Текст книги "Бал-маскарад (СИ)"
Автор книги: Ольга Демина-Павлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Не отчаивайтесь, Мария Антоновна, я отомстил княжне. Флора гостила у Брыльских, это родственники моей жены. Ну и там, за столом, я спровоцировал ее на скандал.
– Похвально, а вы не такой простой, Павел Михайлович, как кажетесь на первый взгляд. У вас таки есть черты вашей матери.
– Матушка-то знаменита, подруга самой Екатерины II, двумя академиями заведовала, а денег нам с сестрой не оставила. Вот и довелось мне крутиться как белка в колесе, но я не жиголо, нет. А вот Александра не люблю. Это он мою мать разорил.
– Не кипятитесь! Вы чересчур молоды и горячи. Это еще при правлении Павла I ваша мать испытала гонения и опалу. Александр тут не причем.
– Ну ладно, не буду, все уже позади. Справедливость уже восторжествовала, у меня был титул, теперь – и деньги к нему.
– Однако, Павел Михайлович, я так думаю, что вы не затем сюда пожаловали, чтобы рассказать об удачном браке? Если вы имеете дело ко мне, то говорите, ибо я сильно тороплюсь. У меня сегодня два визита. Я хочу посетить салон Нины Шуазель. А еще у меня есть приглашение на бал в Павловск.
– Мария Антоновна, вы просто несравненная! Вы любите бывать там, куда вас не приглашают.
– Глупости! Говорю же, что у меня есть приглашение на бал. Ну а прийти в любой из петербургских салонов я могу без какого-либо приглашения.
– Мне кажется, мадам Шуазель не очень обрадуется, когда увидит вас на пороге своего дома. В последнее время, когда я там бывал, то вы были «героиней» дня. Все только и обсуждали вас, какая вы нехорошая, что дружите с французами; принимаете французских дипломатов.
– Да! Савари и Коленкур – мои друзья, – горделиво проговорила Нарышкина. – Хотите чего-то выпить?
– Конечно! Не откажусь, – оживился Дашков.
Нарышкина взяла со стола серебряный колокольчик и позвонила несколько раз. В гостиную вошел мажордом:
– Чего желаете, мадам? – сказал он и вежливо поклонился.
– Прикажите, чтобы нам принесли вина…
– Э…любезный, подай лучше коньяку, – поправил хозяйку Дашков.
Нарышкина пристально посмотрела на гостя. Дашков сидел на диване, закинув нога на ногу, вальяжно облокотившись на спинку. Всем своим видом давая понять, что он очень важная персона. Дашков стал более манерным, в его движениях появилась театральность, однако настоящими аристократическими манерами он так и не отличался. Нарышкина усмехнулась про себя и обратилась к мажордому:
– Принесите, пожалуйста, вина, а гостю графин коньяка, – хозяйка дома еще подумала и добавила: – Еще пусть принесут мороженого, фрукты и закусок!
– Будет сделано! – вытянулся в струнку мажордом, прижав руки в белых перчатках по швам. Он с преданностью посмотрел на свою госпожу и с достоинством удалился выполнять поручение.
– У вас вышколенные слуги, Мария Антоновна, – заметил Дашков, когда слуга закрыл за собой двери.
– Старая английская школа. Его отец и дед служили дому Нарышкиных на протяжении десятилетий, – объяснила женщина и вопросительно посмотрела на гостя. – Ну, так что там завсегдатаи салона говорили еще обо мне?
Дашков несколько фривольно усмехнулся, показав щербатые зубы:
– Вы не поверите, сударыня, чего они там только не говорили. Что одежду вам привозят из Парижа, а выбирает ее сам Наполеон. Ну, разве не смешно, чтобы военный, известный полководец, сам занимался покупкой женских платьев, шляпок и перчаток.
– Ну не знаю, – таинственно улыбнулась Нарышкина. Она точно знала от посла Коленкура, что это правда. Наполеону так важно было подчинить волю царя Александра, что он прилагал массу усилий, чтобы понравиться его любовнице. Нарышкина до сих пор получала из Франции богатые подарки: туалеты, сшитые по последней парижской моде, дорогие духи. И за всем этим, понятно, стояли люди Наполеона.
