Текст книги "Яблоко Купидона (сборник)"
Автор книги: Ольга Крючкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Соня растерянно кивнула, но к счастью появился Сергей с мороженным. Он несколько удивился:
– Позвольте, сударь, – он оттеснил грудью очередного соперника. – Софья Николаевна, вас нельзя отставить ни на минуту! Прошу, ваше мороженное…
Соня кивнула и с удовольствием начала кушать клубничку, аккуратно подцепив её маленькой десертной ложечкой.
Барон фон Унгер не желал сдаваться, расположившись несколько поодаль, метал на Софью Николаевну страстные взгляды. Это весьма досаждало Сергею.
– Скажите, это что ещё за хлыщ? – поинтересовался Сергей.
– А этот одноглазый – барон фон Унгер… – ответила Соня, наслаждаясь десертом.
– Каков наглец! И как он на вас смотрит! Я его на дуэль вызову!
Соня чуть не поперхнулась: Сергея охватила ревность! Это льстило её самолюбию – недаром он подарил ей гранатовый перстень!
– Умоляю вас, Сергей, оставьте его.
– Как пожелаете…
К Сергею и Соне приблизилась пара: Лиза и Станислав были настолько поглощены беседой, что никого не замечали вокруг.
Сергей опешил:
– Ещё один одноглазый! Это что ещё такое?
Сонечка пожала плечами.
– И заметьте, Сергей, кажется, он очень нравится Елизавете!
Глава 4
В доме Бироевых только что отобедали. Соня сидела в гостиной и читала французский любовный роман, как и положено девице её возраста.
Лиза, томимая скукой и переживаниями: отчего же Станислав Фёдорович так и не посетил их дом? – ведь во времени бала в Преображенском прошло почти две недели! не знала чем себя занять. Она подсела к сестре и спросила:
– Что про вечную любовь читаешь?
Соня кивнула.
– Что же гадание-то ваше рождественское так и не сбылось? Вон на балу сколько было одноглазых кавалеров: и Станислав Фёдорович, и барон фон Унгер? Да не один не явился к нам в дом с визитом! – с горечью заметила старшая сестра.
Соня опять кивнула в знак согласия, вовсе не желая разговаривать на эту тему, её и так глодали сомнения: и Сережа, как назло, не являлся! – а уж с этими-то одноглазыми – Бог бы с ними!
Но Лиза не унималась.
– Соня, ты что: воду в рот набрала? – на что Соня отрицательно покачала головой, но сестру подобный ответ не устраивал. – А что скажешь про барона Унгера? Мне кажется, он очень воспитан, да и потом, говорят, – богат! У него в Псковском уезде – огромное имение…
– Мне всё равно… – наконец сказала Соня.
– Ну, понятно, сестрица, тебе бы всё по Воронову сокрушаться!
– Лиза, перестань! Я видела, как ты смотрела на Станислава Фёдоровича, и тебя не очень смутило, то обстоятельство, что он тебя старше и вдобавок – без глаза!
– Отчего же – без глаза?! – оскорбилась старшая сестрица. – Глаз – на месте, там, где и должен быть! Просто повреждён!
– Вот! – воскликнула Соня. – Как ты его защищаешь! А не влюбилась ли ты, дорогая сестра?
Лиза вспыхнула, как алая роза, но тотчас огрызнулась:
– А сама-то! Постоянно только и думаешь о Сергее!
– Лиза, прекрати! Это моё дело о ком думать!
Неизвестно, чем бы закончилась вся эта девичья перепалка, если бы в гостиную не вошла горничная:
– Елизавета Николаевна, к вам господин Нижегородский пожаловали-с!
Лиза опять покраснела.
– Ах, я – в домашнем платье! Что же делать? Соня отвлеки его, я переоденусь!
– Хорошо, ступай.
В гостиную вошёл господин Нижегородский, статный и по-военному подтянутый. Соня приветливо улыбнулась, подумав, что, пожалуй, Станислав Фёдорович – весьма интересный мужчина, и эта чёрная повязка, скрывающая глаз, придаёт ему налёт некой загадочности и пикантности.
Гость поцеловал Сонечке руку.
– Ах, Софья Николаевна! Как я рад вас видеть! Увы, не мог вырваться навестить вас – служба – знаете ли!
