Текст книги "Краснодарские лета"

Автор книги: Олег Виговский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Я привычно страдал (Влада, тоже студентка, как раз уехала в родной Барнаул до конца каникул).

В «девятьсот двенадцатой» пропавшая появилась внезапно, поздно вечером, счастливая и сильно нетрезвая.

– Лара! Где ты была?! Что с тобой случилось? – забросали мы её вопросами. Замечу, что всё это происходило в то время, когда мобильные телефоны мы видели только в американском кино. В общаге был телефон-автомат на первом этаже, да аппарат на вахте, куда звонить было бесполезно – вахтёры никогда студентов не звали.

Лариса так рассказала нам о своих приключениях. Неделю назад, часов в девять вечера, по-летнему ещё засветло, Лариса шла в свою «кульковскую» общагу с очередного «серьёзного» свидания, по дороге через частный сектор. В одном из дворов громко играла музыка, раздавались весёлые пьяные крики. Из калитки вышел огромный, весом центнера в полтора, парень в семейных трусах; ни слова не говоря, перекинул Ларису через плечо как мешок картошки и понёс во двор. Нет, она, конечно, не испугалась – разве настоящую блондинку может испугать мужчина?

Парень оказался боксёром и рэкетиром (тогда эта «профессия» только входила в моду и само слово «рэкетир», кажется, ещё не употреблялось). Звали его Славиком, в Краснодар он приехал из глухой станицы и далеко в жизнь не заглядывал. На несколько дней они с Ларисой составили идеальную пару «спортсмен-блондинка», практически не покидая постель. Когда оба потеряли последние силы, решили ненадолго расстаться. Славик отобрал у Ларисы золотую цепочку, пообещав её вернуть при следующей встрече.

Мы посмеялись над рассказом Лары (кто весело, кто не очень). Но Славик действительно произвёл на неё сильное впечатление. Лара продолжила знакомство с идеальным самцом и во время одной из встреч рассказала о нашей институтской компании, о том, что мы собираемся в 912 комнате третьей общаги мединститута и что в неё влюблён однокурсник. Славик, истинный станичник и боксёр, студентов не любил, а институты не различал. Выстроенная им логическая цепь была проста: «Ларка, моя тёлка, учится в каком-то институте, там её какой-то хмырь домогается, а тусуются они в такой-то комнате такой-то общаги…» В эту-то общагу он и пришёл, размахивая большим пистолетом. Какой это был пистолет – боевой или газовый – никто до сих пор не знает, а тогда и не рвался узнать. Дело было днём, Валера был в комнате один, отсыпался после ночного поэтического бдения. Славик планировку общежития не знал, комнату сразу не нашёл – цифры больше сотни давались ему с трудом, – так что ревнивец бегал по общаге минут десять. За это время кто-то из студентов успел, рискуя жизнью, забежать к Валере и сказать, что какая-то Годзилла носится по коридорам с огромным стволом, ревёт, брызжет слюной и грозится пристрелить «мудака из 912 комнаты». Пока Валера опомнился, рёв раздался уже в коридоре девятого этажа. Бежать было поздно и некуда. Валера закрыл хлипкую дверь на два оборота ключа и заметался по комнате; подбежал к окну – высоко, заглянул под стол – смешно; видимо, пришло время умирать, так и не получив Нобелевскую премию… Уже в полном отчаянии, под грохот ломаемой Годзиллой двери, забился в угол встроенного шкафа, под кучу беспорядочно сваленной зимней одежды (вешалки у студентов были в дефиците). Надежды остаться в живых не было ни малейшей. Шкаф – прямо напротив входной двери, чудовище наверняка слышало, как он, прячась, скрипел дверцей; разметать пинком кучу барахла – секундное дело, а потом волосатая лапа схватит хрупкого поэта за тонкую шею – и милосердная Вечность примет мятущуюся душу юного гения в свою бездонную пустоту, даже патрон чудовищу тратить не придётся. Почти так всё и случилось. Не успел Валера вспомнить и половины своей короткой жизни, как выбитая с замком и петлями дверь влетела в комнату, ударилась углом в шкаф, проломила тонкую фанеру и застряла в ней. Неистовый Кинг-Конг ворвался в святая святых русской литературы, повёл кровавыми глазами по сторонам – никого нет, две кровати пусты; заглянул в закуток за шкаф, где стояла третья кровать – тоже никого, подбежал к окну – высоко, заглянул под стол – смешно, плюнул на пол, выматерился и убежал. Заглянуть в шкаф не догадался – тот был изувечен и наполовину прикрыт выбитой входной дверью. Валера сидел в шкафу ни жив ни мёртв ещё добрых полчаса, не веря, что ужасная участь его миновала. Выбрался на негнущихся ногах, хотел немедленно куда-то бежать, но куда? Вдруг Терминатор поджидает его в коридоре? Или в холле? Или у подъезда? Вскоре пришли знакомые ребята, сказали, что злобного убийцы нет ни в общежитии, ни рядом с ним – видели, как он сел в такси и уехал. Помогли Валере поставить на место дверь, прибили тонкую дощечку к косяку, вырванному ригелем замка. Разошлись по своим делам, сказав напоследок, чтобы «кричал, если что…»

