355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Пленков » Гибель вермахта » Текст книги (страница 18)
Гибель вермахта
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 02:30

Текст книги "Гибель вермахта"


Автор книги: Олег Пленков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

В целом моральное состояние немецкого фронта и тыла весной 1944 г., как ни странно, было лучше, чем год назад, хотя военное положение не давало для этого никаких оснований – дело в том, что многие немцы и на фронте и в тылу были охвачены фатализмом, они стали больше надеяться на чудо, поскольку войной все были сыты по горло и надеялись на какое-либо сверхъестественное от нее освобождение. В самом деле, только чудо могло помочь Германии, ибо соотношение сил к лету 1944 г. было для вермахта чрезвычайно неблагоприятно; однако даже при соотношении сил 6:1, за 4 месяца масштабного отступления летом 1944 г. в плен было взято лишь 98 ООО солдат{609}. Сообщения ОКВ об отступлении на Восточном фронте, по информации СД, вызвало в Германии «сильную озабоченность»: часть немцев, продолжавшая фанатически верить руководству, усмотрела в отступлении «стратегический маневр» фюрера, собиравшего все силы с тем, чтобы с начала летней кампании 1944 г. нанести сокрушительный удар. Эти планы вылились в сокрушительное поражение.

В апреле 1944 г. филолог Виктор Клемперер отмечал в дневнике: если брать немцев каждого в отдельности, мужчин и женщин, то 90% настроено антинацистски, устало до чертиков от войны, благожелательно настроено по отношению к евреям, им отвратительна нынешняя тирания. Режим держится только страхом перед концлагерями, репрессиями, смертью»{610}. Этот страх не был чем-то новым, пришедшим только в войну, но во время войны он был усилен страхом мести за то, что немцы натворили в Советском Союзе. Клемперер еще в 1941 г. слышал от солдата, приехавшего в отпуск с Восточного фронта, что немцы там устроили жуткую кровавую баню – и месть за нее должна быть ужасной…{611} Страх перед этой местью стал важным фактором национальной консолидации перед врагами рейха. К тому же страх перед русскими был жив еще с Первой мировой войны, когда в Восточной Пруссии русские безжалостно и бессмысленно жгли и разрушали немецкие поселения.

За Крымом последовал разгром группы армий «Центр». Одной из самых существенных причин этого разгрома был провал в работе абвера. Абвер доносил, что большая часть советских танковых сил сосредоточена на южном фланге между Припятскими болотами и Черным морем. Поэтому, полагали немецкие разведчики, наступление будет на юге. На самом деле, 5 из 6 советских танковых армий в середине 1944 г. находились южнее Припятских болот. В немецких штабах сделали вывод, что в предстоящей летней кампании следует считаться прежде всего с советским ударом с территории Западной Украины в направлении Варшавы в тыл группы армий «Центр» или на юг – на Балканы. Но советское наступление последовало по всему фронту – соотношение сил позволяло это сделать{612}.

В группе армий «Центр» было четыре армии (2-я, 4-я, 9-я и 3-я танковая), в общей сложности – 45 дивизий, включая три танковые и три танковые гренадерские. Группа армий «Центр», таким образом, была самой сильной на Восточном фронте – по сравнению с группой армий «Север», «Северная Украина» и «Южная Украина»; 29% сил немецкого Восточного фронта. Перед группой армий «Северная Украина» (1-я и 4-я танковые армии, располагавшие 26 дивизиями, среди которых было шесть Танковых и одна танковая гренадерская), где ОКХ ожидал главный удар, находилось 100 советских стрелковых дивизий и четыре танковые армии. Немецких сил там было крайне мало, поэтому ОКХ решил усилить оборону группы армий «Северная Украина», ослабив при этом группу армий «Центр». Поскольку советский удар был равномерным по всему фронту, то проблема была в том, что немцы нигде не были в состоянии противопоставить советскому натиску организованную оборону. Йодль еще в начале 1944 г. предлагал Гитлеру сократить фронт между Черным морем и Балтикой до минимума. Гитлер не позволил это сделать, он приказал «держать все»{613}.

