Текст книги "Волков и Красная Шапочка (СИ)"

Автор книги: Олеся Луконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

  Елизавета покосилась в сторону надувшейся новостницы и терпеливо пояснила:

  – Соня, если человек упадёт со скалы, он разобьётся, а не полетит. При чём тут птицы? Другое дело, когда надо написать, к примеру, о дельтапланеризме... или о парашютном спорте. Тогда бы такое сравнение пригодилось. Понимаешь?

  Она зря это сказала.

  – Так вторая заметка как раз о парашютистах! – гордо заявила приободрившаяся Сонечка.

  – Где?

  Елизавета снова близоруко уставилась в монитор.

  – Э-э... что? Парашютный спорт – только для дисциплинированных и усидчивых? А где, по-твоему, сидит парашютист?

  – На ёлке! – предположил с порога бессердечный Гробик. С Сонечкой он вечно пикировался – его чувство прекрасного невыразимо страдало от чтения её опусов. – Кузьмичи снова написали! Они ждут авиабилетов!

  – Утром деньги – вечером стулья, – процитировала Елизавета бессмертных Ильфа с Петровым. – То есть будут деньги за рекламу – будут билеты. Сейчас Миша придёт – всё узнаем. Ой, батюшки!

  Она резво подскочила и выхватила из кармана своей висевшей на вешалке куртки дискету, которую отдал ей Михаил.

  – Ещё же пиар-статья! Про хладных бройлеров!

  – Про кого? – изумился Гробик.

  – Амурбройлеры? Они и к нам приходили, на 'Европу', – оживилась и Сонечка.

  Всовывая дискету со статьёй в дисковод утробно заурчавшего компа, Елизавета не ждала ничего хорошего. И она опять не ошиблась. Один заголовок статьи чего стоил: 'Охлаждённый цыплёнок – здоровый выбор здоровых людей!'.

  А читая дальше, Елизавета лишь болезненно мычала, чувствуя, что седеет на глазах. Видя это, Гробик из-за её плеча сунул нос в монитор и принялся выразительно декламировать вслух:

  – Теперь на отечественном рынке мяса птицы всё увереннее заявляет о себе новый игрок – охлажденная курятина! Бело-синий логотип компании стал своего рода дресс-кодом для людей, которые уверены в том, что они едят, и знают, зачем они это делают! – тут голос его прервался, и он закрыл лицо руками. – Ой, не могу-у!

  – Не можешь – не надо! – взмолилась Елизавета, выскакивая из кресла, но Гробик мужественно продолжал, подавив хохот:

  – Нехитрые правила для выбора курицы гласят: птички должны иметь нормальную влажность...

  – Влажные нежные птички! – со смаком причмокнул Сентинел и непристойно заржал вслед за Гробиком.

  – Вот видите, а вам ещё мои парашютисты не нравятся! – ехидно укорила торжествующая Сонечка редакционных снобов.

  – Слушайте, но это нельзя ставить в номер! – простонала Елизавета. – Нас куры засмеют, не то что читатели!

  – Две с половиной тысячи рублей! – прогремел от двери решительный голос. Это, конечно, явился Михаил. Он прошествовал к редакторскому столу и вперил в Елизавету орлиный взор, как Чапаев – в струсивших и собирающихся дезертировать бойцов. – Я могу даже отказаться от своего процента. Но вы бы знали, как я их уговаривал! И я уговорил! А вы – нельзя ставить в номер!

  В модуляциях его хорошо поставленного голоса звучала мировая скорбь.

  – Тогда только на полосу 'Юмор'! – не выдержав напора этой скорби, сдалась Елизавета.

  – Вот это другой разговор, – после драматической паузы сдержанно одобрил Михаил. – Кроме того, клиенты утвердили оба макета Сэвиджа, можно ставить их в текущий номер. Ну и наконец... – он снова сделал длинную многозначительную паузу и театрально сверкнул очками: – У нас появился новый клиент!

  – Ура, – тоскливо сказала Елизавета. – Давайте, добивайте, уважаемый гладиатор.

  – Да ладно, что вы так болезненно это воспринимаете, – примирительно улыбнулся Михаил. – Весь цивилизованный мир...

  – Ми-ша... – проникновенно попросила Елизавета. – Без прелюдий. Я и так уже готова.

  Гробик возвёл очи горе.

