Текст книги "Слева от солнца"

Автор книги: Олег Раин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А если я заявлю в милицию! – все-таки брякнул он. – Не боитесь?

– Чё?! – удивился Степчик. – В ментовку? Да ты у меня раньше в пруд полетишь. Сявка мозглявая!

Он шагнул к Генке, и парнишка невольно отпрянул. Упоминание о пруде парнишку всерьез напугало.

– В ментовку он заявит!.. На, фуфел, лови свое барахло!

Авоська полетела Генке в руки.

– А сахар?

– Сахарок, извини, мы сами любим. Так что гуляй, фуфел! И радуйся, что цел…

На негнущихся ногах Генка двинулся следом за Варей. Разгром и унижение были полными. Лицо его горело, мысли плавились от ярости, но поделать он ничего не мог. Во всяком случае, пока…

* * *

С тропки они выбрались на дорогу, и ноги заскользили в бархатной пыли.

– Вот уроды! – распалял себя Генка. – Ничего! Я им это припомню…

– Да ладно тебе! Это же Степчик с Мишаней. Они у нас тут давно колобродят. И никого не боятся. Разве что Огорода.

– Какого Огорода?

– Сосед наш – Валера Огородников.

– Он случайно не водитель грузовика?

– А ты его откуда знаешь?

– Подвозил меня сегодня от станции.

– С ним вообще-то опасно ездить. Он же лихач! Гоняет, как сумасшедший.

– А милиция?

– Милиция далеко. Ближайший телефон – на станции, оттуда и надо звонить. А кто пойдет в такую даль!

– Зачем же ходить… – Генка потянулся в карман за мобильным, но тут же поморщился. – Ну да, вы же тут вне зоны покрытия.

Зашуршали кусты, на свет божий выбрался Юрашка. Вид у него был как у побитой собаки, в глазах поблескивала влага.

– Ничего, что я убежал? – слезливо пропищал он.

– Конечно, ничего, – Варя распахнула руки. – Иди сюда, богатырь!

– Я не богатырь. – Юрашка бросился к ней, прижался лицом. – Я струсил.

– Ты маленький, а они большие.

– Они дураки!

– Они – хуже. Поэтому не реви, ясно?

Юрашкина голова согласно дернулась, в запрокинутом лице тут же сверкнула радость. Все равно как отсвет на дне колодца.

– Зато я муравейник нашел! Чуть даже не налетел на него. Я им соломинку сунул, а потом облизнул. Кисленькая! Я сразу и плакать перестал.

– Вот и молодец, что перестал!

– Ну да, я же уже большой! И часы у меня есть…

Глядя на малыша, Генка ощутил легкую зависть. Хорошо все-таки детям! Можно биться об заклад, что уже к вечеру Юрашка напрочь забудет о сегодняшнем эпизоде. И снова будет счастливым. Несмотря на отсутствие родителей, нищету и полную неопределенность будущего. Сам Генка нищим себя бы не назвал. Однако и счастливым назвать тоже не мог. Вот и этих двух обормотов он будет помнить долго. И Окулиста с участковым, и злосчастный пруд, и свое постыдное бегство.

Он хотел было брякнуть словцо покрепче, но в этот момент глаза его опустились к ногам Вари, и он поперхнулся. Теперь, когда она шагала рядом с ним, стало отчетливо видно, что левая нога у девочки заметно короче. Оттого и двигалась Варя, чуть прихрамывая, стараясь ступать на пальцы больной ноги. Генка снова отвернулся…

Издалека накатило рокотом, и сдвоенно громыхнул гром. Посмотрев вверх, ребята ахнули. Еще недавно чистое небо стремительно заволакивали тучи. Одна из наиболее темных и шустрых, словно пиратская шхуна, на всех парусах торопилась к солнцу. И ясно было, что именно ее пушки постреливают по сторонам, а вскоре добавят к грохоту водной картечи.

– По-моему, сейчас польет!

– Или даже град вдарит, – испуганно предположил Юрашка.

– Очень может быть, – кивнула Варя. – У нас тут на прошлой неделе так же было: сначала чисто и тихо, а потом вдруг как началось! И град брызнул – аж с голубиное яйцо! Юрашке вон по затылку попало.

– Тогда побежали? – предложил Генка.

