Текст книги "У ночи длинная тень. Экстремальный роман"

Автор книги: Ольга Коренева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Ай! Не брызгайся!

– Кончай, Вовка! – Таня делает шаг вперед и ухает в воду. – Ой, яма!

– Плыви давай.

Бултых-х!..

Все трое пытаются плыть против течения, цепляются за кусты, передвигаются прыжками, но все равно течения не одолеть. Их сносит назад.

Вода холодная, как нарзан. А нырнешь – упругие струи бьют, массируют лицо и тело, швыряют волосы. И чем глубже ныряешь, тем вода быстрее, звонче. Но лишь высунешься из воды – обдает зноем...

– Эй, Вовка! Ау!..

– Куда это сносит нас?! Пляж какой-то!

– Надь, ты вся синяя и в мурашках.

– Выхо-одим... А Вовка, глянь, уже у берега.

Запыхавшись, посинев от холода глубины, вышли из реки. Шатало. Снесло порядком, до самого устья...

Разлеглись на горячем, мелком песке.

Таня потянулась, взяла прутик, размашисто провела по песку тонкую линию. Другую. Линии пружинили, выпрыгивали из-под Таниного прута. И вот уже рядом возникает, греется тоже на солнце, нарисованная балеринка в тренировочном костюме. Слева появляется кто-то сидящий: мощные плечи, узкая талия. Парень лет двадцати. Сонной Наде оба кажутся живыми. Балерина поеживается, насвистывает. Парень мрачно молчит, задумчиво глядит на речную рябь. Балетная красавица встряхивает волосами, в стороны разлетается песок.

– Ты что, не пыли! – говорит Надя.

– Все глаза засыпала, – недовольно ворчит и Таня.

Вовка молча переворачивается на другой бок. А нарисованный парень даже не шелохнется. Видать, крепко задумался.

– А что мы шпаримся тут, пошли нырнем, – это голос балерины. Он с нежной хрипотцой. Она упруго поднялась на носках туфелек заскользила к реке.

– Воображает-то, воображает, – забормотала Таня. – Пошли и мы!

Встала, через силу доплелась к реке. За ней и Вовка. Таня поддала ногой воду, брызнула на него. Вовка гаркнул и, вздымая водяную пыль, плюхнулся в реку.

Сноп брызг окатил Таню. С хохотом ринулась дальше, споткнулась, упала в воду, поплыла. Вовка размашисто греб, догонял.

– Ну, пойду... – Надя вошла в реку, окунулась.

– Надька, чаль сюда! Притаранивай!.. – кричал с берега Вовка. – Вылезай, и двинем назад, к нашему ме-есту!..

Надя нырнула и легкой рыбой понизу поплыла прямо к кустам. Высунула наружу руки, ухватилась за тонкие, скользкие прутья ивы, подтянулась, вылезла на берег. Шли по горячей от припека траве.

Вот и любимое их место – трава примята, сено пышно подстелено для лежания. Здесь же валяются и их вещи.

– Сыграем в слова? – предложила Надя, подставляя солнцу лицо.

И вдруг заметила – тенью заслонившую край неба массивную фигуру тети Леры. Она шла в глухом сарафане поверх мужской рубахи и в плотных лечебных чулках.

– Татьяна! Где ты?

– Иду, Валерия Федоровна! – отозвалась Таня. – Обед-то еще не скоро... Ладно, иду!

Ничего не попишешь, теперь от педагога не отвяжешься...

– Иду-у! – повторила с досадой и стала подниматься.

– Неужели тебе не понятно, что я беспокоюсь!..– заговорила тетя Лера. – Заниматься пора. И вообще... ты можешь утонуть.

Девчонки и Вовка нехотя встали.

– Быстро домой, – командует тетя Лера, – пережгешься, простудишься... Ты же всего четыре часа занималась!

Таня проворно собирает босоножки, расческу, полотенце.

– Ну, пока, – подмигивает Наде. – До вечера.

В мокрых купальниках подруги идут рядом с тетей Лерой. А Вовка подхватил одежду и укрылся за кустами.

Солнце так и поливает жаром. Мокрый купальник приятно холодит тело. Надя подставляет лучам лицо, жмурится. Конечно, физиономия опять станет

свекольной, а облупившийся нос будет как редиска, ну и бог с ним. Зато замечательно идти налегке по горячей траве и подставлять лицо солнцу. Идти почти нагишом и всем телом чувствовать небо, землю, ветер.

У деревни их нагнал Вовка в полной амуниции. Попрощались с Таней.