– Я тоже рада вас видеть, Станислав Фёдорович!
Гость несколько замялся.
– А где же, Елизавета Николаевна? Её нет дома?
– Ах, что вы! Лиза дома, она сейчас спуститься и…
Не успела Соня закончить фразу, как на лестнице, идущей со второго этажа, появилась Лиза. На ней было надето новое шерстяное темно-зелёное платье с клетчатым лифом, и манжетами в тон юбки.
Господин Нижегородский буквально расплылся в улыбке.
– Елизавета Николаевна! – и приложился к её ручке.
Лиза села на диван рядом с сестрой, жестом пригласив гостя, разместиться в кресле напротив, что тот неприменул сделать.
– Как нынче на улице? Морозно? – поинтересовалась Лиза для поддержания разговора.
– Да, пробирает до костей, несмотря на тёплую шинель, – посетовал гость.
– А мне так нравится мороз, – заметила Соня. – Дышится легко и бодрит. Пойду-ка я прогуляюсь по саду…
Лиза одарила сестру благодарным взглядом, она была рада остаться со Станиславом наедине.
Соня зашнуровала тёплые меховые ботиночки, на голову накинула шерстяную шаль, надела шубу и вышла в сад. Она вдохнула морозный воздух полной грудью и направилась по центральной аллее прямо к статуе псевдо-Венеры.
За ночь снег изрядно запорошил Богиню любви: на её голове красовался огромный снежный ком, плечи также были сокрыты снегом…
– Софья Николаевна!
Соня обернулась и…увидела того самого богатого барона Унгера.
– Барон, это вы?! – удивилась девушка.
– Да, сударыня… Желание видеть вас было настолько велико, что на балу я испросил дозволения вашего почтенного батюшке посещать ваш дом.
– Но помилуйте, барон, мы с вами почти не общались! – воскликнула удивлённая Соня, понимая, что не пристало подобное поведение для незамужней девушки. Но, что поделать, – то была чистая правда.
– Сие обстоятельство можно легко исправить. Я здесь затем, чтобы развлечь вас… Любите ли вы стихи? Наверняка любите, все барышни вашего возраста увлекаются любовной лирикой! – тараторил барон, не давая Соне опомниться и вставить в нескончаемый поток его речи хоть слово. – Вот например, незабвенный Франческо Петрарка… А как вам этот сонет?!
Барон приял театральную позу и начал декламировать сонет нараспев:
– О вашей красоте в стихах молчу
И, чувствуя глубокое смущенье,
Хочу исправить это упущенье
И к первой встрече памятью лечу.
Но вижу – бремя мне не по плечу,
Тут не поможет все мое уменье,
И знает, что бессильно, вдохновенье,
И я его напрасно горячу.
Не раз преисполнялся я отваги,
Но звуки из груди не вырывались.
Кто я такой, чтоб взмыть в такую высь?
Не раз перо я подносил к бумаге,
Но и рука, и разум мой сдавались
На первом слове. И опять сдались. [5]5
Перевод Е. Солоновича.
[Закрыть]
Барон смолк, не отрывая глаза от девушки, наслаждаясь произведённым на неё впечатлением. Что и говорить, Соня пребывала в крайнем удивлении: никто, никогда до этого момента не читал ей стихи, тем более о любви… Девушка ощутила, как волны чувств, доселе неизвестных, захлестнули её и поглотили целиком. Она с трудом улыбнулась.
– Прекрасные стихи, барон… Но насколько мне известно, Петрарка так и не завоевал сердце своей любимой Лауры, предаваясь лишь вздохам и поверяя свою тайную страсть бумаге.
– Вы совершенно правы, Софья Николаевна.
– Я же не нуждаюсь в подобном поклонении. Холодно… – она поёжилась. – Идёмте лучше выпьем горячего чаю.
