Текст книги "Задание Империи"

Автор книги: Олег Измеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Глава 17
Не на том острове

Виктора разбудил стук в дверь.

«Пришли за мной?» – подумал он и удивился тому, что подумал об этом спокойно и равнодушно. Было тихое утро, и на левой стене комнаты уже сидел все тот же солнечный зайчик, и все так же петухи в частном секторе отмечали восход солнца, и доносилось пение других птиц, и медовый аромат жасмина вытеснял бытовые запахи.

– Виктор Сергеевич! – произнесла из-за двери Катерина. – Вы просили разбудить! С утра куда-то собирались!

«Тьфу, а я что подумал. Надо бы будильник завести. Хотя… здесь они дорогие, а нужен он раз от разу – не на работу же каждый день. Вздрагивать от каждого стука в дверь… Нет, это от человека зависит, будет ли он жить в атмосфере страха. А вообще это всего лишь второй день здесь. Да, не забыть закинуть заказуху в редакцию».

На вокзале, который по вывеске назывался «Болва», все оказалось почти таким же, как на станции Орджоникидзеград, только снаружи лепнины поменьше, а кирпичных пилястр побольше. Позади, на пыльной привокзальной площади, тусовались извозчики, что-то громко обсуждая в отсутствие пассажиров, и бродили куры. Висел плакатик с указующим перстом: «На автобусы перейти через мост». Внутри основным отличием, к удовольствию Виктора, оказалось наличие буфета в зале ожидания – деревянной стойки у стены, за которой начинался ресторан. В буфете не было наценок, зато можно было взять чай (стоял огромный хромированный самовар), бутерброды с колбасой и сыром и печенье. Через окна было видно, как по перрону взад и вперед прохаживался полицейский. Виктор на всякий случай проверил, лежит ли у него в кармане вид на жительство.

В кассе ему объяснили, что билеты на мотрису продают в самом вагоне у кондуктора, как в трамваях. Была еще куча времени, чтобы перекусить. Значит, берем чай, бутеры… ну еще про запас печенье и карамель: на реке есть захочется. И бутылку ситро, ситро не открывать…

– Позволите?

К столику с мраморной крышкой, за которым закусывали стоя, подошел офицер в летней форме жандармерии, с одной звездочкой на погоне и с несколькими наградными колодками на груди. В руке он держал кофе в подстаканнике и тарелку с булочками.

– Честь имею, подпоручик Медников, Анатолий Семенович. А вы Виктор Сергеевич, что в «Губернском голосе» пишет?

«Однако тут, в Бежице, как в деревне. Если не все знают, то силовики – это уж точно».

– Да, вы угадали. Жарко сегодня будет, решил на речку съездить.

«Главное, не забывать о микрофонах. Тут тоже для них самое место».

– Да, уже с ранья чувствуется, припекает. А я в Брянск, по делам. На главном рынке еще не были?

– Том, что у Десны?

– Да. Бежица у нас в основном город заводской и казенный, а торговля главная в Брянске. Рынок – и от него там вверх подыматься по улицам, там еще рыночные площади будут. Брать там можно дешевле, так что по выходным тут поезд с паровозом и толпа народу, в будни – только мотриса. Если что из мануфактуры или что-то техническое, тоже лучше туда ездить, а тут – так, по мелочам.

– Спасибо. Буду теперь знать.

– Рынок, собственно, у нас тут один знатный. Ну здесь у Паровозного еще кое-что, хотя намного меньше, а те, что при Орловском вокзале и у депо, – так, туда даже и ездить не стоит.

– Ясно. А вы на войне были или за какие-то спецоперации?

– На Кавказе. Там же после англичан банды остались – вот время от времени посылают.

– Понятно. Там же еще многие родовыми понятиями живут.

– Да, это не то что у нас. Главное, не то чтобы они вот только на солдат или на русских нападали, – они в основном-то сами своих режут. Это англичане еще так между ними завели – вроде как в колониях своих, чтобы племена друг друга перебили, а они потом туда свою шпану с Британских островов пришлют. Правда, теперь получше: там из своих местных отряды безопасности создали, они горы знают, кого и где искать знают. Последний раз ездили, правда, стычек не было, обеспечивали выселение членов семей банд. Это там, где местных отрядов мало. Тут же как: днем любой бандит ходит как обычный человек, у родственников кормится, ночью за «томпсон» – и в горы. Вот выселять и приходится.

