Текст книги "Записки экспедитора Тайной канцелярии"

Автор книги: Олег Рясков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава IV,
рассказывающая нам, что преступника всегда настигнет кара, а тайное станет явным

Хоть жизнь Ивана перевернулась с ног на голову всего за каких-то два дня, хоть пережил он страшные потрясения, позорно проиграв дуэль, оказавшись под ужасным подозрением, став свидетелем собственной казни, лишившись имени, оказавшись вдруг на службе в Тайном сыске, столкнувшись с предательством – все это не застило в душе нашего героя свет разгоравшейся любви к Варюше Белозеровой. И сейчас, оказавшись вдруг без дела и без контроля своего нового начальства, он почувствовал такое душевное томление, что не смог оставаться более в душной комнате. Самойлов вышел на улицу и без какой-либо ясной цели, не отдавая даже отчета, пошел именно в ту сторону, где находился дом Белозеровых. На ловца и зверь бежит – пройдя всего несколько домов, возле торговых рядов он вдруг увидел ту, которая занимала сейчас все его мысли. Варенька была с сестрицей и прислужницей, они стояли возле хлебной лавки и оживленно торговались с булочником. Первой Самойлова заметила Софья, она лучезарно улыбнулась ему и дернула Варвару за рукав.

Та оглянулась и тоже заулыбалась, показав белые зубки. Иван подошел к девушкам и учтиво поклонился. Он с трудом сдерживал волнение и не знал, как начать разговор. Варюша сама заговорила с ним:

– Нынче вы не в мундире, но я вас узнала, сударь! – игриво начала она.

– Это уже и не я, – растерянно ответствовал Иван.

– А кто же? – засмеялась девушка.

– Я и сам не знаю. – замялся наш герой.

И вправду, как тут в двух словах объяснишь все, что случилось с момента их последней встречи на ассамблее.

– Все так таинственно, – еще пуще развеселилась Варенька. Потом вдруг вспомнила новость, о которой судачили все знакомые и которая давеча сильно взволновала батюшку. – А вы слыхали о Фалинелли? Говорят, с ним беда приключилась.

– Приключилась, – уклончиво ответил Самойлов.

Ему совсем не хотелось говорить на эту тему, потому как чувствовал он, что о косвенной причастности своей к судьбе итальянца распространяться пока не следует.

– И что один офицер убил его ночью! – вставила Сонечка, делая страшные глаза.

– Знаете… – начал было Ваня, но его прервал властный окрик из подъехавшей кареты:

– Самойлов!

Ушаков выглядел очень недовольным, и Иван поспешил откланяться:

– Прощайте! – сказал он сестрам и торопливо направился к карете.

Девушки растерянно глядели ему вслед.

– Что-то с ним не так. – задумчиво сказала Софья.

– Да, похоже, он не в себе, – подтвердила Варенька.

А как еще это можно было понять?

Ушаков и впрямь рассердился: он такой спектакль разыграл, чтобы сохранить Самойлову инкогнито, а этот простак решил, что может запросто разгуливать по улицам и болтать со знакомыми! Да еще с какими!

– Ты что это, братец, ума лишился? Тебе теперича не следует лицо свое выставлять каждому встречному! – Да как же объяснить этой горячей голове, что не в бирюльки играем? На кон поставлена жизнь, и не только Самойлова. – Беда у нас, – резанул Ушаков, – дружка твоего зарезали ночью в крепости. Допрашивать некого!

Иван вспомнил усатое лицо Вожжова – гордое и довольное, когда награду получали из рук Меншикова, и разъяренное во время поединка в доме Фалинелли – и кисло стало у него на душе. Остаток пути молчали. Андрей Иванович не пожелал более делиться соображениями, Самойлов же погрузился в тяжелые воспоминания.

Картина, что открылась им в камере Вожжова, была невеселой. Пленник лежал поперек койки, белая рубаха его в области сердца была густо замарана кровью.