Схематическое изображение разгрома советскими войсками самой крупной группировки вермахта – группы армий «Центр». Это было самое значительное поражение вермахта за всю войну 

Советское наступление (при соотношении сил 4:1 в солдатах и 6:1 в танках) началось в годовщину начала плана «Барбаросса», 22 июня 1944 г., и две недели спустя после высадки союзников в Нормандии. Сталинский план предусматривал не один большой охват группы армий «Центр», а несколько малых котлов окружения для того, чтобы полностью разгромить группу армий «Центр» или сильно ее связать, чтобы облегчить последующее наступление на Северной Украине. Нет никакого сомнения в том, что группа армий «Центр» могла быть спасена, если бы вовремя был отдан приказ об отступлении. Командующий группой армий «Центр» Буш превосходно сознавал опасность, но действовать по своей инициативе не хотел, ожидая приказа Гитлера{614}. В результате к концу месяца группа армий «Центр» была вытеснена со своих заранее подготовленных оборонительных позиций и устремилась к старой границе рейха с ее оборонительными сооружениями.

Летом 1944 г. советское командование не вынашивало далекоидущих планов отсечения обеих групп армий «Север» и «Центр» ударом из Галиции к Кенигсбергу, как можно было предполагать, глядя на карту. Опыт на Донце и Днепре заставил Сталина отказаться от грандиозных проектов. К тому же Сталин редко атаковал в самых сильных точках немецкой обороны, а Гитлер сосредоточил в Галиции все возможные резервы, прежде всего танковые дивизии. Сталин, напротив, сделал то, что в последний момент хотел сделать Манштейн на Курской дуге: оценив мощную советскую оборону на флангах, он атаковал выступ фронтально, в точке, где противник был слаб или, по крайней мере, слабее, чем на флангах. Именно так Сталин и сделал – ударил на широком фронте прямо по центру. Гитлер понял смысл советского наступления только 24 июня: он и его советники с растущим ужасом читали панические донесения с фронта{615}. Положение вермахта было абсолютно безнадежным не только в силу подавляющего советского превосходства, но и потому, что приказы Гитлера «держаться» лишали вермахт свободы стратегического маневра и серьезно затрудняли даже тактические действия. Третьей помехой стало то, что многие дивизии были привязаны к так называемым «ежам», наподобие линий крепостей и фортов Первой мировой войны. На этом устаревшем опыте Гитлер построил свою стратегию «держаться» – стратегию численно меньших сил; таким образом он надеялся остановить советское крупномасштабное наступление. Гитлеру казалось, что в этих «ежах» понадобится меньше сил, чтобы связать значительные войсковые группы противника. На территории группы армий «Центр» «ежами» стали Слуцк, Бобруйск, Могилев, Орша, Витебск и Полоцк; на их оборону отвели по одной дивизии, за исключением Витебска, куда поставили три.

План не был убедительным, поскольку основывался на допущении, что противник будет упорно штурмовать эти «укрепленные районы», – а если нет? Если он будет продвигаться вперед, оставляя эти районы в тылу? Как у Гитлера была идея-фикс с «ежами», так и Сталин в период планирования летнего наступления 1944 г. настаивал на концентрированном ударе с Днепровского плацдарма с целью освобождения Белоруссии. Рокоссовскому едва удалось убедить его, что наступление нужно осуществлять в форме захвата клещами – одна часть на Бобруйск с северо-запада (из района Богачева), а другая – с юга на Бобруйск и Слуцк. Сталин с большими сомнениями согласился, возложив всю ответственность на командование фронта{616}. К счастью для Рокоссовского, все изначально пошло как по маслу.

