Текст книги "Необычайное путешествие Петьки Озорникова"

Автор книги: Олег Павловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Неожиданное приглашение

Увидев Федора Степановича и испугавшись, что тот и сейчас поведет с ним разговор о его делах, Петька хотел было подняться и удрать, но Федор Степанович уже заметил его.

– А, здорово, Аника-воин! Ты что это на лестнице, как дома, расположился? Ну, отвечай! Да чего это ты такой невеселый? Двойку, небось, получил?

– Двойку.

– По какому предмету?

– По арифметике, – ответил Петька, упорно глядя на носки своих давно не чищенных ботинок.

– Так… Еще что натворил? – недовольно спросил Федор Степанович.

– С «профессором» подрался, – пробормотал Петька.

– С каким профессором? – удивленно вскинул брови Федор Петрович.

– Да с Генькой. Отличник и зубрила он. Мы его за это «профессором» дразним.

– Быть отличником – дело хорошее. А драться не следует. Так чего ж ты все-таки на лестнице сидишь? – повторил свой вопрос Федор Степанович.

– Мама ключ забыла оставить.

– Ах, вот что? Ну тогда пойдем – посидишь у меня, пока мать придет. Кстати, и о твоем поведении потолкуем, – предложил Федор Степанович.

Чего-чего, но приглашения в гости от Федора Степановича Петька не ожидал. Предстоящий разговор о его поведении, конечно, не особенно радовал Петьку, но ради того, чтобы побывать в квартире Федора Степановича, он готов был бы выслушать не одну, а сотни нотаций от всех жильцов, проживающих в этом доме.

Он будет героем дня! Ведь никто-никто до сих пор не переступал порога «инженерской» квартиры, как именовали соседи квартиру Федора Степановича.

Разочарование

Федор Степанович открыл дверь и пропустил Петьку вперед. Петька сразу же был поражен чистотой и порядком в квартире инженера. «Вот и не угадала тетя Настя», – подумал он. Из передней они прошли в кухню. У окна здесь примостился маленький столик. Около него два венских стула. На стане висела полочка, где стояли накрытые белой скатертной стаканы и блюдца.

– Чай будешь пить? – спросил Федор Степанович, включая никелированный электрический чайник.

Петька хотел было поломаться, но, вспомнив, что он сегодня еще не обедал, с достоинством ответил:

– Выпью стаканчик.

– Вот и хорошо.

Усевшись, Петька с интересом стал наблюдать за Федором Степановичем. Тот, словно проворная хозяйка, взял с полочки два стакана и блюдца, тщательно вытер их висевшим рядом с полочкой полотенцем и поставил на стол. Потом достал из шкафчика булку, сахар и масло.

– Может, ты с вареньем любишь? У меня и варенье есть. И Федор Степанович поставил на стол баночку с вишневым вареньем.

– Все равно, – смущенно пробормотал Петька. – Лишь бы сладко было.

– А, значит, сладкое любишь?

– Люблю, – конфузясь своего откровенного признания, сказал Петька.

Пока Федор Степанович накрывал на стол, чайник уже вскипел.

Прихлебывая чай, Петька искоса поглядывал на дверь, ведущую в комнату. «Позовет меня Федор Степанович в комнату или нет? – гадал он. – Там-то у него, наверное, и стоит изобретение».

– Спасибо, – оказал он, допив чай.

– Может, еще выпьешь?

– Нет, не хочу больше, – решительно ответил Петька, не спуская мечтательного взгляда с двери, ведущей в комнату.

Между тем Федор Степанович входить в комнату явно не торопился. Он собрал посуду, снял со стены полотенце и подошел к крану.

– Вы и посуду сами моете? – не удержался Петька.

– А то кто же! И посуду мою, и пол подметаю, и пыль пылесосом собираю. Вот только белье в прачечную отдаю. Хорошо стирать никак не могу научиться. Да и времени стирка много отнимает. Советский человек должен все уметь делать. А тебе убирать разве не приходится? – в свою очередь спросил Федор Степанович.

– Нет, – без тени смущения ответил Петька. – У нас мама убирает.

– Плохо, Петя! Матери надо помогать. Она ведь работает.

– Работает. На трикотажной фабрике. Она… как это… отличного качества. Недавно ей почетную грамоту дали.

