Текст книги "Записки из тайника"

Автор книги: Олег Пеньковский

Соавторы: Фрэнк Гибни
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Незадолго до моего отъезда в Лондон все советские посольства, и в частности резидентуры ГРУ и КГБ за границей, получили из Центрального Комитета КПСС циркуляр. В нем были названы 150 различных объектов в США, представляющих интерес для наших разведслужб. Это были военные объекты, промышленные и сельскохозяйственные. В тех случаях, когда сбор какой-либо конкретной информации в самих Соединенных Штатах был затруднен, его надлежало осуществлять через третьи страны.

Другой циркуляр, но уже с указанием объектов в Канаде, получил отдел, занимающийся этой страной. Среди тридцати задач, значащихся в нем, одной из первоочередных «стратегических» целей была технология производства искусственного меха на тканой основе. Американцы и канадцы уже успешно освоили ее. Она была чрезвычайно проста, однако наши специалисты все еще бились над ее созданием. Искусственный мех производился двумя фирмами в США и одной – в Канаде. Одна из этих фирм-производителей предложила нам закупить у нее соответствующее оборудование и наладить свое собственное производство. Конечно же Москва не была заинтересована в этой сделке. Наши хотели досконально изучить технологический процесс изготовления искусственного меха, а потом сконструировать собственное оборудование. На этом можно было сэкономить огромные средства. Для этого необходимо было выяснить состав клея, которым ворс крепится к ткани. Мы рассматриваем Канаду как страну, в которой успешно воплощаются все новые научно-технические идеи США и Великобритании. Если в самих Соединенных Штатах и Великобритании выкрасть промышленные секреты относительно сложно, то в Канаде в некоторых случаях сделать это значительно проще. Кроме того, для советских делегаций получить въездные визы в эту страну намного легче, чем в другие страны. Я привел этот пример, чтобы показать, как скрупулезна наша разведка в области «заимствования» западной технологии.

Каждого, кто выезжает за границу, родные и знакомые просят привезти им какой-нибудь сувенир или что-то очень нужное, чего нельзя купить в Москве. Однако удовлетворить все просьбы просто невозможно. Обычно командированный заранее составляет список того, что ему хотелось бы купить. Иногда просто невозможно выполнить все заказы из-за ограниченного веса багажа или нехватки иностранной валюты. Я тем не менее, бывая за рубежом, всегда стараюсь привезти все, что мне заказали.

Незадолго до отъезда в Англию я, будучи назначен старшим группы, был вызван к Серову. В короткой беседе Серов сообщил мне, что его жена и дочь летят тем же рейсом в Лондон, но уже в качестве туристов. Он попросил меня опекать их, а в случае надобности помочь. Я заверил генерала, что сделаю все от меня зависящее, чтобы его близкие не испытывали в Англии каких-либо затруднений.

На следующий день в аэропорту Серов представил меня своей жене и дочери и пожелал нам приятной поездки. Я был немало удивлен тем, как он растрогался, прощаясь с ними. Трудно было поверить, что этот суровый человек, чьи руки обагрены кровью, мог испытывать такую нежную привязанность к своим близким.

В лондонском аэропорту, к моему великому удивлению, нас никто не встретил. Наверное, что-то случилось с посольской машиной, подумал я, зная, что Серов еще до нашего отлета послал телеграмму, извещавшую посольство о нашем приезде. Однако машина за нами все же приехала, хотя и с опозданием. Я проводил Серовых до гостиницы и пообещал на следующий день показать им город. В течение нескольких последующих дней я возил жену и дочь генерала по Лондону, сопровождал за покупками и один раз сводил их в ресторан. Они были любезны со мной, как со старым знакомым, и без конца за все благодарили.

Дочь Серова Светлана училась на последнем курсе в Московском авиационном институте имени Микояна на факультете электрооборудования. Однажды вечером я взял машину и показал матери с дочерью ночные клубы, включая и Пикадилли. В одном из них девушка пригласила меня станцевать рок-н-ролл. В других местах мы не танцевали, опасаясь привлечь к себе повышенное внимание. От развлечений, которые я им устроил, обе были в неописуемом восторге. Жена даже пригласила меня к ним на подмосковную дачу, находившуюся неподалеку от города, заметив при этом, что свежая клубника у них круглый год, а кроме того, имеется пасека. (Серов страдал ревматизмом и по старинному способу лечился укусами пчел.) Несколько раз я наведывался к своим новым знакомым в гостиницу с конфетами, фруктами и вином. Моим визитам Серовы были очень рады. Надо сказать, что вдвоем они ни за что не отправились бы осматривать Лондон. Если бы английские журналисты узнали, кто они такие, то непременно раструбили бы об этом на всю страну.

