Текст книги "Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры"

Автор книги: Олег Хлевнюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Реорганизация Политбюро

Новая ситуация, сложившаяся в Политбюро в результате окончательной победы сталинской фракции, вызвали своеобразные «миниреформы» и в партийно-государственном аппарате. Они не затрагивали основ сложившегося механизма высшего руководства, но отражали то промежуточное состояние, в котором оказалась власть в период от разгрома оппозиций до окончательного утверждения единоличной диктатуры Сталина. Прежде всего после смещения А. И. Рыкова реорганизация была проведена в правительственном аппарате, где претворялись в жизнь сталинские идеи о преодолении «разрыва между партийным и советским руководством». Новый председатель Совнаркома В. М. Молотов начал свою деятельность с проведения тех мер, которые излагались в сталинском письме от 22 сентября 1930 г.[198]198
  См. подробнее главу 1.


[Закрыть] 23 декабря 1930 г. по инициативе Молотова Политбюро одобрило постановление, которое в основных пунктах повторяло именно эти сентябрьские предложения Сталина. Постановление предусматривало упразднение совещания заместителей председателя СНК и создание Комиссии исполнения при СНК

СССР. В СТО СССР были включены большинство членов Политбюро – В. М. Молотов, Я. Э. Рудзутак, В. В. Куйбышев, А. А. Андреев, И. В. Сталин, Г. К. Орджоникидзе, К. Е. Ворошилов, А. И. Микоян, а также нарком земледелия СССР Я. А. Яковлев, нарком финансов СССР Г. Ф. Гринько и председатель правления Госбанка СССР М. И. Калманович. Тенденция к сращиванию партийного и государственного руководства проявилась также в решении об упразднении распорядительных заседаний СТО СССР, которые рассматривали вопросы обороны страны и военного строительства, и создании вместо них специальной комиссии при СНК СССР и Политбюро ЦК в составе Молотова, Сталина, Ворошилова, Куйбышева и Орджоникидзе (Комиссия обороны)[199]199
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 30–31.


[Закрыть].

Наметившуюся линию соединения двух ветвей власти усилили решения Политбюро, принятые 30 декабря 1930 г. По докладу Молотова Политбюро утвердило директиву Совнаркому, в которой предлагалось «срочно пересмотреть аппарат СНК (структуру и личный состав), максимально упростив и сократив его и обеспечив поднятие партийной и специально-научной квалификации основной группы работников аппарата управления делами СНК». Была создана совместная валютная комиссия Политбюро и Совнаркома под председательством Рудзутака и т. д.[200]200
  Там же. С. 31–33. Подробнее о реорганизации работы СНК в этот период см.: Watson D. Molotov and Soviet Government. Sovnarkom, 1930–1941. Basingstoke, 1996.


[Закрыть] В тот же день, 30 декабря, по предложению Сталина Политбюро рассматривало вопрос о порядке своей собственной работы. В принятом решении предусматривалось, что Политбюро должно заседать шесть раз в месяц. Три заседания (10-го, 20-го и 30-го числа каждого месяца) были закрытыми и предназначались для рассмотрения только вопросов ГПУ, Наркомата иностранных дел, обороны, секретных валютных и некоторых внутрипартийных вопросов. Остальные, не столь секретные проблемы переносились па очередные заседания Политбюро (5-го, 15-го и 25-го числа каждого месяца). Составление повестки заседаний Политбюро поручалось Секретариату ЦК совместно с председателем СНК Молотовым[201]201
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 180–181.


[Закрыть]. Новая регламентация деятельности Политбюро и узаконение практики регулярных закрытых заседаний в какой-то мере были ответом Сталина на критику по поводу узурпации прав Политбюро и созыва узких секретных заседаний, которые прозвучали в ходе рассмотрения дела Сырцова.

Очередные (открытые) заседания Политбюро были многолюдными. Помимо членов и кандидатов в члены Политбюро на них присутствовали большая группа членов и кандидатов в члены ЦК, члены президиума ЦКК. Закрытые заседания проходили в более узком составе – члены и кандидаты в члены Политбюро, некоторые члены ЦК, занимавшие высокие должности (например, постоянным участником закрытых заседаний был секретарь ЦК ВКП(б) П. П. Посты-шев), а также верхушка ЦКК.

На самом деле Политбюро в 1931 г. в среднем собиралось даже чаще, чем шесть раз в месяц. Видимо, это было вызвано значительным объемом работы. В связи с этим постоянно предпринимались попытки как-то ограничить поток вопросов, идущих на рассмотрение Политбюро. 30 апреля 1931 г. по предложению Сталина Политбюро решило, например, что текущие вопросы по запросам с мест должен разрешать Секретариат ЦК ВКП(б) совместно с Молотовым, и «лишь в случае особой важности» переносить такие вопросы в Политбюро[202]202
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 24.


