Текст книги "Окопная правда войны"

Автор книги: Олег Смыслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Но то направление, которое я здесь слышал, оно дает мне право заявить, что сегодня мы стоим на совершенно правильном пути по использованию механизированных корпусов, их взаимодействия с авиацией и мотопехотой...

Эти слова скорее напоминали рапорт перед правительством, нежели истину.

Но что и говорить, если сам нарком обороны Тимошенко допустил совершенную бестактность, когда заявил залу:

– В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового... (!)

Более того, вопреки здравому смыслу он особенно подчеркнул важность кавалерии в современной войне:

– Конница в современной войне занимает важное место среди основных родов войск, хотя о ней здесь, на нашем совещании, мало говорили. На наших обширных театрах найдет широкое применение в решении важнейших задач развития успеха и преследования противника, после того как фронт прорван.

Таким образом, если считать, что на этом совещании и было достигнуто единство взглядов по многим вопросам военного искусства, то времени для устранения множества недостатков, обнаруженных в ходе дискуссий, уже не оставалось.

В мае 1941 г., выступая перед слушателями академий Красной Армии, Сталин заявил:

– В мире нет и не было непобедимых армий. Есть армии лучшие, хорошие и слабые. Германия начала войну и шла первый период под лозунгами освобождения от гнета Версальского мира. Эгот лозунг был популярен, встречал поддержку и сочувствие всех обиженных Версалем. Сейчас обстановка изменилась. Сейчас германская армия идет с другими лозунгами. Она сменила лозунги освобождения от Версаля на захватнические. Германская армия не будет иметь успеха под лозунгами захватнической завоевательной войны. Эти лозунги опасные. (...) Поскольку германская армия ведет под лозунгом покорения других стран, подчинения других народов Германии, такая перемена лозунгов не приведет к победе.

С точки зрения военной, в германской армии появилось хвастовство, самодовольство, зазнайство. Военная мысль не идет вперед, военная техника отстает не только от нашей, но Германию в отношении авиации начинает обгонять Америка.

Существует вполне небезосновательное мнение, что вождь к весне 1941 г. был убежден в силе Красной Армии, в ее мощи. Но именно в этом он сильно заблуждался. Красная Армия только внешне представляла собой гигантский военный инструмент. Об этом говорили значимые цифры о военных расходах и о ежегодном приросте военной продукции. И не только. В июне 1941 г. на одном из совещаний в Кремле Сталин спросил:

– Сколько дивизий у нас расположено в составе четырех западных приграничных округов?

Нарком обороны доложил:

– Всего к 1 июля будет 149 дивизий и 1 отдельная стрелковая бригада, – а далее он перечислил их конкретно по округам.

Выслушав доклад, вождь заметил:

– Ну вот разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск. Отсюда преувеличенной оказалась и боеспособность Красной Армии в целом.

Правда, существует мнение, что перед войной Сталину открыли глаза на вооружение армии и он спохватился. Но оборонная промышленность, работая с большим перенапряжением, не могла удовлетворить всех потребностей значительно увеличивающейся армии.

«Время было упущено по вине бездарных людей, руководивших Вооруженными силами долгие годы», – сделал вывод В.А. Анфилов в своем труде «Крестный путь к “белоснежным полям под Москвой".

Одним из первых, кто обратил внимание на роль стратегической внезапности в оценках возможного характера начального периода войны, был профессор Военной академии Генерального штаба комдив Г.С. Иссерсон.

Он практически сразу же оговаривался в своем труде «Новые формы борьбы»: «По германо-польской войне, разумеется, нельзя судить о характере большой современной войны, о ее действительном напряжении, длительности и перспективах развития». Но дальше профессор сел нужным отметить следующее: «Эта война представляет, однако, несомненный интерес и имеет большое значение с точки зрения таких проблем, как:

а) характер вступления в войну;

б) условия, порождающие маневренную войну;

в) оперативное применение и возможности современных средств борьбы в особенности авиации и мотомеханизированных войск;

г) перспективы маневренного развития борьбы вплоть до достижения решающего исхода;

д) способы ведения операций».