– Двинем назад, окунемся, а, Вов? – вдруг решает Надя.

– Обедать пора, – мямлит разомлевший Вовка.

Есть не хотелось. Пока Надя дошла до дома, купальник совсем просох, обоженное тело горело. Надя вошла. На кухне она постояла на прохладном крашеном полу. Бабушка и тетя Вера суетились у керосинок, как две золушки.

– Сейчас будем обедать, – сказала тетя Вера.

– Неохота что-то, – вздохнула Надя, прошла в комнату и повалилась на раскладушку.

– А на обед-то окрошка сегодня и пудинг! – крикнула из кухни бабушка.

Надя свесила с раскладушки ногу.

– Ми-ми-ми, – жужжала над головой тяжелая муха.

– До-ре, до-ре, до-ре, – летала за ней другая. По окну еще одна ползала, мрачная, серокрылая, зудила:

–Фа-фа-фа...

«Наверно, это тетя Лера в мушином обличий. У них, у мух, ведь тоже все разные. Есть и такие».

Ми вдруг села Наде на живот. Ползок влево, остановилась. До-Ре кружился над ней и призывно пел. Ми не обращала никакого внимания, знай себе суетливо трет лапками. Тогда До-Ре замер на лету, повис над Ми и – бросок! – вцепился в нее. Ми возмущенно зажужжала, встрепенулась. До-Ре сказал ей:

–Не притворяйся, ты же любишь меня!

–Отстань, – жужукнула Ми и покорилась.

– У нас будет много детей, – сказал До-Ре.

Надя задремала... Рокочет что-то за окном. Гром, что ли? Нет, для грома слишком низко, звук не тот.

Рокот надвинулся, накрыл.

– Вертолет сел, – сообщил новость До-Ре. – Полетели смотреть?

– Побежали! – согласилась Ми. – Девочки, мы побежали, – крикнула она другим мухам, – вертолет смотреть!

Они унеслись. Не стало слышно и других мух. Надя сквозь дрему подумала: «А хорошо бы музыку такую написать об этом. Вот тетя Вера – музыкантка, почему не напишет?»

–Надежда, проснись, вертолет у амбаров сел! – крикнула тетя Вера со двора.

Надя вскочила и бросилась к окну. Тети Веры уже не было. По деревне во весь дух бежали люди. Побежала и Надя.

Вот он какой!.. Где-нибудь в другом месте, на поле аэродрома, он казался бы проще, обычнее. Но тут, рядом со старыми серыми амбарами, среди блеющих овец и визжащих ребятишек, в центре набегающей толпы, – вертолет высился, как загадочный метеорит, как снаряд инопланетян.

– Чего это он? Почему сел?

– Сломался, может...

– Бензин кончился...

– Заблудился, бабоньки!

Вся деревня, дачники и местные, толпились возле, гигантской машины. В гурьбе деревенских парней мелькнул и Вовка. Таня держалась позади.

–Привет! – крикнула ей Надя.

–Единственный способ собрать всю деревню, – ответила Таня.

Вертолет весь сверкал красным и белым по бокам, сиял лопастями винта.

Распахнулась дверца, из кабины выглянул пилот. Осмотрелся и по стенке слез вниз. Внизу отворилась еще дверь, вышли трое в куртках. Начали совещаться.

Долго разглядывала Надя машину и ее команду. Тот, что из кабины вылез, ничего, симпатичный. Невысокий, крепыш, широколицый. Весь сосредоточен, соображает что-то. Мальчишки уже вплотную подступили к вертолету.

–Пошли поближе, – предложила Надя.

Таня опасливо покосилась на громадные лопасти.

–А вдруг взлетит?

Команда между тем снова исчезла в кабине.

–Насчет бензина кумекали. Хватит ли до города, – солидно заявил один из мальчишек.

Вдруг лопасти дрогнули. Толпа подалась назад. Отбежали подальше и Таня с Надей. Одни лишь мальчишки не двинулись с места, изучали машину, переговаривались. Все быстрее замелькали на солнце лопасти, вот слились в радужный круг. Вихрь пригнул траву и кусты, взметнул Надины волосы. Вот-вот и снесет. Ухватилась за ствол сосны и наткнулась на Танины ладони. Тут уж расступились и мальчишки...

