Текст книги "Там, где мы служили"
Автор книги: Олег Верещагин
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
5
Это был очень длинный день. Джек измучился, и это еще слишком мягко сказано. На дно рва вышли грунтовые воды, вода испарялась, и во рву царила неожиданная холодная духота, кислая какая-то. И Дик, и Андрей преспокойно спали, иногда только открывали глаза, чтобы осмотреться.
Джек уснуть не мог. Работы продолжались, то и дело кто-то ходил, казалось, совсем близко. Странная смесь скуки и напряжения не давала успокоиться, забивала даже чувство голода, хотя несколько раз Джек жевал шоколад, а когда Андрей и Дик проснулись под вечер, все трое съели паштет из захваченной Андреем банки.
Когда окончательно стемнело, Дик поднялся:
– Пошли искать.
* * *
Джек никогда бы не поверил, скажи ему кто-нибудь, что можно почти спокойно ходить по вражеским позициям. Ну, правду сказать, они больше все-таки ползали, но все равно – в нескольких шагах от них бандиты ходили, говорили, спали, дежурили… Кто-то помочился возле замерших разведчиков. Андрей, судя по всему, потихоньку выходил из себя. Джек просто не понимал, что они ищут. Но Дик наконец остановился и, приподнявшись, указал вперед.
Рядом с одним из блиндажей стоял открытый легковой автомобиль. Бензиновый, со срезанным верхом. В нем, на откинутых сиденьях, спали двое. Еще один дрых у входа в блиндаж, и двое стояли по обе стороны от этого входа.
Дик просигналил: «Шишка. Берем. Андрей – машина. Джек – тот, что дрыхнет. Работаем по сигналу».
Холм экранировал звуки. Джек подобрался сбоку, он даже видел – рядом, в каком-то полушаге – чуть свесившуюся вбок голову «своего», закрытую тряпьем чалмы. Сломать ему шею? Учили, конечно, но… Джек не был уверен, что выйдет. И достал подарок Эриха.
Быстро, испуганно и тонко пискнул испуганный маленький зверек. В полуотключке Джек захватил лицо спящего, зажав рот и, видя еще не проснувшиеся, удивленные глаза, с силой всадил финку в печень, заваливая врага на себя. Ощутил ладонью теплую влагу открывшегося для крика рта, содрогание тела… и увидел, что оба часовых уже лежат на земле. Дик, забравшись на землянку, просто свесился и двумя взмахами перерезал обоим глотки.
«Отпусти его», – мягко соскочив, показал рукой Дик.
Джек обнаружил, что все еще держит убитого и кровь течет у того изо рта и по руке Джека. Выпустив труп, он вытер нож и ладонь о его тряпки.
Подошел, пригибаясь, Андрей. Они с Джеком, отвернувшись от землянки, прислушивались и вглядывались… а Дик возле наспех сбитой двери пытался понять, что внутри землянки. Потом указал Андрею в землю, а Джека поманил за собой.
Дверь была на ременных петлях и не заскрипела. Внутри горел свет – лампа-переноска на столике, – и кто-то спал на раскладной кровати, а молодой парень – белый – сидел за столом и… читал.
Дик метнул в него тесак с порога, и тот опрокинулся на пол, рукой ударил в стол, зашарил, пытаясь опереться и встать… но повалился ничком окончательно, дернулся и замер. Шума особенного не было, и тот, на кровати, продолжал спать.
На стояке кровати висела куртка – маскировочная куртка, не лохмотья. И синий берет с хорошо различимой эмблемой: черный глаз в перевернутой алой пятиконечной звезде. Дик показал большой палец; Джек кивнул, его буквально пронизывало лихорадочное возбуждение, но он удовлетворенно отмечал, что не суетится и не делает резких движений. Встав в угол, он взял на прицел дверь, пока Дик доставал шприц со снотворным. Но новозеландец, достав шприц, держал его в руке и почему-то смотрел куда-то на стену. Джек проследил за его взглядом…
Сперва ему показалось, что на стене висит зеркало. Потом он присмотрелся и понял, что это не зеркало, а диск из полированного металла. Странного металла. В глубине его словно бы переплетались дымные спирали. Движущиеся дымные спирали. Танцующие, живые, неостановимые…
– Дымящееся Зеркало… – изумленно выдохнул Дик, и спящий тут же проснулся. Мгновенно, но Дик, повернувшись, всадил шприц ему в шею. С еле слышным хрипом бандит – он тоже был белый, лет сорока – схватил воздух рукой, глаза закатились, и он мягко повалился обратно в постель. Дик, не обращая на него внимания, с еще большим изумлением пробормотал: – Дымящееся Зеркало…
* * *
В последующие несколько часов Джек вполне понял, что значили циничные слова офицера, в лагере преподававшего технику работы с пленными: «Чтобы дотащить пленного, можно бросить своего раненого, мальчики». Спутав бандиту руки и ноги, ему заткнули рот и, пропустив петлю под мышками, поволокли ползком, подтягивая груз за собой.