То есть, несмотря на оговорку, необходимую для режима того времени, Иссерсон называет германо-польскую войну новым явлением в истории. Он пишет: «История столкнулась с новым явлением. После первой империалистической войны военная литература выступила с теорией, по которой война открывается особо предназначенной для этого “армией вторжения”; под ее прикрытием должны затем развернуться и вступить в борьбу главные силы страны. По этой схеме мобилизация и сосредоточение основной массы сил проводятся уже после начала войны, то есть еще, как это происходило в 1914 г. Вступление в войну получает, таким образом, эшелонный характер: сначала выступает армия вторжения, а затем массы главных сил». Примечательно, что ход событий автор разделил на три фазы.

Кратко ознакомимся с ними. Фаза первая: «Уже в течение первых 48 часов после открытия военных действий было уничтожено не менее одной трети польской авиации, застигнутой врасплох на ее аэродромах... Это сразу отдало германской авиации полное господство в воздухе... (...) мотомехгруппа Гота ворвалась уже на третий день в глубину на 100 км, охватив расположение поляков нар. Варта. (...)

Польской армии не удалось создать фронта и остановить вращение маневренного вала».

Фаза вторая: «На 5 сентября весь польский фронт, разорванный и расстроенный, дрогнул и стал отходить. Отход начался без всякого плана, без всяких установленных намерений, без всякой перспективы. Он принял поэтому самый неорганизованный характер и проходил самотеком. (...)

8 сентября бронетанковые части группы Гота подошли к Варшаве. По пути танковая дивизия генерала Рейнгарта опрокинула 21-ю польскую дивизию и одну кавалерийскую бригаду. Эта танковая дивизия первой прорвалась к Варшаве, проникнув в западное предместье города. (...)

Это был первый пример самостоятельного применения бронетанковых войск, выброшенных сильным ядром далеко вперед фронта». Далее Иссерсон констатирует очевидное: «Весь ход событий показывает, что поляки не имели возможности создать фронт организованного сопротивления и остановить вращение маневренного вала германского наступления. (...)

а) управление парализовано и выведено из строя; связи с войсками оно больше не имеет;

б) транспорт парализован; все крупные железнодорожные узлы находятся под систематическим бомбардированием с воздуха, подвоза нет и в тылу общий хаос;

в) а главное – в тело всей армии глубоко вонзились острия танковых соединений; между группами отступающих войск они прорвались в глубокий тыл, вплоть до столицы, далеко обогнали отходящие колонны, всюду вышли им в тыл и определили их на всех важнейших рубежах вплоть до Вислы и Сана.

В этих условиях все возможности для организации сопротивления отпадают. Фронт не может быть создан, потому что он уже взорван с тыла. Нельзя ведь ставить забор, если изнутри подрублены его устои. Глубокая операция, как одновременное поражение всей глубины – операционной базы противника, как быстрое распространение удара в глубокий тыл, реально показала свое огромное действенное значение. Она создала возможность беспрерывного развития маневренного вала и отняла у отступающего всякие условия для сбора своих сил и организации фронта борьбы.

Решающую роль в достижении этих результатов имел новый способ применения современных средств борьбы, главным образом авиации и самостоятельных мотомеханизированных соединений. Германская авиация использовалась двояко: для самостоятельных действий стратегического значения – по аэродромам противника, железнодорожным узлам, путям подвоза и важным объектам в глубоком тылу и для непосредственного тактического содействия своим войскам – по живой силе противника. (...) Действия бронетанковых соединений, как правило, все время поддерживались авиацией. При этом достигалось самое тесное взаимодействие земли и воздуха. (...)

Взаимодействие с авиацией было, несомненно, одной из главных причин успеха германских мотомеханизированных соединений. (...)

Самостоятельное применение бронетанковых и моторизованных дивизий для решения оперативных задач в глубине, далеко впереди фронта общевойсковых пехотных соединений, впервые получило свое практическое применение в германо-польскую войну и сразу придало борьбе характер глубоко отличный от боевых действий прошлых войн. (...)

Оперативное построение германских армий на главных направлениях их наступления состояло из двух эшелонов: 1-го эшелона, который можно было бы назвать авангардным, – из бронетанковых и моторизованных соединений, которые самостоятельно ломали первую линию сопротивления противника, обтекали его фланги, прорывались в промежутках и врывались в глубокий тыл, и 2-го эшелона, который можно было бы назвать главным, – из главной массы общевойсковых пехотных соединений, которые быстро следовали за первым эшелоном, принимая на себя борьбу с главной массой противника, и довершали ее разгром в то время, когда он с тыла был уже атакован прорвавшимися бронетанковыми частями. (...)

