Текст книги "Черное и черное(Си)"
Автор книги: Олеся Велецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Зло, наконец, освободило его тело и отправилось ловить в воде его одежду, предоставив его самому себе. Он сел в воде, унимая дрожащее от возбуждения тело. Потом машинально встал и пошел на берег. Подойдя к лошадям, он начал копаться в седельной сумке, ища сухую одежду. Но вспомнил, что, выезжая из монастыря всего на несколько дней, не обеспокоился запасами сменной одежды. Он посмотрел на попону Грома. Но, она была настолько грязной, что ему не хотелось сейчас ее соприкосновения со своим телом. Попону с лошади Ульрике он тоже не хотел, потому что это было лошадь Ульрике. Тогда он плюнул на все, и подумал, что развратная ведьма сама во всем виновата. И если ее взор будет смущать его обнаженность, то это не его проблема, поскольку в данном случае от него ничего не зависит. Он расслабился и растянулся на траве, подставив кожу теплому солнцу.
Ведьма возвращалась, неся его одежду, которая, как он заметил, была вычищена и выстирана. Подойдя к месту его отдыха от потрясения, она развесила одежду на ветках кустарника, сняла оттуда свой пояс и направилась к нему. Он понял, что она намерена причинять ему дальнейшие мучения и глубоко вздохнул, переводя дыхания и пытаясь силой своей воли убедить одну очень важную часть своего тела не напрягаться так сильно, что у него уже болели не только чресла но, и ноги. Еще чуть-чуть и его воля не выдержит. И нападение совершит он. И чем это все закончится, он даже не представлял.
Все его мысли были настолько заняты борьбой с собственным телом, что в них даже не оставалось места удивлению странным предметам, которые зло доставало из пояса и производимым ею с их помощью над его телом манипуляций. Она пыталась залечить его раны. Когда все закончилось, они замерли, выжидающе смотря друг на друга. От пережитого волевого напряжения по его спине пробежала судорога озноба. И привела его мысли в порядок. Надо было что-то решать с едой. Он все-таки взял попону Ульрике и завязал узлом на поясе. Поднял брошенный арбалет и пошел вытаскивать нож.
Возвращаясь назад, он увидел, что она снова стоит на его пути. Ну что опять она от него хочет, – слабо шевельнулась уставшая мысль. На злость у него уже не было эмоций. Ему казалось, что он полностью опустошен. Она стояла, держа в руках свою одежду, чистую и сухую.
– Садись, – попросила она
Он решил, что проще сделать, как она хочет, чем снова спорить с ней сейчас. И сел на траву. Она подошла к нему, опустилась на колени, и он с ужасом увидел, что она начала надевать на его ноги свою одежду. К нему вернулись злость и силы, порождая в нем бешенство. Но, прежде, чем эти чувства успели что-то предпринять, он увидел, что одежда, ранее плотно облегавшая ее тело, которое было в два раза меньше его, легко одевается на него, облегая его ноги и принимая форму его тела. И оказалось, что граница удивления, за которой люди перестают удивляться, чему бы то ни было, им еще не пройдена.
Он позволил ей одеть его и увидел, как две стороны одежды съезжаются на его груди под ее пальцами. Он потрогал незаметный шов их соединения, но ничего не почувствовал. Возле ворота осталось висеть кольцо, за которое она тянула, соединяя части одежды в одно целое. Он потянул его вниз. И части вновь стали распадаться. Он не стал тянуть его дальше. Одежда была очень удобной и комфортной. Давала телу ощущение тепла и свежести, мягко и приятно прилегая к коже. Он встал и попробовал пройтись. Идти было удобно и легко. Он передумал снимать одежду, и решил, что снимет ее, когда вернется с охоты. Это было лучше, чем идти в лес голым. Он посмотрел на свою проблему, чтобы определить, намерена ли она мешать ему и дальше.
Недвижно сидя на коленях, словно окаменев, девушка, закусив губу, смотрела на него каким-то странным горестным тоскующим выражением широко раскрытых глаз. И ему казалось, что сейчас из нее вырвется стон. Ее руки бессильно повисли вдоль тела. И затуманенные желтые глаза, ставшие сейчас какими-то дымчато-рыжими, не отрываясь, смотрели на него, будто смертельно боясь, что он сейчас исчезнет навсегда. Его сердце почему-то сжалось. И он сказал ей:
– Я вернусь.
