Текст книги "Шлак 4.0 (СИ)"

Автор книги: Олег Велесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Первым – и это мне не понравилось – показался Бородач. Баклан! Что ж тебе не лежалось спокойно на станции. Ты дважды уходил от смерти лишь для того, чтобы сейчас на мою пулю нарваться?

Я надавил спуск, лёгкая отдача, и Бородача отбросило к стене. Выцеливать, чтобы припугнуть или ранить, не стал, сам себя не жалеет, мне тем более не пристало.

Все, кто вышли следом за ним, ломанулись обратно на лестницу. Желающих принять быструю смерть в узком коридоре не нашлось. Минуту они выжидали, потом кто-то догадался высунуть двустволку и садануть дуплетом в мою сторону. Дробь прошла сильно правее и ниже, раскрошив штукатурку под подоконником. Дальше по порядку разрядили ещё несколько ружей, после чего умолкли, только слышно было, как спешно перезаряжаются и говорят о чём-то.

– Нет ничего, – в очередной раз всхлипнула Алиса.

– Не торопись, смотри внимательней, – наставническим тоном произнёс я. – Гости уже пожаловали, шум по всему посёлку разошёлся, спешить больше некуда.

– Издеваешься?

– Отнюдь. Раньше у нас была возможность свалить втихую по лестнице, а теперь только прыгать из окна, как ты обычно любишь, но велика вероятность, что внизу нас ждут. Так что биться будем до последнего патрона, а потом пойдём в рукопашную и умрём. Как тебе расклад?

– Геройский. Но глупый.

– Почему?

– Потому что полностью соответствует твоему умственному развитию. Такое впечатление, что в школе ты только в классики играл и к кошачьим хвостам банки консервные привязывал.

– В школе я играл в «Call of Duty», причем на уровне «ветеран».

– Оно и видно. Ладно, ты дальше стреляй, а я когда найду планшет, скажу, что делать будем.

Собственно, ничего другого и не оставалось. Я удобно разместился в дверном проёме, высунувшись из него на половину и готовый в любой миг вскинуть автомат к плечу. Сидеть так было скучно, дикари активности не проявляли, а мне штурмовать лестницу было несподручно. В коридор выходило не менее десятка дверей, из любой из них мог появится противник, поэтому надо дождаться, когда Алиса закончит поиски и сможет прикрыть мне спину, пока я буду разбираться с контингентом на лестнице.

Гранат бы побольше, хотя бы штук пять. А лучше шесть. Дикари народ упёртый, но жизнь ценящий, и расставаться с ней ради каких-то там загонщиков не захотят. Пусть даже за этих загонщиков много денег дают. На кой дохлому деньги? Так что шанс выбраться из передряги есть. Только делать это надо пока темно. Через час светать начнёт.

– Девочка моя, поторопись. Скоро рассвет, и тогда мы точно станем героями.

Алиса перевернула в комнате всё, что можно было, а что нельзя – сломала. Теперь взялась простукивать стены. Делала она это с удивительным терпением, проверяя каждый сантиметр площади. Пришедшая в себя Василиса смотрела на неё с ненавистью.

– Алиса, бабка очнулась, свяжи её.

– Сам свяжи. Я занята.

– А я, блин, девок голых разглядываю!

– Вот и отвлекись на минуту.

Я выругался, перевернул Василису на живот и перемотал ей запястья скотчем.

– Шлак, шлак, – вместе с ругательствами бабка выплюнула зуб. – Ох, что я с вами сделаю.

Шипя по-змеиному, она начала рассказывать, что сделает с нами, когда освободиться. Картина получалась неприглядная, Гвоздь со своими живодёрскими приёмчиками рядом не стоял, и что самое нехорошее: сомневаться в этом не приходилось, особенно памятуя, что сталось со Штыком. Держать слово своё старушка умеет. Пришлось замотать ей рот, чтоб не портить себе настроение.

Дверь ближней комнаты приоткрылась. Я вовремя успел заметить, как полоска света на полу стала чуть ярче. Между дверью и стеной просунулся ствол. Прежде чем громыхнул выстрел, я успел отпрянуть. От лестницы закричали, накрыли коридор картечью, застучали ботинки. Я вытащил из подсумка гранату, вырвал чеку и катнул навстречу бегущим. Рвануло не слишком громко, но свист осколков поднял инстинкты до максимума. Я пригнул голову, хотя мне точно ничего не грозило, а вот тем, кто в коридоре, досталось основательно. Кто-то взвыл так, что обернулась Алиса. Потом разразились матом, перемежая слова с выстрелами.