Витебск Гитлер приказал оборонять до последнего солдата, поэтому сосредоточил внутри крепости целый корпус с четырьмя дивизиями. Фюрер был убежден, что советские войска будут штурмовать город, но они просто обошли его, разрушив тем самым гитлеровскую концепцию обороны. За три дня Витебск был окружен. По существу, уже 24 июня советские армии прошли мимо Витебска глубоко в тыл немцев, и этот «еж» потерял свое значение. Дивизии внутри него были обречены, а в это время их катастрофически не хватало на других фронтах. Вечером 24 числа Гитлер, наконец, разрешил генералу Гольвитцеру, командующему 53-м корпусом, прорываться из Витебска, но оставить при этом одну дивизию для обороны города. С тяжелым сердцем Гольвитцер оставил на верную смерть 206-ю пехотную дивизию генерала Хиттера.

53-й корпус с его 35 тысячами солдат пытался прорваться к немецкой отсечной полосе. Гольвитцер радировал из Витебска в Ставку Гитлера: «Лично ручаюсь за бой до конца. Гольвитцер». Это был намек на историческое донесение, посланное 23 августа 1914 г. кайзеру Вильгельму II командиром гарнизона Тсингао, в Восточной Азии. Капитан Майер-Вальдек сообщал из крепости, находившейся в 11 000 км от Германии: «Лично ручаюсь за исполнение долга до конца»; капитан с 4000 солдат должен был защищать крепость от 40 тысяч японцев. Группе Гольвитцера хватило сил на два дня – к 27 июля она была вновь окружена, командование во главе с Гольвитцером попало в плен.

Пауль Карель вопрошал в своей книге, как Красная армия смела с поля боя много таких опытных и стойких дивизий и за сорок восемь часов ввергла группу армий «Центр» в абсолютный хаос? Может быть, это объясняется огромным численным превосходством?

Однако немецкий фронт часто противостоял численно превосходящему противнику. Может быть, мощью советской артиллерии? Нет. Главной причиной столь решительного прорыва было совершенное превосходство советской армии в воздухе. 22 июня 1944 г., когда началось советское наступление, немецкий 6-й воздушный флот имел только сорок истребителей. Сорок истребителей против пяти советских воздушных армий в составе 7 тысяч самолетов{617}. Посредством хорошо подготовленных воздушных ударов удалось уничтожить предварительно разведанные позиции немецкой артиллерии. Хребет немецкой обороны был сломлен. Немецкая пехота ничего не могла сделать голыми руками против моторизованного и механизированного противника.

Ответственность за катастрофу группы армий «Центр» Гитлер возложил на ее командующего Буша – оскорбленный и глубоко переживающий поражение Буш покинул штаб группы армий. На его место был назначен фельдмаршал Модель, который принял командование Центральным фронтом, сохранив пост командующего группой армий «Северная Украина». В результате, под командованием Моделя оказалась почти половина Восточного фронта. Никогда еще Гитлер не наделял одного человека подобной ответственностью – почти реализовалась мечта Манштейна и Гудериана о едином командовании Восточным фронтом. Однако эта мера была принята слишком поздно. Модель, хотя и был вдохновенным импровизатором и человеком с железными нервами, но и он ничего не мог поделать без достаточных сил Люфтваффе, без противотанкового оружия, без минимума мобильных и пехотных резервов. 3 июля советские войска взяли Минск, который находился под немцами три года. Он был первым крупным городом, захваченным в ходе блицкрига в 1941 г. Сдачей немцами города дело не ограничилось: части немецкой 4-й и 9-й армий попали в окружение юго-восточнее Минска. При ликвидации этого котла погибло 70 тысяч солдат вермахта, и 35 тысяч было взято в плен.

17 июля 1944 г. 57 тысяч немецких пехотинцев, плененных под Минском, прогнали по улицам Москвы.

Завоеванная территория не составляла главного достижения советской армии – главным было уничтожение группы армий «Центр»: из 38 немецких дивизий 28 были разбиты. Примерно 400 тысяч солдат было убито, ранено или пропало без вести. Из 47 генералов (командиров корпусов и дивизий) 10 погибло, 21 попал в плен{618}.