– Ну что, милейший, – сказал Ушаков, глядя на Ивана, – вот тут и понадобится твоя сметливость. Что скажешь?

Они подошли к покойнику и осмотрели его. Самойлов отогнул край окровавленной рубашки и обнаружил на груди Вожжова небольшую колотую рану с четкими краями.

– Отменно сработано, – мрачно заметил Андрей Иванович.

Дух в камере был довольно тяжелым, и Ушаков прикрывал нос большим надушенным платком – хоть по долгу службы бывать приходилось во всяких местах, терпеть зловоние казематов случалось нередко, все же высокое положение начальника Тайного приказа позволяло ему держаться манерно и оберегать себя от лишних тягот.

– Следов никаких… И замки целы! – продолжал он, оглядывая помещение.

Вошел Туманов и доложил:

– Ваша светлость, караульного доставили!

Двое драгун ввели испуганного солдатика со связанными руками.

– Этот? – смерил его взглядом Ушаков.

– Так точно, – ответил Туманов.

– Говоришь, всю ночь за дверью простоял? Никто не входил и не выходил?

– Богом клянусь, никто, глаз не сомкнувши стоял, – поспешил побожиться караульный.

– А к запертому рабу божию, значит, архангел с небес спустился? – усмехнулся Ушаков. – Вышиб ему дух и опять вознесся, так, что ли?

– Не ведаю я, – пролепетал солдатик.

– На дознание его! – приказал Андрей Иванович.

– Не губи, батюшка, не губи, – в ужасе закричал караульный. Его поволокли уже к выходу, а он все вырывался и кричал: – Не ведаю я, Христом богом клянусь, не ведаю!

Самойлов меж тем также оглядел все вокруг и заинтересовался небольшим люком, прикрытым решеткой, что виднелся посередь камеры.

Вонь от него шла невыносимая, однако величина его позволяла пролезть не слишком крупному человеку. Пятна крови и несколько влажных следов возле решетки подтвердили догадку сыщика:

– Может, и архангел, но спустился он явно через туннель. Вот и след.

Ушаков присмотрелся к каменному полу:

– Дело говоришь! Ну-ка, братцы, подсобите ему! – велел он драгунам.

Те мигом отволокли в сторону кованую решетку. Иван подошел к краю и осветил факелом путь в зловонное подземелье. Ушаков тоже заглянул было в отверстие, но скривился и закашлялся:

– Вот уж запах, как из преисподней! Действуй, Самойлов. Как найдешь что – приходи.

Затем развернулся и покинул камеру. Туманов с солдатами поспешили за ним. Ваня проводил их взглядом, потом оглянулся еще раз на Вожжова. «Вот ведь как все вышло, – подумал он, – наша тайная миссия для всех троих закончилась смертью. Маслов погиб как герой, и при свете бела дня, Вожжов – как предатель, в зловонной камере, а я, выходит, на плахе голову сложил. Не свою только. Но те, кто знал Ивана Самойлова, простились с ним тогда. И остался только безымянный тайный сыщик. Да. дела! Ну что ж, сыщик, за работу!»

И, не медля более ни секунды, он спустился в люк.

Сначала ход был очень тесным и шел вертикально вниз, но постепенно он расширился и превратился в длинный подземный коридор с влажными каменными сводами. Иван шел медленно, освещая стены и внимательно все осматривая. Вдруг на полу он обнаружил небольшой предмет, тотчас поднял его и с изумлением признал виденный ранее черный веер с маленьким кинжалом, встроенным в ручку. «Ох, Мари!» – мелькнуло у него в голове. Спрятав кинжал за пазухой, Самойлов быстрее зашагал вперед. Воздух заметно посвежел. И вот, наконец, несколько ступеней вверх завершили путь нашего героя – он оказался у выхода из подземелья. И тут его ждала еще одна находка – в кустах возле потайного хода ничком лежал убитый солдат.

