Текст книги "Бал-маскарад (СИ)"
Автор книги: Ольга Демина-Павлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Татьяна Романовна поспешила выполнить повеление.
– Смотрите, кажется, Давыдов уже позабыл свою пассию княжну Флору, – сказала Ольга Георгиевна, увидев среди танцующих гусара.
– Быстро же он забыл Флору, – сказала Красновская. – Так лихо отплясывает мазурку с барышней Натали Керн!
– Ну, уважаемая Анна Петровна, ваша Флора сама во всем виновата, – возразила Анна Михайловна. – Кажется, она сама отказала Денису Давыдову. – А он сгоряча кинулся бить турков. И говорят, его гусарский полк отличился в боях с неприятелем. Давыдов был представлен к награде.
– Сейчас он в отпуске, – сказала Ольга Георгиевна. – Он недавно был у нас в гостях, знаете, они приятели с моим мужем, однокашники. Денис говорил, что был ранен, он только что из госпиталя.
– Он был в госпитале! – ужаснулась Анна Петровна,– Давыдов был ранен, а Флора, наверное, ничего не знает.
– Небось, княжне Флоре сейчас не до бравого гусара, – Мария Федоровна пристально посмотрела на Красновскую. – Вы, Анна Петровна, говорили мне, что она путешествует по Европе.
– Да, они с Валерией были в Киеве. Флора заезжала к своим украинским родственникам. Очень хорошо их там приняли дед и брат.
– У Флоры есть брат? – удивилась Ольга Георгиевна.
– Да, представляете, есть брат Богдан. Потом девочки поехали в Варшаву, затем посетили Австрию, так за несколько месяцев добрались в Париж.
– В Париж?! – почти в унисон спросили императрица и фрейлина Татьяна Романовна, которая была ее доверенным лицом. Они понимающе глянули друг на друга. /Мария Федоровна знала, что сын инкогнито отправился во Францию. В Париже состоялась встреча двух императоров Александра I и Наполеона. Но о том, что ее сын должен был встретиться во французской столице со своей любовницей княжной Флорой, Александр не сообщил матери./
– А откуда вы, Анна Петровна, знаете, что Флора и Валерия были во Франции? – спросила Анна Михайловна.
– А почему бы мне не знать, если моя дочь прислала мне письмо из самого Парижа, – обиженно ответила Красновская.
– Уважаемая Анна Петровна, дайте мне это письмо почитать, – попросила мать царя.
– С радостью, но …сегодня утром я отдала письмо мужу. Он тоже удивился, что наши барышни так далеко заехали, якобы собирались погостить у родственников под Киевом, а очутились в республиканской Франции. Мой Иван Михайлович говорит, что там неспокойно. Наполеон и его приверженцы вместе с министром Фуше расправляются с неугодными. Людей хватают прямо на улицах города и бросают за решетку, а некоторых расстреливают или вешают, – шепотом досказала Красновская. От подобных новостей ей становилось жутко.
– Голубушка, вы все перепутали, – сказала Татьяна Романовна. – Революция, действительно, произошла во Франции, и там был террор, даже казнили короля и королеву, но это случилось десять лет тому назад.
– Ах, бедная королева Мария-Антуанетта! Она погибла напрасно. Ради чего, спрашивается? Чтобы освободить дорогу диктатору Наполеону, – в сердцах воскликнула Анна Михайловна. От переживаний тучной фрейлине стало дурно. По лицу ее разлился красный румянец, она стала задыхаться от нехватки воздуха. У Анны Михайловны было больное сердце.
Все всполошились. Фрейлины засуетились возле больной, предлагая помощь. Ее тут же усадили в кресло. Красновская с усердием начала обмахивать Анну Михайловну. Кто-то подал стакан воды. Мария Федоровна распорядилась послать за доктором. Он уговаривал больную покинуть залу, но та отказалась, решив остаться до конца. Любопытство взяло верх.
Как только Анне Михайловне стало лучше, неспешная беседа возобновилась, войдя в прежнее русло.
