Текст книги "Настя как ненастье (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Настя действительно шла за справкой. Она не хотела ничего большего. Она не ждала, что предложат помощь. Она не хотела принимать ее, боясь, что теперь ее желание близости он посчитает платой. Ну и пусть считает… Она готова платить. За ошибку с Борькой, за дурость брата, за то, что такой Кеша ей может только сниться…
Мать не права. Она не продает себя, она не бежит за ресторанами и внедорожником. Ей не нужны подарки и прочая, прочая, прочая… Ей нужен он. И как так получилось, непонятно. В один миг мир рухнул. Он теперь не средство излечиться от Борьки… А, может, никогда им и не был. Это она просто обманывала себя.
Стать его девушкой – зачем он все это так обставляет? Неужели серьезно хочет отношений с той, с которой даже не спал еще. А вдруг она ему не понравится? А вдруг он передумает еще до того, как попробует?
Машина так машина. К черту воспоминания, когда нет иного способа заставить его сделать первый шаг. Но он его все равно не сделал! Почему? Что в ней не так? Или все это шутка? Иннокентий Николаевич просто такой вот меценат. Завтра отдаст Илье деньги и пожелает ей удачи в личной жизни. И снова скажет: ты классная девчонка. У тебя обязательно будет хороший парень. Привет собаке и чтобы мама не болела. Да, еще спросит, сколько он должен за пиратскую комнату для племянника, потому что заказ остается в силе. У тебя же, мышка, все равно нет заказов, а деньги тебе очень нужны.
– Мам, я завтра тоже не приду домой.
Настя сказала это твердым голосом. И решение ее получить от Кеши первый и прощальный секс было таким же твердым, как и голос на маминой кухне, хотя Настя еще не понимала, как добьется от Кеши его исполнения. Мама не поверила про невинное воскресенье. И так даже лучше. Раз она уже подарила ему свой первый раз, так зачем запрещать ей второй?
– Ты – дура, – заявила мать, как и тогда, когда Настя сбежала от Кеши по звонку соседки.
Да, дура. Не всем же быть умными. И умной надо было быть в другое время и в другом месте. Но она любила… Да, она любила Борьку и потому не видела, что он за человек. А Кешу она не любит, зато видит, кто он… Или любит? Но как такое возможно?
– Нина Васильевна, отпустите со мной Настю на дачу. Пожалуйста. Я тоже хочу ее с мамой познакомить.
Что это? Как такое возможно? Он что, серьезно?
– Главное, чтобы ты меня дождалась.
Нет, конечно. Откуда взяться серьезности?!
– Я же еду с тобой?
Зачем только спросила! Зачем тебе очевидный ответ… Озвучь его сама:
– Ты передумал меня брать?
Передумал. Нет? Понять его желания невозможно. Как и пережить с ним пятницу.
2 "Что для тебя важно?"
Больше всего на свете Насте хотелось зажмуриться. «Ты не должна ехать!» – кричал мамин взгляд и ему вторил ее собственный из зеркала, возле которого она стягивала волосы в хвост. Конечно, Настя понимала, что будет лишней на даче, где болеет ребенок. Понимала, что только больше настроит против себя мать Кеши. И что? А ничего… Социальный статус ей не скрыть и не изменить, но вот не знакомиться с Кешиной мамой, когда у них в семье черт ногу сломит, она бы могла. Да, могла! Но не захотела.
Настя бы поняла и приняла желание Кеши поехать одному. И до его приглашения не сомневалась ни на секунду, что он встанет, извинится и уйдет. А потом, когда сердце радостно забилось, Настя на девяносто девять процентов была уверена, что мама ее не отпустит на чужую дачу к незнакомым людям. И это стало бы самым правильным решением – точно сухой из воды выйти. Сама отказаться от поездки Настя не могла. Но мама запрещала лишь взглядом, который Кеша не мог прочитать. И который сама Настя не желала больше читать. Да наплевать…
Ее волю сковал страх, что Иннокентий сейчас уйдет и больше она его никогда не увидит. Этот же страх же загнал здравый смысл под резинку, до боли сжимавшую волосы на пульсирующем затылке. Была бы возможность прибить гвоздями Кешины ботинки к порогу ее комнаты, Настя бы это сделала пренепременно. Когда он сказал про ее кроссовки, она даже не смогла улыбнуться. Он шутил, в то время как она всей душой понимала желание Эйты никогда больше не оставаться одной.