– Побежали! – завопил Юрашка, и все трое помчались по дороге. Насчет града они, по счастью, ошиблись, а вот с дождем туча их не обманула. Видя, что троица убегает, небесные пираты выдали еще один залп, и первые капли немедленно ударили по земле.

– Ой, вымокнем! – крикнула Варя.

– Не мы одни! – Генка на бегу рассмеялся. – Эти упыри тоже вымокнут. Хоть дождик за нас отомстит!

– Ура! – заблажил Юрашка. – А еще гром по ним вдарит! По всем их бутылкам!

– Да уж, пикничок у них точно сорвется… – Варя перешла на шаг. – Слушайте! Вроде и не капает уже. Неужели кончился?

– И ничего не кончился, – Юрашка указал пальцем назад.

Он был прав. Дождь вовсю полосовал лесную листву, мял и полоскал кустарник. Стена дождя вставала всего-то шагах в сорока от компании и, судя по всему, продолжала свое неукротимое движение.

– Пожалуй, мы зря остановилась…

Они вновь припустили бегом.

– Капнуло! – заверещал Юрашка. На плечи капнуло!

Генка тоже ощутил прямое попадание. Туча шла по пятам, как в детской игре в ляпы. То отставала, то вновь настигала. А вот тем двоим у пруда, видимо, досталось по полной программе. Лес даже стал серым, потонув в хлещущих струях…

– Радуга! – крикнул Юрашка и вскинул над собой руку. Прямо как коромысло!

Все трое остановились, и Генка второй раз за день испытал нечто похожее на восторг. Правда, на коромысло радуга, по его мнению, как раз не походила. Но в месте, где она прорастала из леса, сочными разноцветными бивнями возносясь к небесам, казалось, и земля сама должна моментально перекраситься. Конечно, иллюзия, но какая!..

– Первый раз вижу, – признался он.

– Первый? – изумилась Варя.

– Ага. То есть, на снимках и в интернете много раз видел, а вот чтобы так – вживую…

– А я раз сто уже видел! – похвастал Юрашка. – Даже тысячу!

– Да ты еще числа-то такого не знаешь, – одернула мальца Варя. – Не привирай.

– И вовсе даже я не привираю…

Удивительное дело, но до Соболевки туча так и не дошла. Задела краешком и убежала. Может, решила пощадить беглецов, а может, испугалась ямины на въезде. В нее, кстати, тоже не забыли заглянуть. Юрашка даже отважно плюнул, за что получил шлепок от Вари. Генка, шагнув ближе, прикинул глубину воронки и решил, что легковушка сюда запросто влезет. А может, даже и Валерин грузовик.

– Сколько здесь ходим, каждый раз трясусь за них, – призналась Варя. – И ведь никуда она не денется – ямища эта проклятая.

– Да уж, ловушка еще та, – согласился Генка.

– Хуже будет осенью, когда настоящие дожди хлынут. Вот тогда станет, как маленький пруд. Если уж кто свалится, ни за что не выбраться. Стенки-то – вон какие крутые.

Генка немедленно припомнил сегодняшнее свое водное крещение, и спину овеяло холодом. От глубокой ямины действительно тянуло чем-то стылым, недобрым…

Уже на улице, недалеко от продуктовой лавки, они остановились.

– Вот и пришли. Тебе дальше, а мы здесь живем, – Варя кивнула на бревенчатый, потемневший от времени дом.

Генка кивнул, не зная, что сказать.

– Как ты без сахара-то?

– Да никак, снова куплю. Деньги-то при мне, – он пожал плечами. – Слушай, а нога… Нога у тебя сейчас не болит?

– Уже нет… – Варе тема явно не нравилась. Она тут же потянула Юрашку за руку. – Пойдем, пойдем, богатырь. Нас уже и потеряли, наверное.

– Спасибо за торт! – крикнул малец. – Очень и очень вкусный.

– Если понравилось, еще принесу, – пообещал Генка.

– Честное слово?

– Честнее не бывает…

Они помахали ему на прощание и скрылись за заборчиком. А Генка, снова зайдя в лавку, купил сахар и попросил еще одну коробку с тортом. Увы, торт, как выяснилось, был последний, и он огорчился. Вот и давай после этого обещание малышам!.. Пришлось брать пряники, – ничего другого в лавке не нашлось.

