Текст книги "Слева от солнца"

Автор книги: Олег Раин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Выйдя за калитку, Генка зашагал по настеленным вдоль улицы доскам и почти сразу замахал по-птичьи руками. Доски были подозрительно ветхими, опасно поскрипывали под ногами. Кроме того, напомнила о себе свежая мозоль, и Генка порадовался, что идти было недалеко.

Отыскав торговую лавочку, Генка зашел внутрь. И даже не зашел, а втиснулся, настолько здесь было тесно. Слева стояли ящики с водкой, справа в навал лежали продукты питания и бытовой ширпотреб. Продавщица лишь косо поглядела на вошедшего. Она была занята важным делом – приклеивала к потолку липкую ленту для мух. Впрочем, надолго отвлекать ее Генка не собирался. Купив сахару с лапшой, он попросил пару круглых, как колесо, батонов чернушки, чуть подумав, прихватил упаковку восковых свечей и гель против кровососов. Под мотками капроновых веревок, обнаружилась плоская коробка вафельного торта. Генка взял и ее.

Количество покупок продавщицу несколько удивило.

– Только торт засохший, – честно предупредила она.

– Зачем тогда продаете?

– А куда его девать? Мышам выбрасывать?

– Тогда скидочку! – нахально потребовал Генка.

– Это ты на рынке торгуйся, а здесь цены не я устанавливаю.

– Ладно, уговорили. А зачем столько водки? Здесь жителей меньше, чем у вас бутылок.

– Ты еще мне посоветуй! Торт-то берешь, нет?

– Беру, – решился Генка. – Если что, козе скормлю.

– Козе?

– Ага. Больно уж молоко у нее кислое. Попробуем подсластить…

Из лавки Генка вышел нагруженный продуктами и несколько озадаченный. Хмуро оглядевшись, замер на распутье. Распластав крылья стареньких крыш, деревенские избы калились под солнцем. Справа и слева вздымался лес, все так же шуршала крыльями мошкара. Шагать к старикам почему-то расхотелось. Это было странное чувство, но Генке, в самом деле, показалось, что Соболевку он изучил вдоль и поперек. Да и чего здесь было изучать? Дыра – она и есть дыра.

То есть когда-то, если верить рассказам бабушки Фени, в деревушке проживало приличное количество народу – сотен пять или шесть. Сейчас же не набралось бы и полусотни. Соответственно уменьшилось число подворий. Брошенные хозяевами дома с огородами, точно лишенные душ телесные оболочки, быстро приходили в упадок. Избы рассыпались и обращались в труху, сами собой тут и там возникали пожары. На пепелище буйно прорастала сорная трава, со скоростью бамбука поднимались к небу молодые березки.

Впрочем, кое-что для местного благоустройства здесь все-таки делалось. Взять те же дощечки вместо тротуаров, – кто-то ведь их укладывал! – по две в ширину, так, что и вдвоем разойтись было не просто. А может, делалось это с расчетом, чтоб не шлялись в темное время суток компаниями. Разве что в колонну по одному. Доски от мерного шага опасно раскачивались, в любую секунду норовя сбросить на обочину. Благо и лететь было куда, – у всех заборов густо клубилась крапива, падать в которую было, конечно, не очень здорово.

Склонившись, точно семафор, Генка заинтересовался пятнами на крапиве, но оказалось, это не пятна, а гусеницы – серо-голубые, с оранжевыми узорами по всему тельцу. Толстые и спокойные, они сотнями покрывали шипастые листья – то ли загорали на солнце, то ли переваривали кусачую листву.

– Ты чего это подглядываешь?

Генка выпрямился. За забором обнаружился двор, во дворе конура, а рядом дремлющий на цепи пес и конопатая рослая девчонка. С выгоревшими ресницами и бровями, она могла бы показаться смешной, если б не сердилась. Бросая в Генкину сторону бдительные взоры, аборигенка ловко выхватывала из стоящего на табурете таза белье, хлопком расправляла и забрасывала на веревку.

– Я не на тебя, – я на крапиву смотрю.

– Чего на нее смотреть?

– А чего на тебя смотреть? – Генка хмыкнул. – Я не жених, ты не невеста.

– Городской, что ли?

– Ага, сегодня приехал.

– На поезде?

– На самолете. Тут у вас гусениц полно, вот меня и послали. Из санэпидемстанции. Будем дустом выводить. А то всю крапиву сожрут, жалко.

