Текст книги "Мирное время (СИ)"

Автор книги: Ольга Куранова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Потом в центр безопасности пришел запрос из ремонтного сектора.

– Наблюдатель Йеннер, у нас, кажется, угроза безопасности. Зайдете? Я в тринадцатом, – Вернер смотрел с виртуального экрана в ее кабинете, широко улыбался и выглядел как ремонтник из порнофильма.

Йеннер смотрела на него в ответ и боролась с желанием отключить вызов, закрыться в кабинете и может быть даже накрыться синтетическим ковром.

Симбионт под юбкой нетерпеливо дернул плетьми.

– Что на сей раз? Вы опять собрали «мирный образец»?

Вернер фыркнул, беззлобно, но довольно:

– Нет. Не волнуйтесь, все мои игрушки в сейф-блоке. Просто у нас тут пропал нано-кристаллический резак, и я решил, это потянет на красный код. Подумал, вы сначала решите все проверить.

Вначале Йеннер решила, что он перепутал:

– Вернер, красный код включают при угрозе теракта. При чем здесь ваш резак?

– Из него можно собрать плазменно-кристаллическую бомбу.

Она иногда гадала, слышал ли он сам, что говорил:

– Вы всерьез? Вы пользуетесь резаком, из которого можно собрать ПКБ?

– Ну да, – Вернер улыбался и лучился самодовольством так сильно, что это ощущалось даже сквозь окно связи. – Вообще-то резак стандартный. Но расщепляющий кристалл у него точно такой же, как в плазмо-бомбе. Добавьте к кристаллу еще грамм двести армейской плазмы и настройте грамотную распыляющую частоту – будет крутой бум.

– Сто грамм армейской плазмы стоят больше, чем вся наша станция, – Йеннер знала это. Если бы Ламия хотя бы шесть лет назад могла позволить себе армейскую плазму, Война Режимов закончилась бы намного раньше.

– Ну и что? Вы все равно не можете проигнорировать официальный запрос. Резак-то пропал, – у Вернера определенно не было инстинкта самосохранения, или он не понимал, что лучше не загонять в угол носительницу боевого симбионта.

Йеннер почувствовала, как агрессивно дернулись нижние плети под юбкой, и сказала как можно спокойнее:

– Понимаю. Я буду у вас через двадцать минут.

– Отлично.

– Не радуйтесь, Вернер. Поверьте, вы не хотите меня сейчас видеть.

Она завершила вызов, не дожидаясь ответа, и злилась всю дорогу до технического блока – на себя, на Вернера и на симбионт. На всю ситуацию в целом.

Паразит реагировал на ее раздражение, питался им, и это не делало жадную тварь сговорчивее. Симбионту хотелось действовать – поставить Вернера на место, пустить в ход плети.

Йеннер могла контролировать симбионт – всегда: даже в худшие дни войны, но это не давалось ей легко. Ей постоянно приходилось отслеживать каждое мельчайшее движение.

При нормальном уровне синхронизации Йеннер управляла плетьми так же естественно, как собственными руками, но теперь для этого требовалось осознанное усилие. Она все больше воспринимала симбионт отдельно от себя.

Во время войны это много раз спасало ей жизнь – достаточно было полностью убрать контроль, и позволить плетям делать то, ради чего они были предназначены. Для мирной жизни инстинкты паразита были неприменимы.

Йеннер гнала служебный скайлер на другой конец станции, и все двадцать минут мысленно спорила с Вернером – накручивала себя, потом ловила на том, что делает это, пыталась успокоиться, и накручивала снова.

Выбравшись из скайлера и едва не ободрав юбку, – летающий транспортник не был предназначен для ламианского платья – она направилась в технический блок. У самого входа на стене располагалась черная, глянцевая панель энерго-генератора. Йеннер шла, чтобы поставить Вернера на место. Но она все равно посмотрелась в генератор как в зеркало.

Иногда она себя просто ненавидела.

И, разумеется, все сразу же пошло не так.