Выйдя на улицу, Генка переложил авоську из руки в руку и только тут почувствовал, как здорово он устал за этот день. Непривычное к труду тело ныло при каждом шаге, голову чуть кружило, и даже пыльная дорога уже не утешала.

Добравшись до знакомого дворика, он поднялся по скрипучим ступеням, миновал сени, неловко прошел в дом. Было темно, и он машинально зашарил по стене в поисках выключателя.

– Ты, Геночка?

– Я, бабуль.

– Вот и хорошо. Садись, я сейчас супчику согрею.

– Спасибо, бабушка, – Гена улыбнулся. Слово было столь же непривычным, как и весь его сегодняшний день. И все-таки прошедшие часы что-то в нем изменили. Словоохотливые старики, заросшие чертополохом улочки, дети, на них живущие, – все это уже не было чужим. Да и как могло быть иначе, если он здесь едва не утонул? Мог умереть, но не умер – значит как бы родился заново. И получалось, что Соболевка стала для него родиной.

Мысль показалась Генке забавной. С нею он и уснул, едва прикорнув на лавке. И снилась ему, разумеется, его новая родина. Распластав руки на манер птичьих крыльев, подросток парил над деревней, и удивительным образом у него получалось то, что не выходило у других. При этом ему постоянно приходилось пересекать линию терминатора – того самого, о котором рассказывал Юрашка. Наподобие иглы Генка нырял в темную ткань и вновь вырывался обратно. Погружался в промозглую воду и выгребал на поверхность – словно что-то стягивал и зашивал. Это давалось непросто, но там, где он пролетал, крапива и чертополох расступались, пепел с золой обращались в срубы, накрывались шляпами крыш. Безо всякого дождика избушки грибами прорастали там и тут, сами собой начинали дымить трубы, а во дворики возвращались прежние хозяева. Но он не успокаивался и продолжал парить над деревней, продолжал делать свое непонятное дело. Странно, но впервые в жизни Генка был убежден на все сто, что делает что-то доброе.

Нужное и полезное для других.

Чрезвычайно важное – для себя самого.

* * *

Увы, у любых плюсиков найдутся и свои минусы. Обнаружились они и здесь. Во-первых, Генке все-таки пришлось прерывать свои полеты и разок просыпаться, чтобы вымыть ноги. Причем заставила его это сделать сердобольная Федосья Ивановна! Оказывается, каждый вечер старики мыли в тазике ноги. Такая вот у них была железная традиция. Заодно Генка почистил и зубы, хотя этого от него как раз не требовали. При этом зловредный рукомойник лил воду куда угодно, но только не на щетку, а гремел, как средних размеров барабан. Когда же Генка, в конце концов, приноровился, вода в рукомойнике закончилась. А еще в доме обнаружились часы с кукушкой – раритет, о котором Генка прежде только читал. И все бы ничего, но назойливая птаха выныривала из своего скворечника каждые полчаса, однотонно квакая и прячась обратно. «Щебет» этот парнишка слышал отлично даже во сне, отчего тотчас терял высоту и опасно снижался над заборами и зарослями крапивы.

Впрочем, поутру все это вспоминалось как забавный казус. Вставать отчаянно не хотелось, и Генка долго зевал да потягивался на скрипучем диванчике. Но встать все же пришлось, и, поднявшись, он неспешно исследовал дом. Присев, заглянул в печку – на светящиеся малиновым угли. Дед Жора, судя по отдаленным звукам, снова мастерил в своем сарайчике – гремел досками, звонко постукивал молоточком. Бабушку Гена разглядел в окне: Федосья Ивановна вовсю трудилась среди грядок, что-то там выпалывала, прореживала и сажала. Понаблюдав за ней некоторое время, подросток прогулочным шагом двинулся по избе.

На одной из стен висел знакомый иконостас с фотографиями, и Генка тотчас приблизился к нему. Надо заметить, что в доме все было старым, потемневшим и пожелтевшим, однако некоторые фотографии выделялись даже на этом тусклом фоне. У Генки появилось стойкое ощущение, что их снимали никак не меньше века назад. Окладистые бороды, степенно-строгие выражения лиц, даже позы, в которых люди стояли перед фотокамерой, – все говорило о том, что это было другое, непонятное время – с картузами и кожаными сапогами, с монетами царской чеканки и неспешным ритмом жизни.

