Текст книги ""Приют менестреля": Портрет четы Дэй (СИ)"

Автор книги: Ольга Алишкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

3

«...Земной философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель сказал „Каждое художественное произведение своему времени, своему народу, своей среде“. Безусловно, художественные шедевры развиваются вместе с расой, к которой принадлежит творец. Но чем являлось время для неизвестного художника, автора столь пронзительных, завораживающих полотен? Какому народу он принадлежал, в какой среде творил? К сожалению, он не оставил после себя никаких сведений, и лишь картины, его безмолвные дети, одним своим существованием говорят о том, насколько он был талантлив. Талант может одолеть время, у него нет расы, и даже окружение, как бы враждебно оно ни было настроено, не в силах уничтожить его до конца. Величие таланта, способного творить шедевры, над которыми нет власти внешнего мира, сложно переоценить. Подаренное всем нам его проявление – переплетение материального и духовного – существует для того, чтобы душа из глубины своей непременно откликнулась на его зов».

Рита сложила газету, положила её на стойку и произнесла:

– Не сенсация, конечно, но новость интересная. Думаю, Рэйка довольна.

До открытия «Приюта менестреля» было ещё двадцать минут, которые мы тратили, изучая привезённый Эльданом свежий номер «Поздней весны». Эльф по обыкновению перед работой заезжал в редакцию, где Рэйкиниэль всегда снабжала его последним номером издания. Почту же по городу обычно доставляли часов в двенадцать-тринадцать, и к тому времени, когда все только начинали ахать и охать над прочитанной новостью, «Приют менестреля» был полностью в курсе происходящего. Вот и теперь, собравшись в зале почти полным составом, мы слушали статью корреспондента Рэйкиниэль о найденных в старом доме близ гоблинского посёлка картинах и вспоминали события, в которых принимали непосредственное участие.

– Хотя мне кажется, высказывание в заключительной части она поняла не совсем верно, – проговорила я.

Рита воззрилась на меня, как епископ на еретичку.

– А сам факт того, что Рэйка читала труды Гегеля тебя не смущает?

– А всё-таки интересно, кто автор картин, – задумчиво проговорила Вера. – В статье сказано, полотна неизвестного художника.

– Точно, – согласилась я, – картины не были подписаны. Хотя, если честно, на это внимания как-то не обращалось. Мы все смотрели на сами работы. Поверь, это зрелище.

– Рэйкиниэль показала картины Тэлинэлу, – сообщил Эльдан. – Редактор считает, при написании использовалась магия. Вот только он не эксперт в живописи и не берётся утверждать, какая именно.

– Судя по красоте работ, эльфийская, – пожала плечами Лиза.

Кариса развернула газету и посмотрела чёрно-белые снимки картин.

– Шаман постарался, – уверено заявила гоблинша. – Вы говорить, что рисунки живые. Оживить только шаман.

– Гоблины так не пишут, – несогласно покачал головой эльф.

Кариса внимательно посмотрела на вечножителя Альмарны, пожала широкими плечами, и промолчала. По выражению лица гоблинши было понятно, она от своего мнения отступать не собирается, просто считает лишним тратить время, что-то доказывая упрямому эльфу.

– Да и вряд ли писал эльф. Последняя картина была не закончена, значит, скорее всего художник умер, – вспомнила я. – Кстати, Рита, где твоё объявление?

– Вот оно, – брюнетка вытащила из-под стойки листок. Аккуратным – никакого сравнения с моими каракулями – почерком на нём было написано следующее:

«Уважаемые гости „Приюта менестреля“! Если среди вас найдётся художник, способный не только написать картину от первого штриха до последнего, но и закончить уже начатую другим мастером работу, дайте мне знать. Для вас имеется очень интересное дело. Условия оговорим при личной беседе. Хорошего всем вам настроения и приятного аппетита! Бармен „Приюта менестреля“ Маргарита Вельская».

