Текст книги "Квази-мо. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Олег Северюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Сначала органы безопасности были под неусыпным партийным контролем и, Боже упаси, если в поле зрения попадёт член ЦК КПСС и выше и их родственники. В этом случае чекисты должны были срочно сжечь или сжевать без соли полученные компрометирующие материалы и бежать с этого места без оглядки, забыв о том, что произошло. Даже в эпоху самодержавия органы дознания и контрразведки имели больше прав, чем с 1917 года и по наше время.

Не будем касаться чекистских органов времен Дзержинского. Была задача полного уничтожения дворянства и разночинцев, составлявших большую часть интеллигенции. И была дана полная свобода на уничтожение образованного класса в Богославии. Так что, свобода свободе рознь.

Потом эту свободу направили на создание Беломорско-Балтийского канала, ДнепроГЭСа, Байкало-Амурской магистрали, лесозаготовки и прочие объекты народного хозяйства, куда не хотели идти нормальные граждане, коих не коснулась чистая рука людей с холодной головой и горячим сердцем.

С начальником управления ФСБ-НКВД я встречаться не хотел. Даже в мыслях не было, но повестку вручили сразу, как только я захотел встретиться с Люцием Фером.

– Прежде чем рассказать о вашем будущем, мы хотели бы послушать вас о вашем будущем, как вы его представляете, – ласково сказал генерал Митрофанов.

– А чего меня слушать? – пошутил я. – Я же не соловей и предсказаниями никогда не занимался. Вы меня вызвали, вот и расскажите мне о моем будущем. Ваше ведомство располагается в бывшем здании губернской епархии, тут немало исповедей было и пророчеств всяких. Я послушаю, может, и поддакну в чём-нибудь.

– Интересный вы человек, Алексей Алексеевич, – сказал с улыбкой генерал, – интеллигент, учитель, не сидели, а говорите как прожжённый уголовник, которому терять нечего. Времена сейчас новые, закон блюдём, невинных людей не обижаем, а нам всё тридцатые годы прошлого столетия поминают. Нехорошо это.

– Может, и нехорошо это, господин генерал, – ответил я, – да только то, что было, из памяти народной ещё лет двести не вытравишь. Если мы про это поминать не будем, то станем совершенно слепыми.

– Как это слепыми? – не понял генерал.

– Очень просто, – улыбнулся я, – кто старое помянет – тому глаз вон, а кто старое забудет – тому оба глаза вон. Если вам не напоминать, так и ослепнете по Божьей заповеди.

– Вот оно что, – сказал протяжно начальник управления. – А для какой цели вы создали эту доску почета? Кто вас уполномочил на это дело? Это как награда, а награждать имеет право только государство и органы, этим государством уполномоченные.

– Так это государство уполномочило за четыре миллиона рублей награждать людей золотым орденом с бриллиантами "Почетный гость Богославии"? – отпарировал я. – А губернаторы и министры, увешанные плечевыми орденскими лентами общественных орденов, это всё с согласия государства делается?

– Ну, захотелось человеку кавалером блестящего ордена с лентой побыть, – засмеялся генерал, – купил орден, покрасовался, но ведь потом-то он его никому и не показывает, чтобы на смех не подняли.

– Так и я помогаю людям быть на виду, – сказал я, – они люди заслуженные, доходы не позволяют им ордена покупать, а те, кто представляет к награждению, представляют только удобных людей, вот они и находят отдушину у меня. Вы должны мне спасибо сказать, что я волну народного недовольства властью сглаживаю.

– Вот и я позвал вас, чтобы сказать спасибо за это и договориться с вами на тему доведения до этих людей нужной нам информации, – сказал Митрофанов, – формирования, так сказать, нужного общественного мнения, чтобы ваше будущее было безоблачным и беспроблемным.

