Текст книги "Бал-маскарад (СИ)"
Автор книги: Ольга Демина-Павлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Княжна Флора
Глава 5
Княжна Флора
Княжна Флора возвращалась домой из Европы окрыленной. Душа ее была полна сладких грез и радостных ожиданий. В Париже все так чудесным образом стало на свои места. Флора встретилась с Александром, они оба были рады долгожданной встрече, и так счастливы вместе. Любовь, казалось, не угасла от длительной разлуки, а стала еще сильней. Нежность и понимание, царившее между влюбленными, казалось, соединили Александра и Флору навсегда. Александр не хочет более расставаться с любимой, он принимает решение тайно венчаться с Флорой.
Сладкая мука переполняла все естество княжны. Она хотела, чтобы время летело с ошеломляющей скоростью, и долгожданный час венчания уже настал. Трудно было смириться с тем, что такое радостное событие, волнующее для всех невест, приходилось ждать. Флора считала дни, когда она, наконец-то, станет суженой Александра. Не фавориткой, не любовницей, хоть и царской, но женой, хотя и тайной…
Тройка лошадей стремительно несла вперед карету с путешественниками по степным просторам Малороссии. Колокольчики весело звенели, оглашая все вокруг тонким серебристым звоном. Дорога была укрыта снегом. Белый снег лежал повсюду, куда не кинешь оком, делая степь еще необъятней. Тракт, ведущий в Киев, был уже хорошо утоптан ранее проезжающими экипажами, поэтому карета двигалась легко, почти не застревая в сугробах.
Такая тишина, первозданная чистота и красота царили вокруг, что казалось эта картина напоминает дни сотворения мира. И только неспешная и немного заунывная песня ямщика, сидящего на козлах и управляющего тройкой коней, нарушала стоящую вокруг тишину. Да протяжный вой голодных волков доносился из близлежащего леса. От звериного воя лошади вздрагивали от испуга и начинали спотыкаться на ровном месте. Но опытный возница их тут же одергивал: «А ну пошли! У меня не забалуешь!», заставляя лошадей бежать прежней рысью.
Флора не отводила взгляда от окошка. Она все смотрела на дорогу и не могла оторваться от созерцания родных мест, от природы, такой притягательной и родной.
– Ах! Все-таки хорошо дома, – вздохнула от избытка чувств княжна Флора и посмотрела на своих спутников. Хмель Иван с супругой Валерией сидели в карете напротив нее. – Как ни хорошо путешествовать, а домой тянет со страшной силой.
– Ой, смотрю я на тебя, подруга сердешная, как у тебя глаза блестят, и у меня на сердце хорошо! – улыбнулась подруге Валерия.
– Ох, скорее бы уже домой добраться, так заграница надоела, такая ностальгия у меня на душе. Так хочется родным воздухом подышать, – сказал Иван Хмель. Он потянулся, пытаясь размять онемевшее от длительного сидения тело. – И дорога эта мне уже осточертела, спина затекла, ноги и руки от вынужденного безделья так ноют, будто бы я на покосе был целый день.
– Ты прав, Иван, мне тоже так домой хочется, – согласилась Флора. – Скорее бы уже увидеть деда и брата. Разлука кажется такой длинной, а ведь мы не виделись с ними всего несколько месяцев. Не представляю, как я раньше без них жила, без своих Борщевских дедушки и брата.
– Не понимаю, чем это тебе заграница не понравилась? – толкнула в бок мужа Валерия. – Кажется, путешествуем мы с комфортом, увидели много стран. Посмотрели, как люди там живут.
– Ну не знаю, ну не такое там все; земля другая, люди, еда – все другое. Даже вид из окна совсем не похож на наш.
– А мне путешествовать понравилось. И Париж произвел сильное впечатление, и Варшава, и Киев. Особенно, конечно, потряс меня Париж, я всего там столько накупила! Шляпок, платьев и туфелек. Пусть теперь мне завидуют все столичные модницы!
– Так ты, Валерия, собираешься ехать в Петербург? – вмиг побледнел Хмель. Мужчина резко отвернулся к окну кареты, чтобы молодая жена не увидела его растерянного несчастного лица.