Польский фронт не был сплошным, и быстроподвижные соединения имели много возможностей для прорыва в глубину в свободных промежутках. При этом они не заботились об очистке территории от неприятеля и уничтожения отстающих очагов сопротивления. Это все предоставлялось следующей позади пехоте.

Быстроподвижные соединения сразу выбрасывались вперед на расстояние до 100 км и устремлялись в глубину противника. Ими руководило одно стремление – все дальше вперед, и это в конечном итоге решало исход дела.

Таким образом, – делает вывод Иссерсон, – оперативное взаимодействие двух родов войск нашло свое разрешение. Это придало борьбе совершенно новые, необычные формы.

Во-первых, наступление, которое в прошлом обычно носило характер равномерного продвижения всей линии фронта на данном направлении, приняло форму глубокого вклинения на территорию противника на различных направлениях. Во-вторых, это наступление приняло сразу характер преследования, причем такого, которое обгоняло отходящего, предупреждало его на важных рубежах и выводило в его тыл.

В-третьих, борьба развернулась не на каком-то общем фронте, как это бывало во всех прошлых войнах, а сразу распространялось на большую глубину; она, стало быть, не носила линейных форм и приняла глубокий характер».

И, наконец, фаза третья: «Последние бои на уничтожение не являли собой обычной картины единого сражения в границах одной общей территории. Общего фронта борьбы больше не было. Борьба распалась на отдельные очаги, оперативно не связанные и вполне самостоятельные по своему тактическому назначению.

Таких очагов можно на 10 сентября назвать по крайней мере пять...»

И вот мы подошли к главному. В заключение своего труда Иссерсон писал: «Теория глубоких форм борьбы была сначала встречена с осуждением. Ее сочли романтическим измышлением военных теоретиков. Когда же эти формы были впервые применены в действии, стали утверждать, что в этом нет ничего нового.

Часто бывает, что новая концепция сначала осуждается как фантазия и поэзия; а когда она потом в том или ином виде осуществляется, начинают равнодушно утверждать, что ничего нового не произошло. Германо-польская война была, разумеется, войной нового типа. (...)... по яркости и цельности разыгравшихся событий она вскрыла слишком много нового в формах и способах ведения современной войны. (...)

За это время были применены формы и способы борьбы, которые еще ни разу не были испытаны в действии.

Германо-польская война была первой войной новых форм борьбы в действии.

В этом, несмотря на все ее особые условия, заключается ее историческое значение, ее роль в истории развитая военного искусства.

Первое, чем германо-польская война привлекает к себе особый исторический и теоретический интерес, – это ее маневренный характер, в котором она протекала от начала до конца. Опыт этой войны важен в том отношении, что он показал возможность современной маневренной войны вообще и вскрыл условия, которые для этого необходимы. (...)

Таким образом, при почти вчетверо меньшем фронте к концу войны и при вдвое большей армии война в Польше получила все же выраженный и беспрерывный маневренный характер. Это показывает, что корни маневренной и позиционной войны скрываются в современную эпоху в иных условиях – в средствах борьбы и в формах и способах их применения.

Германо-польская война вскрыла не только условия, в которых современная война возможна, но также показала:

– возможности, которые для ведения маневренной войны имеются;

– способы, которые нужно для этого применить, и

– формы, которые борьба должна для этого принять. (...)

Моторизация и механизация армии, авиация и новые средства связи (радио) сделали концентрическое наступление раздельных групп войск по внешним линиям опять возможным и притом, как это показали события германо-польской войны, со значительно более быстрым и решающим результатом, чем в прошлом. (...) Основная причина этого заключалась в том, что быстрота современных средств борьбы изменила прежнее значение пространства в операции. (...)

События германо-польской войны показали, что большая подвижность современной мотомеханизированной армии дает возможность значительно скорее объединить раздельные группы войск в решающих пунктах и тем достичь их взаимодействия. (...)

Превосходство в воздухе дает возможность действовать внезапно. А новые средства связи обеспечивают твердое руководство и постоянное взаимодействие разделенных групп войск. В этих условиях операции по внешним линиям получают новые возможности, обеспечивая проведение быстрых и решительных маневров во фланг и в тыл противнику. (...)

Однако одно стало очевидным: ведение решительных операций на окружение и уничтожение обрело новые возможности. (...)

... К концу кампании глубина фронта была больше, чем его ширина. Это явилось совершенно новым явлением в формах вооруженной борьбы, наиболее образно выразившим ее новый глубокий характер».

Словом, по оценке Георгия Самойловича, все разработки военных теоретиков относительно «армии вторжения как первого эшелона, за которым выступает масса главных сил», оказались несостоятельными. В своем труде он сделал весьма важные на тот момент выводы относительно фактора стратегической внезапности и характера начального периода войны. В сущности, все положения, высказанные им, впоследствии подтвердились той катастрофой, которая произошла прежде всего в Белоруссии, в Прибалтике и на Украине после нападения Германии на СССР 22 июня 1941 г.

Примечательно, что его труд, несмотря на свою глубину, безусловную оригинальность по тем временам и в некотором роде предостережение, был предан забвению тогда, когда в нем в принципе нуждалось все военное руководство РККА.

Любопытно и то, что на декабрьском совещании 1940 г. в выступлении начальника штаба Прибалтийского особого военного округа генерал-лейтенанта П.С. Кленова прозвучала фамилия Иссерсона и название его труда. Вот, что сказал о ней самодовольный военачальник:

– Я просмотрел (!) недавно книгу Иссерсона «Новые формы борьбы». Там даются поспешные выводы, базируясь на войне немцев с Польшей, что начального периода войны не будет, что война на сегодня разрешается просто – вторжением готовых сил, как это было проделано немцами в Польше, развернувшими полтора миллиона людей. Я считаю подобный вывод преждевременным. Он может быть допущен для такого государства, как Польша, которая, зазнавшись, потеряла всякую бдительность и у которой не было никакой разведки того, что делалось у немцев в период многомесячного сосредоточения войск.

Любопытно, что этот генерал, будучи с первых дней войны начальником штаба Северо-Западного фронта уже в июле 1941 г., был освобожден от занимаемой должности и уволен из рядов РККА. Кленов был расстрелян 10 июля 1941 г., ощутив на себе все то, что по недопонимаю, или же по безграмотности считал преждевременным.

А ведь никто из участников совещания не возразил тогда бездарному сужению Кленова. Следовательно, никто из военачальников не принимал совершенно правильных выводов Иссерсона. Но для России это неудивительно. Потому и судьба ученого человека-пророка, способного принести и приносить огромную пользу своему отечеству, оказалась трагической. Его арестовали 10 июня 1941 г. в Москве. Видного советского ученого, талантливого оператора и автора ряда крупных теоретических трудов («Эволюция оперативного искусства», «Основы глубокой операции», «Основы оборонительной операции», «Новые формы борьбы») обвиняли в принадлежности к антисоветскому военному заговору, в поддержании связи с троцкистами, в голосовании за троцкистскую резолюцию в 1923 г., а также в преступных действиях во время советско-финской кампании. Сначала его приговорили к расстрелу с конфискацией имущества и лишению воинского звания «полковник», но после обжалования вынесенного приговора в кассационном порядке Военная коллегия Верховного суда СССР изменила ему меру наказания, назначив по тем же пунктам десять лет лишения свободы в ИТЛ (исправительно-трудовые лагеря. – Примеч. ред.) плюс пять лет поражения в политических правах.

Наказание Иссерсон отбывал в Карагандинском ИТЛ. После окончания срока в июне 1951 г. его направили в ссылку в Красноярский край. Там бывший начальник кафедры оперативного искусства Академии Генерального штаба РККА работал мотористом насосной станции, в геолого-разведывательной партии занимался вопросами топографической съемки. Только 1 июня 1955 г. Георгий Самойлович был реабилитирован, а 14 июля освобожден из ссылки. Ему было уже 57 лет. Но за страдания Бог подарил ему еще целых двадцать лет жизни. Полковник Г.С. Иссерсон умер в Москве 27 апреля 1976 года.

2. ДЕЗИНФОРМАЦИЯ И ЛУКАВСТВО ПОЛКОВОДЦА

Бывший начальник советского бюро ТАСС в Берлине И.Ф. Филиппов вспоминал:

«Конец 1940-го и начало 1941 г. проходят в Германии под знаком подготовки к “большой войне”. Проводится мобилизация ресурсов, строгий учет запасов сырья, товаров, продовольствия и рабочей силы. Места многих мужчин на многих производствах заняли женщины...

Геринг объявил всеобщий поход за железным ломом и издал распоряжение о снятии бронзовых колоколов и железных решеток и ставней для “создания требуемых запасов металла”. Кампанию сбора металла открыл Гитлер, сдав на склад металлолома свой бронзовый бюст, подаренный ему Герингом в день рождения...

Начались ограничения в пользовании уличным транспортом. Личные автомобили были конфискованы. Появилось распоряжение властей, которым запрещалось нанимать такси для поездки в театр, в рестораны...

Самым тяжелым для населения было плохое продовольственное снабжение. Готовясь к «большой войне», гитлеровцы создавали огромные резервы продуктов для армии. На ухудшение снабжения в известной мере влияло также переселение значительного числа из восточных областей. Продовольственные нормы были сильно урезаны. На неделю отпускалось: хлеба – 2 кг 400 г, мяса и мясных изделий – 500 г, маргарина – 250 г, сахара – 250 г. Молоко выдавалось лишь детям. Власти ввели нормирование потребления картофеля и сообщили о резком сокращении производства пива.

Многие продукты стало очень трудно достать даже по продовольственным карточкам. Это приводило в сильное расстройство домохозяек...

Продовольственный режим становился все жестче. Из магазинов исчезли пирожные, торты, которые уже давно изготовлялись из всякого рода химикалиев. Рестораны прекратили отпуск обедов без предъявления «купонен» – продовольственных талонов.

К началу 1941 г. власти значительно сократили выдачу угля для бытовых нужд... Тяжелым ударом для немцев явилось резкое ограничение продажи пива, так как обед многих рабочих и служащих часто состоял из бутылки пива и куска булки...

Но вскоре продажа пива была вовсе прекращена... Тяжело приходилось курильщикам – в киосках выдавалось лишь по 3-5 папирос в одни руки... (...)

Мы на себе чувствовали, что между нами и немецкими официальными лицами образовалась пропасть. Их враждебность к нам начала проявляться буквально во всем.

... Среди германского населения в эти дни господствовало настроение подавленности. Знакомые немцы смотрели на нас вопросительно, как бы желая получить ответ на мучивший их вопрос: будет ли война?»

По другую сторону советско-германской границы происходило тоже что-то не совсем обычное...

«Слухи о том, что скоро придут немцы, особенно широко распространялись среди местных жителей в первой половине июня. Мука, сахар, керосин, мыло, ткани и обувь раскупались нарасхват. Владельцы частных портняжных сапожных и часовых мастерских новые заказы принимали охотно, но выдавать заказчикам их пальто, костюмы, сапоги или часы не спешили.

Особенно задерживались заказы военнослужащих. “Секрет” был очень прост: эти хозяйчики со дня на день ожидали вторжения немцев и думали таким образом обогатиться», – напишет в своих мемуарах генерал-полковник Л.М. Сандалов.

Более того, было замечено оживление спекуляции среди жителей недавно получивших паспорта. Они спешили истратить советские деньги.

В ночь на 11 мая 1941 г. заместитель Гитлера Рудольф Гесс на одноместном самолете вылетел в Великобританию.

Эта весть стала мировой сенсацией. А 26 мая 1941 г. товарищу Сталину поступила записка от старшего помощника наркома иностранных дел СССР, с препровождением письма В.Г. Деканозова. В этом письме говорилось: «Полет Гесса в Англию является, несомненно, одним из наиболее крупных событий в жизни Германии последнего времени. Обстоятельства и подлинный смысл этого полета еще не совсем ясны и вызывают противоречивые и даже противоположные суждения наблюдателей. (...)

По словам американского корреспондента Хасса, близко знавшего Гесса, Гесс был противником сближения Германии с СССР и отъявленным врагом коммунизма. Он полетел в Англию якобы по своей инициативе, “дабы предупредить англичан о бессмысленности борьбы с Германией и о необходимости сохранить силы Германии, которые нужны ей на Востоке”. (Хасс говорил об этом своему соотечественнику.)

Это мнение разделяет помощник морского атташе Швеции Альстрем: “Гесс вылетел, чтобы склонить Англию к миру для совместного удара по СССР” (из беседы с нашим морским атташе тов. Воронцовым). (...)