«То есть у них там массовые депортации».

– Тут еще англичане им из колоний оружие шлют, и морем, через границу. Немцы еще с нами были там, советники из войск СС, по обмену опытом, обучали альпинизму – у них в Европе скалолазание, как спорт, очень развито. Так вот они что предлагали: пользуясь военным положением, брать членов семей в заложники, и если не сдаются – расстреливать. Говорят, быстрее так получится, и хозяйственных затрат меньше – отправлять там, везти, на новом месте расселять… Но это ж немцы, у них жизненного пространства мало и выселить некуда. А так это не по-христиански выходит. Да и зачем – у нас страна велика, вон переселят, где-нибудь на стройке или в аграрном поселении устроят, трудом на хлеб себе заработают, как все. Зачем же жизни-то лишать сразу?

«М-да. Все в мире относительно, оказывается».

– А англичане как делали? Когда там были?

– Так я говорю: они просто оружие раздавали и местных стравливали, чтобы скорее друг друга перебили. А сами вроде хата с краю.

Остаток времени до мотрисы, к которой должна была прийти Таня, Виктор провел, прохаживаясь с авоськой по недавно заасфальтированному перрону и предаваясь раздумьям. На соседних путях сновала маневровая «овечка», таская вагоны с Литейного, и стоял товарняк на Рославль; от него отцепляли «Эшак» [12]12
  Так называли паровозы серии «Э» с различными буквенными индексами.


[Закрыть], видимо, заправить водой на колонке. И еще на станции дожидалась отправки пара холодных пассажирских паровозов, выкрашенных в зеленый цвет и похожих на предвоенные машины германского завода DLV. Такая вот коллекция.

Чем же они все-таки тут народ держат, думал Виктор.

Страхом и репрессиями? Конечно, есть часть народа, которую иначе как страхом наказания в законопослушании не удержать. Но в целом на местного обывателя, как он вчера убедился, репрессии особого впечатления не производят. Да и к тому же, если верить Татьяне, и людей отважных в этом мире хватает; тут уже не репрессии, тут геноцид требуется, а геноцид императору не нужен, ибо другого народа ему взять неоткуда. Отпадает.

Религией? Но как он убедился за эти два дня, религия тут занимает скорее место традиционного развлечения. Иконы там, крестики, праздники, мероприятия. Истово молящихся, чтобы вне храма, так, у икон, не замечено.

Другие виды зомбирования? Тоже не отмечено. Массового психоза не наблюдается, технические средства используются слабо. Митинг на Арсенале был. «Праздник, флаги, оркестр Пожарного общества…» Не тянет на зомбирование, не тянет. Не умеют пока здесь этого. Так что башни ПБЗ валить здесь не надо, это не тот обитаемый остров.

Что же здесь все-таки есть? Что держит?

Во-первых, привычки. Ну очень похож нынешний строй на знакомое дореволюционное самодержавие, пусть даже с примесью совка. Государь император, орел, церкви, Духов день… все это привычно и создает определенный моральный комфорт, не то что строительство какого-то неизвестного общества, идеей которого надо еще заразить массы.

Потом – инерция. Обыватель, которого держат вдали от политики, опасается перемен. Что там еще будет, при смене режима? Вдруг бунты на новых территориях, а то и, чего доброго, новый Великий Голод.

Ну и, наконец, ожидание лучшего. Развитие, благодаря нефтемаркам и германским инвестициям, быстро идет в гору, старые территории почти все вернули в империю, опережающее отражение подсказывает: завтра будет лучше, чем вчера. А раз так, дергаться нет смысла. Что тут будет при кризисе, сказать трудно; во всяком случае, население к нему не готовят.

Татьяна не опоздала: поезда все-таки даму не ждут. Белая фигурка мотыльком запорхала на вершине мостика еще до прихода мотрисы; она увидела его стоящим на перроне и замахала сверху рукой, потом легко сбежала по бетонным ступеням.