– Ну, слава Богу, вам стало лучше! – сказала Мария Федоровна. – Голубушка, Анна Михайловна, что же вы нас так пугаете. Мы все переполошились.
– Ах, ваше величество, мне уже намного лучше, – сказала фрейлина. – Не стоило так переживать из-за меня. Я такая мнительная, стоит мне услышать про заговоры, смуту или революции, мне сразу становится дурно.
– Но, любезная, не стоит волноваться по пустякам. Нам революции не страшны. У нас в стране нет заговорщиков и недовольных.
Знаете, эта революция, как зараза, как чума, может перекинуться от одной страны к другой, – тихо, как будто чего-то опасаясь, сказала Красновская.
– Хватит об этом говорить! – властно топнула ногой царица. – Скажите, Анна Петровна, а что Валерия больше ничего не написала в письме? Может быть, есть еще какие-то новости.
– Есть, – Красновская поднесла руку вверх, хотела треснуть себя по лбу, и вовремя опомнилась, вспоминая, где находится: – Новость есть, и очень хорошая. С этой политикой я даже забыла вам рассказать, уважаемые дамы…
– … что рассказать? Не мучайте нас, говорите, – попросила Анна Михайловна.
– Моя Валерия вышла замуж в Украине, пишет, за какого-то Ивана Хмеля.
– Хмель, Хмель, – не припоминаю такой фамилии, – сказала Татьяна Романовна, – К какому роду он принадлежит?
– Не знаю, – развела руками мать. – Дочь говорила, что приедет, все расскажет.
– Ну а ваш Иван, он чей сын будет? – не удержалась от вопроса и юная фрейлина Ольга Георгиевна. У нее также недавно была свадьба и венчание в церкви. Она была искренне рада за Валерию, которая также вышла замуж.
– Валерия говорила, что Хмель знает всю историю запорожских казаков, может историк или еще кто-то?
– А, может, он сам казак – ваш Иван? – почти утверждала Анна Михайловна, у которой плохое самочувствие как рукой сняло, как только она снова окунулась в мир дворцовых интриг.
– Это сейчас не главное, историк или казак этот Хмель, – вмешалась в разговор императрица. – Анна Петровна, душечка, принесите, пожалуйста, письмо от Валерии.
– Хорошо.
В оживленной беседе с фрейлинами бал для царицы прошел почти незаметно.
Капельмейстер махнул дирижерской палочкой и подал знак оркестру, и над бальным залом полилась мелодия вальса. Пары закружили в последнем танце.
Дашков вел в туре вальса очаровательную юную барышню Натали и восторженно смотрел на нее. Натали улыбалась, она была счастлива, что сегодняшним вечером имела успех. У нее не было отбоя от кавалеров. Вечер для Павла Михайловича также был удачным. Он торжествовал, такой фурор наделал его орден! «Эта «Анна на шее» принесет мне удачу, – думал самоуверенно Дашков и довольно поглядывал на партнершу. – Эта барышня, наверное, первый раз на балу, глаза так и блистают от счастья. А как хорошо она танцует, и такая хорошенькая в этом белоснежном платье, словно лилея. Ах, а это глубокое декольте и обнаженные руки так волнуют, аж голова кругом идет». Натали вспыхнула под пристальным взглядом кавалера, словно догадываясь, о чем он думает в данную минуту. От смущения она опустила взор. Щеки ее залились румянцем, от того девушка стала еще прекрасней.