– Вот видишь! Мать – мастер отличного качества, первосортную продукцию вырабатывает, а сын – двоечник. Куда это годится? – с укором оказал Федор Степанович, накрывая салфеткой вымытую посуду.

Петька промолчал.

– Ну пойдем, посидим. У меня журналы хорошие есть. – И с этими словами Федор Степанович открыл дверь в заветную комнату. С замиранием сердца Петька последовал за ним. Переступив порог, огляделся. Посредине комнаты стоял большой овальный стол, а у окна маленький, с одной тумбочкой, письменный столик. На нем – настольная лампа с ярким матерчатым абажуром, мраморная чернильница и стопка книг. Аккуратно выстроились книги на этажерке. Шкаф со стеклянными дверями – тоже с книгами.

«Где же изобретение?» – думал Петька, обводя глазами комнату. И вдруг в углу он увидел что-то большое, накрытое несколькими листами чистой чертежной бумаги.

– Проходи, что же ты стал! – приветливо сказал Федор Степанович.

Петька сел на диван, обтянутый коричневой кожей. Федор Степанович, подойдя к шкафу, достал оттуда несколько журналов и книг. Журналы он протянул Петьке, а книги положил на стол.

– На, почитай, картинки посмотри, а там и мать придет. А я поработаю. Ты любишь читать?

– Люблю, – соврал Петька, обрадовавшись, что Федор Степанович, видимо, забыл про обещанный разговор о его, петькином поведении.

– Ну вот и хорошо. Будем оба читать, – сказал Федор Степанович и, раскрыв книгу, углубился в чтение.

Петьке ничего больше не оставалось делать, как взяться за журналы. Но ни веселые картинки, ни цветные фотографии не привлекали его. Петька не переставал думать о неведомом предмете, накрытом чертежной бумагой.

«Что, если взять да спросить его? – пришла в голову мысль. – Нет, рискованно. Ведь, может быть, все врут, и никакого изобретения нет, а это просто стоит прикрытый бумагой старый поломанный стол».

Стараясь убедить себя, что это именно так, Петька принялся перелистывать «Огонек». В журнале рассказывалось о строительстве в Советском Союзе самых мощных гидроэлектростанций мира. На одной из фотографий раскинул свои огромные трубы землесосный снаряд, на другой – одним махом поднимал двадцать тонн земли шагающий экскаватор.

«Вот это изобретение! – подумал Петька. – А про Федора Степановича зря болтали. И никакой он не изобретатель вовсе».

«Модель Б-14»

Федор Степанович вдруг перестал читать и повернулся к Петьке.

– Знаешь, Петя, я вот читаю, а сам о тебе думаю. Скажи, кем бы ты хотел стать?

Петька серьезно посмотрел на Федора Степановича и не без гордости ответил:

– Летчиком.

– Нет, не выйдет из тебя летчик, – отрезал Федор Степанович.

– Почему? – удивился Петька.

– Ты по арифметике двойку получил?

– Получил, – нехотя согласился Петька.

– А с географией как у тебя обстоит дело?

– Две тройки и одна двойка.

– Ну вот, и не бывать тебе летчиком. Летчик должен географию и математику знать на «отлично». Будешь трубочистом – не иначе.

– Нет, летчиком. Я подтянусь.

– Когда же? Ведь ты уже скоро в пятый класс перейти должен. А с твоими отметками и на второй год, чего доброго, остаться можно. Пока ты соберешься подтянуться, поздно будет.

– Учиться никогда не поздно, – выпалил Петька слышанную где-то фразу.

– Не поздно учиться тому, кто хочет учиться. А ты не хочешь, ленишься. Государство на твою учебу деньги затрачивает. Мать на тебя работает. Все хотят, чтобы из тебя настоящий советский гражданин вырос, а ты лодырничаешь. Нет, так, дружок, мы с тобой коммунизма не построим.

Петька сидел, как на иголках. Он терпеть не мог нравоучений. Их и так ему по десять раз в день читали – и мать, и пионервожатая, и директор школы, а тут еще и Федор Степанович! «Вот расскажу завтра всем, что ничего он не изобрел, а только сидит и книжки читает!» – решил Петька.