– Иван, я столько месяцев не виделась с родителями! Я хочу увидеть матушку, поздороваться с отцом. Давай поедем вместе в Петербург, – умоляла Валерия своего мужа. – Ты познакомишься с моими родителями, они тебе очень понравятся.
– А вот понравлюсь ли я им? Вот этот вопрос, действительно, остается открытым. Нужен ли им такой зять, как я, бедный и не знатного рода? Я сойду в Киеве, останусь в Украине и буду тебя ждать. Я очень рад буду твоему возвращению. Но если ты даже не вернешься, Валерия, я сумею тебя понять! – решительно сказал мужчина.
– Иван, Валерия права, тебе, действительно, нужно познакомиться с тещей и тестем, – вмешалась в разговор молодых Флора. – Они очень порядочные и простые люди, думаю, вы найдете общий язык.
– Иван, я прошу тебя, поедем со мной в Петербург, – сказала Валерия с мольбой в голосе. – Родители нас ждут. Я уже написала в письме, что мы приедем домой вместе. У меня такая чудная мама, она веселая и добрая, она обязательно тебя полюбит. Едем, Иван! – Валерия взяла за руку Хмеля и посмотрела ему в глаза просящим взглядом.
Иван замер, в голове все смешалось. Он не знал как себя вести. С одной стороны Иван не мог отказать любимой жене ни в чем. Он бы горы свернул ради нее. Пошел в огонь и в воду. Один бы сразился с шайкой разбойников. Но, казалось бы, в таком маленьком ничтожном вопросе, как посещение родительского дома жены, Иван не знал, как поступить. Его мучили угрызения совести, что он заставляет страдать любимую женщину.
Но Иван понимал, что окажись он рядом с Валерией в светском обществе, как тут же в его адрес со всех сторон посыплются насмешки светских львов, которые наотрез откажутся принять его в свой круг, как это уже пытался сделать однажды Богдан, брат Флоры. И тогда, Валерия, испытав стыд и разочарование, что рядом с ней находится не дворянин, а простой мужик, не обученный светским манерам, не знающий как носить фрак, разлюбит его. А эта мысль была для Ивана невыносимой. Иван понимал, чтобы удержать Валерию, ее надо отпустить, даже если разлука будет тяжелой и мучительной для обоих. Собравшись духом, он сказал:
– Я не поеду, Валерия, с тобой. Езжай сама, погости у родных, вы давно не виделись.
– Ты бросаешь меня, Иван! А как же клятва в вечной любви у алтаря. Ты не можешь со мной так поступить! Ты, наверное, задумал со мной развестись? – ужаснулась Валерия одной только мысли.
– Я никуда не поеду! – сурово произнес муж и отвел руку жены от себя. Потом его тон слегка смягчился. – Валерия, родная, как ты могла такое подумать? Я не хочу развода. Я никогда тебя не брошу. Ты приедешь, мы будем вместе.
Но Валерия уже ничего не слушала. Она плакала навзрыд, забившись в угол кареты. Содрогаясь от рыданий, она еле проговорила:
– О, я – несчастная… Флора, скажи хоть ты ему что-нибудь…
– Давайте заедем вместе в Яблунивку, в имение Борщевских. Погостим там неделю-другую, отдохнем немного от путешествий. А то мне кажется, мы все устали от трудной дороги, – Флора пыталась помирить супругов. Она не выносила скандалов.
– Хорошо, – согласился Хмель. И до конца дороги не проронил ни слова.
Флора успокаивала подругу, как могла, ей было невыносимо жаль Валерию. Валерия очень любила своего мужа и очень страдала из-за первого недоразумения, которое возникло между ними.
– Флора, как он может обижать меня, я его так безумно люблю, – шептала Валерия подруге на ухо, стараясь говорить тихо, чтобы не услышал муж. – Я согласна жизнь за него отдать.
– Я знаю, Валерия. Но тебе сейчас надо успокоиться, вот увидишь, у вас все наладится. Милые бранятся, только тешатся, – успокаивала подругу Флора.
– Но ты не понимаешь, он не хочет встречаться с моими родителями. Значит, не уважает меня!
– Не твоих родителей он страшится. Иван переживает по поводу того, как его встретит Петербург. Не забывай, он не дворянского происхождения. Его волнует ваша с ним разница в социальном положении.