Соня посмотрела на Венеру: неужели барон Унгер и есть тот самый суженный, появившейся в зеркале? – и вроде бы всё сходится: повязка на глазу…
В доме Бироевых было тепло: камин в гостиной ярко горел, огонь быстро поглощал сухие поленья. Сёстры сели за стол, на котором красовался самовар и множество сладостей; одноглазые кавалеры расположились напротив…
Остаток дня они провели в дружной компании, господин Нижегородский рассказывал об экспедициях, в который побывал; барон фон Унгер прекрасно декламировал стихи. Девушки были очарованы своими кавалерами, у Сони даже появилось чувство, что барон ей нравится… Но…
* * *
Соня легла спать довольно поздно, она постоянно крутила в руках гранатовый перстень, давний подарок Сергея Воронова. Её одолевали противоречивые чувства: бесспорно душа тянулась к Сергею, но, увы, барон Унгер также будоражил её девичье воображение… Да и потом – гадание! Ведь – это судьба! Или – нет?
Соня не знала, что делать: да и Сергей не навещал её. Почему? И весточки не присылал. Может быть, он увлёкся другой девушкой? Да вообще: почему это она возомнила, что Воронову нравиться именно она?
С такими сомнениями Соня заснула. Ей приснился страшный сон. Будто все трое: барон Унгер, капитан Нижегородский и Сергей, также с чёрной повязкой на глазу, пытались изловить её и отвести к венцу. Несчастная вырвалась от Унгера и бросилась бежать. Но не тут-то было: её настиг господин Нижегородский. Она снова вырвалась и снова бежала куда глаза глядят… Наконец она упала в объятия мужчины, поняла глаза, всмотрелась в лицо своего спасителя: это был неизвестный смуглый мужчина весьма приятной наружности, только вместо повязки под глазом у него красовался огромный синяк.
Глава 5
Поручик Альберт Вениаминович Гварди, молодой человек приятной наружности, но весьма бурного темперамента, доставшегося по наследству от итальянских предков, рассматривал в зеркало огромный почти чёрный синяк под правым глазом.
– Вот не задача! – сокрушался он. – Сергей, вы только посмотрите, голубчик! Что же мне делать? Полковник меня на части порвёт, когда увидит такое украшение на лице.
Сергей Воронов печально созерцал своего однополчанина.
– Да, братец, скажем прямо: вы попали в неприятнейшую историю. На носу подготовка к смотру, через месяц в Москву пожалуют императорские особы, а вы… Эх, – он махнул рукой.
– Может мне повязку на глаз надеть? Буду, как Кутузов…
– Вы голубчик, конечно, наденьте, но с Кутузовым сходство будем небольшим. Он русскую армию спас и Россию, а вы подводите наш полк. Вот представьте: завтра вы явитесь на плацу в таком-то виде, с подбитым глазом, а к нам сам генерал-губернатор собирался пожаловать. И каково же будет?
Альберт сник.
– Чёрт бы побрал этого полицейского! Ну и кулачище же у него!
– Вы, Альберт Вениаминович, – искатель приключений на свою шею. В один прекрасный момент для вас это закончится службой на Кавказе, за абреками будите по горам бегать! – не на шутку разошёлся Воронов.
– Ну, будет, вам Сергей меня запугивать! Мне и так скверно на душе… Мало того, что этот синяк, так я ещё и проигрался под чистую.
Сергей с нескрываемым осуждением посмотрел на друга.
– Теперь поговорим серьёзно: что вы намерены завтра делать? Выйти на плац с таким лицом?
– А куда я его дену, Сергей Васильевич? Сниму и в карман положу?
– Хорошо бы… – задумчиво произнёс Сергей. – Ступайте-ка вы, дорогой мой, к полковому лекарю, в госпиталь. Дайте ему, скажем, рублей эдак … пятнадцать, а лучше двадцать пять, и попросите положить в госпиталь.
– И что вы уверены – сработает?
– Безусловно. Помните корнета Плетнёва?
Альберт кивнул.
– Конечно.
– Так вот он с какой-то безделицей числился в госпитале целую неделю. А сам… Впрочем, вы знаете о его наклонностях. Но глаз всё равно завяжите, не ровён час наткнётесь на кого-нибудь из старших офицеров.
Альберт завязал глаз чёрным шейным платком и направился в госпиталь.
* * *
Соня, томимая переживаниями и сомнениями по поводу неожиданно возникшего барона фон Унгера, решилась на отчаянный шаг. Ей казалось, что, проводя время с бароном, она предаёт Сергея, их многолетнюю дружбу и возможно нечто большее… Правда Соня никак не могла разобраться в своих чувствах: кому же отдать предпочтение барону, или всё же – Сергею?