А Федор Степанович продолжал:

– Впереди у тебя, как у всех наших ребят, замечательное будущее. Все мы, советские люди, строим это будущее. А вы, ребята, прежде всего, должны хорошо учиться. Чтобы стать равноправным членом будущего коммунистического общества, ты должен многому научиться, стать очень образованным человеком. Понял? Иначе, когда вырастешь, будешь бездельником, иждивенцем, ну, словом, Обломовым.

– Кем, кем? – переспросил Петька.

– Об-ло-мо-вым, – по слогам повторил Федор Степанович. – Ты разве не знаешь такого?

– Н-н-е-ет, – протянул Петька. – А кто это?

Федор Степанович расхохотался. Глядя на него, рассмеялся и Петька, хотя и не понимал причины смеха Федора Степановича.

– Ха-ха-ха! Обломова не знаешь? Его каждый школьник знать должен. Ты свою учительницу попроси, чтобы она тебя с ним познакомила. Обязательно!.. А теперь иди-ка сюда!

У Петьки екнуло сердце. Федор Степанович устремил взгляд на предмет, накрытый чертежной бумагой.

– Хотел бы ты увидеть свое будущее? – вдруг спросил Федор Степанович, захлопнув книгу.

– Как это? – удивился Петька.

– Очень просто. Только это большой секрет.

– Ваше изобретение? – с волнением спросил Петька.

– А ты откуда знаешь?

– Все говорят.

– Кто это – все?

– Вовка Бунтиков, Сережка Яковлев, Михаил Викторович – все говорят, что вы изобрели…

– Что изобрел?

– А вот что – никто не знает.

– И хорошо, что пока не знают. Я покажу тебе свое изобретение, но дай мне честное пионерское слово, что ты никому об этом не расскажешь.

Вот это уж Петьке не особенно улыбалось. Увидеть изобретение Федора Степановича – и никому этим не похвастаться!

– Ну, согласен? – переспросил Федор Степанович.

– Согласен, – решился Петька. – Даю честное пионерское, что никому не расскажу.

– Тогда, смотри…

Федор Степанович быстро подошел к стоявшему в углу комнаты предмету и снял бумагу.

Петька так и замер от удивления. Он увидел нечто похожее на обыкновенную кабину легковой машины, только гораздо меньшего размера. Вверху бронзовыми буквами было выведено: «МОДЕЛЬ Б-14».

Петька в уме начал расшифровывать надпись: «Модель – это понятно. Б – это, вероятно, фамилия Федора Степановича – Борисов. Все изобретатели свои машины так называют».

– А вот «14» – это я не знаю, – вслух сказал Петька.

– Я тебе объясню, – улыбнулся Федор Степанович. – «Б» – это «Будущее», а «14» – порядковый номер моего изобретения. Я таких моделей тринадцать штук сделал, но все они оказались недостаточно хорошими, а вот эта, четырнадцатая, вышла, по-моему, удачной. Хочешь проверить?

Петька с радостью согласился.

Федор Степанович открыл дверцу кабины и нажал какую-то кнопку. В кабине зажглась маленькая красная лампочка, и при ее свете Петька смог разглядеть несложное оборудование «кабины будущего», как назвал ее Федор Степанович.

Мягкое кожаное со спинкой сидение, на котором мог уместиться лишь один человек. На передней стенке – щиток управления с двумя рычагами, вроде обыкновенных однополюсных электрических рубильников. Над одним из них написано «вперед», над другим – «назад». Между ними – та самая красная электрическая лампочка, которую включил Федор Степанович.

– И это все? – разочарованно спросил Петька.

– Аппаратура находится под сидением. От этих рычагов к ней идут провода, скрытые в обшивке. А ты не боишься?

– Что я трус какой-нибудь, что ли? – обидевшись, возразил Петька и полез в кабину.

Сидеть было удобно, как на диване.

– Теперь смотри, – оказал Федор Степанович, – когда ты включишь рычаг с надписью «вперед», то окажешься в будущем. А когда захочешь вернуться обратно, включи рычаг с надписью «назад» – и ты очутишься в этой же самой комнате. Понятно?

– Понятно, – слегка волнуясь, ответил Петька, и Федор Степанович захлопнул дверцу кабины.

Вот так встреча!