– Но, меня же это не волнует. Я воспринимаю Хмеля, каким он есть на самом деле, добрым, умным, порядочным человеком. Я главное, что он любит меня. И мне не важно, что он беден и незнатен. И никому нет дела до наших отношений с Иваном.
– Вот увидишь, Валерия, что светскому обществу еще как будет не безразлично! Боюсь, что светские львицы и манерные снобы воспримут в штыки твой неравный брак. Столичный бомонд осудит тебя, а к Ивану все будут относиться с высокомерием как к выскочке, который захотел вдруг попасть в их круг. Знать станет с пренебрежением относиться к твоему мужу, тем самым досаждая тебе. Считаю, что вам пока лучше пожить вдали от Петербурга, – мудро заметила княжна Безбородко, которая сама уже обожглась и ощутила на себе уязвимые уколы капризной судьбы, полюбив человека, который стоял выше ее, согласно табели о рангах.
– Господи, ну что же мне делать?! – Валерия была безутешна. Ее счастью пришел конец, если она не будет рядом с мужем. Девушке казалось, что жизнь кончилась. Она подняла свои голубые глаза на подругу. Ее взгляд был полон мольбы.
– Думаю, Валерия, что ваш брак можно спасти, – сказала после раздумий Флора. – Я договорюсь с императором об аудиенции и попрошу его, чтобы он наделил Хмеля поместьями и подарил ему титул графа, в обмен за предоставленную услугу. Думаю, что для русского двора это не будет в тягость.
– Ах, хорошо! Это было бы так здорово! Спасибо тебе, Флора, ты моя самая лучшая подруга, – Валерия чмокнула Флору в щеку. Барышни обнялись и весело рассмеялись. Уныния на лице Валерии как не бывало, она воспрянула духом. Правда, в глазах застыл немой вопрос: «Как муж все это воспримет?» Валерия исподтишка глянула на мужа, пытаясь разгадать, о чем он думает.
Иван не вмешивался в разговор девушек. Он отстраненно смотрел в окно, наблюдая за унылым зимним пейзажем. На душе было скверно от предстоящей разлуки с любимой женой. От того лицо Хмеля казалось грустным и немного злым.
Валерия посмотрела на подругу и таинственным шепотом спросила:
– Флора, я сейчас не совсем поняла. О какой услуге ты говоришь? Разве Иван состоит на государевой службе? Я ничего не знала об этом.
– Ну как ты могла забыть, Валерия! – улыбнулась Флора. – Он же спас меня в пути, когда мне угрожала опасность, и меня преследовал человек Нарышкиной.
– А-а-а, ты говоришь о Викторе, который хотел погубить тебя, – догадалась Валерия.
– Да, я действительно несколько раз была на краю гибели. И если бы Иван во время не подоспел, думаю, что план Виктора удался на радость моей сопернице. Да, знакомство с этим человеком я не забуду никогда. Я тогда даже не знала, кто этот человек, что ему нужно от меня. Я как вспомню ту ночь, когда Виктор с кинжалом напал на меня, мне до сих пор становится дурно. Стояла дождливая ночь, дождь лил как из ведра, темень была такая непроглядная, что хоть глаз выколи, только сверкающие молнии на короткое время освещали все вокруг. Тогда мы с Иваном преследовали цыгана, который увел мою лошадь из конюшни на постоялом дворе. Мы долго гнались за вором, оставив город позади, но цыган был хорошим наездником. Он умело правил лошадью, скача по степи. Моя лошадь в темноте через что-то перецепилась, и я кубарем свалилась на землю. От сильного ушиба я потеряла сознание, когда очнулась, увидела перед собой маячившую тень. Виктор занес кинжал надо мной, от страха я зажмурилась, ожидая удара, и тут Иван пришел мне на помощь.
– Да, Иван поступил как настоящий дворянин, спасая твою честь и жизнь, княжна Безбородко! – согласилась Валерия. – Думаю, не все мужчины стали бы так рисковать ради дамы.
– Вот поэтому, я думаю, что Александр оценит услугу Ивана, который спас его невесту, – сказала княжна Флора, делая ударение на слове невеста. И многозначительно посмотрела на собеседницу.