– Но, главное, – сказал Дашков, отвлекая Марию Антоновну от раздумий, – что все эти сплетни распространяет Анна Петровна.
– Снова эта Красновская! – вспыхнула Нарышкина. – Она всюду выскакивает, как черт из табакерки. Она начинает портить мне жизнь. Эта старая сплетница, скандалистка и сводница. Уверена, что она приложила немало усилий, чтобы свести Александра и Флору. И почему ее так любит мать царя?
– Ну, так вот, Анна Петровна назвала вас не патриоткой, потому что вы носите французскую одежду. Но мадам Шуазель посчитала, что обсуждать детали дамского туалета, это – моветон. Она осуждающе посмотрела на Красновскую и защитила вас, говоря, что одежда тут не причем.
– Что значит жена дипломата! Ну что ж, мне приятно, что мадам Шуазель мне не друг, но и не враг. Княгиня Голицына также мне симпатизирует. Другие меня не интересуют! Сегодня я сама посещу салон. Хотя, не скрою, мне там будет скучно. Лучше пойти к Волконским или Толстым.
– Мария Антоновна, я бы хотел вас попросить, если зашла тема о таких известных фамилиях.
– И за кого вы б хотели замолвить словечко?
– За бедную актрису. Я недавно познакомился с ней. И, знаете, довольно случайно встретились с ней. Мы прогуливались с приятелями по Невскому проспекту. Каминский недавно вернулся из Европы, так поделился со мной и Одоевским впечатлениями от поездки. Погода была премерзкая, настроение также, я той ночью проигрался в карты. И сумма довольно приличная! Что-то мне в последнее время не везет в покер, а может у того драгунского капитана карты крапленые?
– То, что вы заядлый картежник, известно почти всем в Петербурге! – перебила Нарышкина. – Не отвлекайтесь, рассказывайте дальше!
– Ну, так вот идем по улице, раскланиваемся дамам, приветствуем знакомых, Одоевский декламирует свой новый вирш, что войдет в его сборник. А на встречу идут две дамы. И, знаете, что-то мне подсказывает – не местные, а иностранки. Какая-то зарубежная утонченность в манерах, в походке, присутствует. Подходим – точно француженки, к тому же актрисы!
– Это вы, случайно, не про мадемуазель Жорж и ее подругу рассказываете?
– Так точно, про них! Между прочим, Жорж – просто потрясающая и такая прекрасная собеседница. Дала мне знать, что не будет против, если я загляну после спектакля к ней за кулисы.
– О-ля-ля! Эти француженки такие любвеобильные. Жорж, прямо-таки, покорила всех русских. Интрижка с Александром, флирт с вами, кажется, она собирается выйти замуж за Болотова. Хорошую он себе жену получит, он за порог, а она в театр, ну и естественно, найдет с кем там ему наставить рога. Скажите, Дашков, она действительно обладает таким даром, что мужчины не могут перед ней устоять? Говорят, она побывала в алькове Наполеона.
– Волшебная женщина, ничего не скажешь. Хороша собой, имеет чудный мелодичный голос. На сцене – талантливая актриса. Но ее игра не понравилась царице-матери, и теперь ей приходится играть на малой сцене во Французском театре. Мария Антоновна, я знаю, вы помогаете французам. Помогите этой бедной актрисе.
– Не такая она уже и бедная, мой друг. Мне рассказывали, что она одевает на сцену дорогие костюмы и украшения. К тому же, ее выступления имеют успех, она сенсация этого сезона, – резонно заметила Нарышкина. – С какой стати я должна помогать этой Жорж? Она мне не соперница, но при сложившихся обстоятельствах может стать ею. Нет! Кого-кого, а Жорж нельзя назвать бедной и несчастной.
– Но все равно, это все не то, о чем она мечтала.
– Или не то, что ей обещали, хотите сказать вы?
– Как бы там ни было, помогите Жорж! Вы дружны с семьями Волконских и Толстых, а они приближены к особе императора. Может быть, он не знает, как сложилась судьба французской актрисы в России.