В блоке никого не оказалось, на пятачке, свободном от хлама и коробок с запчастями, глянцево поблескивала лужа какой-то черной жижи. Из-за массивного ремонтного контейнера доносилась приглушенная ругань, грохот, словно кто-то бил кувалдой боевого робота, и отчетливое механическое жужжание.

Йеннер напрягла слух, но разобрала только «твою мать», «хренов металлолом» и «сука Ларри».

– Механик Вернер, вы здесь? – ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать грохот.

На секунду все стихло, а потом грохнуло снова, но только один раз.

– Я сейчас, – голос Вернера звучал сдавленно и глухо.

Йеннер пошла посмотреть.

Горе-механик обнаружился в объятьях типового ремонтного модуля – модуль был вскрыт, из его нутра вывалились подвижные, похожие на лианы манипуляторы, снизу между гусениц капало на пол той самой черной жижей. Вернер был перемазан ею с головы до ног, опутан манипуляторами и отчаянно дергал рукой, застрявшей в их переплетении.

Зрелище было абсолютно нелепым и немного возбуждающим.

Примерно так Вернер выглядел бы, если бы Йеннер связала его плетьми.

– Добрый день.

– Кому добрый, а кому не очень, – он последний раз дернулся – даже под ремонтным комбинезоном было видно, как напряглись мышцы спины и плеч – и расслабился. – Кто-то поставил эту хрень на хватательный режим. Поможете выбраться?

Йеннер подошла ближе:

– Не уверена. Думаю, мне лучше заняться поисками вашего резака. Все-таки угроза красного кода – это не шутки.

Вернеру пришлось неестественно вывернуться, чтобы посмотреть на нее:

– А вы мстительнее, чем я думал.

– Я не люблю, когда мне не оставляют выбора.

– Тогда могли бы и сами позвонить.

Импульс его обиды, который уловил симбионт, был почти… трогательным.

Йеннер все же подошла вплотную, принялась распутывать манипуляторы. Так близко она чувствовала тепло, исходящее от тела Вернера.

– Я уже говорила вам: нет. Вы зря надеетесь. Я не для вас.

– Потому что я не принц?

Он повернул к ней голову, и его глаза оказались прямо напротив – льдистые, обманчиво спокойные.

Симбионт пил его злость, как горячий красный поток, и хотел добавить к ней возбуждения.

– Нет. Потому что я ламианка.

– Меня это не напрягает, – Вернер фыркнул и кивнул на ее плети, – ни эти штуки на голове, ни такие же под юбкой.

– Конечно, не напрягает. Вы же не понимаете, что это такое.

Один из манипуляторов, наконец, поддался, и Йеннер отвела его в сторону. Вернер смог вытащить руку и выпрямился.

Так близко разница в росте ощущалась особенно отчетливо.

Йеннер представляла как дотронется – с силой проведет ладонями по грудным мышцам, по плечам.

Это не было тело механика, это было тело бойца. Человека, привыкшего к своей силе, к способности справиться с любой ситуацией.

Так сладко было бы показать ему, насколько он ошибается. Дать ему почувствовать свою беспомощность, уязвимость, просмаковать ее – каждый оттенок чувства.

Разбить его наглость как зеркало, искупаться в осколках.

Это было бы так здорово – вызвать его дрожь, заставить его закричать. Выпить его чувства и стоны.

Боль, удовольствие – все, на что он был способен.

Иногда Йеннер тошнило от самой себя.

Вернер такого не заслуживал, и он, в общем-то, ей нравился – нравился именно таким: наглым, самодовольным, и абсолютно уверенным, что она не способна причинить ему вреда.

Она его возбуждала, тоже вызывала желание дотронуться – притиснуть к себе, вжать телом в останки ремонтного модуля, задрать платье и провести ладонью по бедру.

Симбионт пил это возбуждение, и оно отдавалось в теле Йеннер дрожью. Так хотелось еще.

Отстраниться было нелегко, как будто бы она рвала невидимые веревки между собой и Вернером:

– Простите, но нет. Ничего не будет.

Он снова фыркнул и отступил на шаг:

– Но резак-то вы мне найти поможете?