– Ты чего… придуриваешься? – руки с бельем на секунду замерли, и Генка понял, что подловил девчонку. Пусть не надолго, но она повелась! А в следующий миг незнакомка смешливо фыркнула, белье вновь замелькало в ее руках.

– Клоун!

– Ты еще маленькая, не понимаешь.

– Чего понимать-то?

– А то, что от гусениц веснушки и родинки. У тебя есть веснушки? – Генка хотел было продолжить, но кто-то позвал девочку из избы, и, тряхнув мокрыми руками, она взбежала на крыльцо.

Генка подождал минуту-другую и лениво побрел дальше. Делать было нечего, и это странным образом нервировало.

Добравшись до бревенчатой завалинки, он присел на ближайший ствол. Примостив авоську на худых коленях, достал сотовый телефон, в очередной раз попытался набрать номер Стаса. Ничего не вышло, телефон молчал, как мертвый, – зона покрытия Соболевку не доставала. Растерянно Генка поскреб телефоном макушку.

Интересно, а смогут его достать шустряки из «Магнолии»? Наверняка ведь попробуют найти. И родителей тряхнут расспросами, и друзей с соседями. Как ни крути, а он ведь их с носом оставил! Обидел…

Генка огляделся. Нет, здесь этой публике его не достать. Ни коммерческими банками, ни машинами, ни супермаркетами в этой дыре не пахло. Мир, агрессивный и пестрый, азартный и шумный, остался где-то в ином неведомом измерении. Соболевка жила по своим особым законам, обладала своей гравитацией. Заброшенная планета, на которую каким-то чудом Генку завез обыкновенный поезд. Честно говоря, он и сам не знал – радоваться этому обстоятельству или нет.

* * *

Коренастая женщина неопределенных лет с загорелым лицом несла коромысло. Наблюдая за ее уверенной походкой, Генка даже усомнился – да полные ли у нее ведра.

– Здрасьте! – женщина улыбнулась.

– Здравствуйте, – Генка шагнул в сторону, уступая дорогу. Мимолетно нырнул взглядом в ведра. Воды там наблюдался полный комплект – по самый венчик. Что это такое, он отчасти уже представлял: перелил одно ведро в бабушкину бочку и чуть не надорвался. А потому отказывался теперь понимать, как они такое носят! К тому, что все встречные сельчане непременно с ним здоровались, Генка начинал уже привыкать. Более непривычным выглядело то, что руки здешних женщин были заняты чем угодно, но только не сотовыми телефонами, не сигаретами и не сияющими пивными банками.

Пройдясь несколько раз по коротеньким улочкам Соболевки, поглазев на ульи обруганного «Пашки», окольцевав бывшее здание конторы и водонапорную башню, Генка вновь ощутил прилив скуки. Карту крохотной деревушки он мог бы теперь нарисовать с закрытыми глазами, да и с половиной жителей успел, наверное, перездороваться. Одним словом: «вэни-види-вици»! Пришел, увидел, победил. Соболевка была освоена в один присест, иначе говоря – пережевана и проглочена способным акселератом.

Подумав так, Генка тотчас ощутил тоску. Разогнать ее можно было только очередным приключением, и, уточнив у случайного прохожего направление, парнишка двинулся к пруду.

На полпути, повстречав возившихся в придорожной пыли детей, Генка немного развеселился; чумазые недоросли занимались примерно тем же, чем занимаются малолетние горожане – а именно лепили куличи, копали канавы и возводили дома. Пыль, конечно, не песок, но при должном прилежании строить, оказывается, можно было и из нее.

Генка хотел пройти мимо, но одна из чумазых мордашек немедленно обратилась в его сторону.

– Ты городской, да?

– Он же из Туринска же приехал же! Все же уже знают!

– Эй, мальчик! Тебя как зовут?

Мальчик!.. Генка хмыкнул. Это спрашивал шпингалет лет пяти.

– Зови меня Карлсон, – он подмигнул шпингалету. – Тот, что живет на крыше.

Дети серьезно переглянулись.

– Ты, что ли, правда, живешь на крыше?

Генка серьезно кивнул, и карапуз, что сидел на обочине в одних трусах, испуганно открыл рот и заплакал.

