Текст книги "Америкэен-Сити (СИ)"

Автор книги: Олег Велесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Твой друг, Сэм, хочет сказать, что двое иногда значит больше, нежели четверо, – заговорил я. – Законы математики никогда не противоречат законам жизни.

Сомневаюсь, что он знал, что такое математика, но о цифрах, надеюсь, слышал. А уж считать умел наверняка. Однако иногда считать надо не то, что видишь, а то, что подразумевается. А вот с этим правилом он явно знаком не был.

– Хочешь назвать меня неучем, мистер? – сразу насупился Гриффин. Пальцы его правой руки сыграли волну и нацелились на рукоять револьвера. Ему страсть как хотелось пострелять. Ну просто страсть как. Лишний раз показать свою крутость, дать новый повод для разговоров и повысить свой рейтинг в глазах окружающих. Он даже подался вперёд, искушаемый жаждой убийства.

– Нет, Сэм, я не хочу назвать тебя неучем, – покачал я головой. – Я просто хочу забрать коров, которых ты украл у Дэна Макклайна, но которые принадлежат мне. Я не буду объяснять тебе, что такое математика или школа вообще. Я просто заберу коров и вернусь на ранчо, а ты поедешь дальше. Если ты этого не сделаешь, тогда один из нас умрёт, а может и ещё кто-нибудь. Но ведь ты не хочешь, чтобы кто-нибудь умер, Сэм? Особенно ты, правда?

Он не хотел умирать. Думаю, этого никто не хочет. Но и отступать он тоже не хотел. Он настроился на драку, был уверен в себе, однако мои рассуждения о смерти ему не понравились и, кажется, в его голову впервые закралась мысль о том, что он тоже не бессмертен. Если собираешься стрелять, то такие мысли надо гнать из головы прочь, иначе очень легко сыграть в ящик…

– Осторожно, Сэм, – вновь сказал Дик. Потом добавил, глядя себе под ноги. – Это Бен Росс Лаки.

Сказал он не слишком громко, но услышали его все. Сэм вдруг побледнел; пальцы, уже коснувшиеся револьвера, сжались в кулак, а рука медленно, осторожно пошла вниз и в сторону. Он не был трусом, но моё имя звучало как приговор. Всё, что он обо мне слышал – а он обо мне слышал – ставило меня в разряд неприкасаемых. Достаточно той истории, когда я, нашпигованный свинцом под завязку, расстрелял банду Блекменов.

– Мы совершили ошибку, мэм, – обращаясь к Ленни, заговорил Дик. – Если вы позволите, мы заберём свои вещи и уберёмся отсюда. Обещаю, вы никогда больше нас не увидите.

Ленни кивнула. Она тоже обо мне слышала, ибо разговоры о ганфайтерах были любимой темой девушек романтического возраста, и потому взгляд её рассеяно метался между мной и Домиником. Шутка ли! Человек, над которым она только что потешалась, вдруг оказывается знаменитым ганменом, почти легендой Дикого Запада, а она так… Невежливо? Ну ничего, пройдёт немного времени и она опять станет сама собой, такой же насмешливой, дерзкой и… прекрасной.

Гур смотрел на меня настороженно, но без вызова. Не ему тягаться со мной на револьверах, и он понимал это. Хотя силой духа и боевыми качествами он вряд ли мне уступал. А может в чём и превосходил. Где-нибудь на глухой тропе, среди скал, деревьев или в голой прерии, когда вокруг раздаются вопли вышедших на тропу войны индейцев, я бы предпочёл, чтобы рядом со мной был он. Именно такие люди, как Доминик Гур, делали эту страну цветущей. Именно они шли впереди всех, осваивали новые земли, гибли в схватках с индейцами и бандитами, побеждали и шли дальше. А всякие мастера револьверов вроде меня – это отжившие своё реликты, которым давным-давно пора исчезнуть. Пару раз я работал шерифом в небольших скотоводческих городках. Меня нанимали, потому что знали, что я не спасую перед бандой набравшихся виски молодчиков и если надо вышвырну их за черту города, восстанавливая на улицах покой и порядок. Порой было достаточно одного моего имени, чтобы самые буйные драчуны успокаивались и шли домой. Горожанам это нравилось. Но как только проблемы заканчивались, люди тут же начинали коситься на меня и спрашивать, когда я уеду. Подобные мне граждане просто притягивают неприятности. Всегда найдётся какой-нибудь недомерок, мечтающий посостязаться в искусстве стрельбы, а горожанам стрельба не нравиться. Шальные пули имеют особенность попадать не туда, куда надо, вот и приходиться кочевать по стране, переезжать с места на место. Найдётся ли когда-нибудь земля, способная принять меня таким, какой я есть на самом деле, а не таким, каковым сделали меня обстоятельства? Посмотрим…

– Лаки значит?! – усмехнулся Гур. – Ну ладно, Лаки, давай сгонять коров. Это-то ты умеешь?