Минуты две-три Петька сидел в нерешительности. При взгляде на рычаги управления ему показалось, что они как бы слегка вздрагивают, словно в ожидании того, когда на них ляжет человеческая рука. Лампочка излучала ровный красный свет. Было очень тихо. Петька не слыхал даже, как отошел от «кабины будущего» Федор Степанович. А впрочем, он и не знал даже, отошел тот или нет. Ни отверстий, ни стекол в кабине не было. Она была как бы вылита из цельного куска стали.

Петьку охватили беспокойство и сомнение: «А ну как что-нибудь испортится, и я застряну где-то на полпути. Включать или нет?»

Но боясь, что Федор Степанович вот-вот откроет дверцу и выставит его, Петька, наконец, решился… Рука потянула рычаг… Красная лампочка погасла. В кабине стало темно. Но зато царившую до этого тишину нарушило чуть слышное ворчание моторов под сидением. Кроме этого, никаких ощущений не было. Ни сотрясений, ни толчков, ни чувства полета.

«Подшутили надо мной», – пронеслось в голове у Петьки.

И когда через несколько минут (так, по крайней мере, ему показалось) снова зажглась красная лампочка и ворчание моторов прекратилось, он окончательно разуверился в изобретении Федора Степановича. Если бы кто-нибудь из вас, дорогие читатели, мог в это время видеть выражение петькиного лица, то вам стало бы одновременно и смешной жалко Петьку. Подобное выражение бывает у ребенка, который под заманчиво-яркой конфетной оберткой, вместо ожидаемого шоколада, обнаруживает корочку хлеба, положенную туда ради шутки старшим братишкой.

«Ну что я завтра расскажу ребятам? – думал Петька. – Они ведь засмеют меня. – Вот чудак, – скажут, – поверил в какую-то машину будущего!»

Углубившись в свои мысли, Петька не заметил, как дверца кабины открылась и кто-то заглянул в нее. Он все сидел, не отрывая глаз от красной лампочки, и не сразу сообразил, почему в кабине вдруг стало так светло.

Незнакомый мужской голос вывел Петьку из задумчивости. Петька повернул голову в сторону открытой дверцы и страшно удивился. К нему в кабину заглядывал незнакомый пожилой мужчина в красивом светлосером костюме и улыбался ему.

Внимательно всмотревшись в лицо неизвестно откуда появившегося человека, Петька внезапно заметил в нем что-то неуловимо знакомое. Ему показалось, что он уже видел когда-то и этот высокий лоб, и эти тонкие, как у девушки, брови. Прямой, словно выточенный, нос на скуластом лице. Упрямо сжатые губы и невероятно знакомые серовато-голубые глаза…

– Генька! «Профессор»! – невольно воскликнул Петька, тут же покраснев и смутившись.

Да и как было не смутиться, назвав мужчину столь почтенного возраста «Генькой» да еще присовокупив к этому и школьную кличку.

Но незнакомец, видимо, нисколько не обиделся. Добродушным и несколько удивленным тоном он ответил:

– Меня действительно зовут Геннадием. Но я не профессор. Я лишь недавно защитил диссертацию кандидата технических наук. Откуда ты знаешь меня, мальчик?

Петька смотрел на него, выпучив глаза от удивления, и не мог вымолвить ни слова. У него был, наверное, очень смешной вид, потому что кандидат технических наук вдруг громко рассмеялся.

– Ну что ты на меня так удивленно смотришь? И почему молчишь? А ну покажи язык – не проглотил ли?

Немного придя в себя и улыбнувшись шутке незнакомца, Петька решился спросить:

– А как ваша фамилия?

– Егоров. Геннадий Петрович Егоров. А что?

Сомнений быть не могло. Это был его одноклассник Генька Егоров, но только уже взрослый, пожилой.

«Когда же Генька успел вырасти и стать кандидатом технических наук? Уж не снится ли мне все это? – подумал Петька, дотрагиваясь рукой до красной лампочки. Лампочка продолжала гореть, и Петька ощутил исходящее от нее тепло. – Нет, не снится».

И тут только Петька вспомнил о Федоре Степановиче, о его замечательном изобретении и о том, как он только что сомневался в действенности «кабины будущего».

– Вот это да! – громко и восхищенно воскликнул Петька.