– Ну вот и я. Главное, полотенце не забыла и еду.

Одета она была не совсем стандартно: широченные, свободные светло-голубые брюки-комбинезон, с широкими лямками на пуговицах и перехваченные широким поясом, и облегающая бело-синяя блузка, похожая на водолазку; на голове была простая белая шляпка с широкими полями. Впрочем, в жару в таком костюме ходить хорошо, и для похода на пляж или на природу он был очень практичен, особенно то, что брюки будут защищать ноги от крапивы или колючек.

Прибывшая мотриса была итальянской, завода Фиат; по расписанию она ходила до Брянск-город каждые полчаса. Это был длинный четырехосный вагончик, красно-белый, как рижский дизель, со скругленными головами, блестевшими панорамой из ряда стекол, как на гондоле цеппелина. Ниже окон виднелся квадрат радиатора, вместе с прожекторами чем-то напоминавший морду бульдога. Мотриса пискнула тормозами и открыла двери, узкие, как у здешних автобусов.

– До брянского базара она идет в несколько раз быстрее, чем автобусы. Дороже двухэтажного, но дешевле, чем в «пылесосах». В губернском правлении сейчас лежит проект строительства электрической дороги наподобие германского штатсбана, из Брянска в Бежицу, параллельно железке. Если это примут, то у нас на Базаре остаются только крестьянские продукты, промтовары переедут в новый универмаг у церкви, а за большими покупками народ будет ездить в Брянск…

«…Чем в «пылесосах»… что такое «пылесосы»? Это вот те пепелацы типа маршрутки? Ну да, это ж в «Кавказской пленнице» было: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса…» Точно такой же драндулет. А откуда здесь «Кавказская пленница»? Или что, здесь пылесосы уже не роскошь, а гигиена? Или мадам из будущего? Странно».

Внутри мотриса тоже напоминала длинный автобус: двухместные диваны с кожаной обивкой и места водителя за барьерчиками по концам. Они устроились на одном из диванов, со стороны вида на правобережье Десны.

– Так вот, – продолжала Таня, – если построят электрическую дорогу, Брянск и Бежицу объединят в один город.

– А как будут называть?

– Какая разница? Губернское правление все равно в Бежице.

– Логично…

– Самое главное вот чем. После постройки на участки земли по Вокзальной, в слободе возле Брянска-Орловского и даже в Радице цены повысятся, потому что есть транспорт и придут застройщики скупать участки под многоэтажные доходные дома. В Радице, правда, меньше повысится, потому что там заливает. Я и думаю: может, вложить сбережения в участок на Вокзальной? Хотя бы в маленький?

– А что мешает?

– Ходят слухи, что скоро будет война и кризис. Хотя говорят, что эти слухи распускают застройщики, чтобы сбить цены.

– Еще могут пустить трамвай или троллейбус. Через Городище.

– Насчет трамвая есть планы. Но это в Брянске, от вокзала. А если в Бежицу пускать, то это обойдется дороже, чем штатсбан. Там же на горе сколько путей надо проложить, мосты стальные построить. И потом, пойдет он там от Покровской к базару или мимо Летного поля к центру… В общем, расходов не меньше. А ездят все равно в основном на базар.

Подошла кондуктор, девушка в синей форме и с большой кожаной сумкой, а также в беретке с молоточками. Билет в мотрисе стоил три копейки, независимо от расстояния.

– В двухэтажном у нас две копейки, а в «пылесосах» – пять. Двухэтажный идет больше часа, «пылесос» – меньше часа, но гоняют по этим горкам так, что страшно ездить. А тут всего полчаса ходит. Две мотрисы, туда и сюда. Разница же есть?

– А не предлагали сделать в Брянске мосты через овраги, а по ним проспект?

– Так через Верхний Судок был мостик, но хлипкий, сейчас там стройка идет, дамбу отсыпают. Еще до Великого Голода предлагали, а то по Московской мимо базара уже не проехать нормально. Весь старый Брянск – это прежде всего базар, от него он и растет.

– Город определяется базаром?

– Ну да.