Вертолет грузно оторвался от земли, повис в воздухе, поднялся выше, а потом чуть снизился и застыл над поляной. Гудел тяжко, даже как-то с надрывом. Будто машина, тужась, пыталась взмыть и не могла. Наконец, на метр поднялась, но тут ее боком понесло в сто¬рону, прямо на сосны за силосной ямой. С трестом врезалась вся машина в самую гущу лесных вершин. Неслыханно затрещало в воздухе, так и брызнули вхлест сучья, ветки, обломки. Вертолет не сел, а плюхнулся наземь и замолк. Запахло остро почему-то смолой, паленым...

Мальчишки вмиг восторженно окружили машину, а за ними и вся публика. Через минуту из вертолета опять показались те же лица. Команда энергично обменялась мнениями...

А из толпы полетели советы:

– Придется, ребята, разобрать вертолет и в рюкзаках назад тащить, – острил какой-то дачник.

– Не, – возразил другой, – на телегу погрузим, телеги у нас имеются.

Мальчики собирали металлические обломки.

–Э, а он фанерный! – закричал пацан. – Во сколько фанеры!..

Надя подошла ближе, глядела. Пилот полез прямо по стенке на крышу кабины. Ноги он ставил на красные квадратики на стенке, которые тут же утопали внутрь углублений, а затем, едва убирал ногу, вновь захлопывались. Протопал по крыше, осмотрел одну по¬мятую лопасть, другую и присвистнул. Спустился вниз, посидел на траве, закурил. Швырнул сигарету и вновь полез на крышу.

Народ понемногу расходился. Надя с Таней отошли и сели в тени амбара.

– Вон тетя Лера идет, – соврала Надя.

– Где? – Таня встрепенулась. Надя рассмеялась.

–Давай, если покажется, в амбар спрячемся. Не найдет, – сказала Надя.

–Что ты, нельзя.

–Вчера она тебя на полчасика отпустила, помнишь? Только мы ушли, и пяти минут не прошло, она уж тут как тут. Влетает в дом и – к тете Вере: «Надо их искать, убегут, загуляют!» – «Что ты, – говорит Вера, – они же только ушли». – «Все равно, надо проследить, не то в лагерь на танцы удерут». – «К этим студентам, что ли, из политехнического? – говорит Вера. – Да они туда не ходят». – «Знаю, как не ходят». И обе пошли сторожить у дороги.

– Хорошо, что мы на тропу свернули.

– Ну, как, допытывалась?

–Ага. На пушку брала. Потом душевный разговор, как всегда...

–Ну и как?

–Ты же знаешь, как я вру художественно? Сама верю. Перевоплощаюсь, мне бы актрисой быть, – сказала Таня. – И не узнала бы, во сколько я вернулась. Но знаешь... Когда ты ушла, а Вовка проводил меня до калитки, Джильда учуяла его и такой лай подняла! Все проснулись. Валерия Федоровна говорит, мол, бегала за нами в лагерь, волновалась. Но не думаю, чтобы она пошла, и днем-то туда ходить боится, считает, что все студенты там – хулиганы и разбойники.

–За что она их так?

– Кто-то ей чего-то приврал про случаи в лесу, поверила. Ну вот, с хозяйской половины вышла тетя Аня да дядя Петя, утешать стали меня, заступаются. Говорят: «Ничего не случится, вся молодежь гуляет, наши дети вообще до утра, а этим и до одиннадцати нельзя. Летом, в каникулы, только и отдохнуть. Семнадцать лет раз в жизни бывает, через год – уже восемнадцать, уже не то».– «Их зарежут, а мне отвечай! – Валерия в ответ. – Всю ночь волнуюсь, не сплю...»

– А прошлый раз Леруся дверь заперла, как только мы ушли, – вспомнила Надя.

– Да, я полночи домой попасть не могла. Рассказывала тебе?

– Нет, это Лера сказала наутро...

– А я сижу на траве и реву. Темно, страшно, роса выпала. А стучать не решаюсь. Но она потом сама вышла, впустила. Ох, уж эти старые девы, – с досадой сказала Таня. – Да ну их!

– Да... – Надя задумчиво глядит на избу. – Эту Леру терпеть! Хуже некуда. Да еще по шесть часов в день смычком водить. Вундеркиндик мой бедный!

– Черт! Легка на помине. Глянь, – Таня показала на дорогу.

На краю деревни возникла тетя Лера, все в том же сарафане и лечебных чулках. Она смахивала на Тараса Бульбу, только без усов, но зато в массивных очках с черной оправой.

–Ну, бегу заниматься. Вечером заходи. – Таня вскочила и, осторожно обойдя сзади тетю Леру, перебежками заспешила к своему дому. Немного погодя оттуда донеслись звуки скрипки.