Вы никогда не втягивали восьмидесятикилограммового мужика на высоту три метра, перед этим его на такую же глубину спустив? А бесшумно и то и другое? Джеку раньше такого делать не приходилось. А бандит висел вроде этакого тюка и осложнял жизнь, как хрупкий, да еще и скоропортящийся груз с маркировкой «не кантовать!». И при всем том нельзя было даже выругаться.
Исчезновение «груза» может быть обнаружено в любую секунду. Что и произошло, когда они ползли через минное поле. Позади омерзительно, гнусно взвыла ручная сирена. Бледные, но пронзительно-беспощадные лучи вонзились в небо, словно туманные колонны из страшной сказки. Потом рухнули – бесшумно, мгновенно, – и все вокруг затопили резкие тени и яркий свет. В небе с хлопками зашипели, медленно опускаясь, «люстры», светившиеся мертвенно-белым. Простреливая все на уровне живота стоящего человека, заработали не меньше двадцати пулеметов.
– Па-а-чи-и-ка-а-ли-и… – пропел Андрей.
Они продолжали ползти рывками в периоды относительной темноты, и очереди несколько раз секли землю совсем рядом. Правее – жих, жих, жих! – проскакивали по тропе автомобили. Отрежут от холмов – кранты, это Джек понимал, а Дик с Андреем тем более.
Дик начал сигнализировать фонарем, давая наводку, чтобы помогли. Джек, как раз тянувший пленного, вдруг понял, что невольно скрипит зубами. От перенапряжения чернело в глазах, и в черноте важно плавали разноцветные зыбкие и яркие круги. Но бессилия, которое он, бывало, испытывал раньше, сталкиваясь с трудностями, не было – ощущалось только остервенение, помогавшее выдерживать… Остервенение и отстраненность от опасности в сочетании с четким ее осознанием – это характеристики солдата. Настоящего.
– Пет! – раздалось впереди, и стропу перехватила рука Эриха. Немец вынырнул из темноты на краю минного поля. – Скорей!
Подбежавшие Жозеф и Дик несли шест, который продели под связанные руки и ноги бандита. Иоганн возник тут же.
– Они… уже обходят… – одышливо сказал Дик. – Жозеф, «двушку», быстро! – Он закинул трубу за плечо. – И выпсуков… наверняка…
Дождь перестал еще вчера вечером, но земля была еще сырой. Елена, шедшая последней, рассыпала из пакета борную кислоту, Эрих на ходу выматывал на локоть тонкую бечеву. Снова приходилось бежать, бежали только с головным дозором, не прикрываясь с флангов. Справа взрыкивали, приближались моторы, а сзади, вдали раздался металлический лай. Не больше трех километров… две мили…
Эрих затормозил и присел у куста. Джек заметил, что немец пристроил в развилке «консерву» и ловко протянул и замаскировал растяжку. Через полсотни шагов он оставил еще одну, но пустую, еще через сотню – третью пустую, еще через сотню – четвертую… пустую! А потом – снова с гранатой.
Джек принял шест. Впереди бежал Густав, бандита мотало, как мешок, и при этом он, скотина, еще и хрипел! Так, что заглушал постепенно затихающую перебранку моторов.
Погоню надули, проскочив под самым носом. Потом коротко треснул взрыв гранаты…
Стандартная ловушка. Напоровшись, погоня начинала осторожничать, снимать пустые растяжки, тратя время. Но растяжки были пустыми, осторожность отступала, и погоня влетала на вторую гранату. И т. д. и т. п. А для выпсуков – борная. На них она действует как на обычных собак…
– Вертушка! – заорал Ласло.
В небе плыл вращающийся яркий огонь, слышался свист винтов. Лучи прожектора побегали по земле, резко, отчетливо высвечивая все на ней.
Иоганн указал направление – к подножиям холмов. Когда вертолет пошел над ними, отделение уже бежало вдоль гряды, в шаге от текущей стены света.