Во время пребывания в Англии у Серовых возникла проблема с валютой. Очевидно, они быстро истратили большую часть той суммы, которая выдается туристам. Я дважды ссужал их – сначала двадцатью, а потом тридцатью фунтами. Поначалу супруга Серова отказывалась принимать от меня деньги, но потом согласилась, сказав при этом, что в Москве ее муж найдет способ вернуть мне их долг.

Она хотела купить своим внукам качели, но, когда узнала, сколько они стоят, а главное – сколько весят, отказалась от этой затеи и попросила меня раздобыть их чертежи, по которым ее мужу на одном из московских заводов изготовят точно такие же.

Зная, что возвращаться на родину они будут морем, я вызвался купить им эти качели. Однако жена Серова решительно отвергла мое предложение и попросила взамен купить что-нибудь для ее супруга, например электрическую бритву.

Лишних денег, тем более фунтов, которые я получил на карманные расходы, у меня не было. Сувениры и подарки, купленные мною для Серова и его семьи, были оплачены нашим лондонским резидентом за счет средств, выделяемых ему на представительские расходы. Семья Серова отбыла из Англии на советском теплоходе, и я был безмерно счастлив, что их пребывание в Лондоне оказалось вполне благополучным.

По возвращении в Москву я несколько раз навещал Серовых. Живут они на улице Грановского, 3, во втором подъезде в квартире 71. В ближнем Подмосковье у них прекрасная дача. Они угощали меня ужином и выпивкой. При первом же визите я подарил генералу электрическую бритву и несколько пластинок с записями русских и цыганских песен и романсов в исполнении Лещенко и Вертинского, необычайно популярных в то время. В Советском Союзе достать их записи почти невозможно – настоящий раритет. Позже, когда мы с дочерью Серова Светланой встретились наедине, она сказала, что ее отец очень доволен моим подарком и теперь почти каждый вечер слушает полюбившиеся ему пластинки.

Здесь, в Советском Союзе, певцы-эмигранты, электрическая бритва, французские духи и туалетная вода считаются пережитком капитализма. Однако это обстоятельство нисколько не смущает высоких начальников и их семьи. Им было наплевать на то, что могут подумать о них простые люди.

Перед отъездом в мою следующую зарубежную командировку я для получения инструкций снова был вызван к Серову. Тогда он сказал, что очень доволен моей работой, пожелал мне успешной поездки и попросил зайти к нему домой – как он выразился, «для получения дополнительных инструкций от его супруги». Когда я тем же вечером пришел к Серовым, его жена вручила мне длинный список того, что мне надлежало купить для нее в Париже, а генерал попросил привезти ему легкую теннисную куртку. Они, в свою очередь, презентовали мне несколько баночек черной икры и предложили на дорогу батон копченой колбасы. Икру я с благодарностью принял, а вот от дефицитной колбасы вежливо отказался.

Пережитки капитализма присущи всем, особенно тем, кто любит хорошие вещи. «У нас в Советском Союзе есть все, и лучшего качества, чем на Западе», – обычно говорим мы. Однако все лучшее мы привозим из-за границы. Даже нижнее белье, которое жены Серова и Чураева просили меня им привезти. Одна из них хотела, чтобы я купил ей в Лондоне или Париже такие элементарные вещи, как чулки, колготки, записные книжки, одеколон, парфюм, электрические бритвы, батарейки для транзисторов, ручки-самописки, коньяк, грампластинки, свитера, рубашки, шарфы и много чего еще. Только в последние две командировки мне дали списки, насчитывавшие более ста наименований самых различных вещей.

Вот такое у нас «социалистическое общество», в котором почти ничего нет! Но при том, что у нас не хватает даже таких простых товаров, как чулки или шарфы, стало привычным повторять: «Все у нас есть, и если это все советское, значит, самое лучшее». Для членов Центрального Комитета, маршалов и генералов, а также для их семей все закупается за рубежом, причем действительно самое лучшее. А как быть с ночными клубами и ресторанами? Их-то в Москву не привезешь. Конечно, у нас есть свои роскошные рестораны, где и накормят, и обслужат по высшему разряду, но вход в них для простых людей закрыт.