* * *

Три недели пролетели быстро, быстрее, чем мне того хотелось. По сути, предстоящее родео интересовало меня мало, лишь в качестве приза, способного оплатить купленный у Дэна Макклайна скот. На первом плане у меня стояло ранчо – моё ранчо. На пару с Джо мы построили дом, конюшню, собрали небольшой табун мустангов, загнали стадо коров в Тёщину долину и пристрелили одного койота. Настоящего койота, не двуногого. Этот дикий пёс всю первую неделю своими воплями терроризировал мою Сюзанну и не давал ей спокойно спать. Пришлось выследить его и сделать из его шкуры трофей, который теперь в виде флага красовался над моим домом.

Впервые за последние двадцать лет я мог хоть что-то назвать моим кроме коня, седла и револьверов, и это было здорово. Мой дом, мой скот, моё ранчо – приятно звучит, чёрт возьми! У меня была кровать, был камин, была кухня. Правда, не было повара, но ведь и Нью-Йорк не сразу строился. Наступит время, появиться и повар. Главное, была печка, возле которой он мог трудиться.

А ещё у меня была головная боль. Тот выстрел, который едва не стоил мне жизни, по-прежнему не давал мне покоя. Кто его сделал? Кто нанял стрелка? На Лу Фриско я не думал. Хозяин «Ти-Бар» не походил на человека, способного выстрелить в спину. Он сильный, хитрый, очень расчётливый и честолюбивый, но не подлый. К тому же, он знал, как пользоваться револьверами. В крайнем случае, он дал бы команду своим ковбоям, тому же Рыжему, например, чтобы они зажали меня где-нибудь в городе и под видом пьяной ссоры напичкали свинцом. Но на убийство из-за угла он не пойдёт, нет. То же касается и братьев Гомес… Может, в городе есть ещё кто-то, кто желает моей смерти? Но кто? Дорогу я, вроде бы, никому пока не перешёл, кроме Лу… Одни вопросы и ни одного ответа, а мне бы очень не хотелось, чтобы во время родео кто-то стоял у меня за спиной с винтовкой в руках. Весьма трудно, знаете ли, сосредоточиться на деле, когда тебя выглядывают в прицел спенсера пятьдесят шестого калибра.

Я оседлал Сюзанну и направился в город. Завтра родео и мне надо прибыть заранее, чтобы дать Сюзанке отдохнуть до начала состязаний. Моя Сюзанка хорошая лошадка. По виду она ничего особого из себя не представляет, но только по виду. На самом деле она неплохо знакома с работой ковбоя и прекрасно идёт на дистанции в четверть мили. Её рекорд – двадцать четыре секунды. Это не самое лучшее время на Западе, ибо я видел лошадей, проходящих эту дистанцию за двадцать три и даже за двадцать одну секунду, но, надеюсь, таких в Америкэн-Сити нет. А вот на длинных дистанциях в сто или пятьсот миль, равных ей я пока ещё не встречал. Она очень вынослива и амбициозна, настоящий боец. Стоит ей увидеть перед своим носом чужой зад, как она начинает злиться, рваться изо всех сил, и именно поэтому мы побеждаем. Иногда.

Я остановился перед конюшней Виски Джорджа. Хозяин по обыкновению сидел возле коновязи с неразлучной бутылкой виски и наслаждался тёплым солнышком. Странное дело, сколько бы он не прикладывался к горлышку, пьяным не выглядел. Обычный потрёпанный жизнью мужчина лет шестидесяти, невысокий, морщинистый, но твёрдый как вулканическое стекло. Завидев меня, он приветственно махнул рукой и встал, принимая поводья. У меня сложилось впечатление, что он очень рад меня видеть, и, возможно, он единственный из всего города, кто рад мне по-настоящему.