[Закрыть], Положение осложнялось тем, что члены Политбюро, занятые в других инстанциях, просто не успевали попасть с заседания на заседание. В связи с этим 25 ноября 1931 г. по докладу Куйбышева и Кагановича Политбюро утвердило новый график заседаний всех основных партийно-государственных органов. С 1 декабря 1931 г. Политбюро должно было собираться 1-го, 8-го, 16-го и 23-го числа каждого месяца в 2 часа дня; Оргбюро – 5-го и 17-го числа в 6 часов вечера; Секретариат – 7-го, 15-го, 22-го, 29-го числа в 6 часов вечера; СНК СССР – 3-го и 21-го числа в 6 часов вечера; СТО – 9-го, 15-го, 27-го числа в 12 часов дня[203]203
  Там же. С. 181.


[Закрыть].

Формально закрытые заседания Политбюро в этом постановлении не упоминались. Однако, как свидетельствуют протоколы, закрытые заседания проводились 1-го и 16-го числа, а очередные – 8-го и 23-го числа каждого месяца. 29 мая 1932 г. Политбюро приняло специальное постановление: «Составление повесток Политбюро приурочить к закрытым заседаниям Политбюро»[204]204
  Там же. С. 25.


[Закрыть].

Судя по протоколам, установленных четырех заседаний Политбюро в месяц оказалось недостаточно. Политбюро собиралось намного чаще. Значительно выросли повестки дня Политбюро. Нередко на одном заседании рассматривалось до полусотни вопросов. 1 сентября 1932 г., например, Политбюро заслушало 41 вопрос. В результате 6 вопросов были отложены на следующее заседание, один вопрос снят с рассмотрения и еще один было решено провести опросом членов Политбюро на следующий день. В конце заседания Сталин, видимо, недовольный итогами обсуждения, предложил ограничить количество вопросов, выносимых на Политбюро. По его предложению было принято решение: «Поручить Секретариату ЦК представлять такие проекты повесток заседаний Политбюро, чтобы на них вносилось не более 15 вопросов»[205]205
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 25.


[Закрыть].

Подобные ограничения вели к увеличению количества решений, принимавшихся опросом членов Политбюро. Это, в свою очередь, усложнило работу сотрудников Секретного отдела ЦК, ответственных за обеспечение прохождения голосования опросом. Не справляясь с потоками решений, они старались использовать каждую возможность для организации голосования, и в частности проводили голосование опросом прямо на заседаниях Политбюро. Формально процедура, принятая Политбюро 1 сентября, в этом случае не нарушалась. Вопросы, не вмещавшиеся в установленный лимит, проходили опросом, хотя фактически решались (правда, без обсуждения) на заседании Политбюро. Однако эта хитрость вызвала недовольство Сталина. 16 октября 1932 г. по его заявлению Политбюро приняло решение: «Указать Секретному отделу ЦК на необходимость прекратить проведение голосования опросом во время заседаний Политбюро, чтобы не отвлекать внимания членов Политбюро от вопросов, стоящих на повестке»[206]206
  Там же.


[Закрыть].

Все эти структурные и процедурные реорганизации свидетельствовали прежде всего о том, что в начале 1930-х годов, несмотря на окончательный разгром «позиций» и «уклонов», сталинская группа пыталась сохранить внутри самой себя некоторые принципы коллективного руководства, которые сложились на начальном этапе большевистского правления. Эти принципы не распространялись более на такие институты как съезд партии или пленум ЦК, превратившиеся в формально одобряющие институты, но сохранялись в высших эшелонах реальной власти.

Соответственно, в начале 1930-х годов не претерпел существенных изменений и состав Политбюро. Кроме Рыкова, все члены Политбюро, избранные XVI съездом, сохранили свои позиции и были избраны в Политбюро вновь на пленуме ЦК ВКП(б) после XVII съезда в начале 1934 г. Введение и выведение из Политбюро происходило в основном по формальным причинам. Например, согласно уставу партии, председатель ЦКК ВКП(б) не мог входить в Политбюро. Поэтому в декабре 1930 г. в Политбюро был введен Г. К. Орджоникидзе, оставивший пост председателя ЦКК, и выведен из Политбюро А. А. Андреев, сменивший Орджоникидзе в ЦКК. В феврале 1932 г. из Политбюро был выведен Я. Э. Рудзутак, назначенный председателем ЦКК вместо Андреева, а Андреев, ставший наркомом путей сообщения, был вновь избран членом Политбюро[207]207
  См. приложение 1.