– Насть, прекрати смотреть мне на руку! – Она вся сжалась под недовольным взглядом водителя. – Аж пальцы сводит. Царапина давно не болит, но от твоего взгляда так чешется, что я действительно готов бросить руль. Лучше придумай, как объяснить этот бинт. Заикнемся про собаку, мать меня точно на уколы отправит. Нет, не так даже, – Теперь Кеша улыбнулся. – За ручку к доктору отведет, зная, что сам я все равно не пойду.
– А, может, все же надо сходить?
Голос к концу фразы дрогнул. Эйты прививку сделали, а те злобные псины слишком ухожены, чтобы быть запущенными, но всегда есть это – а вдруг? И этот «вдруг», если случится, случится всецело по ее вине: Кеша никогда бы не сцепился с собаками, не приедь он к ней. К ней…
– Брось! Легавых вылизывают. И люди сейчас куда бешеннее собак. Вот от такого укола для себя я бы точно не отказался. Ну, придумала что-нибудь?
А что она могла придумать – понятия не имея, что Кеша делает в свободное от нее время. От нее… Настя вздрагивала от каждой подобной мысли, точно хотела заставить себя проснуться – вылезти из розовой сказки в серую реальность. Почему, почему он с ней? И как, как удержать его рядом? Как не дать опомниться? Как показать, что она не такой уж плохой выбор? Если этот выбор он вообще сделал. Пятница, пятница все решит. И она не за горами – наступит ровно через час и тридцать семь минут.
– Ножом порезался? – выдала Настя самое простое. На более сложное у нее сейчас не хватало мозгов.
Кеша тут же метнул в ее сторону вопросительный взгляд:
– Это что надо кромсать на весу, чтобы так садануть?
Настя пожала плечами, хотя он уже и не смотрел на нее.
– Ну… – Она судорожно искала хоть какое-то здравое объяснение своему предложению. – Мама так падающий нож поймала. Вернее, не поймала…
– Не мой случай. Я не готовлю сам. Или… Ну да, ну да… Все, алиби готово! – он даже хлопнул ладонью по рулю от своей детской радости. – Поймал в мастерской с полки какую-нибудь железную деталь.
– Какой мастерской?
– Автомобильной. Мы строительной техникой занимаемся в основном. Обслуживание и аренда. Но я сегодня не хочу о работе. Совсем не хочу, – улыбнулся он сильнее, точно желал заверить Настю, что не отшивает ее с вопросами и не считает тупой для подобной беседы. Во всяком случае, Насте именно так хотелось расценить сейчас его взгляд.
Они впервые так долго были наедине, в плену машины, лишенные движения и возможности найти хоть какие-то отвлекающие моменты в окружающем мире. Вакуум давил – темы для разговоров, если и возникали, то быстро сходили на нет. Так есть ли между ними что-то общее? И действительная причина тишины – разница в возрасте, в положении, в интересах – или же во все этом вместе взятом, помноженная на обнаженные нервы? В итоге скатились на учебу. Последний курс, в апреле уже просмотры… Должен быть готов проект по дизайну коммерческого объекта с набросками, макетом и планами. Только она ужасно далека от своей будущей профессии и, кажется, никогда в ней не будет…
– Откуда столько пессимизма? – Кеша улыбнулся одними губами, но Настя поспешила расценить улыбку как интерес.
– Из чужого опыта, – затараторила она. – В этой индустрии сексизм. Все хотят видеть дизайнером мужчину, а женщины сидят в автокаде планы делают. У нас несколько таких пар есть: он – дизайнер, она – подмастерье дома. А Славка вообще как-то не прижился в дизайне, но он больше художник-оформитель по духу… А сейчас вообще только росписями и занимается. Говорит – самое не пыльное и финансово выгодное. И творческое. И у него идет. Один клиент рекомендует другому. Он без работы не сидит…
– Но он и не учится, – перебил Кеша и в этот раз даже мельком не взглянул на нее. – Лучше скажи, чего бы тебе хотелось? В плане самореализации, я имею в виду, – поправился он, явно глотая фразу про деньги.
