Текст книги "Преобразователь"

Автор книги: Ольга Голосова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Его рука обвила ее шею, и он поцеловал ее в губы.

* * *

Ночью она проснулась от жажды. Кувшин с водой остался на столике, и добраться до него можно было, лишь спустившись по лестнице и пройдя по полу из красно-белых плит. Стараясь не разбудить спящего мужчину, она бесшумно поднялась с подушек и откинула полог. Как ни осторожны были ее движения, Билэт услышал ее и схватил за руку.

– Что случилось? – спросил он хриплым со сна голосом.

– Мне надо попить…

– Тебе принести? – он легко вскочил и сбежал по ступеням. Лунный свет мазнул по его обнаженным плечам, запутался в волосах и перебежал на лицо, когда он наклонился над столом, наливая в кружку воду.

Она жадно пила, а он, опустившись на подушки, разбросанные вокруг постели и закинув руки за голову, смотрел на луну, чей бледный свет был так ярок, что пронизывал даже мутные стекла в свинцовых переплетах.

– Бог не извлекает пользы из того, что Он властелин мироздания, – вдруг громко сказал Билэт, не оборачиваясь. Кловин замерла с кружкой у губ. Она никогда не слышала голоса такой чистоты и силы. – Бог не нуждается в пользе.

Он говорил, а она жадно рассматривала его в лунном свете. В темноте она видела лучше чем днем, и в темноте его красота становилась почти осязаемой: чудилось, вот-вот можно ухватить ее и насладиться ею, как едой или питьем.

– В пользе не нуждается и дьявол, восставший на Бога, – Билэт обернулся к ней, и лицо его озарилось улыбкой. – Я борюсь за право распоряжаться другими, а не за выгоду. Выгода – это дело низких тварей, подобных твоему племени или сословию купцов и менял.

При этих словах он вскочил и прошелся по спальне. Лунный свет играл с его телом, причудливо расцвечивая шею, плечи, грудь.

– Какая разница между людьми и крысами, если для тех и других целью существования становится выгода? Жрать и совокупляться, при этом жрать вкусно и совокупляться с тем, с кем хочешь. Разве не так, Кловин? С вами это по‑другому? У нас – так. Я вижу, как пройдет совсем немного времени и рыцари снимут доспехи и вооружатся весами. Купил дешевле – продал дороже, так?

Билэт со злостью стукнул кулаком по столику.

Кловин опустила глаза и молча корябала ногтями меховое одеяло.

– Не ты ли говорил мне, что на власть ставят только болваны?

– Я говорил, что болваны все ставят на силу денег и власти, забывая, что истинное могущество – в победе над своей природой. Победив ее, ты достигнешь и власти, и денег.

– И как ты собираешься победить естество?

– Алхимики говорят, что это подвластно камню, который они называют философским. Власть Гильдии держится на этом, – Билэт кивнул в сторону руки, сжимавшей яйцо. Символ Гильдии украшал все мало-мальски значимые предметы интерьера в Доме Крысоловов. – И я хочу знать, что же, наконец, мы держим в своей власти и не призрачна ли власть над тем, чего мы не знаем?

– Ты хочешь разгадать великую тайну Магистра, будучи профаном и всего лишь подмастерьем?

– Да, и ты мне поможешь.

– Как?

Билэт отмахнулся от вопроса, продолжив тираду:

– Я человек, и цель моя – власть над миром, ведь ради этой власти род людской был вызван из небытия. Я не хочу участвовать в великой битве сундуков и копилок! Я хочу взять то, что мне принадлежит, – власть.

– Человек для тебя еще меньше, чем твоя дудка. На ней ты хотя бы выучился играть. Но живое существо не дудка, Билэт.

Мужчина взглянул на нее. В глазах его промелькнула насмешка.

– Твое желание безумно, Билэт. О какой власти может говорить существо, обреченное на смерть и не могущее знать, что с ним случится через час?

