Текст книги "Оборотень (СИ)"

Автор книги: Ольга Чигиринская

Соавторы: Галина Липатова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

ХОТИТЕ ОБ ЭТОМ ПОГОВОРИТЬ?
Рассказ третий. Оборотень

В пригородной лесополосе мусор валялся тоннами. В основном – полиэтиленовые пакеты со всякой дрянью, пластиковые бутылки и прочие городские отходы. Но местные собиратели утиля знали: если порыться, можно разжиться неплохой добычей. Уж во всяком случае, макулатура и стеклянная тара тут не задерживались. Каждое утро дядя Миша, местный уважаемый бомж, прочесывал свои «владения», собирая себе на бутылку и закусь, а если повезет – то и на что посущественнее.

За много лет дядя Миша отучился удивляться: чего только в мусоре не найдешь. Он мог бы рассказать немало историй, как смешных, так и страшных – случалось находить и трупы, и брошенных детей, и…

Поэтому он не испугался и не удивился, увидев торчащие из-за куста голые волосатые ноги, перепачканные грязью. Только вздохнул, нащупал в кармане раздолбанную «нокию», оставил свою тележку двинулся к кустам – убедиться, труп это или нет, от этого зависело, кому звонить – милицейским, медикам… или никому.

Глазам почтенного бомжа предстала довольно нелепая картинка: совершенно голый молодой мужик, весь измазанный в грязи, валялся под кустом в очень неудобной позе – словно пытался калачом свернуться, как пес. Лицо замарано кровью и облеплено белыми перьями, а рядом – останки растерзанной курицы. Одно перо, прилипшее к губе, трепетало в такт выдохам. Живой, стало быть. И ран не видно… Бомж спрятал телефон и потормошил спящего за плечо:

– Эй, парень!!! Чё с тобой, парень?

Голый дернулся, раскрыл глаза, бессмысленно воззрился на дядю Мишу. Но спустя мгновение взгляд стал вполне осмысленным, и мужик хрипло спросил:

– Где я?

Дядя Миша выпрямился, пожал плечами:

– В Поповке. В леске тутошнем.

Голый сел, схватился за голову:

– Поповка… твою ж мать… Поповка…

– Слышь, мужик… тебе, может, докторов вызвать? – участливо спросил дядя Миша.

– Нет, нет, – торопливо ответил голый, утер лицо и скривился, обнаружив, что оно в крови и перьях. – Перепил я вчера жутко, дядя. Пойду домой.

Бомж пожевал губами, раздумывая, звонить ментам или нет – видно же, что мужик не в себе. И врет, что перепил вчера, пахнет только кровью и землей… Решил не звонить. Не любил дядя Миша лишний раз с полицией общаться.

– Ну иди, – наконец сказал он. – Только это… ты прикрыться чем раздобудь, – на лице дяди Миши появилась злорадная ухмылка. – Вон там, крайний дом с синим забором, вишь? Петровна как раз белье вывесила вчерась, можешь позаимствовать.

И бомж захихикал. Голый поднялся, ещё раз безуспешно попытался вытереть лицо:

– Спасибо, дядя. Бывай.

И, пригибаясь, побежал к подворью Петровны.

Синий, недавно крашеный забор виден был издалека, притом деревья и кусты подходили к нему почти вплотную. Валера замер, принюхался. Собакой не пахло – странно. Впрочем, даже хорошо. И он перемахнул забор, оказавшись в огороде на задах одноэтажного домика. Кусты крыжовника ещё курчавились листиками, поэтому Валере удалось пробраться за ними к самой колонке, рядом с которой с веревок свисало белье. Он осторожно качнул воду и старательно умылся, ежась от холодной воды. Потом сдернул с веревки трусы…

И тут в огород вышла пожилая женщина, что называется, в теле. Тело колыхалось под пестрым халатом, пока она перемещалась вдоль веревок с просохшим бельем.

Увидав голого мужчину, она замерла, раскрыв рот. Валера рефлекторно прикрылся трусами и попятился назад, к забору.

Когда он оказался уже у самого забора, Петровна (ибо это была она) вдруг заорала дурным голосом:

– А-а-а-а!!! Помогите!! Грабят!!! Маньяк!

И с неожиданной силой швырнула в него тазом с бельем. Валера увернулся, спешно натянул трусы, сиганул за забор и скрылся в лесополосе.