Но именно ее ждала сама Настя: ей нужны деньги, а что для этого делать, не так важно – она получает удовольствие и от росписей, и от работы над декорациями, и от создания открыток, когда те покупают. Она бы и листовки снова пошла раздавать, если бы совсем не платили за ее художественные навыки в тандеме с идеями в голове. Но ответила она просто – что угодно, если это искусство.
– Но я точно не хочу оформлять квартиры. Это то, чем большинство наших девчонок занимается.
– Почему?
Сказать правду? Зависть. Да, черная зависть – что такого лично у нее никогда не будет. Когда это коммерческий объект – ресторан там, магазин или просто офис – трудишься со спокойным сердцем, а вот, вступая в частные владения, трудно держать себя в руках. И практически нереально доказать заказчику, что не в цене ценность той или иной вещи. И, порой, делать этого не хочется – хочет бросать деньги на ветер, пусть бросает. Это то, что ей рассказывали – сама она только одним глазком заглянула в тот мир. Этим летом, став у Славы временным помощником.
Чего она ждала от квартиры Кеши? В тот момент броскости, лишних вещей и… негативной атмосферы. А что нашла? Фотографию из журнала, в которой не было души. Никакой. Кеши в его квартире не было. Вообще. Точно он привел ее в дом знакомых. А что было в квартире его сестры? Бардак – в цвете, мебели и мыслях. Но при этом в тех стенах ощущалась жизнь. Как там у Митяева было? Препод очень любил цитировать: в квартире кавардак, а это значит и в душе чего-нибудь не так…», если, конечно, не переврала. В душе у Лиды был мрак… Но неужели в душе ее брата – вот такой образцовый порядок: серый и обезличенный. Не может человек не внести в домашний интерьер даже частички себя. Он шутит, улыбается, даже не брезгует дворнягой, а в квартире у него полный душевный минимализм…
– Я не знаю, почему, – ответила Настя сразу на оба вопроса: и тот, что задал Кеша и тот, что мучил ее с прошлой субботы. – Наверное, я не хочу узнавать людей настолько близко, чтобы понимать, в каких цветах им будет приятнее жить. Не оформлять же по картинкам из журналов.
– Да?
Кеша хмыкнул. И Настя напряглась – неужели глупость сказала? Хотелось быть краткой и умной.
– Мать вот именно так оформила мою квартиру, пока я валялся в больнице.
Ах вот оно что… Он же говорил про обилие белых стен, которые ему не нравятся…
– И ты ничего не менял?
– Ничего. Хотя мне ничего там не нравится. Ну, кроме новой стены… И, скажем, салатовых штор на кухне. Хоть какая-то радость…
Сердце билось слишком громко, заглушая робкую надежду на то, что ее роспись действительно пришлась ему по душе.
– До сентября сможешь закончить ремонт? Стены идеально выровнены, если это важно.
– Это важно, и я это заметила. Но зачем тебе ремонт?
Она спрашивала не просто так. И даже не из праздного любопытства. Она хотела знать, что причина не в том, что она без работы. Если он закроет брату кредит, она не возьмет с него ни копейки, хоть придется расписать пять детских для несуществующих племянников. Илье ни в жизнь не вернуть этих денег, и Кеша не может этого не понимать. Она, кажется, достаточно откровенно описала ему брата.
– А что бы был…
Ну да, вот он ответ. Как она и боялась.
– Кеша, я не знаю, сможет ли Илья в ближайшее время вернуть хоть часть долга… – надо ему открытым текстом сказать, что она понимает положение дел.
