Текст книги "Имя для рыцаря(СИ)"
Автор книги: Олег Верещагин
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– А у меня и отец, и мама, и сестрички – все погибли.
– Тебе же пишут, – вспомнил Блин.
– Это приёмные родители, – пояснил Рыжий. – Девчонка ещё, друзья...
Передний джип остановился, с него соскочил Ягуар и закрутил в воздухе рукой. На пустыню надвигался стремительный, как БШУ *, рассвет, несло густые низкие тучи. Впереди, километрах в десяти, лежало низкое, плоское плато – то самое, которое было видно и с места прежней стоянки. Пустыня вообще очень мало меняется с расстояниями.
* Бомбоштурмовой удар.
– На ходу надевая очки, Блин подошёл к первой машине. Ягуар топнул ногой:
– Тут. Под нами. А дальше... – он пожал плечами. – Roe. *
* Ровное поле (ирландск.)
– Он говорит, что тут ровно, – перевёл Рыжий.
– Это я хорошо вижу, – Блин достал из футляра бинокль. Ягуар и Рыжий последовали его примеру.
Солнце расплавленной бронзой на миг хлынуло из-под туч – и тут же скрылось. Тучи прошли дальше на запад, пустыня погрузилась в полумрак и начала медленно нагреваться.
– Вот они где прячутся, – процедил Блин, не опуская бинокля. – Повезло нам...
Рыжий тоже смотрел, как из-за склона плато один за другим вылетели три вертолёта – они описали полукруг, постепенно набирая высоту – и ушли на северо-запад.
– Ты понял? – возбуждённо спросил Блин. – Ты понял, нет – они в кряже, внутри, как мы и думали! Но и конец им теперь, – закончил он с хищным удовлетворением. – Ягуар, готовь сообщение... А пока надо поесть, – он вздохнул.
Охотники расселись в машинах – жевать стремительно надоедавшее "выживание", от которого уже ныли челюсти. Ягуар, придерживая карту локтем, обстоятельно начитывал для передачи через скрэмблер * данные и озабоченно посматривал в небо – погода была самая отвратительная для связи.
* Устройство для скоростной передачи информации.
– Готово, – сообщил он наконец. – Передавать?
– Давай, – кивнул Блин. Ягуар ткнул в кнопку аппарата, и через 0,6 секунды сообщение ушло. Едва ли возможно было засечь эту передачу, содержавшую в себе точные координаты наводки.
– Отлично, – Блин закинул в рот крошки брикета и улыбнулся: – Сегодня начинаем выходить к своим.
Заявление вызвало понятное оживление. Только Тиль нахмурился:
– Не надо бы – заранее... – начал он, но потом махнул рукой; он тоже был рад предстоящему возвращению. Общее возбуждение охватило всех. Вопреки правилам передвижения тут же начали сниматься – день, не день, но от места будущего небольшого катаклизма следовало убираться подальше...
3.
Взрыв догнал команду через полчаса. Они ничего не видели – просто грохнуло, раскатившись над пустыней, а над отдалившимся, но всё ещё различимым плато поднялся и долго не расплывался клуб чёрного дыма.
– Даже если не развалили всё, то входы завалило точно, – удовлетворённо сообщил Блин и положил ногу на ногу.
А Рыжий подумал, что выход с операции оказывается зачастую сложней и опасней самого поиска... и уж точно – сложней и опасней активной фазы.
Похоже, и Блин это знал – военный опыт у него был, а штурмовиков "по бедности" не так уж редко использовали, как спецназ. Позади между тем ахнуло ещё раз – снова поднялся клуб дыма.
– Попали хорошо, – оценил Рыжий, – не зря мы тут... о, ещё!
В самом деле – над плато бухнуло в третий раз, да теперь ещё – с огнём, похоже, пламя добралось то ли до запасов горючего, то ли до складов с боеприпасами. И Блин категорично заявил:
– Так, всё, хватит, поездили. Ищем место для днёвки.
Рыжий молча с ним согласился и направил джип на бархан.
– Отличная машинка, – бросил он, переключая скорость. – Это у русских называется – сделать из дерьма конфетку.
– Почему? – Блин достал бинокль.
– Потому что машины эти сделаны из самого дерьмового джипа всех времён и народов – "хаммера". Ты их в исторических кино видел, наверное.