– Я помогу Жорж, – сказала Нарышкина. Однако было видно по ее лицу, что это решение далось ей непросто. Мария Антоновна жестоко страдала от ревности. Жорж была любовницей Александра. Хоть и не долго, хоть ничтожно малый срок она была пассией царя. Все же ей удалось обольстить его, значит, Жорж была на что-то способна. Сначала Флора была соперницей, теперь – француженка. Нарышкина была любовницей царя несколько лет. Он был в нее безумно влюблен, они были так счастливы!
– Я помогу вашей Жорж, – повторила Нарышкина. Она, будто бы проснулась ото сна. – Но я это сделаю не ради уважения к французской актрисе. Ее подруга Катрин мне больше импонирует, она хотя бы не высовывается.
– Я понял, вы задумали план, как вернуть Александра и устранить Флору из его жизни навсегда!
– Да, Павел Михайлович, вы понимаете меня! К слову, вы говорили, что у вас сегодня в театре встреча с Жорж. Думаю, она вам нравится. Ну что ж, это к лучшему. Тогда вам ничего не будет стоить соблазнить ее, козырная карта уже у вас в рукаве. Вы скажете этой авантюристке, что ее вопрос решен положительно. Ради этого мне придется побеспокоить адъютанта царя.
– Так вы поедете в Зимний дворец?
– Нет. Я переговорю с Волконским в приватной беседе, у него дома. К слову, я давно не виделась с его женой. У меня уже и подарок припасен. Натали так любит французские духи, а они сейчас такая редкость.
– Но, Мария Антоновна, я не понимаю своей роли в вашей шахматной партии. Жорж – это пешка, которая исподволь выведет вас на короля. Ну а какая роль отводится мне?
– Не понимаете, Павел Михайлович, – засмеялась Нарышкина мелодичным смехом. – Потому что вы картежник, а не шахматист. Вам отводится роль мудрого слона, который будет заставлять нашу пташку выполнять то, что нам нужно. В общем, плясать под нашу дудку.
– Вы хотите, чтоб капризная Жорж стала покорной фигурой?
– Да, она станет такой, когда получит ожидаемое: большую сцену, бриллианты и … Болотова. К слову, я знакома с его матерью, она была подругой моей покойной тетки.
– Мария Антоновна, но что с этого буду иметь я? – хитровато сощурившись, спросил Дашков.
– Павел Михайлович, какой вы все-таки меркантильный.
– C’est la vie, – развел руками молодой повеса.
– Ну ладно, говорите уже, чего вы хотите.
– Как я уже говорил, у меня есть имя, деньги, но у меня совсем нет наград, ни ленты, ни ордена.
– Сударь, а не много ли вы просите? Вы – не военный и не чиновник, а простой сибарит.
– Ну, так и что! Вот я давеча пошил новый сюртук, так к нему можно было добавить «Анну на шее».
– Не знаю, в кого вы такой сноб? Ваша мать была очень порядочной и скромной женщиной. Екатерина наделяла ее почестями за ее талант и служение Отчизне.
– Она служила Отчизне, а я служу себе. Знаете, тоже непростое занятие. Всюду поспеть, завести полезные знакомства, не отстать от моды, – вздохнул Дашков. Вот давеча мой приятель Одоевский научил меня по-новому завязывать галстук. Такое непростое дело, я вам доложу.
Беседу неожиданно прервал мажордом. Он тихонько вошел в гостиную, подошел к госпоже и что-то шепотом сообщил ей на ушко.
– Хорошо, идите уже, я поняла, – взмахом руки Нарышкина отпустила слугу.
– Что-то случилось? – занервничал Дашков.
– Да ничего, пустяки, – спокойно ответила Нарышкина. – Кажется, моя подруга пришла. А она такая скромница, не хочет ни с кем встречаться. Представляете, переживает по поводу своей внешности. Ей кажется, что она не слишком хороша собой.
– Право дело, какие пустяки.
– Павел Михайлович, нам следует проститься, я очень тороплюсь. Я обещала подруге отвезти ее к знакомой модистке.
– Да, конечно, – Дашков неторопливо допил коньяк, поставил бокал на ломберный столик и направился к дверям. Уже выходя из гостиной комнаты, Дашков обернулся и жалостливо спросил:
– А как же орден, Мария Антоновна?