– Настя! – он сначала разогнался, а потом резко тормознул. – Не смей больше начинать этого разговора! Никогда. Считай, что это посторонний человек, не брат, и ты не имеешь к этому никакого отношения…
– Это моя мать! – почти взвизгнула Настя. – Сто двадцать тысяч – это наш с Ильей общий долг. И если бы я вовремя смогла отдать ему свою часть…
– Настя, хватит! Не заставляй меня говорить вещи, которые ты не хочешь от меня слышать. Он взрослый человек. Тебе было восемнадцать, о какой части денег мог идти разговор? И, знаешь, без новой кухни можно прожить. Без матери – нет. И сто тысяч отдаются даже в небольшой зарплаты. Все остальное – нет. И он прекрасно понимал это, когда брал деньги на ремонт. И я прекрасно понимаю, когда возвращаю за него кредит, что это просто шанс… Я даю ему шанс начать с белого листа. Тот шанс, который, возможно, в будущем кто-то даст и мне. А не потому, что он твой брат…
Не потому? Зубы заговаривает. Не потому что он твой брат… А почему? А потому что пожалел именно ее, потому что она разревелась перед ним, потому что он не мог встать и уйти. Почему не мог? Потому что она ему нравится? Ведь именно поэтому? Поэтому?
Он следил за дорогой. Не смотрел на нее, не читал всех этих вопросов в ее глазах – к счастью. Настя сжималась под ремнем безопасности, не чувствуя больше никакой безопасности для собственной души. Как он в нее пролез? Как? Ведь она же пришла к нему не только потому, что было больше не к кому идти… Она пришла к нему, потому что ее тянуло к нему… Неимоверной силой. Мать не права – она с ним не из-за денег. Да, из-за денег, о которых мама ничего не знает. Но ведь он возьмет ее не в качестве уплаты долга, хотя она готова была предложить себя именно в таком качестве, если другого ему не нужно. Но ведь нужно другое? Ведь нужно…
Она ежесекундно скашивала глаза на его профиль. Он то и дело закусывал губы, точно те обветрились и покрылись противной коркой. А она облизывала свои, потому что те пересохли – и никакая помада им не поможет. Только поцелуй. Но смогут ли они остаться наедине? И если смогут, ограничатся ли поцелуями?
3 "Как-нибудь в другой раз"
Настя выдохнула с облегчением, когда внедорожник въехал в дачный поселок: среди кирпичных монстров и высоченных заборов попадались приземистые деревянные домики с резными наличниками. Выходит, это не закрытая территория для высших мира сего… Дыхание она задержала еще во время телефонного разговора Кеши с мамой, в котором он тоже назвал ее своей девушкой. Даже не так… Ее имени он не назвал, а сказал так:
– Мам, я не один, а с девушкой, о которой говорил тебе в пятницу…
Говорил в пятницу? Что он мог говорить о ней в пятницу, когда в квартире они встретились только в субботу. И кому? Своей маме! Взрослые сыновья вообще редко говорят с мамами и уж точно не о малознакомых девушках. Что он еще сказал? Что? Но ответа ей не получить. Никакого.
– Мам, уже поздно. Ну, не знаю… Ничего не готовь. Я сейчас куплю к чаю что-нибудь. Кстати, хлеб нужен? Или молоко? Да я знаю про козье! – Настя видела на лице Кеши раздражение. – Просто чай завари. Не знаю. Минут двадцать плюс магазин. Ну, а какой еще в такое время! В аптеку не нужно? Не знаю. Сама ей позвони. Что я должен? Меня погнали, я поехал. Давай, все… Я в магазине уже.
Кеша вернул телефон в держатель.
– Говорил, что Лида дура? Говорил?
Настя решила не отвечать. Кто у них в семье дурак не ее ума дело.
– Зря только вечер испортил! – вырвалось у Кеши, когда он припарковался.
И тут Настя не выдержала, сказала то, что очень хотелось сказать, а еще больше услышать от него самого:
– Мы все равно вместе, и это главное.
Он на секунду замер. Потом приблизил к ней губы, но не поцеловал, а лишь прошептал:
– Ты права. Пошли.
Дверь машины она открывала трясущейся рукой. Его дыхание обожгло, но не согрело – наоборот заставило задрожать, всем телом, и сейчас Настя, впервые за последние дни, порадовалась, что Кеша не взял ее за руку. Они шли рядом, но между ними оставался холодный воздух августовской ночи, пропитанный влагой и жаждой – безумным желанием близости.