– Ловко вы завернули, – улыбнулся я, – как это по-детективному? Вербовка в форме прямого предложения с элементами психологического воздействия? Чтобы делать такое предложение, нужно быть твёрдо уверенным в том, что это предложение будет принято. А если я не соглашусь?

– А ничего страшного, – сказал генерал, – будем считать, что не договорились и будущее ваше мы гарантировать не можем. Пустим всё на самотёк. Вы, кстати, гипнозом не увлекаетесь?

– Гипнозом? – переспросил я. – С чего бы это и почему вы задаёте мне этот вопрос?

– Рэкетиры из страховой компании получили не синдром Квазимодо, – сказал Митрофанов, – это результат гипнотического воздействия на психику человека. Пока не известно, кто у нас в регионе такой сильный гипнотизёр. Все имеющиеся гипнотизёры так и не могли ничего сделать. Вы подумайте, может этим бедолагам можно помочь?

– Вы считаете, что рэкет можно продолжать, главное снять воздействие на бандитов? – спросил я.

Генерал махнул рукой, как бы показывая, что он ничего с этим сделать не может, крыша сильна и дал понять, что наша аудиенция окончена.

Нет, это не Люций Фер. Кишка тонковата. Все около вертикали власти кормятся. Царю служат, а не закону и государству.

Глава 13

Я шёл по улице и думал, для чего я всем сдался? Живу себе и никого не трогаю, но почему вся государственная и негосударственная машина вдруг начала крутиться вокруг меня? А, может, это я так думаю, а вокруг меня ничего не крутится. Жизнь идёт так, как и шла, но дома в почтовом ящике я вдруг увидел письмо в голубом конвертике со штампом областной администрации. Открываю. Приглашение на встречу с губернатором. Дата и время. Номер телефона, по которому мне нужно позвонить, чтобы за мной прислали машину. И никаких угроз насильственного препровождения пред начальственные очи.

– Здравствуйте, Алексей Алексеевич, – любезно сказал губернатор и указал рукой на глубокое кожаное кресло, стоящее рядом с резным столиком красного дерева.

Обстановка в кабинете своим богатством, изысканностью и шармом начала двадцать первого века говорила о том, что вы находитесь во владениях миллиардера, которому некуда девать свои деньги. Он тратит их на то, чтобы набивать ассигнациями диванные подушки и спинки высоких готических кресел вдоль огромного из ценных пород дерева стола для совещаний с подчиненными.

– Сок, коньяк, кофе? – Он махнул рукой и из подсобной комнаты выкатился столик со всем этим.

Столик выкатился не сам. Его катила дама с белыми крашеными волосами, в белой блузке, черной юбке и в туфлях на высоком каблуке. Эта одежда так подчеркивала живописные формы дамы, что редкий человек не испытает мгновенного желания овладеть этой женщиной немедленно. Продумано всё до мелочей. Особенно бросались в глаза хищные ногти-когти, покрашенные в ядовито-жёлтый цвет.

Я помню этого губернатора ещё с первых, с выборных сроков его правления. Тогда бы он был, как говорится, от сохи. Первый президент назначил его губернатором из председателей облисполкома, но к концу первого срока правления создалась ситуация, что народ больше его не изберёт.

Как мне рассказывали некоторые мои знакомые, губернатор разогнал всех приставленных к нему имиджмейкеров, но первый президент ласково поговорил с ним по телефону и сразу начались метаморфозы с человеком, бывшим начальником строительного треста и с методикой управления строителями.

Первой изменилась прическа. Прилизанные волосы с проборчиком, разделяющим волосы на правую и левую пряди, сменились модельной стрижкой, удлиннившей голову и придавшей ей приятную форму. Серый костюм "а ля зав клубом товарищ Огурцов" сменился на тёмно-синий однобортный костюм от модных портных в одной из западных стран. Рубашка, галстук и главное – манеры. Задумчивость и загадочность с жестом значительности правой руки.