– Ну, мистер, навели вы тут шороху! – воскликнул он, улыбаясь во всю ширь своего щербатого рта. – Я здесь, пожалуй, с самого основания, но такого не видел!

Я удивился. Меня не было в городе почти три недели, и никакого шороху, соответственно, я навести не мог. Просто был не в состоянии. Но Джордж продолжал улыбаться, и я почувствовал неуверенность. Может я лунатик? Брожу во сне и всё такое?

– Что случилось, Виски? Ты меня не с кем не спутал?

– Вас спутаешь… Эта девица, дочка Дэна Макклайна, примчалась позавчера в город и давай болтать на каждом углу, как вы отбили стадо у воров, какой вы крутой и как вас зовут на самом деле! Кто-то из ребят Лу Фриско сказал, что Росса Лаки ещё месяц назад убили апачи где-то в Скалистых горах, а она рассмеялась и посоветовала сказать это вам…

Я не на шутку разозлился. Вот ведь женский язык, уж точно без костей! Ничего доверить нельзя! А я ещё собираюсь на ней жениться!

– Видели бы вы, как перекосило Шульца, когда он узнал ваше имя, – продолжал веселиться Виски. – Вот было зрелище! До сегодняшнего дня он считал себя самым крутым в городе и вдруг – вы! Что-то теперь будет.

Да, что-то будет. Шериф Шульц был таким же ганфайтером, как и я. Причём ганфайтером высокого уровня. На его счету было человек десять, это рассказал мне Гур, когда мы со стадом возвращались на ранчо. И среди этого десятка трое-четверо тоже умели пользоваться револьвером, так что стрелять он действительно умел. Имя его не приобрело той популярности, каковой пользовалось моё, но это ещё ни о чём не говорит. На Западе немало людей умеющих хорошо стрелять, но при этом почти никому неизвестных. Многих это вполне устраивает, меньше неприятностей, но есть такие, которые из кожи вон лезут, чтобы прославиться и получить свой листик от лаврового венка. Шульц относился к последней категории и потому был опасен.

– Мне нужен помощник на родео, Виски. Джо остался на ранчо присматривать за хозяйством. Ты как, не против?

Улыбка Джорджа стала шире.

– Помощником самого Бена Росса Лаки? Шутите, мистер? Конечно согласен! – он отхлебнул из бутылки. – Кому расскажешь потом – не поверят!

– Только мне нужен трезвый помощник, – назидательно сказал я.

Виски сделал ещё глоток.

– Не сомневайтесь, мистер Росс. Завтра трезвее меня не будет никого в целом свете.

Он аккуратно закупорил бутылку, убрал её под скамейку и с сожалением вздохнул.

– Вот, уже завязал.

– И ещё…

Я немного помолчал, думая, можно ли доверять этому конюху, и решил, что можно. В конечном итоге, иных знакомых, расположенных ко мне более-менее лояльно, кроме него, у меня в этом городишке не было. Дэна Макклайна и Джо я не считаю.

– Несколько дней назад в меня стреляли. Невысокий человек, в возрасте, весом килограммов шестьдесят. У него спенсер пятьдесят шестого калибра и привычка много курить. Есть здесь что-то похожее?

Виски прищурился, и этот прищур показался мне слишком уж знакомым. Голову даю на отсечение, что в своё время Джордж немало побродил по свету в поисках приключений, и на его совести, может быть, не одна загубленная душа. Очень он походил на старого разбойника, ушедшего на покой. Ну да то не моё дело. Дикий Запад тем и отличается от любого другого места на земле, что человек здесь всегда может начать жизнь заново, с белого листа, были бы желание и возможность.

– Ну, мистер, дали вы задачку… Под это описание подходит человек двадцать. И я, кстати, тоже… Стреляли, говорите? – его рука автоматически потянулась к бутылке, но он тут же себя одёрнул. Обещал, как-никак. – Такое ружьё есть у меня, и у мистера Фримена, мэра нашего… Спенсером многие охотники пользуются. Хорошее мощное ружьё, не то, что ваш винчестер… Хотите, чтобы я нашёл этого человека?

– Нет, Виски, но поглядывай по сторонам. Если заметишь что, дай мне знать.