– Пирога с брусникой нет, – изрек Кеша с нескрываемым сожалением. – Придется брать с лимоном. Не против?
Чему она должна противиться? Только желанию схватить его за руку и ткнуться носом в плечо. Да, это желание с каждой секундой становилось все более непреодолимым, и Настя отошла в сторону, крепко сцепив за спиной руки в замок.
Сейчас перед дачной калиткой она сделала то же самое. Только уже для того, чтобы распрямить плечи, на которые вдруг навалился беспредельный страх услышать в свой адрес из уст Кешиной мамы что-то настолько неприятное, что сразу отвратит от нее сына.
– Не хочу с утра воротами греметь, – объяснил он, придерживая калитку, зачем заехал внедорожником почти что в канаву.
Длинная дорожка, обсаженная цветущими розами и романтично освещенная фонариками, вела через лужайку к двухэтажному кирпичному дому. На крыльце никого – хозяйка решила, что они не настолько важные гости, чтобы их встречать? Именно этого Настя и боялась больше всего. Невозмутимый Кеша открыл дверь своим ключом и пригласил ее первой войти в полутемную прихожую.
– Давай сюда куртку!
Но сказал это уже после того, как его пальцы отыскали ворот джинсовки. Настя чуть присела, чтобы быстрее выскользнуть из куртки, пока Кеша не заметил, как она дрожит.
– Здравствуйте!
В прихожей вспыхнул свет. Они раздевались впотьмах непонятно зачем. Хозяйка поддерживала рукой дверь во внутренние помещения, а Настя – выбившиеся из хвоста волосы. В доме обязано быть тепло, так отчего же все руки покрылись мурашками, как и, должно быть, язык, с которого сорвались такие дрожащие звуки ответного приветствия.
– Тимка спит? – осведомился Кеша у матери полушепотом, перед этим представив их друг другу.
– Он наверху. Можешь говорить нормально. И почему машину не загнал?
– Чтобы не шуметь. Мы хотим в семь выехать, – и, поймав вопросительный вздох матери, добавил: – Завтра же еще пятница. Мне как бы на работу надо.
– Тогда что вы здесь копаетесь? Пришли как мышки. Я не вышла б, год еще здесь обувь снимали и так и не сняли бы. Твои тапки под скамейкой, а Насте Лидины дай.
Тихо пришли? Значит, их просто не услышали, а не проигнорировали за ненадобностью. Но дышать Насте легче не стало.
– Спасибо, – она тихо поблагодарила Кешу за тапки и одернула футболку.
Но хозяйка смотрела не на нее, а на сына. И Настя спокойно смогла оценить ее внешний вид. Выглядит хорошо. Лучше мамы. Не такая дерганная, что ли, хотя и держит уже больше минуты руку за ухом, хотя волосы на висках короткие. Одежда простая – не дачная, конечно, в понимании обычных людей, но и без всякой показной вычурности, просто домашняя плотная кофта и джинсы. В юбке за внуком не побегаешь!
– С каких это пор ты носишь под пиджак футболки? – Ах вот, на что смотрела Кешина мама!
– С тех самых, когда некоторые особы звонят мне, когда я пью чай, – соврал Кеша. – Облился. Пришлось раздеть Настиного брата.
– У тебя должна быть какая-то рубашка в шкафу… И папина точно есть. Тебе ж под пиджак.
Кеша выпрямился.
– Я все равно через дом проеду. Ну, может, мы уже пройдем? Как бы время совсем не детское.
Настя вошла следом за хозяйкой, но тут же вспомнила про рюкзак и, обернувшись, уткнулась Кеши прямо в грудь.
– Что? – придержал он ее под лопатку.
– Рюкзак оставила, – пролепетала Настя, чувствуя, как воспламенилась спина под его рукой и взглядом его матери.
– Потом возьмешь. Пошли.
Пришлось вновь перешагнуть порог. Гостиная… Точно гостиная, как в городе, наполовину с крашеными стенами, наполовину с обоями, даже батареи обычные под белыми подоконниками. Угловой кожаный диван, кресла, журнальный столик. В глубине за широкой аркой длинный стол под бордовой скатертью, стулья с высокими спинками, чашки – просто красивые, с синими ирисами.