– Широкомордые такие... – рассеянно, без особого уже интереса, отозвался Блин, вставая в рост и ловко перенося себя на плоскую пружинящую крышу, где устроился, скрестив ноги. "Ну и вестибулярник у него," – мысленно позавидовал Рыжий.
– Включи передний ведущий! – крикнул Блин, видя, как машина Ягуара и Волка сползает с бархана, показал рукой. Джип взревел, швыряя из-под колёс фонтаны песка, взобрался наверх.
– Брошенное селение, – сообщил Блин. – На этот раз... э... ну, нормальное.
Рыжий поставил джип на тормоз. Три машины косым рядом застыли на бархане – три почти незаметных розовато-серо-жёлтых коробочки в песчаном море под низким небом.
– А, нет... – Блин не отрывал бинокля от глаз. – Не брошенное... – он чуть нагнулся, достал из креплений "сайгу" и положил рядом с собой, сняв с предохранителя.
– Ну-ка... – Рыжий встал рядом, поднял свой бинокль. – Да, там даже гарнизон, похоже. Наверное, внешняя охрана аэродрома.
– Очень она им помогла, – заметил Тиль. Рыжий кивнул. блин, опустив бинокль, почесал за ухом:
– Там мы и переднюем.
– А? – повернулся к нему Ягуар.
– Мы переднюем там, – совершенно спокойно повторил Блин. – И вообще – слегка отдохнём.
* * *
– Я читал, – Кутюрье аккуратно расчертил в пыли таблицу для «крестиков-ноликов» и сделал Волку приглашающий жест, – что в Великую Отечественную... ну, во Вторую Мировую... так вот, такое было: поставят немцы в деревне словацкий гарнизон... а я – сюда... Словаки тут же начинают по деревне болтать – мол, встанем в тех-то и тех-то домах. Вечер... ага, вот как?.. вечер настаёт, партизаны разу в деревню – шасть! На другой конец, конечно. Отоспятся, согреются, поедят, а утром словаки у себя пальбу поднимают – и всё, партизаны уходят. Да ещё потом словаки докладывают, что отбили атаку врага... Опс. Выиграл.
– Да, только нас никто предупреждать не станет, – заметил Ягуар. – Откуда ты про партизан знаешь?
– Читал, говорю же. У нас библиотека большая, чудом сохранилась с дозимних времён. И у меня кто-то воевал в те времена... только я не знаю – кто... да у нас почти у всех воевали, у осетин.
– Ты же русский, – удивился Волк.
– Осетин я, – усмехнулся Кутюрье. Обвёл остальных взглядом: – А у вас кто-нибудь в ту войну воевал?
– Да я про неё и не знаю ничего толком, – ответил Волк. Остальные тоже переглядывались, пожимали плечами – они помнили из школы, что была такая война, в которой все воевали со всеми, а сильней всего – русские с немцами. Ну – Блин помнил основные даты и несколько фамилий. Не больше. Но потом Тиль сказал:
– Мой предок воевал в легионе "Нидерланды". Его убили в России. Это я точно знаю.
– За немцев воевал? – спросил Блин.
– За кого считал нужным, – спокойно ответил Тиль.
– Да, сейчас всё по-другому, – задумчиво сказал Блин...
...Вторые сутки они сидели на краю брошенной деревни в одном из домов. В другом – за три сотни метров – находился вражеской гарнизон.
Вторые сутки их искали по пустыне. По пустыне – но не в этой деревне.
И это было невероятно тошно. И "выживание" – тошно, и тёплая вода – тошно, и ночной холод – тошно, и запахи своего дерьма и мочи в углах дворика, прежде чем прикопаешь всё – тошно. Даже разговаривать приходилось вполголоса – тошно, но только этим и спасались...
... – Помните, что месяц назад Болт из команды Леннона учудил? – вспомнил Волк.
Все покивали, хмыкая. Но Волк, похихикивая, рассказал для Блина:
– Сидели в одной полевой столовке трое штурмовиков. Вдруг – влетает Болт и без слов начинает драку. Короче, он их покидал не по одному разу, они его тоже угостили, тут их сержант орёт: "Парень, да чего мы тебе сделали-то?!" А Болт им: "Достали, достали уже! Девчонка не пишет, начальство в гроб вгоняет, чеки * в лагере оставил, скука страшная, да ещё и ногу подвернул!" Те выслушали, сержант спрашивает: "А мы-то тут при чём?!" Болт поморгал так, висок потёр, вздохнул и говорит: "Да вы так-то ни при чём вообще-то, просто под горячую руку попали..."