– А что предлагаешь мне ты? Возлюбить мир, по моему мнению так дурно устроенный? В нем слишком много страданий, Кловин, а я не хочу страдать! Уж лучше попытаться оседлать судьбу, чем всю жизнь умирать от зависти к другим. Я хочу делать только то, что я хочу!

– Так не бывает!

В ответ он усмехнулся и показал ей… это проклятое кольцо. Просто-напросто жестом бродячего фокусника извлек его из-под подушки Кловин. Она его узнала. На кровяно-красном рубине, оправленном в золото, вырезана королевская печать. Это был ее перстень, перстень с королевской геммой, который сдернула с ее пальца младшая сестра Бьянка.

– Теперь ты понимаешь, кто тебя предал? – Билэт опустился на ступеньки у огромной кровати под драгоценным парчовым балдахином и протянул ей гемму ²⁸. Слова тихо стекали с его губ прямо ей в сердце. – Он убьет тебя. Он спит с твоей сестрой, и ему нужна твоя кровь. Тогда он станет Магистром, а она законной королевой крысиного племени, – Билэт заглянул в глаза Кловин. – Рэндальф спит с Бьянкой.

Билэт повертел перстень в руках, потом взял руку женщины и ласковым движением надел на ее палец:

– А я ее убью и стану мастером. А королевой будешь ты.

– Почему же он не убил меня до сих пор?

– Ему нужно вот это, – Билэт погладил кольцо на ее пальце. – И еще одна вещь. Но никто не знает, где она. А без нее Магистром ему не стать. Я добуду ее. И все будет хорошо!

Билэт рассмеялся, и Кловин снова подивилась его нежной коже и ямочкам на щеках.

– Как кольцо оказалось у тебя?

Но Билэт снова пропустил вопрос мимо ушей.

– А еще Рэндальф верит, что крыса может забеременеть от человека. Но с Бьянкой у него не вышло, – Билэт весело посмотрел на Кловин, и его длинные ресницы запутались в падающих на лоб волосах. Он стриг их по последней моде: челка до бровей и длинные, ниже плеч, вьющиеся локоны. Прозрачно-голубые глаза были словно подведены – такие черные были у него ресницы.

Ноздри женщины расширились, вдыхая его запах – смесь горьковатой эссенции и ладана.

– Ты будешь королевой.

Он наклонился и коснулся губами перстня на ее пальце.

Кловин вздрогнула и отстранилась. Но он только рассмеялся и, взяв ее лицо в ладони, прижался губами к ее рту.

* * *

– Мы должны бежать. Ты знаешь, что место Магистра пустует и Рэндальф имеет право занять его. Он Кельнский мастер, а это место в Гильдии открывает ему дорогу ко многому. Но чтобы стать мастером, он должен принести жертву. Зарезать кривым ножом Гильдии видящую крысу королевской крови при свидетеле или добыть доказательства работы, которые не оспорит Совет.

Билэт возбужденно ходил по спальне. Завтрак им подали в постель, и, накинув рубаху, он на ходу жевал хлеб. Поднимавшийся от его шагов сквозняк колыхал тяжелые старые гобелены, на которых прекрасные дамы дарили венки пажам, играли на лютнях и водили хороводы вокруг майского дерева.

Кловин сидела на стуле. Ее узкие ступни покоились на бархатной подушке, сцепленные руки лежали на коленях, а лицо, обрамленное жемчужной сеткой, прятавшей волосы, не выражало ничего, кроме давней усталости.

– Рэндальф рвется к власти. Между ним и вожделенным местом только два препятствия – жертва и медальон. Перед смертью прежний Магистр отдал его на хранение отшельнику из Черного леса, чтобы тот передал его достойнейшему. Но Рэндальф силой отнимет символ, без рассуждений о своих несовершенствах. Мы должны его опередить. Мы расскажем отшельнику о грозящей опасности, и он сможет перепрятать медальон или передать его в надежные руки на хранение. И беззаконие не свершится.

– Из твоих слов я только одного не услышала. В чем недостоинство Рэндальфа?