Минуту продолжалась какофония, потом стихло. Я выглянул. Граната разорвалась как раз напротив открывшийся двери. Полотно сорвало с петель, нижнюю часть разворошило в щепки. Чуть дальше лежал, согнувшись пополам, дикарь. Похоже, это он орал. Но уже доорался. Больше никого не было, только стёртая в пыль штукатурка висела в воздухе дымчатым облаком.

Я поднялся и, прижимаясь к стене, полусогнутых двинулся к соседней комнате. Пока дикари не очухались, надо её зачистить. На полигоне дядя Лёша Гвидон пять шкур с меня спустил, обучая методам штурмовиков. Правда, зачистки касались тварей. Но что есть тварь по сути своей? Тот же человек, а соответственно и повадки те же.

Впрочем, зачищать было нечего. Единственный человек – бабка-приживалка – распласталась на полу пятиконечной звездой. Вместо правого глаза – зияющая рана и кровища вокруг головы. Осколок словила. Тут же валялось ружьё. Из кармана кухонного фартука торчал краешек планшета.

Я вытащил его двумя пальцами, включил.

Василиса оказалась умнее. Ни в какие тайники планшет Гвоздя она не прятала, просто отдала приживалке на сохранение. Наверное, это и есть та самая Клавдия, что приходила недавно. Она же, скорее всего, и тревогу объявила.

Я вернулся в комнату, протянул планшет Алисе.

– Держите, мисс Марпл.

Девчонка выхватила его у меня и присела на кровать. Пальцы забегали по экрану, глаза загорелись. Василиса следила за ней всё с той же ненавистью и разочарованием.

В коридоре снова зашевелились.

– Эй, загонщики! Переговоры!

Я выглянул. Старик-консьерж махал белым платком.

– Слышь, сынок, не стреляй. Перемолвимся давай, чё кровь лить задаром.

О как, сынок. Ещё совсем недавно в злыднях числился. Расту.

– Давай перемолвимся. Мы не против. Только дружкам своим скажи, что если кто высунется, я тебя первым положу.

– Да не высунуться оне, тоже ж с понятием. Так я подойду?

– Подходи.

Дедок с опаской приблизился. Справа на лбу у него зрела большая кроваво-фиолетовая шишка, последствие удара Алисы. Неплохо она его приложила, чуть ближе к уху, и не откачали бы дедулю.

– Слышь, ты давай так, – несмотря на то, что я обещал не стрелять, он всё равно побаивался, и периодически поглядывал то на меня, то на ствол калаша, и ни то, ни другое ему не нравилось. – Ты скажи, Василиса Степанна жива?

Вот чего им нужно, узнать, жива ли начальница. Я не стал его расстраивать.

– Можешь подойти и глянуть.

Он сделал ещё несколько шажков, вытянулся и заглянул в комнату. Василиса лежала на полу связанная, с кляпом и таращилась на нас жабьими глазами. Видок у неё был не ахти, но что поделать – плен. Дед тут же отпрянул. Увидел всё, что хотел, и засобирался обратно.

– Ну так я пойду, упрежу наших, шоб не шалили, ага?

Он попятился, потом развернулся и торопливо заковылял к лестнице.

Подошла Алиса, на губах играла улыбочка. Я спросил, заранее зная ответ:

– Нашла, что искала?

– Нашла.

– И?

– Расскажу, когда выберемся.

– Тогда самое время уходить. Тут к нам парламентёр приходил. Ничего интересного предложить не смог, справился только о здоровье Василисы и утёк. Думаю, она им нужна.

Алиса кивнула.

– Так и есть. Поднимай её и пошли.

Я поднял бабку, вывел в коридор и пристроился за ней как за щитом. Приставил пистолет к виску. Если дикари и впрямь рассчитывают вернуть хозяйку живой, то это поможет избежать ненужных эксцессов. Заслышав наши шаги, на лестнице переполошились. Там не думали, что мы решим проявить инициативу. Дедок выглянул в коридор, воскликнул: Ой, ё! – и исчез.