Во время второй поездки в Лондон я купил много подарков для Варенцова и его семьи. Для генерала Смоликова, начальника отдела кадров, я привез две самописки, бумажник, несколько флаконов духов и игральные карты. Особенно ему хотелось иметь заграничные карты, поскольку он – страстный поклонник преферанса (русская карточная игра). По просьбе супруги Гвишиани я привез ей духи, пудру, губную помаду, сигареты, игральные карты и много других вещей, а для Руднева, председателя комитета, – несколько двенадцативольтовых батареек. Как видите, в числе тех, кому я должен был делать подношения, оказался и самый главный начальник, призванный руководить научно-техническими исследованиями в нашей стране. Многим из отъезжающих за границу он заказывал привезти обычные батарейки! И это понятно, в Советском Союзе их днем с огнем не сыскать. Думаю, что одно уже это свидетельствует о существующем в нашей стране дефиците, в противовес тому, что мы можем показать иностранным специалистам.

В 1961 году, находясь в Англии и Франции, я должен был выполнять задание ГРУ – собирать информацию научного и военного характера. Однако в связи с тем, что меня назначили старшим группы, свободным временем я не располагал и активного участия в оперативной, как мы ее называем, работе, не принимал. Мне удалось установить деловые контакты, завести знакомства, собрать литературу, которая могла заинтересовать Главное разведывательное управление, и т. п. В Англии и Франции нашу делегацию принимали очень хорошо. Там я познакомился со многими интересными и очень перспективными специалистами как в области науки, так и бизнеса.

Меня не переставало удивлять то, как легко и непринужденно эти люди общались с нами. В Турции же – единственной стране, в которой мне довелось до этого побывать, – я постоянно ощущал, мягко выражаясь, весьма сдержанное отношение местных жителей к советским людям. К тому же местная полиция не оставляла меня своим вниманием – буквально следовала за мной по пятам. Англичане же и французы свободно общались со мной, приглашали к себе домой, в рестораны и в конторы фйрм. Этим я был буквально поражен, поскольку в Военно-дипломатической академии нам много рассказывали о спецслужбах этих стран. Но, оказавшись, наконец, там, я увидел собственными глазами, как естественно и непринужденно ведут себя иностранцы. К тому же ни в Англии, ни во Франции я ни разу не заметил за собой слежки.

О пребывании нашей делегации не было упомянуто ни в британской, ни во французской прессе, а те, с кем я общался, принимали меня за такого же бизнесмена, как они сами, считали, что я – представитель советской торговой фирмы. Неужели англичане и французы столь наивны? А может, в СССР специально насаждалось мнение, что все иностранцы – шпионы, а жизнь простого человека на Западе – сущее мучение? Ответа на этот вопрос я так и не нашел. Он мучает меня по-прежнему.

Дополнительная информация

Отдел внешних сношений ГККНР

Его начальник – Михаил Федорович Качалов, офицер КГБ, долгое время работавший в Италии заместителем резидента КГБ. Официально числился вторым секретарем советского посольства в Риме.

Заместитель начальника – я, Олег Владимирович Пеньковский, полковник ГРУ.

Далее следует краткий список других сотрудников ГРУ и КГБ, известных мне по работе в нашем управлении.

Юрий Борисович Тихомиров – старший специалист (начальник протокольной службы), сотрудник КГБ, специализирующийся на Америке. Хвастает связями с американцами, которые он установил, работая в Сирии.

Иван Петрович Рыбаченков – старший специалист, сотрудник ГРУ по военной разведке с большим опытом оперативной работы.

П.Н. Ульяненко – специалист, капитан КГБ, работавший в Лондоне около двух лет. Очень нервный человек.

Георгий Иванович Суворин – специалист, капитан третьего ранга, сотрудник ГРУ, в настоящее время привлекается для выполнения специальных заданий. Его часто вызывает генерал Рогов.

Дмитрий Дмитриевич Новоселов – специалист, полковник КГБ. Левин использует его в качестве своего советника.

Николай Ильич Копитов – специалист, бывший майор КГБ, работает вместе с Левиным.

Владимир Васильевич Кривощеков – старший специалист. Разведчик, но я не знаю, на кого он работает – на ГРУ или КГБ.

Владимир Николаевич Травкин – специалист, подполковник ГРУ. Недолго работал в ООН в Нью-Йорке и был отозван из-за его тупости.

Александр Михайлович Близняков – специалист, полковник ГРУ. Одно время работал у адмирала Бекренева, занимающегося нелегалами. Бывал в краткосрочных командировках в Индии и Японии.

Виктор Михайлович Рязанцев – специалист, офицер КГБ. В 1961 году выезжал в США для участия в какой-то конференции.

