Текст книги "Не остаться одному"

Автор книги: Олег Верещагин

– Испугалась, – с одышкой сказала она.

– Я тоже испугался, – признался я.

Танюшка отмахнулась:

– Да не я испугалась, вот еще. Вернее, я тоже… немного… но это она меня испугалась… Ты знаешь, кто это?

– А ты знаешь? – удивился я.

Танюшка кивнула:

– Фергюс рассказывал… Это лланнан-ши. Дева Тумана. Они боятся девчонок, а парней утаскивают с собой.

– К-куда? – осведомился я, обнимая себя за плечи. Меня начало трясти.

– Спросишь у нее, если снова встретишь, – отрезала Танюшка. – Пошли скорей. Вот будет смех, если наше барахло стырили?

Я поспешил за нею. Но перед этим оглянулся. И мне почудилось, что в лощине, возле кустов можжевельника, стоит стройная призрачная фигура.

* * *

В быстром холодном ручейке мы помыли ноги. Странно, но я не ощущал никакого неудобства, разгуливая по лесу голяком в обществе такой же голой девчонки. Когда мы выбрались на берег, я негромко сказал:

– Тань, прости… за то, что я сделал… там.

Мне это далось с трудом, но Танюшка улыбнулась и подмигнула:

– А знаешь, мне даже понравилось. Сперва я, если честно, на тебя разозлилась – ты меня так схватил… – Она свела длинные брови. – Олег, скажи честно… вот ты про ту ирландку рассказывал… с ней тебе было хорошо?

– Не помню, Тань, – честно сказал я. – Это как во время боя. Потом не вспомнишь, что и как делал.

– А у меня, кроме тебя, никого не было и не будет, – твердо сказала она и улыбнулась уже лукаво. – А давай еще как-нибудь попробуем опять так же? – В ее глазах появился смешок, а голос стал деланно-жеманным. – Только ты меня еще свяжи… и ножнами вон хоть побей… немножко… Может, вообще классно будет?! – И она, закатив глаза, высунула кончик язычка.

– Не смогу я тебя ножнами побить, – напряженно сказал я. – Ножны свистнули. И все остальное.

– Ой блинннн!!! – вырвалось у Танюшки, и она присела, сведя вместе коленки и прикрывшись руками, заоглядывалась. – Может, мы не туда вышли?!

– Да сюда, – я сплюнул, – вон под теми кустами раздевались… Хватит идиотничать! – повысил я голос. Если честно, я ни капли не испугался, только немного рассердился. И угадал. Послышался смех, и из-за дубов вышел Сергей, тащивший в охапке всю нашу одежду.

– Ай-ай, – сказал Земцов, широко улыбаясь, – потеря бдительности и полное расслабление… Тань, ты знаешь, что у тебя вся попа в ссадинах? Что он с тобой делал? – Танюшка вспыхнула, ойкнула, прикрыла руками мягкое место; Сергей поднял брови: – Ого… – Она вернула руки назад и жалобно-сердито завопила:

– Отдай одежду, па-ра-зит!

– Держите. – Сергей высыпал ворох к ногам. – Это я добрый, другой бы на дуб ее позашвыривал…

– Завидуешь? – Я нарочито медленно одевался. Танюшка фыркнула и тоже начала натягивать одежду такими неспешно-плавными движениями, что Сергей покраснел и со смешной деловитостью повернулся ко мне:

– Я чего искал вас… Олег, ты давай быстрей. Там кадр один от Лаури прибыл, тебя ждет.

* * *

«Кадр» оказался не от Лаури, а веселый рыжий парнишка, которого звали Джок – из отряда англичан, стоявшего у слияния Рейна и Темзы, на перешейке. Оказывается, Лаури причалил туда, и местные вызвались передать нам известие о том, что «Большой Секрет» готов. Джек прошагал за трое суток больше ста пятидесяти километров, и сейчас наши ахающие девчонки чинили его сапоги (подошва в нескольких местах протерлась до дыр), а сам англичанин смешил всех какими-то невероятными рассказами о своих приключениях. Заночевать он наотрез отказался, мотивируя это тем, что его ждет девчонка – почти такая же красивая, как наши, а главное – совершенно своя…

– Тебе повезло, – сказал Джек.

Мы сидели над речным берегом на подточенном течением древесном стволе, лицом к лицу. В реке отражался гигантский костер, возле которого слышались взрывы смеха и обрывки песен.

– Значит, эти… лланнан ши, они вроде носферату и прочих? – спросил я, бросая в воду кусок коры.

Джек пожал плечами:

– Да кто его знает… Хаахти – помнишь Хаахти? – он мне как-то говорил, что лланнан ши когда-то были обычными девчонками… давно, может даже – тысячу лет назад. В племени вроде нашего или любого другого… Но получилось так, что их парни не вернулись из похода. Не погибли, а просто пропали. И девчонки стали ждать. Они были верные и преданные. Ждали долго и постепенно… изменились, что ли. Стали вот такими. Не знаю, правда ли это, но мальчишкам в руки им лучше не попадать. Хотя, если верить рассказам, смерть в их руках не назовешь неприятной. Я как-то раз всерьез подумывал прыгнуть к одной – и кранты.

– Джек, а как ты вообще… без девчонки? – было темно, и я спросил это довольно легко. Джеку, наверное, темнота тоже помогала, потому что он ответил:

– Руки-то у меня целы… Ты, кстати, на брудершафт никогда не пробовал.

– Чего? – не понял я.

– Ну, это когда парни друг другу…

– Так бы и говорил, – буркнул я и признался. – Так у меня с этого и началось. Мне двенадцать лет было, когда я того… созрел. Сперва по ночам – там сны всякие, прочее, ну ты знаешь. Я и знать ничего про это не знал. А потом, весной как-то, один девятиклассник меня за хоккейной коробкой просветил. Как раз как ты сказал, только у нас про это говорили просто «накрест»… Эй, – я с подозрением посмотрел на него, – а ты на что это вообще намекаешь?.. Если… эй, Путешественник, я не буду! Ты меня не возбуждаешь, и вообще не хочу!

– И не собирался, – хмыкнул Джек. – Хотя, если не знаешь, этим…

– Многие занимаются, – равнодушно подтвердил я. – Странно было бы, если у парня нет девчонки, и он не дрочит. А там хоть пусть по кругу этим занимаются, мне важно, чтобы извращенцы не заводились… – Я вышел в упор на руках и встал. – А вот теперь, Джек, мне предстоит весьма интересное и значимое во всех отношениях мероприятие.

Джек тем же движением встал напротив меня.

– Ты решил говорить о начале путешествия? – напрямую спросил он. Я наклонил голову. – Ладно. Тогда пошли. И… не удивляйся последствиям своего выбора.

* * *

Если честно, у меня не хватило духу начать разговор сразу, хотя это было бы правильней. Я копчиком чувствовал, что «просто так» этот вечер мне не обойдется – и смалодушничал. Просто сел у костра и, набираясь мужества, слушал, как Басс поет какую-то незнакомую, очень красивую и грустную песню – про коня…

 
– Выйду ночью в поле с конем…
Ночкой темной тихо пойдем…
Мы пойдем с конем по полю вдвоем…
Мы пойдем с конем по полю вдвоем…
 

– Красиво… – вздохнула где-то рядом Клео. Ясо приобнял ее, притиснул к себе. Я заметил, что Колька сидит рядом с Лидкой, и она не против, хотя и жмется к брату. А потом – поймал взгляд Вадима. Он не слушал песню. Он смотрел на меня.

 
– Дай-ка я пойду посмотрю,
Где рождает поле зарю…
Ай брусничный свет, алый да рассвет —
То ли есть то место, то ли его нет…
 

– А правда – где рождается заря? – спросила Танюшка, дыша мне в затылок.

– Рядом с радугой, – ответил я, не поворачиваясь.

И встал.

 
В море соли и так до черта,
Морю не надо слез.
Наша вера верней расчета,
Нас вывозит «Авось».
 