Это был сумасшедший, нервный бег. Они бросались из стороны в сторону, чтобы оставаться в тени, а луч прожектора бежал, как пулеметная строчка, и был не менее опасен. Это походило на пятнашки со смертью.
Вертолет ушел далеко вперед и возвращался стороной, продолжая светить. Отделение остановилось, Джек с Густавом сбросили шест, и Иоганн тихо, но резко бросил:
– Осторожней, ч-ч… Он нам целым нужен.
Андрей рыскал вокруг, даже взбегал на холм.
Вернувшись, сказал с одышкой:
– Отстали. Ни черта не слышно.
Снова помолчали. Джек слышал, как все вокруг тяжело дышат. Потом с изумлением ответил:
– А ведь светает! Ночь прошла?! Прошла, надо же…
– Кинем еще километров пять. – Иоганн вдруг тихо засмеялся: – Неплохо получилось, а?
6
– Ласло – часовой. – Иоганн широко, с яростным хрустом, зевнул. – Через час – Жозеф, потом – я. Спать, всем спать…
…С рассветом остановились в небольшой рощице в основном из живых деревьев. Пленному, не дожидаясь, чтобы проснулся, вкололи еще снотворного, а сами засыпали – от схлынувшего перенапряжения и физической усталости – практически стоя. Но Джек, укладываясь рядом с Диком, все-таки спросил:
– А что это за Дымящееся Зеркало?
Дик посмотрел хмуро, удобней устроил под головой рюкзак. Ему явно не хотелось говорить, но Джек смотрел настойчиво, и новозеландец ответил сумрачно:
– Дымящееся Зеркало… Вот что, спи-ка ты. Ты две ночи не спал.
– Да? – Джек искренне удивился. – Не чувствую. Честно.
– Правда? – забеспокоился Дик. – Выпей-ка метапроптизола. Сразу почувствуешь, что перспектива проспать три часа тебя вдохновляет.
– Да ну, я как-нибудь без него, – помотал головой Джек.
– Ну как хочешь. Да это пройдет, сначала всегда напрягаешься слишком. – Дик улегся снова и закрыл глаза. Похоже, тут же и уснул.
Джек вспомнил, что и позапрошлую ночь не спал почти совсем, и до этого… Вот черт, да он уже четверо суток не спит нормально! Ну, в таком случае он заснет, стоит только глаза закрыть.
Но сон не шел – совершенно и абсолютно. Джек чувствовал, что очень устал. И тем не менее не мог заставить себя уснуть. Это было похоже на издевательство.
Кончилось тем, что он, мысленно шипя ругательства, полез в аптечку и, достав таблетку, проглотил ее, оказавшуюся шершавой на ощупь и совершенно никакой на вкус. Улегшись снова, юноша принялся ждать, когда подействует транквилизатор…
* * *
– Ну и подвело вас, ребята, прямо беженцы из Безвременья! Глядя на вас, человек ведь запить может…
Юрка Дожинцев из первого отделения уверенным шагом направился к ребятам второго, которые только проснулись. Следом, улыбаясь, шагали другие из первого во главе со своим сержантом Паоло Мальвони.
– Ого, да у них добыча! – крикнул Штефан Ягр. – Целый жирный свин! Свин-свин-свин… э, он настоящий?
– А что, не видно? – Ласло ткнул дрыхнущего пленного пальцем в спину.
– Да кто ж их знает, я таких махди раньше только дохлыми видел… Э, да он и не махди, чистопородный бандосина! Ловко!
– А третье где? И лоун стар? – поднял голову Иоганн.
– На подходе… Это не за вами тут эскадрон на пони поспешал? С выпсуками? – Мальвони достал шоколадку, переломил, протянул половину Елене.
– Мм? – Иоганн пожал плечами. – Может быть, за нами. Мы их сильно разозлили. А что такое?
– Да… Они тут в балке лежат. Полчаса на восток… все тихо, жуки-пуки-ца-ца-ры…
Иоганн молча выставил большой палец. Итальянец сделал вид, что отрывает его.
– Идут, – бросил Дик лениво.
На опушке рощи появились остальные из пятого взвода – люди О'Салливана и отделение огневой поддержки во главе с лейтенантом Фишером. Иоганн встал.
– Они кого-то несут…
Тут уж повскакали все. В роще воцарилось напряженное, нехорошее молчание. Все смотрели на приближающихся ребят.
Сам Фишер шел впереди. За ним подгоняли двух махди. Следом двое парней несли самодельные носилки.