– Что? – не поняв или не расслышав, спросил Геннадий Петрович.

Теперь пришла петькина очередь расхохотаться.

Не поняв причины его смеха, Геннадий, Петрович подумал было, что Петька смеется над его костюмом или прической, и начал со всех сторон оглядывать себя и приглаживать свои и без того гладко причесанные волосы. Заметив это, Петька захохотал еще громче и замахал руками, давая понять, что смеется он вовсе не над Геннадием Петровичем.

Ну как было не смеяться! Перед Петькой стоял Генька, «профессор», которого он всего лишь несколько часов тому назад ударил в отместку за ябедничество, и не узнавал его, Петьку. Бывают же на свете такие чудеса!

– Неужели не узнаете? – сквозь душивший его смех спросил Петька.

Внимательно присмотревшись к нему, Геннадий Петрович ахнул от удивления. Вихры… веснушки… вздернутый нос… ну, конечно…

– Озорников?!

– Он самый. Краса и гордость мушкетерского полка восемнадцатой школы! – выйдя из кабины и вытянув руки по швам, смеясь, отрекомендовался Петька.

– Вот так встреча! – воскликнул Геннадий Петрович. – А я иду и вижу – стоит у обочины мостовой ни на что не похожий предмет – не то стальной ящик, не то кабина от старой легковой машины. Ни фар, ни стекол нет. Смотрю – дверца, ручка. Дай, думаю, загляну – что за штука? И вот нахожу тебя. Да, когда-то вместе учились. Вспоминаю, вспоминаю… А это «кабина будущего», изобретенная инженером Борисовым много лет тому назад, не правда ли?

Петька очень обрадовался, когда Геннадий Петрович узнал его, но его огорчило, что Геннадий Петрович знает об изобретении Федора Степановича, которое, как говорил тот, никому еще неизвестно. Но Петька тут же утешился мыслью, что кандидат технических наук Егоров ведь давно уже живет в этом «будущем», куда он, Петька, прибыл только сейчас.

Пока Петька размышлял, Геннадий Петрович вспоминал свои школьные годы. Вспомнил он и случай, когда Петька ударил его. Но, решив не напоминать «путешественнику» об этом, он дружески протянул ему руку:

– Мы ведь с тобой не поздоровались еще.

Петька охотно ответил рукопожатием.

– Теперь мы подружимся, правда? – сказал Геннадий Петрович.

– Конечно, – ответил Петька и, немного подумав, добавил:

– Если только ябедничать не будете.

Не желая показывать виду, что он помнит их старую ссору, Геннадий Петрович удивленно спросил:

– Разве я когда-нибудь ябедничал?

– Конечно. Вспомните хорошенько.

И Геннадию Петровичу поневоле пришлось «вспомнить».

– А-а, да-да! Мы, кажется, действительно как-то повздорили с тобой.

– Так ведь это же было сегодня на втором уроке.

– Для тебя это произошло сегодня, а для меня – очень давно. К тому же я не считал и теперь не считаю тот свой поступок ябедничеством. Ты тогда был совершенно неправ.

– Что тебя… то есть, извините, вас побил?

– Нет, не в этом дело! Тебе надо было честно признаться в своем поступке Ольге Ивановне, а ты струсил.

– Это ты… то есть, извиняюсь, вы струсили! – вспылил Петька.

– Я?!

– Конечно. Если бы ты… – тут Петька забыл извиниться и поправиться, – не боялся бы Ольги Ивановны, так разве бы сказал ей про меня?

– Напрасно ты так думаешь, Петя. Я сделал это вовсе не из трусости. Я всегда говорил и говорю только правду. И так делают все настоящие пионеры, комсомольцы, все советские люди.

Заметив, что Петька снова хочет возражать ему, Геннадий Петрович решил прекратить спор:

– Ладно, ты вот поживешь у нас здесь, поосмотришься, может, и сам разберешься, кто из нас прав и кто виноват. А пока забудем про тот случай.

Петька и сам желал окончания этого разговора, так как боялся, что Геннадий Петрович сейчас начнет читать ему мораль.

– Согласен, – сказал он.