Йеннер заставила себя отвернуться и осмотреться. Переключиться. Сразу стало намного проще:

– Не удивительно, что вы его потеряли. В этой свалке вообще возможно хоть что-то найти?

Вернер попытался стереть черные потеки со скулы. Стало еще хуже.

– Это творческий беспорядок.

– Да, – не стала спорить Йеннер. – Натворили вы здесь достаточно. Как выглядит ваш резак? Визуальный файл есть?

– Найдем, – Вернер потянулся к браслету личного компьютера, кое-как вытер панель активации, и в воздухе возник виртуальный экран. На загрузочном столе была фотография орбитального дезинтегратора. Огромная пушка смотрела вверх. – Мне просто картинка понравилась, – поспешно сказал Вернер, и открыл поисковое окно.

Нано-кристаллический резак выглядел примерно так, как Йеннер и представляла, – гибрид старомодного лазерного ружья и двузубой вилки. Расщепляющий кристалл располагался ближе к режущему концу.

Вернер прокрутил объемную проекцию на ладони:

– Ну что? Готовы начать?

Йеннер подтянула проекцию к себе и включила следственный сканер. Виртуальный визор возник перед глазами, на нем появились параметры резака, и Йеннер огляделась снова.

Вернер усмехнулся:

– Вы всерьез? Сканер в техблоке?

– В нормальном техблоке он бы сработал.

Сканер действительно оказался не слишком полезен – половину оборудования вокруг он не определял вовсе, и еще разбросанные детали группировал в какие-то совсем уж неправдоподобные механизмы.

Йеннер отключила визор:

– Вы знали, что его придется искать так, да?

– Знаете, я не идиот. Сканером мог бы и сам посмотреть. Давайте вы начнете смотреть на стеллажах вон там, – Вернер указал рукой, – а я гляну в ящиках.

Йеннер пошла к стеллажам:

– Храни вас космос, если выяснится, что вы сами его спрятали.

Эта мысль уже приходила ей в голову, и Йеннер даже пыталась определить с помощью симбионта, но так и не смогла. Симбионт, к сожалению, не умел читать мыслей, только передавал отголоски эмоций. Никаких особых эмоций резак у Вернера не вызывал.

– Расслабьтесь, я действительно его потерял. Вы точно не хотите переодеться? Есть запасной ремонтный комбинезон. Он чистый, если что.

– Мне комфортно в моей одежде, – ей пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки.

– Уверены? Ваш торт там не цепляется за…

Возбуждение в его чувствах – внезапное и неожиданно сильное – накатило волной, прошлось по телу совершенно внезапно, заставляя симбионт беспокойно дергать плетьми.

Йеннер посмотрела вниз на свой корсет, прикрылась рукой и поклялась себе больше никогда не есть сладкое перед сном:

– Давайте сюда ваш комбинезон.

Чтобы влезть в униформу ремонтника, ей пришлось обвить себя плетьми за талию – ощущение было неприятным. Она всегда предпочитала носить плети распущенными, чтобы в любой момент их можно было использовать. В отличие от бытовых симбионтов, у боевой модели было больше отростков, шестнадцать вместо двенадцати – шесть вырастали из головы, восемь располагалось на пояснице, и еще было два плечевых.

Головные и плечевые плети симбионта Йеннер, модифицированные как колюще-режущее оружие, заканчивались конусообразными наконечниками металлических имплантатов: лазерного резака и обычных лезвий. Нижние плети были толще головных – примерно в два пальца толщиной – и их Йеннер, к счастью, не стала модифицировать. Иначе ходить в комбинезоне стало бы по-настоящему неприятно. Так это оказалось просто неудобно.

Плечевые отростки тоже пришлось обернуть вокруг себя, ткань комбинезона прижимала их к телу, неприятно терлась.

На самом деле плети были армированными, покрытыми черным био-пластиком, не уступали по прочности железным тросам, но чувствительность у них была как у кожи на ладонях. Грубая ткань комбинезона симбионту совершенно не нравилась.