Отыскать ослепшего на войне Митьку у него не получилось, однако, разглядывая незнакомые лица, Гена с изумлением наткнулся на собственное фото. То есть так ему поначалу показалось, и лишь спустя минуту он сообразил, что выпученными глазенками на него взирает малолетний отец. Это было так неожиданно, что паренек растерянно заморгал. Даже потрогал фотографию руками, подумал, что надо бы забрать, отсканировать и увеличить… Чуть ниже его поджидал сюрприз номер два: в кресле-качалке солидно восседал молодой дед Жора – в сияющих хромовых сапогах, с щегольской трубкой во рту. Глаза деда глядели дерзко, руки на подлокотниках лежали по-королевски. Рядом с дедом, пышнощекая и улыбчивая, стояла девушка – надо полагать, Федосья Ивановна.

Гена озадаченно поскреб макушку. В голове никак не укладывалось, что его дед с бабкой тоже были когда-то молодыми, уверенными в себе, знать не знающими о том, сколько бед и радостей им предстоит еще пережить. На одной из фоток дед и вовсе оказался старше Генки всего на год или два. Но глаза и здесь были задиристыми, улыбка – белозубой, чуть снисходительной. Оно и понятно, вся жизнь у этого безусого Жорки была еще впереди. И море по колено, и любая задача по плечу. О старости с болячками он, верно, тогда понятия не имел. И здоровьишком своим разбрасывался, как сеятель зерном…

Генке стало грустно. В самом деле, столько лет прожили и ни разу не садились за компьютер, не выходили в сеть, не играли даже в простенькие игрушки. Под старость лет и вовсе электричества лишились. Практически вернулись все в тот же убежавший век, в котором появились первые из висящих на стене фотографий.

Пройдясь из кухни в спаленку, он обратил внимание еще на одну особенность. Дом тут и там застилали вязанные из разноцветных тряпочек половики. Ходить по ним было одно удовольствие. Да и разглядывать казалось любопытным. Круглые и овальные, длинные и короткие, связанные в форме сердечек и восьмерок, коврики ни разу не повторяли друг дружку, – отличались узорами, формой и размерами. Заинтересовавшись, Генка попробовал пересчитать половики и очень скоро сбился. Но получалось все равно прилично – что-то около трех-четырех десятков.

Старенький рукомойник Генка исследовал более внимательно. Устройство оказалось остроумным и забавным. Приподняв тяжелую крышку, он ковшиком наполнил рукомойник до краев и, конечно, пролил воду себе на колени. Кое-как почистил зубы, осторожно поплескал водой на лицо. Полюбовавшись собственным носом в стоящем на полочке зеркале, обнаружил комариный укус. Как раз точнехонько между глаз, словно неведомый комар не поленился шажочками измерить дистанцию. Почесавшись, Генка показал кулак квакнувшей за спиной кукушке и взялся за полотенце.

Буйство мух под низеньким потолком ему не понравилось, и Генка немного погонял их полотенцем, даже угодил разок по лампочке. Мухи, конечно, не тараканы, но, пожалуй, стоило подумать о средствах против летунов. Подросток припомнил о человеке, попавшем в книгу рекордов Гиннеса только за то, что умудрился просидеть сколько-то там минут в стеклянном ящике с тысячей тараканов. Конечно, находились чудаки, что сидели и с тиграми, и со змеями, но тот храбрец Генку по-настоящему поразил. Уж его в такой ящик нипочем бы не засадили. Как говорится, дураков нет! Да и глупое это занятие – запираться со всякими неприятными тварями. Охота выказывать отвагу – можно преступников ловить, людей из-под лавин выцарапывать или пожары тушить. А в разные там виварии пусть лезут те, кому делать нечего…

– Гена! Выходи!

Крик доносился со стороны улицы, и, перейдя в гостиную, Генка приблизился к окну и недоуменно шевельнул бровями. За калиткой маячили знакомые фигуры. Так и есть – вчерашний детсад. Он шагнул чуть в сторону, но опоздал.

– Видим, видим! Вон ты где прячешься! – Юрашка просунул между досок уличающий палец. Гена хмыкнул. Значит, придется выходить. Да и пусть, если недолго…

* * *

Но вышло все-таки надолго. Потому что с самого утра салажатам загорелось идти в поход. Отправлялись не куда-нибудь, а смотреть «секретик», о котором проболтался вчера Юрашка.