И он выиграл первые выборы, потому что это было внове, и никто не смог представить чего-то более значительного. Всё-таки, административный ресурс – это великое дело. Потом переизбрания пошли своим чередом. Тут бы ему по закону и оставить должность, как человеку, отслужившему два срока подряд, но грянула мода на губернаторские назначения, и он в пятый раз стал губернатором. Люди так и смеялись, что произошла сокрушительная победа демократии в Богославии.

Губернатор ходил вокруг меня и что-то говорил, поднимая руку с жестом многозначительности. Из всего множества слов я понял, что, оказывается, я стал самым значительным бизнесменом в области, соединившим значительные финансовые средства и возможность оказания влияния на сто тысяч человек во всём мире, что дает мне возможность в любой момент провести виртуальный съезд и создать политическую партию Всебогославского или Всемирного типа. Поэтому мне предлагается занять пост руководителя управления по партийной работе в администрации области.

– Спасибо за доверие, господин губернатор, – сказал я, – но государственная должность предполагает закрытие бизнеса и не иметь никаких связей с ним.

– Боже мой, – заулыбался губернатор, – ну кто же сегодня смотрит на эти мелочи? Посмотрите, везде первое лицо – высший государственный чиновник, а его жена гениальный и преуспевающий бизнесмен. Передадите всё своей жене, а сами займётесь партийными делами. Тут у нас намечаются интересные мероприятия, – и он подмигнул мне, подняв вверх большой палец.

– И здесь незадача, – сказал я, – я пока не женат.

– Да разве это проблема, – сказал губернатор, – мы вас сейчас женим на самой завидной невесте, породнитесь с немалыми финансами, войдёте в состав региональной элиты. Да передайте свой бизнес какому-нибудь родственнику, а мы уж за ним присмотрим, проконтролируем, так сказать, – губернатор, похоже, стал раздражаться тем, что я не кинулся к нему с благодарностями за предложенную мне должность, а сижу и размышляю о своём бизнесе. А бизнес у меня получился немалый. Сто тысяч человек размещено на моей доске почета и каждый уплатил мне за работу по пятнадцать долларов. Количество участников месяц от месяца растет и всё это за каких-то три месяца.

– Мне нужно подумать, господин губернатор, – сказал я.

Губернатор остановился и удивленно поглядел на меня. Вероятно, не часто его речи заканчиваются таким обломом.

– Ну, думайте, – сказал он разочарованно, сел к своему столу и начал разбирать бумаги.

На следующий день в мою квартиру пришли представители пожарной инспекции с предписанием проверки пожарного состояния объекта по моему адресу.

– Извините, – сказал я пожарным, – я не заказывал комиссионную проверку пожарного состояния моей квартиры.

– Нас это не касается, – сказал пожарный майор. Наверное, его можно было назвать и брандмайор, – этот адрес указан как юридический адрес индивидуального предпринимателя, и мы обязаны проверить его на пожарную пригодность.

Пока мы разговаривали, его помощники исписывали листки своих блокнотов, находя пожарные нарушения на каждом шагу.

– Мы опечатаем это помещение как опасный в пожарном отношении объект, – сказал брандмайор.

– А как же я? – удивленно спросил я.

– А нас это не касается, – сказал майор. – Устраните нарушения, и мы снова направим комиссию для проверки. А сейчас вы должны покинуть это помещение в течение получаса.

Я забрал системный блок своего компьютера, взял туалетные принадлежности, портфель с тетрадками, оделся и вышел из квартиры. Пожарные наклеили на дверь бумажку с печатями и предупредили, что нарушение целостности её влечет за собой от административной до уголовной ответственности.

Пока мы стояли у дверей, подошло ещё три человека.

– Вы как на пожар прибыли, – засмеялся старший из прибывших. – Потребнадзор не всегда за вами успевает. Вы ответственный за помещение? – обратился он ко мне.

Я кивнул головой.

– Вот как устраните нарушения пожарного надзора, так ждите нашего прибытия. Можете даже подготовиться, – и они вместе пошли к выходу, обсуждая что-то на ходу.

Я стоял и думал о том, что это не проделки Люция Фера. Но и без его участия дело не обошлось.

Глава 14

Я стоял на улице и не знал, куда мне идти. Хорошо, что я холост. А если бы меня выгнали из квартиры вместе с семьёй? Это даже дико представить, но сколько примеров того, когда государственные органы выкидывали людей из своих квартир? Все эти случаи даже не перечтёшь. Народное государство. Капитализм с человеческим и народным лицом. Я даже взятки не стал предлагать, потому что люди пришли подневольные, им дали задание, и они бегом помчались его исполнять. Предложил бы взятку и был бы привлечён к ответственности за взяткодательство. Тут любой взяточник встанет на сторону закона, и с болью в сердце будет доказывать свою кристальную честность и бессребреничество в вопросах исполнения служебного долга. Ему за это ещё орден какой-нибудь дадут или медаль.

Может, подать на них в суд? Можно. И суд опротестует их действия, потому что это настолько вопиюще, что пробы ставить некуда. Хотя и на суд надежды тоже маленькие. Независимость судов – это раздел нашей богославской жизненной фантастики. Скажут – оправдают, скажут – осудят. А не сделают так, как им сказали, то потом пожалеют. Но нужно время, чтобы в суд заявление подать и доказательства беззакония предъявить. А дело к вечеру, да и морозно на улице. Пойду в гостиницу. Слава Богу, что времена изменились, и никто не будет до меня докапываться, почему это я с местной пропиской вдруг поселяюсь в гостинице.

Я поселился в гостинице и поужинал в ресторане. Знаете, это даже неплохо. То я готовил ужин себе, а тут всё принесли уже готовое, и всё с поклонами и улыбками для поднятия аппетита.

После ужина я принял душ. В самом хорошем расположении духа с пультом от телевизора в руках завалился в мягкую постель на скрипучую кровать.

В телевизоре было весело как во время застоя при незабвенном Леониде Ильиче Брежневе, когда новости и нововведения сыпались одно за другим. То пленум ЦК КПСС примет постановление о работе с письмами граждан, то постановление о развитии рационализаторства и внедрении новых идей в производство и в управление.

Новации и инновации.

То какого-нибудь деятеля награждали высшим орденом в честь юбилея или в связи 50, 55, 60, 65, 70, 75 и 80-летием.

То комитет по Ленинским и Государственным премиям объявлял лауреатов на нынешний год.

То выборы в Верховные и местные советы от нерушимого блока коммунистов и беспартийных.

То о выпуске новой народной модели на Тольяттинском автомобильном заводе для удовлетворения всё возрастающих потребностей советских людей.

То о преодолении дефицита в туалетном мыле и зубной пасте. Мойтесь на здоровье, дорогие советские граждане.

То вдруг речь заходит о генофонде единой общности советский народ и выходит грозное Постановление ЦК о борьбе с пьянством и алкоголизмом.

Всё так знакомо, что заменяй те фамилии на фамилии нынешних руководителей и всё будет так же, как и было. За исключением того, что великого государства не стало. А оно, может, и к лучшему. Нехай живут сами по себе те, для кого всё отправлялось в первую очередь, оставляя во второй очереди население Богославии. Если бы не воровали, то и жили бы мы как при коммунизме.

Нужно сказать прямо, что Великая Богославия была империей. Национальной империей, как и все другие исторические империи. А национальные империи закономерно распадаются. Но и "чистая" Богославия так и осталась национальной империей. Кроме областей и краёв есть национальные республики, пытающиеся ввести свои государственные языки в ущерб государственному. В каждой республике свои президенты, правительства, академии наук и прочие атрибуты государственности, включая конституции, гербы, гимны и флаги. Подспудно готовятся национальные военные кадры, готовые на базе имперских вооруженных сил создать свою оборону. Органы безопасности и внутренних дел по виду как бы федеральные, а по сути – национальные. И федерация – это временный союз национальных субъектов. Уж до чего был крепок прежний Союз, и тот мгновенно развалился при отсутствии репрессий.

В гостинице была трансляция только разрешённых государственных каналов, по которым шла разрешённая информация о событиях нашей жизни.

Всё у нас хорошо, хотя кое-кто и кое-где у нас порой честно жить не хочет. Милиция перехлестывала в своём усердии по наведению порядка, за что её были вынуждены критиковать.

Повсюду катастрофы, пожары, аварии, кровь льётся рекой.

На одной сибирской ГЭС два дня болтало в разные стороны энергоблок. Доболтало до такой степени, что турбину сорвало с креплений и весь машинный зал залило в мгновение ока, не оставив никому шансов на выживание. Не помогла надежда на авось, а десятки семей осиротели. Электростанция частная. Деньги за электричество гребли немалые, а ремонтом занимались спустя рукава.

Такое при Леониде Ильиче не показывали. Народ не травмировали. Весь мир запасался дозиметрами, бросал огромные средства в изучение методики лечения лучевой болезни, а мы спокойно себе жили, зная, что на Припяти хлопнул энергоблок и его успешно заглушили. Меньше знаешь, крепче спишь.

Наше руководство и до сих пор крепко хранит секреты полишинеля, о которых знает весь мир.

Наши, не моргнув взглядом, бодро отвечают: ничего не знаем, таких сведений нет, это всё пропаганда и враждебные выпады против нашего государства. Зато потом, когда уже некуда деваться, скромно говорят: надо же, действительно, в углу бумажка завалялась. Да, лежал с голой женщиной в постели, но я ни-ни, к ней даже пальцем не притронулся, хотя лежал на ней сверху. Это случайность.

Кого хотим обмануть? Лучшая оборона – это нападение. Хотите ясности по такому-то вопросу? А получайте эту ясность. Пусть весь мир на вас полюбуется, какие вы были в свете этой ситуации. Но кто на это пойдёт? На это нужна политическая воля. И слово нужно веское иметь, а не гадить себе же на выборах в соседних республиках, заведомо обрекая на поражение тех кандидатов, которые были бы меньшим злом для нас.

Когда нет друзей, то нужно всех врагов делать друзьями, а для этого нужно учиться у наших врагов и не стесняться делать то же, что и они. Среди волков нужно быть волком, среди тигров – тигром, главное – не оказаться бараном среди баранов. А мы пока в стаю волков не влились.

А всё почему? Да потому, что пока в стране правит коррупция, Богославии не бывать в числе мировых держав и не решить вопрос социальной справедливости. В угожденье Богу злата, край на край встаёт войной. И людская кровь рекой по клинку течёт булата, люди гибнут за металл, люди гибнут за металл...

Глава 15

Утром я встал с бодрым настроением и с намерением, что если кого-то и посылать, то посылать нужно прямо и громко.

В школе на меня все поглядывали как-то искоса, и никто не пытался со мной заговорить.

После уроков меня вызвала директорша и спросила, не хочу ли я взять на какое-то время отпуск и за свой счет. Я тут же написал заявление и отдал его в директорские руки.

Всё понятно. Обкладывают со всех сторон. То ли ещё будет.

Я нанял такси и подъехал к дому. На лестничной площадке около моей квартиры стояли два родственника и тихонько разговаривали.

– Нет, ты смотри чего удумал, ленту наклеил от пожарной инспекции, чтобы мы к нему домой не приходили, куркуль недорезанный, – говорил один родственник.

– Да он с детства такой прижимистый был, сейчас в деньгах купается, а нам хоть бы по миллиону дал для того, чтобы гульнуть вволю, – сказал другой.

Я тихонько развернулся и вышел на улицу. Заехал домой к бухгалтерше. Она тоже работала на дому. Квартирка тесная, а бумаг становится всё больше. Дал задание подобрать одну квартиру для меня, а другую как служебную – для неё. Оформление документов проверю сам.

Я ещё не привык быть богатым. Трата денег для меня представляла некоторую трудность. Сам термин "трата денег" глубоко порочен. Деньги зарабатываются не для того, чтобы тратиться, то есть утрачиваться. Расходы – это экономическая категория, связанная с выбытием денежных средств и имущества для приобретения новых средств и имущества. И расходы, как правило, связаны с дальнейшим развитием своего дела.

Как только увидишь человека, который хапнул толику денег и сразу побежал устраивать многодневные празднества в ресторане или начал игру в казино, то от этого человека нужно держаться подальше. Это купчишка, который пропьёт твои же деньги из совместного дела, или игрок, который мать свою проиграет в карты, а о ваших деньгах даже и не подумает.

И ещё есть одна примета. Человек, который берет для себя всё самое дорогое, скоро вылетит в трубу. Деньги зарабатываются не для шика, а для дела.

Из представленных мне вариантов жилья я выбрал не квартиру, а отдельный домик в деловой части города. Можно даже сказать, что в центре города. Недёшево, но всегда в городе. Когда-то это был старинный городской парк, где гуляли дамы и господа и где потом большевики расстреливали своих врагов. Но потом парк был заброшен, затем окультурен. Правда, окультурена только маленькая часть, а вся остальная территория пущена под строительство резиденций для власть имущих.

Моё решение было похоже на то, как если бы я взял палку и сбил из-под стрехи бумажный домик-шар диких ос. В течение недели мне никак не удавалось оформить документы о купле недвижимости. Что может быть проще, когда ты осмотрел дом и тебе он понравился. Тут же подписывается соглашение-договор, где одна сторона продаёт, а другая сторона покупает и даётся целый перечень того, что покупается с указанием состояния и работоспособности, указывается цена и способ оплаты. Соглашение регистрируется у нотариуса, владелец-продавец выписывает счёт, счёт оплачивается, новому владельцу-покупателю выдаются все документы и ему не нужно бегать по организациям, подтверждая право собственности и ещё раз получая паспорт на дом в бюро технической информации. Всё это уже сделано.

Но это у них, а не у нас. У нас всё делается по старинке. Купить дом не проблема. Проблемы начнутся потом. Я не буду их описывать. Пусть человек столкнется с ними сам и, если он потомственный интеллигент даже в седьмом колене, то к концу оформления недвижимости будет материться по любому поводу как потомственный сапожник. А всё потому, что у нас у власти находятся политики, а не управленцы.

Политик ради достижения консенсуса по всем вопросам плетёт паутину бюрократии, пристраивая отпрысков людей, поддержавших его. А у чиновников задача запутать дело так, чтобы распутать можно было только с его помощью.

Помимо огромной паутины, каждый паучок плетёт свою паутину. Управленец разрывает паутинные связи и обеспечивает рациональность расстановки специалистов, безжалостно избавляясь от балласта, поставленного на синекуры.

Лёд тронулся только тогда, когда мне позвонили из управления внутренних дел и любезно попросили прийти к ним в удобное для меня время для выяснения некоторых вопросов.

– Алексей Алексеевич, – говорил приятный голос, – извините, что беспокоим вас во время отдыха, но мы никак не могли найти вас раньше. Только сейчас случайно узнали, что вы живете в гостинице. Не будете ли так любезны, сообщить нам, в какое время вы сможете зайти к начальнику отдела по взаимодействию с административными органами для выяснения некоторых вопросов.

Я человек отпускной и назвал время одиннадцать часов следующего дня.

На следующий день я сидел в кабинете любезного подполковника милиции и пил вместе с ним чай с лимоном.

– Может, бутербродик с сервелатом? – осведомился хозяин кабинета.

– Спасибо, я не так давно позавтракал, – вежливо отказался я.

До чего же приятно, когда в правоохранительных органах тебя встречают как человека. Работа у них собачья, немного поработаешь и сам собачиться начинаешь. Да ведь только работник дело должен ставить так, что не он собачится, а призывает к порядку тех, кто начинает собачиться. Знаю, что трудно, но это так. Это как учитель, который использует политику кнута и пряника, чтобы учить маленького человека своему предмету, а также научить быть человеком. И по размеру человека должны выбираться размеры кнута и пряника. Иногда пряником печатным можно так припечатать по голове ничего не понимающего человека, что он сразу всё поймёт и будет ещё оправдываться, а чего раньше так прямо и не сказали, а то всё намёками да намёками...

Глава 16

– Алексей Алексеевич, будьте так любезны рассказать, как выглядели работники пожарной инспекции и Потребнадзора, когда производили проверку помещений в снимаемой вами квартире? – спросил меня подполковник.

– Нормально выглядели, господин подполковник, – сказал я, – очень даже бодро, энергично, можно сказать.

– Если не трудно, то называйте меня просто Павел Иванович, – попросил подполковник, – а грубостей в отношении вас они не допускали?

– Да нет, грубостей я не отметил, Павел Иванович, – сказал я, – разве что принципиальность профессиональная, но она у каждого должна быть.

– А вы про них ничего плохого не подумали? – спросил подполковник.

– А вы поставьте себя на моё место, – улыбнулся я, – к вам домой придёт сотрудник пожарной охраны или Потребнадзора, скажет, что у вас всё плохо и что он вашу квартиру опечатывает до устранения всех недостатков, но в квартиру вы не имеете права заходить, потому что она будет опечатана.

– А вы не вспомните, какими именно словами вы их про себя материли? – оживился Павел Иванович.

– Это ещё зачем? – удивился я. – Чтобы записать эти слова, задокументировать, так сказать, мои мысли и привлечь к ответственности за оскорбление сотрудников государственных органов при исполнении ими своих служебных обязанностей? Нет уж, увольте. Я про себя восторгался тем, какие это хорошие люди и как бы нам хорошо жилось, если бы все люди были такими же, как они. Но и это я сказал не для записи. А к чему все эти вопросы?

– Видите ли, – замялся подполковник, – у сотрудников, которые приходили к вам, обнаружился синдром Квазимодо средней тяжести.

– Как это средней тяжести? – не понял я.

– Ну, это когда скрючена половина тела, правая или левая часть его и горб растёт на скрюченной стороне. Человек с трудом говорит и вообще, с одной стороны нормальный человек, а с другой стороны – настоящий Квазимодо.

– Понятно, – сказал я, – а я-то здесь причём?

– Как вам сказать, – Павел Иванович крутился как на горячей сковородке, – есть предположение, что вы обладаете какими-то возможностями вызывать синдром Квазимодо по уровню ваших отношений с конкретными людьми. Все больные с синдромом общались только с вами, и общение было не самым лицеприятным. Вот мы и пытаемся найти рецепт для лечения этого синдрома, потому что врачи бессильны что-то сделать. Приведение заболевших в состояние гипноза привело к тому, что они дословно рассказывают об их встрече с вами. С вашей стороны ничего предосудительного нет, а вот люди страдают...

– Это кто же страдает, рэкетиры? – ухмыльнулся я. – Может, им ещё ордена выдать?

– Что вы, что вы, Алексей Алексеевич, – замахал руками Павел Иванович, – с рэкетом мы разберемся и спуску им не дадим, а как же с остальными людьми?

– С какими остальными людьми? – удивленно спросил я. – Я встречался только с начальником управления службы безопасности, он у вас тут через стенку сидит, и с губернатором. Кто же ещё другие люди?

– У начальника управления глаз дёргается, а у губернатора щека, – приложив палец к губам, сказал подполковник. – Тут целая цепочка людей, от которых зависит покупка вашего особняка. Если внимательно посмотреть, то можно увидеть исходный элемент этой цепочки, откуда она потянулась. Я даже говорить не буду об этом, чтобы не навлекать на себя неприятности, да и вас сердить не хочу, не пристало мне скрюченным в форме ходить.

– Даже не знаю, что и сказать вам, Павел Иванович, – сказал я. – Прекрасно понимаю, что результаты нашей встречи ждут многие люди, которые совершенно не виноваты в том, что и они стали жертвой синдрома Квазимодо. Я так понимаю, что неправедные приказы вызывают это заболевание. Дать какой-то определённый совет тоже не могу, сам теряюсь в загадках, но очевидно, и это невозможно отрицать, что синдром поражает тех, кто, мягко говоря, не слишком любезен со мной. Недавно я детям на уроке рассказывал притчу про крошку енота, который ужасно боялся того ужасного, кто живет в озере. Мама посоветовала крошке еноту улыбнуться тому ужасному, кто живет в озере. Кое-как крошка енот заставил себя улыбнуться тому ужасному, и тот ужасный в ответ улыбнулся ему. Может, и в нашей ситуации прибегнуть к тому же рецепту. Дать суду возможность судить рэкетиров по закону, а не по телефонному звонку. Посмотрите, что станет с Квазимодами после вынесения им приговора. Ведь по сути – Квазимодо человек доброй души, но с уродливой внешностью. Просто синдром Квазимодо исправляет несоответствие красивой внешности и злой души.

– Что-то не понял, Алексей Алексеевич, – переспросил меня подполковник, – повторите ещё раз последний тезис.

– Как я понимаю, – сказал я, – синдром поражает людей с красивой внешностью и злой душой. Злой душе должна соответствовать некрасивая внешность. Как они очистят свою душу, так они и могут вылечиться. Но это только моё предположение. Пусть для начала в церковь сходят, грехи свои замолят. Нет, церковь тут не поможет. Вон сколько церквей отгрохали, губернатор на каждый престольный праздник вместе со своими приближенными со свечками стоит, лоб свой крестит, а щека-то всё равно дёргается. Пусть не побрезгуют со мной связаться да свои прегрешения вежливым словом и очистить. Но ещё раз повторяю, что это только мои предположения.

– Спасибо, Алексей Алексеевич, – сказал подполковник, – вроде бы всё логично, да только кто мне поверит на слово...

Я открыл рот для того, чтобы спросить о том, почему он сразу не предупредил о том, что будет вестись запись беседы, но подполковник, прижав руки к груди, мне даже слова сказать не дал:

– Алексей Алексеевич, не серчайте на меня, я человек подневольный, неужели я не знаю требования уголовно-процессуального кодекса? Да и вы не задержанный, и не подследственный, а просто гражданин, которого пригласили только для выяснения некоторых деталей, которые непонятны нам. Как эксперта, так сказать. Всё-таки, это моя вина в том, что я не сказал вам о звукозаписи. Нужно было сразу сказать. Вы человек разумный и правильно бы поняли.

– Не беспокойтесь, Павел Иванович, – сказал я, – я на вас зла не держу. Пусть будет записано. Между нами, концовку записи с нашим разговором отрежьте. Ни к чему гусей дразнить.

– Всё сделаю, Алексей Алексеевич, – заговорщически шепнул подполковник, пожал мне руку и проводил до дверей кабинета.

Глава 17

Я шёл в гостиницу и думал о том, что весь комплекс мер в отношении меня ещё и не начинался. Так себе, цветочки, есть ещё рейдерство, то есть перехват и отнимание бизнеса, физическое воздействие и высшая степень делового сотрудничества – заказные убийства, которые очень трудно расследуются, потому что следственным органам постоянно и со всех сторон втыкают палки в колеса. Все об этом знают, но делают серьёзный вид, морщат репу, говорят суровые слова, грозят пальчиком и всё остается там, где оно остановилось.