Поднялась и Надя. Вытряхнула сор из стоптанных, старых тапочек, надела. Вечно бабушка пилит ее за помятую, кособокую обувь. Стала бродить у амбаров. Шишки так и давятся под ногами, хрустят, как капустные кочерыжки. Сухими шишками усеяна вся поляна. Прошла мимо вертолета. Тень длинная и крылатая распласталась по траве... А вот и лес. Знойно, смолисто. Как приятно идти по хвойному настилу, по хрустким шишкам! Нарочно покрепче нажимает она на них. Сосны смотрят на нее понимающе.

–А вот тетя Валерия живет в городе, на четвертом этаже, дорогое дерево, – Надя обернулась к мощной спелой сосне, с раздвоенным вверху стволом, с густой, как козий мех, хвоей. – Послушай, дерево, я расскажу тебе про чудачку нашу Валерию. Стало ей казаться, что соседи чересчур шумно двигают стулья. Тогда Лера купила войлока и в несколько слоев обила им свои стены, потолок и пол.

–Ну? – дерево недоверчиво качнуло ветвями.

–Верно. Но и этого мало. Знаешь, что еще она отмочила?

–Что?

–Наняла мастеров. За свой счет, чтобы у соседей прибили войлочные подушечки к ножкам стульев и всей мебели. Сосна, ты боишься ветра?

–Я? Что ты!

–А Лера боится. Даже летом не выносит сквозняка. Она ведь работает в музшколе вместе с моей тетей Верой. Всю зиму и часть осени Валерия является на работу в рейтузах, гольфах поверх рейтуз, валенках, ушанке, а на ушанку повязывает платок. Вся школа потешается. И в таком виде сидит в классе, занимается с учениками. Ну и духота в классе: окна и дверь она не открывает.

–Ха-ха-ха! Вот чудачка.

–А однажды был показательный концерт. Приехали гости. Педагоги на сцене дирижировали или аккомпанировали своим ученикам. А Валерия, как на грех, схватила насморк и в лечебных целях замотала чем-то нос. Объявляют ее номер. И вылезает Валерия на сцену в ушанке и с огромным кляпом на носу. Поклонилась публике и как ни в чем не бывало махает палочкой своим оркестрантам. Все чуть не лопнули со смеха.

–Чудно как-то, – вздохнула сосна.

Свечерело. Выпала роса, парной туман поплыл вдоль травы. Надя вышла за калитку. Кузнечиковый звон стоял и реял как будто всюду в мире, и хотелось плыть по этим звенящим волнам. Она пошла вдоль деревни. Толкнула Танину калитку.

Прыгнула навстречу хозяйская Джильда, стала лизаться, рыжая, с ласковой и страшной бульдожьей мордой, влажными глазами. Надя сунула ей карамельку и вошла в крохотную кухоньку, где тетя Лера хлопотала над керогазом. На ней были белые, до колен, панталоны и все те же лечебные чулки.

–А, заходи! – сказала она, помешивая кашу. – Гулять собираетесь?

Надя помедлила с ответом, не зная, что сказать.

–Надюша, вот что, – заговорила тетя Лера, – у вас есть лишняя раскладушка?

–Раскладушка?.. Кажется, есть.

–Принеси. Поставим ее сюда. Ноги, правда, под столом окажутся, ну ничего.

–Зачем?

–Таня поздно возвращается с гулянья, будит меня. Здесь и ей спать удобнее, и мне не слышно...

–Привет! – вышла из комнаты Таня.

Голубые джинсы плотно облегали ее ноги, свитер ворсисто поблескивал на ней. Вид – хоть куда!

– А сможешь ты тихонько влезть в окно? – спросила ее тетя Лера.

– Смогу, Валерия Федоровна, – Таня, безмятежно улыбаясь, взбивала пальцами пушистые волосы.

– Ну-ка, потренируйся сейчас, – сказала тетя Лера, – так, чтобы бесшумно... Дверь-то ночью будет заперта.

– Сейчас сделаем, Валерия Федоровна, – согласилась Таня.

– А потом к Наде зайдешь за раскладушкой, постелишь. И возвращаться чтобы к одиннадцати, не позднее. Я сейчас ложусь спать...

–Есть, Валерия Федоровна! – Голос у Тани звучал мягко, нежно.

–И гуляй, прошу тебя, недалеко, ну, там, против домов, в лес не ходи...

–Ладно, Валерия Федоровна.

Тетя Лера, прихватив кастрюльку с манной кашей, удалилась в дом.