– А-а-а, теперь я понимаю, – загадочно улыбнулась Валерия.
…Иван исподлобья глянул на жену. Его удивила внезапная смена в настроении Валерии. Еще несколько минут назад жена, буквально, рыдала у подруги на плече, умоляя Ивана не бросать ее. Весть о том, что Иван не поедет вместе с ней в Петербург ее так сильно расстроила. А теперь от слез и след простыл, на губах играет счастливая улыбка, в глазах искорки. «Интересно, о чем они там шепчутся с Флорой? Наверное, обсуждают последние сплетни и думают о том, в каком сногсшибательном туалете предстать перед петербургским обществом, – разочарованно подумал Хмель. – Странно, и почему Валерия такая веселая? Улыбается, как будто бы рада, что они расстаются. Неужто, правда, и Валерия разлюбила меня, и все ее чувства были лицемерными? Валерия – кокетка, она просто захотела поиграть в любовь с простым мужиком. А теперь безумна рада, что бросает свою обузу, то есть меня».
На лице Хмеля застыла печаль, парень страдал из-за возникшего недоразумения с женой. Он осознавал, что Валерии тяжело будет отказаться от дворянских привилегий, от жизни в столице, посещений салонов и балов. Все того, к чему девушка привыкла с детства, и чего небогатый Иван не мог предложить своей жене.
… Флора была рада, что удалось успокоить подругу и вселить надежду на то, что у Валерии с Иваном все будет хорошо. Все недоразумения растают как снежный ком. Но княжна Безбородко сама испытывала беспокойство по поводу предстоящей встречи с Александром и тайного венчания с ним. У Флоры было мятежно на душе, какие-то мрачные предчувствия сжимали сердце, лишая ее возможности быть счастливой. Еще угнетало то, что княжна Флора не сказала о тайном венчании с царем даже лучшей подруге, хотя с Валерией они были как сестры. Флора была царской невестой, и ни одной живой душе не могла об этом сказать.
Княжна не знала, что в это время за ее каретой следовал экипаж, в котором находился тайный агент, посланный военным министром Аракчеевым. Он шпионил за княжной из самого Парижа, докладывая министру в депешах о всех передвижениях Флоры и о том, с кем она встречается. Флора, став фавориткой самого царя, вошла в круг приближенных Александра I людей, поэтому за ее судьбой следили десятки заинтересованных лиц империи, раздумывая, что же будет дальше. Сияние и блеск, исходившие от царя, неизменно падали на его любовницу, делая Флору центром интересов Александра и его приближенных. Звезда Флоры бы такой яркой, что не заметить ее было просто не возможно.
Всего этого наивная молодая барышня не знала. Она ехала в карете по украинским степям, любуясь видом из окна. Длинная унылая дорога и покачивание кареты из стороны в сторону навеяли сон, Флора дремала. В мыслях она была рядом с Александром. Он жарко обнимал ее и целовал, шепча слова признания: «Флора, милая моя Флора, я так люблю тебя.» – «И я тоже так тебя люблю!» – шептала княжна, улыбаясь во сне. Вдруг карета наскочила на ухаб, от резкого движения княжна проснулась. Она обвела взглядом окружающую обстановку, припоминая, где она находится. «Ах, это был всего лишь сон!» – разочарованно вздохнула Флора. От огорчения, что Александр сейчас не рядом с ней, у девушки стало тоскливо на душе. Она хотела заговорить с подругой, чтобы развеять грусть-тоску, но увидев, что Валерия спит, решила не будить подругу.
Флора рассеянно посмотрела в окошко кареты. Вечерело. В сумерках снег уже не казался ослепительно белым, он окрасился в лилово-серый цвет. По оврагам и ложбинам пролегли черные тени. Темный лес вдалеке растворился в наступающей ночи. Лучи заходящего солнца окрасили небо в багряный цвет. Само солнце казалось багровым, красный диск светила устрашающе застыл над землей, какое-то время, не решаясь нырнуть в темноту. Флора не отводила взгляда от этой мистической картины, вдруг ей стало так жутко. Мистический ужас сковал все ее естество, она замерла, не решаясь отвести очей с красного светила. Ей казалось все это дурным предзнаменованием.