* Имеются в виду межимперские аккредитивы, которые выпускались для выплат жалования в конфедеративных частях с 21 г. Серых Войн по 18 г. Реконкисты. Приравнивались к фунту/рублю независимо от того, где находился обладатель чеков, могли быть обменяны на национальные валюты (в т.ч. по особым договорённостям и на валюты других существовавших тогда государств, находившихся в союзе с Империями) или использованы для обычных покупок. После роспуска частей ещё три года имели хождение, пока не были выведены из обращения с постепенным обменом на национальные валюты.
– Признайся, что анекдот, – предложил Блин. Волк в лучших традициях нордизма вскинул руку:
– Клянусь – правда!
– Не врёт, – подтвердил Тиль, – было такое.
Блин неожиданно продолжил разговор сверхстранно:
– Сегодня будем выбираться, – сказал он, и стало ясно, что думается ему об этом давно.
– И то дело, – поддержал Ягуар. Решение командира в общем-то никого особо и не удивило, а Рыжий понял – всем надоело тут сидеть.
4.
Ночью пустыню бомбили – где-то на севере полыхало так, что небо светилось грозным сиянием раскалённой стали. В ту сторону дул ветер, неся с собой массу ледяного песка – воздух тянуло в адскую топку.
Замотав лица и подняв воротники тёплых курток, охотники стояли на крыше дома и смотрели в ту сторону.
– Мда, – сообщил наконец Ягуар, – похоже, утюжат передний край халифов. Подготовка к наступлению. И то – пора...
– Ну так мы выезжаем? – нетерпеливо притопнул Волк. Блин покосился на него:
– Сейчас поедем, только разведку окрестностей надо произвести.
– Ну так давай я и схожу, – предложил Волк, – а вы тут любуйтесь стойте.
– Да иди, – не стал возражать Блин, и Волк ловко соскочил во двор, отправился за снаряжением – чтобы уже через полминуты бесшумной тенью выскользнуть наружу. – Машины готовим, – приказал командир, но сам задержался и удовлетворённо прошептал: – Хорошо полыхает.
Джипы работали очень тихо, недаром англосаксы назвали эту модификацию "шедоу". Вскоре все три машины колонной стояли во дворе со включёнными моторами, и Эльф с Ягуаром готовились отвалить всем осточертевшие створки ворот, давно лишившиеся петель.
Через пять минут команда начала беспокоиться.
Ещё через три – всем стало ясно: с Волком что-то случилось.
* * *
Скандинав был зол на себя вот уже несколько минут – с того самого момента, как пришёл в себя. Некоторую злость на себя и вправду можно было себе позволить. Особенно если учесть, до чего нелепо он попался.
Он вышел на окраину и постоял, отворачиваясь от ветра и прислушиваясь. Потом... а вот потом – сложнее. Он даже не мог вспомнить, успел ли обернуться. Очевидно, ударили по затылку и шваркнули куда-то, ещё толком сами не поняв, кто это и как тут оказался.
Глинобитное помещение... круглое, высокие стены, странно суживающиеся кверху. Наверху – решётка и звёздное небо. Волк шёпотом назвал арабов нехорошими словами – его швырнули не куда-нибудь, а в печь для хлеба, наскоро переделанную под тюрьму! Руки скандинава были связаны за спиной и притянуты к ногам.
– Ragrs, * – Волк чихнул от пыли, плававшей в воздухе, добавил: – StroПinns. **
* Пассивные пидары (сканд.)
** Содомиты (сканд.)
Нельзя было сказать, что Волк так уж перепугался. Определённое воспитание и возраст позволяли ему относиться к смерти с характерным для его возродившегося в огне и бурях Безвременья народа хладнокровием, вполне укладывавшимся в строки, которые он знал наизусть:
Много чудесного
Есть на свете,
Но смерть есть
Чудное чудо,
Встреча с нею -
Вот камень пробный
Для мужа достойного...