Я сама не заметила, как во время прочтения брови мои медленно ползли вверх пока не достигли критической точки. Рита говорила, что отличницей в школе не была, но сочинения она точно писала на пятёрки. Лично моё объявление было бы примерно такого содержания: «Ищу художника. Обращаться к администору заведения. Катя». Рита, заметив моё выражение лица, снисходительно улыбнулась.

– Эльфы любят красивые витьеватые фразы. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Я живу в их городе.

– Верно, – согласился Эльдан. – Был бы я художником, я непременно отозвался бы на подобную просьбу.

– Ну что ж, – сказала я, наблюдая, как Рита к полке с бутылками клеит на липкую ленту своё сочинение, – да будет так. Может, правда, найдётся кто-нибудь, способный закончить картину. Почему-то мне тоже очень этого хочется. И очень хочется убрать её отсюда поскорее.

Дверь кухни громко распахнулась, выпуская в зал запах еды, выпечки, и, самое главное, сердитого Сильвио.

– Эльдан, Сильвио долго будет ждать, пока ты наговоришься?! – набросился на эльфа настоящий итальянец. – Сильвио вчера весь день работал без помощи! Совсем один! Мама мия! И что же? Вместо того, чтобы сегодня дать пожилому сеньору отдохнуть, вы вновь сваливаете на него всю работу! Катарина, Маргарита, вам нечем заняться? Так не отвлекайте от дел других людей!

Высказавшись, настоящий итальянец развернулся и исчез на кухне, не забыв снова громко хлопнуть за собой дверью. Мы переглянулись и отправились на рабочие позиции.

Почтальон явился ровно в тринадцать часов, минута в минуту. Уж если где и существуют сверхточные часы, так это не в какой-то там Швейцарии, а здесь, на Альмарне. Ни разу за три года мне не попадались спешащие или отстающие приборы. На Альмарне время вообще штука очень интересная. С одной стороны, часы и минуты не особо волнуют эльфов, у которых понятие времени ассоциациируется как минимум с днями, а то и с неделями. С другой, время ценят местные бизнесмены-гномы, способные работать сутками напролёт, но с условием, что каждая минута будет оплачена немедленно или принесёт обязательную прибыль в ближайшем будущем. Терять время впустую гномы ни за что не будут. Гоблины к прибору, измеряющему жизненные отрезки, относятся по-разному, но в основном так же следят за скоростью передвижения минутной стрелки по циферблату. Однако, равнодушные к стремительности жизни эльфы, тем не менее, в большинстве своём ужасно педантичны и уж если им нужно быть в определенном месте в определенное время, они не придут заранее, но и не опоздают.

Эльф-почтальон вручил Рите газеты, прочитал объявление, и отправился по своим делам. Я хотела уйти из зала на кухню, немного подействовать на нервы Сильвио и обсудить с миссис Грэйс заказ на джемы и сухофрукты для начинки её пирогов и тортов, но заметила, как из пачки газет Рита вытащила большой изумрудного цвета конверт. Естественно, позволить барменше вскрыть послание в одиночестве я не могла.

– Это что? – в притворном ужасе спросила, подойдя к стойке. – Неужели какие-то нарушения? Нас сносят?

Рита усмехнулась шутке и помахала конвертом у моего лица.

– Как считаешь, эльфы предупреждают о нарушениях и сносе при помощи писем, которые запечатывают в такие конверты?

Конверт оказался не просто изумрудный, плотная бумага была полностью покрыта разноцветными чёрточками, кружочками, точками. Поверх всего этого абстракционизма аккуратным почерком был выведен адрес «Приюта менестреля». Фиолетовыми, к слову сказать, чернилами. Мы понимающе переглянулись.

– Рэйка.

Рита открыла конверт и извлекла пачку одинаковых глянцевых флаеров.

– Что это? – удивилась я.

Рита пробежала глазами написанный на блестящей поверхности текст. Губы барменши расползлись в широкой улыбке.