Германия на пороге катастрофы

«Я в своей жизни никогда не опускал рук, я из тех людей, которые достигают в жизни всего, начав с нуля. Так что сложившаяся теперь ситуация ничего нового для меня не представляет. Когда-то давно лично мне было куда хуже. Я говорю вам это для того, чтобы вы поняли, почему я стремлюсь к своей цели с таким фанатизмом, почему меня уже ничто не остановит. Неважно, сколь тяжелы будут выпавшие на мою долю невзгоды, пусть даже они и подорвут мое здоровье, но на мое решение продолжать борьбу это уже никак не повлияет».

(Гитлер, 28 декабря 1944 г.){619}

После покушения 20 июля 1944 г. Гитлер сказал: «Теперь я понял, что Сталин, убрав Тухачевского, сделал правильный шаг»{620}. Несмотря на это, Гитлер, в целом, пощадил армейское руководство, хотя многие высшие офицеры знали о планах путча, Сталин же искоренил огромную часть офицерского корпуса за мнимый заговор. По делу о покушении на Гитлера было казнено около 200 офицеров. Слабость и оппортунизм руководства вермахта в момент покушения наиболее последовательно выразились в личностях генералов Фридриха Фромма и Ганса фон Клюге – их колебания соответствовали тому раздвоению, которое нельзя было преодолеть с помощью прежних норм поведения и мышления, а только личной храбростью и мужеством. Фромм, как известно, приказал расстрелять во дворе военного министерства своих сообщников по заговору ради спасения собственной жизни (его все равно расстреляли). Клюге же застрелился в железнодорожном вагоне на пути из Парижа в Мец, не забыв засвидетельствовать в письме Гитлеру свое восхищение его деяниями. Это письмо доказывало, что до самого последнего момента Гитлер не утратил доверия со стороны своих приближенных. В письме один из самых способных и независимых в суждениях немецких военачальников, генерал-фельдмаршал фон Клюге написал: «Мой фюрер, я всегда восхищался Вашим величием и Вашим поведением в этой битве гигантов, Вашей железной волей в процессе утверждения идеалов национал-социализма. Если же судьба и злой рок оказались сильнее Вашей воли и Вашего гения, то это не в воле человека, а в руках всевышнего. Вы боролись честно и достойно, со временем история это докажет. Докажите же еще раз Ваше величие и прекратите бессмысленную войну. Я же ухожу от Вас, мой фюрер, в полном сознании выполненного долга и чувствую большую близость к Вам, более значительную, чем Вы, как мне представляется, думаете. Хайль, майн фюрер!»{621} Не менее высокую оценку Гитлеру давал и другой весьма независимый в суждениях (правда, политически наивный) офицер – генерал Йодль, который 7 ноября 1943 г., выступая на собрании гауляйтеров в Мюнхене, сказал: «Мои главные надежды на будущее основаны на том факте, что во главе Германии стоит человек, который всей своей жизнью, стремлениями и страданиями предназначен быть вождем нашего народа и вести его к блестящему будущему. Я должен сказать, что Гитлер является душой не только нашей политической системы; он привел нас ко всем нашим военным успехам; он силой своей непреклонной воли обеспечил взаимодействие всех вооруженных сил Германии, разработал стратегические и организационные решения, обеспечил армию всем необходимым. Единство политического и военного руководства, столь необходимое нам сейчас, воплотилось в нем с силой, невиданной со времен Фридриха Великого»{622}.