Отсутствие цепенящего страха помогало ему реально оценить своё положение. Местный гарнизон вряд ли будет его допрашивать самостоятельно, этим должен заняться кто-то просто-напросто поумней. Едва ли такой имеется в гарнизоне. Пока появится – многое может произойти. Кроме того, Волк сообразил только сейчас, что его не очень тщательно обыскали.
И – самое главное! – судя по всему, более никто в ловушку не влетел. Тогда гарнизону предстояло ждать гостей. Если бы задание было не выполнено, и ребята не стали бы его выручать – Волк только одобрил бы такое поведение. Но раз задание выполнено...
Скандинав ухмыльнулся звёздам за решёткой...
...Вопрос об уходе из деревни был снят тут же, как только стало ясно, что Волк попал в лапы гарнизона. Такая глупость встречается нередко – вывернешься из самых изощрённых специально расставленных ловушек и влетаешь в объятья каких-нибудь укуренных дураков, вышедших поссать.
– Будем вытаскивать, – решил Блин тут же. – Вот незадача...
На крыше недалеко от гарнизонного здания сели снайпера – Тиль и Эльф. Остальных Блин задействовал для наблюдения – решив нападать утром, он хотел не допустить вывоза Волка и не прозевать, если кто-то за ним приедет.
Кстати, именно это, второе, и не заставило себя ждать – часа за два до рассвета примчалась лёгкая машина, в которой сидели белые в красно-синих шляпах гвардии халифа. Гвардейцы были немногочисленной частью и редко куда-то отлучались от "священной особы". Это уже о многом говорило...
– Приехали Волчонка мордовать, – шепнул Рыжий, лежавший в комнате у пролома в стене вместе с Блином. MGL он держал за переднюю рукоятку. – Сейчас начнут, или нет?
– С дороги скорей всего отдохнуть завалятся, – уверенно сказал Блин. – А там мы гарнизон угрохаем, в кучку сложим и уедем. Жаль, что в тишине не получилось.
– Мне нравится твой светлый, оптимистичный взгляд на жизнь, – одобрил Рыжий.
– А чего теряться? – Блин проверил в РЖ подсумки для барабанов к "сайге". – Мы, русские – народ особенный. Вот скажи, если бы не было револьверов – чем бы люди играли в русскую рулетку?
Вопрос оказался несколько неожиданным, и Рыжий пожал плечами:
– Не знаю... Может, вообще не играли бы?
– Нет, играли бы, – возразил Блин. – Мы не можем не играть в неё, это в наших душах, в нашей природе. В некотором смысле – у нас нет выбора. Но вам, англосаксам, этого не понять.
– Я ирландец, – напомнил Рыжий, – а это совсем иное. Хотя многим все мы представляемся какой-то однородной массой, но на самом деле между англосаксом и ирландцем почти нет общего. Кроме того, я жил почти всю жизнь в Южной Африке... Так чем бы вы играли в рулетку?
– Не знаю, – хмыкнул Блин и добавил: – Я, пожалуй, посплю, а ты разбуди меня через полтора часа.
– Давай, – Рыжий сел сбоку от дыры и, положив на колено гранатомёт стволом на улицу, приготовился занудно дежурить.
5.
Тиль проснулся от истошного вопля:
– Аллах а-а-а-акбааааар!!!
Причинно-следственные связи, прочно пустившие корни в его мозгу, заставили парня ещё с закрытыми глазами цапнуть и направить в сторону звука пистолет-пулемёт. Но вместо звуков внезапной атаки послышался музыкальный смех Эльфа и новые вопли:
– Иль Алла – бисмила – рахман – рахимммммм!..
– Тихо-тихо-тихо, – прошептал Эльф. – Пять утра. Молитва.
Тиль очнулся окончательно и сощурился. Небо против утреннего обыкновения было чистым. Выплывало из-за ледяных песков раскалённое солнце. На голых веточках янтака серебрились капельки росы. Серовато-белые стены вокруг сияли, как раскалённый металл.