– Настя, проходи! – Кеша снова подтолкнул ее в спину. – Чего ты стоишь?
А она не знала, чего стоит. Нет, знала. Осматривалась. Оценивала обстановку. И… искала детские игрушки, которых нигде не было видно.
– Что у тебя с рукой?
Спрашивали, понятное дело, не ее, но Настя машинально схватилась за свое запястье, и пальцы чуть ли не подпрыгнули на вене – так бешено колотилось сердце.
– Решил показать Тихону Алексеевичу, что уже большой и разбираюсь в машинкам. Не надо так смотреть. Там не открытый и даже не закрытый перелом. Просто царапина.
– Могу посмотреть?
– Нет, – Кеша спрятал руку за спину. – Настя перед выходом все промыла и перевязала.
– Это правда? – повернулась к ней хозяйка, и Настя от неожиданности вопроса пожала плечами. – Просто царапина? Нагноения не будет?
– Мам, я помню про вареный лук. Мы не маленькие, мы справимся. Настя, ну проходи уже! А то так даже чаю не попьём, уедем.
Он рассмеялся. Тихо, но все равно естественно. И наконец довел Настю до стула. Из-за стола она увидела кухню. Шкафчики тянулись только вдоль главной стены. С одной стороны было окно с цветочной вазой на подоконнике. С другой – холодильник. Как-то уж очень не функционально использовано пространство. Но ее мнения никто не спрашивал, и она молчала.
– Может, все-таки я накормлю вас ужином? – предложила хозяйка, вынимая из пакета прямо на стол лимонный рулет.
Кеша вопросительно взглянул на Настю, и мать, перехватил его взгляд, строго сказала:
– На диетах будете сидеть дома. У меня за столом можно есть все.
– А что у тебя сегодня за столом? – тут же оживился сын.
– Твои любимые голубцы, капустный салат, опять же твой любимый, и каша, гречневая, твоя нелюбимая. Так что ее я не предлагаю.
– Я участвую. Насть, это очень вкусно.
Она опустила глаза и сказала:
– Я буду только чай, спасибо. Меня мама накормила.
– А второй маме ты даже шанса не дашь?
Настя подняла голову – Кеша ее просто-напросто гипнотизировал.
– Это обалденно вкусно. Честно. Не вру…
– Иннокентий, мои голубцы не тракторы. Не надо их втюхивать с таким напором. В другой раз попробует. Если вы меня чуть раньше предупредите, на столе будет больший выбор, а не только то, что с обеда осталось.
– Мам, какая претензия ко мне-то? Я вообще не собирался сюда.
Хозяйка уже было шагнула в кухню, но обернулась.
– Значит, мне несказанно повезло. Иначе ты бы меня с Настей никогда б не познакомил.
Настя вся сжалась. В голову прилила кровь, но мозг не начал соображать быстрее. Хотя чего тут непонятного: ее явно с кем-то путают. Может, предыдущую его девушку тоже Настей звали?
– Мы планировали пригласить тебя в гости, как только закончим ремонт.
– Какой такой ремонт? – все больше удивлялась хозяйка.
– Косметический. Настя у нас скоро станет дипломированным дизайнером. Так что нам нужен был подопытный кролик. Обещаю, ты будешь положительно удивлена… Насть, сколько там еще работы?
Язык не двигался. Голова горела. Вот так легко поймал ее в капкан…
– Ну… Зависит, сколько мы всего менять будем…
– Все будем менять. Кроме мебели. Пусть собака эту издерет сначала…
– Какая собака? – хозяйка так и не дошла до кухни. – Ты взял щенка?
– Нет. Это Настина собака. Просто она зверь с когтями и зубами и любит спать на диване. Она, конечно, предпочитает нашу кровать, но тут во мне включается собственник…
Его рука уже лежала на спинке стула, и Настя сама себе позавидовала – никогда раньше ей так легко не давались позы балерины.