– Будет вам «Анна на шее», не волнуйтесь, – второпях ответила Нарышкина. Она очень торопилась, потому что в другой комнате ждал ее агент Виктор, который только что зашел с черного хода. Женщина не хотела, чтобы они встретились, Виктор и Дашков, люди, которые служили ей и выполняли ее поручения. Вечером, собираясь на бал, Нарышкина владела весомой информацией, которая была необходима ей, чтобы действовать дальше.
Бал
Глава 3
Бал
Красновская давно уже перестала испытывать нужду. Она жила довольно пристойно, можно сказать очень обеспеченно. Наконец-то после нескольких лет полных нужды и испытаний, Анна Петровна зажила как настоящая аристократка. Она ни в чем себе не отказывала: заново отремонтировала свой особняк, завезла английскую мебель, полностью обновила гардероб. Чтобы выезжать в свет, Красновская заказала в Каретном ряду кареты с фамильными гербами. Герб украшал бурый медведь, стоящий во весь рост и попирающий лапой змею, уползающую в камни. В конюшне с десяток отличных лошадей переминались с ноги на ногу, ожидая своей очереди, чтобы понести свою повелительницу в карете на большой скорости по петербургским улицам.
Своему благополучию Красновская была обязана княжне Флоре Безбородко, которая будучи фавориткой царя не забыла про свою крестную мать и замолвила словечко за нее перед Александром. И понятно, он не отказал своей любимой, и подарил семейству Красновских несколько поместий с тысячей крепостных душ. Красновская ощущала себя как в раю, объезжая свои новые владения и подсчитывая прибыль с продажи леса и прочего сырья.
«Хотя бы на старости лет немножечко поживу», – мурлыкала себе под нос довольная Красновская. Она все лето моталась из Петербурга по своим имениям, не доверяя управляющим. Все проверяла, сколько кур-несушек снесло яиц, сколько коровы дали молока, сколько бычков и телочек привели. Ничего не оставляла без внимания. Муж только посмеивался над супругой: «Ну что ты, Аннушка, мечешься? Деревни богатые, земля плодородная. Я спрашивал у управляющих, они говорят, что урожай в этом году будет хороший. – Не знаешь ты, Иван Михайлович, этого народа, что тут нужен глаз да глаз, – отвечала Красновская. – Не присмотришь вовремя, так работники с поля пшеницу мешками утащат, девки ягоды собирают, а половину в рот кладут. – Так ты им скажи, пускай песни поют, вот ягоды есть и не будут, – смеялся муж. – Уж больно ты у меня хозяйственная стала, все работаешь как пчела. А там управляющие поставлены. Они за всем должны присматривать. – Управляющие, – повысила голос Красновская, – да они же, сучьи дети, первые воры и злодеи. За ними в первую очередь надо присматривать».
Прошло зеленое лето, за ним урожайная осень. Вот и снега укрыли все вокруг. Загрустила Красновская в городе за деревней, за лесами, цветущими садами и пшеничными полями. Снова довелось ей окунуться в круговорот столичной жизни. Снова сплетни, интриги, салонные чаевничания, разговоры о политике, моде, жизни при дворе. Красновская аж притомилась, так ее закрутило в этом водовороте.
Вот и сегодня день у нее был расписан как по нотам. Утром ей нужно было поехать в Павловск, чтобы встретиться со своей благодетельницей вдовствующей императрицей. «Марии Федоровне обязательно надо знать, что тут делается у нее под носом, про эту вредную мадемуазель Жорж и этого проныру Дашкова. Видно, они что-то задумали. А за всем этим стоит, ясно, кто – Нарышкина!»
– Куда ты так рано поднялась, еще только одиннадцать часов? – в комнату вошел Иван Михайлович. Он был одет в турецкий халат, вышитый золотом. Он посмотрел на Анну Петровну, прихорашивающуюся перед зеркалом. Анна Петровна была одета в дорожный костюм, пошитый из английской ткани. На шее красовался жемчуг, в ушах бриллианты, на воротнике рубиновая брошка. «Что-то Аннушка в последнее время раздобрела. Наверное, от хорошей жизни», – подумал про себя старый Красновский. Мужчина пыхнул трубкой, взял со стола газету и сел на кресло читать свежие новости.