[Закрыть]

Однако, несмотря на эту персональную стабильность, в начале 1930-х годов произошло некоторое перераспределение функций и влияния отдельных членов Политбюро, прежде всего секретарей ЦК. Распределение обязанностей между секретарями ЦК ВКП(б) с начала 1920-х годов фиксировалось в специальных постановлениях. Каждый секретарь курировал определенные направления работы и отделы ЦК (независимо от этого в отделах были заведующие). 26 января 1930 г. Секретариат ЦК ВКП(б) принял очередное решение о распределении обязанностей между секретарями ЦК. И. В. Сталин, согласно этому постановлению, отвечал за «подготовку вопросов к заседаниям ПБ и общее руководство работой Секретариата ЦК в целом». На В. М. Молотова, занимавшего вторую строку в этом постановлении, возлагалось «руководство отделом культуры и пропаганды и Институтом Ленина». Третий среди секретарей, Л. М. Каганович, руководил организационно-инструкторским отделом и отделом распределения административно-хозяйственных и профсоюзных кадров. Последним был упомянут секретарь ЦК А. П. Смирнов, которому поручался присмотр за отделом агитации и массовых кампаний и Управлением делами ЦК[208]208
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 112–113.


[Закрыть].

Порядок упоминания секретарей в этом постановлении отвечал реальной иерархии руководителей партии. Как видно из интенсивной переписки Сталина и Молотова[209]209
  Письма И. В. Сталина В. М. Молотову. 1925–1936 гг. / Сост. Л. П. Кошелева, В. С. Лельчук, В. П. Наумов, О. В. Наумов, О. В. Хлевнюк. М., 1995; РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 767–769.


[Закрыть], в 1930 г. Молотов (как и ранее в 1920-е годы), фактически был заместителем Сталина по партии и его ближайшим, наиболее доверенным соратником. Молотов управлял всеми партийными делами (в том числе деятельностью Политбюро) в отсутствие Сталина. Формальным отражением этого был тот факт, что именно Молотов подписывал протоколы заседаний Политбюро в периоды, когда Сталин находился в отпуске на юге. Каганович в 1930 г. фактически был третьим секретарем ЦК (хотя формально такой должности не существовало). Он не только курировал важнейшие отделы ЦК, но руководил аппаратом ЦК в периоды, когда в Москве отсутствовали и Сталин, и Молотов, в том числе подписывал в это время протоколы заседаний Политбюро. После перехода Молотова в Совнарком Каганович занял его место в Секретариате ЦК. Соответственно, постепенно расширялся в этот период круг обязанностей Кагановича. 17 августа 1931 г. Политбюро приняло решение ввести его на время отпуска Сталина в состав Валютной комиссии[210]210
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 10. Л. 165.


[Закрыть].

5 июня 1932 г. Политбюро по предложению Сталина утвердило Кагановича заместителем Сталина в Комиссии обороны[211]211
  Там же. Л. 154.


[Закрыть]. Во время отсутствия Сталина в Москве Каганович руководил работой Политбюро. Во многих случаях он лично формулировал решения Политбюро, регулировал прохождение вопросов, хотя все сколько-нибудь существенные, а часто и незначительные решения старался согласовывать со Сталиным[212]212
  Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. / Сост. О. В. Хлевнюк, Р. У. Дэвис, Л. П. Кошелева, Э. А. Рис, Л. А. Роговая. М., 2001.


[Закрыть]. Кроме того, на его имя в ЦК в это время посылали документы руководители ведомств и региональных партийных организаций. Сам Сталин свои директивы с юга адресовал обычно так: «Москва. ЦК ВКП(б) для т. Кагановича и других членов Политбюро»[213]213
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 945. Л. 121.


[Закрыть].

Сохранение неформального поста «второго секретаря» (Молотов, затем Каганович), который являлся заместителем Сталина по партии и имел определенную автономность в решении текущих вопросов, также являлось одним из атрибутов системы «коллективного руководства». Определенную степень влияния прй этом не утратили и другие члены Политбюро. Каждый из них в первой половине 1930-х годов продолжал занимать ту позицию в высших эшелонах власти, на которой закрепился в предшествующий период. Своеобразным показателем реального участия различных членов Политбюро в принятии решений могут служить данные о посещении ими кабинета Сталина[214]214
  См. приложение 2.


[Закрыть]. Несмотря на уход из ЦК в Совнарком, Молотов, судя по этим данным, оставался самым близким к Сталину человеком. В полном соответствии с приведенными выше сведениями о карьере Кагановича выглядит его второе место в этом списке приближенных. Остальные члены Политбюро – руководители крупнейших ведомств, появлялись у Сталина примерно с одинаковой регулярностью. Члены Политбюро, управлявшие региональными парторганизациями – С. М. Киров, В. Я. Чубарь, С. В. Косиор, Г. И. Петровский, занимались своими местными делами и в Москве появлялись лишь эпизодически. Мало интересовал Сталина Я. Э. Рудзутак, часто болевший и постепенно отходивший от дел.