Эта политическая близорукость и личная слабость многих офицеров привела в ходе войны к растущей потере влияния военных инстанций и в оперативной, и в государственной сферах – в отличие от Первой мировой войны, в ходе которой офицеры постоянно наращивали свое влияние, а кайзер все более отходил на второй план и в конце концов, утеряв всякий контроль над развитием событий, стал чисто репрезентативной фигурой. С Гитлером все было наоборот… Причины такого отличия не только в свойствах натуры фюрера и структурах его господства – провал заговора 20 июля проиллюстрировал особую грань немецкого характера – глубоко укорененное нежелание действовать против установлений власти. Но этот недостаток немецкого характера (если это недостаток) в последующие дни обернулся для нацистского режима добродетелью, поскольку как только из Растенбурга возобновился поток приказов, все сразу встало на свои места. После неудачного взрыва каких-либо осмысленных действий заговорщиков не было; зато униженных признаний – сколько угодно. Нельзя найти лучшего доказательства дисциплины, царившей в немецкой армии, или эффективности нацистской партийной машины.

Действенность геббельсовской пропаганды особенно усилилась после покушения 20 июля 1944 г.: большинство немцев продолжало верить фюреру, надеясь на «чудо-оружие», на героизм солдат. Результат нацистской пропаганды хорошо виден на примере письма одной немецкой женщины мужу, в лагерь военнопленных во Франции: «У меня такая вера в наше предназначение, что ее уже ничто не сможет поколебать. Она основывается на всей нашей истории, на нашем славном прошлом, как говорит доктор Геббельс. Это совершенно невероятно, чтобы история повернула вспять. Возможно, сейчас мы достигли самой крайней черты, но мы имеем решительных людей. Вся нация готова к маршу. Оружие в наших руках. Мы располагаем секретным оружием, которое будет использовано в надлежащий момент. Но важнее всего то, что нами руководит наш фюрер, за которым мы готовы следовать хоть с закрытыми глазами. Держись из всех сил, не позволяй, чтобы тебя свалили с ног»{623}.

После краха заговора военные с головой погрузились в насущные дела, несмотря на то, что немецкие общественные реакции на офицеров и аристократию были самыми негативными – некоторые генералы выходили на улицу только в плащах, прикрывая погоны. И аристократия поспешила выразить свою лояльность: после покушения на Гитлера в «Немецкой дворянской газете» была напечатана редакционная статья генерала в отставке фон Метцша (von Metzsch), в которой утверждалось, что покушение только укрепило волю немецкого народа к продолжению борьбы{624}. Эта демонстрация лояльности, впрочем, не помогла, и в конце 1944 г. газету закрыли «из-за нехватки бумаги и необходимости экономии рабочей силы», как было указано в последнем номере. Удивительно, однако, другое: практически до конца войны газета все же выходила, существовало и дворянское общество, титулы, что как-то не вяжется с «социалистическим» характером режима и его тоталитарными претензиями. В последние месяцы существования газета печатала, помимо обычных некрологов, фотографии аристократов, павших преимущественно на Восточном фронте – огромное количество молодых, почти мальчишеских лиц даже сейчас производят гнетущее впечатление. Такое же, как при виде фотографий погибших советских, английских, американских или других солдат.

После покушения 20 июля начальником Генштаба был назначен генерал-полковник Гейнц Гудериан. Получив назначение, Гудериан пришел в здание, предназначенное для ОКХ в Растенбурге, и увидел, что положение в центре военной администрации вермахта вопиюще противоречит прусским представлениям о порядке: «Я нашел здание совершенно пустым. Меня никто не встретил. Заглянув в разные комнаты, я наконец натолкнулся на спящего рядового по имени Риль. Я послал этого молодца, чтобы он нашел мне офицера… Затем я попытался связаться по телефону с группами армий, чтобы выяснить обстановку на фронте. В кабинете начальника штаба стояли три телефона, но не было способа узнать, какой цели служит каждый. Я поднял трубку ближайшего. Ответила женщина. Когда я назвал себя, она взвизгнула и бросила трубку…»{625} Гудериан перенес штаб-квартиру ОКХ из Цоссена в Восточную Пруссию, привлек новые кадры, использовал резервы, которые Шернер собрал для него на Восточном фронте, и приступил к закрытию бреши в центре. В тот момент, когда казалось, что Восточный фронт на грани краха, советское наступление замедлилось – Красная армия исчерпала свой порыв{626}. Это произошло не только вследствие долгого наступления и растянутости коммуникаций, но и по той причине, что вермахт отнюдь еще не был сломлен: надо иметь в виду, что еще в августе 1944 г. выпуск вооружений в Третьем Рейхе достиг рекордной цифры – было произведено 869 танков и 744 самоходных орудия, достаточных для оснащения 10 новых танковых дивизий. Гитлер упорно настаивал на том, что каждую утраченную дивизию необходимо заменять новой. Ему важно было количество дивизий, а не их сила и качество. В сентябре 1944 г. из произведенных в Германии 26 000 пулеметов и 2900 минометов лишь 1527 и 303 единицы соответственно были направлены в подразделения, сражавшиеся на передовой – большая часть оружия ушла на новые формирования. Новые дивизии без всякого боевого опыта отправляли на фронт, а опытные подразделения истекали кровью, не имея ни подкрепления, ни нового оружия{627}.