Уже много позже узнает Иван, как оказался бедняга в этом месте:

Тогда я не ведал, что Ушаков специально посадил Вожжова в каземат с потайным ходом, в надежде, что тот, сбежав, приведет его к остальным злоумышленникам, и даже приставил следить за ним одного из своих людей. Его-то и нашел я убитым у выхода из подземелья.

А пока наш Ваня, собрав в одну цепочку все свои догадки, отправился, как и было велено, с докладом в Тайную канцелярию.

Глава V,
из которой мы узнаем, что женские чары, увы, не всемогущи

Самойлов шел по вечерней столице, пытаясь понять, что же теперь делать. Все, чему учил его отец: благородство, честь, верность – выходит, в этой жизни разбивается об одну-единственную вещь – деньги?.. Ради них можно предать, обмануть и даже убить?! Нет, Иван никак не мог согласиться с таким поворотом. Не будет он действовать как последний злодей, а значит, не к Ушакову сейчас надобно идти, хоть и рассказать ему есть о чем. В другом месте он сейчас нужен. Хотя, может, там и не обрадуются его приходу.

Мари и вправду была немало удивлена, увидев Самойлова, но в восставших призраков она не верила, а потому в словах ее прозвучала скорее усмешка, чем испуг:

– Вы действительно живы? Или вернулись с того света?

– Да, сударыня. Скорее с того света, – ответил Иван. – Хотя вы тоже недалеко от него ходите. Я не люблю оставаться в долгу. Вы замолвили за меня слово перед Светлейшим князем. Плачу вам той же монетой.

Иван вытащил из кармана оброненный француженкой веер.

– Я вижу, вы разгадали мой маленький секрет, – Мари протянула руку и попыталась вытащить изящный клинок из ножен. Но Иван мягко положил свою ладонь поверх ее кисти и вернул кинжал на место со словами:

– Вы злоумышляете против моей страны, и, после того как я покину вас, я доложу об этой находке Ушакову.

– Ну что вы? – страстно зашептала Мари, пуская в ход все свое очарование. Она была уверена: Самойлов здесь только потому, что это ее оружие уже не на шутку ранило его неопытное сердце еще там – у монастырских стен. – Я не злоумышляю против вашей страны, – ее губы коснулись его щеки. – По приказу ордена мы должны были найти захватившего сокровища Ордена Фалинелли. и заставить его вернуть их. Вот и все.

– А как же регентство Меншикова и замужество его дочери? – поинтересовался Иван.

– Это было второстепенным делом.

Их глаза встретились. Столько страсти было в этом роковом взгляде, но Иван отстранился и снял руки красавицы со своих плеч:

– Сударыня, у вас в запасе пара часов.

Он поклонился, взял шляпу со стола и уже у дверей произнес:

– Честь имею!

Лишь только дверь за русским офицером закрылась, как из другой появился Ла Шанье с вопросом на устах:

– Et quoi? [11]11
  Ну и что?


[Закрыть]

– Nous partons! [12]12
  Мы уезжаем!


[Закрыть]

– Mais, et l’or? [13]13
  А золото?


[Закрыть]

– Il en va la de notre vie! [14]14
  Сейчас речь идет о нашем спасении.


[Закрыть]

В отличие от нашего героя Мари не была готова рисковать своей жизнью во исполнение долга. Да и что толку, если они с шевалье найдут смерть вдалеке от родной Франции? Сейчас у нее на руках неоспоримые доказательства того, где нужно искать деньги. Ушаков лишен этих доказательств, а значит, преимущество по-прежнему на их стороне. Просто стоит временно отступить.

Самойлов, не ведая о планах масонов, но считая долг отданным, решил направиться прямиком к Ушакову. Но шагу не ступил по темной улице, как был схвачен какими-то людьми. Шпага не покинула ножны, да и какой из него сейчас боец – плечо нещадно саднило, несмотря на принятое давеча лекарство.