Я кинул ему доллар, один из трёх оставшихся, завёл Сюзанку в конюшню и хорошенько почистил. Завтра ей выступать, и я хотел, чтобы она выглядела достойно.

Глава 4

Я сходил в гостиницу, забронировал номер, и направился в кабаре-бордель мадам Берты Томпсон. У меня оставался последний доллар, и я собирался потратить его с наибольшей выгодой.

Кабаре-бордель мадам Томпсон находился возле салуна Гарри Потера. Это было серое двухэтажное здание с плоской крышей и длинной верандой с фасада, одновременно играющей роль балкона, на котором девочки сушили своё бельё. Над входом висела красочная вывеска с милыми улыбающимися рожицами всё тех же девочек, глядевших на проходивших мимо мужчин с томным ожиданием в широких глазах. Названия на вывеске не было, но и без того становилось ясно, что скрывается за резными качающимися дверьми. Время было вечернее, и двери качались не переставая.

На верхней ступеньке сидел пьяный ковбой и, обнимая руками столб, о чём-то говорил сам с собой. Из разговора я понял, что ковбою очень хорошо, потому что он принимал столб за какую-то Люсинду, видимо, любимую девушку, и говорил ему какой он, в смысле Люсинда, красивый и сексуальный. Если эта неизвестная мне Люсинда действительно выглядела как столб, то я сильно сомневаюсь, что она столь сексуальна. Я вообще предпочитаю женщин высоких, крутобёдрых, а этот столб смотрелся словно высохший кактус у дороги.

Я вошёл внутрь. Длинный просторный зал оглушил меня звуками настоящего оркестра и гомоном разгулявшейся публики. На сцене выплясывал кордебалет, молоденькие официантки со сноровкой пустынных ящериц сновали между столиками, разнося клиентам пиво и виски, и жеманно улыбались в ответ на шлепки по их вихлястым задницам. Народу было много, и официантки едва успевали вертеться. В углу за баром несколько человек играли в покер, но большинство не отводило глаз от сцены, где дюже бесстыжие девки задирали ноги под озорные аккорды канкана. Выкаблучивались они весьма забористо, и мне стоило большого труда, чтобы оторвать взгляд от их чёрных кружевных чулок.

Я подошёл к бару, попросил кружку пива и принялся разглядывать посетителей. Женатые мужчины старались не посещать подобных заведений во избежание домашних скандалов. Я женат не был, а вот мистер Фримен, парикмахер и мэр, был. Правда, он не смотрел на девочек, а играл в карты, но сильно сомневаюсь, что жена его в это поверит. Братья мексиканцы тоже были здесь. Меня они не видели, целиком поглощённые событиями на сцене, и я не стал отвлекать их от этого занятия.

Рядом с Фрименом сидели Лу Фриско и ещё двое незнакомцев. Один был одет во всё чёрное, словно соблюдал траур. Всё в нём выражало безысходное горе, даже худощавое лицо с длинным крючковатым носом, казалось, хранит печать невосполнимой потери. Второй наоборот улыбался, без конца балагурил и, видимо, собирался прожить две жизни. Когда я подошёл к бару, Фриско тут же обратил в мою сторону взор своих хищных глаз.

– Не хотите присоединиться, Росс? – воскликнул он, криво усмехаясь. И добавил с сарказмом. – Удостойте чести, сыграйте пару партий. Буду потом хвастать, что играл в покер с самим Беном Лаки!

Я не люблю играть в карты, хотя умею. Одно время я водил дружбу с Гойко Мюллером, лучшим игроком в покер на западе. Он показал мне, как придержать нужную карту и правильно подснять колоду. Показал, как определить шулера, ибо бог шельму метит, и объяснил, когда лучше всего выходить из игры. Если карта не идёт – уходи, говорил он. Никогда не жадничай, бери мелкие банки, а при крупных сбрасывай, даже если у тебя хорошая карта. И никогда никого не обвиняй в шулерстве, если не можешь этого доказать. Гойко работал в Новом Орлеане, в Денвере, иногда шерстил богатых туристов в Миссури. Я бродил за ним как телок за мамкой, но когда его пристрелили, смылся в Вайоминг.

– Я бы с удовольствием, – ответил я, – но, к сожалению, мой кредит исчерпан.

