
Господину обер-полицеймейстеру в Москве
Государственное дело!!!»
Об этом, пусть и не вполне дословно и опустив некоторые подробности, и поведала Дарья Михайловна Арбенина Петру Федоровичу Фролову Чем повергла того в первую минуту в еще большее изумление, а затем – в совершеннейшее смятение.
– Ну, довольно, теперь вы знаете все. Откроем карты, сударь! – решительно бросила Прекрасная Охотница. – Как вы уже поняли, в Казани нынче готовится покушение на самого государя. Мой долг – предотвратить сие преступление еще в корне, причем, во что бы то ни стало. Именно потому я здесь.
– Господи… Диана Михайловна… голубушка, – прошептал Фролов. – Да как же так? Кто вы есть на самом-то деле?
Фролов во все глаза смотрел на даму из Петербурга. По всему было заметно, что он до сих пор еще не до конца переварил услышанную весть, неслыханную и невероятную. И, конечно же, был изрядно заинтригован тем, что столь поразительный факт ему довелось услышать из прекрасных уст той, от которой Петр Федорович уж никак не ожидал узнать ничего подобного.
– Кто вы?
– Слуга государя, – тихо ответила женщина.
– Вы??
– Обязанная ему столь многим, что с этим покуда еще не сравнится то малое, чем я ему служу.
– Женщина – и на службе? – недоверчиво протянул Фролов.
– Как и все мы, дворяне, – убежденно произнесла Арбенина. – К тому же наш род имеет древние корни. Мои предки служили российским царям верой и правдой. Потому и я, потомственная Арбенина, не вижу веских причин, отчего бы и женщине не послужить императорскому трону не за живот, а за совесть.
– Но ведь это… что в письме, – Фролов на мгновение замялся. – Это же ведомство исключительно секретной части. Третье отделение… тайная полиция…
– Конечно, – кивнула Прекрасная Охотница. – С тою лишь разницей, что я не состою официально на службе в Жандармском корпусе. А значит, не числюсь в списках и не получаю, так сказать, пайкового и котлового довольствия.
На последней фразе Прекрасная Охотница слегка усмехнулась.
– Это просто… невероятно!
Охотница смерила ироническим взглядом стрелка.
– Я женщина особенная, Петр Федорович. Как вы, должно быть, уже имели случай убедиться, – заметила она. И сделала жест, словно снимает со своей прелестной головки яблоко-мишень.
Фролов лишь руками развел от замешательства, раздираемый противоречивыми чувствами.
– Оттого и состою при особенных поручениях, – вдругорядь усмехнулась Арбенина. – Вы же человек умный, Петр Федорович. Вспомните государя императора, Париж, Польшу, наконец… Полагаете, в этом мире еще случаются чудеса?
– Когда речь идет о самодержце Александре Втором Освободителе – навряд ли, – после некоторого размышления ответил стрелок. И чуть сощурил задумчивые, умные глаза.
– Так, значит, говорите – Париж, сударыня… охотница?
– Да, – спокойно кивнула Арбенина. – Хотя все-таки скорее – охранительница. И сначала был Летний сад.
11. УЗКАЯ ЛАДОШКА АНГЕЛА-ХРАНИТЕЛЯ
Солнечным днем 4 апреля 1866 года российский император Александр II Освободитель отправился на давно привычную прогулку с племянниками в Летний сад. После чего подумывал наведаться в Зимний дворец, где изредка встречался с Екатериной Долгоруковой в бывшем кабинете Николая I. В кабинете имелись отдельный вход и потайная лестница, соединявшая с личными апартаментами самого Александра.
По этой причине он находился в прекраснейшем настроении духа.
Насладившись свежим воздухом и завершив гуляние, самодержец вышел за ворота, чтобы сесть в коляску. Он уже садился, когда из толпы зевак, с любопытством взиравших на прогулку государя, неожиданно вышел молодой человек с бледным лицом. В мгновение ока юноша выхватил из кармана револьвер и направил его прямо в грудь российского императора!