Метрах в полутораста от охотников охранный взвод в полном составе долбился лбами в сухую, как порох, пыль. Тиль мог созерцать обтянутые тряпьём спины, аккуратно составленные парами разномастную обувь и равномерно поднимающиеся и опускающиеся затылки. Эта картина завораживала своей ритмичной монотонностью, похожей на движения стрелки метронома. В школе Тиль любил следить за холодными, неостановимыми, одинаковыми колебаниями тонкой стрелки с грузиком. Но сейчас и здесь похожая картина вызывала у него резкое отвращение. В ней было... Тиль не имел склонности к философии и не мог облечь смутные образы, бродившие в его сознании, в слова. Но одно он знал точно: это – враг. Враг больший, чем просто людоеды, больший, чем какой-нибудь возникший на ядерных руинах безумный культ типа процветающего южней культа изуверского бога Ала Шамзи. Эти затылки, эти спин с их отвратительной покорностью вере, которая отвергает любую красоту и любое движение души и тела, не вписывающееся в её убогие рамки...
Они – враги.
Всё. Однозначно.
Он знал это и раньше, потому что успел повоевать немало. Но сейчас – сейчас каждой клеточкой своего тела ощущал фламандец полную, конечную враждебность всего, чем существовала противная сторона – тому, чем жил и что любил он сам, во что верил и ради чего сражался.
– Давай их положим? – вырвалось у него почти неожиданно для него самого же. Эльф быстро взглянул на Тиля сузившимися зелёными глазами:
– С последнего ряда? – быстро спросил он. Тиль кивнул. – Давай.
Бур никогда не останавливался перед убийством врага. Тем более, что сейчас представлялась на самом деле великолепная возможность.
Арабы молились так, как позволяла улица – восемью рядами по три, всем в одну сторону лицом, к радиоактивной пустыне Аравии, которую они по-прежнему почитали, как святыню. Оба снайпера устроились поудобней и приготовились к стрельбе. На таком расстоянии они не промахнулись бы и без оптики, которая приближала врагов в упор. А "грендел" – наверное, лучшее оружие для такой ситуации, когда-либо появлявшееся в руках бойца.
– Алла-ах... акбар! – завыли фанатики, и под этот заунывный вопль Тиль шлёпнул крайнего слева в последнем, крайнего слева и среднего – в предпоследнем ряду; Эльф – двоих в последнем и крайнего справа – в предпоследнем ряду. На это им понадобилось меньше секунды – и это при том, что молившиеся впереди ничего не заметили. Тяжеленный низкоскоростные пули били точно в основание черепа, и всё, что успевал сделать очередной халиф – это конвульсивно дёрнуться, будучи уже мёртвым.
– Алла-ах...
Один из молившихся в третьем с хвоста ряду оглянулся – и Эльф вогнал четвёртую пулю ему между глаз.
Поднялся мгновенный дикий крик, характерный для испуганных арабов. Они вскакивали на ноги, ничего не понимая – не слышно было звука выстрелов, не видно пламени, не звучал свист пуль.
– Фиранг, фиранг! – истошно, захлёбываясь ужасом, завопил кто-то страшное слово, жуткое и древнее, означавшее беспощадную смерть. Но было поздно – уцелевшие погибли за считаные секунды. В узкой улочке им было просто никуда деться.
Эльф, перевернувшись на бок, неспешно заменил магазин. Тиль, лёжа на животе, продолжал осматривать улицу, на которой валялись в разных позах – где как и кого застала смерть – двадцать четыре тела. Из глушителя его винтовки медленно, вяло вытекал блёклый дымок.
– Аллах акбааааар... – пропел он, рывком сдвигая на нос сола. Где-то в развалинах всё ещё катилась, цокала отстрелянная гильза, потом – мягко упала на что-то.
А в следующую секунду внутри здания поста гулко бухнуло, и через дверь ударила пыль.
* * *
Волка вытащили из печи перед самым рассветом – причём не арабы, а двое угрюмых парней в красно-зелёных шляпах. Верёвки сняли, но тут же так умело выкрутили руки, что скандинав оказался носом у своих колен. В таком положении его на высокой скорости пропёрли через улицу, коридором – и в комнату, где швырнули на стул перед сидевшим за столом... «офицером» Волку не хотелось называть его даже мысленно. В углу комнаты лежало снаряжение Волка, а вид у гвардейца был крайне расстроенный и недовольный, из-за чего мальчишка злорадно подумал: похоже, дела у халифата плохи, совсем плохи... Он позволил себе довольно улыбнуться – и тут же получил по зубам. Гвардеец тут же вскочил, обогнул стол и отрывисто спросил на хорошем английском:
– Кто? Имя? Фамилия? Команда? Группа? Старший?