Виктор было хотел возразить, но вспомнил, что после реформы в его реальности город действительно все больше стал определяться рынками, супермаркетами и бизнес-центрами; иногда даже начинало казаться, что весь Брянск скоро исчезнет и останется один большой рынок, вроде Крамского, на котором они все и будут жить.

Кондуктор громко объявила об отправлении; моторы заурчали, и мотриса, к удивлению Виктора, довольно шустро – ничуть не медленнее послевоенной электрички – помчалась со станции. Вслед за красными железнодорожными казармами мелькнул переезд с длинным шлагбаумом, где скопились подводы и грузовики. Мотриса тут же тормознула.

– Остановка Губонинская!

Серый четырехэтажный инженерный корпус с проходными, видимо, был только что возведен. Территория завода обрывалась гораздо раньше; Виктор тем не менее заметил новые цеха со стенами из металлического каркаса, обложенного кирпичом.

– Там немцы танки будут выпускать, – прокомментировала Краснокаменная, – ох и быстро же под это корпуса построили! Без лесов, только краны на рельсах поставили, и они все наверх таскали.

– Скоро так все будут строить. Из бетонных конструкций.

– Знаю. На поле напротив, за Литейным, инженеры ходили с рейками. Ищут, где завод сталебетонных балок возводить. Мне место не нравится.

– Почему?

– Там болото.

– Думаешь, балки утонут?

– Мне вообще сырые места не нравятся. И потом, раньше каменные цеха снаружи какие-то красивые были. А теперь дешевые, но смотреть не на что.

Мотриса тем временем юркнула в решетчатую трубу старого Болвинского моста; от него теперь осталась только нижняя часть железного скелета, валяющегося в реке возле нового, сварного. Таких ферм, как у старого моста, теперь почти нигде не встретишь – прямоугольная коробка со стенками из крест-накрест переплетенных стальных полос, как в детсадовских беседках; впрочем, и беседки эти нынче все больше уходят в прошлое.

– А публика тут действительно больше на рынок едет.

– Ну да. В «Соловьи» же далеко, вот у нас ходят к мосту на Бежичи, в конце Губернской – там еще лодочно-спортивную станцию рядом поставили, – или на Власову Будку, что на Болве.

«К мосту на Бежичи… А, ну да, помню. Был там за пляжем какой-то мост, возле лодочной, что сразу за Больницей. Сейчас ни моста, ни лодочной, пляж есть, пока окультуриванием не изгадят…»

– А что мы не на Власову Будку?

– Я и так часто туда хожу. Народу много, мелко. Есть места ближе к Литейному, как-то ездили редакцией на Орлик, это на поезде… Но сейчас, когда есть мотриса, лучше всего в «Соловьи». Красиво и тихо. Народ еще не распробовал.

Глава 18
Основатели и империя

Радица скучилась на относительно сухом месте; впрочем, слово «радица» надо было бы, наверное, писать с маленькой буквы, потому что в округе была целая масса радиц: и Стеклянная, и Железная, и Радица-Крыловка, и Самара-Радица, и, наконец, просто Радица, что возле нынешнего Фокино. Виктор помнил, что остановка электрички здесь, как и в этой реальности, называлась Самара-Радица, а на старых картах примерно в этой же точке значился поселок Радица-Крыловка; теперь он почувствовал некоторую неловкость, оттого что никогда не интересовался, почему у станции и поселка разные названия.

Впрочем, сейчас Виктора удивляли не столько названия, сколько лес; леса явно было больше, чем на его памяти, и подступал он очень близко к дороге. Чуть ли не возле поселка виднелись вырубки, которые, впрочем, и объясняли, куда постепенно делся лес.

– Пошли на выход, а то проедем. Мотриса недолго стоит.

В окнах показалось большое темно-вишневое здание Радицкого вагонзавода, закопченное от паровозного дыма и обрадовавшее Виктора своими знакомыми очертаниями. Сам завод оказался меньше нынешнего АО «СММ» и был окружен деревянным забором, а с другой стороны путей вообще никаких заводов видно не было.

– Остановка Мальцовская!

