Текст книги "Записки из тайника"

Автор книги: Олег Пеньковский

Соавторы: Фрэнк Гибни
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Я участвовал в похоронах Архангельского и стоял в почетном карауле у его гроба. Семье не дали разрешения на захоронение его на Новодевичьем кладбище. После долгих хлопот удалось получить место на Немецком кладбище. Там бригадного генерала и похоронили. После его смерти стало известно, что Архангельский направил Малиновскому письмо, в котором, словно ребенок, жаловался на проявленную к нему несправедливость. Ответа от министра обороны он так и не получил.

Моего тестя, генерал-майора Гапановича, на Новодевичьем кладбище также не похоронили – не было выдано разрешение. Очевидно, он не достиг того положения, при котором можно было бы удостоиться такой «чести».

После увольнения из армии многие генералы так и не смогли найти себе место на гражданке. Они пристрастились к спиртному и постепенно стали алкоголиками, как, например, генерал-лейтенант Бирюков. Во время Второй мировой войны Бирюков слыл удачливым военачальником, его уважал сам Сталин. После смерти Сталина он повздорил с Желтовым, бывшим в ту пору начальником Главного политического управления Советской Армии, и тот сделал все от него зависящее, чтобы Бирюкова сократили. Бирюков дружил с Крупчинским. Они вместе пили, играли в шахматы и вместе волочились за женщинами. Бирюков женат на еврейке. Сейчас его часто можно видеть либо сильно пьяным, либо в компании женщин.

Генерал-лейтенант Георгий Спиридонович Кари-офилли – начальник штаба Варенцова. На свое шестидесятилетие ордена Ленина не получил – был награжден только золотыми часами. Произошло это, видимо, из-за его напряженных отношений с генералом Жадовым, начальником штаба главнокомандующего сухопутными войсками.

Крупчинский – начальник Военного медицинского училища, друг генерала Смоликова. Они вместе выпивают и участвуют в одних и тех же оргиях с курсантками медицинского училища. Кроме того, Крупчинский поставляет будущих медсестер другим ген-штабовским генералам.

Мамсуров – заместитель Серова. На встрече Нового года он чуть было не умер от сердечного приступа – слишком много танцевал.

Подполковник Микоян – сын Микояна, первого заместителя Хрущева. Одно время командовал небольшой воздушной базой в Кубинке.

Генерал-лейтенант Переверткин – бывший заместитель Председателя КГБ. Погиб во время военных учений. У него были служебные кабинеты как в Генеральном штабе, так и в здании КГБ.

Маршал Советского Союза Климентий Ефремович Ворошилов – известная всем личность. Одно время был Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Он оказался первым маршалом Советского Союза. Сейчас ввиду своего преклонного возраста находится на пенсии. Он – участник антипартийной группировки, выступившей против Хрущева.

Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный – пенсионер, но тем не менее имеет рабочий кабинет и несколько подчиненных из числа военнослужащих. Полагаю, что он пишет мемуары. Здание, в котором расположен его кабинет, находится в Антипьевском переулке, хотя сам Буденный живет на подмосковной даче. Ежемесячно получает полный маршальский оклад размером в 1200 рублей (новыми).

Маршал Советского Союза Мерецков – начальник некой специальной группы при министре обороны, состоящей из старших военных советников. В эту группу входят несколько маршалов и генералов.

Маршал Советского Союза Рокоссовский – один из умнейших маршалов после Жукова. В настоящее время он по состоянию здоровья находится на пенсии, но тем не менее входит в группу советников министра обороны.

Маршалы Конев, Василевский, Соколовский и Тимошенко – все они «по состоянию здоровья» отправлены на пенсию. На самом же деле они абсолютно здоровы. Их заставили уйти на заслуженный отдых по «собственному желанию» или попросту отправили в отставку. Почему? Да потому, что ни один из них не был согласен с новой военной доктриной Хрущева, ориентированной на упреждающий ракетный удар. Они имеют рабочие кабинеты в здании министерства и значатся советниками или консультантами при министре обороны. К ним можно причислить генерала Тюленева, который в свое время командовал Московским военным округом.

Если Рокоссовского, Конева и Соколовского можно видеть в министерстве довольно часто, то других советников – только от случая к случаю.