Мы, как обычно, пришли к Валере вечером: Вадик, Шевкет и я. Подивились на новый дизайн двери. Постучали. Никто не отвечает. Услышали внутри легкое шевеление. Покричали. Безрезультатно. Но ведь явно есть кто-то в комнате! Выведенные из терпения, обложили семиэтажно Симановича, комнату 912, третью медобщагу, мединститут, и всех охреневших… чудаков, не желающих, нафиг, блин, открывать двери друзьям, которые, между прочим, не с пустыми руками пришли!..

Из-за двери послышалось робкое: «Кто там?..» Мы повторили свои тирады. Тут Валера наконец нас признал и открыл дверь. Мы помогли ему снять стресс, да и сами сняли свой, свежеполученный от рассказа Симановича. Позже пришла смущённая Лара. Выяснилось, что Славик пришёл в «кульковскую» общагу и рассказал Ларе о своей неудачной попытке её защитить. Лара ужаснулась и объяснила удручённому динозавру, что Валера из 912 комнаты – её друг, «просто друг», а тот однокурсник, что в неё влюблён, вовсе её не домогается, а просто молча страдает от отсутствия взаимности.

К этому времени моя влюблённость в Лару и сама собой уже угасала, а всё происшедшее и вовсе её обнулило. Тем более из Барнаула скоро должна была вернуться Влада. И всё-таки я продолжал опасаться Лариного друга – откуда ему знать движения моего непостоянного поэтического сердца? – а потому всегда был настороже.

Дней через десять Славик вместе с Ларой пришёл к Валере извиняться. Сказал, что на «того, другого» тоже не сердится, «чисто по-пацански» его понимает, поэтому убивать сегодня никого не будет, хотя ствол всегда при нём (что тут же и продемонстрировал), и что «тот, другой» может вылезать из шкафа, «а то, бля, без него всю водку выпьют…»

Я вылез из шкафа, и мы вчетвером неплохо посидели.

5. Ассоциация молодых писателей

Летом 1993 года Поэтическое Королевство СИАМ провело «поэзоконцерт» в здании Краснодарского института физкультуры. Выступали впятером: Валера Симанович, Марианна Панфилова, Вадим Яковлев, Егор Кизим и я. За неделю до выступления расклеили по городу десятка три самодельных афиш: лист формата А4 с отпечатанной на пишущей машинке программой и именами участников в нарисованной от руки рамке – орнамент, манерные завитушки. Этот шедевр оформительского искусства был размножен на ксероксе в Некрасовской библиотеке. Впрочем, «по городу» – сильно сказано: на досках объявлений в четырёх вузах: институте культуры, медицинском, политехническом на Красной, и в университете на Карла Либкнехта (сегодняшней Ставропольской); в Некрасовской, Игнатовской и Пушкинской библиотеках да в нескольких ДК. Остальное – где попало: на трамвайных остановках и стенах зданий на Красной. Сколько они там провисели, лучше не вспоминать… Но главными нашими шедеврами были три афиши на листе формата А3, расписанные вручную знакомой Вадика из художественного училища: тёмно-синий фон, золотые буквы. Их мы повесили на входе в институт физкультуры и на стенке под навесом «стекляшки». Директор «стекляшки» нашу самодеятельность тогда стерпел, скрипя зубами: нищая богемная тусовка брала только кофе, но было её много, как муравьёв, и курочка наклёвывала по зёрнышку неслабый жирок.