Генка поправил на плече авоську и возобновил путь. Так или иначе, но кое-что полезное для себя он почерпнул. Чуть отойдя от малышей, парнишка скинул надоевшие сандалии, носки комом упихал в карман.

Забавно, но он ступал босиком по земле чуть ли не впервые в жизни! И ощущение было столь непривычным, что Генка даже запыхтел от удовольствия. Таким восторгом отозвались ноги на соприкосновение с пропеченной солнцем дорогой! Ступни зудели, и Генка шагал, чуть ли не пританцовывая, – шагал и не понимал, почему не додумался до такого славного пустяка раньше. Не прогулка, а самый настоящий массаж!

Дорога начинала подниматься в гору, но туда он не собирался. Пора было сворачивать к пруду, и, повертев головой, Генка тотчас рассмотрел убегающую от дороги тропку. Точно нож она входила в дымчатое лесное брюхо, секла его надвое. Туда-то Генке и следовало топать.

Он потер пятку о выпирающий из земли древесный корень и ускорил шаг. Заблудиться он не боялся, куда страшнее казались атаки пикирующих комаров и слепней. Но и тут выручил купленный в лавке гель против насекомых. Генка на ходу помазал шею, лицо и руки, – гудящее облако тут же рассыпалось в стороны. Летучие кровососы продолжали кружить возле, но кусать иноземца уже не рисковали. А еще чуть погодя ноги вынесли парнишку на берег пруда. Генка сделал пару шагов и застыл на месте. Наверное, даже восторженно ахнул, и тому были причины: он-то ожидал увидеть заурядную лужу, а перед ним оказался океан.

Самый настоящий!

Парнишка на секунду зажмурился и снова открыл глаза. Океан оставался на месте. Ветер добротно вымел небо и успел пройтись по земле и воде. Именно он породил рябь, слепящую глаза, не позволяющую рассмотреть противоположный берег. Волшебным образом пруд разросся, поглотив глинистые скаты обрывов, затопив хвою и листья деревьев. Ничего удивительного, что у Генки перехватило дыхание. Пожалуй, он ничуть бы не удивился, услышав гудок парохода или разглядев выплывающее из-за чешуйчатого горизонта далекое судно. С множеством труб, как у «Титаника», с капитаном на мостике и разгуливающими по верхней палубе пассажирами…

Зачарованный, Генка бросил авоську с покупками, торопливо стянул одежду, и в одних трусах двинулся к воде. Это смахивало гипноз, он понимал это, и все равно шел к пруду.

Вода не обожгла холодом, оказалась тропически теплой. Ступни скользнули по глинистому дну, и это тоже показалось Генке удивительным! В эти воды не нужно было даже заходить, – он сам съезжал в глубину. Все равно как на незримых лыжах, как спускают со стапелей новенькие, не нюхавшие волн корабли.

Наваждение прошло, когда вода дотянулась до горла. Может, потому и прошло, что здесь – на ином уровне – пруд внезапно потемнел и перестал искриться. Крутые, поросшие кустарником берега выплыли из небытия, а лес на противоположном берегу великаном поднялся к небу. Кроме того, парным молоком вода казалась только у поверхности. Уже на уровне бедер температура резко падала до колодезного трясуна.

– Екалэмэнэ! – Генка гребнул руками, пытаясь притормозить сползание вниз, но было уже поздно, его продолжало тянуть в пруд. А в следующий миг правой щиколотки коснулось что-то чужое и липкое. Словно кто лизнул подростка в ногу. Ойкнув, Генка попытался поджать колени, но оттого съехал еще глубже. Страх стиснул сердце, и уже через мгновение парнишка скрылся под водой. Скопищем пузырей изо рта вырвался немой вопль. Замолотив руками, Генка оттолкнулся от дна и, высвободившись из вязкой ловушки, поплавком вынырнул на поверхность. Паника продолжала сжимать грудь, вымораживала мысли. Он пытался плыть, но как раз плыть-то у него и не получалось. То есть когда-то в школе их водили в бассейн и даже пытались учить плавать, но Генке наука впрок не пошла. Метров пять-шесть он, помнится, проплывал, но не более того. Тренер же обходился с ребятней исключительно по-спартански: приучая к глубине, попросту отталкивал от бортика огромным шестом. Так что занятия по физкультуре восторгов ни у кого не вызывали, и бассейн пропускали верных полкласса. Так или иначе, но тройки школьникам поставили автоматом, а иного им тогда и не требовалось. Глупые были, если разобраться. Наверное, не умнее того же тренера…

Все это круговертью пронеслось в мозгу и сгинуло. Яснее ясного Генка вдруг понял, что обречен. Здесь, в этом пруду, ему суждено было сгинуть на веки вечные. Кто-то тонет в арктических льдах Атлантики, кто-то погибает от акульих зубов в Средиземном море, а вот ему суждено захлебнуться в крохотном уральском пруду!