– Кто? – тихо спросил Мальвони.
О'Салливан прошел мимо него, зацепив плечом, лицо веселого ирландца было окаменевшим, как лицо статуи. Его ребята тоже проходили мимо, глядя себе под ноги.
– Вольф, – ответил Фишер, снимая шлем.
Иоганн медленно подошел к носилкам, откинул край пленки.
– Ясно…
Джек увидел, что трофейные халаты, из которых были собраны носилки, внизу подтекли: сгустки крови уже застывшие – по всей длине.
– Мина, – сказал за спиной Джека Андрей. – Ах дурачок, дурачина, дурачила…
– Докладывайте, Херст. – Фишер знаком показал, чтобы опустили носилки.
– Разведаны и размечены на кроках несколько проходов в обороне. Взят в плен «берет»… белый, сука. Бумаги его у нас.
– У нас тоже двое пленных… – Лейтенант приподнял угол рта. – Вольф погиб из-за них, а они, выходит, и не нужны… – Он чуть повернулся, черканул рукой по воздуху.
Это движение весьма обрадовало ребят. Несколько ног вытолкнули обоих взвывших махди в сторону, потом дважды треснули пистолетные выстрелы – стреляли в затылок, даже не дав обернуться и начать умолять.
– Можно возвращаться. – Фишер посмотрел на верхушки деревьев. – Домой, больше нам тут делать нечего…
Через холмы снова шли колонной с охранением на флангах и впереди, в голове строя. Джеку хорошо это запомнилось: цепочки фигур среди серого пространства с редкими зелеными пятнами, несколько неподвижных, вглядывающихся в обе стороны дозорных, и тучи, через которые расплывчато просвечивало солнце. Слышно было, как напевает Андрей.
Этой ночью снова будет дождь…
Свет ракеты разорвет густую полночь,
И сирены вой, как острый нож,
Снова позовет меня на помощь…
Я ногами в землю врос.
(Это мне потом приснится!)
Эти дальние холмы —
Мира нашего граница!
Буду долго вспоминать
Продуваемые ветром,
Не дающие мне спать
Сорок восемь километров… [60]60
Слегка переделанная «Маканчинская пограничная». Автор книги много раз ее пел, но не знает, кому принадлежат стихи.
[Закрыть]
* * *
Вышли к границе холмов на вторые сутки, уже в темноте. Странно, но за взводом не были высланы БМП, хотя предупредили! Джек, настроившийся уже доехать до лагеря, мысленно взбесился, как только может взбеситься усталый солдат, которого вынудили снова что-то делать. Фишер шел и хладнокровно чертыхался… но потом словно споткнулся:
– Что это?!
Над лагерем метнулись, сталкиваясь, лучи прожекторов – и дальше, дальше, по всей линии влево и вправо и в тыл. Лучи плясали безумный танец, кто-то менял цветные фильтры, выписывал в небе вензеля. Потом вслед за лучами в небо вонзились сотни трассерных очередей – стреляли длинными, и треск автоматической пальбы несся по округе.
– Если это нас встречают, это, право, слишком… – тихо пробормотал Дик.
– Может, нам тоже пострелять? – предложил кто-то.
– Отставить! – рявкнул Фишер, удивленный и рассерженный. – Мазл! У них там что, скапази у всех?!
– Э, а сегодня у нас не Ватерлоо? [61]61
Ватерлоо, Ватерлоо Дэй – день выплаты жалованья (англ. армейский жаргон).
[Закрыть]– спросил Джимми Кин из первого. Фишер мельком глянул на часы:
– Да нет, неделя еще… А на думми вик [62]62
Неделя перед выплатой жалованья (англ. армейский жаргон).
[Закрыть]так не бесятся…
Почти бегом – откуда и силы взялись! – подгоняя бандита, уже сутки шедшего своими ногами, взвод заторопился к внезапно сошедшему с ума лагерю.
– Похоже на новое возвращение Солнца, – на бегу поделился впечатлениями Андрей.
Джек кивнул – он знал, как выглядел этот день, даже хронику видел.
Картина лагеря между тем поражала своей фееричностью, и чем ближе они подходили, тем ясней слышались шум, крики, песни – короче, картина сумасшедшего, безоглядного веселья.
Недоумение усилилось, когда их окликнули у прохода через передовую:
– Стой, кто идет?!
– София! – отозвался Фишер.