Вовка притащил на плечах какую-то изломанную раскладуху, похожую на скелет птеродактиля. Подруги водрузили ее в узкой кухоньке. Втиснуть в собачью будку длинную раскладушку оказалось непросто. Верх допотопного ложа въехал на ступеньки, ведущие в комнату, остальная часть ушла под стол.

–А удобно, – заметила Надя, – ты как влезешь в окно, сразу оттуда в постель и ухнешь. Если на лету за стол не зацепишься. Так что целься лучше, когда сигать будешь.

–Парашютный спорт! – усмехнулась Таня. – Все рекорды побью.

Стемнело. Фонарики в руках пацанов вспыхивали и гасли. Незримые помуркивали гитары. Ребятня гуляла по деревне, парочки сидели на порогах амбаров... Таня с Надей ждали у калитки Вовку, побежавшего за фонариком.

– Не он ли свистит?

– Да нет, он свистит: фью-фью-фиу. А это – фью-ить, фьюить.

– Ой, – Таня вдруг хватается за грудь, ощупывает себя. – Бюстгальтер-то я не надела! Лифчик сняла купальный, а это забыла...

– Да чего ты, не видно же. Темно, – успокаивает Надя.

– Нет. Так идти я не могу. Не могу, и все, неловко.

– Ну так сбегай быстренько, надень.

– А Валерия-то? Она уже спит. Разве в окно влезть... Нет, загремлю.

– Не загремишь, – смеется Надя. – Парашютный спорт...

– Надь, ты легонькая, тоненькая, слазай. Он на стуле висит. Прямо как влезешь, два шага – и стул, только тихо, а?

–Ну ладно. Пошли.

Сиреневый куст в саду, чуть заденешь, брызжет росой. Надя цепляется пальцами за лобастые бревенчатые стены, хватается за подоконник. Открывает раму осторожно, чтобы не шуметь.

–Давай, давай! – подбадривает Таня внизу.

Упершись локтями в подоконник, Надя подтягивает ноги, переваливается вниз, в комнату.

–А-а! Кто там! – голос тети Леры звучит явно испуганно. – Кто это?!

Что-то белое, большое взметнулось около стены.

–Теть Лер, это я, Надя, не бойтесь.

–Ты зачем?

–За Таниным бюстгальтером.

Зажегся свет. Тетя Лера в широкой ночной сорочке стояла на полу у кровати... Надя выбралась во двор.

–Все нормально, пошли, – сказала она подруге. – Побежали!

Прыская от смеха, они понеслись по улочке. А там уже ждал их Вовка. Вместе с Вовкой прошли за амбары, оттуда – в лесок по тропе.

В лесу – темно совсем, тропка еле различима.

–Где это поют?

Таня остановилась, прислушалась. Из тьмы, со стороны поляны, доносилась песенка:

– И тут ему

Принцесса говорит:

А нужен мне не Петя и не Вася,

А нужен мне зеленый крокодил.

– Ой, как здорово! – Таня даже легонько подпрыгнула от радости. – Как мне это нравится! Пошли послушаем?

– Пошли, – пробасил Вовка и неумело обнял Таню за шею.

–Ты смотри не задуши ее, – сказала Надя. Вышли на поляну. Темнотища. Тени кустов. А вон

и очертание вертолета. Его длинное, смутное и хвостатое тело громоздится, словно туша кита. Кит с пробоиной в брюхе. Внизу, из какой-то щели, сочится желтый свет. Все трое подкрались, заглянули внутрь.

–Ух, как у них отлично! – прошептала Таня.

Уютное помещение, плюшевые кресла. Команда вместе с местными подростками сидела прямо на полу. Один из них играл на гитаре, остальные пели про крокодила.

–У-у-у... – по-волчьи завыла Надя.

–Во здорово, совсем как волк! – шепотом одобрила Таня.

–Ав-ав-в! – гавкнула Надя. – Мя-ау-у!.. Фр-р!..

–Похоже. Точь-в-точь! – сказала Таня. Вовка свистнул.

Из вертолета повысовывались лица, лучи фонариков разлиновали поляну. Девчонки и Вовка помчались с хохотом к тропе, спрятались за деревьями.

– Пойдем быстрей, на танцы опоздаем, – сказала Надя.

– А как темно-то, страшно! – Таня прижалась к Вовке.

– Ничего, с Вовкой не страшно. Надо спешить, а то у них скоро отбой...