– Нападение было абсолютно неожиданным, – покачала головою Арбенина. – По всем статьям дело должно было окончиться трагически. Если бы не тот картузник…
При этих словах она загадочно улыбнулась.
Газеты тех лет писали, что императора-самодержца спасла только чистая случайность. Стоявший поблизости крестьянин Осип Комиссаров успел ударить убийцу по руке. Пистолет качнуло, и пуля пролетела мимо. Второго выстрела произвести он уже не успел. Жандармы тут же схватили покушавшегося и подвели его к экипажу императора.
– Наш царь воспитан был Жуковским, – заметила Арбенина. – Тот привил государю острую наблюдательность поэта и умение делать в любой ситуации мгновенные выводы. Император Александр сразу предположил, что покушение, скорее всего, подстроили поляки, в качестве мести за подавленный бунт.
– Ты кто, поляк? – первым делом спросил юношу Александр.
– Я русский, – ответил террорист.
– Отчего ж ты стрелял в меня? – удивился император.
– Ты обманул народ, – ответил молодой человек. – Обещал ему землю, да не дал.
– Вы помните этот разговор дословно? Вы… были там?
Последняя фраза стрелка прозвучала почти утвердительно. Прекрасная Охотница одарила его снисходительной улыбкой.
– После арестованного отвезли в 3-е отделение. Звали его Дмитрием, фамилия Каракозов. Из революционеров – учителей, адвокатов и студентов. Они готовили насильственный переворот. 36 из них приговорили к каторге и ссылке, а самого Каракозова повесили на Смоленском поле.
Фролов остро глянул на молодую женщину. – Вы ведь сейчас сказали… не всё… верно, Диана Михайловна?
– Ну в общем…
Арбенина неопределенно пожала плечиками.
– За исключением двух, малозначительных для истории деталей. После того у нас в России появился новоиспеченный дворянин…
– Ах, славный Осип! – кивнул Фролов. – Сие мне известно.
Мастеровой Осип Иванович Комиссаров после того случая был против всех правил возведен во дворянство «за доблестное спасение жизни Императора Александра II», о чем взахлеб писали все газеты, упиваясь верноподданническими восторгами.
– Нынче он уже не мужик-картузник, а дворянин Комиссаров-Костромской. Потому как происхождения Осип – из крестьян Костромской губернии.
– Удачно подвернулся под руку? – осведомился Петр Федорович.
– Есть и другие версии, – заметила Прекрасная Охотница. – Целых две. В Третьем отделении убеждены, что стрелявший промахнулся в царя исключительно вследствие своей неопытности в обращении с оружием.
– А другая?
– Она малоизвестна, – ответила Арбенина. – Будто бы дуло пистолета господина Каракозова и впрямь оттолкнул стоящий рядом Комиссаров. Но только…
– Что – только?
– Только лишь вследствие того, что Комисарова в свою очередь толкнули. В результате чего пуля-дура и пролетела рядом с головой нашего государя.
– И так удачно толкнули, – продолжил за Охотницей Фролов, – что тот толкнул студента с пистолетом!
– Именно, – кивнула Арбенина, на сей раз уже без тени усмешки.
– Надо полагать, человека, толкнувшего картузника, в итоге так и не обнаружили? – спросил Петр Федорович.
– Разумеется, – подтвердила петербургская гостья. – Сами посудите, до того ли было! Шум, гам, крики, дым пороховой – все боялись, что задело государя.
– Стало быть, это и есть вторая деталь, как вы говорите, для истории малозначительная! – восхищенно покачал головой Фролов. – Ловко!
Он с минуту любовался молодой женщиной, оказавшейся одновременно и яркой, и умеющей оставаться в тени даже на ослепительном свету покушения на государя.
– Чертовски интересно, – выдохнул Фролов, облизывая от возбуждения и любопытства разом пересохшие губы. – У нас в Казани по этому случаю возведена крупнейшая из городских часовен. «В память избавления Государя Императора Александра II от злодейского покушения 4 апреля 1866 года».