Красновская, напоследок, придирчиво обвела себя взглядом, поправила рыжеватый локон, что выбился из прически, заметила седину, вздохнула по этому поводу, и посмотрела на супруга:
– Ну что там пишут столичные газеты? Чего нам еще ждать от этого корсиканца – мира или войны?
– Ну, пока что, у нас с Наполеоном мир. Но как будут дальше развиваться события, одному Богу известно. Францию очень беспокоят наши успехи на Балканах. Наша Дунайская армия под командованием Кутузова почти разбила турецкие войска под Рущуком. Там вражеские войска были окружены и разбиты. Султан в Стамбуле в отчаянии. Его министры уговаривают его подписать с Россией мирный договор и отдать нам дунайские княжества Валахию и Молдавию. Турция истощена многолетней войной, ей, крайне, нужна передышка.
– Я так считаю, что отдых нужен и нам, ибо, если начнется война с Наполеоном, нам нужно быть во всеоружии, – резонно заметила Красновская.
– Да, России очень нужен мир, но Наполеон намеренно хочет, чтобы русско-турецкая война на Балканах длилась как можно дольше. Видимо, он хочет усилить свою армию перед возможным нападением на русские рубежи. Нельзя забывать, что Бонапарт уже покорил пол-Европы, и корпус маршала Даву стоит в Польше.
Да, столкновения, по всей видимости, не избежать. Только чем оно закончится для обоих государств? Вот вопрос.
– Как жаль, что мирные переговоры в Тильзите и Эрфурте так мало дали.
– Напротив, заключение мира с Францией, позволило России отсрочить начало войны на несколько лет.
– Но какой ценой, милый! – возмутилась Красновская. – Эти мирные переговоры стоили нам добрых отношений с Англией. Бонапарт настоял на том, чтобы Россия перестала торговать с англичанами. И кому, спрашивается, теперь я буду продавать свой лес, пеньку и прочий товар, полученный с моих угодий?
– Ну, ты рассуждаешь как заправская помещица! – рассмеялся Иван Михайлович. – Тебя, моя голубушка, интересует только прибыль, а не державные интересы.
– Что ж, каждый хлопочет о своем. Мне англичане ближе, чем Бонапартий и его интересы. Я заинтересована в торговле с Англией. Сейчас днем с огнем не найдешь английских товаров, прекрасной мебели, посуды, даже бумаги. Я не говорю уже о тканях, которые, как мне кажется, лучшие в мире.
– Но, позвольте, сударыня, на вас костюм, который, кажется, пошит из английской ткани. Видите, мирные переговоры вам не помеха и торговое эмбарго тоже.
– Да! Но какой ценой? Эта материя куплена у контрабандистов, которые доставили ее по морю к нашим берегам. И, поверь мне, дорогой, эта ткань куплена втридорога.
– Ты могла бы не переплачивать, и обойтись отечественной продукцией.
– Могла бы! Но я не могу изменять своим привычкам и вкусу!
– Давно ты стала такой привередливой? Аннушка, жена моя, вспомни, что еще год назад мы жили, чуть ли не в бедности. Вынуждены были отказывать себе в светских развлечениях и прочих удовольствиях. Выход в свет для тебя был проблематичным. Драгоценности были заложены в ломбард, не было денег на новый гардероб. Карету с лошадьми ты брала у князя Безбородко.
– Да, все это было. Не отрицаю. Хвала небу, что у меня были такие друзья, как Безбородко. Но сейчас времена изменились, и я не хочу себе ни в чем отказывать. – Красновская подумала и добавила: – Возможно, я боюсь.
– Чего же? – изумился супруг. – Что ты попадешь в опалу, и лишишься всех привилегий?
– Этого тоже. Но не это гнетет меня по ночам. Меня преследуют страшные мысли.
– Но какие, душа моя?
– Я боюсь, что скоро может начаться война и тогда…
– …что тогда? В армию тебя не призовут, это уж точно.
– Французы придут с Запада. У Наполеона многотысячное войско. Как известно, солдат надо чем-то кормить. Боюсь, что от моих имений в Смоленской губернии ничего не останется. Все будет разорено.