– Ха-ха. Несчастные студенты, – сказал Вовка. – У нас скоро тоже практика будет, только не в лесу, а на заводе.

Они быстро зашагали в темноту. Блеснула вспышка. Все кругом на миг стало четким, как на фотографии.

–Ай! Что это, молния? – воскликнула Таня и чуть съежилась...

–Зарницы. – Вовка погладил ее по волосам.

Еще одна мигнула зарница. Резче запахло цветами, сеном, травами и еще чем-то особенным, ночным. Может, это запах зарниц? Надя изо всех сил втянула в себя этот резкий и безбрежно свежий воздух… Сердце замирало.

Ничего вокруг не было, кроме него! Ей показалось, что кузнечиковый звон – повсюду, он бьется о незримые стволы, раздается все гулче, звонче. Словно исходит из самой глубины ночи и сливается,

и – в то же время – слышно каждого кузнечика в отдельности. Один звенит бархатно, вкрадчиво. Другой, где-то рядом, гремит по-мальчишечьи ломко, с перебоями. Цык-цык-цык – и вдруг остановится, отдыхает. Затем опять: цык-цык-цык – и снова затихнет.

Искорки зеленые, ясные ползают, перемигиваются в стихии травы. Капель огоньков. Светляки. Ищут друг друга, сигналят, как звездочки космоса.

Навстречу – кто-то с фонариком. Фигура приближается. Вовка светит на дорогу, ей навстречу.

– Валерия Федоровна? – изумленный Танин голос. – Вы?!

Это и впрямь тетя Лера.

– Обыскалась вас, – отвечает тетя Лера, – как чувствовала, на танцы удерете…

– Но, Вале…

– Тихо!.. – шепчет тетя Лера. – Слышите? Кузнечики-то… А?.. Нет, вы только послушайте! Тот, слева, на терцию ниже этого. Упоительная ночь!.. Я и представить себе не могла! Хорошо, что вышла…

– Валерия Фе…

– Тихо, тихо! – поднимает палец тетя Лера. Голос у нее какой-то незнакомый, особенный. – Чувствуете? Необыкнове… необыкновенная ночь! – захлебывается она от избытка чувств. – Ах, какая ты, Танюша, бесчувственная! Это ощущать надо, ты же музыкант!.. Необыкновенная! Пойдемте купаться!

– Да… вроде вода холодновата, – осторожно возражает Вовка.

Купанье ночью с тетей Лерой кажется ему чем-то абсурдным.

– Нет, девочки, я решительно хочу купаться! – настаивает старая преподавательница. – Такая ночь!

Таня наводит на нее свой фонарик, вглядывается пристально.

– Темно. Утонем еще.

– Тогда отправимся в лагерь, где танцы, – неожиданно заявляет тетя Лера. – Махнем?

Это уже совсем странным кажется подругам. Они чуточку смущены.

– Танцы уже кончились, – говорит Надя. – Поздно уже.

Тетя Лера лихо заламывает на затылке панаму.

– Все равно, я танцевать хочу!

– Но политехи спят давно… – поясняет Надя.

– Какие такие «политехи»? Знать не хочу никаких политехов. Это что, гномы? – кипятится тетя Лера. – Вы что, в гномов верите? Айда на танцы.

– Ну, студенты это, – встревает и Вовка. – Спят они…

– А мы их разбудим! Ночь полна очарования. Волшебная ночь… Глядите, светляки! Идемте будить студентов!

– Неудобно, Валерия Фе…

– Уж лучше купаться…

Надя и Вовка почтительно берут Валерию Федоровну под руки, увлекают по тропочке вправо, к реке.

– Искупаться, правда, неплохо сейчас, – поддакивает Надя.

– Идемте, – соглашается тетя Лера. – Только давайте потушим фонарики, а то светляков распугаем.

Четыре легкие стройные фигуры спускаются темным холмом к реке. Гладь воды уже видится издали, отблескивает под звездным небом… Безостановочно звенят кругом цикады и всякие ночные кузнечики… Где-то за кромкою леса мигают зарницы. Ночь – не ночь, а густое, душистое зелье, настоянное на травах, сене и ягодах. Валерия Федоровна смеется, как девчонка.

Фитк снова замолк, и я выпала из той волшебной душистой ночи. Мы опять сидели в тесной оградке могилы, и я с сожалением подумала о девочке Наде, умершей так рано и похороненной здесь. Но у нее было так много эмоций, такие впечатления, такая волшебная ночь, которая и не снилась мне даже. У всех этих людей в жизни были горячие, сильные чувства и свой островок радости.