Размышления Дашкова прервал его друг Одоевский. Поэт абсолютно не умел танцевать. Он все время наступал на ноги партнерше. А когда их пары столкнулись, Одоевский сильно толкнул своего приятеля в бок. Вмиг очарование исчезло. Дашков вопросительно посмотрел на Одоевского. Тот уводил партнершу в туре вальса по паркету дальше. Только лицо поэта было сконфуженным, он словно извинялся за свое неумение танцевать. «Бедная девушка, что согласилась с ним танцевать, – смеялся в душе Дашков. – Ого! Каминского пригласила к себе вдовствующая императрица. Какой важный у него вид, глянь, как напыжился словно индюк. Разодетый по последней европейской моде. Смотрится, будто, павлин, в своем синем сюртуке. Интересно, о чем они разговаривают? Наверное, Мария Федоровна расспрашивает о путешествии по Европе. Везет моему другу, сама коронованная особа с ним беседует, а на меня совсем не обращают внимания. Жаль! Ничего, я еще пробьюсь наверх! Стану камергером. Однако тогда придется рано вставать и идти на работу. А может ничего не нужно пока менять? Деньги и титул у меня есть, а привилегии приобретем». Так размышлял Дашков, пока не встретился с грозным взглядом статского советника. Седовласый старик был отцом девушки, с которой танцевал Павел Михайлович. От того неприязненного взгляда у молодого аристократа аж засосало под ложечкой. Он неожиданно почувствовал, что судьба не так уж и ласкова к нему, как он считал минуту назад.
* * *
…Мария Федоровна рано отправилась спать. И не знала, что бал имел продолжение. Нет, то есть гости разъехались сразу после бала как положено. Но назревал скандал. И все шушукались по углам, когда стало известно, что будет дуэль. Поводом для поединка была княжна Флора, которой даже в городе не было.
Молодой поэт Одоевский столкнулся с Давыдовым, известным в полку дуэлянтом, когда мужчины вышли на террасу выкурить по сигаре. Модный и талантливый поэт был облагодетельствован женщинами. Аристократки просто боготворили его за прекрасные строки, посвященные им. Они были в восторге от юного поэта. Его вьющиеся от природы локоны пшеничного цвета и скромный взгляд будоражили воображение дам.
На балу Сергей Одоевский просто захмелел от томных женских взглядов и … нескольких бокалов шампанского, до которого был очень падким. Юноша пребывал в том ироническом философском настроении, которое присуще многим творческим натурам. Давыдов, наоборот, пребывал в мрачном меланхоличном настроении, когда весь свет не мил. И вот надо было так случиться, что в ту самую трагическую ночь они столкнулись нос к носу среди нескольких тысяч приглашенных.
Денис раскуривал трубку. От нервного напряжения у него ничего не выходило, спички все время ломались, он злился и никак не мог прикурить. Тут ему под горячую руку попался поэт. Он хмельной шатающейся походкой подошел к незнакомцу. Вскользь глянув на эполеты, поэт добродушно начал разговор.
– Что, полковник, никак не можете справиться с этой мудреной штукой, – приветливо обратился к Давыдову Одоевский, – а я признаться, не курю.
– Чего тебе нужно? – огрызнулся гусар. – Иди себе, приставай к другим гостям или цепляйся к молоденьким барышням.
– А я вас знаю…
– Ну и что?!
– Вы – Денис Давыдов, известный на весь Петербург поэт, бравый гусар, который не боится ни черта, ни пули. Любитель хмельных пирушек и прекрасных дам. А я также поэт. Разрешите представиться, Сергей Одоевский!
– Не имею чести знать вас, – холодно ответил Давыдов.
– Я в Петербурге недавно, я приехал из Тульской губернии, там у моих родителей имение. У меня с детства поэтический дар, я приехал в столицу, чтобы покорить этот Олимп. Так вот у меня недавно вышел поэтический сборник.
– Поздравляю! – неприветливо ответил Давыдов и жадно затянулся табачным дымом. Денис отошел от надоедливого собеседника и уже хотел примкнуть к группе военных, что стояли неподалеку, как его снова окликнул Одоевский.
– Денис, скажите мне, пожалуйста, вы такой искренний почитатель женщин, а бросили самую прекрасную из них.
– О ком вы это говорите? – Давыдов пристально уставился на молодого дворянчика.
– Я говорю о княжне Флоре.