Что-то вновь ткнулось в его ногу – может быть, гигантский сом, а может, и кто пострашнее. Сердце зашлось пулеметной дробью. Дно окончательно пропало, и теперь Генка не доставал его даже в моменты, когда погружался в воду с головой. Берег неведомым образом отдалился еще на несколько шагов. То ли способствовали этому неумелые движения Генки, то ли проявляло себя неведомое течение.

Скрываясь в пучине, Генка глотнул раз-другой воды, заметно отяжелел. Выныривать стало сложнее, руки все больше наливались предательским свинцом. От ужаса он совсем уже ничего не соображал. Наверное, потому и не догадывался кричать. Или уже не мог? Вода плескалась во рту и горле, хлюпала в ушах и носу. Связки сипели, и крик уже не прорывался через эту вездесущую воду.

– Эй! Ты что там? Тонешь?.. – голосок был тоненький, едва слышный. Генка даже не попытался ответить. Колотя по воде руками, он продолжал бороться за жизнь. А точнее говоря – погибал. Тем не менее чуть погодя голосок обрел силу и прозвучал значительно ближе:

– Держи! Руку мою держи!

Рука парнишки ткнулась в чью-то ладонь, и пальцы сами собой сжали эту хрупкую соломинку, стиснули волчьим капканом. Кажется, его потянули, и Генка в свою очередь дернулся навстречу чужой руке, еще суматошнее замолотил в морозной глуби ногами. Запрокинутое лицо по-прежнему не позволяло ничего видеть, но что-то, по всей видимости, менялось. Небо все так же периодически окуналось под мутный глинистый слой, но облака на нем почему-то вращались. Может, оттого, что вращалась Земля, а может, оттого что некто пытался развернуть самого Генку. Как бы то ни было, но жутковатая тишина не наступала. Ее рвал все тот же тоненький голосок, а маленькая ладонь продолжала тянуть и тянуть подростка в неведомом направлении…

Как он выбрался на берег, Генка толком уже не помнил. Кажется, на четвереньках, потому что ноги его не держали. Вода текла из носа, текла изо рта, из ушей. Что такое обморочное состояние, он понимал теперь прекрасно. Трава норовила занять место деревьев, а сосновые шапки напоминали кляксы взрывающихся перед глазами петард. И не сразу до него дошло, что фейерверка на самом деле нет, а пульсирующий грохот – это всего-навсего удары его ошалевшего сердца.

Мышцы живота скрутило, желудок содрогнулся, выталкивая последнюю порцию воды. Перевернувшись на спину, Генка без сил плюхнулся на траву.

* * *

Жить было здорово и жить было хорошо!

Сотни запахов окутывали Генку, и сотни интереснейших мелочей плясали перед глазами изменчивой мозаикой. И совершенно не верилось, что всего полчаса назад ему было скучно. Скучно и одиноко.

– Ну ты и тяжеленный! Чуть-чуть меня не утопил! – Варя, худенькая спасительница Гены, лежала поблизости на траве и озабоченно разглядывала собственную кисть. – Синяки, наверное, месяц не сойдут. И нахлебалась, и платье вымочила.

– А почему за волосы не тянула?

– Ага, за волосы! – Варя рассмеялась. – Попробуй дотянись до них! Ты же во все стороны руками молотил. Убить, наверное, мог.

– Лежи тихо! – прикрикнул на нее Юрашка, карапуз лет четырех. – Я же тебя же лечу же!

– Что же, лечи же, – с улыбкой разрешила Варя. Глянув на Генку, пожала остренькими плечиками. – Как его отучить от этого жужжания, не знаю. Все «же» да «же».

– Ну, так красиво же, – рассудительно пояснил малыш. Глядя на него, Генка улыбнулся.

– А он тебе кто?

– Он мне друг, – серьезно сказала Варя. – И твой спаситель, между прочим. Если бы не он, я бы дальше землянику собирала. И пускал бы ты тут пузыри до вечера.