Важной предпосылкой сохранения остатков коллективного руководства являлась ярко выраженная ведомственность советской властной иерархии. Руководя наиболее значительными государственными и хозяйственными структурами, члены Политбюро фактически получали рычаги существенного, если не чисто политического, то политико-административного влияния. В свою очередь, ведомственность и члены Политбюро, являвшиеся ее выразителями, оказывали значительное воздействие на принятие решений, особенно оперативного характера. Этот фактор требует специального рассмотрения.

Ведомственные интересы и межведомственные конфликты

Система влиятельных с административно-политической точки зрения и мощных в экономическом отношении советских ведомств сложилась, с одной стороны, как результат плановой сверхцентрализации, а с другой – сталинской форсированной индустриализации, усугубившей бюрократизм плановой системы. Практика назначения членов Политбюро в качестве руководителей ведущих ведомств символизировала приоритеты «генеральной линии» и вместе с тем имела очевидный прагматический смысл. Занимая высшие позиции в партийно-государственной иерархии, члены Политбюро, руководившие ведомствами, имели дополнительные рычаги для решения ведомственных вопросов. Фактически такая практика являлась одним из важных механизмов перераспределения ресурсов в пользу приоритетных структур и отраслей. Вместе с тем ее оборотной стороной было разделение членов Политбюро по ведомственному принципу, превращение их в откровенных ведомственных лоббистов, приводившее к регулярным трениям, а нередко к громким конфликтам внутри Политбюро[215]215
  Исследование практики и описание моделей советской системы управления экономикой в 1930-е годы, взаимоотношений Сталина и руководителей экономических ведомств см.: Грегори П. Политическая экономия сталинизма. М., 2008.


[Закрыть]

Историки, изучавшие деятельность одного из ведущих членов сталинской группы Г. К. Орджоникидзе, отмечали ее ярко выраженный ведомственный характер[216]216
  Fitzpatrick S. Ordzhonikidze's Takeover of Vesenkha: a Case Study in Soviet Bureaucratic Politics // Soviet Studies. Vol. 37. № 2 (April 1985): Хлевнюк О. В. Сталин и Орджоникидзе. Конфликты в Политбюро в 30-е годы. М., 1993 (английская версия: Oleg V. Khlevniuk. In Stalin's Shadow. The Career of «Sergo» Ordzhonikidze. New York, London, 1995).


[Закрыть]. Переведенный на очередной пост, он существенно менял свои позиции, подчиняясь новым ведомственным интересам. Если в качестве председателя ЦКК Орджоникидзе отстаивал политику сверхвысоких темпов индустриализации и борьбу с «вредителями» в промышленности, то, став руководителем ВСНХ, выступал за более сбалансированные и умеренные темпы развития индустрии и активно отстаивал права специалистов и единоначалие руководителей предприятий.

Аналогичные ведомственные позиции занимали в начале 1930-х годов и другие члены Политбюро. Молотов по отношению к Совнаркому, Куйбышев – Госплану, Микоян – Наркомату снабжения, Ворошилов – военному ведомству, Андреев – Наркомату путей сообщения, Косиор и Киров – по отношению к Украине и Лениград-ской области. В архивах отложилось множество документов, отражающих межведомственные столкновения, в которых активно участвовали возглавлявшие ведомства члены Политбюро. Ожесточенные и длительные споры шли по поводу распределения кадров, оборудования, капитальных вложений. Особой остроты такие конфликты достигали в период составления и утверждения квартальных, годовых, пятилетних планов. В первой половине 1930-х годов каждый член Политбюро считал неприкосновенным свое собственное право карать или миловать своих подчиненных и крайне болезненно реагировал на попытки вторжения в его ведомство всякого рода посторонних контролеров и инспекторов. Члены Политбюро с трудом, как личное оскорбление воспринимали критику в адрес своего ведомства и почти всегда отвечали на нее контратаками и демаршами.

Политическое обоснование таких контратак можно обнаружить, например, в решении Политбюро от 5 апреля 1931 г. по поводу газеты «Экономическая жизнь». Газета позволила себе критику в адрес двух ведомств, возглавлявшихся членами Политбюро – Наркомата снабжения и Госплана. По требованию Микояна и Куйбышева Политбюро приняло решение: «Объявить выговор редакции “Экономической жизни” за то, что правильную и нужную критику работы наркоматов она превратила в клевету на советские органы в статьях о Наркомсна-бе и Госплане, помещенных в номере газеты от 24 марта с.г.». Словно в наказание Политбюро решило, кроме того, сократить формат газеты[217]217
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 818. Л. 1. 102


[Закрыть]. Эта формула – «превращение критики в клевету на советскую власть» – успешно использовалась руководителями советских ведомств как в 1930-е годы, так и в последующие десятилетия.