Я встала, и оглядела бесконечные ряды могил. Почти в каждой оградке было дерево. Здесь было много деревьев, и мне нравилось это кладбище. Фитк курил и смотрел куда-то вдаль прищуренным золотистым взглядом. В его зрачках отсвечивало золото листьев, взволнованно летящих над головой. Над ними пульсировал синий свод неба, едва живой. Ветер рвал на части одежду и выдувал вон душу. В дрожи листьев был трепет страсти и неутоленный жар… Жар, трепет, подспудный, страстный, потайной…

Фитк взял меня за руку и повел куда-то вдаль, в самый конец кладбища, который граничил с рощей. Там была последняя, свежая могила. Она была еще не огорожена.

– Как много молодых здесь похоронено, – сказала я.

– Да все мрут. Но в том конце еще не так много молодняка, – ответил Фитк. – А вот здесь, видишь тесные ряды, это молодняк девяностых – двухтысячных. Тут их как килек в бочке. А эта свеженькая две тысячи десятого года, вчера захоронили здесь девушку Анну. Хочешь посмотреть ее жизнь? Она – твоя ровесница.

– Ну, давай.

– Ну так слушай:

(тут я увидела двух молоденьких девушек за столиком какого-то кафе, они бурно выясняли отношения) :

– Сука это литературное слово! И ты есть она!!!! – сказала одна из них спокойным тоном, и, медленно подняв пластмассовый стаканчик с горячим кофе, метнула ее в подругу.

– Меткости тебе не хватает, ха-ха, – высокая шатенка холодно улыбнулась, вставая из-за столика, залитого темной дымящейся жижей. – Вкусный кофеек, лижи и наслаждайся.

Она повернулась на высоких каблуках, и быстро пошла через залу, упруго покачивая бедрами.

Люди за соседними столиками стали оглядываться на них. В кафе на четвертом этаже мегацентра «Калужский» было тесно, сновал народ с подносами, протискивались покупатели и просто любопытные, которым некуда было себя деть в этот дождливый летний день.

– Бабушка, а почему Космос не разогревается от такого количества звезд? – послышался детский голосок. Коренастая дама в плащевой ветровке тащила за руку мальчугана лет семи.

– Потому что там слишком холодно, – ответила она на ходу, – так холодно, что никаких звезд не хватит.

Девушка, швырнувшая кофе, пересела за соседний столик. Там был один свободный стул. Другой занимала дама в эффектной бежевой шляпе, оживленно болтающая по мобильнику.

– Тебе не кажется, что в современной кинематографии появился новый жанр: высокобюджетный трэш, – рассуждала дама, голос ее был глубокий, а слова выкатывались, словно спелые яблоки.

Шатенка, исчезая в толпе, оглянулась на подругу и дернула уголком рта.

«И зачем я с ней общаюсь?» – в который уже раз мелькнула мысль. – «Вот навязалась в подруги. А я тоже, хороша, нечего сказать. Иду на контакт со всякой, которая прицепляется ко мне. Всегда вот так. А потом отделываться приходится».

Лерка «прицепилась» к ней два года назад. Сначала Аню это развлекало. Помешанная на сексе Лерка, крепко сбитая брюнетка с длинными, до талии, густыми и жесткими волосами и широкими бедрами, казалась ей забавной. Кроме секса, Лерка циклилась на рок-группах, киноартистах, олигархах, а ее кумиром была Ксения Собчак. Она смотрела все передачи с «Блондинкой в шоколаде», не пропуская ни одну, и просто обожала «Дом-2».

У Лерки была любимая тетка, рыхлая семидесятипятилетняя бабка с кривыми отечными ногами, которую также клинило на сексе, эстраде, кино и Ксении. Никакая другая информация не укладывалась в ее голове. Лерка иногда к ней заваливалась на целый день, с бутылочкой хорошего вина и баночкой красной икры, и рассказывала о своих похождениях. Опытная тетка давала дельные советы, которые Лерка очень ценила. Наболтавшись в волю, они садились перед теликом. Тетка включала эротическое видео. Лерка в экстазе вскакивала с кресла и начинала извиваться и раскачиваться, глядя на экран, а тетка смеялась.