Город Майск

Они стояли под густой зеленой кроной каштана, выставившего, словно на показ, свои белые сладко пахнущие цветы-овечки. Каштаны, вперемежку с не распустившейся еще акацией, тянулись по обеим сторонам широкой улицы. Прохладная тень их ложилась на тротуары. На углах, где улицы перекрещивались, высоко к небу вздымали свои верхушки пирамидальные тополя. Весенней свежестью дышал этот стройный ансамбль пышнозеленых деревьев. Земля под каждым деревом была тщательно взрыхлена, и из нее пробивалась молодая зеленая трава.

По шоссе один за другим мчались легковые электромобили различных форм и цветов. Между ними великанами плыли атомбусы и электробусы[1]1
  Электромобили, электробусы – имеются в виду машины, подобные современным автомобилям и автобусам, но приводящиеся в движение с помощью электрического двигателя. Атомбусы – машины, работающие на атомной энергии.


[Закрыть]. Над крышами домов пролетали вертолеты, в недосягаемой высоте молниями мелькали реактивные самолеты и ракетопланы[2]2
  Ракетоплан – тип реактивного самолета.


[Закрыть], доставлявшие пассажиров в самые дальние уголки мира за несколько часов. Изредка вдруг показывался в вышине аэропоезд и тут же скрывался за фронтонами зданий.

Но все это огромное движение электромобилей, атомбусов и других незнакомых, невиданных видов городского транспорта не производило почти никакого шума. Лишь легкое шуршание трущихся о блестящий асфальт колес нарушало тишину. Не ощущалось и привычного горьковатого запаха отработанного бензина.

Каждый заметил бы, что все в этом городе устроено было так, чтобы как можно дольше сохранялись силы и здоровье человека. Шум, какой бы то ни было, всегда мешает человеку, нарушает нормальную работу мозга, действует на нервную систему, – и шум здесь был сведен до минимума. Листья деревьев поглощают углекислый газ и выделяют необходимый для человеческого организма кислород, – и город утопал в зелени. Пыль, попадая в организм человека, садится на легкие и вызывает различные заболевания, потому что вместе с пылью проникают всевозможные микробы, – и ежечасно разъезжающие по улицам города электромобили-пылесосы всасывали ее в себя. Ни единой пылинки не видно было даже в солнечных лучах, падавших через густую зелень деревьев на зеркальную поверхность тротуара.

Петька перевел взгляд в сторону и пребольно ущипнул себя за щеку – «не сон ли!» Перед ним высился ослепительный, словно сделанный из хрусталя, дворец. Весеннее солнце всеми цветами радуги играло на его стенах. Да нет, не одно, а будто тысячи солнц! Они отражались везде: в сотнях мраморных и бронзовых статуй, украшавших здание, на карнизах и фронтонах. Эти отраженные маленькие солнца изливали свой свет из окон комнат, пробегали по парапету, поднимались по сверкающей широкой входной лестнице.

Петька вспомнил про виденные им на фотографиях высотные дома Москвы, но даже и они не могли сравниться с этим сияющим дворцом. Стремительно вознеслись в небо его строгие контуры. Белое облачко застыло на крыше, будто зацепилось за золотой шпиль и не может от него оторваться. Несмотря на массивность и колоссальную высоту, дворец казался легким, воздушным, словно утренний туман, поднявшийся над озером, который в любую минуту может рассеяться. Перед порталом из беломраморных колонн выбрасывал высоченные струи воды фонтан, сделанный в виде огромной расписной фарфоровой вазы. Достигнув предельной высоты, струи рассыпались и массами изумрудных капель падали вниз.

– Где я? – тихо, словно боясь нарушить очарование увиденного, воскликнул Петька.

– Неужели не узнаешь? – спросил Геннадий Петрович, положив свою руку на петькино плечо.

Петька еще раз оглянулся на дворец, посмотрел вдоль улицы, глянул зачем-то вверх и нерешительно ответил:

– Нет.

– Это же Майск.

Петька перебрал в памяти названия всех городов, какие он знал по карте, оставшейся от отца и висевшей над петькиной кроватью, но такого названия вспомнить не мог.

– Я никогда не слыхал о таком городе, – сознался он, первый раз в жизни пожалев о том, что так плохо учил географию.