  Но главредша ошибалась. Подготовиться к такому было невозможно.

  – 'Волосатый друг'! – со смаком изрёк Михаил.

  – Что? – Елизавета вытаращила глаза, не зная, хвататься ей на сей раз за голову или уж сразу за сердце. – Это ещё что такое?!

  Сентинел покатился со смеху, за ним – все остальные.

  – Это зоомагазин. Новый зоомагазин плюс ветеринарная клиника, – с олимпийским спокойствием объяснил Михаил, дождавшись относительной тишины. – Что не так? Вполне подходящее название.

  Елизавета вгляделась в него повнимательнее. Нет, он не издевался.

  – Но почему не 'Косматый друг'? – воскликнула она, всё-таки схватившись за голову. – Почему не лохматый, не пушистый, чёрт его дери?! Почему волосатый?!

  Михаил невозмутимо пожал плечами:

  – Клиенту кажется, что такое название лучше запомнится.

  – О да, – выдохнула Елизавета, плюхнувшись обратно в своё кресло и вытянув ноги. – Ещё как запомнится! Неизгладимо врежется в память! Передайте, пожалуйста, Вячеславу, пусть делает макет.

  – На полосу 'Юмор'? – невозмутимо уточнил Михаил.

  Елизавета мрачно кивнула, отчётливо сознавая, что скоро на полосе 'Юмор' не останется места для самого юмора. Но с такой рекламой других анекдотов и не требовалось.

  * * *

  В ночь перед первым судебным заседанием Елизавете совершенно не спалось. Не потому, что гнусный олигарх Волков мог отсудить у неё бешеные деньги, и ей пришлось бы продавать квартиру и ютиться вместе с Зайкой где-нибудь в комнатушке на окраине. В конце концов, она бы взяла ссуду в банке и заплатила страдальцу за его невыносимый моральный ущерб, а потом понемногу бы за кредит рассчиталась. Будучи матерью-одиночкой, она привыкла жить по-спартански, руководствуясь советом булгаковского Воланда: 'Никогда ничего не просите, в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут'.

  – Потом догонят и ещё раз дадут, – скептически пробормотала она, по пути на кухню вглядываясь в потускневшее от времени огромное зеркало, висевшее в прихожей. Зеркало осталось от бабушки, и в нём, увы, не отразился Маргаритин румянец, ведьминские очи и чёрные кудри.

  Но правило Воланда работало. Всё-таки еженедельник краевого масштаба с десятитысячным тиражом, её детище, вырос всего-навсего из газетки для старшеклассников, напечатанной на принтере в её школьной библиотеке. Внук ВикНикШира учился в этой школе и гордо показал дедушке газетку – бесстрашную и зубастую. С этого всё и началось.

  А теперь зубастая газетка покусала самого Волкова.

  – Просто мы за справедливость, – сказала вслух Елизавета и погладила сперва рыжего Мотю, потом полосатого Бакса, а потом чёрно-белого Мульку. Вся компания котов, конечно же, быстренько очутилась на кухне вслед за хозяйкой. – Капитализм – дерьмо.

  – Мр-р, – подтвердил Бакс.

  Елизавета будто воочию увидела перед собою полные искреннего недоумения глаза Волкова... и вдруг поняла, что тот непременно придёт в суд собственной персоной, а не пришлёт вместо себя какого-нибудь прощелыгу-адвоката.

  Олигарху была интересна покусавшая его газетка!

  И действительно, под вывеску 'Народный суд Ленинского района' Волков явился сам. Правда, всё-таки в сопровождении адвоката, которому слово 'прощелыга' очень даже подходило. Тот был мелким, юрким и плюгавым.

  А Елизавету сопровождала 'группа поддержки', состоявшая из возбуждённо перешёптывавшихся пилатовцев. Сентинел и Айспак ради такого случая с удовольствием удрали с первых пар в своём технаре, вырядившись в толстовки с 'факами' во все поля и в штаны с мотнёй на уровне колен.

  – Доброе утро, – весело поприветствовала Волкова Елизавета, сжимая в руке тонкую папку с бумагами – ей, по сути, и брать-то в суд было особо нечего.

  – Доброе, – буркнул олигарх и поджал губы, надменно оглядев косившихся на него пилатовцев. – У вас тут что? 'Пионерская зорька'?

  – Типа того, – изрёк за всех Айспак и смерил Волкова не менее надменным взглядом.