Очередной конфликт Госплана с прессой, на этот раз с «Правдой» вспыхнул в июле 1931 г. 8 июля «Правда» напечатала заметку, обличавшую начальника промышленного сектора Госплана Левина, который на заседании комиссии по чистке Госплана якобы заявил: «План 1931 года был составлен на переломе от старого Госплана к новому (имелась в виду замена Г. М. Кржижановского на посту председателя Госплана В. В. Куйбышевым в ноябре 1930 г. – О. X.). В этом я участия не принимал и за эту “акулькину грамоту” не отвечаю». Левин был охарактеризован в заметке как «околопартийный обыватель». «Нужно сказать, что среди отдельных работников Госплана имеются разговоры о невыполнении плана, что Левин далеко не одинок», – писала газета и призвала комиссию по чистке и партийную ячейку Госплана поставить оппортунистов на место.

Первоначально руководство Госплана на этот выпад «Правды» не отреагировало. Однако через неделю в «Правде» появилось огромное стихотворение комсомольского поэта А. Безыменского – рифмованный ответ мифической ударницы Акулины Фроловой «околопартий-ному обывателю» Левину. Не стесняясь в выражениях, Безыменский обличал Левина, его «худые мозги» и оппортунизм, а также от имени своей героини обещал перевыполнить все планы. Вероятно, председателю Госплана Куйбышеву стало известно, что «Правда» готовит также другие материалы по поводу его ведомства. Куйбышев ринулся в бой. 15 июля, в день публикации стихотворения Безыменского, он сделал заявление на заседании Политбюро. Претензии Куйбышева было поручено рассмотреть комиссии в составе самого Куйбышева, Сталина и Кагановича[218]218
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 890. Л. 24.


[Закрыть]. С редкой оперативностью уже на следующий день было утверждено постановление Политбюро, в котором предписывалось прекратить публикации материалов по поводу скандала в Госплане. Руководству «Правды» от имени Политбюро было сделано внушение: «Независимо от ошибок, допущенных т. Левиным и своевременно вскрытых “Правдой”, признать, что “Правда” поступила неправильно, напечатав заметку о т. Левине (где т. Левин неправильно квалифицируется как “околопартийный обыватель”) и стихотворение т. Безыменского без ведома секретарей ЦК»[219]219
  Там же. Д. 891. Л. 21.


[Закрыть].

Однако, почувствовав вкус первой победы, руководители Госплана решили не останавливаться на достигнутом. Левин, судя по всему, выдвинул контрпретензии, заявив, что его выступление на комиссии по чистке было неправильно записано в протоколе. Заявление Левина было доведено до Сталина и по его предложению рассматривалось первым же вопросом на заседании Политбюро 25 июля 1931 г.[220]220
  Там же. Оп. 3. Д. 838. Л. 1.


[Закрыть] Политбюро поручило Оргбюро рассмотреть заявление и, «если окажется, что т. Левин прав, опубликовать в “Правде” соответствующее опровержение». Уже после отъезда Сталина в отпуск, 16 августа, Оргбюро, по предложению Кагановича, удовлетворило претензии Левина и поручило «Правде» дать разъяснение, «реабилитирующее т. Левина»[221]221
  РГАСПИ. Ф. 17. On. 114. Д. 251. Л. 4.


[Закрыть].

Очевидно, что такие конфликты не проходили бесследно. Объективно они укрепляли позиции ведомств, усиливали их бесконтрольность. Сталин не мог не понимать этого, но до поры уступал своим соратникам.

Одним из методов давления членов Политбюро на Сталина при отстаивании интересов своего ведомства (а соответственно, и своих собственных интересов) были заявления об отставке. Этот метод был традиционным в партии. К нему, как известно, неоднократно прибегал Ленин, а в 1920-е годы Сталин. В этом смысле угрозы отставок в начале 1930-х годов можно считать остаточным явлением внутрипартийных порядков предыдущего периода, хотя теперь отставки заявлялись и рассматривались исключительно в узком кругу высшего руководства.

26 июня 1930 г., например, А. И. Микоян написал на имя Сталина заявление, в котором, в частности, говорилось: «Я уже четыре года, как работаю в НКТорге. Все трудности соц. строительства острее всего концентрируются в НКТорге, как в фокусе хозяйственной жизни […] Причем, если промахи и упущения в других областях советской работы часто проходят мимо внимания партии, то в области работы НКТорга они становятся в центр политики». Особенно жаловался Микоян на проблемы, связанные с внешнеторговым аппаратом: «Дело настолько трудное, настолько сложное, что требует исключительных усилий и исключительной бдительности со стороны руководства НКТорга. Мне же приходится отвечать за всю работу, за каждую отдельную часть работы НКТорга. Меж тем я настолько утомился и издергался – ведь я уже два года подряд работаю без отпуска – что не в состоянии успешно справиться с руководством НКТорга. Кроме того, свежему человеку (ведь я уже четыре года нахожусь на этой работе) легче будет двинуть дело вперед. Поэтому прошу Политбюро:

освободить меня от работы в НКТорге;

дать мне двухмесячный отпуск;

назначить меня на местную работу, партийную или хозяйственную (какое-нибудь новое строительство)»[222]222
  Там же. Ф.84. Оп.2. Д.135 Л.5.