По сообщению датского военного атташе, за последнее время Гесс открыто высказывал свое недовольство создавшимся положением и стоял за быстрейшее заключение мира с Англией перед лицом “красной опасности” с Востока. (...)

По мнению американских морских офицеров, высказанному ими 14.05 тов. Воронцову, возможность мира в настоящих условиях исключена. Англия никогда не пойдет на переговоры до разрешения собственных интересов тем более теперь, когда в германском правительстве имеется “трещина”. Как было сказано выше, они объясняют бегство Гесса расколом в партии и правительстве и боязнью Гесса за свою шкуру. (...)

д) Дальнейшее выяснение вопроса даст дополнительные материалы об этом “случае с Гессом”. Сейчас можно сделать пока только тот вывод, что “случай с Гессом” является, с одной стороны, показателем противоречий в германских кругах по вопросу о дальнейшем курсе внешней политики. С другой стороны, он показывает, как сильны в Германии тенденции договориться с Англией о прекращении войны...»

По линии внешней разведки надежные источники из США и Англии периодически сообщали, что вопрос о нападении Германии на СССР зависит от тайной договоренности с британским правительством, ибо вести войну на два фронта Гитлер не сможет.

Сталин, безусловно, знал об этом.

Так, генерал Судоплатов в своих мемуарах подчеркнул: «Анализируя поступавшую в Союз информацию из самых надежных источников военной разведки и НКВД, ясно видишь, что около половины сообщений – до мая и даже июня 1941 г. – подтверждали: да, война неизбежна. Но материалы также показывали, что столкновение с нами зависело от того, урегулирует ли Германия свои отношения с Англией».

Но правительство Великобритании не пошло на сговор с Гитлером, а Гесса посадили в тюрьму.

Для Сталина это был весомый аргумент в пользу оттягивания войны. Он не верил другим противоречивым данным разведки.

Из сводки Разведывательного отдела штаба Западного особого военного округа о сосредоточении немецких войск в приграничных с СССР районах от 5 июня 1941 г.:

«О войсковых частях

По данным агентуры и других источников, за период с 25 мая по 5 июня группировка германских войск в полосе против ЗапОВО (Западный особый военный округ. – Примеч. ред.) увеличилась на 2-3 пехотные дивизии и на 5 июня 1941 г. определяется в 29-30 пехотных дивизий, 2-4 мотодивизии, одна кавдивизия и две кавбригады, 3-4 зенитных артполка, 2-3 тяжелых артполка, три авиаполка, до 4 саперных полков и, предположительно, две бронедивизии СС. (…)

Наблюдение за советской территорией (по данным войскового наблюдения)

24 апреля в районе Гуттен (10 км западнее Граево) две группы офицеров в составе 3-5 человек, с картами, ходили вдоль границы и вели наблюдение за нашей территорией.

5 мая с водонапорной башни ст. Прошткен вели наблюдение 15 офицеров за нашей территорией. (...)

Интенсивная подготовка театра

На основании ряда проведенных агентурных и других данных подготовка театра в полосе против ЗапОВО, особенно с 25 мая, проводится более интенсивно и характеризуется следующим:

Непосредственно на линии госграницы, на огневых позициях, в районах Сувалки, Ольшанка, Малкиня, Соколов и в глубине – Варшава, Лодзь, Гродиск, Демблин – отмечены зенитные противотанковые средства. Завоз боеприпасов: 25 апреля на аэродром «Оленце» (Варшава) выгружено 63 вагона авиабомб.

В конце апреля на аэродром Сохачев доставлено 15 вагонов авиабомб, часть из них, предположительно, по 1000 кг.

13 апреля в Варшаву прибыло 59 вагонов пороха, в Рембертов – 16 вагонов, Радом – 12 вагонов, Сохачев – 2 вагона.

По данным радиоразведки, за период с 9 по 14 мая на варшавском аэродроме отмечено более 200 самолетов.

По курсу Калиш, Лодзь, Варшава установлено прибытие 86 самолетов. В Варшаве сосредотачивается крупное соединение. (...)

Вывод:

1. За последнее время немецкое командование непрерывно усиливает группировку войск в полосе против ЗапОВО, особенно с 25 мая, преимущественно артиллерийскими и авиационными частями, главным образом в районах: Иоганесбург, Прасныш, Млава, Цеханов, Варшава.