– Какое красное солнце! Мне так страшно, – сказала Флора и испуганными глазами посмотрела на Ивана. – Иван, посмотри на небо, какое красно-багровое солнце. Я никогда не видела такого зловещего заката. Мне кажется, что-то должно произойти. Что-то ужасное, страшное.
– Ну что ты, Флора! Успокойся! – нарочито бодро сказал Иван, стараясь успокоить девушку. – Красный закат ничего не предвещает. Это говорит только о том, что завтра будет сильный ветер. Солнце вошло в атмосферные слои, потому и окрасилось в столь необычный цвет. Мы, славяне, почему-то такие суеверные. У нас все должно быть с чем-то связано. Раз багровый закат, значит быть беде. Если баба с пустым ведром дорогу перебежала, значит быть несчастью. Если собака ночью воет на луну, жди беды. А еще есть примета, птица в окно залетела, так тоже не к добру. Но есть же и хорошие приметы! Допустим, если кошка умывается…
– …значит, быть гостям, – улыбнулась Флора. Она облегченно вздохнула, почувствовав облегчение, казалось, что суеверный страх отступил. Ивану все-таки удалось снять тяжкий груз с ее души.
Флора вся измучилась, дорога казалась ей бесконечной. Флора хотела скорей оказаться в имении Борщевских, обнять деда и брата. А еще она безумно хотела, чтобы наступил долгожданный день венчания. Такой желанный и волнующий для каждой невесты. Но девушка переживала, что чья-то зависть разрушит ее счастье. Флора и ждала, и страшилась этого дня. Ей почему-то казалось, что все изменится в последний момент, что кто-то сильный и властный станет на их пути с Александром. «Ах, зачем я выглянула в окно! – укоряла себя княжна. – Если бы я не увидела этого багрового заката, я бы так не испугалась и не страшилась в ожидании своей женской доли.» Мысли в хорошенькой головке княжны роились как разбуженный рой пчел, сменяя одна другую. Грусть и страх сменяли радость и надежда: «Ах, какой добрый Петр Михайлович Волконский. Адъютант царя должен сыграть роль шафера на нашем тайном венчании.» Флора улыбнулась, когда представила свою встречу с Марией Федоровной: «Здравствуйте, матушка!» – скажет Флора при встрече с вдовствующей императрицей на приеме в Зимнем дворце и поцелует в щеку свою свекровь…
Имение Борщевских
Глава 6
Имение Борщевских
На Украину пришла зима. Село Яблунивка укрылось снегами. Все было белым-бело вокруг – леса, степь, дворы; крыши домов, казалось, прогибались под тяжелым снегом. Солнце слепило глаза, отражаясь от белоснежного покрывала. Деревья потрескивали от мороза, снег скрипел под ногами.
Деревенские ребятишки весело щебетали, играя на улице в снежки; розовощекие мальчишки и девчонки катались на санках, лепили снежную бабу, визжа и смеясь, съезжали с ледяной горки, которую утром сами соорудили.
Деревенские бабы с интересом выглядывали на улицу через окна, разукрашенные морозом, приветливо махая детворе рукой. Одна баба, накинув огромную шаль на плечи, вышла во двор, чтобы позвать сына домой:
– Сережа, а ну давай иди скорее домой!
– Не хочу мама! – откликнулся малыш. – Я хочу еще погулять.
– Иди домой, говорю! Посмотри, как ты замерз, нос и руки покраснели от мороза.
– Ну и что. Я хочу еще погулять, – прокричал на ходу малыш. Он в этот момент как раз взбирался на горку.
– Сережа, сейчас отца позову! – пригрозила мать.
– Мама, я сейчас приду, только еще один разок с горки спущусь, – попросил мальчик, на ходу вытирая варежкой мокрый нос.
– Ну ладно, – махнула рукой, улыбаясь, мать.
Еще одна женщина звала домой дочку:
– Оксанка, иди домой, поешь горячих пирожков!
– Мамочка, не хочу идти домой! – закапризничала пятилетняя Оксанка.
– Надо же, твоя тоже капризничает, не хочет в хату идти, – обратилась баба в шали к своей соседке.