Я толкнул Василису на лестничную клетку, глянул через перила. Вниз торопливо сбегали несколько человек, но по ощущениям в здании и вокруг собралось не менее сотни. Стрельба подняла на ноги весь посёлок.

Мы спустились на первый этаж. Народ отходил от нас как отливная волна от берега. Возле выхода остался только дедок. Он поднял руки.

– Сынок, давай договоримся…

Алиса взвела курок револьвера.

– С дороги, старый хрыч.

– Доченька…

В отличие от меня, Алиса не стала рассусоливать, направила револьвер вверх и спустила курок. Звук выстрела в ограниченном пространстве вестибюля хлопнул по перепонкам. Дедок выпрыгнул в дверной проём, Василиса присела со страха. Мне пришлось дать бабке коленом под зад, выталкивая её выйти на улицу.

Я оказался не так уж и не прав по поводу того, что посёлок проснулся. Снаружи действительно собралась толпа. Население высыпало из домов и застыло в ожидании дальнейших событий. Мужчины, женщины, дети собрались напротив подъезда, у фонтана, вдоль улицы. Ночь потихоньку сдавала позиции, воздух серел, и я мог разглядеть не только лица, но и мимику. Большинство выражали тревогу. Василиса людям нравилась. По повадкам она походила на жадную сварливую ведьму с замашками садиста-любителя. Но это моё сугубо личное впечатление, для жителей она являлась родной матерью, а иначе бы они так за неё не переживали.

Алиса вышла вперёд, вскинула револьвер и снова выстрела, потом приставила дуло ко лбу Василисы и ровным голосом произнесла:

– Кто дёрнется, Василисе не жить.

Как же удивляет меня эта девчонка. С высоты она прыгать боится, а выйти перед толпой вооружённых дикарей и начать диктовать условия – ни один волосок не дрогнул.

– Ты тогда тоже умрёшь, загонщица, – ответили ей.

– Пусть. Но другого выхода у меня нет. Поэтому делаем так: мы уходим, вы остаётесь. Если все поступят правильно, я отпущу Василису. Всё понятно?

– Куда уж понятней, – понуро вздохнул дед. – Василиса Степанна, матушка, ты уж крепись. А мы тебя выручим. И нехристей энтих, коли господь сподвигнет, накажем, дай время.

Алиса мгновенно развернулась, навела на него револьвер и выстрелила. Дедок даже испугаться не успел. Пуля расколола череп, мозги вылетели через затылок, а тело опало, как прошлогодний лист. Толпа охнула. Защёлкали взводимые курки, но стрелять никто не осмелился. Девчонка смотрела на дикарей с презрением.

– Ещё желающие угрожать мне есть?

Несколько секунд толпа молчала, потом кто-то выкрикнул:

– Валите уже нахер!

Вступиться за дедка никто не решился. Алиса усмехнулась, тронула меня за плечо и произнесла негромко:

– К станции, Дон.

Над пустошью показался край огненного диска. В окнах, где ещё сохранились стёкла, заиграли радужные блики, на стланик легли длинные красные тропы, слишком красивые, чтобы ступать на них. Пока шли, я ждал выстрела в спину. Начудили мы тут достаточно: и дров наломали, и трупов навалили. Дедок был лишним, зря Алиса его грохнула, и таких лишних с каждым днём становилось всё больше. Взять того же Фонаря. Безобидный был мужичок. За что его? Или Звездун. И похоже, дальше будет только хуже.

Когда добрались до станции, я услышал протяжный паровозный гудок, в безветренное небо поднимался столб чёрного дыма. От конгломерации подходил состав. Он сползал с пригорка длинной змейкой, постепенно притормаживая. Напротив водяной колонки паровоз встал. Молоденький кочегар шустрой обезьянкой вскарабкался на тендер, открыл заправочный люк и подтянул кран.

Пока бригада заполняла водяной котёл, мы добрались до паровоза, пришлось даже ускорить шаг. Алиса взялась за поручень, сверху на неё смотрел чумазый машинист.

– Алиса Вячеслав… – он удивлённо захлопал глазами.

Ничего не объясняя, девчонка поднялась в будку. Я освободил бабку, хотел помочь ей вытащить кляп, но она отшатнулась от меня как от прокажённого, выплюнула изо рта тряпку и прошипела:

– Довольны да? Довольны? Только попробуйте вернуться!