К концу сентября 1944 г. заводы Германии выпускали вооружение, способное не только компенсировать потери в Нормандии, но и превысить уровень потерь на Востоке{628}. В начале 1945 г. в вермахте под ружьем было около 10 миллионов солдат – вдвое больше, чем в сентябре 1939 г. Гитлер категорически отказывался стянуть 2 миллиона солдат для обороны рейха из Восточной Прибалтики, Австрии, Венгрии, Италии и Норвегии. По его расчетам, эти войска понадобятся рейху в том случае, если лагерь противников Германии неожиданно расколется – то был последний крупный стратегический проект Гитлера. Такой расчет не следует считать совершенно безосновательным, поскольку «потенциал» противоречий в антигитлеровской коалиции был, о чем свидетельствует «холодная война», начавшаяся, по существу, еще в годы Второй мировой.

Нацисты пытались укрепить вермахт и идеологически – после покушения на Гитлера во все воинские штабы были отправлены нацистские политработники, по примеру Красной армии; их называли «офицеры по национал-социалистическому политическому воспитанию», НСФОФ (NSFOF NS-Führungsoffiziere).

В ОКВ штаб НСФОФ возглавил особо преданный нацистам генерал Герман Рейнеке (с 1943 г. – начальник общевойскового управления кадров), а в сухопутных войсках – также имевший репутацию убежденного нациста генерал Фердинанд Шернер{629}. Именно за преданность нацизму Гитлер сделал Шернера фельдмаршалом (последним по времени назначения). Стиль Шернера красочно живописал Геббельс: «Как командующий, Шернер, безусловно, личность. Его методы поднятия боевого духа во вверенных ему войсках первоклассны и демонстрируют не только талант полевого командира, но и потрясающее политическое чутье…. С солдатами он на равных, хотя и очень строг…. Пораженцев он вешает на столбах, с плакатом “Я дезертир, отказавшийся защищать немецких женщин и детей”. Устрашающий эффект подобных акций безусловен»{630}.

Несмотря на репрессии, морально-политическое состояние армии после Сталинграда явственно и последовательно ухудшалось – даже в среде Ваффен-СС: руководитель главного управления Ваффен-СС группенфюрер Готлоб Бергер в служебной записке на имя Гиммлера от 10 февраля 1943 г. предлагал организовать в войсках политзанятия, как в Красной армии. Гиммлер Довольно быстро отреагировал на записку, и уже 24 февраля по Ваффен-СС были отданы соответствующие распоряжения. Что касается вермахта, то первоначально Гитлер приветствовал слабый политический ангажемент армии, но со временем он начал убеждаться в необходимости введения должности упомянутых выше «политических офицеров». Ясно, что образцом для введения института НСФОФ были политработники Красной армии, которые рассматривались как «враг № 1» («Приказ о комиссарах», впрочем, был отменен в 1942 г.). В этой связи в партийных кругах еще в начале 1943 г. поговаривали об изменении первой статьи закона о вермахте, запрещающей членам вермахта всякую политическую деятельность; это изменение последовало после покушения на Гитлера. Осенью 1944 г. армейские офицеры получили право вступать в партию: начальник ОКВ Кейтель получил почетный золотой значок члена партии и сделал взнос в кассу партии (1000 рейхсмарок){631}. Он же был членом суда чести, изгнавшего из офицерского корпуса и армии участников заговора 20 июля 1944 г. – в его глазах это покушение было тяжелым преступлением; в то же время он симпатизировал Канарису и посылал деньги его семье{632}. Такая двойственность поведения была характерна для большинства высших офицеров.