– Что поделаешь, зима такая славная стоит, – развела руками односельчанка.
Крестьянки с пониманием посмотрели друг на друга и улыбнулись, притворно вздыхая: – Ох, дети, дети, одни проблемы…
Старик Борщевский хозяйничал на подворье, откидывая снег от порога и расчищая дорожку от дома до калитки. Работники помогали ему. У всех было приподнятое настроение, вызванное первым снегом.
– Ты смотри, детвора вон как расшумелась, радуются снегу! – весело сказал Петр, молодой парень. Он откинул деревянную лопату в сторону и приветливо посмотрел на детей.
– Да, зима в этом году снежная, наверное, и урожай будет хороший. Вот бы рожь уродила, чтобы амбар доверху засыпать! – пробасил Панас.
– Это ты дело говоришь, Панас, тогда бы никто не голодал.
– А что, Петр, как там твоя Одарка? Уже скоро родит тебе мальчонку? – встрял в разговор бойкий малый, которого все звали Кудрей за лохматую рыжую шевелюру.
– Не знаю, – стыдливо ответил Петр, – обещала на Крещение.
– А тебе какое дело до этого?! – не удержался Панас. Он недолюбливал Кудрю за злой язык. – Она же не твоя жена.
– Ну, так что, уже и спросить нельзя, – сердито огрызнулся Кудря. – С вами каши не сваришь, сами тут снег отгребайте, – мужик обиженно махнул рукой и пошел убирать снег на задний двор.
Борщевский не прислушивался к разговору. Старательно работая, отгребая лопатой сугробы, он думал о своем. В душе Игната Петровича было не спокойно, на глаза наворачивалась скупая мужицкая слеза. Глядя на деревенских ребятишек, вспомнил старый барин свою дочь Павлину, умершую во время родов, и внуков Флору и Богдана. И так ему грустно стало, такая острая боль пронизало все тело, что он враз как-то осунулся, словно почувствовал какую-то слабость в руках, и уже не так быстро вертел лопатой, как минуту назад. А в голове копошились грустные мысли: «Повырастали внуки, мои лебеди белокрылые, и разлетелись, кто куда. Богдан поехал с монахами из Лавры в Китай с миссионерской миссией. Где он тот Китай находится? Кто знает? Туда только полгода нужно добираться. Это надо всю Сибирь проехать, чтобы добраться до Дальнего Востока, где и находится древняя страна Китай, так внук рассказывал, – дед вздохнул, поправил шапку на голове, что съехала набекрень, и снова окунулся в свои думы: – Отсюда, из Киева, выехали на телегах, а туда приедут уже на санях. Богдан писал в письме, что проехали они уже Уральские горы и Алтай, а еще предстоит им ехать через глухую сибирскую тайгу на Дальний Восток. Еще написал, что заболел в дороге», – это также беспокоило деда, ибо что то за путешествие, когда болячки сушат. Аж скривился от переживаний Игнат Петрович.
Он остановился, разогнул спину, посмотрел на синее небо и вздохнул тяжело, по-стариковски: « Что то за жизнь такая?! Как несчастье, так полная бочка, а счастья – маленькая ложка… От Флоры весточки нет уже несколько месяцев. Когда она приедет, одному Богу известно. А, может, она не захочет уезжать из Франции? – ужаснулся Борщевский. Вспомнил, как Богдан говорил, что на Западе люди более культурные, образованные. – И может так статься, что жизнь в Париже понравится внучке. Не понимаю я, какая разница! И там люди живут, и тут. Землю пашут, хлеб сеют, детей рожают, дома строят. И разве для этого какая-то особенная культура нужна?»
– Нет, не понимаю, – помотал головой Борщевский.
– Чего не понимаете, Игнат Петрович? – обратился к барину управляющий, который только что вышел из дому на крыльцо, чтобы доложить о том, что завтрак уже готов.
– От ты мне скажи, Кузьма Егорович, друже, какая разница между Востоком и Западом? Где лучше? Ведь везде люди живут.
– Я чуточку вас не понимаю, – растерялся старый управляющий. – Он пытался постичь, о чем именно говорит хозяин, чтобы дать правильный ответ. За все годы службы в имении Борщевских Кузьма Егорович всегда понимал своего барина. Однако в последнее время ему было все трудней разобраться в настроении Борщевского.