Впрочем, искать так действительно оказалось удобнее. Платье Йеннер оставила в углу – из-за конструкции юбки сложить его во что-то компактное было невозможно, а в углу оно хотя бы не мешалось. Вернер поглядывал на него время от времени, но не комментировал.

Тринадцатый техблок был сравнительно небольшим, предназначенным для ремонта мобильных корабельных модулей и мини-шаттлов. Сами корабли, которые добирались до RG-18 – как правило, промышленные транспортники – направлялись в гипер-отсеки.

Насколько могла судить Йеннер, тринадцатый блок не использовался никем, кроме Вернера. Большинство того, что хранилось внутри, не имело к ремонту кораблей никакого отношения. Она не нашла резак, но успела найти деталей на десяток плазмо-пушек.

– Вы говорили, что все ваши игрушки в сейф-блоке, – мимоходом заметила она, заглядывая в ящик под ремонтным столом. Внутри лежали заготовки для молекулярного взрывателя.

– Те, которые уже готовы, – симбионт уловил напряжение в эмоциях Вернера, но потом оно быстро ушло.

– Вы много уже собрали.

– А вы так и не спросили зачем, – он перестал копаться в груде деталей неподалеку и выпрямился. – Я думал, вы первым делом прибежите.

– Когда я увидела дроида, я подумала, что вы просто помешаны на оружии, – Йеннер отошла от ящиков, села на табурет неподалеку, прекращая поиски.

Вернер отошел к столу, прислонился к нему бедром:

– А потом?

– Зашла в сейф-блок. Посмотрела на другие игрушки. Решила, что вы действительно очень-очень помешаны на оружии, и села читать ваше личное дело.

Ничего особенного в нем не оказалось – у Вернера не было никаких тайн. Он закончил академию военной механики, по призыву служил в десантном батальоне на Берлине-19 – на планете действовала обязательная воинская повинность, пытался продолжить службу по контракту, но оказался непригоден для космических войск из-за недостаточно высокого болевого порога. Потом с десяток лет он мотался по станциям, пока не оказался на RG-18.

– А могли бы просто спросить. Вдруг я готовлюсь к войне?

– Вначале я думала, что вы просто маетесь дурью со скуки. Но потом нашла ваш запрос в службу безопасности.

Запрос был старым, на имя предыдущего наблюдателя. Вернер отправил его примерно за год до того, как Йеннер появилась на станции.

– И что скажете? Тоже считаете, что я идиот и у меня паранойя? – разговор был ему неприятен, симбионт это чувствовал. И зарождающееся раздражение, и застарелую бессильную злость.

В том запросе Вернер просил об усилении службы безопасности и переоборудовании станции с помощью военных систем охраны. Естественно, запрос отклонили.

– Я этого не говорила.

RG-18 была мирной станцией на самой окраине обитаемого галактического сектора. Торговые маршруты проходили в стороне и станцию использовали только как точку для ремонта и перераспределения грузов. Она не нуждалась в защите, потому что, говоря откровенно, никому не была особенно нужна. Ни пиратам, ни контрабандистам.

По крайней мере, так было до того, как Ламия получила статус независимой колонии и начала осваивать дальние промышленные планеты своего сектора.

В своем запросе Вернер писал, что после появления новых промышленных маршрутов RG-18 могла стать стратегической точкой для распределения ресурсов. А это уже означало совсем иной уровень угрозы.

Естественно, запрос не могли принять всерьез. Новые планеты только осваивались, о том, какие именно на них ресурсы и сколько они принесут прибыли, было неизвестно. Угрозы как таковой еще не существовало.

Йеннер и сама думала, что со временем станция потребовала бы переоборудования. Но Йеннер, в отличие от Вернера, лучше понимала, как именно военные распределяли деньги. RG-18 просто не стоила тех вложений, в которых нуждалась.

– Вы не можете доказать, что нападение на станцию случится, но ждете его, – сказала Йеннер. – Может быть, когда вы собираете оружие, вы чувствуете, что делаете все необходимое. Может быть, действительно верите, что это что-то изменит.

Он не понимал, к чему она клонит, и злился. Симбионт это чувствовал:

– Вы-то не делаете и того.