– У меня амнезия, – проникновенно ответил Волк на том же языке. – Меня эти, – он кивнул во двор, – этим, – он указал на автомат в руках одного из приволокших его, – по этому, – Волк коснулся головы. – И всё. Разве можно детей по голове бить? Я жаловаться буду на вас, дяденька. Директору детского садика.
Гвардеец, конечно, видал и не такие виды, потому что даже не удивился.
– Остальные где? Говори, сволочь!
Кулак его врезался Волку в живот. Тот согнулся пополам, изобразив на лице дикую боль – хотя за миг до этого напряг мышцы пресса, а потом расслабил; так, что одновременно и допрашивающий не ощутил, что бьёт по настоящей броне – и скорость и сила удара погасли. "Надорвёшься меня месить, жопник," – отметил про себя Волк, когда его подняли с пола и шваркнули на стул снова. Хотя, с другой-то стороны, крутись, не крутись, а если возьмутся по-настоящему... Он громко, надрывно застонал, уткнувшись лбом в стол.
– Понравилось? – осведомился гвардеец. – Сейчас будет ещё лучше.
Спрятав руки на животе, Волк осторожными движениями пальцев, не видными врагам, выудил из левого рукава "щелкунчика"*. Палочка-выручалочка, последний шанс... Она легла в правую ладонь – торцом в сгиб, боевым срезом – между указательным и безымянным пальцами. Сколько не обыскивай – хоть одна эта штучка у охотника, да останется... вот и тверди об их бесполезности...
*"Nutcracker" Mk I – однозарядный пистолет в виде простой палочки. Снаряжался патроном калибра .455. После поворота верхней части на 180 градусов по часовой стрелке выстрел производился простым нажатием до упора на эту же часть. Производился в Англо-Саксонской Империи, широко расходился по миру, как «оружие последнего шанса».
– У тебя есть минута, чтобы начать отвечать, – предупредил гвардеец. Волк, соответственно скривив лицо, «с трудом» распрямился, положил локти на стол, свесив кисти. – Потом с тобой будут говорить по-другому. Где остальные бандиты?
– Сам ты бандит, – ответил Волк, внутренне напрягшись. Он угадал – потому что снова получил по щеке. Всё лицо справа онемело, из угла рта засочилась кровь. Волк облизнул её и добавил: – И бьёшь ты, как баба. Наши бьют в сто раз лучше.
– Где они?! – гвардеец навис над столом.
– Вежде, – косноязычно ответил Волк (онемел и язык) и сплюнул на стол кровавый сгусток. На этот раз гвардеец его не ударил, а даже усмехнулся:
– Героя строишь? Ничего, скоро ты по-другому запоёшь.
– Не, – Волк опять сплюнул, стараясь говорить почётче. – Я ясновидящий. Так что своё будущее знаю.
– Ну, твоё будущее и я предсказать могу, это нетрудно, – заметил гвардеец. – Утром ты уже пойдёшь на завтрак нашим... воинам, так что не будет у тебя никакого будущего. Да и это тебе покажется избавлением, потому что умрёшь ты – я тебе обещаю – в жутких муках. А вот попробуй предсказать моё будущее, а?
– А что её предсказывать? – Волк положил руки на стол. – У трупов будущего нет, придурок.
Он вдавил торец "щелкунчика" в ладонь и сразу следом за выстрелом прыгнул через стол, сбивая и так валящегося на пол гвардейца. Швырнул назад сорванную с его плечевого ремня гранату и сжался за тумбой стола. Очередь, щепки... короткий грохот, от которого, несмотря на раскрытый рот, больно грохнуло в голове.
Волк высунулся сбоку от стола. Его конвоиры лежали у вынесенной двери – неподвижно. Готовы. Волк покосился на лежащего рядом в неловкой позе гвардейца – пуля попала ему точно переносицу.
– Я же тебе сказал, что ты придурок, – почти нежно сообщил Волк, поднимаясь на ноги и тряся головой. – Жаль, что я не могу тебя убить ещё раз. Ты мне сделал очень больно и мне теперь неудобно говорить.