Генка это тоже понял. И про пузыри, и про спасителя. К счастью для него, один из малышей – тех, что возились у дороги, решил разведать, что же поделывает у пруда городской гость. И, увидев, что Генка тонет, тут же бросился за Варей.

– Бежит, орет как чумной: «Карлсон, Карлсон!» Я и не поняла ничего. А этот ревет – и сказать толком ничего не может, только руками показывает.

– Я же испугался же! – необидчиво пояснил Юрашка.

– Это я испугалась, – возразила Варя. – На пруд-то им строго-настрого запрещено ходить. Обычно мы с Машкой присматриваем – то я, то она. А тут Машки нет и какой-то «Карлсон»…

– Про Карлсона я пошутил, – признался Гена.

– Ну вот, а я на Шурика подумала. Он у нас самый маленький, толстый. В самом деле, как Карлсон. Неужели, думаю, добрел до пруда и шлепнулся в воду? Дно-то здесь крутое, только шагни. Вот и помчалась как сумасшедшая. Всю землянику рассыпала.

– Еще соберем, – утешил Юрашка. – Ты же только не дергайся.

– Ага, не дергайся… До сих пор колотун трясет. Хорошо, я плавать умею, а если бы кто другой был? Сколько уж тут людей потонуло!

– Неужели много? – Генка покосился в сторону близкой воды.

– Прилично. Я-то сама не видела, но люди рассказывали, – каждый год одного-двух приходилось доставать.

– Особенно раньше тонули, когда деревня большая была, – пояснил Юрашка.

– Ты-то откуда знаешь? – удивился Генка.

– Юрашка у нас все знает, – фыркнула Варя. – Газеты вверх ногами читает, буквы справа налево пишет – совсем как китаец. А все потому, что линия ума – аж через всю ладошку. Не то, что у меня.

– А у тебя короткая?

– У меня средняя, – вздохнула Варя. – Наверное, соответствует. Я и есть средняя. А Юрашка у нас умненький. В кого, непонятно. Ничему ведь его никто не учит – он в грязи возится, жуков ловит, на курах верхом ездит, а все равно умный.

– Я даже про терминатор знаю! – похвастался малец.

– Про что, про что?

– Про терминатор! Это такая граница на всех планетах. Слева темно, справа светло.

– Круто! – оценил Генка. – А я думал, что терминатор – это робот.

– Не-е, – Юрашка помотал головой. – Это граница. Я, когда подрасту, стану как Ломоносов. Поеду учиться в Москву. Или в Лондон с Кембриджем.

– Видишь, сколько всего знает! И про терминатор, и про Ломоносова.

– Про Ломоносова ты тоже знаешь.

– Я – другое дело: ему – четыре годика, а мне десять. Я и в школе училась, книги читала.

– «Принцессу на горошине»?

– Почему? Не только. У нас, знаешь, какая библиотекарша была! Славная такая тетечка, я к ней каждый день бегала за книжками. И Бажова читала, и про капитана Немо, и «Таинственный остров» и еще сто разных книг…

– А я помню! – перебил Юрашка. – Остров – это же про пиратов!

Глаза малыша восторженно блеснули. Вскочив на ноги, он поднял руки, утробным голосом затараторил:

– Ты же рассказывала, помнишь! Там пират на шариках летал. А шарики сдулись, и он в воду бултых! – и мелко. А тут акула! Бамс его – в рот! Пожевала клыками, а он фу! – невкусный. Горький же весь, соленый. Как капуста прашло… Прашлагадняя. И выплюнула. Живого…

Большеголовый, на тоненьких ножках, перепачканный травой и глиной, он расхаживал в одних трусах взад-вперед, возбужденно пересказывая Генке с Варей сюжет о пиратах. И они хохотали, потому что молчать не получалось. Юрашка был прирожденный артист. Придумывал многое на ходу, мешал с услышанным от Вари, вопил как оглашенный, и в итоге получался какой-то гремучий триллер, в котором пиратов сравнивали с мухоморами, огурцами и карамелью, а акулы со слонами разговаривали на вполне человеческих языках, витиевато ругались и ездили на грузовиках с велосипедами.