[Закрыть].

Это заявление Микояна отложилось в его фонде без каких-либо следов о передаче Сталину. Однако, судя по всему, Сталин был знаком если не с заявлением, то с настроениями Микояна, хотя и решил не предавать их широкой огласке. Через месяц, 24 августа, Сталин писал Молотову: «Мы все забываем об одной “мелочи”, а именно о том, что Наркомторг является в данный момент одним из самых важных наркоматов (и самых сложных, если не самым сложным наркоматом). И что же? Во главе этого нарк[омата] стоит человек, который не справляется с делом, с которым вообще трудно или даже невозможно справиться одному человеку. Либо мы должны сменить Микояна, что нельзя считать доказанным, либо надо его подпереть крупными замами, что, кажется, не вызывает разногласий»[223]223
  Письма И. В. Сталина В. М. Молотову. С. 204.


[Закрыть]. Вопрос был разрешен с учетом предложений Сталина и жалоб Микояна. Сначала Микояну выделили заместителя по внешней торговле – А. П. Ро-зенгольца, а затем вообще освободили от забот о внешней торговле:

15 ноября 1930 г. решением Политбюро Наркомторг был разделен на два наркомата – Наркомснаб во главе с Микояном и Наркомат внешней торговли во главе с Розенгольцем[224]224
  Там же. С. 205–206.


[Закрыть].

Относительными уступками завершилось рассмотрение заявления об отставке В. В. Куйбышева, которое он подал на имя Кагановича (в период отпуска Сталина) 10 августа 1931 г. Куйбышев был недоволен обстановкой, сложившейся вокруг составления планов на 1932 г. и вторую пятилетку. Ссылаясь на болезнь, он просил предоставить полуторамесячный отпуск и в заключение писал: «Ввиду того, что я явно не справляюсь с обязанностями руководителя Госплана, прошу освободить меня от этой работы, предоставив мне работу по моим силам (лучше было бы если бы в области или в районе)»[225]225
  Сталин и Каганович. Переписка. С. 710.


[Закрыть] Сталин был очень недоволен претензиями Куйбышева. «Тяжелое впечатление производит записка т. Куйбышева и вообще все его поведение. Похоже, что убегает от работы», – писал Сталин Кагановичу[226]226
  Там же. С. 51.


[Закрыть]. Однако разбираться с Куйбышевым, судя по всему, было поручено его непосредственному начальнику – Молотову. 14 августа 1931 г. Молотов, находившийся в отпуске, послал Куйбышеву письмо по этому поводу: «Здравствуй, Валерьян! Т. Каганович прислал Кобе твое письмо в ЦК, и я читал его. Вижу, что с планами будущего года и будущей пятилетки дело идет медленнее, чем хотелось бы. Однако время, небольшое, мы еще имеем и, по-моему, то, что мы наметили, в частности для работы комиссии по 1932 г., мы должны и можем сделать […] Насчет твоего ухода из Госплана не может быть и речи. Уверен, что все будут решительно против. Этот хозяйственный год, год перестройки, имеет дополнительные трудности, но путь к их преодолению нащупан и дело должно пойти вперед. Хорошо – лучше, чем раньше.

Что тебе нужно, так это передышку. Это, по-моему, можно скоро осуществить, с первых чисел сентября. Итак, очень советую снять вопрос об уходе из Госплана и больше его вообще не подымать. Не такое сейчас время – надо вплотную взяться за улучшение Госплана. Мы должны тут тебе помочь и я думаю, что дело с осени пойдет лучше, успешно. Твой В. Молотов»[227]227
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 121.


[Закрыть]. Вопрос об отставке был снят. Куйбышев, как и обещал Молотов, получил отпуск и некоторую поддержку в изнуряющей борьбе с ведомствами по поводу составления планов.

Как-то успокоив Куйбышева, Сталин в начале сентября 1931 г. оказался вовлеченным в достаточно острый конфликт с Орджоникидзе по поводу выделения валюты для импорта материалов для ВСНХ. Орджоникидзе в определенной мере поддержали некоторые другие члены Политбюро. В этих условиях вынужден был маневрировать также Каганович, координировавший в этот период работу Политбюро. Столкнувшись с явным противодействием, Сталин и Молотов, находившиеся в отпуске на юге, вынуждены были 6 сентября 1931 г. послать ультиматум находившимся в Москве членам Политбюро: «Настаиваем на отмене обоих ваших решений о заказах на сталь и вагонные оси и колеса. В случае Вашего несогласия предлагаем специальное заседание Политбюро с вызовом нас обоих»[228]228
  Сталин и Каганович. Переписка. С. 88.