– В своём репертуаре. Рэйка решила приобщить нас к высокому, просвятить тёмных. Это билеты в музей. Действительны в течение недели.

Рита передала мне стопку и вновь заглянула в конверт.

– О, тут ещё что-то... – Вытащив листок бумаги голубого цвета зачитала: – Привет «Приюту менестреля»! Вы уже видели мою статью, но пока не в курсе, что помимо похвалы от уважаемого главного редактора газеты Тэлинэла, меня похвалил ещё и директор музея Нодолон. Он очень доволен новыми экземплярами, в благодарность хотел даже выписать мне премию. Но я посчитала, что это будет выглядеть не совсем честно. В конце концов, картины нашла не я. Поэтому, попросила для всех вас билеты на выставку. Давно пора вытащить вашу компанию из ресторана и показать окружающий мир, сами это сделать вы ни за что не догадаетесь. И проживёте свои восемьдесят лет, а Альмарну толком не увидите. В общем, билеты у вас, находите время и приходите. Там есть даже для ваших гоблинов, пусть тоже прогуляются. Обязательно передайте билеты семье Лиз, и, главное, любителю горящего перца. Я всё ещё чувствую себя перед ним виноватой. Ваша Рэйка.

Закончив, Рита показала мне листок. Под текстом письма от руки был изображён весьма карикатурного вида гоблин с гитарой в руках. Он сидел за столом, играл на своём инструменте и пел, скорее всего дурным голосом и непременно нечто похабное. Потому, что по краю листа были нарисованы ноги разбегающихся в разные стороны слушателей. Сие творение явно было призвано донести до нас, что менестрель менестрелю рознь. Я покачала головой.

– Рэйка. И этим всё сказано.

Предложение пойти в музей работниками ресторана было встречено благодушно. Даже Сильвио не стал кричать и возмущаться, а первым делом поинтересовался у миссис Грэйс, не составит ли она ему компанию в этом мероприятии. Посовещавшись, мы решили не устраивать массовую экскурсию, а разделиться на группы, каждой из которых выделялся бы определённый день. Так нам не придётся закрывать ресторан, просто немного подкорректировать меню и график с учётом отсутствующих. К тому же, у нас работало железное правило взаимовыручки. Разумеется, никто из работников не посмел бы сказать, что незаменимых нет, особенно в присутствии Сильвио, но в критический момент кто-то из нас мог взять на себя функции товарища. Я, например, подрядилась встать в баре, когда уйдёт Рита. Жонглировать бокалами или бутылками я, конечно, не умею, но как правило, в обычные будние дни этого и не требовалось. А подать гостю сок или пива я вполне способна. После недолгого обсуждения группы были распределены, а дни расписаны. Мне выпала честь быть первой в веренице просвящаемых. А в компанию мне был выделен Захар, чему, неожиданно для себя самой, я очень обрадовалась. Осталось только обрадовать спутника.

В одиннадцать часов утра следующего дня Тойота цвета серый металлик подъехала к зданию музея Ардлаира. Я была в прекрасном настроение, ведь наконец-то выспалась и смогла позволить себе неспешно собраться, Захар – потому, что накануне забрал из автосервиса свою ненаглядную возилку. А ещё мне очень хотелось думать, что он так же, как и я, доволен возможностью провести время вместе. По дороге ничего особенного не произошло: мы обсуждали недавние происшествия и будущее развлечение. Оказалось, что за три года проживания на Альмарне ни я, ни Захар ни разу не были на местных выставках, в музеях или театрах. Жизнь пришельцев из другого мира ограничивалась обустройством быта. Мы искали жильё, потом работу, и были совсем непрочь найти способ разбогатеть. В сущности, занимались тем же, чем и дома, на Земле, поставив перед собой банальные цели и стремясь к ним, ни на что больше не обращая внимания. Даже осознание того, что мы находимся на другой планете достаточно быстро притупилось, эльфы и гномы из персонажей сказочных историй превратились в друзей и коллег, чистый воздух стал обычным делом, а отсутствие таких благ цивилизации, как мобильный телефон или интернет успешно компенсировала магия. Мы были пришельцами, приспособившимися к новым условиям жизни, но так и не научившимся жить. У нас появился целый мир, а мы знали о нём лишь то, что можно было выгодно использовать в повседневности. И рамки, которыми люди Земли были ограничены, в большинстве своём, создали себе сами.