– Игнат Петрович, отец родной, не понимаю, о чем вы спрашиваете? Уж простите меня, Христа ради, старый я стал, туговат на ухо. Какой Восток, какой Запад?
– Вот ты мне скажи, чего им тут не достает? Один в Китай подался, другая – в Париж. А чего-то им тут не живется?! Мы с тобой всю жизнь в Яблунивке прожили, и нам кажется этот край самым лучшим на земле. А внукам моим чего неймется?
– Ах, барин, этот вопрос философский. Его так просто с кондачка не решишь, – хитро сощурился управляющий. – Каждый жизнь свою на себя примеряет. Кому-то деревня наша и тесной может показаться, им путешествия подавай. Что б, значит, ездить по разным странам и сравнивать, где лучше живется. Вот, ведь, чудеса, Богдан и Флора от одной матери родились, а подались в разные края. Внук ваш выбрал Восток, а внучка, наша красавица Флора, в самый Париж ускакала. И не боится, главное дело, ведь сейчас в Европе война. Французский император Бонапарт решил все европейские страны себе подчинить. Говорят, войско собрал огромное, почитай, из двадцати стран. И баварцы у него служат, и испанцы, французы, итальянцы, поляки, ну и прочие…, – запнулся управляющий, ибо на этом его познания в военной науке кончались.– Он что, Бонапарт, многотысячное войско ради парада собрал, нет, у него планы на Русь-матушку нашу напасть, чтобы славян покорить.
– Эх, дурья твоя башка, не знаешь, что сейчас в Европе спокойно. Наш государь заключил перемирие с французским императором, – учил Игнат Петрович своего управляющего. Рассуждения Кузьмы Егоровича его немного рассмешили. – Да, Кузьма, в хозяйственных вопросах ты лучше разбираешься, чем в европейской политике.
– Это точно, – согласился управляющий. – Однако соловья баснями не кормят. Что ж вы, Игнат Петрович, с самого утра снег убираете, не емши, будто у нас слуг и работников нету. Пожалуйте в дом, барин, кушать, завтрак уже на столе.
– Эх, ты, Кузьма, старый уже, а не понимаешь, что я для души работаю, – кряхтел, взбираясь на крыльцо по высоким ступенькам Борщевский. – Да мне в такой день поработать на свежем воздухе, просто в удовольствие. И глаз радуется, и душа не так болит, не так тоскует за внуками.
– Да, осиротел дом без детей, пустой стоит без звонкого смеха, – согласился управляющий, который поспешал вслед за хозяином, чтобы открыть ему дверь.
В столовой стол уже был уставлен снедью. Борщевский перекрестился на иконы и сел трапезничать. Выпил чарку водки и закусил.
Управляющий громко позвал:
– Варвара, главное блюдо неси! Блины подавай!
– Почему блины сегодня? – удивился барин. – Чай, не Масленица.
– А какая разница! Блины сами по себе хороши, что на Масленицу, что в будние дни. А если еще со сметанкой и жареными грибочками, так вообще объеденье.
В комнату вошла стряпуха Варвара. Немолодая полная баба, вся важная из себя. Она величаво подошла к столу, неся на круглом блюде высокую стопку блинов. Поставив блины в центр стола, Варвара сказала:
– Отведайте, барин, блинчиков свежих, с пылу с жару. Все утро у печи простояла, жарила, чтобы поспеть к завтраку.
– Ну и мастерица ты, Варвара, за любую стряпню возьмешься, все у тебя получается! – похвалил повариху Борщевский. Он потянулся рукой за первым блином и остановился, пытливым оком окинул стол и вопросительно посмотрел на управляющего: – Кузьма Егорович, а самовар где? С блинами чаек хорошо пошел бы.
– Фимка! – сердито крикнул в сторону кухни управляющий. – Самовар тащи! Барин чаю хочет.
Через несколько секунд в столовую вбежала запыхавшаяся румяная девка. Она тащила против себя круглый расписной самовар.
– Ух, тяжеленный такой! – сказала Фимка, поставив самовар на стол. Тыльной стороной руки она вытерла вспотевший лоб.