– Он же как соскочит с велика, как выхватит… меч! Нет, саблю! У них же сабли у всех были. У эскимосов же… Как закричит: «Тебе что, пацан, жизнь не мила! Хочешь угодить впросак? Ну, я тебе задам жару-пару! Будешь у меня кровь из носу!» И ранил его. В правую голову…

Живот у Генки еще не отошел после недавнего купанья, а сейчас и вовсе разболелся. Глядя на размахивающего прутиком Юрашку, он хохотал и просто корчился на земле.

– Это он для тебя старается, – выдавила сквозь смех Варя. – Так-то он серьезный парнишка.

– Серьезный? Ты шутишь?

– Правда, правда, – Варя поймала разбушевавшегося Юрашку, прижала к себе. – Все, угомонись!

– Ну, чего ты! Я же еще не дорассказал! – мальчонка попытался вырваться, но Варя была сильнее.

– Он такой! Разбуянится, потом два часа успокаивать придется. И обидчивый, как не знаю кто…

Наблюдая, как она управляется с брыкающимся Юрашкой, Генка наконец-то поверил, что эта девчонка сумела вытащить его из воды. Сил у нее явно хватало. И характер тоже присутствовал.

– Мы, брошенки, все немножко ненормальные, – Варя усадила Юрашку рядом с собой, погладила по голове.

– Брошенки? – не понял Генка.

– Ага, – Варя легко кивнула. – Деревушка брошенная, и мы брошенные. Ни родителей, никого.

– Погоди, погоди! Как это никого?

– А так. Юрашка-то с Шуриком – детдомовские. В Новоспасском детдом был – маленький, конечно, но все равно работал. А в прошлом году там пожар случился – может, проводка старая, а может, кто из дачников постарался. Там же строиться начинают, дома – как дворцы, вот и бьются за землю. А детдом на самом берегу стоял. Красивое такое место.

– Да-a, красивое! – подтвердил Юрашка. – Обрывище такой, и кругом вода, вода…

– Жалеешь о детдоме? – спросил Генка.

– Ага, – Юрашка кивнул. – У меня там друзья были, игрушки. И часы в комнате стояли. Большие такие – со звоночком.

– Будильник?

– Ну. Я даже сам их заводил.

– А хочешь, я тебе на руке часы нарисую?

– Хочу.

Генка достал ручку, придвинулся к малышу ближе. Юрашка доверчиво протянул руку.

– Это будут хорошие часы – водонепроницаемые и противоударные, – пояснил Генка. – А стрелки фосфором сделаем светящимися.

– Чтобы в черноте видеть?

– Молодец! Все понимаешь. И в черноте, и в темноте… – Генка дорисовал стрелки, довольно прищелкнул языком. Вот и готово!

Мальчуган с восторгом оглядел кисть.

– Здорово! А сколько на них времени?

– Времени – ровно два часа.

– Я запомню…

– А что еще у вас было в детдоме? Наверное, мультфильмы по вечерам смотрели?

– Какие мультфильмы? – вмешалась Варя. – У них и телевизора не было!

– Быть такого не может!

– Еще как может! Да что телевизор, ты спроси его, как они зимой на улицу бегали. Одна шубейка на пятерых – вот так по очереди и гуляли… – Варя запустила шишкой в кусты. – В общем, сгорел дом, а детишек кого куда разбросали. Совсем маленьких – в город, для иностранцев, наверное, а остальных – по соседским интернатам. Ну, и родне, понятно, предлагали, кто соглашался. Хотя какая там родня… Шурика вон старики Юзовы к себе взяли. Из жалости. А Юрашка к нам попал вообще по недоразумению.

– Как это попал?

– А так. Приехали из детдома, сказали, что фамилия та же. То есть, скорее всего, просто однофамильцы, но все равно попросили пару дней подержать. Ну, и пропали. Старики потом ездили в райцентр, да только кого там спросишь? Так и остался у нас.

– Теперь меня уже не отдадут, – важно сказал Юрашка.

– Верно, теперь ты наш, – Варя потрепала мальца по голове.

– Потому что вы ко мне привыкли?

– Дурачок! Это к игрушке можно привыкнуть, а ты ведь не игрушка, – Варя поглядела на Генку. – Так их всех жалко, прямо плакать хочется. Тот же Шурик, знаешь, как по маме скучает. Ведь не видел ее никогда, а все равно…

– Он всех тетенек мамами называет, – выдал Юрашка. – И даже Машку с Варей.