Ему на голову надели мешок и посадили в карету, которая понеслась по улице. Потом его долго вели по длинным коридорам, втолкнули куда-то, посадили на мягкое кресло. И вдруг раздался знакомый голос:

– Сними это!

Мешок сдернули, и перед Самойловым возник сам Светлейший князь.

– Ну, сержант, жив-живехонек, ай да Ушаков! – развел руками Меншиков. – Вот умелец! Поди, уже и ему служишь?

– Я России служу! – возмутился Иван напрасным подозрениям.

– Ну-ну! Почитай, все мы России служим, – успокоил горячую голову Александр Данилович. – Ты мне лучше скажи, и чего ж ты там высматривал?

– Убийцу, – как-то непроизвольно вырвалось у Ивана.

– Убийцу? Это какого такого убийцу?

– Ну, так в крепости Вожжов, что итальянца Фалинелли убил, ночью сам был зарезан.

– Какой Вожжов? Какая крепость?! – возмущению Меншикова не было конца.

Самойлов замялся, посмотрел на солдата:

– Ваша светлость.

– Выйди, – скомандовал служивому Светлейший. – Ну, сказывай!

– Вы давеча посылали меня персону встретить, – Меншиков согласно кивнул. – Вы знаете, кого вам прислали и зачем?

– О-о-о! – взревел Александр Данилович. – Это что ж значит? Теперь ты мне вопросы задавать будешь?

– Да не в вопросах дело! – урезонил его гнев Самойлов. – Сдается мне, что не в помощь вам гонцы сии прибыли.

Упорство Ивана достигло цели, Меншиков перестал метаться по комнате:

– Ладно! Ну, говори, раз больше меня знаешь!

– Счеты они свои масонские сводили, – выпалил Иван. – И Фалинелли убить чужими руками. и казной овладеть.

– Стоп! Какой казной? – насторожился князь.

– Не спрашивайте, откуда прознал, но посланцы сии прибыли прибрать казну Ордена. что Фалинелли хранил.

– Кто еще об этом знает?

– Никто!

– Ой ли? – недоверчиво спросил Меншиков.

– Ей-богу никто! – перекрестился Иван.

– Ох, парень, не сносить тебе головы, если б не твой папаша. Ладно, ступай пока. О разговоре нашем молчи.

– Ваша светлость… – замялся Иван у двери.

– Что еще? – с досадой спросил князь.

– Позвольте веер забрать?

– Бери, – нечего было и спрашивать о такой пустяковине. А вот что надобно ему дать понять: – И помни, Меншиков ничего никогда не забывает! Ступай!

Светлейший кинул веер Самойлову, тот улыбнулся князю и вышел.

– А я, дружок, за тобой пригляжу, – вслух сам себе прошептал Светлейший.

Иван почти не спал, он вернулся домой под утро, разделся, взял кусок мыла и попытался смыть с себя грязь, а вместе с нею и мрачные мысли, но те все не давали ему покоя. Едва сумрачный день затеплился, он оделся и вышел из дома. С трудом справляясь с усталостью, шел Самойлов по мостовой. Вдруг сзади раздался цокот копыт по булыжнику. Он посторонился, но карета остановилась, дверца приоткрылась, и показалось лицо Ушакова:

– Самойлов! – окликнул он нашего героя. – О чем со Светлейшим говорил, расскажешь по дороге, а сейчас нас с тобой Толстой ожидает! Садись!

Иван послушно сел в карету.

Глава VI,
о зайцах и черепахах и о том, как на пути любви внезапно и неотвратимо встает разлука

Андрей Иванович внимательно посмотрел на своего протеже тяжелым испытующим взглядом, словно хотел выведать все его мысли и чувства, затем, наконец, изрек:

– Ну, Ваня, поведай мне, как ты залез в трубу с нечистотами в Приказе, а оказался у князя Меньшикова в кабинете?

– След-то я правильно взял, – пустился в объяснения Самойлов, – и вот тому доказательство.