– Ну чего уставилась! – прикрикнул на работницу управляющий. – Иди на кухню, там работы полно. Воды принеси, пол подмети.
Фимка недоуменно посмотрела на Кузьму Егоровича и Варвару, которые стояли возле стола барина и никуда не уходили, шмыгнула носом и выбежала из комнаты.
– Новенькая, что ли? – спросил помещик.
– Новенькая, – кивнул головой управляющий. – Только третий день у нас. Еще не пообвыклась, распорядку не знает.
– Ничего, привыкнет. А разве у нас мало людей на кухне работает? – удивился Борщевский. – Варвара, что ж ты никогда не говорила, что помощников тебе не хватает.
Вместо ответа кухарка недоуменно передернула плечами.
– Дык, это…, – поспешил с объяснениями Кузьма Егорович, – за Фимку-то дед Студеный просил. Девка-то сирота, а ему тяжело на старости лет внучку растить. Говорит, старый стал, помирать скоро будет, жалко Фимку сиротой на белом свете оставлять. Вот я и пристроил ее на кухню.
– Студеный, говоришь. Это кузнец, что ли?
Управляющий и Варвара согласно кивнули головами.
– А-а-а, вот оно как, кузнец Степка Студеный помирать собрался. Я его еще с юности помню, он мой ровесник. Я никогда хрупким не был, а Степан вообще могучий как дуб был. Подковы гнул, да лошадь наскоку мог остановить. Не было ему равных по силе в округе мужиков.
– Степан-то, не болел почитай всю жизнь. А тут на старости лет хворь какая-то приключилась. Фимку, говорит, жалко, сиротой останется.
– Да ты не оправдывайся, Кузьма, пущай работает, – сказал Борщевский и потянулся за штофом с водкой, чтобы запить горький осадок. Из-за рассказа о Степке Студеном ему вдруг так стало жалко себя, что и его век вот так скоро закончится. И не вспомнит об Игнате Петровиче никто, только ветер будет колыхать седой ковыль на его могиле…
После уборки снега, работники не спешили расходиться, сначала решили перекурить.
– Ты смотри, снова снег пошел, – сказал Панас, поднимая голову к небу. – И такой хороший снег валит. Видно, снова придется расчищать сугробы.
– Наверное, ночью метель будет, – по-крестьянски неторопливо проговорил Петр. – А у меня лопата сломалась, пойду поправлю.
– Да иди ты уже домой, проведай как там твоя жена, узнай, как чувствует себя, – толкнул, по-приятельски, в бок своего друга Панас.
– Понимаешь, Панас, я бы не нервничал, но это у нас первый ребенок. Мы с женой так ждем мальчика. Наталья ходила к повитухе, та говорила, что богатырь родится.
– Хлопец – это хорошо, – согласился Панас. Он был отцом большого семейства, жизнь научила его житейской мудрости: – Лишние руки в хозяйстве никогда не помешают. А что девчата, только приданое успевай им готовить, да женихов подыскивай, чтобы вовремя замуж вышли, а то засидятся в девках, все – пиши пропало. И родителям – лишняя обуза, и девке счастья нет. Бабий век короткий, а девичья краса еще не долговечней, кто ее после двадцати лет замуж возьмет. Я это точно знаю, у меня семь дочек, – вздохнул Панас, – и все на выданье, а где я им всем приданное наберу да деньги на свадьбы.
– Гляди, кто-то едет по улице, – сказал всматриваясь вдаль Петр, приставив руку козырьком к глазам, чтобы лучше видеть. – Кажется, знатные господа едут. А это, случайно, не внучка старика Борщевского?! Это только у нее я видел такой добротный экипаж.
– Не экипаж это, дурень, а целая карета, – сказал Панас. Он, посмеиваясь, натянул парубку шапку на лоб. Шапка соскочила и закрыла Петру глаза.
– Да что ты делаешь, мне же ничего не видно, – рассмеялся Петр и стащил шапку с головы вовсе.
– Не будь разиней, дурень! Беги скорей к хозяину и скажи, что дорогие гости пожаловали к нему, – учил уму-разуму старый молодого. Барин так обрадуется, что отпустит тебя домой на целый день, а может быть и на два. Да еще на водку заработаешь.