Поначалу, когда Лерка рассказывала про тетку, это очень забавляло Аню. Но потом стало надоедать. У тетки были четыре подруги, ее ровесницы, с тем же кругом интересов. Жизнь их промелькнула в сексуальных приключениях, в многочисленных замужествах и разводах, а нынешнее существование заключалось в бесконечных прогулках по парку, благо он был рядом с домом, и в смаковании своего прошлого да событий из жизни звезд эстрады, кино, и прочих знаменитостей. Бабки любили сериалы. Они много чего любили. Сыр дор-блю, красную икру, поликлинику, и молодого массажиста Андрюшу, который мял их дряблые телеса на массажном столе. Бабки были не бедные. Бывшие мужья и бой-френды оставили каждой из них небольшой капиталец, с которого они получали дивиденты.

Аня спустилась на первый этаж магазина и вошла в отдел «Для душа и души». Рассеянно покопалась на длинной зеркальной полке с шариками ароматических солей и флакончиками гелей да шампуней. Повертела в руках плетеную варежку-мочалку. Глянула на себя в зеркало. Светло каштановые кудри с золотистым отливам, коротко подстриженные, оттеняли ее загоревшее свежее личико с прозрачными зелеными глазами и пухлыми губками. Она выбрала самую жесткую мочалку, гель для душа с ароматом моря, и подошла к кассе. Рассчитываясь за покупки, рассеянно подумала: «А таких ведь очень много, как Лерка, и раньше их хватало, оказывается, хоть время было другое, а сейчас так вообще сплошь да рядом. Их формирует эта наша жизнь. И вообще, люди стали с какими-то плоскими душами, ничто их не трогает, мало что интересует».

От этой мысли ей стало грустно. Сама Аня интересовалась всем. Она была вроде любопытного котенка, который, увидев что-то новенькое, обязательно попробует это лапкой. Вот так и Лерку она «попробовала». Но если задеть репейник, он тут же прицепится. Так прицепится, что сразу и не оторвешь. Хотя, на самом деле первая пошла на контакт не она, а Лерка. Так обычно и случается с Аней. Лерка подвалила с каким-то суетным вопросом, Аня ответила, та подала малозначительную реплику, Аня, из вежливости, тоже, вот так, слово за слово, и познакомились. А Лерка все шла рядом, им было по пути, и говорила. Заболтались. А потом встретились как-то раз снова случайно. Оказалось, что живут в одном доме. Обменялись телефонами. Потом был праздник цветов в парке, Лерка позвонила и пригласила. Обычно Аня на такие штуки не ходит, но тут за компанию, да из любопытства. Потом эта подруга вытащила ее в Лужники на День пива. Ничего, даже прикольно, Аня потом захмелела от пива и от дискотеки. Новое ощущение понравилось. К ним «прикадрились» парни, отшила их, и вскоре заторопилась домой. А Лерка вместе с той компанией куда-то делась. Через пару дней она позвонила Ане и сказала, что было очень весело. В подробности не посвятила, да и неинтересно, и так все ясно.

Порой ее коробило от Леркиных откровений, и она старалась пропускать их мимо ушей. Лерку это задевало, и она в отместку «подкалывала» подругу. Аня не обращала внимания. Казалось, Лерку злило, что Аня другая, и подруга все чаще пускала в ход ядовитые словечки в ее адрес. Вот и сегодня так было, но Аня на сей раз парировала. Сказала ответную колкость. И не одну. Такое ей выдала! Лерка от неожиданности растерялась, а через минуту взорвалась. Вот это был взрыв – горячие брызги кофе, взлет пластикового стаканчика… Но она промахнулась.

Аня не могла понять, что их связывает, таких разных, что за странное притяжение держит их, заставляет общаться.

Она вышла на улицу, сияющую и свежую от дождя, и с удовольствием втянула в себя запах летнего вечера. И решительно вычеркнула из своей души Лерку. Напрочь. Навсегда. Так ей, по крайней мере, казалось.

Она шла среди людской толпы, такая тонкая, гибкая, и душу ее буквально распирало от всего случившегося, и от этого исходящего вечерней свежестью лета, наполненного шумами и красками мегаполиса. Вскоре дурацкая ссора с Леркой отошла на задворки ее ощущений. Сейчас ей было хорошо и уютно, она снова обрела гармонию с самой собой. Она чувствовала на себе мужские взгляды, и это ее немного раздражало. Не любила, когда на нее глазеют, пусть даже с восхищением. Легкий ветерок теребил ее короткие каштановые кудри и ласкал лицо, и она улыбнулась.

Возле лотка с бельем на углу улицы она остановилась и стала рассматривать майки, лифчики и трусики. Это были красивые и дешевые тряпки. Она купила красные стринги с черным кружевом и топик. Дешевого белья у нее было много, ей нравилось покупать его.