– Правда. А поначалу, знаешь, какой был! Вещи разбрасывал, раскачивался на корточках, выл. Прямо дикарь дикарем! Подходить было боязно. А приласкаешь, скажешь что-нибудь доброе, и на глазах человечек меняется. Обнимать начинает, напевать что-то.

– Он ей волосы гладит, – кивнул Юрашка.

– Ага, и мамой зовет… – у Вари заблестели глаза, она торопливо отвернулась. Чуть глуше повторила: – Так их всех жалко…

– И меня? Меня тоже жалко? – Юрашка подсел к ней ближе, чмокнул девочку в руку. – Хочешь, я тоже тебя по голове поглажу? Ты только не реви.

– Кто ревет-то! – Варя натянуто улыбнулась. Хищно оскалившись, щелкнула зубами. Юрашка, взвизгнув, отдернул руку. Тут же восторженно захохотал.

– Чуть палец не оттяпала! Прямо как акула!

– А ты? – Генка не сразу решился спросить. – Ты тоже детдомовская?

– Я – нет, я из Туринска, – Варя стряхнула с лица крошки. – Только у меня другая история. Тоже невеселая…

– У нее ножка больная, – словоохотливо сообщил Юрашка. – Собака в городе покусала.

– Как это?

– Да ерунда, – Варя отмахнулась. На лицо девочки легла тень, и Генка не решился расспрашивать дальше. Только, искоса глянув, заметил, что правая нога у девочки, действительно, выглядит несколько странно. Чуть криво, что ли… Или короче? И шрам ниже колена. Наверное, и впрямь от собачьих зубов.

В голове сама собой прокрутилась картинка: атака свирепой псины и хруст перекушенной ноги… Генке даже тошно стало от непрошеного видения. Он торопливо отвел взгляд.

– Есть хочется, – пробормотал Юрашка. – Варь, может, сходим за ягодами? Или сыроежек пособираем? Я же умру же!

Генка встрепенулся.

– Зачем сыроежки? У меня еда в авоське! Даже торт целый!

– Торт?

– Ага. Засохший, правда, но все же получше сыроежек.

– О-о! – прокричал Юрашка. – У нас торт! Настоящий!

– Лишь бы только не испорченный. Сейчас проверим… – усевшись, Генка отряхнул руки от травы, бережно извлек из сумки коробку с тортом. Юрашка взметнулся на ноги, тут же принялся что-то такое выплясывать. Больше всего это напоминало танец дикарей у костра. Только роль огня нынче играл торт.

– Он что, тортов никогда не ел? – поинтересовался Генка.

– Смеешься? – Варя печально улыбнулась. – Он их даже никогда не видел.

* * *

Ножа у них не было, и торт ломали неровными кусками. Впрочем, это никого не смущало, а уж Юрашка закатывал глазенки и прямо-таки лучился восторгом.

– Вкуснятина же! Я думал, он как колбаска, а он еще вкуснее! – С куском торта он ходил кругами вокруг Вари и Генки, то и дело принимался танцевать и прыгать. Одежда на солнце уже просохла, и Варя натянула обратно свое платьишко. Генка, чтобы не сгореть, тоже оделся. Только на ноги надевать ничего не стал. Жить босиком было во сто крат приятнее.

– Надо еще Шурику отнести! И Костику с Машкой…

– Отнесем, – согласилась Варя. – Только не съешь все.

– Я же не съем, я же маленький.

– Маленький да удаленький. Как клубника пошла поспевать, накинулся точно волк. В первый же день чуть не лопнул. И с горшка потом не слезал.

– Ага, – спокойно подтвердил Юрашка. – Я же их грязными ел – с землей, с червяками, с листьями.

– Ну уж, – усомнился Генка. – Червяков-то зачем есть?

– Дак не специально же! Они же совсем крохотные, вот такие! – Юрашка изобразил кончиками пальцев что-то миниатюрное. – Я же их не видел совсем. А они потом в животе как пошли бурчать да ползать!

– Получается, за тобой никто не присматривает?

– Еще чего! – Варя хмыкнула. – У нас тут страна индейцев. Все вокруг самостоятельные. Разве что Шурика опекаем, а остальные грамотные. И на пруд без старших не суются.

– А ты тоже к нам насовсем приехал? – прокурорским тоном поинтересовался Юрашка.

– Он к Строевым приехал. К родне, – ответила за Генку Варя, и он лишний раз удивился тому, как быстро разносятся по деревне новости.