Музей Ардлаира занимал трёхэтажное здание почти в центре города. Как и все сооружения, спроектированные эльфами и построенные гномами, музей невообразимым образом сочетал в себе вычурность и лёгкость с массивностью и величием. Даже стандартные колонны у входа – неизменный атрибут храмов искусства всех миров, здесь выглядели не банально. Тойота остановилась на парковке рядом с большим чёрным автобусом, на котором были хаотично нарисованы разнообразные геометрические фигуры, Захар вышел из машины и прежде, чем я успела сделать то же самое, открыл для меня дверь. И без того хорошее настроение взлетело до недосягаемых высот. В холле музея одетая в синюю юбку-карандаш, белую блузку и жилетку в тон юбке эльфийка с толстой пачкой каких-то буклетов вежливо поприветствовала нас и попросила билеты. Убедившись, что мы действительно пришли впечатляться произведениями искусства, а не, к примеру, ищем туалет, эльфийка вручила Захару буклет из своей пачки и пожелала приятного времяпрепровождения. Как оказалось, буклет был кратким путеводителем по музею; по всей видимости, предназначался этот минипроводник для тех, кто пришёл поглазеть спонтанно и не оговорил заранее услуги экскурсовода. Я была довольна. Безусловно, просвящённый музейный работник может много и содержательно говорить о том или ином экспонате, но я ещё со школьных лет терпеть не могла экскурсии. Заученные наизусть и бесстрастно выдаваемые в толпу факты сводили на нет атмосферу происходящего. Невозможно по-настоящему проникнуться аурой творения, почувствовать его древность и значимость для истории, спокойно подумать о том, чем руководствовался творец, создавая свой шедевр, предполагал ли вообще, что столетия спустя на его картину или скульптуру будут ежедневно смотреть сотни пар глаз, когда рядом кто-то автоматически тарабанит о семейном положении и материальном состоянии автора в годы создания работы. Гораздо больше мне нравится неспешно бродить по выставочному залу, переходя от картины к картине тогда, когда сама захочу, а не вдогонку за своей группой, читать таблички, вспоминая, что я знаю об исторических событиях того времени. Разумеется, мне было неизвестно о произведениях и сотой доли того, что может сообщить экскурсовод, но и он своей болтовнёй не в силах дать мне те эмоции, которые я получаю, глядя на картины в тишине и покое.

На первом этаже располагались небольшое кафе, куда мы решили заглянуть на обратном пути, и зал, в котором были представлены произведения искусства людей Альмарны. Туда мы с Захаром и отправились в первую очередь. О здешних людях я знала немного. Живут обособленно, уровень развития вроде бы что-то между семнадцатым и восемнадцатым веками. Хотя, с появлением землян, местное человечество определённо сделало эволюционный шаг вперёд. Те, с кем мне приходилось иметь дело, были может быть не такими умными и продвинутыми, как эльфы и гномы, но отличались сообразительностью и умением схватывать на лету. Они достаточно быстро научились вести с пришельцами торговлю и другие финансовые дела, до меня даже доходили слухи, что были случаи заключения браков между землянами и людьми Альмарны. Теперь, помимо всего прочего, мне выпала возможность узнать кое-что о культуре здешнего человечества.