  – Встать, суд идёт! – прозвучало прямо как в кинофильме про Мимино. 'Я такую личную неприязнь к потерпевшему испытываю, аж кушать не могу', – некстати припомнила Елизавета и прикусила губу, чтобы сохранить серьёзность.

  Это ей удавалось плохо. Вернее, совсем не удавалось. Адвокатик (сумма гонорара которого тоже вошла в сумму иска, вчинённого Елизавете Волковым) уныло вещал про ущерб, нанесённый психике несчастного олигарха опубликованным подмётным письмом. Пилатовцы шушукались. Сентинел пытался сховать протащенный в зал многострадальный диктофон от грозного взора немолодой судьи, похожей на школьного завуча. Ну, а Волков – Елизавета готова была в этом поклясться! – тоже еле удерживался от ухмылки.

  Когда Елизавете наконец дали слово, она послушно предъявила судье всё, чем располагала: номер 'Пилата' с пресловутым письмом, сам оригинал письма на листочке в клеточку, копию свидетельства о регистрации своего 'печатного органа' и... и всё. Больше у неё всё равно ничего не было.

  Судья с явным любопытством развернула сперва газету, потом – письмо, написанное старательно-округлым детским почерком, и осведомилась, слегка приподняв брови:

  – Дана Скалли? Это имя и фамилия вашего... корреспондента?

  – Это псевдоним, – объяснила Елизавета, едва не добавив: 'Ваша честь'. – Я не знаю настоящего имени и фамилии этой девочки. Письмо пришло по почте или же его принесли прямо в редакцию. Этого я не знаю. Конвертов мы не храним.

  – Вы не регистрируете почту? Почему? – строго осведомилась судья.

  – А зачем? – Елизавета пожала плечами. – У нас мешки писем. Понимаете? Мешки.

  – Как зачем? Именно на случай таких вот... казусов, – выщипанные в ниточку брови судьи поднялись ещё выше.

  – Вы публикуете письма, написанные непонятно кем? – вмешался адвокатик, сардонически покривившись.

  – Ну почему же непонятно кем? – лениво протянул вдруг Волков, посмотрев прямо в глаза Елизавете. – Дана Скалли – специальный агент ФБР.

  Олд Хип, Сентинел и Айспак переглянулись и дружно прыснули. Елизавета ткнула сидевшего рядом Сентинела кулаком в бок, но сама сдержала нервный смешок только титаническим усилием воли.

  – Ведите себя прилично, – устало проговорила судья вместо традиционного 'К порядку!'. – Заседание откладывается до выяснения личности автора письма.

  'Привет вам всем в шляпу', – едва не ляпнула Елизавета, но опять же геройски сдержалась.

  Народ повеселевшей гурьбой повалил к выходу из зала.

  – Вы же понимаете, что это всё бессмысленно, – вполголоса сказала Елизавета поравнявшемуся с ней Волкову и задрала голову, чтобы всмотреться в его лицо: всё-таки он был высоченным, как Останкинская башня. – Я не выдала бы девочку никакому суду, если бы знала её. А я её даже не знаю. Чего вы вообще добиваетесь?

  Чёртов буржуин только молча усмехнулся и распахнул перед Елизаветой дверь. 'Вот же кровопийца', – мрачно подумала она и тут же выбросила буржуина из головы. Были куда более насущные и важные дела. Например, заказ авиабилетов для Кузьмичей.

  На это уже вполне хватало денег, слава Богу.

  А про Волкова она могла подумать потом.

  * * *

  В следующий понедельник на рабочем месте Елизавету ждало сразу два потрясения. Нет, три.

  Во-первых, потёк бачок в редакционном туалете. Это была катастрофа, потому что редакцию сторожили не ответственные Рэтка с Мустардкой, которым наконец досталась комната в студенческой общаге, а безответственный и любящий поспать Олд Хип. В результате наводнение достигло самого порога. Хип и Айспак как раз уныло собирали тряпками воду, когда Елизавета вошла в редакцию. Она охнула и побежала за ВикНикШиром, Зямыч, появившийся следом, побежал за папой-слесарем... и во всей этой движухе Елизавета не сразу заметила, что её редакторское место занято.

  Доселе ни один из пилатовцев не смел на него покушаться, по крайней мере, в её присутствии, а тем более, – Елизавета не поверила своим глазам! – ковыряться в её компьютере!