Сам-то Гена не собирался ни в какие походы, – за глаза хватило вчерашних приключений, но отказываться было неудобно. Варя глядела доверчиво, Юрашка – преданно. Да еще голопузого Шурика с собой прихватили – того самого, что разревелся вчера на дороге. И впрямь не команда, а детский сад! Но ведь вели себя так, словно действительно собирались посвятить в космические тайны! А какой там секрет у шпингалетов? Чепуха какая-нибудь на постном масле…

Как бы то ни было, но они снова топали по дороге, и все мускулы у Генки ныли, а суставы ощутимо поскрипывали. Кроме того, приходилось тащить все ту же авоську с пряниками, бутылью молока и какой-то загадочной коробкой. Коробку сунул, конечно, Юрашка. При этом улыбнулся покровительственно, даже подмигнул. Неумело – обоими глазами. И ведь тяжеленной оказалась коробка! Да и молоко, пусть козье, легким вовсе не было. А через километр-полтора, глядя на хромающую Варю, Генка со вздохом предложил понести и голопузого Шурика. Тайно он надеялся, что девочка откажется, но Варя с радостью согласилась. Малыш двух неполных лет с охотой пересел к Генке на плечи – все равно как на коня. Даже прокричал что-то лихое и за уши ухватил. Так и получилось, что прогулка вылилась в настоящий поход – со всеми положенными мытарствами и лишениями.

Зато и Варя, наконец, решилась на откровенность. Странным было даже не то, что она доверилась Генке, а то, что рассказ ее совсем не походил на историю маленькой девочки.

– …Сначала у нас все хорошо было. Сейчас вспоминаю – прямо сказкой кажется, – Варя шагала, чуть прихрамывая, оживленно покачивая авоськой. – Папа игрушки приносил, елку на Новый Год наряжал, мама медсестрой работала, ужинали вместе, смеялись часто. А затем на шахте обвал произошел. Метан взорвался. И папа не вернулся. Их только на третий день откопали… Вот тогда и закончилась наша сказка. Мама пить начала, ее с работы уволили. На рынке торговать пробовала – тоже не получилось. Стала приводить женихов, все замуж хотела выйти. А женихи надолго не задерживались, сбегали. Мать на меня стала кричать, даже побила пару раз. Говорила, будто я мешаю ей новую жизнь начать… – голос у Вари звучал ровно. Видимо, с прошлым своим она давно свыклась. – Бабушка уже тогда приезжала из деревни, с мамой ругалась, меня к себе звала. А потом… Потом мы квартиру продали, в другой район переехали – уже в коммуналку. Там двор незнакомый, школа другая, неуютно. Как-то я домой из школы шла, и вдруг слышу крики! Детский такой голосок. Побежала, а там девчушка, еще меньше меня, – между гаражами спряталась и визжит. А к ней собака рвется. Из этих новомодных… Еще произносится непросто. Страфо…

– Стаффордширский терьер, – предположил Генка.

– Во-во! Он самый. Пасть как у акулы, весь гладенький, с черными полосами. И главное – хозяйка тут же рядом! Стоит и орет на девочку, чтоб та не визжала, представляешь? Вроде как песик ее нервничает из-за криков. И при этом удержать его никак не может. Поводок – как струна, и пес все ближе к гаражам, прямо озверел совсем. Понятно, что девочка окончательно перепугалась. Какие уж там советы! И я, дура такая, решила, что справлюсь. Ума-то не лишко, – схватила какую-то хворостину и пошла на пса.

– Храбрая! – с уважением протянул Юрашка.

– Глупая! – резко отозвалась Варя. – А глупых жизнь всегда наказывает. Пес о девочке вмиг забыл, на меня кинулся. Хворостинку мою даже не заметил, сразу в ногу вцепился. Я и сейчас помню, как кость хрустнула. Может, и хорошо, что сознание сразу потеряла. Говорят, умереть могла запросто. От потери крови.

Генке потрясенно молчал.

– Очнулась уже в больнице. Врач, стриженный такой, в очечках золотистых, все утешал – говорил: скажи спасибо, что ногу сохранить удалось.

– А что пес? – выдавил из себя Генка.