Виктор Филиппович Голополосов – специалист, офицер КГБ. Левин называет его «мой мальчик».

Надежда Ивановна Цапп – специалист, выполняющая задания как ГРУ, так и КГБ.

Юрий Яковлевич Малик – специалист. Не знаю, связан он с оперативной работой или нет, но его отец, в прошлом посол в Великобритании и Японии, был одно время председателем или зампредседателя Комитета по информации при Совете Министров СССР. Так называлась советская разведка, когда ГРУ и МГБ были объединены в одну организацию. Ее в разное время возглавляли Молотов и Вышинский.

Игорь Викторович Миловидов – специалист, аіент КГБ. Выезжает за границу с делегациями для присмотра за ее членами. Он несколько раз обращался ко мне с просьбой помочь ему перейти из КГБ в ГРУ. Когда я сказал Левину, что Миловидов хочет перейти в ГРУ, тот ответил мне: «Не надо. Он нам самим нужен».

Вадим Вадимович Фармаковский – специалист, офицер ГРУ, капитан-лейтенант морского флота!

В составе советских делегаций выезжал в Италию и Швецию. Говорит по-английски.

Валентин Дмитриевич Храбров – специалист, полковник ГРУ. Приятель Лаппы, еще одного сотрудника ГРУ. Кажется, он работал в Париже в качестве помощника военного атташе.

Назар Калистратович Лаппа – специалист, полковник ГРУ, ответственный за прием делегаций из Франции, Италии, Бельгии и Голландии.

Илья Павлович Шварц – старший рецензент, переводчик с английского, агент КГБ. Сотрудники ГККНР сторонятся его, так как знают, что он «стучит» на всех. Его главная обязанность – следить за сотрудниками комитета и фиксировать, у кого из них установились дружеские отношения с иностранцами. Он несколько раз выезжал за границу в качестве переводчика и агента КГБ.

Николай Антонович Берденников – агент КГБ и старший специалист. Работает в британской группе, которая занимается Канадой и другими англоязычными странами. Несколько раз по заданию КГБ ездил в составе делегации в Лондон и Соединенные Штаты Америки. Хорошо владеет английским и часто вместе с Левиным посещает московские ночные клубы.

Борис Васильевич Никитин – старший специалист, полковник ГРУ. Работает в группе, занимающейся Индией, Пакистаном и Цейлоном.

Александр Яковлевич Смуров – старший специалист, сотрудник КГБ в звании то ли полковника, то ли подполковника. Несколько лет провел в Западной Германии.

Список можно было бы пополнить еще многими фамилиями, но и этого вполне достаточно, чтобы понять, какой шпионский аппарат скрывается под «крышей» Государственного комитета по науке и технике при Совете Министров СССР.

Предисловие к главе V

6 мая 1961 года Олег Пеньковский вернулся в Москву, осуществив, судя по всему, свою заветную мечту. Дома в тайнике своего стола он спрятал фотоаппарат, пленки и инструкции к радиоприемнику, полученные им в Лондоне. Квартира семьи Пеньковского находилась в доме на набережной Максима Горького. К работе на западные спецслужбы он приступил немедленно. Имея свободный доступ в Министерство обороны, Главное разведывательное управление и, естественно, в свой собственный Комитет по науке и технике, Пеньковский беспрепятственно фотографировал любые документы, преимущественно с грифом самой высокой категории секретности. Часть из них представляла собой техническую документацию, засекреченные инструкции и практические руководства для персонала, обслуживающего наземные ракетные установки. Он фотографировал также материалы, касающиеся методов работы советской разведки, высоких должностных лиц, целей и задач Государственного комитета по науке и технике.

27 мая в Москву прилетел Винн, чтобы продолжить переговоры с советской стороной. На них, как и прежде, он представлял интересы английских фирм, желавших торговать с СССР. Полковник Пеньковский встретил его в международном аэропорту Шереметьево и доставил в гостиницу. В машине он передал Винну пакет с двадцатью проявленными фотопленками и другие материалы, которые уже на следующий день были в британском посольстве.