  Но этот наглец, чёрт бы его подрал, был не кто иной, как супер-пупер-мега-дизайнер Сэвидж, то есть Вячеслав Сюткин. Он что-то там колдовал в программе вёрстки, скосив на онемевшую от негодования Елизавету хитрый зелёный глаз. Накрашенный глаз, между прочим!

  – Вы обезумели, в таком виде по городу ходить? – свирепым полушёпотом осведомилась Елизавета, невольно глянув на Айса, яростно выкручивавшего тряпку над ведром с грязной водой.

  По правде говоря, она понятия не имела, насколько толерантными к геям окажутся рэперы. В конце концов, в Америке это была та же гопота, только чернокожая. Одно дело – Рэтка с Мустардкой, а другое дело – пацан, к тому же вызывающе демонстрирующий свою инаковость.

  – И что вы творите в моём компе? – сурово закончила она, присмотрелась к содеянному и тихо ахнула.

  Сэвидж ничтоже сумняшеся рихтовал её вёрстку свежего номера, почти готового к печати... и, чёрт возьми, этот нахал превращал обычный номер газеты буквально в произведение искусства!

  – Вам не нравится? – кротчайшим голосом осведомился нахал, склоняя голову к плечу. Провокационный вопрос относился то ли к изменениям в вёрстке, то ли к накрашенным глазам, то ли к тому и другому одновременно.

  – Нравится, – неохотно, но честно признала Елизавета. – Здорово получилось. Лучше, чем у меня, – она подумала и добавила: – К макияжу это тоже относится.

  Сэвидж захохотал, беззастенчиво довольный.

  – Изыдьте, аццкий сотона, – распорядилась Елизавета на вошедшем в моду фидошном жаргоне и бесцеремонно вытряхнула гиганта вёрстки из своего кресла. Она вдруг поняла, что тот вполне сумеет постоять за свои подведённые зенки, кислотно-яркий джемпер, джинсы в обтяжку и серьгу в ухе перед любым рэперьём.

  Гигант не обиделся, а уже серьёзно сказал, присев на угол стола:

  – Короче, я вам новую рыбу, то есть шаблон вёрстки, в 'Индизайне' подготовил. Могу ещё несколько вариантов накидать, если хотите.

  – Хочу! – горячо согласилась Елизавета. – Я же не дизайнер и не верстальщик, так, выучила кнопки, как обезьяна.

  Она повернулась к остальному народу, который подтягивался поближе к её столу, с любопытством глазея на новоприбывшего эстета, и отрекомендовала:

  – Люди, это Сэвидж. Вёрстка, дизайн... от Бога.

  Тот опять разулыбался, чуть ли не мурлыча, как поглаженный кошак.

  – Айс, – солидно представился Айспак, протягивая ему руку.

  – Я голубой, – прямо предупредил Сэвидж, враз перестав лыбиться, и прищурился.

  'Упс', – в панике подумала Елизавета и обречённо приготовилась предотвращать возможную свару. Но Айспак после некоторой паузы только хмыкнул, не опуская руки:

  – А я чёрный. У каждого свои загоны.

  Сэвидж засмеялся и наконец пожал его пятерню.

  Не успела Елизавета перевести дух, как через порог ввалился папа Зямыча с инструментами, сам Зямыч и Михаил с волшебным 'дипломатом' и лучезарным 'Здравствуйте, коллеги!'.

  – О-о, щас начнётся цирк, – с воодушевлением предрёк Олд Хип, устраиваясь на краю редакторского стола рядом с Сэвиджем. Вроде как место в партере занял.

  Елизавете очень хотелось, чтобы Хип ошибся, но увы!

  – 'Партнёр' хочет разместить у нас рекламу, – значительно возвестил Михаил, раскрывая 'дипломат'. – То есть сеть новых магазинов стройматериалов 'Партнёр'. Очень, очень серьёзный клиент! Шесть модулей! – подчёркивая сказанное, он воздел кверху указательный палец, и тут заметил Сэвиджа. – О, Сэв, хорошо, что ты здесь, можно сразу обсудить макет. Но, – Михаил тяжело вздохнул, – к сожалению, есть одна проблема.

  Он покосился на Елизавету, которая сразу насторожилась.

  – Какая же? – сдержанно поинтересовалась она. Доселе Михаил ни о каких 'проблемах', касающихся размещения рекламы, даже не заикался.