– Отдыхать, значит? – продолжал допытываться Юрашка.

– Да не совсем. – Генка помялся. – Есть у меня один секрет, из-за него и угодил сюда.

– А у нас тоже есть секретик! – немедленно завопил малыш. – Вот такущий! – он раскинул руки, и кусок торта выпал у него изо рта.

– Ну вот, – хмыкнула Варя, – прямо как ворона из басни.

– Я не ворона, я пират!

– Ты болтуша! О секретах не вопят на весь лес.

– Но я же правду говорю!

– Вот и доверь такому тайну, – Варя покачала головой. – Всего раз и сводила огольца…

– Там цветы! – сдавленным голосом прошипел Юрашка и заглянул в лицо Генке. Страшно округлив глаза, снова зашипел: – Огромные-преогромные.

– Как это?

– Да так, – Варя вздохнула совсем как взрослая. – Есть тут одно место. И деревья там удивительные, и цветы.

– Цветы?

– Ага, я такие видела в одной книжке, – очень похожи на орхидеи. И действительно – огромные.

– А деревья тоже огромные?

– Нет, деревья невысокие, но… – Варя наморщила нос, вспоминая. – Все кривущие, растут в разные стороны, чуть ли не узлом скрученные. И тут же эти цветы.

– Покажете?

– Ишь какой хитрый! – засмеялся Юрашка. С ухмылкой опытного ростовщика прошелся туда-сюда по поляне и тут же вскинул вверх палец. – Но только с условием! Чтобы цветы не рвал и ветки не ломал!

– Обещаю! – поклялся Генка.

– Ну, тогда… – Варя открыла было рот, но в эту секунду из кустов с треском выломилась пьяная парочка. Парни лет восемнадцати, оба расхристанные, с багровыми от выпитого лицами.

– А ну, сопляки, марш отсюда! – гаркнул тот, что был в футболке, джинсах и стареньких кроссовках. В руках коренастый парень держал пару бутылок, из-под мышки, словно гигантский градусник, у него высовывался золотистый батон.

– Ща, кто не спрячется, тому по шарам! – поддакнул второй. Этот был выше и костлявее. В снятой майке, точно в авоське, он нес какие-то консервы. Ребята явно намеревались выпить и закусить на лоне природы. Присутствие малышни не входило в их планы.

Не произнеся ни звука, Юрашка задал стрекача. Генка и моргнуть не успел, а серенькие его трусишки уже скрылись среди кустов. Варя тоже успела вскочить. Взгляд ее пылал, на щеках разгорелся воинственный румянец.

– Чего надо?

– A-а, кривоножка… – детина с батоном под мышкой гоготнул. – Ладно, калек не трогаем. Давай, мелкая, галопом домой!

Генка неуверенно поднялся. Не то, чтобы подобных ситуаций в городе у него не случалось, однако сейчас он оказался совершенно не подготовлен к такому повороту событий.

– Зачем же грубить? – пробормотал он.

– А ты кто? Кавалер, что ли? – коренастый прыгнул к нему, бодливо дернул бритой головой. – Давай дергай отсюда по-рыхлому!

Генка без того был готов отступить, но было стыдно. До жути! Сохранить лицо ему помогла Варя. Она торопливо потянула его за руку.

– Не надо, Гена, это же Степчик. Он у нас безбашенный.

– Ге-ена! – тоненько протянул Степчик. – Слыхал. Мишань? У нас Гена тут объявился. Гена-Геночка…

– Пошли, – Варя все настойчивее тянула Генку.

– Штиблеты не забудь, Генаша! – детина с майкой в руках громко заржал.

Варя сама подхватила с земли Генкины сандалеты.

– Пошли, Ген, не связывайся.

– Иду… – он наклонился, чтобы забрать авоську.

– Спокуха! – Степчик остановил его движением руки, хозяйственно заглянул в сумку. – Что там у нас? Ого, сахарок! Нормально!

– Совсем сдурел? – Варя подскочила к детине, попыталась вырвать авоську, но силой ей было с ним не сравниться. Генка же продолжал столбом стоять на месте и лихорадочно искать выход. Ничего не придумывалось. О честной потасовке он и не мечтал, – поломали бы как прутик. Если бы хоть каменюку какую-нибудь, но кроме шишек под ногами ничего не валялось.