– Саутгемптон! – навстречу шагнул парень из стрелковой роты. Он улыбался так, словно увидел своих оживших предков, и улыбка выглядела до такой степени дебильно, что Фишер резко спросил:
– Вы пьяны, рядовой?!
– Товарищ лейтенант! – Глаза часового в самом деле были какие-то… с чеканутинкой. – Товарищ! Лейтенант! Сегодня трезвых нет, даже кто трезвый! Сегодня пьяны даже те, кто не пил!
– Что это… – начал Фишер, мельком оглянувшись на своих изумленных солдат.
Часовой перебил его:
– Да вы послушайте, товарищ лейтенант! Сейчас повторять будут! Вот!
Что-то громко щелкнуло вдали, и через могучие усилители раздалось, заглушая шум:
– …Взяли столицу Империи Картелей [63]63
Бандитское «государство» в Южной Америке.
[Закрыть]войска Англосаксонской Империи! – Все узнали голос диктора русской «Орбиты». Странным было то, как он звучал. Отлично поставленный, совершенно безэмоциональный, сочный голос сейчас звенел, из него буквально рвалась, как у мальчишки на первом свидании, радость. Это было не вполне понятно, конечно, что англосаксы наконец-то добили Империю Картелей, это хорошо, вокруг захлопали друг друга по плечам и ладоням. Но… И тут диктор заговорил снова, и каждое его слово было будто гром, в речи слышалась гордая торжественность: – Сегодня… 24 июня… войска Русской и Англосаксонской Империй и конфедеративные отряды… начали массированное наступление… на азиатских фронтах!.. В 12.00 по Гринвичу… войсками свободного мира был взят… последний оплот азиатских фанатиков-людоедов, их столица, город Шамбала! Организованное сопротивление… сломлено! Войска Империй выходят к Индийскому Океану! Отныне… боевые действия широкого масштаба… закончены! Банды бегут в Южной Америке и Азии… на многострадальном африканском Юге… на землях древней Арейи… и побережье Ливийского залива! Брошены сотни единиц техники… запасы снаряжения! Пленных… не будет! Друзья! Это ПОБЕДА! Реконкиста… вступает… в завершающую фазу!
И в тот же миг в наступившей в эфире тишине над лагерем загремели гневные голоса, похожие на голоса древних богов Европы, обращающихся к своим отважным потомкам:
Пламя гнева горит в груди!
В бой, арийцы, заря впереди!
Бей проклятых врагов!
Смерть за смерть, кровь за кровь!
Пламя гнева, в поход нас веди!
Это был марш «Пламя гнева», впервые прозвучавший много лет назад, когда «Империи» человечества были по большей части лишь мечтами двух небольших групп полных веры и отваги полуголодных и озлобленных людей. Говорят, марш представлял собой переделанную кем-то песню старых времен. Но не все ли было равно?
В те годы, когда еще ничего не было ясно. Когда Земля еще полыхала и корчилась в судорогах под ветреными снежными тучами. Когда враг был многолик и вездесущ и говорил нередко на одном с тобой языке.
Этого врага вела не жестокая, но понятная жажда власти и самоутверждения, не презренная, но тоже объяснимая мечта о богатстве. Нет, лишь тупая, всеразрушающая злоба, ненависть ко всему человеческому двигала им тогда. Враг этот нес не рабство, не смерть отдельным людям – он готов был добить Землю и умереть сам в пепле чужих надежд и мечтаний. Вечное забвение всего, бездна без возврата – вот что нес враг. Ядерные вихри, сжегшие прежнюю цивилизацию, казалось, выжгли и то человеческое, что еще оставалось в людях. И казалось, что еще какие-то годы – и последний человек пойдет в пищу последнему зверю, похожему на человека… а потом погибнет и тот, и Земля полетит дальше через космос – мертвый шар в космах туч, мир, в котором умерла не только красота, но уже даже ужаса нет, потому что ужас знают лишь люди…
Все было учтено силами, которые двигали врагом.
Кроме двух событий.
Всего двух.
На набережной вымершего и выжженного Владивостока оставшийся человеком человек по имени Николай отобрал у банды людоедов одичалого ребенка, потерявшего от ужаса речь.
На корабле, который напропалую несло к берегам Канады, молодой офицер SAS по имени Эдмунд убил троих скотов, решивших, что настало их время.