  – 'Партнёр' не хочет стоять рядом с 'Волосатым другом', – ещё печальнее поведал рекламный агент.

  Несколько мгновений в редакции висела недоумённая тишина, а потом грянул такой ржач, что папа Зямыча озадаченно высунулся из уборной:

  – Вы чего тут?

  – Всё в порядке, – наконец отозвалась Елизавета, вытирая выступившие от смеха слёзы. – Волосатого друга партнёр не хочет... а так всё хорошо.

  – Вы их сможете... эм-м... разнести по разным углам? – гнул своё Михаил, которого, видимо, очень тревожил душевный покой его драгоценных рекламодателей.

  – Конечно, – твёрдо пообещала Елизавета. – Конечно, разнесу. Не беспокойтесь, Миша.

  – Я разнесу, – вмешался Сэвидж, всё ещё хихикая.

  – Тогда вот ещё что, – приободрился успокоенный этими дружными заверениями Михаил. – 'Партнёр' хочет открыть дочернюю фирму по продаже строительно-дорожной техники. Ну, мини-экскаваторы, снегоуборочные машины и тому подобное. Так вот, нужно придумать название для такой фирмы. У них что-то ничего не получается.

  – Копайяма, – немедля завопил Зямыч.

  – Они хотят что-нибудь русское... былинное, – поспешно уточнил Михаил. – А не японское.

  – Скребиснег? – внёс свою лепту Сэвидж.

  – Надо как минимум сто пятьдесят вариантов названия, – добавил Михаил.

  – Ско-олько? – охнула Елизавета. – Да они что, обалдели?

  – Три тысячи рублей, если какое-нибудь название им подойдёт, – скороговоркой объявил Михаил, и главредша сперва поперхнулась, а потом обернулась к Олд Хипу, с надеждой на него уставившись:

  – Хип, ты же ролевик, тебе и карты в руки. Три тысячи на дороге не валяются.

  – Дрочило, – прогудел Хип и невинно развёл руками под её уничтожающим взором: – А чего? Это была такая приспособа... для выделки проволоки.

  – Не пойдёт! – отрубила Елизавета, подождав, пока все снова отсмеются. – Сыпь что-нибудь поприличнее.

  И тут Хип жестом факира вытянул из своего валявшегося на полу бахромчатого рюкзака потрёпанный толстый том с воинственно оскалившейся рожей на обложке. Рожа была бородата, патлата и сильно смахивала на самого Хипа.

  – 'Меч мертвецов'! Ща мы тут такого добра наковыряем!

  Через двадцать минут несколько ошарашенный излившимся на него креативом Михаил ушёл, унося в 'дипломате' список названий, среди которых были всевозможные Ратимиры, Ратиборы, Яруны, Перуны, Зимовеи и так далее, включая Снегобора и Тяглодуя. Впрочем, Скребиснега он тоже попросил вписать.

  Креатив рулил!

  Через два дня он принёс в редакцию три тысячи. Рекламодатели остановились на Снегоборе.

  * * *

  Неделя перед приездом Кузьмичей выдалась просто сумасшедшей. Елизавета, как законопослушная гражданка, ещё раз посетила Дом правосудия, где не смогла сказать усталой судье ничего принципиально нового. Зато она предъявила подписи жильцов дома, где находилось пресловутое кафе – под жалобой, требующей прекратить бесконечные разборки и мордобой с употреблением ненормативной лексики. Подписи собрал вездесущий Зямыч, а подписывались в основном пенсионеры, которым уже нечего было терять.

  – Это не имеет отношения к опубликованной заметке! – резво, как чёртик на пружинке, подскочил адвокатик Волкова. Сам Волков промолчал. На сей раз он почему-то не усмехался, искоса посматривая на Елизавету.

  – А мы и это опубликуем, – не выдержала та. Ей уже было всё равно, какое впечатление её выпад произведёт на судью. Невнятно блеять она не собиралась. – На здоровье, господин Волков, дожимайте пионеров и пенсионеров, вы же спортсмен, – съязвила она, повернувшись к насупившемуся Волкову. – Борец-молодец! Ратибор!

  Она вспомнила, что Волков в молодости был чемпионом края то ли по вольной, то ли по классической борьбе... и вдруг с величайшим удивлением заметила, как гладко выбритые щёки олигарха залились краской.