В приказе по поводу учреждения НСФОФ Гитлер писал: «В пятый год войны мы вступаем в расцвете производства нашего оружия. Но, несмотря на большое значение современных вооружений, самым главным фактором войны, тем не менее, остается солдат и его боевой дух. Победит тот, чьи солдаты будут иметь несгибаемую волю, святую веру в победу и фанатическое упорство. Только такие солдаты достойны победы»{633}. Именно на поддержку в войсках высокого боевого духа и было нацелено создание института НСФОФ. Рейнеке, разрабатывая учебную программу для призывников школ НСФОФ, настоял, чтобы регулярные политзанятия включались в распорядок дня в войсках – в армии над этим смеялись, а офицеров НСФОФ называли не иначе как «дармоедами». Интересно, что такое же отношение к политработникам отмечалось порой и в РККА. Даже Геринг протестовал против введения в Люфтваффе НСФОФ, но в ответ ему было сказано: «Фюрер не желает никаких дебатов по этому вопросу»{634}, и рейхсмаршал подчинился. Символично, что и «немецкое приветствие» (Deutsche Gruß) поднятием правой руки было введено в армии только 23 июля 1944 г. (после покушения), а до этого оно применялось в вермахте только как офицерское приветствие фюреру. Забегая вперед, следует сказать, что когда 3 мая 1945 г. до командующего 12-й армией Вальтера Венка дошла информация о падении Берлина, он немедленно издал приказ восстановить в войсках отдание чести по армейскому образцу{635}. Это весьма симптоматично для характеристики отношения значительной части вермахта к его нацификации.

Для укрепления боевого духа руководство НСФОФ Люфтваффе требовало смертной казни за следующие прегрешения: высказывание сомнения в фюрере и в конечной победе, высказывания против национал-социалистического мировоззрения, сомнения в справедливом характере войны, которую ведет Германия, распространение панических или упаднических настроений, пораженчество{636}. Подобные же меры принимались и в армии, но они часто были излишними. Так, с 17 июля по 19 августа 1944 г. контрольно-цензорский пункт VII при командовании 6-й армии (после Сталинграда эта армия была восстановлена) проверил 16 946 писем[18]18
  Во время войны цензурировалось примерно 350 тыс. писем в год (250 тыс. – на фронт, остальные – с фронта); ежемесячно в среднем от 15 до 50 тысяч.