Билэт остановился и резко повернулся к ней. На его щеках выступил румянец, и он в сердцах стукнул ладонью по столу. Драгоценный венецианский кубок звякнул и едва не упал.

– Ты спрашиваешь, в чем? Он предатель. Он вступил в сговор с крысами. Он спит с Бьянкой, королевой из Кельна. Знаешь такую?

Сплетенные руки Кловин сжались еще сильнее. Кольцо, ночью надетое ей на палец, тускло сверкнуло. Губы женщины дрогнули, но ни одного звука с них так и не слетело.

– Он убьет тебя, Бьянка станет законной королевой, а не регентшей при пропавшей наследнице. Сколько еще я должен повторить это, чтобы ты услышала? Рэндальф станет Магистром, и они, объединившись, обретут неслыханное могущество. Пока Рим силится объединить под папской тиарой раздираемый междоусобицей мир, они создадут свою империю, невидимую и неслышимую, управляющую всеми и никому не подвластную. Даже храмовники ²⁹, разоренные Железным королем ³⁰, не мечтали о таком!

– А тебе-то что за дело до этого? Ты его брат, и власть над миром перейдет к тебе по наследству.

– Если он не произведет на свет наследника.

– Крысы не зачинают от людей. А соперницы Бьянка не допустит, можешь мне поверить, – зло усмехнулась Кловин.

– Это шаткое основание для спокойствия. Гильдии как цеху придет конец, ее изнутри разрушат склоки, да и мастера не пойдут на союз с теми, кого учились убивать всю жизнь.

– Золото и власть – хорошие учителя, люди быстро переучиваются под их началом.

– Гильдия – единственная сила, способная противостоять нашествию. Миру людей грозит опасность.

– Ты предлагаешь мне выступить на стороне Гильдии, пока Рэндальф выступает на стороне моего народа?

– Кровь за кровь, Кловин. Измена за измену. Ты станешь королевой.

– А ты?

– А я ничтожный подмастерье, которому не удается сдать экзамен на мастера.

– А кстати, почему?

– Потому что мне жалко убивать таких симпатичных зверушек как ты, принцесса, – Билэт лучезарно улыбнулся и отвесил поклон. – А может, и потому, что однажды, погорячившись, я поставил на любовь мастерский клинок, – тихо добавил он, взяв ее руку в свою и поднося к губам.

«Но, как и ты, проиграл банкомету», – этого он вслух не произнес.

Выгоревшие до белизны волосы упали ему на лоб, скрыв лицо.

* * *

К исходу десятой недели по Пасхе, в ночь на Иванов день они бежали. Путь их лежал вдоль могучего Рейна, на юг, в сторону горы Фельдберг, поросшей мачтовым лесом, где, стоя у корней вековых сосен и елей, нельзя было разглядеть солнце. В непроходимом Черном лесу ³¹ жили горные и лесные духи, и до сей поры ни одному святому отцу не удалось продержаться здесь до зимы. Отшельник подвизался здесь уже давно. В начале, как водится, угольщики и дровосеки обвинили его в сношениях с демонами. Но однажды после страшной грозы, случившейся в ноябре, огромная стая черных воронов снялась с горы и улетела, а жертвенный камень с древними рунами, возле которого ископал пещеру отшельник, раскололся надвое.

«Святой отец победил дьявола, и духи ушли с горы», – решили местные жители и понесли ему нехитрую снедь: молоко, хлеб и брюкву с огородов. Отшельник забирал это вечером, а поутру крестьяне находили на расколотом валуне целебные отвары и пряную зелень, что ухитрялся собирать в лесу да выращивать на скудной делянке отшельник.

Матери, чьих детей подменили на мерзких альраунов ³², порченные бабы и калечные мужички потянулись к нему. Он принимал их далеко от пещеры, в лесу, пряча лицо. Досужие языки трепали, что он прокаженный, оттого и морды не кажет, но исцеленные людишки стыдили их. «Не ищи правды в других, коли в тебе ее нет», – говорили болтунам и осеняли себя крестом во славу Божию.