Он бросил на стол пустой "щелкунчик". Быстро нагнулся за пистолетом убитого... но от дверей раздался голос Тиля:
– Не стреляй, тут всего лишь я... о, а ты тут неплохо распорядился, – оценил фламандец, входя. – Забирай снарягу и пошли. Нам всё-таки уезжать пора.
6.
Днём по пустыне передвигаться не рекомендуется, этого даже выросшие тут арабы без острой нужды не делают. Ну а если уж есть нужда – то приходится пренебрегать тем, что ты – не местный житель.
Вообще почему-то часто думают, что, мол, в пустыне ничего не стоит обнаружить человека. Ну как же – пустыня! Пустое место. На самом деле, «найти искомое» в ней не легче, чем в океане. Специально искать – почти бесполезно, легче уж случайно наткнуться. И это уже – везение, которого, впрочем, как утверждают некоторые знающие люди, просто не бывает.
– Горючки может не хватить, – заметил Рыжий. Блин без раздумий ответил:
– Сольём из нашей в две других, перетащим воду, еду и боеприпасы. Доберёмся.
– Жалко бросать лошадку, – наполовину в шутку, наполовину всерьёз сказал Рыжий, похлопывая по стойке тента.
– Загнанных лошадей пристреливают, – парировал Блин.
– Жестокие люди – русские, – с пафосом сказал Рыжий.
– Очень, – гордо согласился Блин. Его руки – без перчаток, которые носят почти все, загорелые – уверенно лежали на руле. Он как раз повернул руль, объезжая колдобину, затянутую дисперсным песочком, в которую джип уже начал съезжать. Рыжий тоже вцепился в руль, помогая, машина выровнялась, и Блин спокойно пошутил: – Вот он, рашен, сам себе страшен.
– И что вы любите так на себя клепать? – усмехнулся Рыжий, усаживаясь на своё место. – Русские, в смысле... Вы в сто раз лучше, чем сами о себе говорите. У нас все радовались так, когда наши императоры договорились о настоящем союзе...
– Спасибо, – помедлив, кивнул Блин. – Нам, русским, надо часто-часто напоминать, какие мы честные и благородные. А то у нас возникает об этом преувеличенное впечатление.
Рыжий нахмурился, оценивая сказанное... приоткрыл рот – и засмеялся:
– Дошло.
– Чёрт! – выкрикнул командир и одновременно вывернул руль и ударил Рыжего плечом в плечо, сам наваливаясь сверху. Джип занесло в вихрях песка. – Прыгай! – прохрипел Блин. И Рыжий услышал упругие, резкие щелчки в борт, от которых вздрагивала вся машина. Он выкатился в песок, даже не удивившись, что в руках оказался гранатомёт. По бархану – метрах в ста, не больше – перемещались верховые на верблюдах. Несколько животных сидели на песке, возле них – арабы, стрелявшие из автоматов.
Рыжий метнулся за колесо. Где две другие машины?!. Послышался грохот скорострелки, а в перерывах её очередей – треск обоих "ручников"... Приклад, приклад... а, уже упёрт в бедро. Блин соскочил в песок и, стоя на колене, стрелял прямо через кабину из "сайги" – разрывными.
Умбз! Умбз! Умбз! Три термобарических гранаты одна за другой разорвались на гребне бархана облаками пламени. Во все стороны что-то полетело. Уныло и страшно заорал верблюд. Джип Кутюрье, Тиля и Эльфа вскарабкался на бархан, поливая его гребень продольным огнём – одной бесконечной очередью бил в вихри песка.
Умбз! Умбз! Умбз! Рыжий рванул стопор, повернул рукоять – пустые выстрелы вылетели в песок. Точными движениями он заполнил барабан заново, щёлкнул стопором.
Блин тоже поменял магазин, "сайга" клацнула. И Рыжий понял, что слышит этот звук, а значит – вокруг больше не стреляют. Мягко гудел двигатель джипа Эльфа, потом ещё раз прогремела железным голосом скорострелка – били сверху бархана на ту сторону, просто на всякий случай. В ответ никто не выстрелил и вообще не было ни единого звука.
– Кажется, всё, – Блин повернул лицо к Рыжему.
– У тебя кровь. – указал на тонкую струйку, сбегавшую из-под светлых волос Блина, Рыжий. Тот отмахнулся:
– Ерунда, осколком царапнуло... Оп, смотри. Дальше едем с вентиляцией.