Гусар при этих словах вздрогнул, словно что-то острое пронзило его сердце. Но молодой поэт не обратил на это внимание и продолжил свою тираду:
– Она же была вашей музой, этой девушке вы посвятили много стихов. Я читал их, о, это великое мастерство! Я хотел бы иметь такого учителя.
– Вы будете иметь учителя, только не в поэзии, а в дуэльных поединках! – зло выкрикнул гусар. – Я проучу вас, молодой щенок, как вторгаться в личную жизнь других людей.
– Дуэль? – побледнел Одоевский.
– Да! – решительно сказал Давыдов. – Я пришлю к вам своих секундантов. Стреляемся на рассвете, на Васильевском острове. Дуэльные пистолеты принесут мои секунданты. Честь имею! – клацнул шпорами Давыдов и пошел прочь.
Одоевский стремительно кинулся искать своих приятелей Дашкова и Каминского, чтобы они стали его секундантами или уладили вопрос с гусарским полковником. Душа у него ушла в пятки, он был бледный, словно тень, когда дрожащими губами рассказывал друзьям о случившемся.
– Надо стреляться! – решительно сказал Дашков. – Если ты, Сергей, откажешься от дуэли, над тобой будет смеяться весь Петербург. Ты или погибнешь как герой, или станешь героем, застрелив известного дуэлянта.
– Павел, не надо спешить в решении данного вопроса, – сказал Георгий Каминский. – Идти Сергею на дуэль, равносильно, что на верную погибель, он же не умеет стрелять.
– Боже, что я наделал! Нужно же было мне выпить столько шампанского! – взялся за голову Одоевский. – О, я несчастный поэт. А как же Варенька?
– Кто такая Варенька?
– Варенька, это хорошенькая белошвейка. Я назначил ей встречу, она согласилась прийти на свидание. А если со мной что-то случится?! – поэт посмотрел на друзей перепуганными глазами.
– Подождет ваша Варенька, – сказал Дашков. – А сейчас не следует терять времени, надо готовиться к дуэли!
– Сергей, зачем ты обидел Давыдова? Разве можно в беседе затрагивать такие темы? Давыдов сделал предложение Флоре, княжна отказала ему ради Александра, – объяснял другу Каминский.
– Но откуда я мог знать об этом? – от бессилия застонал Одоевский.
– Об этом знает весь Петербург. Если ты вращаешься в высшем свете, ты должен знать все новости и сплетни, – говорил Дашков.
– Боже, я пропал! – Одоевский вмиг протрезвел.
Дуэль
Глава 4
Дуэль
Остаток ночи молодой поэт провел в полном смятении. Он был в одиночестве, друзья оставили его до рассвета, разъехавшись по домам. Одоевский снимал небольшую квартирку в пятиэтажном доме. Взбежав к себе, по лестнице, на четвертый этаж, Сергей плотно закрыл за собой двери, как будто за ним гналась стая волков. Минуту отдышавшись, он обвел взглядом маленькую комнату, очень скромно меблированную. Хозяин тут оставил для квартиранта стол со стулом, одноместную кровать, покрытую тонким одеялом. В углу стоял умывальник, над ним висело небольшое зеркало, край которого украшала щербатина.
Одоевский не знал, что ему делать: он то укладывался спать, чтобы вздремнуть перед дуэлью. Но сон не шел, и тогда он ворочался в постели с боку на бок. Потом Сергей вставал и начинал бегать по комнате из угла в угол. И это не помогало успокоиться. Тогда поэт садился за рабочий стол, перебирал исписанные крупным размашистым почерком листки со стихами. Сергей пробовал вникнуть в смысл написанного, напрягал взор, чтобы распознать знакомые строчки, но литеры разбегались, будто, пьяные, их невозможно было собрать до кучи. Вот он, таки, сумел прочитать несколько строк и это его чуточку успокоило. Но ненадолго. Через миг он схватился руками за голову и в сердцах произнес:
– Боже, что я натворил? Я же загубил свою жизнь. Даже если я буду стрелять первый, я не попаду в цель. Моя Катрин останется в одиночестве. Впрочем, она быстро найдет мне замену, актрисы не очень-то переборчивы. И жаль так Вареньку. К ней никто не придет на свидание. Что скажут моим родителям? Бедная моя мать, – Сергей упал на стол и зарыдал.