Голова девушки чуть двинулась, но ничего в ней не изменилось. Она молчала и продолжала жадно и горько смотреть на него.
– Я принесу еды и вернусь – повторил он.
И пошел в лес. Входя в него, он не выдержал и обернулся. Она обхватила себя руками так, будто боялась, что не сможет помешать своему телу, броситься за ним. Ее взгляд и тянущаяся в его направлении шея говорили о том, что именно это ей сейчас больше всего хочется сделать. Даже если она и ведьма, она не зло, – подумал Ульрих. Зло не может быть таким печальным. И зло не хочется так невыносимо от этой печали защитить. И он углубился в чащу.
Вернувшись с двумя зайцами и хворостом, он увидел, что девушка сидит в такой же позе, в которой он ее оставил, хотя на землю уже опустился вечер. Сколько она просидела так, он сказать не мог, но это было достаточно долго. Услышав его шаги, она зашевелилась. И как-то внутренне засветилась, смотря, как он идет к ней. Ее руки, отпустив тело, опустились на колени. И он почему-то подумал, что должно быть хорошо, когда у тебя есть дом, где тебя ждут и встречают. Раньше его никогда не волновал такой вопрос. Но, узнать как это на самом деле, ему было не дано. Жениться он не мог. Проходя возле нее, он тепло кивнул ей и направился к лошадям. И услышал, как она идет за ним. Пока он разжигал костер, и готовил вертел, она, все еще молча, смотрела на него.
Его одежда высохла. Он решил, что лучше будет переодеться, поскольку, разделывая зайцев, мог запачкать ее одежду, что могло ей не понравиться. Когда он потянул кольцо вниз, девушка вдруг оказалась перед ним. Она схватила его за руки и умоляюще зашептала:
– Нет.
– Еще. Нет.
– ???????
– ??????????????????????????????????
– ?????????
Потом она прижалась к нему. И она дрожала. Она подняла голову и ее руки начали гладить его лицо. Она снова что-то говорила. Ее лицо было испуганно-взволнованным, она полуулыбалась чему-то очень, очень желанному в своей жизни, что пыталась рассмотреть в его глазах. Как дите, ожидающее невообразимо чудесный подарок. Ее губы были так близко… И он увидел, что она ждет его поцелуя. И он поцеловал ее, обнимая.
Держа его голову обеими руками, зарыв свои пальцы в его волосах, то сжимая, то отпуская их, она чуть приоткрыла рот и провела языком по его губам, не отрываясь от них своими губами, потом ее язык проник в его рот, соприкоснулся с его языком, прикоснулся к внутренним стенкам рта, пробежал по зубам. Ее поцелуй был таким мягким, волнующим, обещающим. Таким возбуждающим. Легкие касания ее языка доставляли ему огромное удовольствие. Он все глубже проникал в его рот, пытаясь обвить его язык, скользя по нему, то дотрагиваясь до него, то отпрянув, манил его язык за собой и она ловила его губами. Поцелуй был теплый и влажный как воздух в Венеции, но не мокрый. Он не разу не целовался так необыкновенно, так эротично. Его тело начало загораться волной сильного возбуждения. Его руки бродили по ее полураздетому телу. И он попытался повторить ее поцелуй. Когда он начал это делать, когда его язык перехватил в нем инициативу, из ее губ вырвался вздох желания. И ее дрожь сменилась на дрожь возбуждения.
Он взял ее голову двумя руками и отклонил назад, наклонил свою голову ниже и начал целовать ее шею, мягко касаясь губами ее кожи, дыша ее чудесным ароматом и коротко касаясь ее языком. Ее дыхание стало слышным и частым. Ее руки забегали по его телу, маленькие молнии от дорожек, по которым пробегали ее ногти и подушечки пальцев, начали пронзать его тело. Его рука скользнула между их телами, под белую ленту, и пальцы сжали ее грудь, начали гладить и мять ее, сжимаясь и разжимаясь, пока ее пальцы играли на его теле, как на клавесине, какую-то чудесную мелодию возбуждения и вожделения. Вскоре он уже исступленно целовал и гладил все ее тело, опуская его на землю. А она расстегивала и снимала с него свою одежду. Громко и горячо дыша под ним, она дотронулась до его кипящих восставших чресел. Он застонал. И проник рукой под другую ленту. Ее тело выгнулось дугой, ноги согнутые в коленях, задвигались по земле, напрягаясь. Запрокинутая голова вздрогнула, и она задышала так, как будто ей стало мало воздуха, открывая и закрывая рот, как пойманная рыбка на берегу.