Глаза стрелка блестели в этот миг искренним, неподдельным интересом.
– А как же Париж? Вы там тоже…
– Была проездом, – любезно подсказала ему Арбенина… – По чистой случайности, в те же дни, что и наш император.
После чего деланно вздохнула.
– А вы любознательны, Петр Федорович. Что ж, открою вам и этот секрет. Быть может, он поможет вам образумиться.
И, вновь не обращая внимания на протестующие жесты стрелка, поведала Фролову без особых, впрочем, подробностей французскую историю, случившуюся с русским самодержцем.
После покушения 4 апреля что-то изменилось, надломилось, сломалось в прежде стойком и мужественном императоре всея Руси. Александр отныне производил на окружающих тягостное впечатление. Вместо сияющего здоровьем красавца-усача, любителя жизни и любимца женщин, он очень быстро превратился в усталого, поникшего человека, разочаровавшегося во всем и вся.
– А, это вы, голубушка, добрый ангел-охранитель! – обмолвился как-то министр государственного просвещения Головнин, повстречав приватно Арбенину для некоторых консультаций – посоветоваться. Дарья Михайловна старалась на виду не бравировать своими связями при дворе, да и не было в том особенной нужды.
В чем может нуждаться женщина, которой покровительствует сам император всероссийский?
А она в свою очередь незримой тенью хранит его всякий раз, когда государь выезжает в свет?
Кто, спрашивается, в свете сияния, исходящего от государя, обратит надолго внимание на даму в толпе, пусть и видную собой, но в скромных одеждах, диктуемых нынешними демократическими временами?
– Что государь, как он? – спросила Прекрасная Охотница, не видевшая его уже неделю.
– Грустная картина, Дарья Михайловна, – тут же запричитал Головнин. – Он пребывает постоянно в желчном, нервическом раздражении.
– Вот как? А мне он казался только лишь грустным… – заметила Диана.
– И грустным, и скорбным, и… тссс!
Министр приложил палец к губам и воровато оглянулся, точно их кто-то мог подслушать.
– А также – совершенно напуганным. Да-с. Одним словом, он вызывает своим плачевным видом соболезнование.
Однако Александр недолго пребывал в апатии. В скором времени полетели со своих постов петербургский губернатор Суворов и сам Головнин, люди умеренно либеральные, современных взглядов. К большому разочарованию Арбениной подал в отставку ее начальник, шеф Третьего отделения жандармов князь Долгоруков. Взамен их тут же заблистали граф Муравьев, назначенный главой Следственной комиссии, и князь Гагарин, создатель Особой комиссии по разработке мер укрепления внутреннего спокойствия. На петербургское губернаторство сел генерал Трепов, а жандармский корпус возглавил молодой и энергичный граф Шувалов. В скором времени Шувалов утвердился ближайшим и доверенным человеком государя.
А его меж тем поджидала смертельная опасность не только в родной державе. В июне 1867 года Александр II отправился с официальным визитом во Францию. И у тайной полиции, и у ее сверхсекретной сотрудницы Дарьи Арбениной забот прибавилось выше головы. Поскольку тут была замешана императорская любовь!
Всего три недели назад, 20 мая, император уже гостил в Париже. Вместе с двумя сыновьями, Александром и Владимиром, самодержец всея Руси остановился в Елисейском дворце, нарочно выбрав те же апартаменты, которые полвека назад занимал другой российский император Николай I. Формально целью приезда Александра II было посещение Всемирной выставки. Царское семейство встречал Наполеон III, в честь высокого русского гостя в королевском дворце Тюильри был дан роскошный бал, затем Александр отправился на спектакль в Оперу.