В тот же вечер Пеньковский навестил Винна в гостинице «Метрополь». Позже, на суде, Пеньковский сообщил, что Винн вручил ему пакет с тридцатью роликами новой фотопленки и дальнейшие инструкции от сотрудников западных разведслужб, с которыми он познакомился в Лондоне. Трудно в это поверить, но Винн на самом деле не являлся разведчиком – он просто выполнял просьбу разведслужб. Так получилось, что искавший сотрудничества с Западом Пеньковский вышел именно на этого бизнесмена. И когда Винн сообщил об этом британской разведке, там, естественно, его попросили поддерживать тесный контакт с Пеньковским и выполнять в связи с этим некоторые их поручения. Положение Винна, как английского бизнесмена, часто приезжающего в Москву, и его встречи с Пеньковским ни у кого не могли вызвать подозрений.

(Даже на суде, который проходил под тщательным контролем КГБ, Пеньковский настаивал на том, что Винн не знал содержания материалов, которые от него получал.)

Ни в чем не подозревая своего подчиненного, вышестоящие чины, как в ГРУ, так и в комитете, были довольны тем, что Пеньковский установил столь тесные контакты с англичанином. Любой разведчик на его месте постарался бы завербовать Винна. Было принято решение включить Пеньковского в состав делегации, которая направлялась в Лондон для участия в открытии советской промышленной выставки.

Делегация прибыла в Лондон 15 июля 1961 года, а три дня спустя прилетел и Пеньковский – в том, чтобы он летел с другими членами группы, необходимости не было. К счастью, в аэропорту никто из советского посольства его не встречал. Воспользовавшись этим, он позвонил из аэропорта Винну, и тот немедленно приехал за ним на машине. Пеньковский и англичанин встретились как старые друзья. Позже, на суде, состоявшемся в 1963 году, эта встреча была описана в мельчайших подробностях. Винн привез Пеньковского к себе домой, где тот побрился, принял душ и передал своему связному несколько катушек отснятой им фотопленки и секретную документацию. После этого Винн подбросил своего гостя к отелю «Кенсингтон Клоуз», в котором на имя Пеньковского был забронирован номер. Неподалеку от отеля, в зданиях старой постройки на Кенсингтон-Гарденс, находилось посольство СССР.

Поскольку на этот раз работать Пеньковскому приходилось главным образом в черте города, ему удавалось чаще, чем раньше, встречаться с четырьмя британскими и американскими разведчиками. Их встречи проходили на явочной квартире МИ-6. Советская делегация, прибывшая на выставку, делилась на специализированные группы, и во главе каждой из них был свой руководитель. Так что в обязанности Пеньковского входила координация их работы и общее руководство.

Проведя день на выставке, он вечером встречался со своими новыми друзьями: Александром, Майлзом, Гриллом и Ослафом. Представители иностранных разведок подробно обсуждали с Пеньковским ранее присланные им донесения, уточняли неясные моменты и давали советскому полковнику новые задания.

Пленки, ранее переданные Пеньковским на Запад, были обработаны, и иностранные спецслужбы в Лондоне и в Вашингтоне уже понимали, какая ценная информация находится в их руках. Летом того года международная обстановка в Европе накалилась. Запад буквально сотрясался от угроз Хрущева по-своему решить берлинский вопрос и заключить с Восточной Германией мирный договор. Венская встреча Хрущева и президента США Кеннеди ни к чему не привела. После нее напряженность между Западом и СССР еще более возросла. Поскольку Советский Союз грозился в случае военного конфликта применить ракетное оружие, сведения о состоянии вооруженных сил вероятного противника и личное мнение о них бывшего помощника маршала Варенцова представляли для Запада огромную ценность. Тогда, в июле, разговоры Пеньковского с представителями иностранных разведок длились по десять часов кряду. Учитывая, что в будущем контакты с их агентами будут затруднены, разведчики британской и американской спецслужб провели с Пеньковским дополнительный инструктаж по работе с переданным ему коротковолновым транзисторным радиоприемником.

Каким бы уставшим после работы на выставке ни приходил Пеньковский на занятия по радиосвязи, он всегда сохранял завидное спокойствие. Мало кто из нас, смертных, способен вести двойную жизнь и при этом оставаться хладнокровным. Однако Пеньковский оказался из их числа. В свой первый приезд в Лондон он повсюду сопровождал супругу и дочь генерала Серова, и этот факт способствовал тому, что в московских кругах высокопоставленных чиновников Пеньковский приобрел репутацию человека, который чувствует себя на Западе как рыба в воде. На этот раз в его блокноте, наряду со списком сувениров, которые ему надлежало купить в Лондоне, были нарисованы контуры стоп нескольких влиятельных советских дам и господ – они заказали Пеньковскому обувь, а он, чтобы не ошибиться в размерах, снял с их ног мерки.