На выступление пришло три человека. Не скажу, что мы были сильно расстроены: во-первых, уже приучили себя к мысли, что живем в диком городе, где настоящее искусство (конечно наше, а чьё же ещё?) является уделом лишь немногих избранных (конечно, нас, а кого же ещё?) Во-вторых, решили воспользоваться возможностью обкатать нашу программу в большом актовом зале, с какой-никакой акустикой, предполагающей другую, сравнительно с тесной кухней, манеру чтения. Один слушатель ушёл сразу после начала нашего выступления. По нашей традиции первой мы «запускали» Панфилову, а она, по своей собственной традиции, первым читала «Ржавые груди акаций…» Поэтому уход слушателя нас не удивил, мы только заинтересовались, когда не вытерпят и сбегут оставшиеся двое.

Но двое упорно сидели и даже, казалось, внимательно слушали. Мы было обрадовались: наконец-то в нашей провинции отыскались настоящие ценители поэзии! Но радость наша оказалась преждевременной. После выступления слушатели подошли и представились: один оказался Валерой К., председателем недавно основанной им самим Ассоциации молодых писателей Краснодара, второй – Сергеем С., его приятелем и заместителем, а также майором КГБ в отставке.

Сергей С. с помощью Валеры К. (и не только) в этом году издал сборник стихотворений: тонкую брошюрку под названием «Ветка калины». Стихи были жутковатые, вроде:

«Ночь. Девушка. Караганда.

Вино. Дискотека.

Бьют. Убежал…»

На обложке была схематично изображена ветка упомянутого растения и лицо девушки – возможно, той самой, с карагандинской дискотеки. Лицо полностью на обложке не поместилось, поэтому за сборником сразу закрепилось название: «Полморды». Каким-то чудом (?..) брошюру удалось издать сумасшедшим тиражом: 20 000 (двадцать тысяч) экземпляров! Дома у автора пачки «шедевра» подпирали потолок. Автор метался по всему Краснодару и Краснодарскому краю, забрасывал свою «Полморду» десятками экземпляров во все библиотеки (где её не брали и не читали ни при какой погоде), в киоски «Печать», где её, разумеется, тоже не брали – за исключением киосков на железнодорожном вокзале, где всё бумажное и недорогое по понятным причинам всегда берут охотно.

Нас пригласили вступить в Ассоциацию. Время тогда было забавное, порядка не было нигде и ни в чем, любой желающий мог создать какой угодно фонд, организацию, ассоциацию. Единственным условием было – не просить у властей денег: их просто не было. Этим и воспользовался Валера К., сорокалетний учитель русского языка и литературы из Горячего Ключа. Валера кропал сентиментальные рассказы и повести, талантом обладал крошечным. Человек низкорослый, худой, очень неказистый, с проблемами в личной жизни, он обладал естественными при таких обстоятельствах комплексами. Его одноклассник оказался депутатом городской Думы и помог Валере зарегистрировать упомянутую Ассоциацию. Теперь Валера набирал членов в общественную организацию, учредителем и руководителем которой являлся. Какой-либо эстетической программы у него не было, просто у заурядного учителя появилась возможность оказаться на виду. Этим он попытался воспользоваться в полной мере. На пожертвования неизвестных доброхотов (не известных никому, кроме, пожалуй, Сергея С.), Ассоциация решила издавать собственный альманах со странным название «Благословение».