* * *

Ярослав провел ужасную ночь, пусть и не самую ужасную в своей жизни.

Если на тебя западает профессиональная доминатрикс – это, конечно, внезапный плюс. У неё в хозяйстве найдется гель против синяков, перекись водорода, ватные диски, пластырь и эластичный бинт. А ещё у неё кабинет, набитый коврами и подушками, где она великодушно позволит переночевать и не придется тащиться в конуру, которую ты себе временно избрал домом.

Если её соседка – врач, пусть и психотерапевт, но все же проходивший общемедицинскую подготовку – это, конечно, тоже плюс: хоть ей самой и плохо, она осмотрит тебя и сделает вывод, что ни переломов, ни внутреннего кровотечения нет, а в хозяйстве у неё отыщется обезболивающее.

В остальном же сплошные минусы. И даже то, что утром моча оказалась нормального цвета, не особо радует. Потому что усилия, затраченные на путь до туалета, сами по себе тянут на небольшой подвиг.

Вчера, оказав медицинскую помощь, женщины оставили его в одних трусах и бинтах. Валентина сказала, что принесет одежду постиранной, но для Ярослава это в первую голову значило, что он не сможет уйти. Так-то мог бы, дверь у Валентины захлопывалась сама, но не в трусах же по городу рассекать.

Он чувствовал себя запертым, зависимым – и слабым. Он не любил чувствовать себя слабым и зависеть от других. Но это фигня по сравнению с главным: Ингу спас Сильвестр. Вампир. А он, охотник на вампиров, её подвел. Подставил. Валялся, как мешок с дерьмом, на полу подъезда, пока мама сражалась с ведьмой, а кровосос спасал человека.

Кажется, именно это чувство называется «грёбаный стыд».

Ярослав осмотрел себя в зеркало, занимавшее почти всю стену душевой кабинки. Судя по этому зеркалу, по красному кафелю, по тому, что полотенцесушитель крепился 12-миллиметровыми анкерными болтами, ванная тоже стала для Валентины рабочим местом. Ладно, не было сейчас Ярославу дела до полотенцесушителя на анкерных болтах и красного кафеля – а вот зеркало почти во весь рост очень кстати.

Он размотал бинты, что стягивали ребра, и осмотрел себя в зеркале. Безрадостное зрелище, но скорее привычное – вампира трудно убить так, чтобы он не наставил тебе синяков, а уж если вампиров больше одного… Нет, дело не в синяках. Дело в том, что Сильвестр изменил правила игры и по этим новым правилам Ярослав не мог не проиграть. Трое засранцев, которым он сломал шеи, восстановились меньше, чем за сутки – а он и в лучшие свои годы после таких побоев отлеживался бы неделю, а сейчас…

– Ма, что у меня там на спине? – спросил он, но Ольга не отозвалась. Видимо, не хотела его смущать и не входила в ванную. Ярослав повернулся к зеркалу боком, попытался глянуть через плечо, со свистом втянул в себя воздух. Судя по резкой боли, перетянувшей спину, трапеция слева, самое меньшее, надорвана…

Он сбросил трусы и шагнул под душ. Вода не приносила облегчения, но смывала засохший адреналиновый пот с его специфическим запахом. Ярослав прополоскал рот, потом напился прямо из-под душа, запрокинув голову. Не лучшая идея, но зубной щетки-то нет…

Его снова повело в сторону, пришлось отключить воду и сесть на пол душевой кабины.

Тело начало сводить судорогой.

– Ну, нет, – проговорил он, но тело почему-то не пожелало слушаться.

* * *

Инга услышала плач, едва вошла в офис. Тихий, отчаянный, монотонный. Плач человека, давно уже отчаявшегося получить утешение.

– Ольга? – плач доносился из туалета. Инга открыла дверь, включила свет и увидела Ольгу парящей над умывальником в позе эмбриона, всю в слезах.

Говорить «доброе утро» глупо. Спрашивать «что случилось» – ещё глупее. Её сын вчера был страшно избит. По большому счету, из-за неё, Инги. Да, он по каким-то своим причинам дважды избил подданных Сильвестра – но именно Инга попросила помощи против ведьмы, и именно благодаря ведьме вампиры сумели Ярослава выследить. Инга чувствовала и свою долю вины. Немалую долю.