– С кредитом, думаю, у вас проблем не возникнет, – отмахнулся Фриско. – Достаточно будет вашего слова, и мистер Каллахен, наш банкир, ссудит вам необходимую сумму, – он кивнул на человека в чёрном. – А мистер Джениш выделит дешёвый гроб, если вы вдруг не сможете расплатиться и застрелитесь. В крайнем случае, я сам заплачу за этот гроб.

Это, наверное, было шуткой, но я почему-то не засмеялся. Банкир и гробовщик тоже не изъявили желания веселиться, и только мистер Фримен оскалил свои мелкие зубки. Но я так глянул на него, что он едва не подавился своим смехом.

– Спасибо, не люблю играть в долг.

Я старался держаться вежливо. Я всегда стараюсь держаться вежливо с людьми, которые мне не нравятся. Иначе, если я начинаю выпускать свою злость наружу, кто-то может умереть.

– Что ж, мистер Росс, раз кишка тонка, тогда не смею вас больше задерживать.

Давно прошли времена, когда меня можно было развести на «слабо». С тех давних пор я вырос, стал шире в плечах и уже не жаждал доказывать каждому встречному свою состоятельность. Пусть зелёные юнцы доказывают это, пока жизнь не вобьёт в их пустые головы немного мозгов. Я уже собирался повернуться и уйти, как вдруг увидел её… белокурого ангела, которого я уже видел в компании с Фриско в ресторане. В день моего приезда.

Не буду лукавить, в тот раз она понравилась мне ничуть не меньше Ленни Макклайн. Но Ленни поразила меня своей внутренней силой, и образ ангелочка немного мерк на её фоне. Мне всегда нравятся сильные женщины. Это как необъезженный жеребец: дикий, гордый, свободолюбивый. Одно удовольствие объезжать его; никогда не знаешь, чем закончиться попытка взобраться в седло. Так и с женщиной – чем она сильнее, тем интереснее. Но сейчас Ленни не было, а ангелочек был, и мне почему-то показалось, что она смотрит на меня с каким-то непонятным сожалением.

Звали её Белла Шют, и многие в городе считали её самой красивой девушкой в округе. Надо думать, что проблем с поклонниками у Беллы не было, недостатка в предложениях руки и сердца тоже. На ранчо за кофе я выпытал у Джо всю информацию о ней, насколько это было возможно выпытать у индейца. В Америкэн-Сити Белла приехала месяца три или четыре назад, устроилась певичкой к мадам Томпсон, но поселилась у дока Вульфа. Вроде бы как она приходилась доктору дальней родственницей. Из-за неё уже случилось несколько перестрелок и одна поножовщина, а драки происходили по десятку в день. Но Белла не благоволила никому. Несколько раз её видели с Лу Фриско, однако даже он не мог сказать с полной уверенностью, что Белла его девушка. Складывалось впечатление, что она ищет своего принца, единственного и неповторимого, но найти его в этом богом забытом уголке было крайне сложно. Может быть, я могу стать её принцем?..

Мне нельзя думать о таких вещах. Я уже нарисовал в воображении себя на белой Сюзанке, с рыцарским мечом в руке. Образ Ленни погас, беломордые тёлки пошли гулять в прерии, голос разума растворился в волнах золотистой влюблённости…

– Что ж, пожалуй, я сыграю партию-другую. В кредитах я не нуждаюсь. Как насчёт моего ранчо? Кажется вы, Фриско, очень желаете заполучить его?

Лу Фриско выпучил глаза. На лучшее он и не надеялся.

– Тысяча долларов вас устроит? – тут же предложил он.

– Я построил дом, кое-какую мебель, провёл ограду между отрогами и загнал в ущелье две сотни тёлок беломордой породы… Две тысячи?

– Согласен! – Лу хлопнул ладонью по столу, от чего лежавшие на нём золотые монеты подпрыгнули и мелодично зазвенели. Золото всегда звенит мелодично, потому что оно – золото, и по-другому звенеть просто не может. – Не желаете написать закладную?

Я написал, хотя интуиция так и кричала в оба уха, чтобы я этого не делал. Лу Фриско быстро взял бумагу, перечитал её и протянул печальному человеку.

– Вы примите это, мистер Каллахен?

Человек в чёрном, пробежался глазами по бумаге, аккуратно сложил её и спрятал во внутренний карман сюртука. Потом бросил на стол пачку банкнот и сказал:

– Играйте, мистер Росс. Ваш залог принят.

Первым сдавал весельчак Джениш. Судя по его манипуляциям, он понятия не имел, как сдать карту снизу или придержать нужную, но всё же мне пришли две девятки. Я прикупил три карты, однако ничего хорошего они мне не принесли. Лу повысил ставку сразу на сто баксов, и я пасанул. Блефовать было рано, к тому же, по первой партии я понял, что все четверо играют против меня, и рисковать я не стал.

Я играл спокойно, как и учил меня Гойко Мюллер. За полчаса я проиграл около двухсот долларов, но паниковать не спешил. В следующий раз, когда настала моя очередь сдавать, я припрятал в рукав бубновую даму, пометил ногтём двух тузов и сдал себе три восьмёрки. Никто из моих противников рисковать тоже не спешил, поэтому я снял банк долларов на семьдесят. Немного, но для начала неплохо.

– Повезло, – поморщился Фримен.

Вокруг нашего столика стали собираться люди. За спиной Лу Фриско стояла Белла Шют, чуть склонившись к нему и касаясь его щеки своими белокурыми локонами. Она смотрела в его карты и бросала на меня оценивающие взгляды. Несколько человек встали сбоку от Фримена и среди них братья Гомес. Видимо пляски на сцене им поднадоели. Теперь они пялились на меня, как две гремучие змеи на мышку – две голодные гремучие змеи.

Рядом со мной остановился громилоподобный дядечка с бугристыми плечами и кулаками каждый с хорошую кувалду. Квадратная челюсть походила на кузнечную наковальню, а мощному лбу мог позавидовать даже мой племенной бычок. Но глаза были на редкость добродушные и немножечко наивные, будто у школьника. Кто-то окликнул его, назвав Лесорубом Смитом, и я тут же вспомнил, как шериф Шульц говорил, что только Лесоруб Смит может справиться в драке с братьями Гомес. Для себя я решил разговаривать с ним повежливее. Я тоже справился с этими мексиканцами, но для Лесоруба Смита одного меня, думаю, будет маловато.

– Ваше слово! – потребовал Лу Фриско.

У меня на руках были три девятки и два валета. Я малость потянул время, слегка напустив на себя озабоченность, потом бросил на стол пятьдесят долларов. Расклад у меня был хороший, но я намеренно напускал на себя неуверенность, чтобы позволить им поломать голову и погадать, какая карта у меня на самом деле. Фриско пасанул, Каллахен тоже, но Фримен и Джениш ответили. На втором круге Джениш всё же бросил карты, а Фримен положил в банк сразу двести долларов.

Я задумался. Парикмахер не казался мне хорошим игроком, он даже не мог скрыть нетерпение, сквозившее в его глазах и движениях. За всю игру он ни разу не выиграл, а теперь ему, видимо, пришла неплохая карта, и он торопился взять реванш. Но мне почему-то казалось, что расклад у него слабее моего, и я увеличил ставку. Он сразу заволновался, закусил губу и повернул голову к Фриско, словно прося совета. Фриско только пожал плечами, сам, мол, играй, и Фримен задумчиво раздул ноздри.

Теперь я точно был уверен, что карта у него слабая. Он и сам это понимал и жалел, что ввязался в спор, но отступать не хотел. У меня на руках могла оказать жалкая пара, а двести баксов – чистый блеф. Он тяжко вздохнул, но всё же покрыл ставку и положил карты на стол.

– Две пары, – не вполне уверенно произнёс он.

– Фулл хаус[2]2
  Фулл хаус – три карты одинакового значения плюс ещё две. Здесь и далее названия комбинаций карт при игре в покер.


[Закрыть], – ответил я и сгрёб деньги.

Публика вокруг нас зашумела. Кто-то издал сиплый смешок, а Лесоруб Смит отвесил в адрес парикмахера тяжёлую шуточку. Фримен покраснел, встал из-за стола и, пробурчав что-то на прощание, поспешил к выходу.

Я нарочито медленно разложил банкноты и монеты перед собой и с вызовом посмотрел на Фриско.

– Продолжим?

Теперь я был в выигрыше. Я не только вернул потерянное, но и обогатился на три сотни долларов. Капризная леди Фортуна наконец-то повернулась ко мне лицом, что бывало не часто, и я не собирался разочаровывать её.

Мы сыграли ещё несколько партий, прежде чем Фортуна вновь заявила о себе. С первой сдачи ко мне пришли валет, восьмёрка, девятка и два туза. Тузов я сбросил не раздумывая, а когда получил шестёрку и десятку понял, что мой час вновь пробил. Я вдруг зашёлся в приступе кашля и незаметно присовокупил к ним припрятанную в рукаве даму, а шестёрку убрал на её место. Теперь у меня собрался смолл стрит[3]3
  Смолл стрит – последовательная комбинация из пяти карт одной масти возрастающего ранга


[Закрыть], и я собирался взять банк.

Я стараюсь зря не рисковать, а блефовал за всю жизнь не более раза или двух. Вот и сейчас я намеревался спокойно и непринуждённо обыграть своих партнёров. После третьего круга торгов Каллахен и Джениш ушли в сторону, и мы остались один на один с Лу Фриско. Лу сразу положил сто баксов, а потом ещё сто.

Фриско знал, как играть в покер, и знал, как получить пять тузов из четырёх. Но в этот раз сдавал Джениш и я сильно сомневаюсь, что тот передёргивал. К тому же, помеченные мной тузы по-прежнему находились в колоде, и если у Лу нет в запасе другой, то на руках у него сейчас максимум стрит[4]4
  Стрит – комбинация из пяти карт разной масти по возрастающей


[Закрыть], на худой конец флеш[5]5
  Флеш – пять карт одной масти


[Закрыть] или каре[6]6
  Каре – четыре карты одного достоинства


[Закрыть], но не больше. Фриско играл спокойно, но я заметил, что как только к нему попадает сильный расклад, уголки губ у него начинают мелко подрагивать, хотя глаза и руки хранят холодное высокомерие – обычное его состояние. Сейчас губы у него не дрожали, и я, не колеблясь, покрыл ставку и выложил на стол пачку банкнот.

– Пять сотен.

Кто-то позади меня тяжко вздохнул, а красавица Белла, кажется, впервые за вечер посмотрела на меня задумчиво. Шутка ли! Простой ковбой год не будет слазить с седла и то не заработает таких денег. Да что там ковбой, даже управляющий ранчо и наёмные стрелки – и те получали меньше! Каллахен покачал головой и мигнул Фриско, чтобы тот сбрасывал карты. Фриско задумался, посмотрел на меня, чуть прищурившись, и сказал:

– Думаю, ты блефуешь, Росс. Сидишь с какой-нибудь парой и строишь из себя героя. Карты – это не поединки на револьверах, тут голова нужна. Я давно тебя просчитал, лучше сбрасывай.

В поединках на револьверах головой работать тоже нужно. Если бездумно хвататься за рукоять и дёргаться по каждому случаю, пожалуй, долго не протянешь. Поэтому я ответил:

– Я не блефую, Лу. Когда я что-то делаю, то делаю это осознанно и наверняка. Так что сам сбрасывай.

Какой-то умный человек высчитал однажды, что шанс получить в игре простой флеш сводиться один к пятистам, фулл хаус один к семи сотням, а смолл стрит, что собрался у меня, вообще приходит один раз из ста тысяч партий. Это если не передёргивать. Если передёргивать, то можно и флеш ройал[7]7
  Флеш ройал – пять старших карт одной масти


[Закрыть] каждый кон набирать. Фриско не передёргивал, потому что сдавал Джениш, и, стало быть, я ничем не рисковал.

– Как хочешь, – покривился Лу. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждал, – и выложил тысячу баксов.

К этому моменту возле нас собрался почти весь кабаре-бордель. Сначала мужчины забыли про выпивку и танцовщиц, потом сами танцовщицы заинтересовались тем, что происходит возле бара, а потом и бармен оставил стойку и слился с толпой. Даже невозмутимая мадам Томпсон, высокая дородная женщина лет пятидесяти, покинула свои апартаменты и спустилась в зал, что за всё время существования заведения случалось лишь однажды. В тот раз она спускалась, чтобы задать взбучку шерифу Шульцу, почему-то решившему, что коль он шериф, то обслуживать его должны бесплатно.

Я покрыл ставку. Это всё, что я мог сделать, ибо на данном этапе мои финансовые возможности себя исчерпали. Я положил карты на стол и театральным движением, насколько позволил талант, вскрыл их одну за другой. Зал изумлённо ахнул: смолл стрит! Я уже говорил, что подобная комбинация выпадает один раз на сто тысяч? Увидав это, Фриско покачал головой. В банке лежало больше четырёх тысяч долларов, так что сожалеть было о чём. Будь у меня изначально такая гигантская сумма, я бы давно поднялся сам и поставил на ноги всех своих тёлок беломордой породы…

Фриско небрежно бросил карты, разметав их по всему столу.

– Флеш ройал. Попрощайтесь со своим ранчо, мистер Росс.

Он произнёс это тихо, с лёгким оттенком пренебрежения, и я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Если бы я стоял, а не сидел, то непременно упал бы. Как?! Почему?! Я не верил глазам, но где-то в глубине души уже укоренился холодок потери – проиграл!

– У вас есть месяц, чтобы оплатить закладную, – сказал Каллахен. – Надеюсь, вы найдёте деньги…

Если только ограблю ваш банк, хотел ответить я, но в горле пересохло, и вместо слов я изверг протяжный хрип. На большее моё горло не сподобилось.

У меня оставалось долларов двадцать. Я сгрёб их в кучу, засунул в карман и, не видя обращённых ко мне сочувствующих лиц, двинулся к выходу. Я проиграл всё: ранчо, свободу, надежду на будущее. Осталось только то, с чем я приехал. Нет, даже меньше. Когда я сюда приехал, у меня в кармане было сто семьдесят два доллара, а осталось двадцать. В кругленькую сумму обошёлся мне этот городок. Лучше бы я послушал мистера Паттерсона и проехал мимо…

Я вышел на улицу и глубоко вдохнул прохладу вечернего воздуха. Дневной зной спал, но мне по-прежнему было жарко. Виски повлажнели, вены набухли, несколько капель пота скатились по подбородку и упали на грудь. Колени дрожали, и я прислонился плечом к столбу…

Это меня и спасло.

Вечернюю темноту разорвала вспышка выстрела, и что-то тяжёлое с придушенным всхлипом ударило в дверной косяк. Брызнули щепки, дико заржала испуганная лошадь. Я бросился на пол, одновременно выхватывая револьвер и посылая пулю за пулей в чёрный проулок напротив. Стрелял я до тех пор, пока не опустел барабан. Потом быстро вскочил, перемахнул через перила, нырнул за угол и затаился.

Вокруг было тихо. Стрелок, как и в прошлый раз, сделал лишь один выстрел. Я перезарядил револьвер, убрал его в кобуру и шагнул на дорогу. Пусто. Если грохот выстрелов и привлёк чьё-то внимание, то исключительно бродячей собаки, облюбовавшей себе место для ночлега под крыльцом гостиницы. Из заведения мадам Томпсон по-прежнему лилась музыка, и публика уже наверняка позабыла обо мне. Обо мне и моём проигрыше…

– Это в вас стреляли?

Она подошла так тихо, что я вздрогнул, услышав её голос.

– В меня, – кивнул я.

– У вас кровь на щеке, – с участием произнесла Белла. – Вы ранены. Я могу помочь.

Я был рад её помощи. Проигрыш, падение в бездну, выстрел – и добрые женские руки, несущие облегчение. Что может быть лучше? Да, я был рад. Вот только Лу Фриско не спешил радоваться.

– Так-так, голуби воркуют! – Он стоял на веранде, уперев руки в бока, и сверлил меня взглядом ревнивого мавра. За его спиной ухмылялись братья Гомес и, кажется, Каллахен. Всё же я был не прав, выстрелы привлекли внимание. Следом за ними на веранду высыпало ещё несколько человек.

– Босс, отдай его нам. Мы с ним разберёмся, – услышал я скрипучий голос с мексиканским акцентом. Кто именно это сказал, Хулио или Педро, разбираться я не стал; да и зачем, если они для меня на одну морду. Но я внимательно следил за обоими, и если кто-нибудь из них потянется за револьвером – выстрелю не задумываясь.

– Он ещё по закладной не расплатился, – с какой-то садистской удовлетворённостью сказал Фриско. – А ты, – это он уже Белле, – иди сюда. Не приближайся к нему, ты моя девушка!..