Мы в то время были уже «широко известны в узких кругах» и потребовали преференций: будем числиться членами Ассоциации, принимать участие в её мероприятиях, но оставляем за собой право называться независимой творческой группой Поэтическое Королевство СИАМ, выступать самостоятельно, издавать (если будет на что) журналы под своей «шапкой». В альманахе «Благословение» наши стихи будут публиковаться без сокращений, в авторской редакции. Валера К. легко согласился с нашими условиями. Причину такой уступчивости мы поняли позднее. Когда в Ассоциации набралось около тридцати человек (половина из которых состояла формально – члены из станиц, записавшиеся в Ассоциацию, даже не приходили на её заседания, проводившиеся еженедельно), Валера раздал всем «живым душам» подписные листы и настоятельно попросил собрать подписи в его пользу – как кандидата в Краевое Законодательное собрание от общественной организации! Тут-то мы поняли его интересы – деятельность литературной организации была лишь прикрытием амбициозных планов закомплексованного школьного учителя. Посмеялись. Собирать подписи отказались наотрез, дали понять Валере К., что даже мысль о таком занятии (и тем более о его выдвижении) считаем нелепой. Это вызвало напряжённое отношение к нам со стороны остальных членов Ассоциации, не имевших привилегий и полностью зависящих от Валеры, предоставлявшем возможность выступать и публиковаться в альманахе.

Сказать, что Валера сильно на нас обиделся – значит не сказать ничего. Однако он был вынужден продолжать с нами общаться, приглашал нас участвовать в мероприятиях, проводимых Ассоциацией. Опубликовал наши стихотворения в ближайшем номере «Благословения», поскольку другие авторы на нашем фоне выглядели, мягко говоря, бледновато. Не обошлось, правда, без мелких гадостей: в моём стихотворении «Трамвай» Валера «потерял» две последние строфы, без которых стихотворение было незаконченным. Тем не менее, нас напечатали на одном развороте, с моим предисловием, под общим заголовком «Поэтическое Королевство СИАМ». Это была наша, СИАМовская, первая общая публикация – под одной обложкой и в альманахе типографского исполнения.

В мае 1994 г. Валера К. пригласил меня, Валеру Симановича и Егора Кизима выступить от лица Ассоциации в женской колонии. Также с нами выступали Сергей С. и Валерий З. Последний вёз нас на своей машине – он числился в Ассоциации шофёром, из членских взносов ему оплачивали бензин. Впечатления от этого мероприятия у нас остались сильные. Помню растерянность Валеры К., когда на КПП прапорщик изъял у него подарки заключённым: маленькие флакончики туалетной воды, с кратким пояснением: «Душиться этим всё равно никто не будет, всё коблы выпьют». По территории колонии перед выступлением мы гуляли без сопровождения, но все вместе, вшестером. Заходить куда-нибудь поодиночке нам строго запретили, предупредив о возможных «неприятных последствиях». Сначала мы по-мужски шутили на эту тему, но администрация дала нам пояснения: нас могли не только изнасиловать (подобная возможность нас только забавляла), но банально ограбить и избить. Наше выступление было санкционировано краевым МВД, поэтому для «зечек» мы были почти что «ментами» и «мусорами» – в подробности они вдаваться не желали. Впрочем, выступление прошло успешно, если не считать того, что во время чтения своего стихотворения «Люди Ночи» со сцены клуба я от волнения забыл в середине текст и вспоминал его секунд десять, что в реальном времени очень много. Помню, что покраснел и ужасно вспотел, тем более что был в костюме и галстуке. Заключённые дружно аплодировали по команде воспитателей. За это выступление нам заплатили по 50 рублей, кроме того, Валера К. «накрыл поляну» у себя в общежитии за Институтом физкультуры.

Часов в одиннадцать вечера, разморенные от съеденного и выпитого, довольные первым в жизни гонораром за выступление, мы с Валерой Симановичем шли к трамвайной остановке на ул. Будённого и Коммунаров. Тогда ещё Симанович жил в общаге мединститута на улице 40-летия Победы, в 912 комнате. Перешли Красноармейскую – и на углу слева увидели куст цветущего жасмина. Сорвали по веточке, вставили в лацканы пиджаков и долго вдыхали слабый, тонкий аромат белых цветов в ожидании трамвая – тёплой майской ночью, молодые и свободные.