Так что тропинку к заброшенному языческому святилищу, а ныне к святой пещерке беглецы отыскали без особого труда.

Лошади в гору не пошли, и их пришлось определить на постой к крестьянам, которые за небольшую мзду отыскали и коновязь, и сено.

Подъем занял время до полудня, а когда Билэт и Кловин увидели нависшую над ними скалу, с обоих уже градом лил пот, и они изрядно запыхались.

Угольщик предупредил, что в пещеру заходить нельзя. Нужно остановиться внизу и дернуть за колокол, что висит над тропой.

Так они и сделали. Зеленоватый от времени и влаги колокол печально застонал, и стайка птиц с шумом слетела с бузинного куста, росшего поблизости на камнях.

Билэт, одетый на удивление буднично, как бюргер, путешествующий по делам, вытащил из-за пояса серебряную флягу и отхлебнул из нее.

– Тебе не предлагаю, – обронил он. – Судя по журчанию воды, неподалеку отсюда источник, если хочешь, попей из него.

Кловин промолчала. Ее мучила жажда, но пить вино ей действительно было ни к чему.

Она по запаху прошла по тропинке за выступ скалы и обнаружила воду. На краю выложенной камнями впадинки, наполняющейся водой из ключа, бившего прямо из камней, лежал глиняный ковшик. Она попила. Вода была ледяной и чистой.

Ополоснув лицо и руки, женщина оправила платье, пригладила волосы, выбившиеся из-под чепца, и вернулась обратно.

Билэт по-прежнему сидел на поросшем мхом камне, внимательно оглядывая окрестности.

– А разбойники тут есть? – поинтересовался он.

– А что им тут делать тут, вдалеке от торговых путей?

– Может, у святого отца есть чем поживиться?

– Ага, прогнал демонов и теперь сторожит их сокровища.

– Ты до отвращения разумна, Кловин. Ни капли поэзии.

– Зато ты беспечен, как жонглер.

За этой невинной перепалкой они не заметили отшельника.

– Какая нужда привела вас ко мне? – услышали они голос позади и вздрогнули.

У спуска, откуда они пришли, стоял высокий мужчина в монашеском наплечье и рясе. Капюшон с вышитым крестом скрывал его лицо до подбородка, поросшего небольшой седой бородой. Одной рукой он опирался на посох, в другой держал длинные четки.

Билэт вскочил и показал ему нечто зажатое в ладони.

Отшельник помедлил, а потом сделал приглашающий жест четками.

– Что ж, будем надеяться, что вы не зря проделали этот путь, подмастерье и… королева.

Кловин угрюмо глянула на монаха.

Но тот уже повернулся к ним спиной и направился в лес.

Как ни мучило Билэта любопытство, как ни пытался он разглядеть пещеру, но делать было нечего: их туда не звали и ему пришлось покорно следовать за всеми, то и дело оборачиваясь и спотыкаясь о корни.

Когда все трое вышли на поляну, то отшельник прошел под навес из ветвей и позвал туда Билэта. Кловин опустилась на бревно неподалеку.

Билэт откровенно разглядывал монаха, пытаясь заглянуть ему под куколь. Монах привык к подобной дерзости и, казалось, просто не замечал ее. Он опустился на пень и принялся перебирать четки. Губы его едва заметно шевелились, повторяя по латыни: «Ave, Maria, gratia plena ³³…» – правило святого розария, дарованное людям Пресвятой Девой через святого Доминика, пса Господня, как он сам себя называл.

Поняв, что отшельник может так сидеть хоть до скончания века, Билэт первым нарушил молчание:

– Святой отец, вы правильно назвали меня подмастерьем. Но может быть, вы догадались и о цели, с которой я прибыл к вам?

Святой отец неопределенно покачал головой.