Он еще никогда не брал женщину так. Он еще никогда так не занимался этим. И не мог объяснить, почему сейчас ему хотелось делать все именно так, по-новому, пробуждающемуся и вырывающемуся наружу откуда-то из глубины его тела, мыслей и желаний. И это разбудила в нем она. Женщина, лежащая сейчас под ним и желающая его так, как не желала при нем еще ничего в этом мире. Странная малочувствительная женщина, не производящая впечатления, что она способна чего-то так страстно желать. Он посмотрел на ее лицо, ища ее глаза. Они светились и жаждали. Они смотрели на него. Сквозь него. Они желали не его. Они желали кого-то другого. Кого он им напоминал.
Его как будто ударили хлыстом. И ему так сильно захотелось ударить ее, что он почти услышал хруст своих пальцев, сжавшихся в кулаки, чтобы не сделать этого. Он резко поднялся на колени. Она приподнялась на локтях и с непонимающим отчаянием и возникающим ужасом посмотрела на него. Он видел, что она не боялась, что он ударит. Она до смерти боялась, что он уйдет. И он мстительно вытащил из-под себя колено, пытаясь подняться. Она издала отчаянный вздох и через секунду стояла на коленях возле него. Вцепилась в него, прижалась к нему телом, кожей и волосами, начала извиваться по его телу, целуя и исступленно повторяя:
– Нет.
– Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
– Нет.
И его тело соглашалось с ней, насмехаясь над его волей. Он выругался, повалил ее на землю и вошел в нее, ритмично, сильно и зло задвигался в ней, удовлетворяя желания обоих предателей. Их тела вздрогнули и ослабли почти одновременно. Минуту он еще лежал на ней, потом поднялся и пошел к своей одежде. Она не останавливала его.
Эпизод 11
Обманутые ожидания
Одеваясь, Эрта пыталась привести в порядок свои мысли. Она была растеряна и шокирована тем, что сейчас произошло. Она понимала, что в том, что случилось, виновата только она. Но, мыть и лечить его силой или психоподавлением ей не хотелось. Она чувствовала, что это обозлит его и навсегда разрушит зыбкое основание дружбы между ними, на которую она так надеялась. Поэтому, используя его колеблющиеся чувства влечения к ней, она решила идти по пути наименьшего сопротивления, поступить наименее болезненным для его души и наименее жертвенным для их отношений способом, как ей казалось. Но, она ошиблась. И одна ошибка повлекла за собой другую. И все пошло не так. Все зашло слишком далеко и разрушило не только призрак дружбы, но и ее душевное равновесие.
Первый поцелуй с дикарем был ей неприятен. Его дыхание было ужасно несвежим. Но, когда она увидела его в форме Корпуса Убийц, ее как будто тряхнуло мощным разрядом шокера. По ее телу начали пробегать мурашки. Он казался ей привидением, наваждением мира, который она навсегда потеряла, которого, возможно уже больше не существует и там, в далеком-далеком будущем. Возможно, и будущего в том далеком будущем уже ни для кого не существует. А он существовал. Здесь. В прошлом. Мираж еще одного убийцы. Такого как она. Двое во всей Вселенной. Только двое. Но, до его появления была только она одна. Где-то на границе ее эмпатии зашелестели белые крылья Дела. Ну, пожалуйста, Дел – попросила она их, – не возвращайся, – ты ушел, будь сейчас там, где тебе хорошо. Но, они не слушали ее и летели к ней, а за его крыльями летели еще чьи-то, и еще… Вскоре все ее чувства, все ее существо было заполнено кружащимися птицами призраков ее погибших товарищей. И она подумала, что не выдержит, что сойдет с ума. И тогда ее тело приведет в негодность система модбезопасности.
Может, так оно и лучше, подумала она, может пусть так и будет. Я не могу прогнать их. Я не хочу их прогонять. Я хочу не просто помнить их, я хочу быть с ними, летать с ними сейчас там, где они. Вместе и навсегда. Она смотрела на Ульриха и сейчас он казался ей невероятно, невозможно, одуряющее красивым. Она понимала, что в данных обстоятельствах, красивым для нее был бы кто угодно в форме Корпуса, но не это беспокоило ее. Ее беспокоило то, что мираж может исчезнуть. Она заблокировала в себе все аналитические реакции и внешнюю эмпатию, чтобы случайно не коснуться его чувств и не разрушить это материальное наваждение самостоятельно. Ей очень не хотелось сейчас ЕГО потерять. Она схватила свое тело руками, пытаясь удержать его, когда Ульрих отправился в лес, она пыталась удержать руками рвущиеся за ним ленты эмпатии, и ей казалось, что они выросли настолько, что могут сейчас достать его на любом конце солнечной системы. И ей нельзя было выпускать их за границы своего тела. Потому что сейчас уходил не Ульрих. Уходил Убийца. Во тьму. Откуда они так редко возвращались. И она хотела, чтобы он вернулся. Она хотела увидеть это.
И она увидела. Она сидела, не шевелясь, до его возвращения. В собственной внутренней самодельной тюрьме своих рук и блоков. Но, когда она увидела, как он идет к ней, они все рухнули. И руки, и блоки. Им больше не надо было никуда рваться. Все, что ей было нужно, сейчас здесь. Он шел ей навстречу, и ей казалось, что он несет рассвет, что за ним поднимается круг ослепительного солнца, хотя на самом деле, эта земля уже основательно приготовилась ко сну, и была объята предночным сумраком. Солнце осветило не мир, а только ее душу. И ей стало тепло. Она заметила, что Ульрих стал раздеваться. Не сейчас – застонала ее душа, – пожалуйста, не сейчас. Я еще не согрелась. И они еще здесь, они еще не улетают. Она бросилась к мужчине и схватила его руки, останавливая его:
– Нет.
– Еще. Нет.
– Похорони их.
– Побудь со мной рядом, убийца.
– Позволь побыть с тобой.
Она смотрела в его прекрасные спокойные, серые как сталь, глаза. И гладила его лицо. Такое дорогое, такое близкое и потому такое чудесное. Почему она не помнила лица? Какие лица были у настоящих убийц? Она не помнила даже лицо Дела. О нет, внешне-то она помнила все. Она никогда ничего не забывала. Но, они были такие одинаковые, похожие, однообразные. Какими они были каждое, индивидуально, что они чувствовали? Ей почему-то показалось сейчас, что никакими. Неужели у нее такое же лицо?! Неужели она никому никогда не позволяла проникать в свои чувства? А это, которое было сейчас в ее руках, оно было живое, чувствующее, говорящее. Такое теплое. Что ее второй поцелуй с ним показался ей самым прекрасным в ее жизни. А потом он начал целовать ее, и ее тело вспыхнуло желанием. И опалило белых птиц, находящихся в ней. И причинило ей боль. Она не знала, кого она хочет сейчас, убийцу или дикаря. Ее разум трещал по швам.
И пока он был еще цел, пока ее тело не разрушило само себя, она решила попрощаться со своим миром и со всем, что ей было дорого. Она решила сделать последнее, на что она была еще способна сделать для них для всех и для себя. Сейчас она искала в себе любовь, которой никогда не испытывала. И отдавала всё, что находила, нежность, тепло, тоску, одиночество, всем кого помнила, всем кого любила и уважала, презирала и ненавидела, молодым и старым, красивым и уродливым, Она отдавалась сейчас всем сразу и каждому в отдельности мертвым мужчинам ее мира и Ульриху. И чувствовала себя вселенской шлюхой, но почему-то не чувствовала унижения и грязи, почему-то она чувствовала облегчение и очищение. Она сняла со своего тела весь волевой контроль, тело сейчас жило само по себе, она сама по себе, запершись внутри и прощаясь с ними со всеми, проходящими через ее чувства, целуя, лаская их, и каждому, шепча в ответ на шепот их крыльев: «Любимый, прощай навсегда. Любимый, навсегда. Прощай.» Если бы Ульрих не остановился, возможно, это была бы лучшая ночь в его жизни, и худшая в ее. Но, он остановился. И остановил ее безумие.
Белые крылья исчезли, освободив ее душу. Исчезли как черная тьма Существ. Моментально, вникуда, и все сразу. Очнувшись, она приподнялась с земли и с ужасом посмотрела на него. И ее окатило холодной волной его бешенства. Он не знал, что она отдается и ему тоже. Он понял только, что она отдается не ему, использует его. И это его разозлило. Она не могла понять почему, она ведь только уступила его дневным инстинктам, она ведь видела, как мучает его эта животная неудовлетворенность, и решила, что их биологические инстинкты могут помочь друг другу. Но сейчас он нещадно давил в себе половое влечение к ней и она видела, что он собрался встать на ноги. Только не уходи. Только не бросай меня. – молча взмолилась Эрта. – Пока ты здесь, они не вернутся. Если они не вернутся сейчас, они не вернутся никогда. И через мгновение она уже стояла на коленях, возле него, не давая ему подняться. Целуя и лаская всеми известными ей способами уже только его, Ульриха. Оргазма они достигли почти одновременно, как ни странно это было, учитывая, что они почти незнакомы, не знают ни друг друга, ни тем более особенностей организмов друг друга. И, тем не менее, их тела почему-то органично и гармонично слились на одной волне. А потом он ушел. И она ничего ему не сказала. Потому что знала, что он не хочет, не только слышать ее, но и видеть.
И теперь, одеваясь, она пыталась решить, как ей быть дальше. Она чувствовала себя заново рожденной. Но чувствовала, что ее перерождение тяжело далось Ульриху. Она измучила его, того не желая. Но, что случилось, то случилось. Этого уже не изменишь. Хотя… но, она отшвырнула от себя даже простое предположение, что можно изменить его чувства. Она достаточно причинила ему неприятностей. Трогать еще и его волю или эмоции было бы отвратительной чудовищной мерзостью. Все, что она могла сделать для него в качестве благодарности – это освободить его от себя, оставить его в покое. Собирая свои вещи по кустам, она увидела зайцев, которых он принес из леса. Костер еще не потух. И ей пришла в голову новая мысль. Она взяла зайцев и пошла к реке, чтобы ободрать шкурки и разделать тушки.
Снимая шкуры, а потом моя в озере тушки, она сидела у воды, опустив в нее руки, и поначалу не думала ни о чем. Просто наслаждалась ощущениями чистой прохладной воды на своей коже. А потом начала думать, почему он остановился, почему он чувствовал себя обманутым? Неужели ему было не все равно, почему и ради чего, она решила заняться с ним сексом? По-видимому, нет. По-видимому, он чувствовал к ней нечто большее, чем половое влечение. Но почему? Он знает ее три дня. И она совсем не отвечает категориям людей этого мира. Как он мог чувствовать к ней что-то другое? И она ничего не обещала ему. А потому не обманывала. Конечно, она обманула его ожидания. И в общем-то, она знала, что обманывает их. Но, она не думала, что он придает им такое серьезное значение, что готов проигнорировать ради этого биологические веления своего тела. Поэтому и она не придавала им серьезного значения в построении своих дружеских отношений с ним. Свои ожидания она тоже обманула. Никакой дружбе между ними уже не было места.
Когда она вернулась, рыцарь уже оделся и спал, прислонившись к Грому, который лежал, поджав под себя ноги. Большие темные выразительные глаза лошади осуждающе смотрели на Эрту.
– Извини, – прошептала ему она.
– Я знаю, что поступила плохо. Последнее время я очень часто поступаю плохо. Наверное, я очень, очень плохая. И ты можешь меня осуждать. Но, я не хотела причинить ему вред, правда.
– Ты мне веришь? – спросила она коня.
Он не верил. И она себе не верила. Конечно, вреда то она Ульриху причинять не хотела. Но, по-честному, ей было все равно, причинит ли она ему вред или нет. Теперь ей не было все равно. И теперь ее это мучило.
Она осторожно залезла в сумку Ульриха в поисках приправ. Но, там не было ничего такого, кроме соли. Она обмазала ею куски зайцев и нанизала их на очищенные ножом прутики. Потом она пошла в лес. Она видела там дикий чеснок и еще несколько трав, которые можно было бы использовать в качестве приправ. Вернувшись, она измельчила травы и обсыпала ими мясо. Потом обмазала мясо глиной и воткнула прутики вокруг костра. Пока мясо готовилось, она сидела возле костра и смотрела на огонь. И думала, что возможно, она тоже чувствует теперь к Ульриху нечто большее, чем просто симпатию к довольно удобному спутнику. Может быть, что-то и сломалось в ее разуме, раз ее, которую никогда особенно не влекло к мужчинам даже ее мира, влечет к дикому древнему человеку, почти животному. Но, животным она его не считала. Не могла. Он им не был. Его разум был слишком пластичен, не взирая на прочность, для животного. Его разум держался не за консерватизм примитива, чтобы оставаться крепким, он просто сам по себе был очень крепким и сильным и развивался за счет приятия нового.
Когда ароматный запах мяса, донесшийся из костра, сказал ей, что оно готово, она вытащила несколько палочек, разбила запекшуюся глину и вытащила мясо. Но потом, подумала, достала из пояса пакет для научных образцов и вытащила из костра все палочки. Несколько кусков мяса она съела, а остальное сложила в пакет. И крепко завязала его поводьями Грома. Посмотрела на коня и сказала:
– Не ешь.
Конь с отвращением посмотрел на пакет и безразлично отвернулся. Потом склонил голову и притворился спящим. Вот ведь вредный, – подумала Эрта. И перевела взгляд на рыцаря. Он спал, его чистые волосы, пахнущие мыльнянкой, упали на его лицо, закрывая его от нее. Она прислушалась, спит ли он на самом деле? Он спал. И она осторожно опустилась на четвереньки возле него. И осторожно дотронулась до его волос, убирая их с лица.
Лицо было спокойным, но каким-то запавшим и осунувшимся. Неужели это она сделала с ним? Она помнила, что во время их первой встречи оно было совершенно другим, не настолько измученным. Может это раны? Но, ее эмпатический луч, отразившись от его тела, сказал ей, что с ранами все в порядке, они заживают. Значит все-таки она. А может быть, просто отросшая щетина делала его таким. Но, лучше ей как можно скорей его покинуть, чтобы он смог прийти в привычную норму. Она вспомнила порезы от бритвы на его лице. И подумала, что возможно, у него нет достаточно острого ножа, чтобы бриться более аккуратно. Она достала один из своих ножей и медленно, стараясь не производить звуков, вогнала его в землю рядом с ним. А потом она наклонилась к его лицу и осторожно, легко и почти не касаясь, но все-таки чувствуя его кожу, поцеловала его щеку. И сказала:
– Спасибо за все.
Потом она пошла на восток. На этот раз, не только выбирая любимое направление, но и обратное направление от города. Она знала, что он не хочет, чтобы она туда возвращалась. Уйдя от озера достаточно далеко, она поймала его чувства. Он все еще спал. И она пошла дальше, держась за его ленту, чтобы не чувствовать себя одиноко. Она ушла достаточно далеко, с удивлением заметив, что лента не ускользает от ее восприятия. Но он спал и не испытывал сильных эмоций. В себе таких эмоций она тоже не чувствовала. Сфера ее восприятия действительно расширилась. И она побежала по темному лесу, не выходя из его эмоционального фона, чтобы проверить радиус своих новых возможностей. Но, вдруг резко остановилась. Ей пришло в голову, что на него могли напасть, пока он спит. И убежав слишком далеко, она не успеет вернуться, если что-то случится. И ей придется всю обратную дорогу слышать как он, возможно, будет умирать. И она этого очень не хотела. Она вернулась на достаточное расстояние, чтобы успеть вернуться на поляну бегом, села под дерево и закрыла глаза. Пока он спал, она тоже могла поспать. Если его чувства изменятся, ее инстинкты ее разбудят. Через минуту она уже спала.