Однако был и ещё один нюанс. Ольга испытывала, несомненно, сильное и искренне горе – но именно она выбрала место и время, чтобы это горе выразить. Ей хотелось, чтоб её плач услышали. Это не позирование и не театральщина – это потребность в утешении, о котором человек не может попросить напрямую в силу искаженных представлений о гордости.

– Ольга, как себя чувствует Ярослав?

– Ну а как он может себя чувствовать? – Ольга вытерла нос рукой. – Херово. Стонал всю ночь, температура поднялась…

– Я ещё вчера говорила, что ему нужно к врачу…

– А он ещё вчера сказал, что не пойдёт. И не пойдёт же. Да что я вам рассказываю, сами же знаете, каково на приём-то попасть без страховки, без прописки… Разве что принесут. Есть у него знакомый врач один, так он это… ветеринар.

– Ветеринар? – ужаснулась Инга.

– Зато раны шьет и рентген делает, – призрак дёрнул плечом. – И мозги не парит. И даже в долг может. Так это ж надо в соседнюю область ехать, а ему машину исфигачили упыри эти!

Инга вспомнила, как позавчера они убегали из «вампирского» двора. Эти два дня были слишком наполнены интенсивными переживаниями, и до неё дошло только сейчас: это самый обыкновенный двор и живут в нём самые обыкновенные люди. Возможно, не лучшие люди города, с учетом того, что вчера попытке вампиров схватить Ярослава никто из аборигенов не помешал, но ведь какие-то люди там жили: дядька в трениках курил на балконе, тетка развешивала белье, у соседнего подъезда сидели неизменные бабушки… И вот эти люди делят с вампирами дом, и это их, по всей видимости, нимало не пугает…

И они, наверное, спокойно смотрели на то, как уродуют машину Ярослава…

– Не могу больше, – прорыдала Ольга, размазывая по лицу призрачную косметику. – Умереть хочу.

Инга деликатно промолчала. Ольга поняла её правильно.

– В смысле, упокоиться, – сказала она. Посмотрела на Ингу в упор и сказала:

– Помоги, а?

– Э-э… каким образом? То есть… Я бы хотела вам помочь, но не этим способом. Жизнь, даже такая…

– Да не жизнь это! – Ольга вскинулась во весь рост и одной ногой исчезла в унитазе. – И не смерть! А черт знает, что такое! И теперь ещё из-за договора этого Ярик по рукам-ногам связан.

«А договор заключить уговорила его я… Да-а-а…»

– Ольга, поверьте, даже если бы я хотела вашего упокоения – в мире, э-э-э, мистики я новичок и понятия не имею, что тут нужно сделать.

«Только не требуй от меня родить тебе внуков, я умоляю!»

Ольга вытерла слёзы, и тон её стал совершенно деловым.

– Простить я должна этого упыря. А ты мне поможешь.

* * *

– Знаешь, на кого ты похож? – спросила Валя.

– На Клинта Иствуда, – без колебаний ответил Ярослав. Он с четырнадцати лет отвечал на этот вопрос именно так.

– После того, как его отпинали в «Пригоршне долларов»?

– Или в «Грязном Гарри». Тебе где больше нравится?

– В «Грязном Гарри» он мне нравится больше, но в «Пригоршне долларов» его сильнее отделали и так ты действительно на него похож. Потому что без синяков ты на него совсем не похож, – безжалостно сказала Валя. Потом несколько смягчилась: – Ну, разве что… со спины.

Поскольку все время разговора она втирала Ярославу в спину обезболивающий гель, спорить было трудно. Впрочем, Валентина смилостивилась и подсластила пилюлю.

– У тебя спина даже лучше.

– Ему сейчас восемьдесят лет. Конечно, у меня лучше.

– Я имею в виду – лучше, чем у него тогда. Проработана.

– Он просто не занимался водопроводными трубами.

И не гонялся за вампирами…

– От этого подкачивается спина?

– Нет, просто если ты большую часть дня проводишь согнувшись или на корточках, у тебя два варианта: или подкачивать спину, или лечиться от остеохондроза.

– Иствуд явно не подкачивал спину.

– Где ты видела его спину? Его ни разу не раздевали в «Долларовой трилогии».

– В «Бледном всаднике».

– Там ему уже за пятьдесят.

– Почему ты его все время защищаешь?