Генерал-лейтенант Жданов – начальник Главного управления артиллерии. Жаждет получить звание маршала, на это ему пока не удается. Ранее его место занимал маршал артиллерии Яковлев, которого Сталин упрятал в тюрьму за плохую организацию противовоздушной обороны. Жданов серьезно болен – недавно он перенес инфаркт. Он и Варенцов друг друга не любят. Когда у Жданова начались проблемы с сердцем, Варенцов сказал: «Теперь ему ничего не остается, как уйти на пенсию».

Капитан первого ранга Васильев – один из самых старых моих знакомых. Отказался присутствовать на военном параде на Красной площади, сказав: «Это еще один парад, демонстрирующий военную мощь, а я выступаю за мир».

Маршал артиллерии Яковлев – заместитель Бирюкова, возглавляющего противовоздушную оборону страны. Когда Сталин посадил Яковлева в тюрьму, его жена сошла с ума, а сына тотчас выгнали из армии.

Генерал-лейтенант артиллерии Волкотрубенко – бывший заместитель Яковлева, а в настоящее время – начальник артиллерийского училища в городе Воронеже. Волкотрубенко был арестован вместе с Яковлевым и тоже сидел в тюрьме.

Главный маршал артиллерии Неделин – бывший главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения страны и заместитель министра обороны по новым видам оружия. Один из умнейших маршалов артиллерии. Погиб в октябре 1960 года при испытании ракеты дальнего радиуса действия, хотя в официальном сообщении Центрального Комитета КПСС и Совета Министров говорилось, что Неделин погиб в авиакатастрофе. Это конечно же было наглой ложью.

Маршал Советского Союза Гречко – Главнокомандующий Объединенными вооруженными силами стран Варшавского Договора и первый заместитель министра обороны. По слухам, он состоит в дальнем родстве с Хрущевым и станет нашим следующим министром обороны. Он самый молодой из маршалов. Бирюков считает его человеком ограниченным.

Бригадный генерал Андрей Романович Позовный – начальник Политического управления войск противовоздушной обороны. Был в заместителях у Варенцова, когда воевал в составе войск 1-го Украинского фронта. Они с ним закадычные друзья.

Позовный женат, имеет двоих детей. Когда его сын поступал в Артиллерийскую академию, я доставал для него экзаменационные билеты. В нашей стране стало обыденным делом, когда абитуриенты поступают в учебные заведения, средние или высшие, с помощью своих влиятельных друзей или за деньги.

Генерал Позовный говорит, что последнее время очень нервничает, а врачи находят у него истощение нервной системы. Из-за границы я привозил для него лекарство против импотенции.

Позовный также отказался присутствовать на военном параде, проводимом на Красной площади в Москве. Он назвал его чистой провокацией и обозвал Хрущева разными неприличными словами.

У меня нет намерения развенчать маршалов и генералов, упомянутых мною выше. Многие из них – прекрасные солдаты и патриоты своей родины. Я не хотел вникать в тонкости их биографии или описывать подвиги и героические дела, ими совершенные. Я привел имена только тех из них, кого знаю лично, и сказал о них только то, что мне доподлинно известно. Я умышленно не касаюсь вопросов морального разложения и массового пьянства в среде высшего руководства армии, поскольку тогда мне пришлось бы поведать слишком много грязных историй. Тем не менее могу сказать наверняка: все наши генералы имеют любовниц, а некоторые из них – по две или даже больше. Семейные драки и разводы стали обыденным явлением, и никто не пытается этого даже скрывать. Каждый месяц на партийных собраниях в ГРУ мы разбираем три-четыре дела в связи с так называемым аморальным поведением наших сотрудников и нарушением дисциплины. Партийный комитет и ГлавПУР рассматривают дела, касающиеся генералов и полковников, а проступками маршалов занимается Центральный Комитет КПСС. Естественно, что Центральный Комитет подобные дела обсуждает за закрытыми дверями, чтобы никто из офицеров не знал о прегрешениях своих начальников. Кроме того, наказания, выносимые маршалам, не столь строги, как для остальных военнослужащих. В большинстве случаев их просто устно порицают. Объясняется это предельно просто, примерно так, как в подобной ситуации говаривал Сталин: «Заслуги маршала ценнее его члена».