Возвращаться никто не собирался, во всяком случае без армии, но всё же я не выдержал и поднял вверх большой палец:

– I’ll be back.

Смысл сей сакральной фразы Василиса не поняла, но отреагировала верно: плюнула.

Поезд тронулся. В будке и без нас места было мало, да и жарко вдобавок. Кочегар открыл топку, начал закидывать уголь. Мы с Алисой переместились к тендеру. В открытую дверь я увидел, как от посёлка к станции бегут люди. Вскинул автомат к плечу, бегуны резво попадали на землю.

Алиса опустилась на пол, обхватила колени руками. Только сейчас я обратил внимание, как под глазами у неё прорисовываются синие круги, а глаза – эти два ледяных безбрежных моря – потеряли прежний блеск. Мне всё время казалось, что она как крейсер Аврора – непотопляема. Не устаёт, не психует, только иногда подзаправится чем-то вроде пасты карбонара с панчеттой, и снова в бой.

А вот нихрена она не из железа. Она такой же человек как я, как Василиса, и наверняка мечтает приклонить голову к надёжному мужскому плечу. Но не выходит. Что с отцом – неизвестно, кто мать – не знаю. Ни помощи, ни поддержки, только какой-то придурок в чёрном плаще скачет рядом, нервы портит… Это я о себе, если что.

Из будки выглянул машинист.

– Алиса Вячеславовна, на въезде все составы досматривают. На постах вараны, злые, как пёсо. Вас ищут. Рисунки везде понавешали с ценником. Два миллиона! Нет у вас в Загоне друзей.

– Да, да, понимаю. Спасибо. У реки сбрось скорость, мы сойдем.

– Ты нам тоже не друг? – поддел его я.

Машинист не растерялся.

– А если скажу, что друг, поверишь?

Я пожал плечами.

– Вот то-то же, – он понизил голос. – А на въезде сразу признаюсь, что до реки вас довёз. Не обессудьте.

Машинист вернулся на место. Кочегар закрыл топку, вздохнул, облокотившись о лопату.

Поезд ритмично подёргивался, глаза слипались. Я зевал, отгоняя сон, но он побеждал, тем более что нормально уже суток пять не спали. Дни и ночи слились в бесконечную череду чёрно-белых полос. Алиса посапывала, приоткрыв пухлые губки. Я смотрел на неё, смотрел. Ей бы не в войну играть, рискуя жизнью, а лежать в шезлонге на краю бассейна – или что там у них в Золотой зоне? – тянуть через трубочку коктейль, любоваться пальмами, флиртовать с мускулистыми мужчинами… Чем они вообще там занимаются?

Золотую зону я воспринимал как некий семизвёздочный курорт, в сравнении с которым Исла де са Феррадура отдыхает. А как иначе? На фоне Загона с его насквозь прогнившими жилыми блоками и фермой по искусственному взращиванию тварей, это должен быть оазис благополучия и комфорта. Солнце, песок, бирюзовые волны накатывают на берег. По периметру забор и вышки с натасканной охраной, в кондиционированных коттеджах вышколенная прислуга, мелкие пёсики ссут где нипопадя. Красота! Самому бы пожить в такой обстановке, дерябнуть мартини с оливками, а лучше водки с солёным огурчикам. Как я соскучился по огурчикам. Как они хрустят на зубах: хрусть, хрусть…

Это не огурцы. Это уголь под подошвами!

Я открыл глаза как раз в тот миг, чтобы заметить опускающуюся на голову лопату. Хорошо что плашмя, а не остриём. Удар пришёлся по лобной кости, наиболее крепкой части черепа. В ушах удар отозвался звоном, из носа брызнули сопли, из глаз слёзы. На секунду решил – всё. Хрен! Оглушило основательно, но не вырубило. Ухватил лопату за черенок и, превозмогая тошноту и слабость, поднялся. Поезд тряхнуло, меня отбросило к стене, но лопату не выпустил. Вырвал её и носком берца ударил нападавшего под коленную чашечку. Тот заорал, схватился за ногу. На его крик выглянул из будки машинист, подняла голову Алиса.