  – Вы чего добиваетесь? Чтобы я закрыл это чёртово кафе? – раздражённо процедил он, сверля Елизавету пронизывающим взглядом серых, как свинец, глаз. – Братки вас больше устраивают в роли хозяев города? Я вам в этом качестве не нравлюсь?

  – Никаких хозяев у города вообще быть не должно, кроме избранной самими людьми власти! – вспылила Елизавета, внезапно разозлившись, как говорила её бабушка, 'до белых глаз'.

  'Не нравлюсь'?! Ничего себе разговорчики!

  – Я избран, – холодно напомнил Волков.

  – Тогда наведите порядок вокруг своего дурацкого кафе! – отчеканила Елизавета, сжав кулаки. – Он избран! Нео вы несчастный!

  'Матрица' братьев Вачовски, тогда ещё не ставших сёстрами, прогремела на киноэкранах два года назад и была у каждого на слуху.

  Тут позабытая всеми судья раздражённо постучала по столу молоточком, и опомнившаяся Елизавета испуганно извинилась.

  Судья отчитала их обоих, объявила, что разбирательство снова переносится ввиду необходимости рассмотрения новых обстоятельств дела – Елизавета так и не поняла, каких именно, – и все вывалились в коридор.

  – Вы порете идеалистическую чушь, как и ваши... пионеры! – зашипел Волков, едва очутившись за порогом, и Елизавета вдруг догадалась, что он, должно быть, обиделся на 'борца-молодца' и 'дожимайте'. Вероятно, он искренне считал себя спасителем города Ю, а она поставила его на одну доску с гопотой.

  Но не оправдываться же! Елизавета махнула рукой и заторопилась вниз по широкой мраморной лестнице с красной дорожкой посередине. Всё это великолепие оставалось тут с советских времён.

  – Куда вы кинулись, давайте уже договорим, – настырный буржуин всё-таки догнал её на выходе из Дома правосудия.

  – Мне некогда, – Елизавета толкнула дверь и вылетела на крыльцо, едва не поскользнувшись. – У нас сейчас Марш мутантов.

  Даже не оборачиваясь, она поняла, что Волков остолбенел в дверях, и прыснула.

  * * *

  На самом деле пилатовцы присоединились к пикету, стоящему возле мэрии и протестующему против строительства АЭС на заповедном таёжном озере неподалеку от города Ю. Но их прикрытые страшенными пластиковыми масками или раскрашенные чёрно-жёлтой 'атомной' символикой весёлые физиономии придали чинному пикетированию сюрреалистичности. Через пятнадцать лет это действо назвали бы флэшмобом, а фотографии отвязных мутантов обошли бы все соцсети. А сейчас 'мутанты' с удовольствием позировали перед репортёрами других городских газет и телекорреспондентами.

  – А вы знаете, как создать информационный повод, – констатировал иронический голос позади Елизаветы, старательно натягивавшей на лоб маску какого-то зелёного чудовища с рожками. Весь этот реквизит был позаимствован пилатовцами в местном ТЮЗе.

  – А то! – Елизавета залихватски тряхнула рожками и посмотрела на Волкова сквозь прорези глаз инопланетной морды. – Так прикольней!

  – Это всё, чем вы руководствуетесь в своей... деятельности? – тот ёрнически поднял брови. – Прикольней?

  – Главным образом, – весело согласилась она. – Не нудите, а?

  Тут всё заглушил 'Мусорный ветер' группы 'Крематорий', грянувший из принесённого Айспаком бумбокса. Елизавета развернулась и присоединилась к остальным 'мутантам', бодро запрыгавшим по грязи вокруг здания мэрии. Что она знала точно, так это то, что любая публичная акция должна быть яркой, а не унылой. Даже серьёзная. Тем более серьёзная.

  И ещё она жалела, что Зайка сейчас в садике. Надо было её оттуда забрать, чтобы она тоже могла попрыгать здесь. И всё запомнить.

  Умываясь в редакционном туалете, отремонтированном папой Зямыча, Елизавета велела смирно дожидавшейся своей очереди Лянке:

  – С тебя репортаж на пару тысяч знаков, с меня фотки. На первую полосу поставим.

  – И афишу Кузьмичей. Пора! – всунулся в приоткрытую дверь всклокоченный Гробик.