Что касается вопросов морали, то в этом смысле сотрудники Центрального Комитета и сами далеко не безгрешны. Пьянство и интимные связи с женщинами, в частности с секретаршами, в этой среде не редкость. То же самое творится во всех министерствах и управлениях, а отношения между Хрущевым и Фурцевой наглядный тому пример. Моральное разложение коснулось всех уровней партийного и государственного руководства.

Аджубей, зять Хрущева, настолько увлекся одной актрисой, что дело чуть было не дошло до развода. Сам Хрущев предупредил зятя, чтобы тот в своих амурных делах вел себя аккуратнее. Аджубей является главным редактором газеты «Известия» и каждый день публикует статьи о моральном кодексе коммунистов. Лучше бы посмотрел на себя! Журналисты его ненавидят. Даже Сатюков, редактор газеты «Правда», и тот стал по статусу ниже редактора «Известий». За очерки о поездке Хрущева в Соединенные Штаты Аджубей получил Ленинскую премию. Однако этот «журналистский труд» зятя Хрущева писался в Центральном Комитете партии. Участие Аджубея состояло единственно в том, что он поставил под ним свою подпись.

Быть зятем Хрущева полезно. Есть такая старая русская поговорка: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Теперь существует и ее современный вариант: «Не имей сто рублей, а женись как Аджубей».

Наш военно-морской атташе сожительствовал с машинисткой, работавшей в посольстве, чей муж в то время также находился в Турции. Когда я работал в этой стране, к моей жене «подъезжал» один из моих коллег – офицеров ГРУ.

Работающий в нашем комитете Евгений Ильич Левин, сотрудник КГБ и заместитель Гвишиани, – пьяница и распутник. Частое посещение дешевых «забегаловок», о которых он с упоением рассказывает, вряд ли согласуется с тем, что говорит нам партия о «социалистической морали». Придя на работу после веселых ночных попоек и амурных приключений, Левин до полудня спит. Почти каждое утро Гвишиани ходит по кабинетам и спрашивает: «Где мой заместитель?», а один из нас отвечает: «Пока не приходил. Вероятно, он в другом месте?» Имеется в виду, что зам Гвишиани в КГБ. Гвишиани боится Левина. Он прекрасно знает, что тот не в КГБ, а отсыпается у себя в кабинете.

Родственникам высокопоставленных людей хорошо живется в нашем социалистическом обществе. Почти все маршальские сыновья закончили Военно-дипломатическую академию. Все они мечтают работать за границей, но правительство их не пускает. Существует специальное постановление Центрального Комитета КПСС, согласно которому сыновьям маршалов запрещено выезжать за пределы страны. Многие из них пытаются вырваться за рубеж, но безуспешно.

Сын маршала Соколовского получил двадцать пять лет тюрьмы. Он принадлежал к так называемой золотой молодежи – большой группе сыновей маршалов и министров, которые на своих подмосковных дачах устраивали пьяные оргии. На одной из таких вечеринок только что приехавшая из Ленинграда девушка была подвергнута групповому изнасилованию. После этого ее затащили в машину, отвезли за железнодорожную станцию Белорусского направления и там выбросили. А она оказалась племянницей министра. Поскольку сидевший за рулем парень был пьян, машина виляла на шоссе. Заметив это, постовой перегородил ей дорогу. Один из находившихся в машине выхватил пистолет и выстрелил холостым патроном. Машина тем не менее была остановлена. Происходило это еще при жизни Сталина. Узнав о случившемся, он сказал: «Я очень уважаю Соколовского, но суд все равно состоится». Суд над насильниками состоялся, и сына маршала Соколовского отправили в тюрьму на двадцать пять лет. Однако за решеткой он пробыл всего лишь три года. У него к тому времени «обнаружили» язву желудка или что-то там еще, и его освободили досрочно.

Гелий Иванович Конев, сын маршала Конева, большой женолюб и пьяница. Он из той же компании маршальских деток и деток других высокопоставленных лиц государства. Гелий обожает мотоциклы и шумные развлечения.

Я учился с ним в Военно-дипломатической академии. Как-то, мчась на мотоцикле, он сбил пешехода, который позже скончался. Его отец все заботы о судьбе сына взял на себя, и в результате Гелий тюрьмы избежал. Закончил он академию в 1953 году и теперь работает в Управлении информации Главного разведывательного управления, в американском отделе. Хорошо владеет английским языком.