Барон – именно тот, кого показало ей зеркало? – или всё же нет? – она не сомневалась. Но Сергей… ведь он подарил ей заветный гранатовый перстень. Все эти годы она хранила сей дорогой подарок, надеясь на взаимность. Но теперь…
Поэтому Соня взяла бумагу, перо и начала писать письмо Сергею:
«Милый Сергей Васильевич!
Пишу вам оттого, что вы совершенно позабыли наше семейство и вовсе перестали приезжать в гости. Вот прошла неделя, но, увы, вы так и не приехали.
Зато барон фон Унгер, – помните, вы выдели его на балу и даже хотели застрелить на дуэли, – стал бывать у нас слишком часто и оказывать мне знаки внимания…
Капитан Нижегородский, по всей видимости, окончательно потерял голову от любви к моей сестрице, а она и вовсе изменилась: стала тихой, задумчивой и мечтательной. Думаю, что только любовь может так подействовать на девичье сердце.
Словом, буду очень рада, если вы навестите нас.
Соня».
Соня ещё раз перечитала письмо: да, пожалуй, оно получилось излишне откровенным. И упоминание об ухаживаниях барона, по мнению девушки, должны подстегнуть Сергея. А если же нет… То будет сам виноват: в конце концов, в кавалерах у неё нет недостатка.
* * *
Сергей развернул письмо Сонечки, быстро пробежался по нему глазами: волна ревности нахлынула на него. Конечно, он целую неделю не навещал Бироевых, с этой подготовкой к смотру – просто не было времени. И сколько сие подлиться неизвестно.
Он тотчас написал ответ:
«Любезная кузина, Софья Николаевна!
Простите великодушно моё невнимание, ибо оно вынужденное и поверьте мне и самому неприятно. Ровно через месяц должен состояться военный смотр, приуроченный к приезду императорской фамилии, поэтому полк наш переведён специальным указом на казарменное положение. Увы, но я не могу лишний раз отлучиться, ибо это будет считаться, чуть ли не дезертирством.
А посему отправляю вам это письмо с сослуживцем Альбертом Вениаминовичем Гварди, который в данный момент находится по состоянию здоровья на излечении в госпитале».
К этому времени полковой лекарь уже осмотрел позорный синяк Альберта, выписал ему примочки и посоветовал «сие произведение» лучше скрывать под чёрной повязкой, дабы не травмировать окружающих. Что по поводу размещения в госпитале, лекарь отказал, ибо счёл это совершенно не нужным, дозволив Гварди отправиться на неделю домой, оформив соответствующие документы.
Всё складывалось на редкость удачно: Сергей передал письмо для Сонечке своему однополчанину, взяв с него обещание: приглядывать за ней про возможности, если, тот, разумеется, будет в доме Бироевых, и особенно быть внимательным по отношению к барону фон Унгеру – наглецу, которых свет не видывал.
Альберт с нескрываемым интересом выслушал все наставления Сергея, решив отправиться в гости к Бироевым тем же вечером.
* * *
Альберт Гварди слыл среди гусар человеком неглупым, щедрым, если у него были деньги и он не успевал спустить их в карты, но чрезмерно вспыльчивым и увлекающимся. Отдав письмо в руки такого человека, Сергей всё же надеялся на благородство дворянина, впрочем, и сам Гварди в таковом был уверен, даже не предполагая, что может нарушить обещание, данное другу.
Когда в парадной дома Бироевых зазвонил колокольчик и Марфуша отворила дверь, ибо дворецкий захворал, то чуть не лишилась чувств. Перед ней стоял молодой смуглый красавец, его лицо украшала чёрная повязка.
«Господи! – Подумала горничная. – Что же за напасти на господский дом? Отчего сюда так и тянет одноглазых мужчин? Не иначе – это наказание на мой грех… Не надо было гадать барышне…»
Когда же Альберт явился перед светлыми очами Софьи Николаевны, этой милой очаровательной блондинки с огромными серыми глазами, то понятие о благородстве и чести куда-то резко улетучились и он напрочь забыл, что привело его в дом поручение друга.