Умаявшись за прошедший день и страшно перенервничав, Сергей заснул тревожным сном. Так он проспал несколько часов. Одоевский спал беспробудным сном, как мертвецки пьяный человек.
Друзья уже приехали за ним на коляске. Дашков барабанил в двери, но никто не открывал:
– Может, Сергей застрелился? – сделал предположение он.
– Нет. Не может быть! Стучи еще! – сказал Каминский и с силой забарабанил в дверь вместе с приятелем.
Одоевский проснулся только после того, когда услышал, что его тормошат за плечо. Это был Каминский. Им с Дашковым пришлось выломать двери.
– Сергей, вставай! Что с тобой случилось? Ты что отравился? – Георгий глянул на стол, там стоял пустой стакан. На рабочем столе царил беспорядок. Бумаги были перевернуты, скомканы, несколько изорванных в клочья листков валялось на полу. Чернильница перевернулась и залила грязными пятнами скатерть.
Пока Каминский будил приятеля, Дашков пытался привести комнату в порядок.
– Сергей, просыпайся! – орал ему на ухо Каминский.
Одоевский спросонья не сразу сообразил, что с ним происходит. Его творческому испуганному сознанию показалась страшное видение, будто за ним пришли черти, чтобы затянуть его в пекло.
– А-а-а! – отмахивался от них Одоевский, раздавая пощечины и тумаки ничего не понимающему Каминскому. Тот пытался удержать руки Сергея, чтобы тот не дрался.
– Совсем рехнулся! – сделал неутешительный вывод Дашков. Он набрал ведро холодной воды и вылил на незадачливого поэта.
– Бр-р-р! – закрутил головой Одоевский, как мокрая собака, отряхивающая с намокшей шерсти воду в разные стороны. От холодной воды дуэлянт проснулся.
– Ребята, это вы? – глаза его на миг озарились радостью. – А мне привиделось такое, – махнул рукой Сергей.
– Сергей, если ты не хочешь, чтобы мы опоздали на дуэль, собирайся по-быстрому! – приказал Каминский.
– Я сейчас, я быстро, только сапоги найду, – торопился Одоевский на поединок чести.
– Не понимаю! Как его угораздило, молодого, безусого, попасть в такой переплет? – думал вслух Дашков, наблюдая за сборами друга.
Когда они уже втроем спускались по лестнице к коляске, Каминский думал про себя в надежде: «Хоть бы Давыдов проявил благоразумие и… промахнулся. Жаль будет бедолагу Одоевского, веселый малый и поэт хороший!»
– Не боись, Серега, – поддержал Дашков дрожавшего мелкой дрожью Одоевского, – перемелется , мука будет. Как говорится, черт не выдаст, свинья не съест. Даст Бог, гусар промахнется…
– Если бы, – неуверенно предположил Каминский.
– Вы, думаете, Давыдов промахнется? – с надеждой в голосе спросил Одоевский. От страха и недосыпания, от ночных переживаний он стоял белый как полотно. Он с надеждой посмотрел на своих приятелей. В мозгу зародилась шальная мысль, что, действительно, может так статься и гусар промахнется. И тогда… даже страшно подумать, что тогда. Сергей заживет новой жизнью. Полнокровной, настоящей. Он будет любить женщин и страдать от любви. Еще лучше! Он женится на Вареньке, и они вместе уедут в деревню к маменьке. У них будет куча ребятишек. И, главное, никаких ссор, никаких дуэлей!!!
…Секундантами Давыдова были его верные боевые товарищи Бурцев и Егоров. Они никогда не оставляли своего командира в беде, хоть он всякий раз в бою лез напролом, врезаясь на своем боевом коне в гущу врага, рубя саблею налево и направо. Эскадрон, которым командовал Денис Давыдов, любил своего командира за честность, порядочность и отвагу в бою. А еще любили гусара за его стихи, за песни под гитару на привале у костра.