 
Нас мало, нас адски мало,
А самое главное, что мы врозь,
Но из всех притонов, из всех кошмаров
Мы возвращаемся на «Авось».
 
 
Вместо флейты подымем флягу,
Чтобы смелее жилось.
Под российским небесным флагом
И девизом: «Авось»!
 
 
Нас мало, и нас все меньше,
И парус пробит насквозь,
Но сердца забывчивых женщин
Не забудут «Авось»!
 
 
От ударов о наши плечи
Гнется земная ось.
Только наш позвоночник крепче,
Не согнемся авось.
 
 
Вместо флейты подымем флягу,
Чтобы смелее жилось.
Под Российским небесным флагом
И девизом: «Авось»!
 
 
А. Рыбников – А. Вознесенский
 

– Мое решение обжалованию не подлежит… – Я помолчал, оглядывая такой же молчаливый круг возле костра. – Но только для меня самого. Я имею в виду, что в любом случае буду делать то, о чем рассказал. Но любой может отказаться идти со мной. Повторяю: мы уходим на несколько лет. Мы можем вообще не вернуться. И когда мы вернемся, я начну готовить поход на Город Света. Вот и все. А теперь я ставлю вопрос на общее голосование. И пусть каждый скажет не просто «да» или «нет», но объяснит хотя бы в двух словах – почемуон это говорит.

Я сел и, достав один из метательных ножей, начал строгать деревяшку. Я не глядел на ребят и девчонок, а они молчали. Обдумывали сказанное? Или уже все обдумали, но не решались сказать? Тогда результат неутешителен… Но почему молчит Танюшка?!. Я не выдержал, повернулся к ней и встретился с настолько удивленным взглядом, что все сразу понял.

Для нее вариантов просто не было. Она и не «рассматривала» ничего.

– Я за, – поднялся Сережка Земцов. – Просто потому, что Олег – мой друг, а кроме того, мне хочется посмотреть этот мир за пределами Европы.

– Я в любом случае с Сергеем, – пожала плечами Ленка. Похоже, и для нее вопрос просто не стоял…

– Я тоже за. – Йенс не стал подниматься. – Я здесь ищу приключений, это весь ответ.

– И не только твой, – подал голос Басс. – Я за путешествие.

– Я с Игорем, – сказала Ингрид. – Просто с Игорем – и все.

Фергюс что-то сказал по-ирландски и перевел тут же:

– Лучше узнать и умереть, чем жить и не знать. Я за поход.

– Мне просто все равно, – тихо сказала Радица. – Я со всеми и как все.

– Я с Фергюсом, – махнул рукой Димка. – Полюбить, так королеву, проиграть – так миллион. Тем более, что в Америке я еще не был.

– Я против. – Вадим встал. Он смотрел на меня. Он все это время смотрел на меня! – Я против, потому что это авантюра. Я против, потому что это гибель. Я против!

– Песня блаженной памяти Сани, – пробормотал Джек, поднимаясь. – Я за поход. Потому что мне интересно в него идти.

– Я не знаю, – отрезала Ирка. Вадим покосился на нее: девчонка повысила голос: – Не знаю! Как все, так и я, ясно?!

– Мы идем, потому что мы все друзья, – высказался Видов. – Правда, Линде? – Линде просто кивнула и положила светловолосую голову на плечо серба.

– Собственно, я могу только повторить то же самое, – пожал плечами Ясо. – А ты, Клео?

– Идти – так всем, – подтвердила гречанка.

– Я иду, – буркнул Мило. – Мне скучно на одном месте.

– Мне вообще-то хотелось идти на восток, – признался Ян. – Никогда не видел Сибири. Но, в конце концов, прийти в Сибирь можно и с другой стороны.

– Я иду. – Андрей Альхимович зевнул и ничего не стал объяснять, хотя я и поглядывал на него выжидающе.

– Наступать – бежать, отступать – бежать… – вздохнул Колька. – Мне как татарину. Что водка, что пулемет – лишь бы с ног валило… Короче, я иду.