Теперешняя жена маршала Конева матерью Гелию не доводится. Когда закончилась война, маршал Конев оставил свою первую жену с двумя детьми, сыном Гелием и дочерью Ириной, и женился на заведующей столовой для командного состава 1-го Украинского фронта, которым он тогда командовал.

Полковник Павлов – хороший мой приятель, женился на дочери Ворошилова. Сейчас он заместитель резидента ГРУ в Лондоне.

Сын Рогова (заместителя Серова) также работает в ГРУ. В Военно-дипломатическую академию его не приняли, так как он во время войны работал с британскими и американскими летчиками.

Горкин, Председатель Верховного суда, отлично позаботился о двух своих зятьях. Один из них, полковник Константинов, сотрудник ГРУ, женатый на старшей дочери Горкина Ирине, – наш военно-воздушный атташе в Великобритании. Серов хотел уволить его, но так и не смог – вмешался Горкин. Константинов – большой любитель выпить и обожает женщин, особенно толстых.

Второй зять Горкина – капитан-лейтенант Иванов, сотрудник ГРУ[54]54
  Тот самый Иванов, который в Англии был замешан в скандале с Профьюмо.


[Закрыть]. Мы с ним вместе учились в Военно-дипломатической академии. В настоящее время он является помощником военно-морского атташе в Великобритании. Его жена – одна из дочерей Горкина. Любит посещать лондонские ночные клубы.

Как явствует из вышесказанного, сыновья и родственники наших советских лидеров и высокопоставленных чиновников неплохо устроены. Я же рассказал только о тех, кто работает в Главном разведывательном управлении. Однако то же самое можно сказать и о тех, кто работает в Центральном Комитете, Совете Министров, КГБ и различных министерствах. Сыновья, дочери, зятья и другие родственники наших партийных лидеров и высокопоставленных правительственных чиновников учатся в самых престижных вузах, а по окончании их получают хорошую работу, хотя некоторые из них абсолютно для нее не пригодны. Для них открыты все дороги. Их быстро продвигают по службе. И делается это по блату, через друзей и семейные связи. Со страниц газет постоянно звучат призывы покончить с семейственностью и протекционизмом на службе. И что же? Да, «сдвиги» в этой области есть – наказывают какого-нибудь директора завода за то, что взял на работу свою племянницу, и сразу же сообщение об этом появляется в прессе. А вот того, что творится на самом верху, никто словно не замечает. Именно там совершаются тяжкие преступления. Кому, как не нашему руководству, следовало бы служить примером остальным гражданам страны.

Предисловие к главе IX

4 июля[55]55
  День независимости Соединенных Штатов Америки. (Примеч. перев.)


[Закрыть] 1962 года в американском посольстве предстоял прием, на который был приглашен Пеньковский. Там он, вероятнее всего, встретился с представителем разведслужбы США, которому позднее передал детальный план производства новых советских ракет. Двумя днями раньше в Москву прибыл Гревилл Винн. Пеньковский приехал в аэропорт на машине, позаимствованной у кого-то из знакомых, и отвез его в гостиницу «Украина». Он очень нервничал. Как позже сказал Винн: «Я никогда прежде не видел его таким возбужденным». Пеньковский объяснил англичанину причину своего состояния так: «За мной установлена слежка».

Винн передал Пеньковскому кое-какие материалы и письмо с Запада, которое заметно улучшило его настроение. Судя по всему, западные разведслужбы сделали для него советский паспорт на чужое имя, которым он мог бы воспользоваться, если слежка за ним дойдет до опасной черты. Теперь Пеньковский всерьез обдумывал возможность побега. Во время одной из его поездок в Европу обсуждался такой, например, вариант: он отправляется в Прибалтику, а оттуда на подводной лодке его переправляют на Запад. Он думал об этом, понимая, как это будет трудно осуществить, и о том, можно ли будет тем или иным способом вывезти и его семью.

Тем временем он с неистовым упорством продолжал собирать информацию. Сознавая, какая над ним нависла опасность, Пеньковский тем не менее сознавал важность своей миссии. Подготовка Советского Союза к войне, к которой мир оказался так близок во время карибского кризиса, уже началась. Будь Пеньковский не столь целеустремленным, он бы сразу же прекратил свою активность. Продолжая передавать секретные материалы на Запад, он ни на минуту не забывал о сгущавшихся над ним тучах. До этого момента мысль о реальной опасности, которой он подвергал своих близких, не приходила ему в голову. Теперь же он думал и об этом. Получив искусно изготовленный советский паспорт, которым он мог бы воспользоваться при побеге, Пеньковский искал пути вывоза своей семьи.