– Катька тут, – сетовал Шувалов, давая Арбениной очередные инструкции. – Ах, беда… Я-то, конечно, играю пока роль осла, мол, ни слухом ни духом. Но чует мое сердце: быть у государя свиданию с княжной Долгоруковой. Заранее заявилась в Париж, вертихвостка, прости Господи! Да невестку с собою прихватила, не иначе для отвода глаз. Так что и ты, Дарьюшка, смотри в оба. Государь-то последнюю осторожность потерял, не иначе о Катьке все помыслы. Одно слово – Париж… Треклятый город, одни шашни тут на уме, по себе чую. Даже у самого благонамеренного человека, образца добродетели.
Диана едва сдержала скептическую усмешку при последних словах всесильного фаворита. Граф не был ни евнухом, ни носителем сколько-нибудь значимой добродетели. Однако беспокоился за безопасность Александра денно и нощно. Тому была веская причина: все французское общество было настроено этою весной по отношению к России и ее государю откровенно враждебно.
Уже не раз Арбенина, прогуливаясь по Монмартру с букетиком скромных фиалок в пору государевых выездов, явственно слыхала, как при первом же появлении Александра на улицах Парижа из толпы зевак то там, то сям раздавались дерзновенные, оскорбительные крики:
– Долой сатрапа!
– Да здравствует Польша!!
– Есче Польска не сгинела, пся крев!!!
Это варшавские националисты мстили российскому императору за подавление польского восстания 1863 года и сосланных на каторгу отъявленных бунтовщиков.
И, наконец, гром грянул!
В первую неделю июня, 6-го числа, в честь русского государя на Лоншампском поле, у ипподрома, был устроен военный смотр французских войск. Когда парад и церемониалы завершились, Александр, Наполеон и свиты обоих императоров не спеша, чинным шагом отправились в город.
– Едемте через Булонский лес, – предложил Александр, очевидно, памятуя о каких-то приятных воспоминаниях, связанных с этими рощами, любимым местом отдыха парижан. Оба императора удобно расположились рядом в открытой коляске в окружении детей Александра.
Возле самого Булонского леса официальную процессию встретили крики ликующей толпы.
– Ну, что? – усмехнулся Александр. – Любят меня французы?
Он медленно обводил взглядом радостные лица, милостиво кивал в ответ и выглядел если не растроганным, то, во всяком случае, вполне довольным.
Император не видел, как напротив него стройная парижанка с милой, пасторальной корзинкой в руках и трогательным букетиком фиалок что-то торопливо втолковывала офицеру охраны Наполеона III. Удивительно, как дамочке удалось протиснуться так близко к императорской кавалькаде. Не иначе, причиною тому было ее живое, выразительное личико под красной косынкой, забавно надвинутой на чистый лоб, и обаятельная улыбка, открывавшая идеальные жемчужные зубки. Галантные французы, даром что охрана, не могли отказать отважной дамочке поглазеть воочию на двух императоров великих европейских держав.
А та что-то настойчиво объясняла непонятливому офицеру, отчаянно строя глазки и кокетливо улыбаясь. Вот только косила она не на Александра с Наполеоном, а на другого человека. Невысокий черноволосый мужчина застыл совсем рядом с офицером и не сводил с императорской кареты пристального, ожесточенного взгляда.
– Ныне нас встречает само ликование Парижа, – учтиво, но дипломатично заметил император Наполеон III, милостиво махая платком своим подданным.
И в следующую минуту, ту самую, когда царская коляска проезжала мимо черноволосого мужчины, внезапно раздался негромкий выстрел. А следом – и второй!!
В мгновение ока приветственные крики сменились воплями ужаса и смятения. А громче всех взвилось к небу отчаянное, жалобное ржание.
Пуля из пистолета черноволосого угодила прямо в шею лошади французского шталмейстера!
Как позже писали газеты, стрелявшим оказался эмигрант, некий Антон Березовский, поляк по происхождению. Причиной покушения было желание отомстить царю за подавление польского восстания 1863 года. Пули пролетели мимо русского царя, задев только лошадь, благодаря исключительно смелым и решительным действиям одного из офицеров охраны Наполеона III, вовремя заметившего в толпе человека с оружием и оттолкнувшего его руку!