И эти два человека не захотели, чтобы ужас взял верх над миром…
…И теперь люди победили. Они твердо знали, что победили. И твердо знали: все, что бы ни затеял сейчас враг, есть просто дикий предсмертный вопль, бешеные трепыхания упыря, пробитого осиновым колом…
Джек застыл, как громом пораженный. Он видел, что Андрей плачет. А потом Дик с серьезным, торжественным лицом поднял автомат стволом в небо, снимая его с предохранителя, и веером выпустил вверх весь магазин.
Глава 3
ТЫ У МЕНЯ ОДНА…
Ибо – Африкой была!..
…Нашей Африкой была!
Африка – и баста!
Дж. Р. Киплинг. Африка
1
Десятая сводная дивизия праздновала победу.
Второе отделение забежало в блиндаж, только чтобы устроить на местах оружие, Андрей еще захватил гитару. Снаружи отделение сразу же рассеялось. Удержаться вместе было просто невозможно: вокруг кипели разговоры, люди плясали, пели, выступали на импровизированных эстрадах, пили, смеялись, звучала музыка, сотни веселых, сияющих, в основном юных лиц кружились водоворотом – живые, ненатужно веселые. Хохочущие… Не обходилось и без серьезной выпивки: известно с давних пор, что русские пьют водку, англичане пьют виски, французы пьют коньяк, а шведы пьют. Но никто не хватал никого за грудки с вечным и одинаковым на разных языках: «Ты меня уважаешь?!» – именно в те моменты, когда уважать спрашивающего как раз очень трудно, и Джек с банкой пива в руке неожиданно оказался рядом с большущей свежей стенгазетой, украшенной карикатурами и надписями, возле которой покатывалась от хохота солидная толпа. Верх листа украшало название «На привале».
Картинка: группа солдат на учениях перед мостом с табличкой: «Мост взорван!» Тут же – эта самая группа шествует по мосту, у сержанта в руках другая табличка: «Преодолеваем реку вплавь!»
Картинка: часовой со зверским лицом направляет на солдата автомат: «Руки вверх!» Тот в самом деле стоит с поднятыми руками, в руках – ящик с надписью: «500 кг».
Картинка: на парашюте спускается полевое оружие, на лафете сидит со зверским лицом десантник и орет: «Снаррряд!!!»
Картинка: орудие, возле него амбал, два ящика снарядов под мышкой, еще два – под другой, второй солдат висит на плече: «Подносчики снарядов прибыли!»
Картинка: двое парашютистов у открытого люка, за которым облака. Один – другому: «Пойдем выйдем?!»
Картинка: летит парашютист с криком: «Браа-ат, за что надо дергать?!» Летящий ему навстречу с земли другой – обгорелый и оборванный – отвечает: «Ничего не дергай! Я уже дернул!»
Картинка: бой, стрелок лежит, держит автомат вверх магазином и говорит сержанту: «С чего вы взяли, что я волнуюсь?»
Картинка: в бинокль двое солдат рассматривают высоту, окруженную толпой атакующих бандитов. Там целуются, ни на что не обращая внимания, штурмовик и санитарка. Один наблюдающий – другому: «Везет же некоторым…»
Две картинки рядом: вальсирует усатый гусар с дамой, на поясе – сабля; вальсирует усатый штурмовик с девушкой, через плечо – «двушка».
Картинка: солдата ведут расстреливать, но он останавливается – дорогу перебежала черная кошка…
Картинка: разведгруппа стоит на кочковатом поле. Сержант держит кроку: «Ну и где это скопление бандосов?!» При ближайшем рассмотрении видно, что разведчики стоят на головах столпившихся махди.
Надпись:
«Наши парни в очередной раз сотворили обыкновенное чудо. Им за это, по обыкновению, ничего не было».
Рассказ:
«Изобрели как-то особые часы. При произношении каждого ругательства они начинают спешить на одну минуту. Повесили их в нескольких местах для испытаний, начали через неделю проверять. В детском саду – спешат на десять минут. В школе – на сутки. В училище – на двое. В тыловой воинской части часов нет.
– У вас тут часы висели, где они?!
– Какие?! А, эти. Так начальство велело вентилятор снять…
Проверяют в части на фронте. Нет часов.
– А где, – спрашивают, – у вас тут вентилятор висел?
– Какой вентилятор?! Мы думали, это беспилотный вертолет-разведчик, как вы его повесили, так он через минуту и улетел…
Проверяют в разведвзводе. Часы висят, как висели, идут минута в минуту. Комиссия поражается:
– Да как же так?! Это что, разведчики совсем не ругаются?!