– Но у нас останутся другие имения, под Москвой и Тулой.
– Как ты не понимаешь, Ваня! – настаивала на своем Красновская. – Флора говорила, что нашим дипломатам стало известно, что Наполеон стремится попасть в Москву. А ну как его планы осуществятся?
– Возможно, ты в чем-то права, не знаю, – сказал Красновский, нахмурив лоб. – Но в любом случае, сейчас говорить об этом рано. Возможно, все еще обойдется, и войны можно будет избежать. Сейчас есть все основания у французского императора быть нами не довольным. Он злится, что русские войска отбили у турок старинный город на юге, и теперь там русский порт Одесса. Еще больше Бонапарта донимает, что губернатор там француз герцог Ришелье.
– Мы строим порт на Черном море, а Бонапартий захватил Мальту в Средиземном море и его войска высадились в Египте, – грустно сказала Красновская, как бы всем своим видом давая понять, что в любом случае французского императора нельзя недооценивать.
– Ну что Мальта, – сказал Красновский. – Он ее захватил, чтобы Мальта не досталась его врагам – англичанам.
– А мне кажется, что Наполеон захватил Мальту, чтобы досадить русским. Он прекрасно знал, что наш император Павел I покровительствовал Мальтийскому ордену, даже сужал мальтийцев деньгами.
– Это тебе тоже Флора сказала или эту информацию ты раздобыла в салоне мадам Шуазель? Вы там обсуждаете фасоны платьев и различные интриги, а теперь вам стало скучно. Вы решили заняться политикой, – недовольно буркнул старый Красновский. Ему было досадно, что в таких важных вопросах его жена была проинформирована лучше, чем он. «Однако, женщины иногда могут дать нам форы, – обиженно подумал мужчина. – Интересно, что супруга знает еще, чего не знаю я?»
– Я просто знаю! А откуда я получила эту информацию, не важно! – гордо сказала Анна Петровна. Она была готова обидеться на своего мужа за бестактный тон.
– Ну ладно, Аннушка, не обижайся, – примирительно заговорил Иван Михайлович. – Я сказал, а сам не подумал. Впрочем, я давно хочу спросить. Куда ты так рано собралась?
Красновская загадочно улыбнулась, не проронив ни слова.
– А-а-а, понимаю, – сказал Иван Михайлович, – ты, моя любимая женушка, снова взялась за давнишние дела: плести кружева интриг.
– Да, мой дорогой, ты угадал, – Анна Петровна величаво подошла к мужу, чмокнула его в щеку и направилась к дверям.
– Ты просто так уходишь и мне ничего не расскажешь? – Красновский отложил в сторону газету и внимательно посмотрел на жену.
– Ну что толку тебе рассказывать, ты все равно не любишь светские приемы. Все мне одной приходится делать, – ворчала женщина, – посещение салонов, балов. К слову, сегодня в Павловске дает бал вдовствующая императрица, если хочешь, можем поехать вместе. Представляешь, там будет эта бессовестная Нарышкина. Хотя она знает, что ее недолюбливает мать царя. Слава Богу, что Александр одумался и бросил Нарышкину и обратил внимание на нашу Флору. Валерия писала в письме, что Флора и Александр были очень счастливы в Париже. Они там тайно встречались в особняке русского посла Толстого. У Александра была встреча с Наполеоном, он приехал во Францию инкогнито как простой путешественник. Туда же прибыла Флора.., – женщина остановилась и внимательно посмотрела на мужа: – Чего это ты так уставился на меня, я что-то не так говорю, – тарахтела Красновская.
– Мы не видели дочь несколько месяцев, ее путешествие, прямо-таки, бесконечно. Что там, в Европе, можно так долго делать? Эта нынешняя молодежь любит все иностранное: книги, курорты, моду, даже кушанья выбирают заморские, – Красновский встал с кресла и нервно зашагал по комнате. – Но главное не это. Дочка прислала письмо, а ты мне ничего даже не сказала, не обмолвилась словечком! – мужчина обиженно посмотрел на жену.