Собственно, на этом и заканчиваются приятные воспоминания. Наш отказ выдвигать Валеру К. в Законодательное собрание края поставил точку на нашем членстве в Ассоциации. В июне того же года, после очередного литературного выступления и последовавших за ним посиделок, Валера К. заявил, что я «роняю достоинство члена Ассоциации». Вызвано это было нашим с Валерой К. нетрезвым спором, во время которого я сказал, что его политические амбиции нелепы, а как руководитель литературного объединения он несостоятелен, т.к. принимает в Ассоциацию кого попало – лишь бы только новые члены помогли его избранию в Законодательное собрание. Мы с Валерой К. наговорили друг другу много грубостей. Протрезвев, он решил меня «наказать», и подписал приказ о моём отчислении из Ассоциации. На ближайшем общем собрании я оценил приказ Валеры К. как волюнтаристский, продиктованный личной неприязнью и творческой завистью. Собрание приняло мою сторону – у членов Ассоциации накопилось множество обид и претензий к Валере К., – после чего приказ был отменён.

У руководителя не было выбора: как литератор я был на порядок известнее Валеры К., а его пьяные обиды не имели отношения ни к творчеству, ни к деятельности Ассоциации, что было очевидно для всех. Но Валера К. урок не усвоил и решил отомстить не только мне, но и моим друзьям, т.е. практически всему Литературному Королевству СИАМ. Не прошло и месяца после скандала на общем собрании, как был издан новый приказ: об отчислении всех членов СИАМа «за неуплату членских взносов». Следует заметить, что взносы в то время не платил никто, но устав Ассоциации предусматривал своевременные платежи и формально Валера К. был прав. Поскольку его формальная правота никак не была связана ни со здравым смыслом, ни с элементарной порядочностью, я посчитал нужным наказать наглеца. Что и осуществил в ближайшее время: постучал среди ночи в дверь квартиры Валеры К. и дал ему в глаз. Перетрусивший кандидат в члены Законодательного собрания спрятался за дверь, открывающуюся внутрь, и попытался выжать меня ею на лестничную площадку. Я особенно не сопротивлялся, считая, что сделал уже всё что нужно. Перед визитом к Валере К. я был в гостях у Алексея Гончарова, с ним и засиделся допоздна. Предложил Лёхе:

– Пойдём, Валерке К. рожу набьём!

– Что толку рожу набить! Этого урода вообще кончать надо! Пойдём лучше ему шею свернём!

– Это, по-моему, слишком сильно выйдет…

– А просто рожу бить я не хочу… Это паллиатив…

Но я и на паллиатив был согласен, потому пошёл сам. После написал в память об этом случае:

«Любовь, богатство, славы дальний брег…

Бывают в жизни вещи подороже.

К примеру: выпьет честный человек –

И трезвому ублюдку даст по роже!»

Через несколько дней около Дома книги на ул. Красной ко мне подошёл незнакомец и осведомился, имеет ли он честь говорить с господином Виговским, Олегом Игоревичем? Слегка растерявшись, я ответил незнакомцу, что да, имеет, что Олег Игоревич Виговский – это я. Незнакомец представился, оказавшись одним из членов Ассоциации, редко появляющимся в Краснодаре (мы встречались на общем собрании, но я его не запомнил), и пожелал пожать мне руку за то, что я «дал по морде этому уроду Валере К.»

Я не возражал. В последующие дни ко мне подошли еще несколько человек с такими же пожеланиями, которые были, разумеется, с радостью удовлетворены. Это явилось показателем отношений между руководителем и членами Ассоциации, которая через пару лет полностью утратила роль независимого творческого объединения и стала фактически литературной студией при Союзе российских писателей. А ещё через несколько лет, уже в начале нового тысячелетия, Валера К., полностью потерявший авторитет, оставил пост руководителя и уехал домой, в Горячий Ключ, после чего Ассоциация благополучно развалилась.

Перед развалом Ассоциации Валера К. успел провести краевой литературный конкурс, посвящённый некой знаменательной дате в истории страны. На этом конкурсе неожиданно для всех первое место занял какой-то Пупкин из станицы Зажопинской. До этого момента о такой станице и о таком поэте никто и слыхом не слыхивал, и вот, поди ж ты – сразу и вдруг первое место!