Я отбросил лопату, заученным движением вынул пистолет и направил на нападавшего. Твою мать… Кочегар. Он валялся на полу, подтянув ногу под себя, обняв её, словно любимую игрушку, и выл:

– У-у-у-у…

Машинист подскочил ко мне, посмотрел умоляюще.

– Нет, нет, Дон! Сын это мой. Сын! Глупый ещё. На ценник позарился. Два миллиона, а? Не стреляй…

В голосе застряла тоска, помноженная на страх. Не стреляй… Я пощупал лоб. Шишка будет. Она уже набухала под банданой, и любое прикосновение вызывало саднящую боль. Захотелось ещё раз от души приложить кочегара по заднице, копчик ему, сучонку, сломать, чтоб сесть долго не мог. Не стал. Убрал пистолет в кобуру и сказал:

– Воды принеси.

Машинист метнулся в будку, вынес фляжку с водой. Я отпил. Горячая, чай можно заваривать.

– До реки далеко?

– Минут через двадцать подъедем, – предано глядя мне в глаза, сказал он.

– Добро, – и махнул рукой, чтоб сваливал.

От реки до Загона оставалось не больше пяти километров, можно было разглядеть поднимающиеся над горизонтом трубы электростанции. Перед мостом машинист притормозил, мы с Алисой спрыгнули на землю. Подождали, пока состав проедет, и спустились к берегу. Я присел на корточки, сунул руки в воду. Хорошо. Разделся до трусов, нырнул. Не останавливаясь, доплыл до середины, развернулся и уже не спеша поплыл обратно.

Возле берега плескалась обнажённая Алиса. Она зачерпывала воду ладонями и лила на голову, подставляю всю себя речной прохладе и солнцу. Я плыл прямо на неё, а когда ноги коснулись дна, пошёл. Остановился лишь когда подступил вплотную.

Сглотнул.

Алиса абсолютно не стыдилась своей наготы. Она как будто специально выпячивалась, дразнила меня, на губах играла полупрезрительная улыбка. Волей не волей вспомнишь цицероновское: о времена, о нравы!

– Ты принципиально нижнее бельё не носишь?

– Тебя это смущает?

– Очень. Особенно после той нашей ночи.

– Хочешь продолжения?

Я не стал лукавить.

– Хочу.

Хотя чего тут лукавить, она же не слепая, сама всё видит.

– Подумаю над твоим желанием.

Я потянулся к её талии.

– Почему не сейчас?

И получил пощёчину, причём на лице Алисы по-прежнему сохранялось блудливое выражение. Я отпрянул, во рту возник привкус крови, наногранды разбудили дремавшую в жилах ненависть. Если схвачу её, прижму. Я сильнее, не вырвется…

Развернулся и прыгнул в воду, охлаждая чувства и мысли. Пошла она, пошла!.. Сука! Вот же… Хотелось думать о ней только плохое, чтобы успокоить взорвавшееся самолюбие… Кое-как удержался. Алиса правильно поступила, а я… Я болван.

Глава 8

Алиса предложила обойти Загон через пустошь, и кратчайшим путём добраться до хранилища старого подвижного состава, то бишь, свалки. Вариант вполне себе реалистичный. Если бы мы сразу воспользовались им, сколько бы народу до сих пор дышало чистым воздухом Территорий. Да и время сэкономили, дня два однозначно. Проблема только в том, что без воды в пустоши не выжить. Я прихватил фляжку машиниста с собой, это пол литра, четыре-пять часов продержимся. А дальше?

Алису, похоже, такие мелочи волновали мало, а я вдобавок озадачился ещё одним вопросом. Машинист обещал рассказать варанам, что высадил нас у реки. В какую конкретно сторону мы направимся, предугадать сложно, но и дураку ясно, что цель – Загон, поэтому охрану периметра усилят. Стало быть, количество патрулей увеличится, риск встречи с ними возрастёт. Стрельбу открывать нежелательно, чтобы не привлекать лишнего внимания и не заявлять во всеуслышание: привет, вот и мы! Одно дело предполагать, что противник может быть где-то рядом, а другое – знать это наверняка.

Всё это я попытался объяснить Алисе. Она кивала, но думала о своём, предоставив мне решать вопросы безопасности.