– Ой! – всплеснула руками Анна Петровна, – я забыла. Ты, знаешь, эта светская жизнь, интриги при дворе, забирают столько времени! Я прочитала письмо и положила в шкатулку. Я сейчас принесу его, не обижайся на меня, мой друг, – умоляла супруга. – Ты же знаешь, у меня столько дел! Сегодня с утра – визит в резиденцию вдовствующей императрицы, днем визит в салон мадам де Шуазель, там будут все наши знакомые. К тому же, мне сообщили, что там будет Нарышкина. Утром мне прислала записочку госпожа Ветрова. Ну, ты ее знаешь, ее еще все зовут многодетной матерью.
Красновский покорно кивнул головой, хотя он понятия не имел, кто такая Ветрова. Впрочем, он не знал многих подруг и знакомых своей жены. Он просто не успевал за энергичной Красновской. Иван Михайлович, наоборот, был с ленцой, лежебока, настоящий русский помещик. Он любил часами валяться на диване с книжкой в руках. Светским приемам предпочитал охоту, прогулкам по набережной – хороший обед с бесконечной сменой блюд. Модным фракам и сюртукам Иван Михайлович предпочитал удобный просторный халат и домашние туфли. Он был полной противоположностью своей жены, поэтому их брак можно было назвать почти идеальным.
– А вечером состоится бал в Павловске. Мне надо там обязательно быть, – продолжала свой перечень Анна Петровна. – Я просто не знаю, как мне всюду успеть. Это только доведется трижды переодеваться.
– Ну и сорока, – усмехнулся Иван Михайлович. – Давай уже неси письмо от дочери и поезжай с Богом, куда собралась.
– Спасибо тебе, мой друг…
* * *
– Эта Нарышкина совсем стыд потеряла! Как она посмела прийти сюда на бал? И это после того, как она встречалась с Волконским, чтобы просить за актрису Жорж, дабы отменить мое решение. Это что – демарш?! Что она себе думает, что Александр простит ей оскорбление матери?! – вдовствующая императрица была крайне недовольна появлением на балу в Павловске бывшей любовницы сына. Хотя Мария Федоровна ясно дала понять Нарышкиной, что не хочет ее видеть в своей резиденции после той безобразной сцены, которую та устроила в своем доме, устроив западню княжне Флоре.
Нарышкина пригласила к себе в дом Флору и опоила ее снотворным. Заранее сговорившись с Дашковым, пригласила его в дом. Когда Флора уснула от выпитого зелья как убитая, ее отнесли в спальню. Молодой Дашков лег в постель с княжной Флорой. Эту сцену, как бы невзначай, увидел Александр, которого зазвала в гости под каким-то предлогом Нарышкина. От увиденного он пришел в ярость. Он с кулаками бросился на Дашкова, посмевшего изображать из себя страстного любовника молодой княжны. Дашков поспешно ретировался.
– На сегодня вечер испорчен, – сказала недовольная императрица своим фрейлинам, стоявшим возле ее трона. – Придется рано ложиться спать.
– Я вас так понимаю, ваше величество, – вежливо поклонилась царице ее самая любимая фрейлина Татьяна Романовна. – Это так неприлично, появляться там, где тебя не хотят видеть. Эта Нарышкина совсем потеряла стыд.
– Ее нужно сейчас же немедленно выставить за дверь! – сказала Анна Михайловна, самая полная среди фрейлин.
– Ну что вы, уважаемая, а как же придворный этикет? – очень тихо возразила Ольга Георгиевна. / Она была самой юной дамой. Ей недавно исполнилось двадцать лет. Ольгу Георгиевну не так давно утвердили в статусе фрейлины, поэтому она еще сильно робела перед старшими за нее гранд-дамами./ – Это будет невежливо, прежде всего, по отношению к другим гостям. Тем более, Нарышкина принадлежит к благородному старинному роду.
– Благородному, только обедневшему роду из Варшавы, – вступила в беседу Красновская. Ей показалось, что она уже может высказать свое мнение, после того как все уже высказались.
– Так она полячка? – спросила Ольга Георгиевна.
Красновская внимательно посмотрела на юное создание и начала ее учить:
– Да, она полячка, а что вы не знали этого, дитя мое? Что ее семья была беднее, чем род немецких принцесс.
– Анна Петровна, это уже слишком! – властно заметила царица-мать. Замечание, сделанное Красновской, оказалось не к месту и было обидным для Марии Федоровны, урожденной немецкой принцессы.