– Да кто их знает, они тут последний раз месяц назад были…»
Рассказ:
«Идут занятия у артиллеристов. Офицер долго объясняет, что гаубичный снаряд летит по крутой дуге. И тут один из будущих артиллеристов спрашивает:
– А если во время уличного боя гаубицу положить набок, снаряд залетит за угол?!
– Залетит. Но наш солдат из-за угла не стреляет!»
Рассказ:
«Ас-вертолетчик получил в награду автомобиль и тут же попал в автокатастрофу. Друзья его в госпитале навещают, спрашивают – да как же так-то?!
– Да кто его знает! Иду нормально, впереди – столб… Ну я, конечно, шаг-газ на полный, штурвал на себя…»
Картинка: бандосский штаб. Главарю докладывают: «Положение ужасно, но оно стабилизовалось!»
Картинка: бой. Двое солдат. Один с разочарованным лицом говорит другому: «У-у, е, бой-бой… только разговору. У нас на танцульках шуму было больше, да и кровищи тоже»…
Джек с удовольствием посмотрел бы еще – тем более что газета была огромной, – но чуть в стороне раздался хорошо знакомый голос, что-то певший под гитару, и юноша двинулся туда, энергично прокладывая себе дорогу.
На «сцене» из пустых ящиков выступал самодеятельный ансамбль – две гитары, губная гармошка, скрипка, оркестровый барабан и какая-то штука вроде тех, что можно увидеть на картинках в исторических книжках – похожая на гитару, но круглая, со множеством струн и выгнутым грифом; ее держал в руках необычно длинноволосый красавец.
Это был ротный ансамбль «Наймиты империализма», что и подтверждалось табличками, висящими на груди у каждого музыканта и украшенными этими самыми надписями. Ансамбль играл все подряд, а Андрей в нем был гитаристом – раньше Джек этого не знал и теперь с изумлением смотрел на то, как русский весело поет, притопывая ногой, а ребята вокруг эстрады со смехом подхватывают:
Все болота, болота, болота,
Восемнадцатый день болота…
Вот промокли рубашки от пота —
Что поделаешь, такая работа!..
Восемнадцатый день ни корки —
Терпеливо несем эту кару!
Вот вчера варили топор мы,
А сегодня сварим гитару!
Тяжело по холмам пробираться,
А голодными – бесполезно.
Мы пытались поужинать рацией,
Но она оказалась железной…
А недавно на огонечек
Заглянул к нам туземный товарищ.
Разложив небольшой костерочек,
Славный суп из него мы сварим.
На бедро одной девочки, Нади,
Я давно гляжу с вожделеньем…
Но бифштекс из нее наладить —
Уронить престиж поколенья!
Мы мужчины! Не потому ли
Так упрямо идем к своей цели?
Правда, двое на днях утонули,
Ну а третьего, толстого, – съели…
– Спой «Парус»! – крикнули из толпы.
– «Парус», Андрэ!
– Анджей, давай «Парус»!
– Эндрю, спой «Парус»!
Кричали со всех сторон. Андрей, шагнув вперед, поднял руку. Другие инструменты – а ребята-музыканты все это время что-то наигрывали – умолкли. Андрей шире расставил ноги, повесил гитару поперек груди, как автомат на марше. Лицо русского стало замкнутым, словно он ушел куда-то от сцены, от ребят вокруг… Стало очень тихо, и шум из других мест не слышался, точнее, не воспринимался. Андрей вновь поднял руку – теперь над гитарными струнами – медленным, странным жестом. Джек замер в почти суеверном ощущении чего-то… чего?!
Грохнули струны, а Джеку почудилось, что дробно и однообразно ударил барабан: «Там-дам, га-дам, та-дам, та-дам!» Голос Андрея полоснул, как размашистый удар клинка:
…Андрей резко нагнул голову и шагнул назад, бросая гитару на бедро. Тишина осталась – не нарушилась, замерла, словно воздух застыл… «Каюсь! Каюсь. Каюсь…» – переводя дыхание, повторил Джек слова, казалось, все еще отдающиеся вокруг…
И вдруг Андрей, вскинув голову, улыбнулся, качнул товарищам по группе гитарным грифом – и со «сцены» в «зал» полилось задорное, веселое:
Пианино не потащишь на плечах,
Скрипка сырости и тряски не снесет,
Не поднять орган по Нилу на плотах,
Чтоб играть среди тропических болот.
А меня ты в вещевой впихнешь мешок,
Словно ложку, плошку, кофе и бекон, —
И когда усталый полк собьется с ног,
Отстающих подбодрит мой мерный звон.