(В Советском Союзе заграничная обувь пользуется огромным спросом, а после того, как сам Хрущев стал появляться в сшитом в Италии костюме, отношение официальных лиц к заграничным «тряпкам» стало более терпимым.) Перед отлетом в Москву, потратив все свои командировочные, советский полковник накупил столько подарков, что мог бы смело сойти за Деда Мороза. (К счастью, в московском аэропорту таможенники не стали досматривать его багаж.) Часть подарков: несколько футболок, часы и другую мелочевку – купил для него Винн.

В Лондоне, помимо всего прочего, Пеньковский умудрялся найти время и для выполнения заданий ГРУ. Собранную им информацию он передавал обычным путем – через полковника Павлова, главу советской резидентуры в Англии. Можно предположить, что часть информации, достоверной, но, скорее всего, не очень ценной, Пеньковский получал от своих западных партнеров. Однако и ее вполне хватило для того, чтобы он сохранил за собой репутацию опытного чекиста.

Как ни парадоксально, но на работе его считали образцовым коммунистом. Как-то утром он, будучи еще в Лондоне, в одиночку отправился на Хайгейт-ское кладбище. Придя на могилу Карла Маркса, он обнаружил ее в состоянии полного запустения. Вернувшись в Москву, Пеньковский направил на имя Первого секретаря Коммунистической партии Советского Союза письмо, в котором он, как член партии, «преданный делу коммунизма», жаловался на безразличие, проявленное сотрудниками советского посольства в Лондоне к памяти великого основоположника коммунистического учения.

В Москве немедленно отреагировали на его письмо – советское посольство в Лондоне обязали привести в порядок могилу Карла Маркса, а Пеньковскому за проявленную им бдительность объявили благодарность. В результате на кладбище был наведен порядок, а к полковнику, написавшему письмо Хрущеву, в советском посольстве стали относиться с большим уважением.

Всего дважды посетив открытое общество, Пеньковский увидел в нем то, что вызвало у него восхищение и недовольство советским режимом, державшим своих граждан на казарменном положении. «Бедный мой народ, бедный мой народ!» – воскликнул Пеньковский, когда в апреле вместе с Винном впервые посетил лондонский магазин. Тогда его не столько потрясло изобилие лежавших на полках товаров, сколько их доступность для рядовых англичан. Такого в его стране не было.

Он восторгался Лондоном и любил по нему бродить, восхищаясь величественной архитектурой. По консервативным меркам Пеньковский одевался хорошо. Он умеренно выпивал – за вечер несколько бокалов вина, но, несмотря на это, очень любил компании. Выкроив время, Пеньковский даже взял несколько уроков танца и освоил основные движения твиста и ча-ча-ча.

В Москву он вернулся 10 августа, где его уже ждала благодарность начальства. В письме на имя Гвишиани полковник Павлов высоко оценил работу, проделанную Пеньковским в Англии. Сотрудники западных разведок тоже остались весьма довольны. На суде обвинитель сказал: «От представителей иностранных спецслужб Пеньковский получил новые задания, в которых основной упор делался на сборе секретной информации о состоянии советских вооруженных сил, ракетных войск, о группе советских войск, находящихся в Германской Демократической Республике, и о ходе подготовки к подписанию с ней мирного договора».

Во время пребывания в Лондоне Пеньковский выяснил, какие бумаги ему необходимо оформить, чтобы получить как английское, так и американское гражданство, и заручился надежной гарантией, что, перебравшись на Запад, он будет обеспечен хорошо оплачиваемой работой. Два года спустя сотрудники КГБ нашли в его квартире две фотографии, сделанные в Лондоне. На одной Пеньковский был в военной форме полковника армии Великобритании, а на другой – Соединенных Штатов.

Все это дает основания полагать, что советский полковник решил окончательно порвать с советской системой и перебраться на Запад. Пеньковский не просто хотел помогать Западу – он мечтал стать частью свободного общества. Никогда его мысли еще не были так далеки от Москвы, как тогда.

Однако ему все-таки пришлось вернуться на родину. О глубине омерзения, которое он испытывал к режиму, установившемуся в Советском Союзе, можно судить по его последующим донесениям. Из них становится ясно, почему у такого преуспевающего офицера, каким являлся Пеньковский, смогла зародиться ненависть к Хрущеву. Пеньковский не только осуждал меры, которые тот принимал в отношении Советской Армии, но и насаждаемую им в стране идеологию. С годами чувство неприязни к первому человеку Советского государства и его окружению у Пеньковского только окрепло, а желание борьбы с ними переросло чуть ли не в навязчивую идею.