[Закрыть]
. Число зарегистрированных «злобных нападок» (schweren Verstoße) на режим в августе не только не выросло, но даже уменьшилось. На дальнейшее расследование в соответствующие органы контрольно-цензорский пункт отправил в августе 71 письмо (а в июле – 103){637}. По донесениям этого контрольно-цензорского пункта, те корреспонденты, которые хотели более полно раскрыть родным свое отношение к покушению 20 июля, указывали на неожиданные нюансы. Так, ефрейтор 735-го саперного батальона писал 26 июля 1944 г.: «Генералы, которые организовали покушение на Гитлера, были убеждены в том, что добровольная смена власти в Германии совершенно необходима, поскольку война для нашей страны приобрела бесперспективный характер». «Спасением для всей Европы, – продолжал ефрейтор, – был бы уход Гитлера, Геринга и Геббельса. Драчке, таким образом, был бы положен конец, поскольку людям нужен мир. Все другие подходы являются ложными. Дальнейшее напряжение сил с нашей стороны ни к чему не приведет, мы должны это признать и осознать. Ныне уже отчетливо видно, насколько мало осталось людей, готовых продолжать борьбу и умирать за бесперспективные цели»{638}. Однако для идейных противников Гитлера никаких обнадеживающих признаков нарастающего сопротивления после покушения заметно не было. Один из самых убежденных противников Гитлера Ульрих фон Хассель 26 ноября 1942 г. отмечал в дневнике: «О каком-либо “народном гневе” по отношению к Гитлеру не может быть и речи. Мы, немцы, являемся какой-то очень причудливой смесью героев и рабов. Последних особенно много среди генералов, которые как по мановению волшебной палочки утеряли всякий авторитет по сравнению с беспрепятственным ростом оного у Гитлера»{639}. Слова Хасселя подтверждает и то, что из 17 тысяч солдат, унтер-офицеров и младших офицеров 6-й армии (по данным упомянутого выше контрольно-цензорского пункта VII), которые допустили нежелательные с точки зрения режима высказывания в адрес существовавшего положения вещей, только три человека были против лично Гитлера, то есть 0,017%{640}. Солдаты часто писали о распространяющемся равнодушии, о растущей усталости от войны, о страхе перед неминуемой расплатой, но – удивительное дело – Гитлер как бы постоянно «оставался за скобками»… Более того, большинству солдат он казался единственным гарантом приемлемого окончания войны.

После покушения на Гитлера гауляйтеры открыто сожалели, что Рем проиграл в 1934 г.: они говорили, что он бы создал настоящую армию, которая смогла бы победить в этой войне{641}. Принимая во внимание то обстоятельство, что лучшими солдатами войны зарекомендовали себя Ваффен-СС, то есть, по существу, идеологическое войско Гитлера, а не части вермахта, то мнение партийных бонз не кажется столь уж нелепым и надуманным. Впрочем, после покушения на Гитлера на фронтах последовало некоторое затишье – в немецком тылу даже начали лелеять надежды на былое везение. Но в этих надеждах немцы оказались обманутыми: в начале августа 1944 г. южный фланг группы армий фельдмаршала фон Клюге «повис», возникла угроза американского охвата. По своему обыкновению, Гитлер отверг предложение фон Клюге отвести войска до Сены и приказал держаться до последнего солдата, как на Восточном фронте. 17 августа, после того как Клюге на несколько часов исчез со связи, Гитлер его сместил и назначил на его место Манштейна. 18 августа обнаружилось, что Клюге покончил жизнь самоубийством. Его цитированное выше письмо было исполнено лояльности к фюреру, поэтому Геббельс объявил, что знаменитый фельдмаршал умер от инфаркта. В народе, однако, ходили упорные слухи о причастности Клюге к покушению на Гитлера. 19 августа американцы и канадцы окружили в Нормандии 45 тысяч немецких солдат – остатки пяти дивизий вермахта. 24 августа французские войска во главе с Леклерком вошли в Париж, комендант которого, Дитрих фон Хольтитц, отказался от выполнения приказа Гитлера о разрушении города. В самом Париже боевые части отсутствовали, а были только подразделения безопасности для нужд снабжения и управленческих функций. На западе и на юге за пределами Парижа размещалась наспех собранная бригада, но у нее не было тяжелых вооружений, и она могла осуществлять только разведывательные и охранные функции{642}.

Генерал фон Хольтитц прибыл в Париж 9 августа 1944 г., он заменил генерал-лейтенанта фон Бойнебургк-Ленгсфельда, которого арестовали за участие в заговоре. Перед своим отъездом в Париж фон Хольтитц удостоился личной аудиенции у Гитлера. 15 августа он получил приказ фюрера в случае необходимости взорвать в Париже все мосты, а бои в городе вести, не обращая внимания на возможные разрушения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю