Текст книги "Бренд."

Автор книги: Олег Сивун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

24. Xerox

Мы вынуждены постоянно подтверждать свое присутствие в этом мире каким-нибудь жестом, движением или копией движения. Чаще всего копией. Мы слишком плохо развиты, чтобы каждый раз выдавать новый жест своего присутствия.

Олег Сивун

Factum: Xerox – американская корпорация, работающая в области производства копировальной техники и управления документами.

Компания была основана в 1906 году и называлась Haloid Company

(занималась производством фотобумаги).

В 1947 году Haloid Company покупает патент на копировальное устройство, изобретенное Честером Карлсоном. Карлсон называл процесс копирования при помощи этого устройства длинным словом

“электрофотография”. В 1948 году этот процесс получил имя

“ксерография” (от греческих слов “сухой” и “писание”). Для обозначения нового копировального устройства принимается слово

“ксерокс”.

В 1949 году на рынке появляется первый ксерокс – Мodel A.

В 1958 году компания Haloid Company получает название Haloid Xerox

Company, а с 1961 года – просто Xerox Company.

В 1964 году Xerox создает первый в мире факс. В 1974 году Xerox выпускает первый лазерный принтер.

В 1980-е годы Xerox первым создает многофункциональные устройства – копирпринтерсканер.

В 90-е годы Xerox стал заниматься обслуживанием корпоративных сетей, системами электронного документооборота и т. п.

У Xerox активно работает исследовательский центр в Пало-Альто. На начало 2000-х годов Xerox обладал более чем 15 000 патентов на различные разработки. На их основе, в частности, создается многоразовая “электронная бумага” Smart Paper.

Количество сотрудников Xerox – около 55 тысяч человек.

Ежегодный оборот Xerox составляет около 16 миллиардов долларов (2005

– 2006).

Слоган: “Xerox был первым, все остальные могут только копировать”

(original version: “Xerox were the first, the others can only copy”).

Punctum: Xerox – это не машина, это принцип. Мне кажется, что никогда еще копия не была так распространена, как сейчас. В эпоху тотальной скуки копия нас развлекает. Это такая игра: сначала была одна штука, а стало десять.

Копия делает нашу жизнь веселее и разнообразнее. Копируется все: копируется информация, копируется искусство, копируется стиль, копируются люди.

Если бы не появился Xerox, то, наверно, никто не стал бы воплощать в жизнь идею клонирования. С точки зрения производства это одно и то же: сделать копию документа или сделать копию человека. Просто человека сделать дороже. Xerox всем доказал, что копия возможна. Я не думаю, что клонирование – это страшно. Я не думаю, что что-то принципиально изменится. Наш мир без всякой микробиологии, а только за счет телевидения и супермаркетов создал миллиарды клонов, просто мы об этом еще не догадываемся.

В нас сидит претензия на собственную уникальность. У нас есть иллюзия, что мы особенные, но мы ничем не отличаемся друг от друга.

Разве что один из нас любит Coca-Col’у, а другой Pepsi, один пользуется электрической бритвой Philips, а другой – станком

Gillette, один слушает Muse, а другой – Radiohead. У клонированных людей, наверно, не будет чувства уникальности и особенности, они будут понимать, что они всего лишь копии друг друга. Они будут честнее сами с собой, если у них еще останется способность диалога с самими собой. Они уже не будут считать себя индивидуальностями. Мы считаем себя индивидуальностями только потому, что носим одежду

“независимых” лейблов, смотрим “независимые” фильмы, слушаем

“альтернативную” музыку, ходим в “альтернативные” клубы и т. д.

Человек не может различаться только по тому, что он потребляет.

Человек может различаться только по тому, потребляет он или нет. Я потребляю, и поэтому я – как все. “Я пляшущая и поющая срань господня”, – как говорила обезьянка-астронавт своему отражению в

“Бойцовском клубе”.

Я в какие-то моменты не осознаю себя. Я себя постоянно теряю. Я чувствую себя копией самого себя. Но я не чувствую ничего общего ни с кем. Я не чувствую родства ни с одним человеком, хотя мы так похожи. Мы все слушаем одну и ту же музыку, смотрим одни и те же передачи и фильмы, носим одну и ту же одежду, пользуемся компьютерами, говорим по мобильным телефонам, но между нами нет ничего общего. Мне может кто-то понравиться, я могу даже в кого-то влюбиться, но я ни с кем не чувствую родства. Похожие люди – это самые разобщенные люди, это люди абсолютно безразличные друг к другу.

Мы способны сопереживать друг другу только посредством телевизора.

Если у меня под окном кому-то отрежут голову и это не покажут по телевизору, я буду считать это своей фантазией. Чтобы я понял трагедию человека, мне нужно, чтобы о ней рассказали по телевизору, мне нужно, чтобы эта трагедия была скопирована в сознание тысячам людей, чтобы она распределилась на всех, а не на меня одного. Если о трагедии сказали по телевизору, то это действительно важно, а все остальное мелочи.

Если мне нужна копия чего-то, я иду в Интернет или включаю Xerox.

Мне не нужен никто, мне нужна машина, которая создаст мне копию.

Само желание иметь копию бесконечно. Xerox не просто создал аппарат, который делает копии документов и т. п., Xerox перевел понятие

“бесконечность” в материальный мир. Он его материализовал. Мы теперь можем бесконечно делать копии книг, фильмов, песен, картин, самих себя, и это будет продолжаться до тех пор, пока не закончится краска в Xerox, пока не перестанут издаваться книги, пока не прекратят сочинять музыку и писать картины. Все это закончится тогда, когда мы все сами себя начнем ненавидеть за то, что мы не можем быть самими собой, что мы не можем быть оригиналами самих себя. Это произойдет, может быть, гораздо раньше, чем мы успеем прослушать все 15 тысяч песен из своего iPod’а.

Я теряю себя. Я уже это сделал. Я абсолютно поверхностный человек, и я копирую поверхности. Я постоянно копирую чей-то стиль, чью-то манеру разговаривать или писать, чью-то манеру одеваться, чью-то мимику и чьи-то жесты, у меня почти не осталось ничего своего. Я даже не попытался ничего своего создать, я просто переработал что-то уже имеющееся. У меня нет сил создать что-то свое. Мне слишком много всего нравится, что я вижу по телевизору, в журналах, на улице и т. д. Я воспроизвожу на свой манер все то, что мне нравится, поэтому я так много говорю про то, что мне нравится. Просто моя жизнь ограничивается этими крайностями “нравитсяне нравится”. Иногда мне кажется, что все суждения, которые выходят за пределы “нравитсяне нравится”, – это заумь. Xerox учит нас не думать, а просто копировать – воспроизводить, воспроизводить и воспроизводить все, что нам нравится. Между производством и воспроизводством лежит колоссальная пропасть. Весь мир сейчас нацелен на воспроизводство, на копирование уже имеющегося. Xerox никогда не останавливается, он работает круглосуточно, он постоянно воспроизводит информацию, искусство, людей и деньги.

Все, что имеет сейчас значение, – это фактическое количество.

Сколько денег на твоем счету? Сколько телевизоров у тебя дома?

Сколько ты посмотрел фильмов? Сколько лет ты работаешь? Сколько гигабайт памяти в твоем ноутбуке? Со сколькими девушками ты переспал? (Сколько из них были девственницами?) Сколько раз ты занимаешься сексом (в неделю, в месяц, в год)? Сколько килограммов мне надо сбросить к пляжному сезону? Сколько раз ты был за границей?

Сколько продано экземпляров этой книги? Сегодня можно зачеркнуть вопросы типа “кто виноват?” и “что делать?”, современный вопрос только один – СКОЛЬКО? Никого не интересует содержание, всех интересуют факт и количество этих фактов.

Я живу в городе, где все скопировано. Скопирована структура города, скопирована архитектура, скопированы модные бутики, скопированы рестораны, скопированы супермаркеты. В этом городе больше копий, чем в Лас-Вегасе. Оригинал, в общем-то, никого и не интересует, когда есть хорошая копия. Кому нужен грязный ирландский паб в Дублине, когда есть такой же, но чистый и в Петербурге? Копия устраняет все шероховатости оригинала, убирает все, что может помешать потреблению. Оригинал всегда сопротивляется потреблению. В этом городе висит огромное количество оригиналов в Эрмитаже, но я чаще смотрю картины в Интернете.

Потребление копии не требует никакого усилия, оно абсолютно нейтрально. Поэтому так много людей сидят в японских ресторанах, они избавлены от всех опасностей оригинала – они знают, что им никогда не подадут рыбу фугу.

Я потребляю все эти копии, чтобы заполнить внутреннюю пустоту. Мне нужна аура, которая заполнит мою пустоту. Я черпаю эту ауру, когда иду в бутик Kenzo, когда гуляю по супермаркету, когда сижу в испанском ресторане, когда скачиваю из Интернета бесконечное количество картин, музыки и книг, когда смотрю телевизор, когда гуляю по городу и т. д. И после всего этого всегда остается ощущение, что я что-то сделал не так. Но назавтра я делаю все то же самое. И так до бесконечности, копия за копией, пока не кончится краска в ксероксе. Xerox – это не машина, это образ жизни.

Soundtrack. John Cage “4’33”.

Bonus. Мы видим черный экран. Мы слышим шум работающего ксерокса.

Шум заканчивается. Голос за кадром: “Только что вы прослушали, как

Xerox сделал копию „Черного квадрата””.

Packshot Xerox и слоган: “Одного мира мало. Нам нужно два. Xerox”.

(вариант: “Мы умножаем мир. Xerox”).

25. Young amp; Rubicam

Если ложь повторить сто раз, то она становится истиной.

Йозеф Геббельс

Factum: Young amp; Rubicam – крупнейшее в мире рекламное и маркетинговое агентство.

Young amp; Rubicam основали Джон Орр Янг и Рэймонд Рубикам в 1923 году в Филадельфии. Уже в 1926 году Young amp; Rubicam переезжает в

Нью-Йорк, а в 1931-м открывает свое представительство в Чикаго.

В 1960-е годы Young amp; Rubicam создает первую цветную рекламу.

В 70-е Young amp; Rubicam объединяется с такими корпорациями, занимающимися рекламой и PR, как Wunderman Ricotta amp; Kline, Cato

Johnson, и другими, составив в итоге группу компаний Young amp; Rubicam.

В 90-е годы Young amp; Rubicam переживает несколько финансовых скандалов, но с приходом в Young amp; Rubicam Петера Георгеску дела компании стабилизируются.

С середины 90-х Young amp; Rubicam твердо обосновывается на рынках

Европы, Азии, Африки и Латинской Америки.

В настоящее время Young amp; Rubicam имеет свои представительства в 81 стране мира. В России представительство Young amp; Rubicam существует с

1989 года.

С 1998 года акции Young amp; Rubicam начинают продаваться на бирже.

Клиентами Young amp; Rubicam были крупнейшие бренды мира – Philip

Morris, Colgate-Palmolive, Xerox, Danone, Heinz, Campbell’s Soup

Company, Virgin и другие.

Именно из Young amp; Rubicam был уволен Фредерик Бегбедер.

Доход Young amp; Rubicam превышает 2 миллиарда долларов в год.

Слоган: “Противостоять обыденности” (original version: “Resist the usual”).

Punctum: В Young amp; Rubicam меня привлекает название. Особенно красиво, если смотреть на его написание (Young amp; Rubicam) или произносить в одно слово (янгэн’рубикам). Я не знаю точно, но Young

amp; Rubicam наверняка создали несколько хороших рекламных слоганов и сняли несколько красивых роликов.

Мне кажется, что рекламное агентство очень таинственная организация

– что-то вроде ЦРУ или секты сайентологов. Никогда не понятно, какая реклама, каким агентством сделана. Поэтому я не могу больше ничего сказать про Young amp; Rubicam, потому что могу только догадываться, какие рекламные ролики сделаны ими.

У меня есть все сборники “Каннских львов” начиная с 1992 года. Я люблю смотреть рекламу специально, а не когда она прерывает телевизионную передачу. Мне не очень нравится русская реклама.

Может, она очень действенна и работает на конкретную “тарджет группу”, но мне просто не нравится ее смотреть. Я не получаю от нее удовольствия.

Мне нравилось время начала 90-х, когда по телевизору шли западные рекламы про ковбоя Marlboro и про виски Jeam Beam (“Знакомство с

Америкой”). В какой-то степени я даже вырос на них. Это очень интересная ситуация, когда дети растут под влиянием сразу двух сказочных миров – мира самих сказок и мира рекламы. Только одни не скрывают, что это вымысел, а другие всячески уверяют, что говорят чистую правду. Наверно, дети прошлого были в большей степени реалистами.

Мир рекламы становится новой реальностью, которая необязательно все время будет второй. Сейчас, когда я ем конфетки M amp;M’s, мне кажется, что они живые.

Самое красивое, что создано за последнее время, создано в рекламе.

Самый красивый кадр – в рекламе, самое красивое высказывание – в рекламе, самые красивые люди – в рекламе, самая красивая музыка – в рекламе. Если что-то не стало частью мира рекламы, то, значит, это не очень красиво.

Реклама сейчас, может быть, самое актуальное из всех искусств. И потому, что за нее платят больше всего денег, и потому, что ее влияние распространяется сильнее всего.

Реклама меньше всего рекламирует товар. Мне кажется, что реклама никак не влияет на покупаемость конкретного товара. Рекламщики врут, что рекламируют товар. Реклама в первую очередь рекламирует весь мир потребления. Основная задача всех таинственных рекламных агентств – убедить мир, что мир ограничен супермаркетом, приучить людей потреблять, потреблять и потреблять, сделать из желания покупать сексуальное влечение, сделать так, чтобы потреблялась сама идея потребления.

Желание потреблять уже стало основным инстинктом человека.

Невозможно удержаться от соблазна купить что-то, если есть возможность купить. Можно даже удержаться от соблазна переспать с красивой женщиной, но от соблазна купить новую вещь, если у тебя есть деньги, – никогда.

Бейсбольные биты выпускают для того, чтобы ими играли в бейсбол, но это не значит, что бейсбольными битами не разбивают головы. Реклама, может быть, тоже создается для информирования о конкретных фирмах и товарах, но, когда она становится тотальной, она пропагандирует мир потребления в целом. Реклама – это как бейсбольная бита: она и играет с нами, и разбивает головы. Наши головы от ударов рекламы превращаются в ошметки мира потребления.

Рекламируются и Tide и Ariel, и Orbit и Dirol, и Carlsberg и Tuborg, и никакой разницы тут нет. Одни купят одно, другие – другое, а все усилия рекламы направлены на то, чтобы просто покупали, и не важно что. Товар рекламе нужен только в качестве персонажа, на котором можно построить сюжет. Наивно думать, что 20 секунд ролика и одна звучная фраза могут убедить людей купить конкретный товар. А вот сотни 20-секундных роликов и сотни звучных фраз убедят людей в чем угодно – даже в том, что они не люди, а всего лишь придатки системы, и что их основная функция– покупать и наслаждаться. Покупать и наслаждаться купленным – это все, на что способен человек в XXI веке, чтобы попытаться сделать себя счастливым.

Иногда мне кажется, что я что-то понимаю в рекламе. Реклама – это форма эстетизации мира потребления. Потребление само по себе не очень красиво, поэтому его необходимо сделать привлекательным. Меня не интересует качество товара, мне не интересно, насколько его выгодно покупать, меня даже не интересует его функциональное предназначение. Все, что меня интересует, – это то, насколько красиво сделана реклама о товаре, насколько он красиво оформлен и насколько красиво звучит слоган фирмы. Меня привлекает не сам товар или фирма, а то, как о них рассказано.

Если бы люди потребляли непосредственно товары, то они бы ими очень быстро пресытились. Мы все потребляем образы о товарах. Потребление образов может быть бесконечным, просто нужно время от времени их обновлять.

Реклама создает тотальный мир образов. Я ощущаю себя в этом мире как в густом лесу, в котором мне, чтобы продвинуться куда-нибудь, нужно постоянно вырубать с помощью денег окружающие меня деревья, состоящие из брендов и товаров широкого потребления. Если не вырубать эти деревья, то они закроют мне небо, лишат света и воздуха.

Реклама не дает выбора, она дает лишь список того, что можно купить.

Реклама создает очень простой мир, понятный каждому, и в этом ее сила. Если верить рекламе, в нашем мире отказ от потребления означает отказ от счастья, успеха, радостей жизни и будущего. Я не знаю, что такое счастье, успех, радости жизни и будущее, хотя я постоянно хожу в супермаркет. Может, мне просто надо более правильно и более внимательно смотреть рекламу? Я же смотрю на нее как на произведение искусства, как на абсолютно бесполезную вещь для моей жизни.

Реклама в обществе потребления может сделать человека счастливым, если поверить в нее как в религию. Я же воспринимаю свое потребление как данность, а не как счастье, потому что я уже давно крещен в другой вере и не могу принять мир рекламы как нечто божественное. Я давно перестал думать о счастье. У меня есть теперь только множество удовольствий и одно несчастье как плата за них.

Список того, от чего я получаю удовольствие: когда я что-то говорю или что-то делаю и мне не напоминают о том, что это уже где-то было (например, в “Симпсонах”, в фильме “Амели” или у Энди Уорхола); от покупки новой книги и ее запаха; когда ем конфетки M amp;M’s из упаковки в виде стакана; когда пью Coca-Col’у из маленькой стеклянной бутылки или из жестяной банки; когда иду в магазин и на моей кредитной карте Visa больше, чем 500 долларов; когда покупаю новые джинсы Tommy Hilfiger со скидкой 80 %; от вида своего эрегированного члена; когда разговариваю по телефону с человеком, которого никогда не видел в жизни; от сильной физической усталости после поездки на велосипеде; когда нюхаю пустые пачки из-под кофе Lofbergs Lila; когда на моем телевизоре появляется новый телевизионный канал; когда я просыпаюсь зимой рано утром и солнце светит мне прямо в глаза (в Петербурге такого не бывает); когда лежу в ванне, а где-то в комнате звенит телефон; когда встречаю на улице человека, которого видел по телевизору; от покупки нового музыкального диска, который я послушаю через полгода; когда мои мысли занимают не люди, а вещи; от вида автомобильной катастрофы и покореженных машин; когда в рекламе хороший слоган.

Когда я смотрю рекламу, мне всегда хочется придумать свою. Вообще, когда я что-то смотрю, мне хочется этим заняться. Когда я смотрю

Tour de France, мне хочется кататься на велосипеде; когда смотрю фильм, мне хочется снять свой; когда смотрю рок-концерт, мне хочется быть рок-звездой. В общем, я не знаю, кто я есть на самом деле и есть ли я вообще. Мне хочется найти что-то свое, личное, но, видимо, это невозможно.

Все, что остается, – это смотреть рекламные ролики и верить, что мир ограничивается супермаркетом.

Мы все рождаемся под дверью, над которой висит вывеска “Вход в супермаркет”, а когда умираем, то видим перед собой табличку

“Выход”, просто “Выход”. “EXIT” на зеленом фоне, белыми буквами, с бегущим куда-то человечком.

Soundtrack. Bob Dylan “Mr. Tambourine Man”.

Bonus. Короткий репортаж из офиса рекламного агентства Young amp;

Rubicam. Все сотрудники агентства одеты в нацистскую форму, но она выдержана не в красно-черных цветах, а в фирменных бело-голубых тонах Young amp; Rubicam. Камера плавно пролетает над офисом Young amp;

Rubicam, и мы видим, как кипит работа в агентстве: кто-то что-то рисует, кто-то занимается дизайном на компьютере, кто-то разговаривает по телефону, кто-то что-то пишет, кто-то ведет переговоры с клиентом, кто-то спорит и т. д. То есть мы видим что-то похожее на картину с Уолл-стрит.

Packshot Young amp; Rubicam и слоган: “Каждому свое. Young amp; Rubicam”.

26. Zentropa

Земля есть стол богов, дрожащий от новых творческих слов и от шума игральных костей.

Фридрих Ницше

Factum: Zentropa – датская киностудия.

Zentropa была основана в 1992 году Петером Ольбеком Йенсеном и

Ларсом фон Триером.

Первым фильмом киностудии Zentropa считается фильм Ларса фон Триера

“Европа” (1991), который имел также и другое название – “Zentropa”.

Отсюда и пошло название для киностудии.

Zentropa расположена в пригороде Копенгагена и входит в знаменитый

Фильмбюен (киногородок, где сосредоточены крупнейшие датские киностудии).

Во второй половине 90-х годов Zentropa стала самой быстроразвивающейся и успешной киностудией Дании.

Настоящий прорыв Zentropа произошел после фильма Ларса фон Триера

“Рассекая волны” (1996) и показа его на Каннском кинофестивале.

Только после этого Zentropa стала регулярно выпускать фильмы.

За время существования на Zentropа вышли такие картины, как

“Идиоты”, “Танцующая в темноте”, “Догвиль” Ларса фон Триера,

“Итальянский для начинающих” Лоне Шерфиг, “Дорогая Венди” Томаса

Винтерберга, “Открытые сердца” и “Брат” Сюзанне Биер, “Принцесса”

Андерса Моргенталера и другие.

Одним из самых успешных продюсеров на Zentropа становится Иб

Тардини. С фон Триером обычно работает Вибеке Винделоу.

Фильмы киностудии Zentropa неоднократно получали престижные награды на международных кинофестивалях.

Слоган отсутствует.

Punctum: Я мало чего понимаю в кино, потому что я его почти не смотрю. У меня есть несколько любимых фильмов, которые я пересматриваю постоянно, но новые фильмы я смотреть не люблю.

Мне больше нравится воспринимать кино, не смотря его. Мои любимые режиссеры – это те, чьи фильмы я не видел или видел очень мало. Мне кажется, что если ты видел очень много фильмов конкретного режиссера, то он не может быть твоим любимым режиссером, потому что в нем не остается никакой тайны. Это почти как с женщинами. Меня гораздо больше возбуждают женщины, с которыми я не знаком. Когда ты близко знаком с женщиной, весь эротизм куда-то исчезает. Вот несколько моих любимых режиссеров, чьи фильмы я не видел вообще или видел только по одной картине (в алфавитном порядке):

Микеланджело Антониони (1 фильм: “Ночь”)

Ингмар Бергман (0 фильмов)

Бернардо Бертолуччи (1 фильм: “Мечтатели”)

Луис Буньюэль (1 фильм: “Скромное обаяние буржуазии”)

Вим Вендерс (1 фильм: “Небо над Берлином”)

Жан Виго (0 фильмов)

Томас Винтерберг (0 фильмов)

Лукино Висконти (1 фильм: “Смерть в Венеции”)

Майкл Винтерботтом (0 фильмов)

Тео ван Гог (0 фильмов)

Жан-Люк Годар (1 фильм: “На последнем дыхании”)

Питер Гринуэй (0 фильмов)

Карл-Теодор Дрейер (1 фильм: “Гертруда”)

Хеннинг Карлсен (1 фильм: “Голод”)

Аки Каурисмяки (1 фильм: “Жизнь богемы”)

Дэвид Кроненберг (0 фильмов)

Эмир Кустурица (1 фильм: “Черная кошка, белый кот”)

Фриц Ланг (0 фильмов)

Серджио Леоне (1 фильм: “Однажды в Америке”)

Фридрих Вильгельм Мурнау (0 фильмов)

Георг Вильгельм Пабст (0 фильмов)

Пьер-Паоло Пазолини (0 фильмов)

Жан Ренуар (0 фильмов)

Лени Рифеншталь (0 фильмов)

Йос Стеллинг (0 фильмов)

Андрей Тарковский (1 фильм: “Солярис”)

Франсуа Трюффо (1 фильм: “400 ударов”)

Энди Уорхол (0 фильмов)

Орсон Уэллс (1 фильм: “Леди из Шанхая”)

Райнер Вернер Фассбиндер (0 фильмов)

Федерико Феллини (1 фильм: “Ночи Кабирии”)

Джеймс Фоули (1 фильм: “Американцы. Гленгарри Глен Росс”)

Вернер Херцог (0 фильмов)

Алехандро Ходоровски (0 фильмов)

Ян Шванкмайер (0 фильмов)

Фолькер Шлендорф (1 фильм: “Жестяной барабан”)

Сергей Эйзенштейн (только отрывки)

Из всего списка я мог бы еще посмотреть по одному фильму тех режиссеров, чьи фильмы я вообще не видел. Но я бы не хотел больше смотреть ни одного фильма тех режиссеров, чей хотя бы один фильм я уже посмотрел.

Мне больше всего нравится скандинавское кино. Я не знаю даже, как это объяснить. На студии Zentropa снят мой любимый современный фильм

“Итальянский для начинающих”. Я не очень люблю современное кино. Оно очень телевизионное, слишком натуралистичное и слишком цепляет. Если я сажусь смотреть самый посредственный современный фильм, то я не могу оторваться. Это плохо. Мне приходится сознательно не смотреть современное кино, потому что на него тратишь время, оно затягивает, а удовольствия никакого.

Кроме “Итальянского для начинающих” из современных фильмов мне нравится “Fucking Омуль” (потому что скандинавский), “Криминальное чтиво” (потому что хорошие диалоги), “Один дома – 2” (потому что про

Нью-Йорк и Рождество), “Бойцовский клуб” (потому что лучшая экранизация книжки из всех экранизаций, которые я видел) и “Пять препятствий” (потому что можно увидеть Йоргена Лета).

Когда меня спрашивают, кто мой любимый режиссер, то я отвечаю -

Йорген Лет. Это очень удобно, когда фильмы твоего любимого режиссера никто не видел. Это избавляет от длинных киноведческих разговоров.

Хотя вести такие разговоры мне нравится гораздо больше, чем смотреть фильмы. Но сейчас мало кто говорит о кино, сейчас все говорят о фильмах, которые они видели, а видели они по большей части говно.

Мне не удается поддержать эти беседы.

Сейчас выпускается слишком много фильмов. Альфред Хичкок как-то сказал, что “снимать фильмы может каждый. Не снимать – дело избранных”. Наверно, избранных почти не осталось. Разве что Годар.