[Закрыть]. После этого ультиматума вопрос был решен так, как требовал Сталин, хотя Орджоникидзе в частных письмах Сталину выражал свою обиду[229]229
  РГАСПИ. Ф.558. Оп.11. Д.779. Л.7-20,29–31.


[Закрыть]. Для того чтобы нейтрализовать последствия конфликта, Сталину пришлось направить Орджоникидзе несколько дружеских писем с мягкими нареканиями и разъяснениями его неправоты[230]230
  Сталин и Каганович. Переписка. С. 711; РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 779. Л. 21–23,32-33.


[Закрыть].

Еще через несколько дней, 12 сентября, новое заявление об отставке сделал в письме Сталину Микоян, недовольный выговорами, которые были объявлены его ведомству в связи с тяжелым продовольственным положением в Грузии[231]231
  Там же. С. 35–36; РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 765. Л. 72–73; Ф. 84. Оп. 2. Д. 134. Л. 5.


[Закрыть]. Несмотря на то, что этот конфликт был улажен, 15 октября 1931 г. Политбюро пришлось рассматривать новое заявление Микояна. Очередное столкновение, судя по всему, произошло в связи с подготовкой отчета Микояна на предстоящем в конце октября 1931 г. пленуме ЦК ВКП(б). Наркомат снабжения подвергался в это период резкой критике, и Микоян пытался смягчить ее заявлением об отставке. Политбюро, однако, проявило твердость. В принятом решении говорилось: «Заявление т. Микояна об отставке отклонить, обязав т. Микояна представить своевременно проект резолюции по докладу Наркомснаба на пленуме»[232]232
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 123.


[Закрыть].

Остроконфликтными в 1931 г. были отношения председателя ВСНХ СССР Орджоникидзе с руководством Совнаркома (председателем СНК Молотовым и его первым заместителем, председателем Госплана Куйбышевым). Неуравновешенный Орджоникидзе столь горячо отстаивал интересы ВСНХ и свое право хозяина в собственном ведомстве[233]233
  Некоторые заявления Орджоникидзе по этому поводу см.: Там же. С. 120–121, 124.


[Закрыть], что вызвал резкое недовольство Сталина. В августе 1931 г. Сталин писал Кагановичу (явно для передачи Орджоникидзе): «[…] Все еще плохо ведет себя т. Орд[жоники]дзе. Последний, видимо, не отдает себе отчета в том [, что] его поведение (с заострением против тт. Молотова, Куйбышева) ведет объективно к подтачиванию нашей руководящей группы, исторически сложившейся в борьбе со всеми видами оппортунизма, создает опасность ее разрушения. Неужели он не понимает, что на этом пути он не найдет никакой поддержки с нашей стороны? Что за бессмыслица!»[234]234
  Сталин и Каганович. Переписка. С. 51.


[Закрыть]. В сентябре-октябре 1931 г. в связи с дальнейшим обострением конфликта между Орджоникидзе и Молотовым, Сталин сделал внушение Орджоникидзе лично: «Насчет Молотова я не согласен с тобой. Если он травит тебя или ВСНХ, поставь вопрос в ПБ. Ты хорошо знаешь, что ПБ не дает травить тебя или ВСНХ ни Молотову, ни кому бы то ни было. Во всяком случае, ты не менее виновен перед Молотовым, чем он перед тобой. Ты его назвал “негодяем” Что не может быть терпимо в товарищеской среде. Ты игнорируешь его, СНК, СТО. Ты видишь ЦК, но не замечаешь СНК, СТО, Молотова. Почему, на каком основании? Не думаешь ли ты, что Молотов должен быть исключен из той руководящей верхушки, которая сложилась в борьбе с троцкистско-зиновьевским и бухаринско-рыковским уклонами? […] Изолировать Молотова и расстроить сложившуюся руководящую большевистскую верхушку… – нет, я на это “дело” не пойду, как бы ты ни обижался и какими бы ни были мы друзьями. Конечно, у Молотова есть недостатки и они мне известны. Но у кого нет недостатков? Все мы богаты недостатками. Надо работать и бороться вместе, работы хватит на всех. Надо уважать друг друга и считаться друг с другом […]»[235]235
  РГАСПИ. Ф. 558. On. 11. Д. 779. Л. 21–23 (письмо Сталина Орджоникидзе после 11 сентября 1931 г.