– Мне стало известно, что Верховный Магистр Гильдии Крысоловов перед смертью принял монашество и передал вам на хранение одну реликвию, принадлежащую Гильдии. Он поступил против правил, так как не имел полномочий передавать в посторонние руки собственность и святыню Гильдии. Но он мертв, и не наше дело судить его. Последствия его необдуманного поступка таковы, что уже два года в Гильдии царит междоусобица и никто не может принять на себя почетное звание, ибо нет реликвии и не на чем присягать. К тому же некоторые мастера, желая захватить власть, пытаются убедить Верховный совет в том, что для спасения Гильдии необходимо избрать Магистра без реликвии, а когда-де она объявиться, тогда и принять от него присягу. Другие же грозятся любой ценой отыскать эту вещь, дабы прекратить раздоры и сумятицу, грозящую перерасти в великую смуту. Я явился к вам для того, чтобы смиренно попросить вас, святой отец, вернуть Гильдии этот воистину бесценный для нас символ и водворить мир между нами.

Билэт замолчал, пытаясь оценить, какое впечатление произвела его речь на монаха.

Кругом щебетали птицы, журчал ручей, солнце изрядно припекало. Кловин, сидящая на солнцепеке, встала и отошла подальше, в лес.

Монах поднял голову и проводил ее взглядом.

– Сын мой, дозволь мне называть тебя так, как положено мне нынче не по достоинствам моим, а по святости носимого мною сана. Сын мой, ответь мне прежде, отчего ты все еще подмастерье?

Бледные щеки юноши порозовели.

– Какое это имеет значение, святой отец?

– Ответь мне, или я не смогу продолжить с тобой беседу.

– Потому что я… – Билэт замолчал, подбирая слова и с ненавистью глядя в вышитый крест капюшона. – Потому что я не сдал экзамен.

– Ты говоришь неправду, сын мой.

Странные чувства мелькнули в интонациях монаха, Билэт вскинул голову, как собака, и насторожился.

– Да, святой отец, я солгал. Но что, если я не хочу говорить правду?

– Но тогда и я не смогу тебе ответить.

– Мы торгуемся?

– Да, сын мой, ибо богатством неправедным покупается Царство Небесное сынами века сего ³⁴.

– Что ж… – Билэт прищурился. – Я сдал экзамен на мастера, и мне по уставу и обычаю гильдии дали один год и один день, чтобы я утвердился в степени и мог стать свободным мастером и брать учеников. Мне остался один день, и я нашел новую жертву, лучше прежней, и мог претендовать на звание смотрителя и кандидата в Магистры, но… Один человек… один мастер-смотритель предложил мне сыграть на нее в карты. Он ставил на кон жизнь крысы и флейту смотрителя, а я – свою джамбию, оружие мастера.

Я проиграл нож. На следующий день меня понизили из мастеров в подмастерья и изгнали из Гильдии на три года. Теперь чтобы обрести потерянное, я должен убить новую крысу-оборотня, сдать экзамен и вернуть свой нож. Дело за малым… Что, ты доволен моим рассказом?

– Доволен, – ответил отшельник и откинул капюшон.

Билэт вскрикнул и отшатнулся, едва не упав.

Перед ним был Верховный Магистр Гильдии Крысоловов, великий Дудочник и его учитель.

– Видишь, сын мой, я должен был услышать от тебя правду. Тот мастер-смотритель… он ведь твой брат… Рэндальф?

Пытаясь совладать с собой, Билэт кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

– Я унес реликвию с собой, потому что не видел достойного среди вас. Не вижу и теперь. Я не могу отдать тебе медальон, Билэт, потому что только мастер может прикасаться к нему… или простец, чьи руки не запятнаны убийством.

Верховный Магистр надел капюшон и вернулся на бревно.