– Да. Потому что оружие, которое вы собираете, бесполезно. Вы собираете то, что можно собрать из мирных материалов: плазмо-ружья, лазерные зарядники, световые бомбы, расщепители – фактически это оружие повстанцев. Хорошего качества, но их мощность ниже профессионального оружия. Их одиночные заряды не пробьют бронекостюмы и защитные поля. Вы и сами это понимаете.

– Понимаю, – не стал врать он. – И что? Лечь и ничего не делать?

– Есть проблема намного серьезнее, чем низкая мощность. Для вашего оружия на станции нет бойцов. Это мирная ремонтная точка. Даже если вы раздадите оружие персоналу, даже если наведение будет автоматическим… эти люди не солдаты, Вернер. Бессмысленно рассчитывать, что они сделают невозможное.

Он молчал долго, явно не желая продолжать разговор. Но все-таки сказал, наконец:

– Есть еще дроиды.

– Дроиды эффективнее, но вы не соберете их в достаточном количестве. RG-18 нужна полноценная система безопасности. Многоуровневая, эффективная. Не гора оружия в сейф-блоке.

– Ну так установи эту систему защиты. Это ведь ты начальник сраной безопасности, – он злился на Йеннер и на собственное бессилие. Скорее всего, даже не заметил, что перешел на «ты». – Если ты все понимаешь, какого хрена ничего не делаешь?

– Потому что не могу, – просто ответила она. – Если я подам запрос – такой же, как подали вы, его тоже отклонят. Хотите начистоту? Всем наплевать на нашу станцию. Никто не станет тратить деньги на то, чтобы нас спасти.

– Здесь пять тысяч человек. Их жизни нихрена не стоят?

Отчасти она завидовала ему, тому, что он еще мог на это злиться. Не воспринимал как нечто, само собой разумеющееся.

– Люди стоят ровно столько, насколько они нужны. Или столько, сколько потребуется, чтобы их убить. Это арифметика военных. Привыкайте.

– Не думал, что ты такая сука.

– Вы не смотрели выше корсета.

Немного помолчав, Йеннер все же активировала виртуальный экран своего компьютера и открыла последний из визуальных проектов. В воздухе возник план станции. Красным Йеннер отметила ключевые точки и стратегические для защиты узлы. Она начала набрасывать схему, еще когда только приехала на станцию, обновила ее год назад, но потом забросила проект. На него у станции не было средств.

– Для начала потребуется минимум десять дроидов, четыре расщепляющие установки для главных отсеков, силовые блокираторы на шлюзовые двери и наружные следящие датчики военного образца, – сказала она, когда молчание затянулось. – Можете сделать?

Вернер молчал долго. Рассматривал схему и решал, как реагировать.

– Сколько у нас времени? – спросил он, наконец.

– Не знаю. Я надеюсь, что мы оба просто параноики, и никакого нападения не случится. Но в худшем случае – нужно уложиться в год. Это, разумеется, не полноценная система защиты, но ее хватит, чтобы персонал смог эвакуироваться.

Вернер скопировал схему себе и отключил визуальный экран.

– Почему вы не пришли ко мне раньше? – он снова перешел на «вы», и это почему-то показалось важным. Как будто какая-то деталь, которая едва не сломалась навсегда, со щелчком встала на место.

Йеннер пожала плечами:

– Потому что я не лучше предыдущего наблюдателя. Я тоже думаю, что мы рано начинаем вооружаться. Сейчас новых маршрутов еще не существует. Станция в безопасности, если не считать сейф-блока, который вы под завязку забили оружием.

Вернер недовольно поморщился:

– Все оружие стабильно. Можете не бояться, что взорвется.

Он отлично разбирался в механизмах. И намного хуже в людях.

– Проблема не в оборудовании, а в персонале. О том, что вы собираете оружие, на станции много кто знает. Не удивлюсь, если секрет сохранили только от меня. Если наружу просочится слух, что у нас полный сейф-блок ваших игрушек, сюда и без новых маршрутов слетятся любители отобрать чужое.