Современное кино какое-то некинематографичное. На него даже не хочется идти в кинотеатр. Да и кинотеатры больше похожи на развлекательные центры-аттракционы. Я не современен. Я люблю ходить в кинотеатр на старые фильмы, хотя кинотеатров, где показывают старые фильмы, почти не осталось. Аура кино для меня гораздо важнее самого фильма. Я получаю удовольствие не от конкретных фильмов, не от сюжета, не от идеи, а от самой ауры кино.

Мне кажется, чтобы понять, что такое кино, нужно просто посмотреть пару фильмов начала ХХ века, и все. Больше ничего не надо. Вся остальная история кино – это история индустрии кинематографа. Сейчас кино стало технически более совершенным, более зрелищным, более драйвовым, более захватывающим, но оно совершенно потеряло свою ауру. У него, конечно, есть какая-та аура (аура есть всегда), но, скорее всего, это аура массмедиа, а не кино. Кому-то это нравится.

Мне – нет.

Мне нравятся фильмы Энди Уорхола, потому что он внимательно относился к движению в кадре. В его фильмах каждое движение – это событие, каждое изменение кадра – это чудо. В современном кино движение стало обыденностью. До такой степени обыденностью, что ты его даже не замечаешь. Я ненавижу обыденность, поэтому не смотрю современное кино. Когда я смотрю на сайте www.earthcam.com то, что сейчас происходит на улице Нью-Йорка возле TGI Friday’s, то в этом меньше обыденности, чем в большинстве современных фильмов.

Из всех современных фильмов мне больше всего нравятся порнофильмы.

Мне кажется, что порнографические фильмы гораздо в большей степени относятся к искусству кинематографа, чем фильмы Стивена Спилберга.

Порнофильм – это чистое движение человеческих тел, почти без сюжета и без всякой мысли – чистая антропология, если смотреть непредвзято.

Zentropa как-то хотела делать порнофильмы, где режиссерами и продюсерами были бы женщины. Но что-то там не получилось. Мне кажется, это было бы интересно. Это добавило бы порнографии нового смысла, если бы только эти женщины не были феминистками. Хотя в

Америке, по-моему, есть несколько женщин – продюсеров и режиссеров порно. Но порно, сделанное в Скандинавии, и порно, сделанное в USA,

– это далеко не одно и то же.

Когда-нибудь я надеюсь прочитать книгу Жиля Делёза о кино. Быть может, тогда я смогу сказать что-то более внятное о кинематографе. Я надеюсь когда-нибудь в будущем вообще говорить более внятно, чем говорю сейчас. Но самое правильное – это, конечно же, молчать. Этому я, наверно, не научусь никогда.

То, что вы здесь увидели, не был путь от живописи к кинематографу, от статики к движению, от Andy Warhol’а к Zentropа, это была подборка пустот на произвольную тему от A до Z.

Избегать смысла очень важно, но так же важно время от времени к нему возвращаться. Самое сложное – это разложить по полочкам все то, что вокруг нас. Когда это удается, то хаоса становится немножко меньше.

Но это только что касается формы. Хаос содержания неизживаем и неискореним. Этот хаос всегда будет ускользать от смысла, он всегда будет впереди нас, потому что весь мир ничем не контролируется, кроме нашего сознания, а наше сознание лежит в руинах супермаркета.

Все как всегда, только за деньги.

Поп-арт – это не жанр искусства, это способ осознания действительности.

Soundtrack. Frank Sinatra “My Way”.

Bonus. Черно-белая картинка. Мы видим классическую кинокамеру на штативе, направленную на нас, за камерой стоит оператор и крутит ручку камеры. Все вокруг черное, а кинокамера и оператор – белые, а никак не наоборот. Мы слышим, как играет тапер и трещит киноаппарат.

Но тут музыка медленно замолкает, оператор перестает снимать. Пауза.

Крик за кадром: “Продолжай! Давай дальше!” Оператор ничего не отвечает, а просто берет камеру и увозит ее за пределы кадра. Мы видим на черном фоне белую надпись “Zentropa”, которую все это время заслонял оператор.

Слоган: “The End”.