– Для всех я умер. Много лет я вел двойную жизнь, пытаясь уйти от мира, пока наконец два года назад не получил из Рима вместе с отпущением грехов и благословением на отшельничество долгожданное посвящение в сан. Десять лет я не спал ночей, вымаливая прощение у Бога за все то, что сделало меня Магистром Гильдии. Я всегда любил тебя, Билэт, как сына, ведь Бог не дал мне детей, и сердцем чуял, что неспроста ты лишился ножа. Небеса благословили тебя чудным даром увлекать людей словом и волшебной красотой, но и великая гордыня снедает тебя. Подумай, Билэт, какой выкуп дашь за душу свою ³⁵, когда восторжествуют твои надежды? Я не дам тебе медальона, но приходи через год, когда твои инструменты снова будут у тебя, и мы поговорим. И помни, – голос отшельника дрогнул, – грех лежит у порога, сын мой. Он влечет тебя к себе, но ты властвуй над ним ³⁶. – Отшельник перекрестился и умолк, вновь принявшись за свои четки.

– Не бойся, – прервал он молчание некоторое время спустя, – если я умру, ты найдешь реликвию в моей пещере. Иди с миром, сын мой, да хранят тебя Господь и Пресвятая Богородица, – монах с любовью благословил юношу и коротко вздохнул: – Позови ее, – кивнул он в сторону Кловин.

Билэт отошел, кусая губы от досады, но когда он приблизился к женщине, на лице его царила любезная безмятежность.

Подойдя к отшельнику, Кловин присела в изящном реверансе.

– Подойди ближе, дочь моя, – глухо произнес старец.

– Мой народ не исповедует Сына Божия, и я не могу благословиться у вас, отец.

– Всякая тварь Божия благословлена Им в дни творения, и мне не гоже гнушаться тем, что вышло из рук Божиих.

– В народе нас зовут чадами гнева и детьми дьявола.

– Мало ли что болтают злые языки. Но твой народ грешит не больше нашего, а может, и меньше, если и вправду Господь лишил вас разумной души и свободы выбора. Дочь моя, я знаю, что не по своей воле ты прибыла сюда. Господь открыл мне, что дни мои близятся к концу, и хоть трепещет душа моя в ожидании исхода и суда, но дух надеется на милость Божию. И прежде чем отправлюсь я на суд Божий, хочу завершить дело, которое камнем лежит у меня на сердце. Ты знаешь…

– Реликвия, что ищет Билэт?

– Ты и вправду любишь его?

Кловин опустила глаза. Мучительные думы одна за одной отразились на ее лице.

– Да, святой отец, – все же ответила она утвердительно и судорожно вздохнула.

– Не мое это дело, но я хочу упредить тебя. В помыслы он впустил дьявола, и я боюсь, что тот приведет его на страшную дорогу. Видит Бог, я любил его, как сына, но… Мы не можем решать за любимых, каждый свободен в выборе. Берегись его и своей любви. Любовь – огонь пожирающий…

Монах вздохнул, и она заметила быструю слезу, исчезнувшую у него в бороде.

– Наклонись ближе, дочка, – вдруг шепнул он.

Кловин послушно наклонилась. На нее повеяло ладаном и лекарственными травами.

– На, возьми, – тихо сказал старец и сунул ей в руку сверток. – Отдашь своему сыну. Он помолится за нас, деточка, и, может быть, его молитвы спасут его слабого отца и подарившую ему жизнь мать.

Быстрым движением монах перекрестил ей лоб и ласково пожал руку:

– Иди, дочка, да помилует тебя Господь. Больше ничего не могу тебе сказать. Хотел сказать много, но нет на то воли Божией.

Старец встал и побрел, прихрамывая, в лес, привычно опираясь на палку.

Кловин долго смотрела ему вслед.

Потом незаметным движением опустила сверток в сумку, висящую у нее на бедре.

Билэт ждал ее на камнях, возле того места, где их часом ранее нашел отшельник. Он лениво жевал травинку, облокотившись о валун.

– Ну, что он сказал тебе? – Билэт пытливо заглянул ей в глаза, разгадывая ее мысли.

– Велел быть осторожной.

– И все?!

– Мы говорили о бессмертной душе.