– Это было уже второе покушение на него за два года… – прошептал Фролов. Он с изумлением смотрел на Прекрасную Охотницу, чья узкая и маленькая ладошка вторично отвела гибель от российского императора.
– Да, – невесело кивнула Арбенина. – Он лишь чудом остался в живых.
– Кажется, вас это не радует? – озадаченно пробормотал Фролов.
– Не в том дело, Петр Федорович.
Казалось, молодой женщине уже много лет некому было излить свою душу, и вот теперь у нее появился внимательный слушатель. Но кто же он был – человек, которого она подозревала в очередном покушении на Александра!
– Государь теперь твердо уверовал в то, что его судьба лежит полностью в руках Божьих. И то, что он до сих пор жив, лишнее тому подтверждение.
В голосе Дианы послышались нотки горечи.
– Император и слышать не хочет о том, чтобы увеличить количество охраны. Он и думать не желает, чтобы временно укрыться в своем дворце – его уже превратили в истинную крепость, а вот поди ж ты! Государь по-прежнему продолжает бывать на приемах, посещает балы и совершенно свободно, не таясь, разъезжает по столице. И вот теперь надумал плыть по России на пароходе, обозревать свою империю воочию… А тут еще это письмо от анонима!
Она задумчиво покачала головой.
– Как видите, нынче все пути так или иначе ведут к вам, в Казань, – вздохнула Диана. – И сходятся, увы, в одной точке.
– В какой же? – с любопытством сказал Фролов.
– А точка эта – вы, Петр Федорович, – развела руками Прекрасная Охотница. – Да-да, не делайте столь изумленного лица!
В ответ стрелок медленно покачал головою.
– Нет, Диана Михайловна, спешу вас разочаровать. Сие никак невозможно – насчет моей скромной персоны. Позвольте заметить, сударыня, что сейчас вы решительно заблуждаетесь.
– Вряд ли, Петр Федорович, – горько усмехнулась Прекрасная Охотница. – Насчет вас у меня нынче никаких сомнений не остается. Были, признаться… Но теперь уже все.
Она помолчала немного, и все это время Фролов был не в силах отвести глаз от ее прекрасного взволнованного лица.
– Я могла бы сейчас перечислить все мои подозрения касательно вашей персоны, – твердо произнесла Арбенина. – Но их с лихвою покрывает одно-единственное, самое главное.
– Какое же? – спросил Фролов, в душе, кажется, уже зная ответ петербургской гостьи.
Но вместо этого Арбенина медленно и раздельно процитировала анонимное послание:
«Не могу больше молчать, дело слишком суриозное. У нас в Казани намерены убить царя в первый же ожидаемый приезд. Стрелять будут из охотницкого ружья, должно быть, еще на пароходе. Ради Бога, приймите меры, заговор слишком хитер, убийца всех искусней, и другого Комиссарова не будет. Пока не высказываю себя, боясь мести убийцы».
– И что с того?
– Стрелять, как вы поняли, неизвестный злоумышленник намеревается, по всей видимости, с набережной. Когда царский пароход будет стоять на рейде или только еще швартоваться. Сие есть дело весьма непростое, на таком-то расстоянии. Я уже немало поднаторела в тонкостях стрелкового дела, разбираюсь что к чему.
И она кивнула на толстый том «Тщательных наставлений…» полковника Труайе.
– А вы, Петр Федорович – наилучший стрелок в губернии. Здешнее Ястребиное Око, как вас кличут, – ответила Диана. – И лишь один способны исполнить столь сложный выстрел. Чему мы все были свидетелями давеча, на турнире.
Она, кажется, даже подмигнула Фролову, хотя лицо ее сейчас было усталым и печальным.
– Господи, – прошептал стрелок. – Так эту затею… эту безумную фантазию вы затеяли чтобы… проверить? Меня проверить – на предмет, попаду ли я из охотничьего ружья в человека на корабельной палубе?