Было бы намного проще, будь радиус моего восприятия опасности на пару километров шире. Но он не превышал сотни шагов, а патрули обычно занимались тем, что забирались на возвышенности и обозревали прилегающую местность из биноклей. Заметить движущийся объект в таком случае не сложно, поэтому надо либо уходить дальше в пустошь, что в нашем положении точно смерть, либо двигаться ночью.

Что ж, значит, ночью.

До вечера прошли километров восемь. По ту сторону реки тянулись поля, через каждые полкилометра стояли вышки, идти приходилось с оглядкой и подальше от берега. Дважды я прокрадывался к воде, чтобы наполнить пустую фляжку.

К закату сельхозугодия и вышки остались позади, но лишь в темноте мы рискнули переправиться на другой берег. Теперь предстояло самое трудное: пройти по пустоши. Расстояние километров двадцать, за ночь должны успеть, я бы сказал – обязаны, иначе земля, прогретая солнцем до температуры кузнечного горна, вытянет из тел всю жидкость.

Сейчас передо мной лежала не та, ставшая привычной, пустошь с кустами и стлаником; отсюда начиналась настоящая каменистая пустыня, в которой всё, даже ветер, несло гибель. В прошлый раз от свалки до угольных шахт мы пересекали её на броневике, теперь то же самое предстояло сделать на своих двоих.

Памятуя былой опыт побега от миссионеров, я не стал тратить силы и переходить на бег, да Алиса и не выдержит многочасовую скачку по пересечённой местности. Ориентируясь по компасу на планшете, мерным шагом без лишних движений мы двинулись на запад. Время – начало одиннадцатого, у нас есть шесть часов, прежде чем земля превратиться в сковороду.

Ближе к полуночи позволил себе глоток воды. Алиса отказалась. Ночная прохлада ей не в тягость, а из меня влага уходит независимо от времени суток.

Впереди блеснули фары, послышался приглушённый расстоянием звук мотора. Броневик. Я остановился, Алиса прижалась к моему плечу. Свет она увидела тоже, в кромешной черноте любая искорка выглядит как маяк.

– Патруль?

– Больше некому, – кивнул я. – Они нас не заметят, далеко. Не меньше километра.

– А до свалки?

– Думаю, около пятнадцати.

– Затемно дойдём?

– Нет, но до восхода должны добраться, главное, не стоять. Идём.

Справа вспыхнул прожектор. Мощный луч пробил темноту как гвоздь дерево и пошёл чертить полосы над землёю. Мы легли. Луч несколько раз проплыл над нашими головами, разрисовал небо кругами и погас. Спустя минуту тишину разрушил оглушающий вой сирены, и следом раздался усиленный динамиками голос:

– Алиса Вячеславовна, просим вас сдаться. Сдавайтесь! Обещаем полную безопасность и уважительное отношение. У нас нет цели навредить вам.

Фары вспыхнули сразу с нескольких направлений. К ним добавились два прожектора, сирена завыла вновь. Её раздирающий вопль всполошил наногранды и заставил кровь бурлить. Меня заколотило и бросило в жар. Захотелось вскочить, побежать. На Алису звук не действовал, очевидно, это расчёт на тех, кто под дозой, то бишь, на меня. Пытаются вычислить наше положение. Я вжался лбом в гравий, сдавил ладонями уши. Терпеть! Терпеть!

Алиса придвинулась ко мне, начала что-то нашёптывать, и её шёпот, как ни удивительно, помог. Я перестал сначала трястись, а потом и вовсе успокоился.

Вой сирены оборвался, прожектора погасли. Фары затрепыхались и начали приближаться. Звук моторов стал громче. Я приподнялся. Нужно срочно найти укрытие. Где же, где… Как на зло ничего подходящего. Впрочем, впереди отбрасывал тень невысокий плоский холм, словно надутый ветром бархан.

Я схватил Алису за руку и побежал. Свет фар наплывал справа, броневик тоже направлялся к холму. Алиса начала задыхаться, я закинул её на плечо. Под тяжестью тела сразу ощутил во рту вязкость; влага терялась, слюна превращалась в сироп. Теперь только скорость, скорость…

Тень от холма удлинилась, рычание двигателя приблизилось вплотную. Я напрягся и прыгнул под склон. Высота оказалась не больше роста человека. Край слегка нависал над землёй, и мы спрятались за него как под крышу.