Короткая низкая платформа вместо асфальта была посыпана крупным шлаком, а новый павильончик станции был кирпичным, оштукатуренным и нес в себе черты позднего авиационного конструктивизма; чем-то напоминал он старые павильоны автобусных остановок в районе Сочи, только был значительно больше размером. Переезд был на том же месте, однако дорога вела от него лишь к заводу и дальше в пойму. Шлак под солнцем уже нагрелся, и над путями остановочного пункта стояло марево. Сами же пути выглядели какими-то несерьезными: деревянные шпалы, уложенные на песок, окрашенные ржавчиной от пыли чугунных колодок вагонных тормозов, и легкие рельсы, килограммов так тридцать пять погонный метр. Впрочем, бордюр перрончика был побелен известкой, а возле павильона была разбита клумба с пионами. За станцией, на другой стороне от вагонзавода, вместо промышленной застройки стояли какие-то двухэтажные дома купеческого вида, которых Виктор совершенно не помнил и никогда о них не слыхал. Тут же возле перрона оказалась палатка с продуктами и пивом. Виктор понял, что печенья, пожалуй, будет маловато, и пополнил запасы провианта.

– Здесь когда-то мальцовская изба стояла, – заметила Краснокаменная, когда Виктор кончил затариваться, – а потом ее снесли, и пути до Цементного перешили на широкую колею. После войны реконструировали ее, реконструировали, а потом перешили. Вторая пятилетка, цемента еще больше надо.

– Какая пятилетка?

«Тридцать восьмой – это же вроде уже третья пятилетка? Нет, погоди, погоди… Какие здесь вообще, к черту, пятилетки?»

– Ну так считаются только по единым всероссийским планам. А те пятилетние планы, что при царе Николае разрабатывали, они же только по отдельным отраслям были. Ну вот, например, пятилетний план семнадцатого – двадцать второго года, его ведь только по железным дорогам приняли и не выполнили: революции начались. Всероссийскую, вы же знаете, приняли в тридцать втором первую, сразу как фачисты власть взяли, а вторую – в тридцать седьмом…

«Пятилетка при царе? Это в этой реальности, или… или мы просто плохо знаем свою историю? И большевики вообще ничего особенного, никакого «своего пути» не выдумали, а использовали то, к чему Россия и так шла, и то, что любая власть сделала бы на их месте? И советский путь – просто неизбежный путь России в то время, с Советами или без, с товарищем Сталиным или императором Вячеславом?»

– Здесь теперь один район – Заречный, – пояснила Таня, – объединили Привокзальную, Полесскую, Полпинские выселки, Мальцовскую и Новую Постройку с Ветродуем. Фактически тут два поселка получается, но сделали один район, говорят, разрастется и сольется вместе. Особенно если решат со штатсбаном, то точно сольется. Да и если не рядом с ним – вон Полпино как разрослось. Сразу после Великого Голода по плану первой пятилетки там на месте фосфоритной мельницы большой завод построили, удобрения добывать прямо из недр. Вы читали, что Брянск уже захватил пятую часть российского рынка фосфорных удобрений?

– Кстати, а как правильно – Радица-Крыловка или Самара-Радица?

– Она и Радица-Крыловка, и Радица-Самара, и Радица Чугунная, и Радица Паровозная… Селятся люди у Радицы, а потом поселенья сливаются.

– Виктор Сергеевич? Не к нам?

Навстречу им спешил Доробейцев с толстым портфелем.

– Нет. Сегодня решил сделать паузу и пойти на пляж. А вы, я смотрю, по делам?

– Да. Не до пляжа. Предложение ваше в тот же день решили внедрять, прорисовали вариант с разными диаметрами оси. Не знаю, правда, как чехи к этому всему отнесутся… Оказывается, у них тоже это бывает, но реже, они боксования почти не допускают.

– Знаете, – ответил Виктор, – меня терзают смутные сомнения, что Шкоде скоро будет не до автомотрис.

– Меня тоже. Скорее всего, к осени чехи отдадут Судеты, а потом вообще войдут в состав рейха, как когда-то были под австрияками. Тем более что государь император не возражает.

– Государь император не возражает? Ну да… разумеется, он не возражает. Так и должно быть.