– Конечно, – без тени сомнения в справедливости и резоне своего бесшабашного поступка заявила Арбенина. – Просто я должна была убедиться самолично. Полагаете, для чего я вам только что раскрывала сверхсекретные подробности обоих покушений на государя Александра?
– Дабы убедить: всегда и во всем вы должны быть уверены наверняка, – тихо ответил Фролов. – А это для вас возможно только при личном участии.
– Просто я не верю в Комиссаровых, – столь же тихо ответила Прекрасная Охотница. – И коли уж и существует рука судьбы, то должен быть кто-то, кто сумеет вовремя ее направить. Вы не находите, Петр Федорович?
Стрелок молчал, печально глядя на тайную сотрудницу царской охранки. Нет, не охранки, думал Фролов в эти минуты – а именно охраны. Она – охранительница, добрый ангел императора, перед защитой которого не остановится ни перед чем. Даже подставив собственную голову под ружья всех этих Дубининых, Звягиных, Муртазиных…
– Что же вы молчите? – спросила она, и голос Прекрасной Охотницы впервые дрогнул. – Я спрашиваю вас, Петр Федорович – отчего вы не говорите со мною теперь? Ведь вы неизмеримо лучше, выше и благороднее всех этих…
«…Дубининых, Звягиных, Муртазиных…» – эхом отозвалось и повторилось вновь в мозгу Фролова.
– Так почему же вы решились на такое… такую ужасную затею?
Арбенина смотрела на него с состраданием, она искреннее желала сейчас добра этому спокойному, невозмутимому в обычных жизненных ситуациях человеку.
– Ведь то, что судьба, должно быть, вовремя не протянула к вам руку – в чем здесь вина государя? Почему вы хотите совершить столь ужасный поступок и погубить себя, его и…
Она не договорила – спазм перехватил ее горло. Фролов подошел к ней и взял за руку.
– Сударыня, – сказал он как можно ласковее, проникновенным тоном, бережно сжимая ее пальцы. – В ваши, безусловно, разумные и рассудительные предположения закралась одна ошибка. Все иначе, уверяю вас. И у меня даже в мыслях никогда не было покушаться на государя. Поверьте, я испытываю к нему самые верноподданнические чувства, как и вы, Диана Михайловна.
– Дарья… – прошептала она.
– Что?
– Меня зовут Дарья Михайловна, – прошептала Арбенина, даже не делая попыток вытереть, платочком глаза, покрасневшие от непрошенных слез.
– Красивое имя, – улыбнулся стрелок. – И ничем не хуже… Дианы.
– О какой ошибке вы говорили только что, Петр Федорович? – с трудом беря себя в руки, медленно произнесла молодая женщина.
– Я уже полчаса пытаюсь вам сказать об этом, а вы не даете мне рта раскрыть, – в шутливом негодовании погрозил ей пальцем Фролов. Однако, видя, что его прекрасной собеседнице не до шуток, поспешно добавил: – Как только вы прочли мне письмо этого… анонима. – Стрелок поморщился при упоминания автора доноса, и это не укрылось от внимания Арбениной. – Одним словом, это определение – «убийца всех искусней» – ко мне не подходит никоим образом.
– Но разве вы не самый лучший… не лучший стрелок во всей губернии? – спросила Арбенина, и ее голос предательски задрожал.
– Лучший – быть может. Но – не самый «искусный», – покачал головой Фролов.
– Не понимаю, – встряхнула волосами, отводя со лба прядь, Прекрасная Охотница. Объясните, что это значит.
– Я не должен был стрелять, когда вы стояли на барке, – ответил Фролов. – У меня действительно острый глаз и верная рука, это так. Но мне недостает знаний. Особенно в том, что касается стрельбы со столь дальних расстояний. Там совсем иные поправки на ветер, погрешности из-за качки волн и много чего другого. Я бы просто не решился исполнить то, в чем вы меня обвиняете. Ведь в случае с покушением на пароходе, как я понимаю, необходимо стрелять наверняка – второй попытки уже не будет.