Броневик остановился, двигатель заглох. Послышались шаги, зашуршал рассыпающийся гравий. Со стороны снова зазвучали динамики:

– Алиса Вячеславовна, просим вас сдаться. Сдавайтесь! Обещаем полную безопасность и уважительное отношение. У нас нет цели навредить вам.

Зажглись прожектора, включилась сирена. Всё повторялось. Они намерены поступать так всю ночь? Я не выдержу этого воя!

Девчонка мягко почти по-матерински погладила меня по голове.

– Спокойно, Дон. Сосредоточься. Вспомни что-то приятное…

Я отбросил, или вернее попытался отбросить раздражающие звуки, сконцентрировался на утренних впечатлениях, они самые яркие: река, обнажённая Алиса. Она стоит по колено в воде, капли стекают по коже… Получилось. Безумие воя начало отступать. Я встряхнулся, посмотрел на Алису и… поцеловал. Схватил её за плечи, притянул к себе и впился в губы. Внутренне сконцентрировался, готовясь получить под дых, или в пах, или… Да куда угодно! Плевать.

Но Алиса не сопротивлялась, наоборот, обхватила моё лицо ладонями и ответила на поцелуй – страстно, требовательно, и это было тем более удивительно, что всего в двух метрах над нами стояли враги. За сиреной нас не слышали, и если раньше я ненавидел этот звук, то теперь мечтал, чтобы он не умолкал. Ни на секунду! Я не хотел делать всё быстро, мы же не кролики, но понимал, что нужно торопиться, иначе…

Всё получилось быстро. Но, кажется, Алиса тоже успела, во всяком случае, она улыбалась, а глаза утратили обычную холодность.

Сирена смолкла, зашуршал гравий.

– Давит чё-то.

– Чё те давит?

– Не зна. Страшно. Дон этот… Говорят, он проводник

– Первый раз что ли?

– А если он как тот, помнишь? В прошлом году… Из него кровища хлещет, а ему пох.

– Ну так мы один хер его.

– Ага, один хер. Только перед этим он двенадцать наших как через мясорубку.

Я прижался к Алисе лицом, втягивая в себя её запах, а заодно пытаясь заглушить шум дыхания. Если б кто-то из них был под дозой, меня бы давно почувствовали.

Затрещала рация.

– Уксус, как у вас?

– Никого.

– Тогда двигай дальше по квадрату.

– Принял… Серый, заводи, поехали.

Броневик сдал назад, обогнул холм и направился вглубь пустоши, увозя с собой вой сирены и свет прожектора.

Я приложился к фляжке, глоток за глотком осушил половину, неохотно оторвался. Допил бы всё, но надо беречь. Алиса сверилась с компасом, кивком указала направление. Патрули сдвинулись дальше на юг, и мы шли спокойно, не прячась, не останавливаясь. Алиса держала меня под руку, прижимаясь головой к плечу. Я чувствовал биение её сердца, а она наверняка чувствовала биение моего, и нам обоим это доставляло радость. Отныне мы не просто делаем одно дело, мы вместе, во всяком случае, я на это надеюсь.

За спиной начала прорисовываться узкая рассветная полоса. С каждой минутой она расширялась, становилась ярче. Я оглядывался на эту полосу с ненавистью. Ещё немного, и мы будем видны как прыщ на щеке младенца.

Хорошо, что охрана не использует коптеры. С их стороны это упущение. Ночью бог с ним, но в светлое время суток таким образом можно контролировать огромную территорию при минимуме затрат. Просто иметь под рукой группу быстрого реагирования, направляя её к местам прорыва периметра. Что-то подсказывало мне, что после сегодняшнего случая они задумаются над этим вопросом.

Впереди проявилось подобие изломанной кривой. Поднимающееся позади солнце бросало лучи на горизонт, и я без труда различал контуры ржавых конструкций, собранных из разбитых поездов, вагонов и прочего хлама, который свозили сюда в течение многих десятков лет из Загона и Развала, когда тот ещё был полноценным городом. Городская свалка. Мне даже показалось, что я вижу копошащихся в мусоре людей. Сколько до них? Согласно школьной программе, взрослый человек с высоты своего роста наблюдает линию горизонта на удалении пяти километров от себя. Плюс-минус сколько-то метров. Однако в пустыне, где земля горячее воздуха, происходит преломление света, благодаря чему визуальная картина становится то ли ближе, то ли дальше, этот момент я как-то не очень хорошо усвоил. Но могу с уверенностью сказать, что сейчас я бы хотел, чтобы реальная картинка была ближе к нам, ибо вой сирены снова стал приближаться. Он надвигался с юга, и с каждой минутой становился громче.