Одновременно форсируют подготовку театра путем строительства оборонительных сооружений, установки зенитных и противотанковых орудий непосредственно на линии госграницы, усиления охраны госграницы полевыми частями, ремонта и расширения дорог, мостов, завоза боеприпасов, горючего, организации мер ПВО. (...)

3.Заметно усиливается проведение ряда новых экономических и политических мероприятий германских властей для обеспечения системы военной подготовки плацдарма генерал-губернаторства.

4. Антивоенные настроения в германской армии принимают более широкие размеры по сравнению с предыдущим периодом...»

Несмотря на такие вот тревожные сообщения, приграничная группировка Красной Армии остается в прежнем положении. Ничего не меняется и в планах ее Генерального штаба. Сталин регулярно получает информацию от своих разведслужб, но никакого движения...

И не потому, что вождь верил Гитлеру. Совсем нет. Войну он ждал. Вот только мифическая информация о значительно превосходящих силах немцев и румын на южном направлении убеждали в т.ч. и вождя в правильном развертывании главных сил танковых и механизированных соединений Красной Армии для отражения главного удара противника на Юго-Западном направлении. Так как действительно предполагалось, что немцам нужны были прежде всего нефть, украинский уголь, запасы зерна для длительной войны с Советским Союзом.

Генерал Судоплатов называет это не иначе как «крупным просчетом нашей разведки».

Он писал: «Неправильная оценка нашей разведкой обстановки в Бессарабии, как мне самокритично рассказывал нарком госбезопасности Молдавии, впоследствии начальник особого отдела Южного фронта Н. Сазыкин, в критический момент начала войны обусловила невысокую эффективность действий войск Южного фронта, несмотря на то, что противник, как оказалось, не имел превосходящих сил. Несомненно, это оказало неблагоприятное влияние на развитие событий на всем Юго-Западном направлении».

Например, в агентурном сообщении из Берлина в апреле 1941 г. прямо говорилось: «Тотальная война Германии против Англии и США не может быть выиграна, и потому необходимо заключение мира с ними. Чтобы сделать Англию более сговорчивой, необходимо отторгнуть Украину от Советского Союза. Захват Украины принудит Англию пойти на уступки. В случае необходимости возможно заключение мира с Англией даже ценой принесения в жертву нацизма, а при неудаче в войне с СССР и самого Гитлера, чтобы “устранить” препятствия к объединению цивилизованного мира против большевизма. Япония и Италия якобы не посвящены в эти антисоветские планы».

А вот телеграфное донесение от военного атташе из Белграда за 9 марта 1941 г.:

«... 1. Германский Генштаб отказался от атаки английских островов, ближайшей задачей поставлено – захват Украины и Баку, который должен осуществиться в апреле-мае текущего г., к этому сейчас подготавливается Венгрия, Румыния и Болгария.

2. Через Берлин, Венгрию идет усиленная переброска войск в Румынию».

В агентурном сообщении в марте 1941 г. из Берлина сообщалось: «... Тот же информатор сообщает, что начальник Генштаба сухопутной армии генерал-полковник Гальдер рассчитывает на безусловный успех и молниеносную оккупацию немецкими войсками Советского Союза, и прежде всего Украины, где, по оценке Гальдера, успешным операциям будут способствовать хорошее состояние железных и шоссейных дорог.

Тот же Гальдер считает легкой задачей также оккупацию Баку и нефтяных ее промыслов, которые немцы якобы могут быстро восстановить после разрушений от военных действий...»

Все это лично читал товарищ Сталин. Но насколько известно, никто не смог раздобыть для него текст директивы за №44142/41 по дезинформации противника, утвержденный в ставке фюрера 15 февраля 1941 г. и подписанный начальником штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил Кейтелем. Там черным по белому было написано: «1. Несмотря на значительное ослабление приготовлений к операции “Морской лев”..., необходимо делать все возможное для тою, чтобы внутри вооруженных сил сохранил, впечатление, что подготовка к высадке в Англию ведется в совершенно новой форме и что подготовленные ранее для этой цели войска отводятся в тыл до определенного момента. Необходимо как можно дольше держать в заблуждении относительно действительных планов даже те войска, которые предназначены для действий непосредственно на Востоке. (...)