Он знал, что КГБ уже следует за ним по пятам. В январе Пеньковский писал: «Насколько я могу судить, «соседи» располагают информацией о том, что мой отец не умер, а живет за границей. Похоже, что она появилась у них в конце 1961 года. Предпринятые срочно поиски места захоронения моего отца ничего не дали – могилу его так и не обнаружили. Кроме того, никаких документов о смерти его не найдено. Мое начальство этой возне вокруг меня особого значения не придает – считает, что мой отец действительно скончался».

К началу весны интерес КГБ к Пеньковскому настолько возрос, что все его предстоящие командировки за рубеж повисли в воздухе. В течение нескольких предшествующих месяцев он считался кандидатом на поездку в Соединенные Штаты Америки. Там в апреле должна была открыться советская передвижная книжная ярмарка. Однако поездку Пеньковского «зарубили». В своих «Записках» он с некоторым беспокойством сообщает: «Если все будет в порядке, то 19 апреля улетаю в Штаты. Но пока дела мои обстоят неважно. Они все еще продолжают искать место захоронения моего отца. А поскольку оно так и не найдено, то считают, что он жив, и на основании этого считают, что посылать меня в заграничные командировки нецелесообразно. Мое руководство полагает, что опасения «соседей» беспочвенны, и всячески защищает меня перед ними. Думаю, что вопрос о моей поездке должен скоро решиться».

Письмо, которое привез с собой Винн, несколько успокоило Пеньковского. Однако он все больше и больше начинал беспокоиться по поводу встреч с самим Винном, который прекрасно знал, что, приехав в Москву, подвергал себя огромной опасности. Пеньковского волновал вопрос: «Достаточно ли осторожно ведет себя Винн, общаясь со мной?» Англичанин же в этой ситуации вел себя предельно осторожно. Опасения в отношении англичанина у Пеньковского, вероятнее всего, были вызваны его собственным нервным состоянием.

5 июля в ресторане «Пекин» состоялась их последняя встреча, которая наверняка проходила под пристальным вниманием советских контрразведчиков. Пытаясь осмыслить все, что с ним происходило в те дни, Пеньковский писал: «Несомненно, до его последнего приезда в Москву все шло нормально, и наше посольство выдало ему въездную визу. Первые дни его пребывания прошли спокойно, однако за день до отъезда Винна Левин сообщил мне, что его люди (из КГБ) интересуются, с какой целью приехал в Москву англичанин. Я ответил ему, что у того, помимо встреч с Государственным комитетом по координации научно-исследовательских работ, еще есть дела в Торговой палате и Министерстве внешней торговли, с которыми он намерен обсудить вопросы, связанные с передвижной книжной выставкой. Левин сказал, что это известно КГБ, но тем не менее он проявляет к Винну повышенный интерес. Этот разговор состоялся во второй половине дня, после того как я передал Винну вторую порцию материалов и договорился с ним о прощальном ужине в 21.00. С ним я работаю вполне официально, и в КГБ об этом хорошо знают. В подобных случаях наблюдение вестись не должно. Однако возле гостиницы «Пекин» я заметил, что за Винном установлено наблюдение. Тогда я решил не останавливаться и пройти мимо него. Потом, подумав, что он перед отъездом должен что-то мне передать, решил войти в ресторан и у всех на виду с ним поужинать. Войдя в вестибюль, я заметил, что Винн обложен со всех сторон. Наружка либо специально не делала никаких попыток остаться незамеченной, либо попросту действовала непрофессионально. Увидев на дверях ресторана табличку «Свободных мест нет», я решил уйти, поскольку знал, что Винн последует за мной. Единственное, что мне хотелось, – это выяснить, принес ли он что-нибудь для меня или нет, а потом, предупредив его, что провожу его в аэропорт, расстаться с ним до следующего утра. Пройдя по улице метров 100–150, я вошел в большой проходной двор, в котором находился садик. Винн шел за мной, и, когда он появился во дворе, мы оба заметили двух следивших за ним кагэбэшников. Обменявшисъ парой фраз, мы с Винном разошлись.