– Не знаю. Кумир детства. Видеосалоны восьмидесятых, зажатый в потной ладошке замызганный рубль, Володарский с прищепкой на носу. Ностальгия. Дай мне мазь, я грудью сам займусь.

– Не доверяешь мне?

– Эрогенная зона.

– Предпочитаешь сам заниматься своими эрогенными зонами?

– А что, ты хочешь заняться?

Валя заглянула ему в глаза и улыбнулась. Протянула тюбик, но когда он взял – придержала.

– Не знаю, не знаю. Ты только что фактически сказал, что на десять лет меня старше…

– Как минимум. И это ещё не главный мой недостаток.

– А сам-то ты хочешь, чтобы я занялась… твоими эрогенными зонами?

Ярослав крякнул. Ответ «да» был бы вполне честным ответом, но… за «да» тянулся целый обоз этих самых «но». И тот факт, что при попытке кашлянуть он мог потерять сознание, тащился в этом обозе самым последним. Ребра что, ребра срастаются, это лишь вопрос времени…

– Э-э-э… – он высвободил тюбик и начал осторожно втирать прохладный гель в ноющие мышцы. – Начнем с того, что я совершенно не в теме.

– Ваниль?

– Э-э… Да. Ванильней меня только тот концентрат, что в пакетиках продают.

– Ужас. А ты тему пробовал хоть раз?

– А вот это всё как, не считается?

Глаза Вали сделались больше, хотя, казалось бы, куда уж.

– Что ты! Конечно, нет. Тебя избили, очень по-свински и грубо. И, судя по шрамам, не в первый раз, да? Вот это вот что, об тебя сигареты гасили?

– Нет, это прививка от оспы. Вот я аж какой старый, представляешь? Мне ещё оспу прививали.

– А тут, под ключицей?

– Ну, тут уже сигарету гасили, да. Хотя это было давно и неправда. Короче, у меня предубеждение против таких развлечений, Валя. Старомодный я. Узколобый. Извини.

– Нет, ты просто заблуждаешься. Ты думаешь, что тема – она о насилии. А тема – она о доверии, понимаешь?

– Э-э-э… нет.

– Ну вот смотри, если бы ты меня связал… – Валя взяла эластичный бинт и начала обматывать его по торсу, фиксируя ребра, – вот так, как я тебя бинтую: в меру туго, в меру свободно… но очень надежно, чтобы я не вырвалась… и ты мог делать со мной все, что хочешь… то ты ведь не стал бы, пока я не попрошу? Очень-очень попрошу?

Бинт ложился достаточно свободно, дыхание у Ярослава перехватило не от него.

– Не стал бы, – тихо сказал он.

– Во-от. Значит, я доверяю тебе, и тебе имеет смысл доверять. А если бы я просила сделать мне больно? Совсем немножко? Совсем-совсем?

Ярослава ощутимо передернуло, моток бинта выскользнул из пальцев Вали и начал разматываться словно по своей воле.

– Ну вот, – сказала она. – Все сначала.

– Валя, ты извини, – Ярослав взял её за руку. – Но у меня, правда, очень серьёзная аллергия на эти игрища.

…Никогда Ярик не любил советскую поэзию, но сейчас почему-то настырно лезли в голову зазубренные в детстве стихи про молодогвардейцев и жуткие подробности гибели юных подпольщиков. И если бы он встретил сейчас свою учительницу русского языка и литературы, то извинился бы перед ней за то, что сказал тогда: «Они были трусами, они сдавали друг друга – иначе почему немцы смогли накрыть всю организацию?»

Ох, как бы он извинялся. Но что мечтать об этом – Светлана Фёдоровна сейчас, наверное, внуков спать укладывает, а он до утра не доживёт.

В общем, он ещё час назад понял, что никакими трусами не были те, кто выдал своих товарищей. Просто есть боль, которую вытерпеть невозможно. Ярик ещё не знал, выдал бы он своих товарищей или нет, у него никаких товарищей не было, но вампиры думали, что товарищи есть, а Ярик просто упрямится. От перехода к настоящим гестаповским изыскам спасало только то, что они находились в подвале жилого дома, и, хотя подвал пользовался дурной славой, соваться сюда местные не решались, но вампиры рассудили так, что бережёного и Сатана бережёт: запах палёного мяса может перепугать местных до вызова ментов, а на переломанных ногах жертва сама из подвала не выйдет и в более удобное для таких упражнений место не дойдёт.

Ярослав совсем не чувствовал себя героем. Он чувствовал себя идиотом. Залезть на днёвку вампиров в подвал и всех там переколоть казалось хорошей идеей. Но почему-то он не подумал, что вампиров могут защищать люди. А ведь говорила же мама, что они «компелят» людей и отбирают деньги, одежду, даже подселяются в квартиры. Осторожный и умелый вампир, говорила она, может на «скомпеленной хате» годами жить. Мама ведь жила, по мелочи подкомпеливая соседей, чтобы те не замечали всяких странностей.

Ярик уже, наверное, в сотый раз обругал себя дебилом недоделанным, но реальность от этого ничуть не изменилась: он был крепко привязан к трубам за руки и ноги и основательно избит. Сто пятая попытка высвободиться из крепких нейлоновых пут закончилась ничем.

Он полез в этот подвал ради Аси. Она перестала на занятия ходить, подружки рассказали ему, что зачастила в какой-то наркоманский подвал и приходила домой только ночевать, а теперь и ночевать не пришла… Ярик сразу неладное почуял, потом посыпал немного маминого праха перед порогом, мама на разведку сходила и подтвердила: да. Они. Асю она в лицо не знала, но сказала, что в подвале три девушки, две вампирки и одна скомпеленная. В милицию обращаться он не стал – во-первых, не знал, как им объяснить насчет вампиров, а во-вторых, хотел зарисоваться героем…

Ну вот и зарисовался, чмо болотное.

Асю спасать оказалось поздно.

…В общем, его заметили, ещё когда он проводил разведку. Скомпеленные – не дураки, хоть и выглядят заторможенными, они просто сосредоточены на одной задаче. Вот этих вот насторожили караулить подвал. Едва он влез туда – ловушка захлопнулась. Его обезоружили, избили и привязали к трубам, растянув иксом. И так он провел остаток времени до вечера, когда вампиры проснулись. И началось…

Сознание он терял где-то раза четыре. Сначала пробовал храбриться и обкладывать их матом, потом – просто молчать, сжав зубы, потом – не очень громко стонать, потом – не кричать. Заканчивалось все одинаково: вырубался, отливали водой и всё по новой: «Где твои дружки? Где другие охотники?» В какой-то момент дошло, что не очень их это интересует. Они просто упыри, им нравится кого-то мучить.

Сейчас напротив Ярослава стояли три девицы и плотоядно его разглядывали. Одна была Ася, две другие думали, что они модно прикинуты: в ядовитого цвета лосинах, туфлях-«мыльницах», юбках-«резинках» и дурацких турецких блузах с ажурными воротничками и рюшами. Бледные лица покрывал безумных расцветок макияж, на головах вавилоны накручены… Ася выглядела пока ещё как человек, эти две – как куклы, с которыми ребёнок решил поиграть в парикмахера. Как их звали, Ярик не мог запомнить в своем затуманенном состоянии, да не очень-то и хотел… одна блондинка, другая рыжая, и всей разницы.

«Пусть они уже высосут у меня всю кровь, – в который раз пожелал он. – И все закончится».

Одна из девиц извлекла из своей пластиковой красной сумки никелированную коробку со шприцем. Сунулась было к Ярославу, но Ася возмутилась:

– Ты чё это? Чё это за телячьи нежности? Давай уже сделаем его, тогда он мне точно всё расскажет. Я же буду мастером.

– А чего это ты должна быть мастером? – возмутилась рыжая. – А если я хочу?

– А Маркус мне разрешил!

…Маркусом звали их главного. Высокий худущий тип, старый уже, не меньше двадцати пяти, с выбритым ирокезом. С девушками-вампирками он обращался как с гаремом: рыжая была старшей, но уже не очень любимой женой, блондинка выступала на вторых ролях, но обе заключили тактический союз против Аси.

Он бил Ярика первым и первым пил у него кровь. Потом ему это как-то надоело, он разрешил девицам развлекаться с пленником, а сам забрал скомпеленных парней, второго вампира – и куда-то ушел. Ася трактовала его позволение весьма широко.

– Он всем нам разрешил! – ощерилась блондинка.

– У тебя ещё первая кровь на губах не обсохла, обращать кого-то, – поддержала рыжая. – И вообще, на кой он сдался. Пусть расскажет, где его дружки, тогда выпьем быстро и не больно. А нет – сначала яйца отрежем.

Для убедительности она достала из сумочки опасную бритву и помахала ею перед носом Ярика.

До яиц дело не дошло: сквозь стену опять ворвалась мама с воплем:

– Ну все, сучки, вам теперь пиздец! Лучше сами себе головы поотрезайте!

Ярик опустил лицо. Он ещё в состоянии был испытывать стыд, и за маму ему почему-то было стыдно. Лучше бы она молчала, как Сооткин или мама Сергея Тюленина. А так вампирки лишь сообразили, что мучить можно их двоих одновременно.

– Опа, гляди, наше привиденье вернулось! – заржала рыжая. – Дикое, но симпатишное! С мотором!

– Давай-давай, смейся, коза! – ответила Ольга. – Посмотрим, кто посмеётся последним!

– Дай-ка угадаю, – протянула блондинка. – Наверное, ты? Когда мы твоему выпердышу нос и уши отрежем?

– Сначала яйца, – сказала рыжая.

– Нет, он так сразу много крови потеряет, – в жестокости блондинки была своя логика. – Ну что, мертвячка? С какого уха начать – с правого или с левого?

– Дверь! – истошно крикнула Ася, которая не участвовала в перепалке и первой заметила… Ярик не мог разглядеть, кого. Он только увидел, как между грушевидных грудей рыжей показался кончик стрелы – а потом девица облачком праха осела на пол, припорошив лосины и блузон со стразами.

Ярик потерял сознание.

* * *

Будь Ольга живым человеком, она опустошила бы всю Ингину коробку с салфетками. Но она была призраком, её слезы капали с подбородка и исчезали в падении.

– …Привязали его, значит, к трубе в этом подвале, порезали и давай кровь пить. Не всю сразу, у них порядок такой, что главный делает последний глоток. А главный как раз лазил где-то, он постарше был, мог по светлому времени лазить. А этим же скучно, паскудам таким, они давай мучить его по-всякому: бить, резать, сигаретами жечь… И я на все это смотрю – а сделать ничего не могу, представляешь? Если бы не Юра, он бы в том подвале и остался…

– Юра? – Инга сделала пометку в блокноте.

– Юра. Другой охотник. Он-то Ярика всему и научил, – Ольга все ещё шмыгала носом, но понемногу успокаивалась. – Юрка, он, знаешь, мужик… Вот что бы мне его при жизни встретить, а? Что у меня за судьба такая горбатая?

«Отцовская фигура?» – написала в блокноте Инга. Подумала и подчеркнула. Два раза.

* * *

Из обморока Ярослав вынырнул почти в буквальном смысле: окатили водой, чуть не захлебнулся. Потом услышал голос матери:

– Осторожней, ты ему в нос налил!

– Молчи, женщина, – ответил незнакомый прокуренный тенорок. Ярослав разлепил глаза.

Перед ним стоял невысокий щуплый на вид мужичок лет сорока, весь какой-то помятый, в квадратных очках в дешевейшей оправе, с коротко подстриженной бородой, в заношенных джинсах и добела истертой кожанке. За спиной мужичка маячил призрак матери, а ещё Ярослав углядел две кучки праха и одну вампирку. Асю.

Её руки и ноги связывала велосипедная цепь. Ася тихонько выла через тряпичный кляп из лифчика подруги, а её кожа дымилась в тех местах, где её касалась цепь.

– Надень, – на живот Ярика упал ворох одежды: джинсы, футболка, куртка. – Сам сможешь или помочь?

– Сам, – собрав остатки гордости, сказал Ярик. Руки слушались плохо, кровообращение восстанавливалось медленно, пальцы еле сгибались, но со штанами худо-бедно справился.

Штаны покрывала какая-то пыль, и вообще они были чем-то знакомы, хоть и велики – пришлось сильно подвернуть штанины. И футболка с надписью Seks Pistols…

– Это же одежда… того… вампира.

– Ага, – отозвался мужичок, копаясь в обшарпанной дерматиновой сумке. – Великовата, но не бабскую же тебе давать?

– Вы его… убили?

– Нет, водки с ним выпил, а потом с пьяного штаны снял, – из сумки на свет появился пузырёк с бесцветной жидкостью.

– Ты бы видел, Ярик! – восхищение в мамином голосе почему-то показалось Ярику непристойным. – Раз – и все! Куча праха! С одного удара, не то что… некоторые.