– Безусловно, важная, а главное, такая своевременная тема! С кем еще Ма… монах может поговорить о бессмертии, как не со зверями полевыми, да с птицами небесными. Новый ученик святого Франциска на нашу голову! – в речах Билэта послышалось нескрываемое раздражение. Он говорил с ленивой усмешкой, но в глазах его полыхал гнев.

– Ты злишься, потому что старец отказал тебе?

– Я злюсь, потому что меня бесит эта лицемерная болтовня. Такое ощущение, что добродетели годны лишь на то, чтобы латать дыры в человеческом бессилии. Если он творит глупость, то всегда может оправдаться смирением, кротостью, верой, надеждой и, на худой конец, – любовью. Эта уж точно покроет любую безумную выходку.

Прекрасное лицо юноши дышало презрением, глаза излучали гнев, и в этом неправедном гневе он вопреки смыслу вновь напомнил ей статую Архангела Михаила с огненным мечом – совершенство его облика отметало все мысли о греховности плоти.

Пока Кловин слушала, ее руки непроизвольно теребили наплечную сумку, и полотно рвалось под острыми ногтями.

– Мне надо попить, Билэт, – вдруг сказала она. По ее лбу струился пот, синие круги проступили под глазами.

– Да-да, конечно. Тебе помочь? – тон его мгновенно изменился. Металл, звеневший в нем секунду назад, исчез, уступив место нежной заботе. Взгляд потеплел, и Билэт снова стал тем, кого она полюбила, – мужчиной из плоти и крови. Бушующее пламя погасло, остались тепло и свет.

– Нет, прошу, я одна… ты знаешь, мне всегда трудно, когда ты смотришь…

– Глупая! Я сотни раз твердил тебе, что люблю тебя и такой.

– Нет, позволь…

– Ладно, но если что – зови… К несчастью, я лишен флейты и не смогу облегчить тебе муки превращения, но уж палку между зубов вложу, – он ободряюще улыбнулся ей.

Скажи Билэт еще хоть слово, продлись звук его ласкового голоса еще минуту, и она осталась бы на месте, призналась бы, отдала то, чего жаждала его душа, но… Тень снова набежала на его чело, он отвернулся, и женщина, вздохнув, устремилась к ручью.

Там Кловин, торопливо напившись, лихорадочно огляделась в поисках укромного места. Наконец она заметила неподалеку от источника небольшую ложбинку в камнях, самим Провидением предназначенную для того, чтобы стать тайником. Она огляделась и сунула туда реликвию Гильдии, принятую от отшельника. Завалила отверстие камешками и мхом. Она не могла унести ее с собой. Как ни любила она Билэта, но ни капли не сомневалась, что в первую же ночь ее вещи будут обысканы и тогда… Нет, об этом лучше не думать. Они любят друг друга. Ему трудно, ведь он человек, а она зверь, оборотень. Конечно, он невольно боится ее, ему трудно доверять тому, на кого его учили охотиться всю жизнь. Она не будет его искушать… Если потребуется, она расскажет ему о тайнике или сама вернется сюда… Но потом, позже, не сейчас…

Слова отшельника тяжелым камнем упали ей в сердце, и, как круги по воде, разбежались от них сомнения и страх.

Без сил Кловин опустилась близ источника и зачерпнула еще воды. Огляделась по сторонам. Никто бы ни в жизнь не догадался, что прямо перед его глазами – тайник.

Послышались шаги.

– Эй, – ласково окликнул ее Билэт, – как ты себя чувствуешь?

– Все хорошо, – она с трудом улыбнулась подошедшему юноше. Пот градом катился по ее осунувшемуся лицу.

* * *

Четыре дня они ехали через лес, не встретив ни одной человеческой души. На третий день у них закончился хлеб. Однажды Билэту удалось подстрелить глухаря, и они изжарили его на углях, так что голодная смерть им не грозила.

– Куда мы бежим? – решилась спросила Кловин на исходе пятого дня, помогая Билэту устраивать место для ночлега. Кони лениво щипали траву неподалеку.