«Государь император не возражает? Какого черта он не возражает? Это что, он считает, что это не наша сфера влияния? Что у них тут творится в империи?»

– …А потом они будут заняты тем, что долго станут выяснять с оккупационной администрацией, расширять ли выпуск своих танков или ставить на поток немецкие. Немецкие они производить не хотят: не накладываются они на отлаженную технологическую линию. Кстати, Шпеер поэтому и стал к Бежицкому паровозному присматриваться, тем более что рабочая сила у нас дешевле, чем в протекторате. Скорее всего, чехи на базе своего тридцать восьмого что-нибудь усовершенствованное сварганят – и на том сойдутся.

– Может быть. Какую-нибудь самоходку.

«…И назовут ее «Хетцер»…»

– Скорее всего. Это самое простое решение. Может, подсказать?

– Не надо! Они вас подставили – пусть сами думают. Да и поддерживать оккупационный режим…

– Ну вообще-то у меня за время последней командировки к ним вообще такое впечатление сложилось, что их политики даже и не против такой оккупации. Готов спорить – немцам подарят все вооружение, ничего не испортят, не уничтожат… оборонные заводы, гордость Европы – все-все оставят целеньким.

– Хм… здесь, пожалуй, я спорить с вами не рискну.

– Воевать за фюрера, правда, они не хотят, как и за австрияков не хотели, а вот оружие выпускать, ремонтировать, обслуживать в тылу – это запросто. Ладно, я побежал, а то скоро на Бежицу подойдет. Счастливо отдохнуть!

– Приятный человек, – отметила Краснокаменная, – и за границу ездит.

– Это точно. Мы тут с ним вчера чуть друг друга не посадили.

– Неужели? Как интересно…

…Дорога на «Соловьи» спускалась в выемку к пойме. Справа, за забором некогда принадлежавшего Мальцову завода, поднимались строительные леса – возводили новый корпус. Из трубы котельной тянулся длинный хвост черного угольного дыма.

– А трубы-то как смолят, – посетовал Виктор, – и все это долетает до Бежицы и оседает в наших легких.

– Ну это больше в лесу оседает. Места у нас просторные. А вообще премьер-министр скоро будет вводить новые нормы, чтобы фабриканты фильтры на трубы ставили и на воду. И рубки леса будут упорядочивать. Говорят, это перед государем императором немецкие специалисты настояли делать – вроде как природные богатства у нас шибко портятся.

– С чего бы это они так беспокоились?

– Не знаю… Кстати, по инициативе партии этот сквер перед проходными недавно разбили и памятник Мальцову поставили.

В центре скверика на постаменте из черного гранита действительно стояла фигура с простертой в сторону завода рукой; Виктор хоть и заметил ее сразу, но машинально принял за памятник Ленину, хотя в этой реальности Ленин здесь стоять точно не мог.

– Партия увековечивает память успешных бизнесменов?

Таня с непосредственным удивлением взглянула на него большими круглыми Навкиными глазами; высоко подведенные брови, казалось, выскочили на середину лба.

– Это же один из основоположников экономики фачизма! И Губонин тоже, ему в парке памятник стоит, за «Иллюзионом»…

«Там, где сейчас памятник Пушкину».

– В честь Губонина еще Вокзальную переименовали и остановку у Паровозного. Хотели вообще всю Бежицу Губонинском назвать, но в Москве затерли. Говорят, на это много денег надо. А сейчас объявлен конкурс на памятник Тенишевой. Сначала хотели, чтобы был только ее бюст, но народ настоял, чтобы всю изваяли…

Виктор повернулся к Краснокаменной и взял ее за руку.

– Таня! Возможно, я слишком долго жил в другом мире… в мире фантастики и иллюзий… но объясните, ради бога, что такого Мальцов сделал для фачистов? Я это как-то упустил.

– Давайте только сойдем с середины дороги… лошадь пропустим.

Мимо них по пыли промчалась пустая телега в сторону берега, запряженная каурым жеребцом; правил телегой молодой пацан в картузе, стоя.