– Ничего. Мать поначалу в суд на хозяина подала, думала компенсацию получить, только ошибочка вышла. Судье объяснили, что я сама собаку палкой дразнила. Даже хворостину ту в суд принесли, а может, и не ее, побольше что-нибудь подобрали. И девочка подтвердила… В общем, на этом все и закончилось… Хирурги еще об одной операции говорили, но это же деньги – и немалые, а где их взять… – Варя вздохнула. – С тех пор дома стало совсем плохо. Нога нагнаивалась, никак не заживала. Бомжи какие-то постоянно угол снимали. Представляешь, в одной комнатке – всемером жили! Тогда-то бабушка меня и забрала к себе. Со всеми документами. Сказала, что навсегда. Привезла в Соболевку, повязки какие-то стала делать, шептать над ногой.

– Я тоже видел! – подтвердил Юрашка. – Вот так пошепчет, а потом руками водит.

– И как? Помогло?

– Ага, – Варя кивнула. – За пару недель все зажило.

– Я тоже здесь зажил, – ревниво встрял Юрашка.

– А у тебя-то что болело?

– Дак все же! Голова, ноги, руки, рот, нос… – Юрашка задумался, припоминая другие части тела. – Брови болели, глаза, ногти.

– Ногти?

– Ну, не все. Только на ногах…

Варя прыснула смехом. Гена тоже заставил себя улыбнуться. Картинка с терьером, перегрызающим кость, по-прежнему стояла перед глазами.

– Чего вы! Я правду говорю, – Юрашка важно поглядел на прорисованный Генкой циферблат. – Кстати, время уже два часа!

– Да что ты говоришь!

– Ага, я руку специально не мыл. Ну… Чтобы время не смыть.

– Разумно, – согласился Генка. – Только что-то не движутся у тебя стрелки. Может, поломались?

– Не-е… Просто они медленно идут.

– В год по секунде?

Юрашка серьезно кивнул.

– Это специальное время. Великанское. Они делают шаг, а мы – двадцать. Потому что мы как букашки для них. А если взять время у муравьев, то все будет совсем наоборот.

Генка удивленно посмотрел в глаза мальчугану.

– Слушай, Варь! Да он ведь у тебя Эйнштейн! Уже сейчас все про относительность понимает!

– Это верно, он такой, – Варя кивнула. – С ним вообще хорошо. Может, он меня и вылечил, кстати. Без него тоска бы загрызла. А так – посмеешься, подурачишься, и на душе легче.

– Часто вы смеетесь?

– Да каждый день раз по десять…

Путь им пересекла речка, и путники остановились.

– Мост ветхий, так что перейдем в брод, – решила Варя.

– А тут не глубоко? – Генка в сомнении глянул на глинистые воды речушки.

– Ерунда! Мы здесь уже проходили.

– Сто раз, – подтвердил Юрашка и тут же поинтересовался: – А раков с акулами не видно? Вдруг появились?

– Не появились, – успокоила Варя. – И дно песчаное, не споткнетесь.

Она первая вошла в воду, Юрашка отважно побрел за ней.

– Видите, мне всего по колено.

– А мне по пояс! – взвизгнул Юрашка. Вторя дружку, пискнул на Генкиной шее и маленький Шурка. На всякий случай Гена придержал его за спину. Вообще вел себя малыш на удивление спокойно. Если бы не стиснутые пальчонками уши, о нем можно было бы даже забыть.

Уже на берегу Варя насмешливо оглядела Генку.

– Как же ты не выучился до сих пор плавать?

– Почему! Я умею плавать, – обиделся Генка. – Просто растерялся.

– Или, может, его акула схватила, – заступился Юрашка. – Там же в пруду живет одна! Ты сама говорила.

– Ага, говорила. Чтобы вы туда не совались, – Варя пожала плечами. – А как их еще напугаешь?

– Логично, – согласился Генка. – Долго еще топать?

– Уже устал?

– Я о мальцах беспокоюсь. Опять же гроза может повториться. Куда тут спрячешься?

– Ничего, спрячемся… Варя неопределенно махнула рукой. – А в общем, уже пришли. Скоро перекресток, а за ним и ворота.

– Ворота? – удивился Генка. – В страну секретов?