– Так вот эта Мария Антоновна и подцепила старого вельможу Нарышкина. И хотя у них была значительная разница в возрасте, она выскочила замуж за него и превратилась в богатую благородную аристократку, – сказала со знанием дела Татьяна Романовна, которая уже давно ходила во фрейлинах, и знала все тайны высшего света.
– А я слышала, – таинственным голосом сообщила Анна Михайловна, что их познакомил Чарторыжский. Как-то он заехал к своим родственникам в Польшу. На одном из балов, устроенном в его честь, его внимание привернула хорошенькая кареглазая девушка. Говорят, что они долго танцевали вместе в тот вечер. С той поры судьба Марии Антоновны была определена.
– Однако, какая пикантная подробность, – захихикала Красновская.
– Мне кажется, что Нарышкина, вообще, любит приближать к себе молодых красивых мужчин. Вон, посмотрите, возле нее весь вечер увивается молодой Дашков, и еще какой-то черноволосый мужчина. Кажется, совсем недурен собой. Кстати, кто это? Я не видела его при дворе.
– Это, наверное, ее новый любовник, – подумала вслух Красновская, задумчиво глядя на Виктора, кружившего в вихре танца с Нарышкиной. – Она снова отобьет у барышень всех кавалеров. А юные дочери многодетной матери снова «подпирают стенки». Как же ей бедной тяжеловато с ними тремя.
– Но девочки совсем не хорошенькие и худышки, к тому же, – заметила Анна Михайловна.
– Ой! Мне их так жаль, – сказала Ольга Георгиевна. – Если они не выйдут замуж до 25 лет, то вероятней всего, останутся в старых девах.
– Ой, смотрите, Дашков ухаживает за молодой Волконской. А как быстро подросла Ирэн. Это ей уже шестнадцать исполнилось, для нее это первый бал, – сказала Татьяна Романовна. – Я уже и не помню свой первый бал.
– Да, Татьяна Романовна, у нас с тобой на веку много балов уже прошло, – сказала мечтательно вдовствующая императрица. – Когда-то мы были такие же молодые и стройные. Знаете, я люблю своего покойного мужа, мы с Павлом прожили много лет, у нас много детей, и дети хорошие. Но я до сих пор помню юношу Вильгельма, с которым мы дружили, и который признался мне впервые на балу в любви. Он дарил мне такие крохотные букетики полевых цветов…
– Что это, не понимаю? – решительно прервала воспоминания Марии Федоровны Красновская. – Не понимаю, откуда у Дашкова взялась «Анна на шее»?
– Какая Анна? Где? – не сразу сообразила Ольга Георгиевна.
– «Анна», моя милочка, это орден Святой Анны, который дается за заслуги перед Отечеством, носится он на шее, на красной ленте, – наставляла молодую фрейлину Татьяна Романовна. – Вы еще очень молоды, Ольга, но вам следует получше знать придворный этикет, а особенно награды, которыми царь и Орденский Капитул награждают выдающихся людей.
– Но откуда орден у Дашкова? – недоумевала императрица. – Он что отличился в русско-турецкой войне?
– Нет. Он отличился на амурном фронте. Он мастер адюльтера, – смеясь проговорила Красновская, вспоминая все похождения молодого Дашкова.
– Мне, кажется, и тут Нарышкина руку приложила! Это просто возмутительно! – грозно сказала Мария Федоровна и с силой сжала веер в руках. Дорогой веер, не выдержав царского гнева, тут же сломался.
– Действительно, что это за мода, ордена раздавать разным молодцам, Дашков не военный и чиновничьего портфеля не имеет, – говорила Анна Михайловна.
– А я не удивлюсь, если у Дашкова или у этого незнакомца, что снова пригласил на танец Нарышкину, и голубая андреевская лента скоро появится, – самоуверенно заявила Красновская.
– Мне жаль, что мой сын в отъезде, – грустно сказала императрица. – Жаль, что он сейчас не видит некоторых своих подданных. – Татьяна Романовна, позовите ко мне обер-церемониймейстера, я хочу сделать некоторые распоряжения относительно бала!