Йеннер удивляло, что Долорес об этом не подумала, когда разрешила Вернеру собирать оружие. И что она ни о чем не сказала службе безопасности.

Судя по выражению лица Вернера, он никогда не смотрел на ситуацию под таким углом:

– Херня какая-то.

– Вернер, оружейные заводы не случайно охраняются лучше, чем межгалактические банки. Мало собрать пушку, ее нужно еще и сохранить.

Вернер неуверенно сцепил и расцепил пальцы:

– Люди здесь умеют хранить секреты. Вы же ни о чем не знали.

– У Тома Лейстера на аватаре фото с вашим боевым дроидом.

– Я убью этого мудака.

Все-таки у Вернера было очень выразительное лицо. Но его чувства симбионту нравились еще больше.

– Я не думаю, что оружие станет настоящей проблемой, – Йеннер помолчала, решая для себя, говорить ему или нет, и все же добавила. – Если речь не идет о массированном нападении, если в налете будет участвовать только один экипаж, нам не потребуется новая защита. Я смогу справиться в одиночку.

– А если нет?

– Давайте поторопимся с системой безопасности.

***

После того, как они начали проектировать новую систему безопасности, все стало проще и сложнее одновременно. Проще, потому что Йеннер заставляла себя больше думать о деле, откладывать эмоции и собственные желания. А сложнее, потому что видеться с Вернером ей приходилось довольно часто.

Вдобавок ко всему он ей снился – проклятый симбионт понемногу сводил свою носительницу с ума.

Ей снилось, как она подходит к Вернеру сзади. Как надавливает ладонью на шею, заставляя нагнуться, как с нажимом проводит плетью между ягодиц.

Ей снилось, что она его трахает – на ремонтном столе, или в собственной кровати, или на полу.

Ей снились красные полосы от плетей поперек его спины, на плечах, на заднице.

Ей снилось, как Вернер извивается, не в состоянии отстраниться. Снилось, что ему больно и сладко, и так хорошо, что он не помнит собственного имени.

Йеннер просыпалась, обвитая отростками симбионта, и хотела только заползти куда-нибудь и никогда-никогда не выбираться наружу.

Потом она выгоняла себя из кровати, втискивалась в корсет и шла работать. Обязанностей у нее было не очень много, но их все равно нужно было исполнять.

К Вернеру она приезжала сама. Они спорили до хрипоты, где должны располагаться элементы новой системы безопасности, обсуждали, в какой последовательности их собирать и как монтировать. Он разбирался в оружии лучше нее, Йеннер это признавала. Те модули для системы безопасности, которые он предлагал, были мощнее, но они были иначе устроены, располагались иначе и требовали больше места. Под них приходилось изменять изначальную схему установки, и Йеннер это не нравилось – одни участки оказывались защищены на уровне военных объектов, но другие оставались почти полностью беззащитными.

Работать с Вернером было легко. Находиться рядом – почти невыносимо. Он ничего особенного не делал, просто был собой, и просто был абсолютно уверен, что однажды Йеннер сама разрешит ему заглянуть в корсет и под юбку. Он считал, что ее «нет» это такое отсроченное «да».

Его техника соблазнения была прямиком с виртуальных страниц журнала «Maximum» и в исполнении кого-нибудь еще смотрелась бы абсолютно нелепо. Вернер подходил вплотную, так близко, что Йеннер чувствовала тепло его тела, тянулся за инструментами поверх ее плеча, нависал – при его росте и мышечной массе нависать ему было не сложно, смотрел в глаза и многократно пытался случайно столкнуться с ней руками. Последнее не удалось ему ни разу: Йеннер по праву гордилась своей реакцией.

Ей было за Вернера очень стыдно, но его уловки работали. Она хотела его. Хотела его постоянно: завалить его на ремонтный стол, рвануть застежку комбинезона вниз, провести языком по животу, почувствовать рельеф мышц губами. Хотела его трахать: чувствовать плетьми как тесно, как жарко в его теле, пить его удовольствие и его крики.

Вернер тоже ее хотел, и его эмоции – душные, раскаленные – заставляли симбионт подкидывать картинки: что Йеннер могла бы сделать. Как это могло бы быть.