– Кстати, а где вы спать будете? Я могу постелить у Лиды. Там кровать шире.
У Насти сердце трепыхало уже под самым подбородком.
– Мы наверх на диван пойдем. Там и подушки, и пледы есть. И «фильму» можно посмотреть.
– Какую тебе «фильму» в двенадцать часов?! – голос матери Кеши дрогнул. – Впрочем, спите, где хотите. И давайте ешьте уже быстрее. Непонятно, когда Тимофей проснется. А я уже не в том возрасте, чтобы не спать ночами.
– Так ты голубцы зажала… – улыбнулся Кеша. – Я бы давно спать ушел.
Настя подскочила со стула с предложением помощи, но Кеша удержал ее за руку.
– Насть, побудь немного гостьей. Ей приятно, поверь. Мам, правда тебе приятно за нами ухаживать?
Хозяйка ничего не ответила и молча закрыла дверцу микроволновки. А вот Насте было приятно. Безумно приятно. Потому что Кешин большой палец прошелся по ее запястью, и она с трудом сдержала дрожь. Но голову все равно бросило в жар.
– Чай сам разлей, – хозяйка принесла на стол тарелку с голубцами и миску с салатом на самом дне. – На меня не надо. А то завтра с опухшими глазами встану. Приехали бы на выходные, хоть бы познакомились поближе…
Теперь она смотрела прямо на Настю, и той захотелось съехать под стол, но она слишком близко придвинула стул.
– Мам, у нас ремонт в свободное от работы время. Ну, совсем никак на выходные, даже на один день. Мы на Новый Год приедем.
– То есть я здесь до Нового года, да?
– Мам, здесь намного лучше, чем в городе. Даже зимой. Баня здесь шикарная, прямо в доме, я тебе рассказывал, да?
Кеша приподнял с Настиной шеи хвост и коснулся окаменевшего плеча. До нее постепенно начал доходить смысл его словесной и пальцевой игры: он пытается доказать матери, что они знакомы не первый день. В ту пятницу он явно говорил ей про другую девушку. Ту, что бросила его в субботу. Наверное, он врал про секс и только, и у них действительно было все очень серьезно, и теперь Кеша пытается скрыть от матери свое поражение на любовном фронте. Вот зачем она ему понадобилась в качестве девушки для серьезных отношений. Как картина для мамы дяди Федора – дырку на обоях закрыть, кровавое пятно на груди спрятать.
– Рассказывал? – Настя ответила непростительно громко, но что поделать: голос плохо слушался. – Все уши прожужжал вашей баней.
– Даже не проси сейчас топить, не уговоришь…
Кеша прижался лбом к ее горячему лбу всего на мгновение, но этого мгновения хватило, чтобы Настю окатило ледяным душем. Он понял, что она все поняла. А вот хотел ли, чтобы мышка оказалась такой смышленой, непонятно.
– Ешьте, пейте и идите спать. А я пойду лягу уже сейчас. Спокойной вам ночи.
– Спокойной ночи, – пролепетала в ответ Настя, а Кеша просто брякнул:
– Иди спи. Мы со всем разберемся, – а потом повернулся к Насте с полной вилкой. – Ее голубцы божественны. Ты просто обязана их попробовать…
Настя покорно открыла рот и закрыла.
– Извини, что я вот так грубо, – Настя еле могла жевать, потому что Кеша до боли стиснул ей плечо. – Они другое поколение. Им вот так нельзя в лоб говорить, что мы только вчера познакомились. У моей мамы тоже нервы последнее время ни к черту из-за Лидки. Нельзя волновать ее еще и нашими проблемами. Пусть думает, что у нас все хорошо. А у нас ведь все хорошо, верно? – Настя с трудом проглотила голубец и кивнула. – Вкусно? Хочешь еще? – Она отрицательно мотнула головой. – Не переживай, и твоя мама успокоится. Я не дам никому повода нервничать.