Мы прибавили шаг, а потом и вовсе перешли на бег. Через двести шагов Алиса начала задыхаться. Вместе с хрипами из горла вырывался кашель. Бег, как и высота, ей противопоказаны. Я посадил её на закрошки. На ходу допил остатки воды, сил чуток прибавилось.

Алиса прижалась ко мне, обняла за плечи. Весила она не так уж много, однако расход влаги и нанограндов резко возрос. Я начал перемежать бег с ходьбой. Это не особо помогало, потому что жажда мучила всё сильнее, я бы сказал: сильнее, чем на Василисиной даче. Там я просто сидел, потел, ничего не делал. Здесь двигаюсь, да ещё как двигаюсь.

Поднимаясь, солнце нагревало воздух. Волны искажённого воздуха колыхались, и среди них возник силуэт броневика. Если вернуться к теории преломления света, то броневик должен находиться очень далеко, во всяком случае, именно такой вариант меня бы устроил более всего. Но если до него те самые пресловутые пять километров… Хотя о чём я, какие пять километров? Я слышу его двигатель, а значит максимум километр. Патрульные должны вот-вот заметить нас, это дело минуты, и тогда вся охрана Загона прискачет сюда. А до свалки ещё метров пятьсот… чуть меньше… В горле песок, перед глазами круги. Будь проклята эта жара! Кто вообще догадался придумать такую погоду? Это же параллельный мир, а не другая планета, я попал сюда из вполне себе умеренной зоны, где существует зима, где много воды и бескрайние леса с медведями. Вашу мать, почему здесь не может быть так же?

До свалки оставалось шагов триста. Я уже полноценно созерцал грязные рожи местного населения. Мусорщики разглядывали нас с любопытством. Один вытянул руку, указывая куда-то за наши спины, обернулся к соседу, потом указал на меня. Ударили по рукам. Поспорили что ли?

Доберусь я до вас, суки!

Гудение двигателя стало громче. Я сделал последний рывок и нырнул за груду разбитых ящиков. Огляделся, увидел перед собой узкую дыру прохода и, не задумываясь, втиснулся в неё. Метра четыре пришлось ползти, потом проход расширился и я оказался в продолговатой камере. Возле стены валялось тряпьё, в тряпье кто-то шевелился. Рядом стояла кастрюля. Кастрюля с водой! Я припал к ней. Вода мутная, грязная, но я пил. Блаженство. Это лучшая вода в мире.

Следом за мной в камеру заползла Алиса. Чихнула.

– Господи, чем так воняет?

Я вытер губы. С конкретным запахом определиться было сложно, ибо вонь состояла из обычного мусорного набора: мышей, немытого тела, гниющей пищи – и ответил просто:

– Человеческой скорбью. Не сталкивалась? Это очень специфический запах, без привычки выдержать его сложно, но нам придётся какое-то время потерпеть. Если хозяева не погонят.

– Здесь кто-то есть?

– Ага, в тряпье сидит. Пить будешь?

Я протянул Алисе кастрюлю. Девчонка заглянула внутрь и отпрянула.

– Как ты можешь такое… Потерплю.

– Как знаешь, – я сделал ещё несколько глотков, поставил кастрюлю на прежнее место и, подхватив старый ботинок, метнул его в существо под тряпками. – Эй, хозяин, мордочку покажи, поприветствуй гостей.

Наружу выпросталась баба. Худая как смерть, одета в лохмотья. Длинные седые волосы свисали густой слипшейся массой, и мне не то, что разговаривать, смотреть на неё не хотелось. Но она хозяйка, а мы как бы незваные гости.

Женщина отвела волосы от лица, и меня обожгло.

– Данара⁈

Я узнал её мгновенно. Щёки впали, на лбу глубокие морщины, губы в коростах, по щекам струпья. Но я узнал её. Узнал! Минуту вглядывался в знакомые черты, не в силах что-то произнести или сделать и, наконец, выдавил: