Текст книги "Огромная память (СИ)"

Автор книги: Олег Северюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 25. Картли

Трехдневное путешествие по Черному морю особого удовольствия нам не доставило. На море красиво смотреть с берега или с высокой скалы, когда тебя не достают волны и соленые брызги, а могучие волны во время шторма швыряют не твой утлый кораблик. Мы попали в шторм, небольшой, но нашу лодку швыряло так, что на гребне волны было видно оставленный нами Трабзон, а с другой стороны виднелась златоглавая Москва, в обычное время скрываемая Кавказским хребтом.

Когда фелюга пристала к берегу, я встал на колени и вознес молитву Аллаху и Христу за то, что мы благополучно ступили на земную твердь, созданную Всевышним для человека.

На берегу нас ждали оседланные кони и повозка. Берсенев и Чавчавадзе вскочили в седла и стали гарцевать передо мной, выражая сочувствие моему состоянию. Не моряк я, не моряк. Я лег в повозку и стал смотреть на небо. Мне дали выпить какого-то кислого вина. Многие находят в нем особый букет ароматов, но я не такой ценитель вин.

– Пей, джигит, оно поставит тебя на ноги, – сказали мне, чтобы я уснул, а я вместо этого начал петь песни на арабском языке:

Небо такое мне нравится,

Словно глаза у красавицы,

В речке поет мне поток,

Слышу я твой голосок.

Тихо сидишь у огня,

Ждешь, дорогая, меня,

Только ты ждешь меня зря,

Милый уплыл за моря.

Почему-то эта песня меня так взбодрила, что я приподнялся на повозке и крикнул:

– Эй, подать мою лошадь!

Лошадь в повозке встрепенулась и понеслась. Я лег на расстеленную бурку и задремал.

Спал я, вероятно, долго, потому что мы уже подъезжали к Тифлису.

Тифлис был какой-то восточный город. Сравнивая его с Трабзоном, могу сказать, что главным отличием Тифлиса было отсутствие римского и византийских следов истории. Восточного было больше. Как же иначе? Еще недавно Картли был иранской вассальной провинцией Гюрджистан и сам царь Ираклий был воспитанником Надир-шаха.

Вообще-то Тифлис мне понравился. В нем жило очень много народов. Торговцы и ремесленники составляли большинство населения. Рядом с прекрасными дворцами и церквями лепились небольшие дома торговых людей, лавки, еще дальше домики поменьше ремесленников и их мастерские. Очень много рынков с каменными прилавками и складами. В городе везде порядок, как в доме рачительного хозяина.

Самый лучший дворец в Тифлисе – царский. Когда скончался картлинский царь Теймураз, наследовавший ему Ираклий во всем блеске проявил восточную мудрость и персидскую дипломатию в период внутренней смуты в Иране и в течение короткого времени объединил Картлию и Кахетию и превратил в своих данников ханства Ереванское и Гянджинское.

Ираклий был храбрый человек и в боях всегда старался быть впереди, что придавало смелости и отваги его воинам. Правда, когда внутренние смуты в Иране закончились, иранский шах несколько поумерил прыткость этого царя и его суверенитет.

Имя Ираклия было известно не менее, чем имя Надир-шаха, и это было опасным для картлинского царя: никто не любит соперников, особенно на Востоке. Жди беды, избранник судьбы.

К царскому дворцу мы уже подъезжали верхом. Устали изрядно и кони, и мы. Нас поместили в отдельном флигеле. Сначала мы сходили в баню. В турецкую, но опять же с каким-то особым шиком. Сначала мы грелись в комнате, в которую по внутренним каменным трубам подавался горячий воздух. Не пар, как в турецкой бане, а воздух. Сначала было горячо дышать, но потом мы привыкли, и нам стало легко, когда по нашим телам потекли струи выходившей из нас воды.

Банщики в белых шароварах уложили нас на каменные скамьи и стали делать массаж, выворачивая наши суставы и хрустя позвонками. Мы кричали, но это еще раззадоривали наших мучителей, которым приказали от души поработать с иноземцами и показать им, что такое местные бани.

После массажа нас стали покрывать мыльной пеной, которую готовили в матерчатых мешках, взбивая мыло. Мыльная пена имеет какое-то особое воздействие на человека – человек успокаивается и мгновенно засыпает. Проснувшись через несколько минут, он уже не помнит того, что с ним было и ждет, что впереди будет еще что-то такое, чего он никогда не видал.

А дальше человека окатывают ведром воды комнатной температуры и бросают в теплый бассейн, где он приобретает первозданную чистоту.

После этого отдых в комнате с накрытым столом. Чай. Сладости всяких видов. Вкусное виноградное вино. Приятная музыка и одетые в прозрачные одежды девушки, исполняющие зажигательные восточные танцы. Вероятно, Эдем именно такой: сначала трудная дорога, потом баня и красивые женщины.

Утром нас одели в одежды персидского типа, и повели на прием к царю Ираклию.

Встреча проходила не в тронном зале. По-простому. Царь встретил нас посредине своего кабинета и провел к софе, возле которой был накрыт стол. Разговор шел на персидском языке, и я выступал в роли переводчика.

Суть разговора была проста. Царь Ираклий рассказал, в каком положении находятся царства Картлинское и Кахетинское. Есть опасность, что скоро их не будет вообще, а будет великая Персия и один из ее вилайетов. Конец христианству на Кавказе. И опасность для южных границ России. Любое обращение к Турции превратит картлинцев в турок, к Персии – в персов. Только Россия оставляет все так, как есть.

Разговор о союзе с Россией идет давно, но каких-то видимых результатов нет. Момент настал критический. Официальное посольство уже в Петербурге, но вестей нет. Нужно, чтобы кто-то, кто побывал на той стороне, то есть в Иране и Турции, смог попасть на прием царице русской и все рассказать как есть. Неужели ей новые земли не нужны и новые народы, которые покорность ей изъявляют? Вы дворяне и к царице можете быть допущены, особенно Берсенев, как офицер и герой. Сделайте такое одолжение и выступите личными посланцами царя Ираклия.

Мы были не против. На Берсенева надеялся и я, что он тоже замолвит за меня словечко перед царицей. И, кроме того, лучше добираться до России с царским эскортом, чем в одиночку карабкаться по узким тропам, по которым через несколько лет пройдет Военно-Грузинская дорога.

Так в середине 1781 года мы выехали в Россию.

Глава 26. Екатерина

В конце сентября посольство наше прибыло в Петербург.

Как царское посольство, мы были приняты Остерманом (Толстым) Иваном Андреевичем, главноначальствующим над Коллегией иностранных дел, государственным канцлером.

Выслушав нас, он забрал наши бумаги – письмо царя Ираклия, рапорт поручика Береснева о том, как он попал в плен, как был спасен и выкуплен из плена шевалье д'Анси, мое прошение императрице о принятии меня в русскую службу в качестве военного специалиста по странам Востока и записи меня в Бархатную книгу дворянства российского.

– Очень рад видеть вас в Петербурге, – сказал нам канцлер Остерман, – ваши дела я доложу матушке императрице. О ее решении я вам сообщу. А пока отдыхайте. Так как вы приехали в составе посольства картлинского царя, то вам будет отведено казенное помещение для проживания и выданы соответствующие средства на содержание.

Ожидание приема у императрицы растянулось почти на месяц. Берсенев, как уже бывавший в Петербурге, был моим гидом по самым примечательным местам. Город чисто европейский, даже более европейский, потому что молодой. Всюду чувствовались руки выписанных из-за границы мастеров. Французский язык повсюду, как будто я никуда не уезжал из Франции, но русским языком я занимался усердно не менее двух часов в день, значительно утомляя моего товарища. Он и сам понимал, что императрице будет приятнее слышать мой русский язык с акцентом, чем безупречное французское произношение.

Наконец было объявлено время приема у императрицы. Берсеневу к этому времени сшили мундир его полка и шинель, а мне сшили очень приличный фрак и пальто. Берсенев уже отправил письма к своим родным о том, что он объявился, жив и здоров и дожидается приема у императрицы. Мне писать было некуда.

В Зимнем дворце нас провожал скороход. Навстречу нам шли два мальчика лет пяти в сопровождении высокой дамы. Скороход замедлил шаг, поклонился детям и шепнул нам: сын цесаревича Александр Павлович и его брат Константин.

На приеме у императрицы присутствовал Остерман и вице-президент Военной коллегии генерал-аншеф Салтыков Николай Иванович. Поговаривали, что они дальние родственники по материнской линии Толстых.

Берсенева императрица поздравила капитаном и наградила орденом Святого Владимира четвертой степени с мечами и бантом по реляции его командира, доложившего, что в результате стычки с крымчаками смертью храбрых пал поручик Берсенев.

– Долго жить будешь, капитан, – сказала Екатерина, подавая ему грамоту о производстве в чин и награждении орденом.

Затем все внимание сосредоточилось на мне.

– Докладывайте, шевалье, о том, что видели и самое главное о планах Турции и Ирана в отношении России и Кавказа и насколько опасно это для меня, – сказала императрица.

В двух словах я рассказал, с каким заданием и где я работал, и с какими должностными лицами в посещаемых странах мне приходилось встречаться.

Императрица слушала внимательно, изредка задавая вопросы.

Основной вывод, сделанный мною, состоял в том, что Запад, а особенно Англия, усиливает свое влияние на Востоке, стараясь всеми силами противодействовать российскому выходу и укреплению на Черном и Каспийском морях. Особо опасны турки, которых поддерживают французы и англичане, снабжая их оружием и направляя военных специалистов в турецкую армию.

Турция будет стремиться к укреплению своего влияния в Крыму и на Кавказе. Много перевербованных турками горцев ведут подрывную работу в кавказских ханствах, возбуждая население к поддержке Османской империи, как единственной защитнице против неверных, то есть русских. Поэтому и обстановка в кавказских ханствах нестабильная, усугубляемая интригами, дворцовыми переворотами, стремлением одного ханства превратить другое ханство в данника.

Персия занимает выжидательную политику. Если у турок наметится успех в исламизации Кавказа и превращении его в свой протекторат, то и Персия начнет экспансию в ханства в долине реки Аракс. Все будет зависеть от того, какую политику на Кавказе продемонстрирует Россия.

– Как не хочется мне брать на себя заботу о кавказских царях, но придется, – сказала Екатерина. – Было бы лучше, если бы они были самостоятельными, но были нашими союзниками. Но нет у России союзников. Как кого-то прижмет, так бегут за помощью в Россию. А как опасность минует, так сразу физиономии воротить начинают, мол, мы бы и сами справились. А все из-за того, что мы стараемся быть порядочными перед Европой, а Европа не считает себя быть порядочной перед Россией. Поэтому и России нужно делать то, что выгодно ей, не обращая внимания на то, что Европа о ней будет думать. Пусть Европа заботится о том, что Екатерина о ней подумает. О тебе, шевалье, отзывы хорошие. Знаю, что не ждут тебя во Франции, поэтому и жалую тебя капитаном гвардии, пойдешь по квартирмейстерской части по странам Востока и фамилию тебе я придумала русскую, имею такое право. Раз ты в северной столице, то и будешь прозываться Северниным, и дети твои будут потомственными дворянами Северниными, записанными в книгу дворянских родов. Служи честно России, капитан.

Я поцеловал императрице руку в знак признательности за проявленную милость.

По случаю награждения мы с Берсеневым изрядно поднабрались на нашей квартире, устроив прощальный ужин, потому что ему выдали подорожную на поездку к родным в отпуск на месяц и снова в часть на границе с Крымским ханством.

Уложив спать подвыпившего новоиспеченного капитана, я лег в кровать со своей записной книжкой и задумался, не заметив, как сон подобрался и ко мне…

…вдруг я проснулся от того, что кто-то тащил меня за ногу, крича, что я пэдаре сухте (сын сожженного отца – фарси, то есть родился у женщины, у которой давным-давно умер муж, то есть незаконнорожденный, прим. автора). Я едва успел схватить свою палку и выдернуть ногу из рук нападавшего.

Глава 27. Мазар. Утро

– Вставай, собачий сын, сейчас ты узнаешь, как умничать!

Вожак приходивших к нам дервишей стоял со своей суковатой палкой, готовясь напасть на меня.

– Почему ты нападаешь на меня? – спросил я. – Мы мирно расстались и я не нанес тебе никаких оскорблений.

– Как не нанес? – вскричал дервиш. – Своим к месту и не к месту цитированием Корана ты посеял недоверие ко мне и неподчинение моих людей. Защищайся или для этого у тебя приготовлена сура из Корана?

– Есть сура 93 и называется она «Утро». Хочешь, прочту ее тебе? – сказал я, поднимаясь с земли.

– Прочти, сделай такое одолжение, умник, – сказал дервиш.

– Во имя Аллаха милостивого, милосердного. – Я поднял обе ладони перед лицом, а палку придерживал правым локтем, чтобы отразить внезапное нападение. От этого человека можно было ждать всего, чего угодно. – Клянусь утром и ночью, когда она густеет! Не покинул тебя твой господь и не возненавидел. Ведь последнее для тебя – лучшее, чем первое. Ведь даст тебе твой Господь, и ты будешь доволен. Разве не нашел он тебя сиротой – и приютил? И нашел тебя заблудшим – и направил на путь? И нашел тебя бедным и обогатил? И вот сироту ты не притесняй, и просящего не отгоняй. А о милости твоего Господа возвещай.

– Ты вздумал издеваться надо мной? – закричал дервиш. – Я плевать хотел на твою восточную ученость. Я английский дворянин и никому не позволю быть выше меня. А ты много узнал, чтобы остаться в живых.

Сказав это, он сразу бросился на меня, и из нижней части его палки выскочило лезвие длиной не менее двадцати дюймов. Таким и живот можно вспороть и человека насквозь проткнуть. Возможно, что с другой стороны палки есть и ствол с огнестрельным зарядом.

Все разведки одинаковы, одинаковы и методы их работы. Разве что, некоторые считают себя умней других, и этим губят себя. Если бы мой противник проломил палкой голову одному из неподчинившихся дервишей, то он бы и дальше путешествовал в составе своей ватаги, а не врывался на утренней заре в мазар с целью нападения на более умного оппонента. Умный путешественник уклонился бы от ссоры, но у меня не было пути для отступления. Ценность моей информации позволяла мне не рисковать своей жизнью.

– Давай разойдемся по-мирному, – сказал я, – в степи все равно, кто кого одолеет. Степь все сохранит в тайне. Тебе не станет лучше от того, если ты одержишь надо мной верх, и мне не станет лучше. Зато посмеются те, кто должен был получить изрядную трепку твоей палкой. Вдвоем мы представляем серьезную силу, и я могу помочь тебе привести в чувство наглых дервишей, а потом уйду.

На лбу английского дворянина изогнулись морщины, как будто это мозги начали изгибаться, подвергая анализу только что услышанное. Гонор схлестнулся в схватке с разумом. Что же победит? Гонор неоднократно загонял англичан в угол, и только равноправные отношения с союзниками приводили к победе, но тогда о союзниках быстро забывали. Что поделаешь. Эта нация неисправима.

Резко щелкнула пружина, и лезвие в палке англичанина исчезло.

– Иди. Я тебя отпускаю, – сказал он. – С неучами я справлюсь сам. Кто же ты все-таки такой? Почему китайцы относились к тебе уважительно, и почему сейчас ты один идешь в обратную сторону? Не отвечай. Я знаю, что ты идешь доложить своим хозяевам о том, что все ханы степей и пустынь выбрали английскую королеву. Иди и доложи. Было бы глупо лишить их этого удовольствия.

Англичанин был явно доволен тем, что мог выказать варварам свое превосходство. Чего можно ждать от тех стран, если у них даже гимны звучат так, как настраиваются их граждане? Что стоит ежедневное прослушивание «Правь, Британия!» или «Боже, покарай Англию!» на фоне российского «Боже Царя храни!»?

Разговор шел на дари. Я мог отметить, что язык англичанин знал хорошо, в нем трудно было разгадать европейца, но некоторые аристократические элементы поведения отмечались. Тот же гордый постав головы. И я сказал об этом своему собеседнику. Не знаю почему, но это замечание его смутило и, когда я предложил вместе попить чай, он не отказался. Вражда, похоже, прошла. Недаром говорят: утро вечера мудренее.

У дервиша есть своя чашка и кружка, и каждый пользовался своей посудой. У меня оставался нават, кристаллический сахар в виде больших и маленьких друз, и я угостил им своего гостя. Хоть и непрошенный, но все равно гость. Мы не торопясь пили чай и беседовали на политические темы. Получение информации от противника тоже форма доблести для разведчика. Разговор шел с применением разговорных форм вежливости.

– Видите ли, уважаемый, – говорил мой собеседник, – хотя Россия и больше по размеру, чем Великобритания, но мы более цивилизованное и экономически развитое государство, поэтому именно мы сможем принести знания и процветание народам Средней Азии и Ближнего Востока. Что же можете дать вы, кроме насаждения своего православия и открытия питейных заведений, где будет продаваться водка?

– Чем же вы отличаетесь от нас? – парировал я. – Совершенно ничем. В питейных заведениях вы будете продавать свое виски, а ваши пасторы будут вести такую же миссионерскую деятельность. Вы не управляетесь в Индии и хотите отхватить кусок в Азии. Не подавитесь, сэр?

– Мы не подавимся, – горячился англичанин. – А вот вам, зачем такое приращение территории к тому, что вы уже имеете? Вы даже не знаете, что есть в вашем государстве и сколько народу в нем проживает. Вы не можете освоить того, что досталось вам в период великого переселения народов и войн.

– Мы обязательно освоим все, – с достоинством отвечал я, – а Азия нам нужна, чтобы избежать дружеских объятий таких стран, как ваша. Можете мне не поверить, но на смену монголо-татарскому игу придет европейское иго. Да-да, просвещенная Европа, пережившая эпоху Возрождения и Ренессанса, придет на смену монгольским ордам и постарается поставить Россию на колени. Если мы доживем, то вы вспомните мои слова и поймете, что с Россией лучше дружить, чем воевать. Александров Невских у нас хватит на всех.

– Интересно вы говорите, – засверкал глазами английский дервиш. – Я вижу, что вы не русский по рождению, вы русский по духу, но Россию погубит расизм. Пренебрежительное отношение наций друг к другу расколет Россию на множество карликовых государств, которые с открытыми ртами будут ждать подачек от Запада. Если ваш царь начнет рубить головы за преступления на почве национализма и обеспечит действительное единство народов России, то вы будете непобедимы. Нам бы ваши возможности, то богатее нашего государства не было бы в мире. Спасибо за чай. Храни вас Бог.

– И вам удачи во всех ваших делах, – искренне пожелал я ему.

Дервиш поднялся и пошел в сторону, где начинались земли эмира Бухары.

Глава 28. Столица Степного края

Я шел домой. До дома, где родился, я не дошел, но доберусь обязательно. Когда-нибудь. Свое задание я выполнил и возвращался в тот город, который стал мне родным, и где меня ждала невеста.

Я отсутствовал полгода. Человеку современному покажется, что за полгода можно исколесить полмира. Да, и он будет прав, если кроме своих ног он будет иметь какие-то фантастические средства передвижения, типа самодвижущихся повозок, сапог-скороходов и летающих ковров. Но даже сапоги-скороходы потребуют от человека физической выносливости не меньшей, чем должен иметь кузнец, занимающийся ковкой морских якорей.

Не всем эти машины подойдут и не все люди смогут летать, хотя, в нашей жизни происходит много чего удивительного, и я поверю в то, что человек при помощи чего-то сможет летать, а пока ему приходится передвигаться на ногах или на лошадях и лодках по рекам и озерам.

За те полгода, что меня не было, я обошел достаточно много мест, встречался с разными людьми и проводил с ними долгие часы в беседах, молитвах и увеселениях. Зато и люди эти запоминаются не как мимолетные знакомые, а те, кого ты помнишь и ждешь, что от этих людей с курьерской почтой придет через год или через полгода письмо, где он опишет обо всем, что с ним приключилось, ожидая того же и от тебя.

Вернулся я примерно так же, как и уходил. В условленном месте на кочевье меня ожидал один из скотовладельцев, который сразу же отправил своего сына с сообщением. После его возвращения мы отправились в сторону Степного края. Там меня встретил возчик из Семиречья, привезший меня на одну из заимок, где я помылся в настоящей бане, побрился и надел свой, ставший мне даже великоватым, мундир. Я снова вернулся в свой мир. Я не побывал в Ардебиле, но я все равно там побываю.

Утром к дому подъехала легкая бричка с казаком. После небольшого отдыха мы поехали в старинный город на одноименной реке.

Я был инкогнито поселен на одной из квартир в городе и целыми днями сидел за столом, описывая приключения и отдельно выделяя ту информацию, которая нужна для принятия важных решений высшим руководством и для доклада императору по поводу присоединения новых территорий России.

Доклад состоял из трех частей: общая часть с описанием моего маршрута и его особенностей, координат нахождения тех или иных населенных пунктов, настроениях местного населения; вторая часть – персоналии и их характеристики, включая мелкие детали их туалета и привычек; третья часть – информация о деятельности иностранных представителей и общие политические приоритеты ханов степи и пустыни. Я еще не был готов для того, чтобы делать общие выводы, но понимал, что близкое соседство с Западом всегда вредно для России.

Пассивная позиция России приведет к тому, что со всех сторон ее будут окружать форпосты западных «друзей» и лучше создать свои форпосты, сделав ханов своими друзьями, чем эти же форпосты создадут наши недоброжелатели, превратив ханов в наших врагов. Это политика и я, по сути, восточный человек интуитивно понимаю, что нужно делать.

Государство не должно заботиться о том, что о нем будут говорить, оно должно делать то, что соответствует его интересам. Что бы Россия ни делала, ее все равно оклевещут.

Другое государство сделает то же, но его действия получат одобрение, но только не действия России. Поэтому нормальный российский император должен равнодушно относиться к тому вою, который всегда поднимается, когда Россия предпринимает стратегически важные решения.

Чем больше вой, тем правильнее наше решение. Когда мы делаем что-то в ущерб интересам России, то наши западные «друзья» нас только медом не обливают и не облизывают. Плохо, когда тебя ругает друг и хвалит враг. А друзей у России нет. Могут быть только союзники, за которыми нужен глаз да глаз.

Каждый мечтает разбогатеть на ресурсах России и отхватить кусок территории. Нужно ставить памятник нашему императору за то, что он ни к одной присоединенной территории не прибавляет ни кусочка российской территории. Мало ли как сложится ситуация, найдется какой-нибудь дурак, который объявит границы губерний государственными границами и будет Тифлисская губерния владеть Елизаветградом или к Бухаре будет присоединен Екатеринбург, а в состав княжества Финляндского войдет Санкт Петербург. Абсурд, но любой абсурд может стать реальностью. Дай Бог, чтобы мои мысли не стали реальностью и чтобы не наградил Бог Россию безумным царем.

Доклад мой был одобрен генерал-губернатором Степного края и вместе с выводами был направлен в столицу. Мое инкогнито было закончено, и я в дорожной одежде с вещами приехал на свою квартиру. Я снова стал членом интеллигентной части губернского города и первым делом побежал с визитом в дом своей невесты. Только любовь правит миром, и она вела меня вперед к Настеньке.

Оказывается, что мой дядя и господин Левашов уже обговорили время нашей свадьбы, и я приехал почти что к венчанию, которое должно состояться через неделю. Ах, дядя, дядя. Все-то он знает и все рассчитывает очень точно, веря в мою счастливую звезду.

Свадьбу сыграли пышно. Венчание в Никольском соборе, свадебный ужин в ресторации, прогулка по набережной реки и осмотр снятой нами комфортабельной квартиры из трех комнат для молодой семьи.

Еще через три месяца Высочайшим указом мне было присвоено звание поручика и пожалован орден Святого Равноапостольного князя Владимира 4-й степени. Без мечей. Как будто у меня был небольшой променад на кислые воды в Баден-Баден. По-русски это звучит как «куп-куп». Так и надо называть этот город. А мне уготован для путешествий Восток…

Я так и служил по квартирмейстерской части, выезжал в секретные командировки инкогнито и официально курьером в посольства России. У меня родился сначала сын, а потом дочка. Жизнь протекала ровно и спокойно. Мимо прошла и Крымская кампания, завершившаяся неприятно для России. Строго по сроку шли чины и давались ордена как за выслугу в должности, так и за выполнение сложных заданий. Я уже был подполковником, когда меня назначили заместителем начальника Сибирского кадетского корпуса.

Однажды, просматривая списки кадетов, я увидел знакомую мне фамилию. Севернин. Севернин. Может, однофамилец, но, посмотрев на данные о его родителях, я понял, что это сын того Севернина. Но почему я его знаю? Откуда мне известно, что его дед, генерал Севернин и есть шевалье д'Анси, обласканный императрицей Екатериной. Но откуда это известно мне, полковнику Найденову, который тоже не всегда был Найденовым, а носил имя Реза Мухаммади. Возможно, что мазар, в котором я ночевал, был прибежищем и для шевалье д'Анси, а мазар то ли действительно читает чужие мысли, то ли собирает в себя все то, что доступно только Космосу, прячущему свои тайны в такие места, которые доступны только посвященным.