Этим «пилли-вилли-винки-иннки-плей!»
(Все, что в голову взбредает, лишь бы в лад!)
Я напомню напоить к ночи коней,
А потом свалю где попадя солдат…
– Что за песня? – удивленно спросил Джек у своего соседа, рыжего парнишки с эмблемой одной из стрелковых рот. Тот вытаращил глаза:
– Ты чего?! Это же Киплинг – наш Киплинг! Ты что, не англичанин, что ли?! – и тут же отвернулся – слушать.
– Киплинг? – пробормотал Джек. Он читал «Книгу Джунглей», конечно, и на уроках литературы кое-какие стихи. Но этого там не было. Эх, черт, жаль, это же здорово! Жаль, жаль, что он слов не знает, вон многие поют, положив руки друг другу на плечи…
Перед боем, ночью, в час, когда пора
Бога звать или писать письмо домой,
«Стрампти-тампти» повторяет до утра:
«Ты держись, дружок, рискуй, пока живой!»
Я Мечты Опора, Я Чудес Пророк,
Я за Все, Чему на Свете не Бывать;
Если ж Чудо совершится, дай мне срок
Подстроиться – и в путь ступай опять.
По пустыням «Тумпа-тумпа-тумпа-тумп!» —
У костра в кизячном смраде мой ночлег.
Как воинственный тамтам, я твержу,
грожу врагам: «Здесь идет победный Белый Человек!»
– Р-ра-а-а!!! – заревели вокруг, подбрасывая вверх самое разное – от гранат до курток. Эта песня в самом деле была для них, да более того, это была их песня! Со сцены начали стрелять вверх трассерами, и рев перешел в восторженный вой, разразившийся, в свою очередь, криками «ура!» на десятке языков.
Разноголосье кипело вовсю. Никто никого почти не понимал – и не от незнания языков, а просто от радостной обалделости. И в то же время каждый отлично понимал каждого. О чем мог кричать твой товарищ с таким же очумелым и радостным лицом, как у тебя самого? Да о том же, о чем и ты, – и все понятно!
В одном месте целая компания отплясывала акробатический рок-н-ролл. Девчонки и парни в военной форме, раскрасневшиеся, смеющиеся, вертелись, кружились, прыгали под одобрительный крик и свист друзей. Джек пожалел, что не умеет так плясать: он только теперь обратил внимание на то, что среди девчонок полно симпатичных, и военная форма лишь оттеняет их красоту.
Чтобы не огорчиться совсем, Джек двинулся дальше, высматривая ребят из отделения, но вместо этого на глаза ему попалась целая компания, окружившая рослого белокурого парня, который танцевал старый брейк. Джек залюбовался странно-пластичными движениями неизвестного танцора. Кто-то бросил ему автомат, он ловко поймал оружие и начал танцевать с ним, причем так, что оружие оставалось совершенно неподвижным в воздухе. Это было красиво и захватывающе, но интересными были и разговоры проходивших мимо людей…
– …Три километра бежим по кругу, и углы не срезать!..
– …Открывает дверь – а там обрыв.
– Очень удивился?
– В том-то и все дело, что ни капли! Плюнул вниз и закрыл дверь…
– …Ходил и кидал дымовушки в окна. Делать было нечего…
История про дымовушки заинтересовала Джека, и он уже хотел спросить, где это было и с кем, но его намерение неожиданно прервала песня – ее громко пели десятка три голосов:
Спишь одиноко в холодной темнице,
Но дверь отворится в темную келью,
Сердце огня, сердце гордой волчицы
Разбужено песней царя менестрелей.
Сколько веков унижалась в плену,
Час наступил отплатить за позор,
Я иду колесо жизни вспять повернуть,
И напишем тогда мы судьбы приговор.
Разрушенье и боль, вечный голод и страх,
Возведем в пустоте царство веры и стали,
Ты идешь, и сверкают пожары в глазах —
Ну а толпы свиней свою правду прожрали…
Левее того места, где стоял Джек, солдаты начали восторженно и приветственно кричать, расступаясь перед группой всадников, словно бы плывущих через людское море. Люди на высоких, сильных конях были вооружены – по-разному, но очень солидно – и одинаково обмундированы: в коротких пятнистых куртках, перетянутых армейскими ремнями, армейских же штанах-«ящерицах» и кавалерийских сапогах. Были там и молодые, и мужчины среднего возраста, и уже совсем пожилые, и просто мальчишки. Все пели и посматривали по сторонам.