На самом деле Вернеру не нужны были никакие уловки и советы журнала «Maximum». Ему достаточно было наклониться над ремонтным столом, и у Йеннер закипали мозги. Этот стол снился ей в эротических кошмарах ночь за ночью.

Вернеру, она готова была в этом поклясться, тоже.

Несмотря на это и на постоянную взаимную неудовлетворенность, у них получалось вполне убедительно изображать нормальный рабочий процесс. Они вместе дорабатывали новую систему безопасности, Вернер собирал то, для чего ему не требовались дополнительные детали и дополнительное оборудование. Устанавливал новые модули там, где их уже можно было монтировать. К счастью, он действительно любил свою работу, мог ради нее отложить все, что угодно – в том числе и Йеннер.

Она боялась, что один из них сорвется, но пока они оба держались – месяц, два, три. По большей части держаться помогало общее нежелание ставить под угрозу их совместный проект. Новая система безопасности из трехмерной схемы постепенно превращалась в реальность, и все оставалось по-прежнему.

Синхронизация с симбионтом теперь стандартно держалась на шестидесяти шести, Йеннер не всегда могла контролировать мелкие движения плетей, и это становилось заметно окружающим. Разумеется, ходили слухи про нее и Вернера – на станции с персоналом в пять тысяч человек это было неизбежно.

В общем-то, когда Долорес позвала Йеннер в свой кабинет поговорить, разговор не стал сюрпризом. Но он оставил после себя неприятное послевкусие.

«Проблем не будет», – пообещала Йеннер, отчетливо понимая, что, если ничего не изменится, проблемы будут. Что рано или поздно она все равно сорвется. И дипломатического конфликта, конечно, не случится, и Вернер не сможет потом ее за это посадить, но он все равно станет ее ненавидеть. И ей все равно придется уехать, потому что жить на RG-18 станет невозможно.

Йеннер любила эту станцию и свою размеренную мелочную жизнь, в которой не было больше смертей.

И в конце концов, речь шла не только о ее предпочтениях. Ставить под угрозу новую систему безопасности теперь, когда та была почти закончена, было глупо и непрофессионально.

Нужно было поговорить с Вернером, увеличить дистанцию, пока Йеннер еще могла это сделать.

Она это понимала, и все равно откладывала разговор. Приходила в техблок, смотрела, как Вернер работает, делала кофе ему и себе. И опять теряла проценты синхронизации.

Шестьдесят четыре.

Шестьдесят два и пять.

Пятьдесят девять.

Симбионт рвался из-под контроля, и Йеннер знала: еще девять процентов синхрона вниз, и он начнет рваться из тела. Сорок девять и девять – смертельный уровень несовместимости.

Йеннер мучилась бессонницей, проигрывала варианты разговора в голове, и молчала.

Оказывается, она успела многое о Вернере узнать: о том, что он пил только синтетический кофе, который по вкусу и консистенции больше напоминал топливный стабилизатор, что легче переносил жару, чем холод. Что мог заснуть прямо в ремонтном блоке, за работой. Что лучился самодовольством всегда, когда заканчивал сборку очередного модуля. Что мог часами рассматривать каталоги с запчастями.

Она успела узнать, как он злится. Как радуется.

Мелочи, которые, казалось бы, ничего не значили, но которые не хотелось терять.

Они заставляли ее откладывать разговор раз за разом. Желание побыть рядом еще немного. Хотя бы еще один день.

И еще один.

И еще.

А потом, когда Йеннер действительно попыталась поговорить, все пошло наперекосяк.

***

В день, когда она все-таки решилась поговорить, Йеннер надела свое любимое платье. Это было жалко и совершенно убого, тем более что разговор не имел никакого отношения к романтике. Не предполагалось ни расставания навсегда, ни любовной драмы.

Тогда Йеннер пришла в техблок и впервые до конца почувствовала, насколько глупо и неуместно смотрелась среди механизмов.

Вернер стоял к ней спиной, копался в виртуальном экране диагноста, перетаскивая трехмерные схемы из угла в угол, и был полностью в своей стихии.