Ярослав с отвращением растянул футболку и увидел в груди дыру.

– Ничего, по тёмному времени не разглядит никто, одевайся быстрее.

Ярик последовал совету, а незваный спаситель между тем присел на корточки возле Аси и перерезал ей горло двумя ударами. Горло Аси зашипело, как сифон.

– Вы что! – вырвалось у Ярика.

– Спокуха, жить будет, – невозмутимо проговорил мужичок. – Я ей только связки перерезал, чтоб не орала.

Он освободил рот девушки, и ту затрясло в сиплых рыданиях.

– Вот теперь, девонька, мы поговорим, – спокойный, даже ласковый голос мужичка почему-то пугал Ярика даже сильней, чем вопли избивавших его вампиров. На Асю мужичок глядел не зло, даже с каким-то состраданием, но Ярик не сомневался – убьёт. Но не сразу. Но убьёт.

– Где вторая днёвка? – спросил мужичок.

– Не знаю, – просипела вампирка.

– Не верю, – мужичок раскупорил бутылку и капнул несколько раз в вырез Асиной блузы. Девушка зашлась в шипении, выгибаясь от боли.

– Не надо! – вырвалось у Ярика.

– Почему? – неизвестный спаситель даже головы не повернул. – Ты её раньше знал?

– Да!

– Ну так теперь забудь. Она не человек уже. Нежить. Где вторая днёвка, красавица?

– Не зна-а-а-аю! – Ася кричала бы, если бы могла. Кожа на её груди пузырилась и дымилась.

– Но вы-то человек! – Ярик кое-как доковылял до него и перехватил его руку с пузырьком. Неловко перехватил: жидкость на пальцы плеснула. Он ждал боли, думал, что там кислота – но жидкость была… просто мокрой.

Мужичок отмахнулся от него, легонько двинув плечом.

– Ты, гуманист, – процедил он сквозь зубы. – Запомни: не найду вторую днёвку – погибнет ещё одна такая же девочка. И ещё одна. И ещё. Ничем не хуже этой! Я должен спасать тех, кого спасти ещё можно. А для этого приходится жертвовать теми, кого спасти уже нельзя. Я понятно говорю?

– Понятно, – Ярик снова попытался удержать его руку. – Слушайте, правда не надо. Я, когда тут… висел… я слышал, что они говорили. Вторая днёвка на Калмановке, на элеваторе заброшенном.

Мужичок смерил Ярика взглядом, повернул лицо к Асе.

– Он правду говорит?

Девушка лихорадочно закивала. Потом так и вцепилась глазами в Ярика.

– Спаси меня, Славка… – прошептала она. – Спаси!

– Поздно, – мужичок сделал быстрое движение рукой – и в грудь Аси вошел кол. Она даже охнуть не успела – рассыпалась.

Ярику почему-то вспомнилось какое-то кино про войну, где человек рассказывал про свою сожженную семью: «Дотронулся, а они рассыпались». Ему было плохо – не просто больно, а везде плохо, как будто весь мир стал этим обшарпанным подвалом с тусклой грязной лампочкой, и ничего хорошего в нем уже не произойдёт.

– Все, зачистили хату, – мужичок встал и огляделся по сторонам, потом подал Ярику руку. – Идти сможешь, боец?

– Куда? – шестерёнки в голове проворачивались с каким-то ржавым скрипом.

– Домой, куда же ещё, – подала голос мама. – Давай, сына, обопрись на Юру, он тебя довезёт. Там совсем немного пройти – и уже машина.

Юра оказался обладателем обшарпанной, но вполне строевой «шестёрки». Ярик забрался на заднее сиденье и скорчился там.

– Вы… кто? – прохрипел он.

– Ну а ты сам как думаешь? Охотник я.

– К… какой?

– Вот такой. На вампиров. Только постарше и поумней некоторых. Ты на кой хрен в подвал сразу сунулся? Надо было зафигачить туда пару бутылок святой воды для начала. Ну а когда на выход поперли бы, гасил бы колом. И всего делов.

Ярослав промолчал. О святой воде он не подумал, так как в Бога не верил и считал церковные обряды суевериями. Что чеснок – суеверие, мама сама ему рассказала: у вампиров просто нюх очень острый, неприятен им этот запах, и если обожраться чеснока, то вампир тебя по доброй воле не выберет, побрезгует. Но с голодухи – все равно зажмёт нос и будет пить.