Оказалось, люди Альмарны – мастера рукоделия. В зале в изобилии были представлены вышитые в самых изощрённых техниках картины, скатерти, даже гигантские гобелены. Изображения в основном носили либо нежно-домашний, либо агрессивно-эпический характер. Картина, на которой вроде бы крестиком были вышиты трогательные целующие клювиками ласточки соседствовала с огромным полотном, где гладью мастер изобразил конного рыцаря в тяжёлых доспехах, весьма успешно тыкающего копьём в недружелюбно настроенного дракона. Помимо вышивки нитью присутствовала вышивка бисером и даже камнями, так называемая алмазная техника. Мне показался очень интересным сюжет одной из таких работ. В этой самой алмазной технике синим и голубым камнем было выполнено панно – женщина с большим кувшином стояла у озера и смотрела на воду. И женщина, и озеро, и фон – всё это играло в солнечных лучах и красиво переливалось всеми оттенками синего. Захар заинтересовался кованными приспособлениями обихода: столовые приборы, стулья, столы, подсвечники, подставки под цветы и трости были созданы не просто для ежедневного применения, но и для эстетики. Всё было сделано очень красиво и аккуратно, хотя Захар посетовал на отсутствие в экспозиции оружия. Он рассчитывал увидеть мечи, щиты и латы не только изображёнными на гобеленах.

Второй этаж был целиком и полностью посвящён гномьему творчеству. И вот тут мы в полной мере ощутили разницу между тем, как работают с металлом гномы и люди. Безусловно, человеческие творения были красивы, но всё-таки красота не была основным их предназначением. В первую очередь эти вещи должны были приносить владельцу пользу. Гномы же могли позволить себе роскошь сделать что-то просто так, и судя по количеству металлических предметов в зале, с удовольствием себе эту роскошь позволяли. Гномы ковали всё: от необходимых в обычной жизни орудий труда, до невообразимо тонкой работы украшений интерьера. Из тончайших металлических нитей вырастали деревья, расцветали цветы, замирали в естественных позах животные, застывали ставшие на крыло птицы. Были здесь женские украшения из серебра и золота, тоже необычайно тонкие и невероятно изящные. Украшения в основном предназначались для простых гномок; те же, что изготовлялись для более известных представителей народа, были представлены рядом больших цветных фотографий, где обозначеные украшения красовались на своих владелицах. Глядя на всю эту металлическую сказку я думала о том, что с этого дня буду реже ссориться с Туином, хозяином транспортной компании «Ранан низбад», из-за того, что он как минимум раз в неделю пытается обойти условия договора и поднять расценки на доставку продуктов. Если его народ способен творить такие чудеса, наверное, не такие уж они жадные и нахальные.

– Кстати, заметила, рабочий день в разгаре, а здесь не то, чтобы полно народу, но и немало тоже?

Мы шагали по лестнице на третий этаж и в полголоса делились впечатлениями. Захар был прав, эльфов, бродящих по зданию музея, оказалось больше, чем я ожидала увидеть. Причём, насколько успела заметить, они тоже не особо жаловали экскурсоводов.

– И это характеризует нас не с самой лучшей стороны, – заметила я. – Видишь, эльфы даже в рабочий день находят время для того, чтобы приобщиться к прекрасному.

– И гномы тоже, – Захар кивнул на двух барышень гномьего происхождения, направляющихся в зал творчества своего народа.

– А вот это уже интересно.

Зал третьего этажа занимала картинная галерея. Эльфов-посетителей здесь было особенно много и едва переступив порог зала, мы сразу поняли, почему. Живопись без сомнения была прерогативой вечножителей Альмарны. Девяносто девять процентов картин принадлежали кисти эльфийских творцов и представляли собой большущие полотна, выполненные в классическом стиле. Изображались на них или природные пейзажи или портреты других эльфов. Очень редко пейзажи были городскими, а на портретах красовались другие жители Альмарны. И вот тут мы наконец-то наткнулись на организованную экскурсионную группу. Стандартно-неопределённого возраста эльфы и эльфийки, которых лично я в Ардлаире никогда не видела, окружили сотрудницу храма искусства и внимали её прекрасно поставленной речи.