Я был настолько возмущен наглостью наружки, что на следующий день, проводив Винна, доложил своему руководству, что сотрудники КГБ сорвали мне ужин с иностранным представителем, пользующимся у нас уважением, с которым у нас давно установились доверительные отношения и с которым я уже долгое время работаю и т. д. Я сказал также, что наш гость был не на шутку перепуган, когда понял, что за ним ведется слежка. Мое начальство согласилось, что это вопиющее безобразие, а Левин, представитель КГБ в комитете, также возмутился действиями своих коллег. Левин подтвердил, что комитет и я, как его представитель, имеем полное право беспрепятственно общаться с Винном и что они, то есть КГБ, никаких претензий к нему не имеют».

А вот как описывает Винн ту встречу в своих мемуарах: «Вышло так, что я добрался до здания гостиницы «Пекин» раньше, чем предполагал, и стал прохаживаться неподалеку от входа. Я обратил внимание на группу людей, стоявших чуть поодаль, которые особого внимания ко мне вроде бы не проявляли. Минут через десять я увидел шагавшего по улице Пеньковского. В руке у него был атташе-кейс. Перейдя улицу, я направился ему навстречу, но он вместо того, чтобы поприветствовать меня, пригнул голову, приложил к носу руку и, пройдя мимо, вошел в здание гостиницы.

Я последовал за ним и, оказавшись в вестибюле, увидел, что Пеньковский подошел к двери ресторана, заглянул в него и, развернувшись, направился к выходу. Проходя мимо меня, он что-то шепнул. Мне показалось: «Следуй за мной». Только тогда я понял: произошло что-то неладное.

Выйдя на улицу, Пеньковский прошел несколько сот ярдов, дошел до проулка между домами и свернул в него. Я последовал за ним, и, как только свернул во двор, Пеньковский, стоявший под деревьями, негромко крикнул: «Грев, быстро сюда!» Я поспешил к нему и, когда оказался рядом, он сказал: «Вы должны отсюда уходить. За вами следят. Возможно, увидимся завтра в аэропорту. А теперь быстро уходите».

Пеньковский повернулся и направился в глубину двора.

Выйдя на улицу, я увидел за углом двух мужчин. И естественно, позже, на Лубянке, мне были предъявлены фотографии. У этих двоих были фотокамеры».

На завтра у Винна уже было забронировано место на самолет, вылетавший в Лондон во второй половине дня. Он решил как можно раньше выписаться из гостиницы и задолго до отправления рейса выехать в аэропорт, чтобы не попасть в руки советской разведки. (Несмотря на расхожее мнение о всемогуществе КГБ и эффективности действий его сотрудников, в этой организации ничто не проходит без таких же консультаций, согласований и сбора подписей, как в обычном бюрократическом учреждении.) Итак, Винн приехал в аэропорт на следующий день в половине шестого утра.

Он не стал менять билет на другой, более ранний рейс, а расположился в зале международного аэропорта Шереметьево в надежде, что здесь его найдет Пеньковский, если, конечно, он сможет приехать. Он старался ничем не привлекать к себе внимания.

Через сорок пять минут вслед за двумя такси, подъехавшими к входу в здание аэропорта, появилась частная автомашина. Она развернулась и заехала на стоянку. Винн видел, как из нее выскочил Пеньковский и быстро зашагал к входу. Войдя в здание аэропорта, он сначала прошелся по залу, проверил, нет ли за Винном наблюдения, и только потом подошел к англичанину и сел рядом с ним. Он посоветовал ему как можно скорее покинуть Москву.

Прибегнув к помощи знакомых на таможне и в администрации аэропорта, Пеньковский поменял Винну билет на ближайший самолет, вылетавший на Запад (рейс компании САС до Копенгагена), и сам провел его через таможенный контроль. Хоть Пеньковскому и удалось срочно отправить англичанина на Запад, таким своим поведением он навлекал на себя все новые и новые подозрения советской контрразведки. Со стороны Пеньковского это был акт самопожертвования, о котором Винн никогда не забудет.

Вместо того чтобы залечь на дно, Пеньковский удвоил свои усилия по сбору секретных материалов. Возможно, он знал, что игра уже окончена, но, считая информацию, содержащуюся в его донесениях, очень важной, продолжал ее собирать. В последующих сообщениях Пеньковский вновь и вновь демонстрирует свою озабоченность подготовкой Хрущева к ядерной войне.