  – Ох, не напоминай, – тоскливо сморщилась Елизавета. Кузьмичи надвигались неотвратимо, как цунами, и спасения не было.

  – Я разверстаю афишу? – теперь в туалет заглянул Сэвидж, прихлёбывавший кофе из Елизаветиной кружки с полосатым котиком на боку. Похоже было, что он уже прочно обосновался в здешнем пиратском вертепе. Более того, ему тут явно нравилось.

  – Разверстай, – величественно разрешила Елизавета.

  Кофе из её кружки олицетворял выпивку на брудершафт. Без церемоний и прежнего учтивого 'выканья'.

  – Слав, – тихо окликнула она, прислонившись к дверному косяку и рассеянно глядя, как Лянка смывает с мордашки чёрные и жёлтые разводы, – так ты с нами?

  – У вас угарно, – ослепительно ухмыльнулся тот и протянул Лянке полотенце, критически её рассматривая. – Ты всё ещё полосатая. Пошли. У меня есть смывка для макияжа.

  * * *

  Самый угар начался за сутки до прибытия Кузьмичей. Редколлегия с энтузиазмом вызвалась помочь Елизавете отдраить её квартиру и подклеить отодранные котами обои. Что все и делали под грохот 'Раммштайна', время от времени присаживаясь на любую горизонтальную поверхность с откопанным откуда-нибудь печатным раритетом – домашняя библиотека досталась Елизавете от дедушки, и в ней водилось много редких книг.

  Сама Елизавета парилась на кухне с ведёрной кастрюлей борща, пельменями и котлетами. Её пираты не могли помочь ей в этом – они только жрать были горазды, как уныло думала Елизавета, шинкуя капусту.

  Кузьмичам хоть и требовались исключительно мясные блюда, но борщ – это было святое. Борщ её научила варить бабушка.

  В прихожей тилибомкнул звонок, и Елизавета громко крикнула сквозь брутальный рёв Тиля Линдеманна:

  – Открыто!

  Ещё бы тут было закрыто – её квартира окончательно превратилась в филиал редакции 'Понтия Пилата'. Так сказать, стала дочерним предприятием.

  Елизавета обеспокоенно обернулась. Зайка упоенно носилась где-то в глубинах квартиры. Олд Хип на сей раз раскрасил её в воинственные цвета дакотов – красный и чёрный. Потом торжественно извлёк два пера из собственного раскосмаченного хаера и воткнул ей в косички. А теперь он обучал её обращению с дакотской боевой палицей. Елизавета очень надеялась, что в результате этих действий ни одно животное и ни один пилатовец не пострадают.

  В крохотную кухню боком просочился Михаил, таща за собой новостницу Сонечку, акулу пера и топора.

  – Вкусно пахнет! – возвестил Михаил, принюхавшись к булькающей на плите кастрюле. – Борщ?

  – Чаю? – сурово осведомилась в ответ Елизавета. Голодных ртов была полная хата. Но борщ предназначался исключительно готовым вот-вот понаехать Кузьмичам.

  Михаил отрицательно мотнул головой:

  – Нет, что вы! Я пришёл изложить вам новую свежую идею. Проект!

  – Какой? – настороженно осведомилась Елизавета, поглядывая на Сонечку.

  – Предлагаю сделать вкладыш в газету! – важно поведал Михаил. – Зоологический! Назвать его 'Зверьё моё' или как-то в этом духе, вам виднее. Зоомагазины, клубы служебного и декоративного собаководства, общество любителей кошек, ветеринарные клиники – всё это наша потенциальная клиентура. Рассказы о породах собак и кошек, советы по уходу и, соответственно, модульная реклама с логотипом фирмы. Одно размещение... м-м-м... ну, допустим, две тысячи рублей. Если с двух сторон поместится по три клиента, то это составит двенадцать тысяч рублей. И моя реклама не будет засорять вашу газету.

  Очевидно, его всё-таки сильно задело явное презрение пилатовцев к его драгоценным макетам.

  – Э-э-э... – протянула Елизавета в нерешительности, хотя озвученная сумма была воистину заманчивой. – А кто же будет заниматься этим проектом?

  – Я, – скромно отрекомендовалась Сонечка. – И я... вроде как уже занимаюсь. Охотничий клуб заказал публикацию о породе английский коккер-спаниель, и я написала. Вот!