– Перед вами картина известного не только в Ардлаире, но и во всём королевстве Малевиона. Вы все конечно же знаете его не только как талантливого создателя полотен, но и как модного художника, проявившего себя в художественной росписи автомобилей. К слову сказать, автобус, на котором проходит ваша экскурсия, был оформлен одним из учеников мастера, так же очень уважаемым художником. Малевион известен в первую очередь серией изображений геометрических фигур, отрисованных по всем правилам живописи стиля супрематизм – очень тщательно соблюдены пропорции линий и углов, переходы света-тени, отношения плоскостей друг к другу. Особенно выделяется его картина «Парящие треугольники». Серия находится в главном музее королевства и доступна для всеобщего обозрения. Мы же в данный момент можем видеть один из созданных мастером пейзажей. Картина была написана четыреста семьдесят восемь лет назад, когда Малевион ещё не был знаком с творчеством земных художников-супрематистов, но уже в то время его полотна отличались присутствием в сюжетах чётких линий и геометрических фигур.

Творение называлось «Генсальская башня зимой». На холсте была изображена окружённая зимним лесом странная коническая постройка – по всей видимости, та самая башня. Чуть в стороне располагалась частично покрытая льдом река. Как таковых, геометрических фигур здесь не присутствовало, если не считать башню, но всё-таки было в атмосфере картины нечто правильное, я бы даже сказала, точное. Именно такие же эмоции у меня всегда вызывали изображения фракталов.

– Дурное влияние человеческой культуры на эльфийскую, – прокомментировал увиденное Захар. – Какая-то пугающе точная картина. Смотри, на деревьях ветви расположены не хаотично, как положено в природе, а на одинаковом расстоянии друг от друга.

– А по-моему интересно, – не согласилась я. – Этакая гремучая смесь классической живописи и математики. Но на то они и эльфы, то у них всё сдержанно и по правилам, то вопреки любым канонам. Вспомни Рэйку. Это же катастрофа для чувства прекрасного! Но никто её не упрекает в отсутствии вкуса. Потому, что на самом деле, всё, что она на себя надевает, каким-то образом выглядит гармонично. Эльфы, на мой взгляд, ценят гармонию больше, чем красоту.

Захар с сомнением посмотрел на творение эльфийского Малевича, видимо, пытаясь узреть гармонию, но кажется оной не нашёл, потому, что быстро потерял интерес к картине.

– Идём дальше.

Следующая долгая остановка с обсуждением состоялась у картины, на которой изображена была гоблинша. Вот только понятно это стало только после прочтения названия. Творение именовалось «Партрет вяликалебной шаманши Пузоглазки». Название было аккуратным почерком выбито на металлической табличке, помимо него там же содержалась стандартная информация о том, что автором является гоблинский художник Красколяп, дата его рождения, и часы, потраченные на создание шедевра. Один час двенадцать минут. Забавно, учитывая, что судя по другим табличкам эльфы на свои шедевры могли потратить несколько лет.

– Вяликалебное исполнение! – скептически похвалил Захар, разглядывая картину. – Интересно только, какая из этих клякс Пузоглазка? И почему эльфы не исправили название?

– Возможно, Красколяп настоял, что картина называется именно так и никак иначе, – предположила я. – Но вот насчёт Пузоглазки, даже не знаю. Может, самое большое посередине пятно и есть эта уважаемая дама?

Самое большое пятно действительно располагалось почти в центре холста, было насыщенного зелёного цвета с чёрными точками и линиями в верхней его части. Скорее всего, где-то здесь располагалась голова. Остальные части тела художник не стал как-то выделять, решив, видимо, что тут и так всё ясно.

– Целый час потратил, надо же. Наверное, большую часть времени Красколяп устанавливал холст и распаковывал краски.

– Тоже мне, ценитель творчества, – насмешливо заметила я. – Ничего ты в гоблинской живописи не разумеешь, тёмный!