– Я тут нашел кое-что интересное из дуговых пушек. Придется докупить немного запчастей, но можно оформить, как запрос на пополнение ремонтного списка. Хотите посмотреть?

Первые месяцы Вернер постоянно порывался перейти на «ты». Йеннер всякий раз его одергивала, потому что не могла позволить фамильярности ни себе, ни ему – слишком хорошо понимала, что тогда сдерживаться станет еще сложнее. А потом он просто привык.

Видимо, она слишком затянула с ответом, или же он что-то почувствовал, потому что Вернер повернулся, посмотрел в глаза, и Йеннер захотелось закрыться – от его эмоций, от того, что он чувствовал.

От того, что симбионт жадно впитывал и хотел еще.

– Отличное платье. Я его, кажется, еще не видел, – это прозвучало глухо. Потом Вернер прокашлялся и сказал уже совершенно нормально. – Какой-то праздник, а мне не сказали?

– Мне нужно с вами поговорить. О работе.

Вернер смотрел на нее несколько секунд, словно оценивая, а потом отвернулся и пошел к ремонтному столу:

– Ну, давайте поговорим.

Наверное, у него сработала интуиция. Или же он просто слишком многое узнал о Йеннер за эти месяцы, но он не ждал от разговора ничего хорошего.

Она села в кресло возле стола. Вернер подтащил к себе стул, оседлал его, сложив руки на спинке.

Поза была спокойной, небрежной.

Закрытой.

Йеннер помолчала, подбирая слова, хотя уже десятки раз прокручивала разговор в голове.

– Это касается новой системы безопасности.

– Я так похож на идиота? Нет, это не касается системы безопасности, – Вернер фыркнул. – В таком платье о системе безопасности не говорят.

– Я больше не смогу контактировать с вами лично. Дальнейшую работу нам придется вести через мой терминал в офисе безопасности. Главная схема уже готова, осталось только доработать отдельные отсеки. Думаю, у вас не будет с этим проблем.

Он чуть отклонился назад, оглядел ее с ног до головы с почти скучающим интересом и заметил:

– А я так и знал, что услышу какую-нибудь херню.

– Я не могу больше работать с вами как раньше. Извините за неудобства.

Слова – спокойные и безличные казались ей чужими и совершенно неестественными.

Наверное, она просто слишком часто прокручивала их в голове. Они затерлись, потеряли смысл.

Когда она представляла себе этот разговор, Вернер всегда спрашивал ее – почему.

Но в реальности он только встал, отодвинул стул – очень аккуратно, спокойным плавным движением, подошел ближе и сказал, четко выговаривая каждый звук:

– Нахер. Это. Дерьмо.

Его злость была холодной, зрелой, спокойной.

Она впивалась в Йеннер сотнями маленьких иголок.

– Я не смогу больше с вами видеться, Вернер. Просто не смогу. Я сорвусь, и это будет по-настоящему уродливо.

– Сейчас сорвусь я, – он присел на корточки возле ее кресла, положил руки на подлокотники, чтобы Йеннер точно не смогла встать и уйти. – И это будет намного хуже.

Он злился. Разумеется, злился.

Думал, что это такая игра.

Но он был слишком близко – можно было протянуть руку и дотронуться.

Всего один раз – отпустить себя.

– Уберите руки.

– Нет. Ты уже поговорила. Теперь моя очередь, так что слушай: ты меня хочешь. Ты хотела меня с самого начала, я не слепой. Я тебе нравлюсь, тебе со мной классно, и ты знаешь, что это взаимно. Я понятия не имею, что творится у тебя в голове, но твое время вышло.

Плети рвались из-под контроля и точно знали, что им нужно – секс, насилие, боль, чужая беспомощность.

– Уберите. Руки.

– Убери сама, – он потянулся вверх, обманчиво бережно прижался губами к груди, над линией корсета. – Знала бы ты, как меня заебали твои заморочки.

Воздух вокруг казался заряженным, густым и плотным. И Йеннер точно знала: достаточно одной единственной искры, чтобы все вспыхнуло.