– Вроде того…

* * *

Вместо забора справа и слева Генка разглядел столбики с колючей проволокой. Прямо перед ним высились массивные ворота – само собой, ржавые в дым, с выпуклыми, непонятно как уцелевшими звездами. Кое-где на металле угадывались чешуйки былой краски, но время основательно погрызло преграду. Нижние углы ворот светились прорехами, напоминали ветхую одежонку. Да и стреляли в ворота множество раз – и дробью, и пулями. Кто, когда и по какому поводу – этого было уже не узнать. Может, кто баловался от скуки, а может, даже мстил за что-то. Хотя чем ворота-то виноваты?

– Нам туда! – отважно кивнул Юрашка. – Там секрет.

– А охраны точно нет?

– He-а. Мы же там были. Сто тысяч раз…

Створки ворот были чуть разведены, и команда без труда просочилась на запретную территорию. Шагать оказалось недалеко. Уже минут через пять они наткнулись на старую парашютную вышку, обогнув которую, остановились.

– Ну что? – спросил Генка.

– А ты не видишь?

– Что я должен видеть?

– Ну, ты же должен же! Сам почувствовать! – заволновался Юрашка. – Обязательно сам!

– Чувствую! – заблажил Генка и, подпрыгнув на месте, поднял над собой Шурика. Тот словно маленький китенок пускал фонтанчик. Этот самый фонтанчик и имел в виду Генка.

– Надо же, всю спину обмочил… Чего вы ржете!

Варя с Юрашкой и впрямь хохотали. Глядя на них, Шурик тоже гыгыкнул. При этом он продолжал пускать крутую струю. Генка осторожно поставил его в траву, стянул с себя футболку, попытался отжать.

– Ничего, – утешила Варя, – в старину мочой младенцев все болезни лечили.

– А Генка же тоже болеет! Худизной! – подхватил Юрашка. – А теперь вылечится и станет толстым.

– Ага, спасибо за пожелание… – Генка расправил футболку, с гримасой осмотрел. – Да уж, картинка!..

Между тем дерзкий Шурик, прекратив свое занятие тут же шагнул в крапиву. Варя, метнувшись, едва успела подхватить пузана.

– И трусы ему смени, – хозяйственно подсказал Юрашка. – В мокром вредно.

– Ага, – фыркнул Гена, – мне, значит, полезно, а ему вредно?

– Ты просохнешь.

– Да уж… – Генка покрутил затекшей шеей. – А чего это здесь деревья такие?

– Заметил, наконец.

– Екалэмэнэ! – Генка обмер. – Кто ж их так!

– Да сами такие растут. Я же говорила. Это еще не самые страшные, есть тут и похуже…

Забыв о мокрой футболке, Генка шагом первопроходца двинулся вперед. Из-за густых зарослей рассмотреть деревья было непросто, но и того, что он видел, хватало за глаза. Кажется, это были обычные клены, но то, что приключилось у них со стволами, не поддавалось никакому объяснению. Деревце слева волнами змеилось в метре над землей, напоминая плывущего по воде удава. При этом ветки топорщились на стволе, словно иглы дикобраза, и только листья и кисточки семян были самыми нормальными, привычными. Деревце справа росло вверх, но при одном взгляде на него приходила мысль о гигантском штопоре. Неровными спиралями клен ввинчивался в землю, наверху же заканчивался безобразной култышкой.

– А за тем холмом растут орхидеи…

Раздвигая заросли иван-чая и зверобоя, они обогнули холм и оказались в настоящем царстве цветов.

– Красота! – крикнул Юрашка. Варя тоже широко улыбнулась. Шурик же звонко чихнул и потянулся руками к ближайшему цветку.

– Тебе нравится?

Генка пораженно кивнул.

Цветы были действительно необычные – желтые, с крапчатым рисунком, с бутонами, напоминающими голову хамелеона, – некоторые размером с добрый апельсин, а то и побольше.

– И сорт какой-то неизвестный. Я сначала думала – тюльпаны или гладиолусы, а они как развернули лепестки, мы так и ахнули.

– Ахнуть тут точно можно, – Генка заглянул в ближайший бутон, и ему почудилось, что он заглядывает в пасть львенка. Вроде никаких зубов, всего лишь тычинки с пестиком, а чувство неприятное. И не объяснить даже – от чего это…

– Я пробовала смотреть в справочнике, – продолжала рассказывать Варя, – но он такой старый, – ничего похожего не нашла. Разве что стапелию. Она тоже огромная. Правда, стебля у нее нет, а здесь вон какой большущий. И шипы, как у розовых кустов.