К диплому победителя прилагалось пятьсот долларов и телевизор. Члены Ассоциации и публика поморщились, но промолчали: решение вынесло законное жюри в составе самого Валеры К. – председателя, и ещё двух членов – поэтов Икс и Игрек. Объяснилось всё неожиданно. Конкурс проводился в здании Кубанского Союза молодёжи, на улице Красной, 57. Поздно вечером после конкурса Валера К. решил «на дорожку» зайти в туалет. Подойдя к заветной комнате, услышал доносящиеся из неё знакомые голоса. В туалете горячо спорили Пупкин, Икс и Игрек; судя по накалу, спор вот-вот должен был перейти в классический мордобой.

– А я говорю, что до х.. вам будет пятисот баксов! – гневно орал Пупкин.

– А сколько же нам не до х.. будет, козлина?! – зловеще спрашивал Икс.

– По сто баксов на каждого, это моё последнее слово!

– Последнее, говоришь? – возмутился Игрек. – Оно для тебя точно последним будет, курва ты ссучившаяся, я тебе сейчас метлу твою поганую с кишками вырву!

– Я в ментовку заявлю!

– Вот жучара, ты только погляди на него! – восхитился Икс. – Значит, так, слушай сюда, падла рваная! Я с тобой как договаривался? Мы с Иксом голосуем за тебя, Валерка К. пусть вякает что хочет. Нас в жюри трое, решение принимается большинством голосов. Тебе, навозному графоману – первое место, диплом, славу и телевизор. Нам с Иксом – пятьсот баксов. Ты, чмо немытое, получил, что хотел? Первое место? Получил! Теперь расчёт. Сейчас ты, раз – отдаёшь нам пятьсот баксов. Два – забираешь свой телевизор и чешешь в свою Зажопинку, и чтобы больше мы тебя в городе не видели. Не сделаешь, как сказал – ноги переломаем. Сроку тебе – десять секунд, время пошло!

– Будешь на нас балан катить – уточнил Игрек, – мы тебе твой ящик на тыкву наденем, а бабки у тебя по-любому возьмём – они наши, по всем понятиям…

В туалете настало тяжёлое молчание. Валера К. почувствовал, что «по-маленькому» ему уже не хочется. Хочется «по-большому». Наконец до оцепеневшего председателя жюри донёсся шорох купюр и рычание, перемежаемое всхлипыванием. Затем из туалета выскочил Пупкин с картонной коробкой на плече, и просквозил к выходу. Валеру К. он за коробкой не заметил. Следом усталой походкой вышли Иск с Игреком, рассовывая деньги по карманам.

– О, етическая сила! Вот это встреча! – удивился Иск. – А ты тут чего забыл?!..

– Я только пописать… – пролепетал Валера К.

– Это пожалуйста… – великодушно разрешил Игрек. – Иди давай, ссы!

– А можно мне тоже денег немножко, а?.. Я же всё-таки председатель…

Икс с Игреком переглянулись и посмотрели на него со значением.

– Понял! – испугано пискнул председатель и забежал в туалет. Совсем уже поджимало… Дезавуировать итоги конкурса он не осмелился. Но на следующий день Игрек с Иксом забухали по-чёрному и по-пьяни сами проболтались об этой истории своим друзьям.

Тусовка хохотала целую неделю; некоторые возмущались и требовали «принять меры», только сделать уже ничего нельзя было: диплом и телевизор Пупкин увёз в Зажопинскую, деньги были пропиты подчистую. Неуёмные правдолюбцы хотели выгнать из ассоциации Икса с Игреком, а заодно и самого Валеру К., допустившего, вольно или невольно, такой балаган. Но Валера К. отговорился тем, что ничего не знал, а Икс и Игрек были, как-никак, поэтами талантливыми, заменить их было трудно, почти невозможно. К тому же стихи Пупкина они основательно отредактировали, придав им вид более или менее читабельный. «Шедевров» Пупкина не сохранилось – эту историю быстро замяли, сделав вид, что ничего вообще не было. Осталась только пародия, написанная Игреком на лучшее, по его словам, стихотворение лауреата:

«Зорька ясная, вишня красная!