Обращённый к бархану борт был красиво продырявлен в дюжине места, края пробоин остро завернулись внутрь. Блин потянулся вперёд, поднял с сиденья пулю – сорванная и расползшаяся оболочка, остро высунутый сердечник в месте удара чуть сплющился и зеркально блестел. Блин подбросил пулю на ладони:
– Семь-шесятьдесят-два, – определил он, подумал и бросил пулю в песок.
Рыжий поднялся на ноги, закидывая гранатомёт на бедро.
– Не поедем мы дальше, – оповестил он, обойдя машину. – Вот именно на неё – и не поедем, от шин – одни лохмотья... – он вернулся обратно и поинтересовался: – А как ты их заметил? Я и сообразить ничего не успел...
– Заметил, – пожал плечами Блин. Рыжий кивнул, словно это всё объясняло. Задумчиво сказал:
– Выходит, ты меня спас.
– А, – Блин отмахнулся, подумал несколько секунд и приказал: – Давай всё перегружать, – и замахал двум другим джипам.
7.
Блин налил себе из бутылки холодной минеральной воды, залпом выпил и, вернувшись от холодильника к столу, присел. Хотелось закинуть ноги на стол, но он никогда так не делал. И не собирался начинать.
Хотя ему было тоскливо.
Наступление так и не началось пока, хотя подготовка шла. У Блина возникала ассоциация с подвешенной на мощных тросах платформой, на которую грузят и грузят стальные балки. Звонко лопнут, со свистом и ужасающей скоростью и силой разлетятся, тросы – и жуткого падения ничто не удержит. И горе тому, кто окажется внизу.
Скорей бы уж, скорей!
В тяжёлом (и удачном!) рейде, когда казалось, что они вот-вот погибнут, ему начинало чудиться: с командой всё наладилось. Но они вернулись в лагерь – и всё тоже вернулось. Почти все снова плавно и быстро дистанцировались от командира, только с Кутюрье они сошлись ещё ближе... да с Волком.
Почему-то вспомнилось, как они с Иркой катались на коньках на озере за посёлком. Неужели больше не будет этого, никогда больше не будет?!
Да. Не будет. Вообще не будет никогда ничего прежнего, с этим не сделать ничего и никак. Это вообще не в силах человека. А сильней человека нет ничего на свете...
...За стенкой палатки – неподалёку, привычно уже и бесконечно – гудели моторы. Войска передвигались к линии фронта и вдоль неё. А послезавтра, кстати, концерт. Силами местных энтузиастов. Наступление или нет – но жизнь продолжается. Жизнь будет продолжаться всегда, раз уж выстояла в Безвременье. И это правильно, это справедливо, разумно, так и должно быть – и никому нет дела до Олега Гавриловского и того, что ему хочется застрелиться. И это равнодушие тоже вполне объяснимо и справедливо, вот только...
– Домой хочется, – сказал Блин в полутьму палатки. И положил голову на руки, скрещенные на столе.
* * *
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ:
БОРИС ЛАВРОВ.
ПОСВЯЩЕНИЕ КИПЛИНГУ.
Колониальная дорога,
Закат, похожий на восход;
И где-то рядом с верой в Бога
Под сердцем Истина живёт...
Но что такого в этом Слове,
Чтоб умирать в рассвете лет?..
...а мы с врагом - различной крови,
И это, в общем, весь ответ.
Светит пламя костра,
Будто символ борьбы и свободы,
Не смыкают глаза
Часовые на долгом посту...
Ночь долга до утра -
Спойте, Киплинг, про звуки природы,
Про ночные леса
И про тех, кто поверил в мечту.
Ну вот - мы стали на день старше,
И песни лагерных костров
Вдруг обернулись бравым маршем
Под стук сердец и гром шагов...
Привал окончится отходом,
А жизнь окончится в бою -
Счёт на часы, а не на годы,
Не обмануть судьбу свою.
Светит солнце с небес,
Освещая пустыни и страны,
Но на смену ему
Вновь взойдёт молодая луна...
Пробудив тихий лес,
Спойте, Киплинг, про сны и туманы,
Про зловещую тьму
И про тех, кому верит страна.
Погаснут звёзды и планеты,
И вновь подъём, и вновь поход...
Кто виноват, что Словом Света