– Гоняют, как по шоссе… Так вот насчет Мальцова… Вот тот принцип планового развития территорий, когда определяют места выгодного размещения фабрик и заводов, строят пути сообщения и связь, развивают города и поселки, строят жилье – это все пошло от мальцовщины. Только он первоначально строил все на свои капиталы, на своей земле, а фачисты создают частно-государственные фонды, в которые каждый может вложить свой капитал, и эти фонды покупают землю и строят все – от заводов до больниц, школ, клубов, строят дороги, проводят радио… ну и так далее. Это называется соборным развитием. В соответствии с наукой и природными возможностями.

– И не разворовывают эти фонды?

– Ага. И на Колыму за вредительство с конфискацией. Весь аппарат под контролем у жандармерии, агент на агенте сидит и агентом погоняет. Копеечную взятку предложи – шарахаются, как от провокатора.

– А если крупную? Миллионов на двести?

– Хотите повторить подвиг Глинкина?

– Какого Глинкина?

– Ну пару лет назад нашумевшее дело… Виктор Глинкин, тезка ваш, кстати, попал за что-то к начальнику в немилость, тот его выгонять собрался, а Глинкин к нему в кабинет – да и предложи взятку на сто пятьдесят миллионов. Начальник хлоп – и в обморок. Так и не откачали: сердце не выдержало. Думал, раз на такую сумму провокатора послали, значит, точно посадят. Двое детей без отца осталось.

– Печально.

– Се ля ви. Ну так вот, по кирпичику и сложилось. Мальцов – территориальное планирование, железные дороги – пятилетки, Губонин – градотворящие предприятия, что порождают жилые районы и общественную сферу, Тенишева – соединение деловых техпромфинпланов и общественного развития городов за счет предприятий. И в итоге получился…

«Социализм. И в итоге получается натуральный брежневский социализм. С комплексными планами промышленного и социального развития, соцкультбытом и жильем на балансе предприятий… Только механизм немного другой, больше свободы частнику и… больше жандармов и репрессий. Потому как при частнике и коррупции больше».

– …И в итоге получилось то, к чему идет все человечество. Возьмите, скажем, фюрер-принцип в Германии или то, что начал реализовывать в США президент Лонг. А национализация лейбористами энергосистем в Англии? Просто каждая страна со своими особенностями.

«Вот к этому идет все человечество? Ну да, если смотреть из тридцать восьмого… Демократии падают, даже Рузвельт не выдержал, стал переходным политиком, как Горбачев. Откуда здесь, сейчас обывателю знать, что через полвека, ну чуть побольше, основным путем человечества назовут свободу частной инициативы и демократию?»

– …Вот и ставят им памятники. И наверное, даже хорошо, что наша Брянщина дала России основоположников…

«А может, здесь вообще не будут считать демократию основным путем человечества. Ведь Альтеншлоссер, черт его возьми, в одном все-таки прав – обыватель, а их в обществе большинство, стремится жить как все. Вот во всех странах нет либерального устройства – и обывателю нигде оно не будет нужно, потому что он хочет, чтобы как у всех… Что же это? Прямо тупик развития какой-то…»

– …Тут все рекламируют японские зонтики от солнца, но я не беру – на речку надо просто нормально одеваться, чтобы была свободная одежда и на голову что-нибудь с полями или кепку. Я смотрю, вы тоже предпочитаете одежду простую и свободную, а вот какую-нибудь кепочку от солнечного удара зря не завели.

– Можно сделать кепку из газеты. Правда, у меня мятая.

– У меня есть газеты, я в редакции прихватила старые. Газета на природе для многого может пригодиться. Держите.

– Спасибо. Значит, складываем так… и так…

– Здорово! Милая кепочка, как немецкая. Знаете, потом покажете нашему художнику, он зарисует, как складывать. Для раздела полезных советов.

– Конечно.

– Думаю, это повысит тираж. В смысле, что газету будут брать и для кепочек.

– Потрясен вашим деловым подходом… Слушайте, я до сих пор не предложил поднести вашу сумку. Позволите?

– Конечно. Не смущайтесь, вы просто немного рассеянны. Кстати, а мне почему-то нравится, когда мужчина несколько рассеян.

– Это потому что вы энергичная и деловая.

– Вы начинаете говорить комплименты…