Он протянул Ушакову найденную улику, демонстрируя тем самым, что не зря ему доверили сие важное дело – справился лучшим образом, преступника нашел и вину его может подтвердить.

– А что у князя был – так то они меня на улице: мешок на голову – и пред светлы очи, – добавил он, не сумев скрыть обиды за столь грубое, а главное – незаслуженное обхождение.

Ушаков повертел в руках веер, осмотрел изящный кинжал и продолжил расспросы:

– И что же Светлейшему надо было от твоей персоны?

– Справлялся, кого я искал, – не моргнув глазом ответил Иван.

– А ты? – насторожился его визави.

– А что я? Я ему объяснил, что убийцу искал.

Тут наш герой впервые усомнился, что поступил правильно, когда выложил все Меншикову начистоту. Ироничный смех Ушакова подтвердил его опасения.

– Святая простота! – только и вымолвил Андрей Иванович.

Вот и как его понимать прикажете? Разве объяснит, что за игры у них с Меншиковым и что кому говорить нельзя? И ведь оба России служат, только как-то по-разному это у них выходит. А ему что прикажете делать, коли и один и другой его наняли? Как во всем разобраться? Так размышлял наш Ваня, пока карета везла их по мощеным улицам града Петрова к дому Ушакова. Путь, впрочем, был не слишком длинен, так что вскоре они шагали уже по анфиладе залов. Тут Андрей Иванович снизошел, наконец, до некоторых наставлений:

– Ох, Ваня, хороший ты парень. Уж не знаю, чем ты любопытен стал князю. Но вот тебе мой совет! Побереги голову! Завтра же я тебя ушлю из столицы. А Толстому пока про Светлейшего ни слова.

Граф Толстой ожидал известий в кабинете Ушакова и уже чувствовал определенное нетерпение. Наконец, двери распахнулись, и на пороге появился хозяин дома вместе со своим новым протеже. Андрей Иванович представил графу Самойлова и велел ему доложить в подробностях все, что удалось разузнать по интересующему их делу. Иван с готовностью отрапортовал, как спустился в подземелье, осмотрел его, обнаружил выход и труп солдата возле него.

– Странно, – задумчиво откликнулся Ушаков, – об этом потайном ходе знал только я и мой человек. Насколько вездесущи масоны…

– Главное – я нашел вот это, – тут Самойлов достал свой козырь – веер Мари, и протянул его графу.

Толстой, слушавший доклад молча и хмуро, веером заинтересовался, осмотрел его и прищелкнул языком:

– Однако! Вот это женщина! Арестовали?

Ушаков молча повернулся к Туманову, который

только что вошел в кабинет и ждал минуты для отчета о данном ему поручении.

– Арестовать их сейчас никак нельзя. Сегодня ночью они скрылись.

– Погоню организовали? – строго спросил Толстой.

– Да, но они имеют несколько часов форы, – вмешался Ушаков. – Думаю, прикрывшись возможной помощью Меншикову, они решали свои проблемы.

– Свои? – не понял граф.

– Их главной целью был сын Фалинелли. Вернее, средства Ордена, которые он хранил.

– Их уже нашли?

– Фалинелли последнее время общался с Белозеровым, не исключено, что казна Ордена была перевезена к нему, – ответил Туманов.

– Вы его уже опросили? – продолжал выстраивать цепочку событий Толстой.

– Пытались, – неохотно признался Андрей Иванович, – старик помер от удара.

– Но мы обыскали весь дом, – добавил Туманов.

– И?.. – терял терпение граф.

– Пока не нашли! – отрезал Ушаков. – Но, к слову сказать, не мы одни пытались.

– Это как понять?

– Французы наши перерыли все у Фалинелли и наведывались к Белозеровым.

Поняв, что ничего более по сему грешному делу не известно, Толстой взглядом и кивком головы приказал начальнику Тайного приказа отпустить своих людей, а когда Иван с Тумановым вышли, спросил:

– А что наш Самойлов?