Будучи военным, пройдя не одно сражение, Давыдов встречался со смертью лицом к лицу и не боялся ее. Он видел смерть своих товарищей, агонию неприятеля. Ничего не страшило бесстрашного командира, не превосходящий силой враг, не трудные многодневные переходы под дождем, ураганным ветром или снегопадом.
Давыдов также не спал перед поединком, он нервничал, и это беспокоило его душу. Хмурое настроение понемногу покидало Давыдова, обида уже прошла, он переживал не за себя, а за молодого Одоевского. Гусару жаль было молодого незадачливого поэта, который по неведению или неопытности оскорбил его. Возможно, даже, не придав этому значения. Но законы чести непреклонны, устав дуэли еще никто не отменял! Вызов сделан, дуэль должна состояться. Закон дворянского этикета требует стреляться!
Денис курил беспрестанно, чтобы отвлечься от грустных мыслей. «Милая княжна Флора, какую боль ты мне причинила! Сделала посмешищем в глазах общества. И даже, если я застрелю обидчика, это не принесет мне облегчения. Погибнет добрый, немного глупый, юноша, напрасно погибнет из-за любви чужих людей, из-за их ошибок. Может, это такая участь у поэтов? Жертвовать собой во имя торжества любви, добродетели, процветания общества. О, Боже, о чем я думаю, какой вздор несу?! – Давыдов в отчаянии приник лицом к холодному стеклу. За окном стояла глухая темная ночь, только на востоке начало сереть. – Светает, скоро рассвет. Пора!»– решительно сказал Давыдов и наглухо застегнул пуговицы на мундире.
Тут в дверь громко постучали, и он услышал голос своего друга поручика Алексея Бурцева:
– Денис, открой! Это я, Бурцев!
Денис открыл дверь. В комнату вошел взволнованный Бурцев. Давыдов с недоумением уставился на своего товарища:
– Что случилось, друг? Ты в такую рань!
– Тебе пакет из штаба. Только что доставили.
Денис взял пакет, поспешно сорвал сургуч и стал читать.
– Тут сказано, что мне немедленно нужно явиться в штаб, – сказал Денис и посмотрел на друга. – Тьфу, ты черт! У меня дуэль назначена на утро.
– Даже не знаю, что сказать. Ты говоришь, в пакете сказано, что тебе немедленно нужно явиться в штаб? Тогда медлить нельзя, ехать надо немедля!
– А дуэль?!
– Я заменю тебя на дуэли.
– Но хорошо, Алексей… Только, знаешь, вот что… Этот молодой повеса Одоевский, думаю, итак проучен ночными муками, проведенными в ожидании дуэли. Так ты не целься, а выстрели в воздух.
– Но этот поэт, с позволения сказать, вчера нахамил тебе?! Не понимаю твоего великодушия…
– Знаешь, друг, он, наверное, и оружия в руках никогда не держал. В общем, ссора уже произошла, и дуэль отменить нельзя, так что лучше выстрелить в воздух.
– Ну, как знаешь. Прощай!
– Спасибо, друг!
Приятели обнялись на прощание.
…К барьеру! Сходитесь! – скомандовал секундант.
Противники начали медленно приближаться друг к другу, держа в руках заряженные пистолеты. За дуэлянтами внимательно наблюдали секунданты с обеих сторон. Первый выстрел Бурцев оставил за Одоевским.
Пистолет дрожал в руке Одоевского. Его бил озноб: то ли от холода, то ли от страха. Каминский с Дашковым стояли неподалеку на расстоянии нескольких метров, на краю березовый рощи.
– Слава Богу. Первый выстрел поручик Бурцев оставил за Одоевским, – сказал взволнованно Каминский. – У Сергея есть шанс выжить.