– Нам нужно добраться до Альпийских гор. Пройдя через перевал, мы будем в безопасности – там граница власти твоего клана и моей Гильдии. Над землями Италии царствуют Наблюдатели. Крысиные семьи там враждуют друг с другом, а Гильдия тщетно пытается восстановить порядок. Там нет ничьей власти: слишком жирный кусок раздирается многими ртами.

Билэт улыбнулся и прижал ее к себе. Как ни высока была она ростом, а все равно смотрела на него снизу вверх: она доходила ему только до подбородка. Она прижалась к нему, ощутив тепло его тела, его твердые как железо мыщцы. Вдохнула его запах. Мир был был прекрасен, когда Билэт был рядом. Пели, возвращаясь в гнезда, птицы, ветер шумел в листве деревьев, благоухали перед закатом травы. Все прошлое казалось дурным сном, отступая перед могуществом счастливых мгновений настоящего.

Он сам разжег костер из собранного ею хвороста. Она умела пользоваться огнем, но по-прежнему испытывала перед ним страх, смешанный с любопытством. Одно дело – варить на огне пищу, совсем другое – самой разжечь пламя. Он смеялся над ее страхами, и они до поздней ночи сидели у костра, любуясь пламенем и слушая треск догорающих головней.

На них напали перед рассветом. Наспех сооруженная из лапника и жердей палатка укрывала от дождя и утренней росы, но не могла защитить от мечей. Подрубленные колья рухнули на спящих и не дали им хотя бы встать. Но Билэт все равно успел схватить меч. Закаленное в воинских упражнениях тело, тысячи раз повторенные движения боя – рука думала быстрее головы.

Первым закричал воин, который попытался схватить Кловин. Она спала по левую руку от Билэта, по правую, как заведено у рыцарей, спал меч. Короткий меч наемника для ближнего боя, даже не боя, а резни. Меч пробил кожаный доспех, прошел между железными пластинами и проткнул грудь. Билэт стиснул зубы и, собрав все силы, откинул воина с меча. Кловин видела, как вздулись жилы на его руке, как веревками натянулись мышцы на шее. Как змея, перекатившись на другой бок, он сумел выскользнуть из-под замаха второго нападавшего и вскочил на ноги.

Но силы были не равны. Шестеро вооруженных наемников без опознавательных знаков, вооруженные мечами и ножами, против одного, застигнутого врасплох.

Женщину схватили за волосы и, рывком подняв с земли, приставили к ее горлу нож. Кожу сорвали вместе с волосами, и, стиснув зубы, чтобы не кричать от боли, она тяжело смотрела, как убивают ее мужчину.

Когда трое из шестерых упали, один с отрубленной по плечо рукой, другой держа руками собственные вываливающиеся кишки, а третий – с проткнутым бедром, ее поволокли к лошадям. Нож не отрывали от ее горла, и она молчала, чтобы не помешать Билэту, чтобы он не отвернулся, чтобы не пропустил удар.

Державший ее споткнулся, и лезвие прошло по ее горлу, надрезав кожу. На рубаху хлынула кровь. Но она молчала.

Вдруг Билэт обернулся и увидел ее. Безмолвный крик стоял в его глазах, и в ту же минуту чужой меч вошел ему в грудь, едва прикрытую тонким полотном. Он глухо вскрикнул. Брызнула кровь. Он упал, а наемник, тот, кто убивал ее мужчину, занес над ним свой меч.

И тогда она закричала.

С нечеловеческой силой она оторвала, выламывая в кости, руку, державшую нож, и ринулась туда, где вместе с человеческой кровью в землю уходила ее жизнь. Ее снова схватили за волосы и рванули назад. И тогда, с залитым кровью лицом, она обернулась к наемнику и, схватив его когтями за плечи, зубами впилась ему в горло.

Тогда шестой ударил ее сзади кулаком по голове. Она рухнула на землю как подкошенная. Захлебываясь собственной кровью, упал на колени тот, кто волочил ее к лошадям.

И для нее наступила чернота.