  И она гордо протянула Елизавете листок с распечаткой. Та машинально села на табурет, – профессиональное чутьё в очередной раз подсказало ей, что лучше присесть.

  И вовремя.

  – Соня? – выдохнула она, не поверив собственным глазам сразу на первом абзаце: – 'Будучи завезённой из Англии в Россию, эта собака удовлетворила всех русских охотников'? Что это такое?!

  Спохватившись, она зажала рот ладонью, но было уже поздно.

  По рядам давно столпившихся возле кухни и затаивших дыхание пилатовцев пронёсся настоящий ураган. Самум!

  – Что, ни одного охотника не пропустила?! – взвыл Хип.

  – Не хотел бы я оказаться там, где гуляет этот пёсик! – подхватил Сентинел.

  – Здесь ребёнок, заткнитесь, уродцы вжопеножные! – свирепо проорала Елизавета, заглушая эту пошлятину. – Следите за своим тезаурусом! Всё, всем работать!

  Айспак, Хип, Сентинел и Зямыч, похрюкивая и всхлипывая от смеха, расползлись кто куда.

  – Миша, – взмолилась Елизавета, поворачиваясь к покрасневшему до ушей Михаилу, за спиной которого пряталась злосчастная Сонечка. – Я вас очень прошу, отведите моего ребёнка к бабушке. Вы же нас туда уже провожали, помните?

  Михаил бодро кивнул.

  – А пока давайте всё-таки выпьем чаю, – вздохнула Елизавета.

  Её пиратский корабль обзавёлся английским коккер-спаниелем: тот свесился с борта, тряся ушами и высунув розовый язык.

  * * *

  И вот день космонавтики, он же день концерта, неумолимо наступил. Прямо на горло Елизавете. Кованым сапогом.

  Накануне вечером она при полном параде, то есть не в обычных джинсах и водолазке, а в офисном строгом костюме, накрашенная и причёсанная, нервно топталась в своей прихожей, выскобленной до блеска. Коты, ожидавшие эвакуации к соседке тёте Рае, с любопытством выглядывали из-за угла коридора. Соседка, согласившаяся приютить животинок, как назло, застряла в магазине 'Десяточка', где как раз был день скидок. Меж тем Кузьмичи в сопровождении Гробика, который уже вторые сутки не спал и не ел от мандража, вот-вот должны были нагрянуть. В аэропорту краевого центра их дожидался раздолбанный 'микрик' папы Зямыча с самим папой за рулём. Елизавета очень надеялась, что 'микрик' не развалится по дороге через тайгу, и что Зямыч не набьёт его по самую крышу фанатами, которые кинутся щупать звёзд андерграунда. Впрочем, папа Зямыча и Гробик истово клялись, что не допустят ничего подобного. Оставалось только поверить.

  Весело трямкнул звонок. Елизавета подскочила и в панике рванулась к двери, молясь, чтобы это была запоздавшая тётя Рая. Но увы! В дверь ввалился взъерошенный Гробик с полубезумным расфокусированным взглядом. Вслед за ним с негромким 'здрасте' вошли сами звёзды сибирского панка. Были они тощими, патлатыми и бородатыми, как апостолы, каждый в обнимку с гитарой в чёрном чехле. Зямыч робко маячил позади них, не решаясь переступить порог. Елизавета из-за плеча Гробика сделала ему страшные глаза. Тот понял намёк и, прикрыв дверь, уныло загромыхал вниз по лестнице.

  – Добрый день, то есть вечер, – бодро выпалила Елизавета, отступая на несколько шагов и пялясь на гостей, как завороженная, хоть и понимала, что это неприлично. – Проходите, пожалуйста. Меня зовут Елизавета Воронина, я... м-м-м... редактор газеты 'Понтий Пилат'.

  – Сергей, – внезапным глубоким басом представился ближайший из Кузьмичей, а второй солидно присоединился:

  – Борис.

  Звёзды панк-рока выглядели... выглядели, как измождённые, постаревшие, со следами буйной жизни на ликах пилатовцы: те же хаеры, те же фенечки на шеях и запястьях, те же замызганные балахоны. Они скинули кроссовки и теперь переминались с ноги на ногу, застенчиво помаргивая круглыми голубыми глазами за стёклами очков.

  'Партия и Ленин – близнецы-братья, кто более матери-истории ценен?' – вдруг вспомнила Елизавета и слегка развеселилась.