– Куда уж мне, я слишком стар для новомодных направлений в искусстве, – притворно горестно посетовал Захар. – Кстати, Кэт, ты заметила, что наших картин в зале нет?

– Мг, – кивнула я. – Тоже об этом подумала.

Захар решительно направился к одиноко стоящей у портрета неизвестной эльфийки сотруднице музея. К слову, ну очень похожей на ту самую неизвестную.

– Вчера в «Поздней весне» была статья о картинах, найденных где-то за городом и переданных музею, – сказал Захар после приветствия. – Мы думали, что найденные произведения уже выставили для посетителей.

– Это так, Рэйкиниэль действительно привезла в музей восемь полотен, – подтвердила эльфийка. – Но перед руководством встала серьёзная проблема. Нам не известен автор произведений. Поэтому, пока мы не можем выставить их в зале. Сейчас они находятся в хранилище. Но, не беспокойтесь, картины тщательнейшим образом изучаются искусствоведами музея. К тому же, мы подготовили запрос в Аленваль, возможно, нам смогут помочь столичные специалисты. В скором времени картины будут украшать зал.

– А если случится так, что вы не сможете узнать имя художника? Что же, картины останутся пылиться в хранилище? – удивилась я.

Эльфийка покровительственно улыбнулась.

– Поверьте, ничего подобного не случалось ранее, не произойдёт и теперь.

Мы поблагодарили эльфийку, ещё немного побродили по залу, затем спустились в кафе, где я призналась Захару, что за три года проживания на Альмарне ни разу не была ни в одной эльфийской харчевне. Так, мой выход в свет ознаменовался к тому же знакомством с Ардлаираскими заведениями быстрого питания. Захар кивнул и сообщил в ответ, что нам непременно следует выбираться куда-нибудь ещё, чтобы не позволить сбыться пророчеству Рэйки и не прожить даром свои восемьдесят лет. А ещё мы решили обязательно съездить в Аленваль, столицу королевства, и полюбоваться на тамошние достопримечательности. Я не знала, получится ли вообще даже подумать об этом, когда окажусь за пределами крохотного музейного кафе, но в тот момент казалось, что рамки повседневности исчезли и больше меня ничто не ограничивает.

4

Яркой фиолетово-розовой молнией в зал ворвалась Рэйкиниэль. Она едва не сбила с ног заканчивавшую вытирать полы Карису, в последний момент невероятным образом обогнула гоблиншу, чудом ни во что не врезалась, и затормозила аккурат у стойки.

– Оштрафую за превышение скорости! У меня здесь вообще-то хрупкие вещи, – пригрозила хозяйка бара Рита и поставила на стойку только что до блеска натёртый стакан.

– Ты откуда в такую рань? – ошарашенно спросила я, разглядывая массивный Nicon F3P, который эльфийка умудрялась носить на шее. Плёночная камера с планеты Земля – очередная прихоть Рэйки. Причём, бунт был не только против магических фотоприспособлений Альмарны. Рэйкиниэль не раз хвасталась тем, что даже на Земле эта её камера была изготовлена ограниченным тиражом и в свободную продажу не поступала. Как она раздобыла сей раритет и, главное, откуда вообще узнала о его существовании журналистка, тем не менее, распространяться не торопилась. Видимо, несмотря на стремление постоянно обращать на себя внимание, на этот раз Рэйка не хотела шокировать общественность, называя сумму, в которую обходятся некоторые капризы.

Дверь вновь, на этот раз аккуратно, открылась и в «Приют менестреля» вошёл Эльдан.

– Всем доброго утра, – поприветствовал присутствующих. Мы рассеянно закивали. Взгляды всех, за исключением разве что Карисы, были устремлены на журналистку-неформалку.

– Рэйка?

– Вы не поверите! Это просто... Сенсация!

Рита в надежде на разъяснение посмотрела на Эльдана, но тот хранил молчание. А может быть, тоже пока ещё не был в курсе происходящего. Я подавила вздох. Если от слова «сенсация» из уст Рэйка становилось просто не по себе, то отсутствие информации об этой сенсации у других эльфов откровенно пугало.