Я девчоночка, ах, несчастная!

В полдень ласково светит солнышко,

И у реченьки видно донышко…

Встречу я тебя в поле ввечеру,

Опустив глаза, маменьке навру:

Мол, пошла, млада, я коров доить…

Нас с тобой в стогу не запалят ить?!

Без тебя, мил друг, жить я не могу,

Кутаясь в платок, прибежу к стогу.

Принесёшь ты лук, принесёшь «Агдам» –

Я тебе в стогу всю себя отдам…»

Игрек божился, что пародия очень похожа на оригинал и вполне соответствует среднему уровню членов Ассоциации. Иск это подтверждал. А раз так – то нечего было и волну гнать: не всё ли равно, кому досталось первое место?

Справедливости ради, следует сказать о моей встрече с Валерой К. в январе 1996 г. в Ярославле. Союз российских писателей провёл тогда Первое Всероссийское Совещание молодых писателей. Вдохновителем и главным организатором Совещания являлся Борис Черных, ярославский прозаик. Осенью 1995 г., до моего отъезда в Москву, мы, члены Поэтического Королевства СИАМ, отправили заявки для участия в Совещании. Приглашение пришло для шестерых: меня, Валентины Артюхиной, Егора Кизима, Валерия Симановича, Валерия К. и его любимца Романа Плюты, самого молодого члена Ассоциации. Для сравнения: из петербургских авторов приглашения получили только пятеро. Приглашение на моё имя пришло в Краснодар, откуда мои друзья переслали его в Москву. Из всего СИАМа приехать на Совещание смог только я. В Ярославле получил почётный диплом и приглашение вступить в Союз российских писателей. Ввиду разногласий между московской верхушкой Союза и ярославскими организаторами моё вступление в СРП отодвинулось на несколько лет – до 2003 года. Почётный диплом получил также Роман Плюта и Валерий К. – последний с формулировкой: «за организацию Ассоциации молодых писателей и творческие достижения в области прозы». Также Валеру К. приняли в СРП.

Из ситуационного контекста было ясно, что сомнительные «творческие достижения» Валеры К. не играли никакой роли в награждении и были упомянуты только по соображениям политкорректности; единственным основанием для награждения Валеры К. почётным дипломом послужила его общественная деятельность, подоплёка которой устроителям Совещания не была известна. В СРП его приняли только для того, чтобы придать веса Ассоциации. Это подтверждает бесславная судьба прозаика Валеры К., который с 1996 г. полностью выпал из литературной жизни Краснодара, не говоря уже о всероссийском уровне.

Сегодня я признаю, что Валера К. делал нужное дело и сожалею о своей грубости в отношении этого несчастного человека, несмотря на его очевидную непорядочность, эгоцентризм и непомерно раздутое самолюбие. Но историю не перепишешь. Судьба основанной Валерой К. Ассоциации, несмотря на его подлинную любовь к литературе, оказалась плачевна, в отличие от судьбы СИАМа.

6. «Отец Кубанского рока»

Таким сомнительным титулом посмертно наградили приятели-собутыльники Сашу Э., погибшего в июле 2007 года. Саша, 45-летний краснодарский «рокер», поехал с другом и подругой в Абхазию, купался, загорал, отмечал победу Сочи в олимпийской эстафете; в очередной раз полез в море – и тут его прихватил инфаркт. Друг с трудом вытащил Сашу из воды, но было уже поздно. То ли он умер непосредственно от остановки сердца, то ли захлебнулся – никто точно не знает. Саша пользовался широкой известностью в узких кругах Краснодара. Что это были за круги?

Во-первых – те, кому было от 14 до 20 лет в середине 80-х, т.е. в начале не к ночи будь помянутой «перестройки», причислявших себя к так называемой «неформальной» молодёжи. В чём заключалась эта «неформальность» – общеизвестно и разъяснения не требует. За двадцать лет эти неформалы в большинстве своём спились, сторчались или стали простыми обывателями. Но сотня-другая и в сорок лет продолжала юродствовать – в основном на поприще рок-музыки, разнообразных «духовных практик» и «авангардной» живописи.