Соня же в свою очередь также не скрывала интереса к гостю: «Боже мой, как он похож на того мужчину из сна… Да ещё и с чёрной повязкой… Интересно, что у него с глазом… Ах, спрашивать неловко… Это уже третий с чёрной повязкой… Впрочем, Станислав ухаживает за Лизой, у них уже почти всё сладилось…»
Девушка пригласила Гварди пройти в гостиную и присесть к камину – согреться после мороза. Стоял февраль, но, увы, морозы лишь крепчали. До весны ещё было далеко.
Она с нетерпением распечатала письмо и прочла его. Гварди не сводил с девушки глаз, настолько она ему понравилась, он даже чувствовал себя неловко, но это у него быстро прошло, ибо русский итальянец был завзятым ловеласом.
Пока Соня читала послание драгоценного кузена, в гостиную спустилась Агриппина Леонидовна. Альберт встал, представился и поцеловал ей руку.
Госпожа Бироева проявила нескрываемый интерес к Альберту, и это было понятно: она знала фамилию Гварди, так как в Москве был хорошо известен ювелир Антонио Гварди, имевший сеть магазинов, который приходился дядюшкой молодому гусару. Мало того, этот очередной гость – снова одноглазый! Агриппина Леонидовна, право уж не знала, что и думать! И решила просто: видать судьба её дочерям выйти за одноглазых мужчин.
Агриппина Леонидовна уже успокоилась по поводу Лизы, своей старшей дочери, ибо её отношения со Станиславом Фёдоровичем развивались достаточно бурно, и отец семейства Николай Дмитриевич уже предвкушал помолвку, а летом – и свадьбу.
Соне же минул шестнадцатый год, и можно было не торопиться с выбором жениха, но маменьку беспокоило то обстоятельство: уж женихов-то слишком много и, увы, младшая дочь, не выказывает ни к одному из них определённого интереса.
Агриппина Леонидовна приказала подать чаю и пригласила Альберта почаёвничать. Тот с удовольствием согласился. Умудрённая опытом женщина сразу же заметила, как молодой гусар смотрит на Соню. Возможно, взгляды были чрезмерно дерзкими, но Агриппина Леонидовна не могла не признать изысканности манер и природной красоты молодого человека, поэтому была чрезвычайно с ним любезна. Про себя она отметила, что чёрная повязка, прикрывающая глаз, вовсе не портит красивого лица гостя.
Неожиданно в гостиную вошла горничная.
– Барон фон Унгер к Софье Николаевне!
Агриппина Леонидовна подумала: «Прекрасно, оба кавалеру друг против друга… Чем всё закончиться?»
Соня же – напротив: «Зачем он явился? Ах, как не вовремя!»
Поручик Гварди, не скрывая ухмылки: «Барон! Прекрасно! Вот и побеседуем за чашкой чая…»
Барон, как всегда, в элегантном костюме и приподнятом настроении, появился перед «публикой». Он поклонился, поприветствовал дам, приложился к их нежным ручкам.
– Позвольте представить вам, – обратилась Агриппина Леонидовна к барону, – поручик Владимирского гусарского полка, Альберт Вениаминович Гварди.
Альберт встал со стула и слегка поклонился, как того и требовал этикет. Барон улыбнулся и также поклонился, правда его несколько смутило: отчего же гусар – и не в форме?
– Присаживайтесь, барон, – захлопотала Соня. – Марфуша! – позвала она горничную, дабы та достала для гостя чайный прибор.
Когда Марфуша вошла в гостиную и увидела двух одноглазых мужчин, сидящих друг напротив друга, она украдкой перекрестилась, поставила перед гостем чашку с блюдцем и положила рядом серебряную ложечку и спешно удалилась.
– Ах, барон, вы всегда в прекрасном расположении духа, несмотря ни на что! – заметила Агриппина Леонидовна.
– Да, это моё жизненное кредо! – подтвердил Унгер и дерзко воззрился на Гварди.
Альберт спокойно отреагировал на сию выходку барона и продолжил пить чай. Наконец, когда был испит почти весь самовар и съедены все сладости, находящиеся на столе, обстановка, увы, не разрядилась, а напротив – накалилась. Мужчины чувствовали по отношению друг к другу неприязнь. Понимали это и Агриппина Леонидовна и Соня.