Рэйкиниэль шумно перевела дыхание и выпалила:

– Наш музей обокрали!

Сказано это было таким тоном, словно эльфийка сообщала нам самую замечательную новость в своей жизни и мы сейчас просто обязаны были её с этим событием поздравить. Её глаза возбуждено сияли, на щеках играл румянец, короткие ногти выбивали по стойке дробь не хуже гномьих барабанов. До меня же дошла только интонация, но никак не смысл сказанного.

– Чего? – выразила своё непонимание Рита.

Рэйка охотно повторила:

– Ограбили городской музей. Ночью. Выяснилось же это только утром и мне даже удалось побывать на месте преступления до появления полиции. Я кое-что даже сфотографировать успела, – она погладила корпус верного раритетного фотоаппарата. – Вы только вникните, ограбление в центре города!

Вникать лично мой разум отказывался наотрез. Разумеется, я понимала каждое слово, но никак не могла уяснить, каким образом связать понятие «обокрали» с нашим городом. В Ардлаире преступлением можно было бы назвать разве что глупость гоблинов да наглость гномов. Первые в пылу праведного гнева из-за какой-то очередной ерунды могли что-нибудь сломать, вторые в погоне за наживой стремились всех и каждого обсчитать. Но ни те, ни другие не отличалась склонностью к воровству. Тем более, в музеях.

– Рэйка, ты шутишь? – задала вполне уместный вопрос Рита.

– Не похоже, – не согласился Эльдан. – Рэйкиниэль вполне серьёзна. Вот только...

– Вот только вы меня не слышите! – нетерпеливо перебила его Рэйка. – Ограбили наш музей! Угадайте, что забрали?

– Портрет «Вяликалебной шаманаши Пузоглазки»? – нервно хихикнула я. Ситуация всё больше отдавала абсурдом и это, почему-то, вызывало у меня желание расхохотаться.

Рэйкиниэль недоумённо нахмурилась.

– Какой портрет?

– Вяликалебный! – Я больше не в силах была сдерживать рвущийся наружу смех. Кажется, начиналась истерика, чего в данный момент позволить себе я никак не могла. Рита, Эльдан и Рэйка забыли, о чём вообще шла речь и смотрели на меня, как на умалишённую, лишь Кариса, не обращая внимания на припадки работодательницы, добросовестно занималась своим делом. Нечеловеческим усилием мне удалось взять себя в руки. Шумно выдохнув я проговорила: – Простите, не понимаю, что нашло... Ох, Рэйка... Прости. Просто ты заговорила о краже в музее, о том, что что-то забрали. Ну я и представила, как банда непонятно отчего взбеленившихся гоблинов громит музей, чтобы торжественно вынести оттуда портрет вяли... О, боги!

Я зажала рот рукой, предотвращая новый взрыв смеха.

– Ну какие у нас тут могут быть ограбления?

Рэйка покачала головой, сняла с шеи камеру и положила на стойку.

– Если бы гоблины, да если бы громили. Не всё так просто. Дверь открыли аккуратно, внутри помещения ничего не испортили, знали, куда идти и где искать. Даже музейные работники не сразу поняли, что что-то пропало. Ну так как, будут предположения, что украдено, или нет?

Рита пожала плечами.

– Вариант с гоблинами и портретом шаманки был вполне реалистичным.

– Нет, – Рэйкиниэль хлопнула ладонью по стойке, – это невозможно! Неужели вы не догадались?! Пропала Илона!

– Какая ещё Илона, – начала было Рита, но Рэйка так неё посмотрела, что до брюнетки сразу же дошло. – Картина, которую мы нашли? Пропала?

Эльфийка кивнула.

– Именно.

– Погоди, – вмешался Эльдан, – говоришь, что пропажу заметили не сразу? Но ведь картин было восемь. Их отсутствие трудно не заметить.