Настя снова кивнула. Еще более нервно. Ей уже не хотелось никакого чая. Только спать. До самого раннего утра пятницы. Но Кеша налил ей чая и протянул кусочек нарезанного матерью рулета. Лимон горчил. Или это не давали покоя горькие мысли о том, что Кеша смог сделать то, что не смогла она – быстро отыскать замену своей любви, вышибить клин клином. А она… Она заменяла им старую любовь лишь в теории – на практике оказалось все намного хуже: она влюбилась – влюбилась глупо и бесповоротно. А ведь обещала себе – никогда больше, потому что это больно. Ох, как же это больно…
– Я принесу твой рюкзак из прихожей, – Кеша поднялся из-за стола. – Ничего не убирай. Нам надо спать. Завтра за руль.
– Я не могу такой стол оставить…
– Ты что, моей матери боишься? Да мы его всю жизнь с Лидкой таким оставляли. Брось, пошли…
– Я не могу… Дай хоть в раковину отнесу.
– Вот тоже мне чистюля нашлась…
И он взял свою тарелку с чашкой. А Настя – свою.
– Лучше рулет заверни, – обернулся Кеша от раковины, чтобы забрать у Насти чашку и ополоснуть. – А то Тимка увидит, и тогда гречневую кашу буду есть я.
– Ты действительно не любишь гречку?
– Терпеть не могу. Меня ей в детстве перекормили.
– А меня манной кашей.
– А вот я манную люблю. Но можешь не варить. Переживу.
– А я и не умею ее варить.
– Придется научиться…
Чему? Варить манку? Или отвечать на его поцелуи прижатой к раковине.
– Прости. Забыл, что небритый…
Он отстранился, а она всего-то подняла руку, чтобы вытащить изо рта попавший туда длинный волос, а совсем не для того, чтобы прикрыть ладонью колючий подбородок, который и колючим-то не был.
– Умоемся в верхней ванной. Там есть моя щетка.
– А мы никого не разбудим?
– Если не будем топать, как слоны, то нет…
Настя шла совсем на цыпочках. Шум подняла только, когда отрывала на дне рюкзака зубную щетку. Ванная комната у них, как дома. У него дома. Если сравнивать с их с мамой квартирой, то, конечно, небо и земля – не в их пользу. По дизайну все очень просто, но плитка дорогая, это ж видно. Добротный цвет малахита. Про душевую кабинку вообще говорить не приходилось – наверное, как и в городе, с гидромассажем. Хоть Настя его и не включала, но как выглядит внешне такая кабинка, знала.
– Пошли…
Лестница продолжала уходить вверх. Откуда здесь взялся третий этаж?
– Это курятник. Мы его специально для домашнего кинотеатра достраивали. И это мое любимое место в доме. Надеюсь, оценишь. Не фильмы – это как-нибудь в другой раз, а диван. Отца жаба душила, но я уломал. Тимка, конечно, уже фломастерами изрисовал, но свою основную, не эстетическую функцию, старый диван выполняет на все сто процентов.
Она вошла в комнату первой. Потолки чуть больше двух метров. К тому же скошена задняя стена: а в ней, как в нише, огромный угловой диван. Сейчас разложенный и превращенный в поле сражения подушками. На противоположной стене висел огромный телевизор с колонками. А под ним на тумбочке стоял раскрытый ноутбук с погасшим экраном.
– Все по-старинке еще. Этому кинотеатру сто лет. Но не вижу никакого смысла что-то переделывать. Маленький ребенок, собака…
– Какая собака? – Настя чувствовала себя нехорошо. Голова кружилась, точно она выпила не чай, а коньяк.
– Эйты. Другой у нас нет. Пока во всяком случае.
– А… Я не поняла…
Она уже ничего не понимала. Он говорил о них, будто о настоящей паре. Но были ли они таковой? И будут ли? Хотелось заглянуть в глаза, но Кеша уже нагнулся к дивану, чтобы вытащить из него два пледа. Один сразу бросил Насте, и та закуталась в него, чтобы скрыть дрожь. А то он ее не заметил? Даже если глаза подвели, то его мужское чутье не должно дать сбой и на этот раз. Как и здравый смысл – он раскусил ее в два счета. А вот она не в состоянии понять странного принца, хотя Кеша и швырял факты своей личной жизни ей в лицо один за другим, совершенно не стесняясь.