Юра тронул машину с места, да так, что у «пассажира» все кости разом завопили в голос.

– Осторожнее! – возмутилась Ольга.

– Осторожнее не выйдет, у моей старушки ход такой.

– Возьмите меня с собой, – сказал Ярик.

– Что?

– Возьмите с собой на элеватор. Научите.

– Что так? – в зеркале заднего обзора Ярик увидел, как борода Юры чуть шевельнулась в ухмылке. – Понравилось, как я их завалил? Или отомстить охота за раны Игоревы, удалого Святославича?

– Нет, – честно признался Ярик. – Только вы же сами сказали: надо спасать тех, кого можно спасти.

Юра прищурился в зеркало и ничего не сказал. И только дома, закончив обрабатывать раны Ярика, вынес вердикт:

– Годишься. Пойдёшь на подстраховке. Если покажешь толк, будешь чётко выполнять команды и не выпендриваться – стану учить.

* * *

– Он Ярика всему и научил, – подытожила Ольга. – Ну, кроме того, чему Ярик сам потом научился… Он же способный, изобретательный.

Ольга уже не плакала, только пошмыгивала носом. Инга побарабанила пальцами по столу. Сам по себе этот жуткий эпизод в проработке не нуждался – во всяком случае, в Ольгиной проработке. Ярослав и этот Юра-мистер Икс закрыли его должным образом, даже с горкой. Проблема в том, что травмирующая ситуация повторялась год за годом – Ярослав выходил на смертный бой с очередной пакостью, она переживала, но он каждый раз возвращался победителем или, по меньшей мере, живым – хотя Инга подозревала, что тут никакого «или» не существует. И вдруг вчера… Нда.

– Простите… Мой вопрос может показаться вам неделикатным, но раз у нас тут сеанс…

– Почему я не попросила Юрчика меня упокоить, что ли?

Инга облегченно вздохнула.

– Ну, можно и так сказать… Какие вообще есть способы упокоить призрака?

– Первое дело, конечно, правильный церковный экзорцизм. Только есть одна штука – надо его провести над всеми останками, целиком. Если хоть одна частичка в другом месте – то изгнанный дух в то место уйдет. Ну или над самим призраком, если его в ловушку поймать, как меня эта ведьмища. Только это для призрака болезненно, Юра не захотел. Пара языческих обрядов есть, я в детали не вдавалась. Ещё способ – предать останки живому огню или текучей воде. Тоже болезненно, но быстро.

– Поэтому ведьма смыла ваш прах в унитаз?

– Точно. Только она, дура, главного не знала.

– Что частицы вашего праха разбросаны на довольно большой площади?

– Ага. Но не только. Ярик, когда меня, ну, того… Он потом пошел к дружкам своим каким-то, металлистам этим, рокерам, и партак себе сделал, балбесина.

– Простите?

– Ну, татуху на груди набил. Видела, крест у него? Так вот, он в краску мой прах домешал. Так что дело голяк: даже если везде, где мой прах побывал, экзорцизм провести, я никуда не денусь, – подытожила Ольга. – Пока Ярик жив…

Охо-хо. Пепел Клааса стучит в мое сердце. Бедный мальчик. Тут мало терапии для одной Ольги, тут нужна семейная работа.

«Эй! – окликнуло Эго, – ты не просила его вламываться и приковывать тебя к полотенцесушителю! Он вошел в твою жизнь непрошеным и весьма по-хамски, ты ему ничего не должна».

«Если бы ты послушалась меня и дала убить Сильвестра, этот вампиробой уже бы свалил, и все проблемы на том закончились», – буркнуло Ид.

«Если бы не он, ты бы так и не догадалась, что мать твоей клиентки – ведьма и хочет её пожрать. Бедную девочку убили бы, а ты бы этого и не заметила», – Суперэго опять поджало губки.

– …Осталось одно – простить паскуду Сильвестра. Это ведь он меня держит здесь.

«Ну, слава Богу, идея-фикс насчет внуков её отпустила…»

– Вы уверены?

– А то! Призраком ведь не всякий становится. Нужно, чтобы в этой жизни что-то держало, не пускало. А я больше всего на свете хочу увидеть, как эта погань сдохнет. Из-за него здесь и торчу.