Во-вторых – всегдашняя стая подростков с гитарами, тоже, конечно же, неформальных и авангардных.

Вот с этим-то невразумительным контингентом и общался Саша Э. – «оператор ЭВМ» по образованию (окончил ПТУ) и рокер по влечению души. Сначала он работал почти по специальности – менял лампочки в гостинице «Интурист», потом стал жить на неверный доход от выступлений местных рок-групп, подвизаясь в полудюжине из них в качестве гитариста и певца; какое-то время даже писал детские песенки для Краснодарского кукольного театра. Принимал участие во всевозможных «акциях» и «проектах». Ещё занимался «продюсированием», т.е. отлавливал в краснодарских подворотнях пьяных подростков с гитарами и приводил их к своим приятелям в студию звукозаписи, чтобы дать ребятам шанс создать и записать какую-нибудь «нетленку», да и чтобы пили они в нормальных условиях, хотя бы за столом. Кто-то из корешей Саши после его гибели наивно писал в некрологе на интернет-форуме: «На улице Красной часто можно было встретить этого большого, весёлого и доброго человека, который говорил нам: – Ну что вы такие смурные! Лучше пойдёмте мадеры выпьем!..»

Я не очень хорошо знал Сашу: мы часто встречались в одних и тех же компаниях в начале 90-х, но мне, студенту консерватории (а потом Литературного института) и артисту Камерного хора Краснодарской филармонии, в голову не приходило воспринимать всерьёз местных рокеров. Они меня, конечно же, тоже всерьёз не воспринимали – я был явным чужаком, не способным, по их мнению, оценить всю глубину и гениальность их музыки и текстов. Но в Краснодаре тех лет немного было мест, где можно было хоть как-нибудь развлечься, поэтому мы сталкивались то на местном Арбате (отрезок улицы Чапаева между Красной и Красноармейской), то в «стекляшке» на углу Красной и Северной, то в кафе «Берёзка» у главного корпуса Политехнического института. Студенты, вчерашние студенты, абитуриенты, «олдовые мены», друзья приятелей и приятели друзей, случайные собутыльники – обычная молодёжная тусовка, где все знают всех, но никто никого толком. Наша литературная группа не дистанцировалась специально от других; Валера Симанович, например, охотно общался с рокерами, художниками, заводил знакомства и даже приятельские отношения со многими из них. О Марианне Панфиловой и говорить нечего: ей только дай поговорить, неважно с кем, где и когда.

Летом 1993 года Валера пригласил меня на какую-то рокерскую тусовку в ДК на улице Володарского, рядом с телецентром. Я пошёл с ним за компанию, делать всё равно было нечего. Валера познакомил меня с «музыкантами» – друзьями Саши Э., я обменялся с ними ничего не значащими фразами. Устав от воплей, рёва и сивушного перегара, сдобренного густым запахом анаши, я ушёл с тусовки рано и о новых знакомых позабыл. Через неделю вечером в мою калитку постучали. Я очень удивился, увидев Колю и Ваню – случайных знакомых из ДК.

– Олег, привет! А мы тут случайно мимо проходили, нам Валерка сказал, что ты здесь живёшь! – обрадовали меня нежданные гости. – Слышь, Олег, у тебя что-нибудь бухнуть есть?

Коля жил на Фестивальном, Ваня в районе рубероидного завода. Вот уж действительно – случайно! Но долг гостеприимства… Я пожал плечами и пригласил визитёров на веранду. Летом я проводил там практически всё свободное время, держал пишущую машинку, книги, туалетные принадлежности. В мансарде только спал, и то не всегда. Объяснил гостям, что из «бухнуть» у меня только бутылка домашнего вина, ещё могу предложить чай. Гости поморщились, но согласились и на то, и на другое. Вино выпили сразу, проигнорировав поставленные на стол рюмки и попросив разлить его в чайные кружки.