– Я на это надеюсь, Георгий! – сказал Дашков, также взволнованный происходящим событием. – Честно говоря, я сам так волнуюсь. Не спал целую ночь, не пошел к любовнице, только пил вино до утра, чтобы хоть как-то успокоиться. Я как представлю себе, что на месте Сергея мог оказаться я, пот градом катит по всему телу, честное слово! – Дашков вытянул носовой платок и судорожным движением вытер вспотевший лоб.
– Не понимаю, что за чушь ты сейчас несешь, Павел? Почему ты должен был оказаться на месте Сергея? Ты же не лез к нему в душу с душеспасительными беседами о любимой женщине гусара.
– Дело в том, что по приказу Нарышкиной я стал ухаживать за княжной Флорой, так сказать, пытаясь спровоцировать ее на адюльтер. И вот однажды мы оказались наедине в спальне…
– И что княжна отдалась тебе со страстью?
– Нет, что ты! Она ненавидит меня до сих пор.
– Тогда я, вообще, ничего не понимаю. Как вы могли оказаться наедине?
– Совершенно случайно! Она была в доме Нарышкиной, я вошел в комнату, где она спала после крепкого снотворного, что ей подсыпала в чай Нарышкина. И тут нас застал Александр, все шло по плану, подстроенном Нарышкиной.
– Какой моветон, Дашков! Отбивать фавориток у венценосных особ. Стыдно! А что Давыдов не узнал про ваши проделки?
– На мое счастье, его не было в городе, он был в полку.
Прогремел выстрел. Это стрелял Одоевский. Стая черных ворон взметнулась в небо. Все, кто собрался на Васильевском острове, насторожились.
– Все пропало! Он промахнулся! Сейчас Бурцев его прикончит, – удрученно сказал Каминский.
– Георгий, молчи, может, ничего еще не произойдет, – попросил Дашков.
Секунданты Бурцева Михаил Егоров и Петр Бегичев стояли молча, не проронив ни звука, напряженно следя за поединком.
Грянул второй выстрел, и Одоевский упал на землю.
Бурцев вместе со всеми побежал к Одоевскому в надежде, что его только зацепило, и что он промахнулся.
Сергей упал навзничь на снег, шапка слетела с головы при падении, и теперь ветер трепал пшеничные кудри.
– Сережа, ты живой? – первым подбежал к другу Каминский. – Скажи что-нибудь, не молчи!
– Я умираю… а жизнь так прекрасна… и небо, такое высокое небо надо мной…, – слабеющим голосом прошептал Одоевский.
– Отойдите все! Пропустите меня к раненому! – приказал доктор.
Все расступились. Доктор подошел к раненому, присел на одно колено и расстегнул пальто. Он приложил тонкую трубку к груди и прислушался. Потом пощупал пульс, посмотрел на зрачки и замер.
– Ну что, доктор, Иван Карлович, говорите, он будет жить? Он сильно ранен? Что нужно срочно везти Сергея в город, в больницу? – чуть не плакал от отчаяния Дашков.
– Очень жаль, молодые люди! Он умер, – сказал доктор и скинул шапку.
Следом за ним все также поснимали головные уборы. Все участники дуэли стояли понурившись, молчанием отдавая дань погибшему.
– Этого не может быть, – нарушил молчание Бурцев, – я не целился в него. Я стрелял в сторону.
– Алексей, какая теперь разница, сказал его секундант Михаил Егоров. – Дуэль закончена, мы можем ехать домой. Одоевского заберут его секунданты.
– Михаил, товарищ мой, я ничего не понимаю, – Бурцев смотрел виноватыми глазами, – я не хотел его убивать. Я не стрелял в него.
– Может, военная выучка сказалась, боевая практика? – предположил Егоров.
– Как бы там ни было, следует поскорей отсюда убираться, а то скоро тут будут ищейки Аракчеева. Зачем тебе неприятности в полку, – сказал Петр Бегичев и по-приятельски, похлопал Алексея по плечу. – Ты ни в чем не виноват.