– Ах, я и забыл, – спохватился Геннадий Петрович, – наш город ведь был в свое время переименован. Новое название дано ему в честь великого международного праздника Первого Мая. Вот видишь, как много изменений произошло за это время. Ты даже своего родного города не узнал.

– Так это наш город? – изумленно переспросил Петька.

– Конечно.

– А дворец этот настоящий? – Петька кивнул головой в сторону поразившего его здания.

– Разумеется, настоящий. Только это не дворец, а жилой дом. В нашем городе уже больше десяти таких зданий построено.

– А почему он словно стеклянный?

– Мы все стараемся делать так, чтобы было красиво. А дом этот действительно сделан из стекла.

Петька вопрошающе взглянул на Геннадия Петровича.

– Да, да, – продолжал тот, – ничего удивительного в этом нет. Только это так называемое фосфорное стекло. Оно сделано не из песка, а из отходов производства фосфорных удобрений.

Петька не поверил и с усмешкой спросил:

– А жильцы этого дома, наверное, на цыпочках ходят?

– Почему ты так думаешь?

– Так ведь это же стекло, а не камень. Поскользнешься, упадешь – сам разобьешься и пол разобьешь. А если еще что-нибудь тяжелое несешь – гирю, например… – и Петька громко рассмеялся, представив себя растянувшимся на разбитом стеклянном полу с провалившейся вниз гирей.

– Эх ты, фантазер! Я же говорю тебе, что это не обыкновенное, а фосфорное стекло. Оно крепче любого камня. Запасы фосфата алюминия, который служит основным сырьем для изготовления этого стекла, у нас огромные, а производство его стоит значительно дешевле, чем цемент, железо, дерево, идущие на строительство обычных домов.

– А если из рогатки в него пульнуть? – не сдавался Петька.

– Во-первых, рогатки давно вышли из употребления, – отвечал Геннадий Петровиче улыбкой, – а во-вторых, от твоей «пули» на фосфорном стекле даже и царапины не окажется.

– И чего это стекло раньше не изобрели! – пожалел Петька, вспомнив несостоявшуюся покупку футбольного мяча.

– Немало интересного было изобретено за эти годы, – сказал Геннадий Петрович. – Народ наш создал такие вещи, о которых несколько десятков лет тому назад писалось лишь в научно-фантастических романах.

– Вот бы на наш дом посмотреть! – мечтательно воскликнул Петька.

– А ты на какой улице жил?

– На улице имени Пушкина.

– Так мы как раз и находимся сейчас на этой улице. А номер дома какой?

– Тридцать восемь.

– Повернись и посмотри направо.

Петька оглянулся и застыл от восхищения. На том месте, где стоял когда-то их дом в два этажа, возвышалось пятиэтажное здание красивейшей архитектуры. В черную поверхность гранитного цоколя[3]3
  Цоколь – нижняя часть здания.


[Закрыть] можно было глядеться, как в зеркало. Перила балконов обвивала зелень плюща и дикого винограда. Полуовальный вход украшали горельефы[4]4
  Горельеф – скульптурное изображение на плоской поверхности.


[Закрыть], выполненные замечательными мастерами-камнерезами.

В нижнем этаже расположились магазины. Казалось, вся улица отражалась в огромных стеклах их витрин. Большинство окон второго, третьего, четвертого и пятого этажей были открыты, и кружевные занавеси на них слегка колыхались от свежего ветерка. Вот из одного окна выглянула какая-то женщина. По карнизу важно разгуливал белый голубь.

И Петьке вдруг показалось, что он давно уже живет в этом городе Майске, что из окна это выглядывала мама, что голубь принадлежит соседскому мальчику Вите, что Геннадий Петрович это не «бывший» Генька-«профессор», а его хороший взрослый друг. Ведь у ребят часто бывают взрослые друзья.

«А вот возьму, да и не приеду назад, – размышлял Петька, провожая взглядом мчащийся по асфальту электромобиль. – Пускай они там поищут меня. Вот Федор Степанович перепугается! А Ольга Ивановна будет ругать себя: «Зачем, – скажет, – я хотела его из школы исключить! Лучше бы уж он учился». А Борька и Павлик, если узнают, куда я попал, – обязательно станут просить Федора Степановича отправить их тоже сюда. Но Федор Степанович ни за что не согласится… А как же мама? Маму… жалко. Нет, вернусь назад. Поживу здесь немного, а потом сяду в кабину – и айда…» – Петькины размышления перебил голос Геннадия Петровича:

– Сейчас я позвоню на работу, Петя, а потом мы пойдем позавтракаем.

– Позавтракаем? – удивился Петька.

– Да. А ты разве уже завтракал?

– Конечно, сегодня утром, перед тем, как пойти в школу. Ведь сейчас должно быть часа три – четыре дня.

– Не знаю, на каких ты часах увидел столько времени, но сейчас всего около десяти часов утра.

Петька вскинул голову вверх. Действительно, солнце только начинало подходить к зениту. В воздухе чувствовалась утренняя свежесть. А еще потому, что при упоминании о завтраке ему очень захотелось есть, Петька догадался, что каким-то сверхъестественным образом он пробыл в «кабине будущего» не несколько минут, а более пятнадцати часов.

Геннадий Петрович подошел к небольшому пластмассовому шкафчику, вделанному в угол здания. Позже Петька заметил, что такие шкафчики имелись в каждом углу дома. Геннадий Петрович открыл дверцу – там стоял телефонный аппарат. Набрав номер и подождав несколько секунд, Геннадий Петрович сказал в трубку:

– Доброе утро, Иван Ильич!.. Вы хорошо меня видите? Сегодня я вынужден задержаться… Очень интересный случай. Вы помните «кабину будущего» конструкции инженера Борисова?.. Да, да, она самая. Так вот, сейчас я встретил своего бывшего одноклассника, прилетевшего к нам в гости. Для него все так ново и волнующе, что я считаю прямой своей обязанностью кое-что показать и рассказать ему… Да, вот этот самый и есть наш гость – Петя Озорников. Видите его?

Прислушивавшийся к разговору Петька оторопел – неужели тот, с кем разговаривает Геннадий Петрович, знает его, Петьку Озорникова? Но все стало понятным; когда Петька заглянул внутрь шкафчика. Это был телефон-телевизор. На небольшом экране он увидел сначала только седую бороду и усы, и лишь когда борода повернулась в его сторону, Петька разглядел лицо человека, сидящего за заваленным грудой разных бумаг письменным столом. Тут уж не обманешь, не позвонишь в шутку от лица другого человека – оба говорившие прекрасно видели друг друга.

Иван Ильич усмехнулся и подмигнул Петьке – ну как, мол, дела? Петька засмеялся и кивнул головой – «хорошо». Геннадий Петрович между тем продолжал разговор:

– Да, Иван Ильич, передайте, пожалуйста, в фотопечатный цех мою работу. Рукопись в правом ящике моего стола сверху. Пусть отпечатают двенадцать экземпляров. До завтра, Иван Ильич! – Геннадий Петрович положил трубку. Экран в ту же секунду потемнел. Петька с сожалением отошел от такого замечательного телефона.

– А что это за фотопечатный цех, о котором вы говорили? – спросил он Геннадия Петровича. – Там фотокарточки делают?

– Нет, не фотокарточки. Это очень интересное изобретение. Работа машинистки была, как ты, наверно, знаешь, очень утомительной. Попробуй несколько часов кряду простучать на обыкновенной пишущей машинке! Вот наши ученые и решили сконструировать такой аппарат, который заменил бы трудную работу машинистки. Аппарат этот был изобретен в 196… году инженером Лукашиным. Устроен он довольна просто. Я как-нибудь покажу его тебе. Дело сводится к тому, что страница рукописи, написанная возможно более разборчивым почерком, вставляется в рамку, над которой находится объектив специального устройства. В нем расположено около десяти различных оптических стекол. Буква за буквой, строчка за строчкой как бы фотографируются и, преломляясь в фокусах линз, превращаются в обыкновенные печатные буквы. Их изображение передается на обычную фотографическую пластинку определенного формата. В течение минуты пластинка проявляется и сушится. К ней подается тонкая фотобумага. Еще минута – и отпечаток готов. Как проявление, так и подача пластинок и бумаги производятся автоматически. За один час этим аппаратом можно отпечатать более сотни страниц.

– Вот это да! – воскликнул Петька. – Мне бы такой аппарат!

– Зачем он тебе? – удивился Геннадий Петрович.