– Смышлен, – ответил Ушаков, – но есть за ним один грешок – врать не умеет!

– Ты знаешь сказку про черепаху и зайца? – помолчав немного, произнес граф. – Мне очень надоело быть черепахой!

И он выразительно посмотрел на Андрея Ивановича. Потом вдруг рассмеялся, но смех его был каким-то желчным. Что оставалось делать Ушакову? Только рассмеяться вместе с графом: пусть уж Толстой развеется этим смехом, а там, глядишь, и поостынет. Отсмеявшись, Толстой бросил веер на стол, еще раз значительно глянул на Ушакова – помни, мол! – и покинул кабинет. «Остынет, – подумал Андрей Иванович, – не впервой! А вот Самойлову придется остудить свой пыл, пока он еще куда-нибудь не сунулся».

Нравился Ушакову этот парень. И нюх у него был, и хватка, необходимая тайному сыщику, и благородство, что в последнее время было редкостью в людях вообще, да и в его ведомстве не часто встречалось. Но многому еще учить его надобно, а то и сам пропадет, и государству Российскому не то что пользу, а непоправимый урон может нанести. Их служба ошибок не прощает. А потому, отправляясь ставить точку в деле Белозеровых и велев Ивану занять место рядом с собой в карете, в который раз втолковывал Андрей Иванович своему подопечному прописные, казалось, истины:

– Преображенский Приказ и Тайная канцелярия, Самойлов, потому и называются тайными, что все, что происходит в них, есть дело государственной важности и наружу не выходит, – Ушаков стукнул тростью в потолок кареты и крикнул: – Останови-ка, дружок!

Они вышли, и Андрей Иванович продолжил свои наставления:

– То, что ты знаком с Белозеровыми, ничего хорошего ни тебе, ни им не сулит.

– Да, но. – попытался возразить Иван, а Ушаков опередил его:

– Молчи, все знаю. но сделать ничего не могу..

Они прошли к дальней заставе. Серый балтийский туман окутал окрестности. Ушаков остановился и устремил взгляд вдаль, словно задумался о чем-то. Иван решился, наконец, втолковать этому бессердечному служаке, что есть на свете вещи превыше долга и что он так приучен. Но урок, который подготовил ему Ушаков в то туманное утро, оказался красноречивее всяких слов.

Из дверей дома, на углу которого они остановились, конвой вывел трех женщин, одетых в дорожное платье. В руках у арестанток были узелки, солдаты посадили их на телегу. Лошади тронулись, и одна из несчастных обернулась. И только тут Самойлов увидел глаза – те единственные, ради которых и стоило жить. Он рванулся вперед, Андрей Иванович попытался удержать его от ненужного шага, уперевшись массивным набалдашником трости в грудь, но Иван оттолкнул Ушакова и бросился к телеге, увозившей семью родовитого дворянина в неизвестность.

Андрей Иванович не двинулся с места, так и остался наблюдать, как солдаты преградили путь нашему герою, как тот сопротивлялся, пытаясь прорваться к любимой, – но все тщетно. Телега уезжала все дальше, разлука была неминуема. Иногда человеку остается лишь смириться со своей долей.

В бессилье упал Иван на колени, стиснув зубы и пытаясь сдержать стенания. А мерный голос подошедшего Ушакова подвел итог только что преподанного урока:

– Не усвоил ты новых правил, Самойлов. Может, хоть это тебя чему научит. Ты теперь себе более не принадлежишь. У тебя особое положение. На страже короны стоишь тайно!

Словно вспоминая эти слова, запишет Самойлов в своем дневнике:

Любовь меня посетила лишь однажды, и несмотря на то, что в дальнейшем я встречал немало красивых женщин, я остался верен только ей. Судьба, как бы издеваясь надо мной, несколько раз сводила меня с мечтой моей, но каждый раз отбрасывала меня прочь.