Безусловно, один из них, должен был откланяться и уйти, но ни один из гостей не желал сдавать своих позиций и всячески старались, причём наперебой, развлечь дам.
После долгих рассказов, когда и барон, и поручик изрядно устали, Соня неожиданно попросила:
– Ах, барон, расскажите нам о своём Псковском имении. Говорят, оно – прекрасно!
Барон быстро заморгал своим единственным глазом. Альберт же напротив, почувствовав смущение соперника, просто просиял; соответственно его здоровый глаз просто излучал полное удовлетворение и предстоящую победу.
– Дело в том, что я редко бываю в имении, предпочитаю жить в Москве.
– Понимаю вас, сударь, – Альберт сочувственно закатил свой здоровый глаз, – порядок в имении – прежде всего дело управляющего. В Москве вы предпочитаете жить наверняка на Софийской набережной?
В голосе Альберта почувствовался сарказм. Барон опять замялся. Поручик понял: он попал в яблочко, барон-то может и вовсе никакой – фон Унгер! Или того хуже…
– Да, на Софийской…
Но тут защебетала Соня:
– Ах, в это воскресение баронесса фон Визен даёт бал в честь помолвки своей дочери.
– Да, да, сударыня! – воскликнул Альберт. – Баронесса – моя дальняя родственница по линии матери, и я приглашён…
Соня улыбнулась.
– Это прекрасно, наше семейство тоже приглашено.
Барон фон Унгер помрачнел, что не ускользнуло от взоров окружающих.
– Софья Николаевна, не желаете ли вы прогуляться по воздуху? Я специально для вас подготовил новый сонет.
Соня захлопала в ладоши.
– Прекрасно, барон! Вы так умело декламируете, словно прирождённый актёр.
Барон слегка улыбнулся. Эта улыбка уж очень не понравилась Альберту, ибо он был человеком дела и не тратил времени на всякую там поэзию, придерживаясь с барышнями древнего римского правила: пришёл, увидел, победил!
* * *
Соня в окружении одноглазых кавалеров шла, как обычно, по центральной аллее, прямо к статуе Венеры. Мужчины что-то рассказывали наперебой, Соня же внимательно посмотрела на Богиню любви, занесённую февральским снегом. Девушке показалось, что она лукаво улыбается…
– Ах, барон, а как же ваш новый сонет? – вспомнила девушка.
Фон Унгер откашлялся, принял театральную позу и начал нараспев:
– Улыбкою и блеском глаз
Она меня в обман ввела,
Хоть, как я понял лишь сейчас,
Из равнодушья иль со зла
Не жаждала и не могла
Помочь мне в горестях моих,
И должен был бы я тепла
Искать в объятиях иных. [6]6
Перевод Ю.Б.Корнеева.
[Закрыть]
Соня округлила глаза, сии стихи тронули ей душу.
– Кто же автор сего чудного сонета? – поинтересовалась она.
– Франсуа Вийон…
Альберт недовольно хмыкнул: да, что и говорить, в стихах он ничего не понимал… Но с чувством прочитанный сонет навёл его на размышления: «Странный барон, не натуральный… Словно…» Неожиданно Альберта посетила догадка… «Нужно всё проверить…» – решил он, всё же не удержавшись прокомментировал:
– Да, сударь, это вы точно изволили заметить: и должен был бы я тепла, искать в объятиях иных…
– Что вы хотите сказать, поручик! – взъерепенился барон.
– Я, да помилуйте – ровным счётом ничего. Ни я простите, изъясняюсь барышне в столь витиеватой форме. Обычно, я предпочитаю говорить прямо то, что чувствую.
Барон округлил глаза.
Соня поняла, что обстановка чрезмерно накалилась.
– Господа, позвольте! За своим спором вы и вовсе обо мне позабыли. Может быть, вы всё же обратите на меня внимание? – поинтересовалась прелестница и надула губки.
Мужчины переглянулись: действительно в пылу взаимной неприязни они совершенно забыли о барышне.
– Простите, Софья Николаевна, – Альберт слегка поклонился. – Каюсь…
– Я тоже, – вторил ему барон.
Прогулка по саду не продлилась долго, барон замёрз. Сначала он не подавал вида, но, наконец, не выдержал и признался.