[Закрыть] «Ты еще не научился отвлекаться от личного элемента в отношениях между политическими руководителями. Это нехорошо […] Ни изоляции Молотова, ни изоляции Серго! Совместная работа, во что бы то ни стало! Сохранение единства и нераздельности нашей руководящей верхушки! Понятно?»[236]236
  РГАСПИ. Ф.558. Оп.11. Д.779. Л.32–33 (письмо Сталина Орджоникидзе от 4 октября 1931 г.)


[Закрыть].

Несмотря на подобные увещевания, несколько месяцев спустя вспыхнул еще один конфликт, связанный с планами разделения ВСНХ на несколько наркоматов. Орджоникидзе был противником этого решения[237]237
  В фонде Куйбышева сохранилась следующая записка Орджоникидзе: «Я слыхал об этих разговорчиках, но лично я думаю, что это неправильно. Отдельные отрасли промышленности настолько тесно связаны между собой, что их непосредственное вхождение в СТО изрядно должно затруднить и запутать положение. Я решительно против». На первой странице записки есть надпись Куйбышева: «Записка Серго от 11/Х (видимо 1931 г. – О. X.) по поводу ликвидации ВСНХ» (Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 124).


[Закрыть]. Сталин и Молотов считали, что ВСНХ необходимо разделить. Проект постановления о реорганизации предложил Сталин. Орджоникидзе заявил об отставке и выдвинул какие-то обвинения против Молотова. В результате 23 декабря 1931 г. Политбюро одобрило следующее решение:

«а) Принять предложенный т. Сталиным проект постановления о перестройке работы хознаркоматов и передать для окончательного редактирования в комиссию в составе тт. Сталина, Молотова, Орджоникидзе и Кагановича. Созыв комиссии за т. Сталиным.

б) Предложение т. Орджоникидзе об его отставке отклонить.

в) Для рассмотрения заявления т. Орджоникидзе об его взаимоотношениях с т. Молотовым назначить специальное заседание Политбюро»[238]238
  Там же. С. 124–125.


[Закрыть].

25 декабря 1931 г. Политбюро утвердило окончательную резолюцию о практической работе хозяйственных организаций, узаконившую раздел ВСНХ на три наркомата: тяжелой, лесной и легкой промышленности[239]239
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. З. Д. 867. Л. 11–12.


[Закрыть]. Никаких сведений о специальном заседании Политбюро по поводу взаимоотношений Орджоникидзе и Молотова пока не выявлено. Скорее всего, конфликт был погашен в частном порядке.

Как видно из приведенных примеров, выступая арбитром в многочисленных ведомственных спорах между своими соратниками, Сталин в начале 1930-х годов во многих случаях предпочитал находить компромиссы. Очередной раз об этом свидетельствовал исход конфликта между В. В. Куйбышевым и наркомом путей сообщения А. А. Андреевым. 14 ноября 1932 г. Куйбышев обратился в Политбюро с запиской по поводу самочинного разбронирования угля по распоряжению заместителя наркома путей сообщения П. Б. Билика. Ссылаясь на рапорты секретаря Комитета резервов Н. Е. Зибрака и заместителя председателя ОГПУ Г. Г. Ягоды, Куйбышев требовал от Политбюро наказать виновных в незаконном использовании угля, в частности арестовать ряд железнодорожных служащих и объявить строгий выговор Билику[240]240
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 25–26.


[Закрыть]. Накануне рассмотрения вопроса в Политбюро Андреев обратился к Сталину со следующей запиской: «т. Сталин. Моему заму т. Билику выносится выговор не за что. Из запасов он топлива ни одной тонны не брал. Прилагаю его объяснения, которое я от него потребовал. Работник он довольно дисциплинированный»[241]241
  Там же. С. 26.


[Закрыть]. Сталин, судя по ходу последующих событий, был склонен поддержать руководителей наркомата путей сообщения. Записку Андреева Сталин переправил Куйбышеву (в архиве секретариата которого она и сохранилась). Куйбышев предпринял дополнительное расследование. В ответ на оправдания Билика Зибрак подготовил новую справку, в которой доказывал, что разбронирование запасов происходило в одном случае по прямому приказу, а в другом – с ведома Билика[242]242
  ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 27. Д. 6. Л. 349–352.


[Закрыть]. Несмотря на это, Политбюро, которое рассматривало вопрос 25 ноября, приняло компромиссное решение. Билику было указано на «незаконность распоряжения о разбронировании угля из фондов Комитета резервов без разрешения Комитета» и сделано предупреждение, «что в случае повторения таких незаконных действий» он будет привлечен к «строжайшей партийной и государственной ответственности». Наиболее сильно поплатились, как обычно, «стрелочники» – Политбюро утвердило арест ряда железнодорожных служащих и поручило ОГПУ «расследовать и привлечь к ответственности всех сотрудников НКПС и дорог, виновных в незаконном разбронировании фондов»[243]243
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 26.


[Закрыть].