Шурик все же умудрился сорвать один из цветков, ткнулся в сердцевину лицом. И снова чихнул. Как показалось Генке – уже не столь весело. Гигантский бутон выпал из его ручонок, перевернувшись в воздухе, парашютиком опустился на землю.

– Та-ак… – протянул Генка. – А где у нас пчелы?

– Пчелы? Причем тут пчелы?

– А ты сама подумай. Цветы есть, а пчел нет. Разве не странно?

– И правда! – Варя растерянно закрутила головой. – Что-то не вижу.

– И бабочек нет.

– Верно! Про бабочек мы тоже заметили! Еще в самый первый раз. Их ведь и тогда не было, правда, Юраш? Ни бабочек, ни пчел.

– Так это же хорошо! Зачем нам пчелы? – Юрашка нахмурился. – Пчелы кусаются.

– Не кусаются, а жалят.

– Все равно!

– Та-ак… – снова протянул Генка. Недоброе предчувствие стремительно перерастало в уверенность. – А ну-ка ноги в руки – и полный назад!

– Почему?

– Не знаю, но лучше не рисковать…

Шурик чихнул в третий раз и расплакался. Генка поднял его на руки, снова усадил на шею. Все трое зашагали обратно к воротам. Только Юрашка то и дело оборачивался. Малец что-то порывался спросить, но сдерживал себя. А вот двухлетний Шурик не сдерживался. Теперь он чихал безостановочно. И продолжал громко плакать.

* * *

Некоторое время спустя они снова сидели у воды. Но не на пруду, а на речке Ляме, что протекала неподалеку от запруды. Варя вывела их точно к перекатам, где река брала разгон и затевала свой маленький слалом меж каменных светлых затылков. Переходили речку, конечно, не здесь, а чуть ниже, где становилось совсем мелко, и река, наигравшись, теряла скорость и разливалась особенно широко.

– Здесь мы обычно и купаемся, – Варя забрала у Генки маленького Шурика, усадила на землю.

– А я думал, в пруду.

– В пруду только взрослые плавают. Здесь безопаснее.

– Ничего себе безопаснее! – Генка указал на комбайн, что наполовину выглядывал из реки шагах в тридцати от них.

– У-у, этого добра здесь на каждом шагу, – отмахнулась Варя. – В полях коленвалы валяются, какие-то оси, шестеренки. И здесь у реки техники хватает…

Этим сообщением она Генку заинтересовала. Пока компания устраивалась на уютной, притаившейся меж речкой и прудом поляне, он не поленился облазить ближайшие окрестности. При этом наткнулся на пару ржавых агрегатов неизвестного значения, а возле древней осыпавшейся плотины, с которой и брал начало деревенский пруд, обнаружил целое кладбище старой техники. Самое удивительное, что среди разномастного хлама отыскался остов самого настоящего БТР. Само собой, без вооружения, зато с камуфляжной расцветкой и потускневшей звездой на боку. Генка на это только покачал головой. Технику здесь, должно быть, бросали по устоявшейся традиции. Все равно как монетку в море. На прощание…

Когда он вернулся, Варя успела расстелить скатерку, и тут же поблизости Юрашка аккуратно раскладывал веточки, травинки и листики. Это был у него «как бы костер» из «как бы дров». Горка получалась весьма приличной, да и колдовал малыш вокруг мифического костра абсолютно по-настоящему – вовсю раздувал щеки, щурил глаза и пшикал губами, изображая чирканье спичек.

– Вот это да! Разгорается! – он пошевелил ладонями над веточками. – И жгет-то как, жгет! Прямо силов нету!

– Надо говорить не силов, а сил, и не жгет, а жжет, – с родительской интонацией поправила Варя. Покосившись на Генку, добавила: – А я думала, ты цветов принесешь. Чтобы стол украсить.

– По-моему, цветов нам уже хватило.

– Значит, орхидеи тебе не понравились?

– Дело не в них, – Генка пожал плечами, – мне место не понравилось. Сама же видела: пчел нет, бабочек тоже, – значит, что-то там не то. И Шурка опять же расчихался.