– Тогда и я иду, – вдруг сказала Лидка. Ее брат покусал уголок губы и тоже подал голос:

– И я иду. Мы с сестрой вместе, да и правда – интересно же…

– Ave, Ceasar… – с улыбкой поднял руку Раде. – Мне кругосветные путешествия нравились еще в школе… Зорка, ты как?

– С условием, – улыбнулась красавица-сербиянка. – Что моя смерть будет героической и безвременной.

– Обещаю, – серьезно заверил я.

– Картина маслом… – сказал Олег Крыгин, вытягивая ноги в сапогах почти в самый огонь. – Извини, Вадим, – и больше ничего не добавил.

– Давай, Лена, – заворчала Власенкова. – Собирайся, Лена. Тащи продукты, Лена. Ах нет, Лена?! Так найди, срок до вечера… Ладно. В Америку так в Америку. Вы ж без меня пропадете…

– Я на «Большом Секрете» – куда угодно. А с вами – вообще, – не очень ясно, но эмоционально сообщил Анри.

– Плыть так плыть, – заявил Серый. – Я согласен. Мне просто интересно.

– Мне – тоже, – согласилась Вильма. – Плывем!

Я победно улыбнулся, глядя в глаза Вадиму.

– А ты – остаешься?

– Я тоже плыву, – спокойно ответил он. – Не бросать же вас здесь. И там. И вообще.

* * *

– Продуктов погружено на девяносто дней. – Ленка стояла возле меня со своим любимым блокнотом в руках. – Колумб плыл, кажется, семьдесят?

– Семьдесят два, – поправил я, – из них месяц штилем… Вода?

– Воду грузили под руководством Радицы, – с легкой ревностью сказала Ленка.

– Позови ее, Лен, – попросил я. И уже вслед добавил: – И Ингрид!

– Хорошо, хорошо! – махнула она на бегу рукой.

Мы с Лаури стояли на уступе мелового холма («Альбион» – «белый», помните?). Точнее – я стоял, а он сидел и лениво смотрел в небо.

А я наблюдал за тем, как у берега грузят – точнее, заканчивают грузить – «Большой Секрет». Основная часть погрузки была завершена еще вчера, сейчас дотаскивали мелочь – но мелочь необходимую. Отплытие было назначено на вечер, чтобы с вечерним ветром уйти подальше.

– Я бы поплыл с вами, – вдруг сказал Лаури и, потянувшись всем телом, встал рядом со мной. – Хотя бы затем, чтобы найти Тиля… Но меня ждут на Скале, а потом мы еще успеем сплавать в Северную Африку…

– Не беспокойся, – угадал я его мысли, – ничего с нами не случится. Джек был в Америке, и опыт плаваний у нас есть…

– Да я и не очень беспокоюсь, – пожал плечами Лаури, ставя на крутой выступ ногу в высоком сапоге с отворотом. – Недалеко от побережья, в устье Делавэра, есть лагерь Сэнди Кларика. Если успеете до конца сентября – застанете его, он поможет освоиться… Ну, пойду я.

– Ты не будешь ждать отплытия?! – Я искренне огорчился.

Лаури помотал головой:

– Нет, зачем?.. – но медлил, а потом протянул мне руку и, когда я пожал ее, цепко задержал мою ладонь в своей и печально улыбнулся: – Ну… ладно. Успехов тебе, Олег. Вроде и виделись нечасто, а все равно ты мой друг… Если вернешься, то, наверное, года через три, не раньше, – меня, должно быть, уже не будет…

Я не стал возражать, потому что это было правдой. И от этой правды мне стало горько и обидно. Лаури тряхнул меня за плечо:

– Ладно, не надо ничего говорить… Если встретишь Тиля – передавай привет!

– Передам, – тихо ответил я, и Лаури, придерживая ладонью рукоять клинка, широко зашагал вниз по тропинке. На полпути замедлил шаг и, повернувшись ко мне, крикнул:

– А все-таки мы не так уж плохо жили! А, русский?!

Вместо ответа я вскинул ладонь. Лаури засмеялся, махнул рукой – и, уже не оглядываясь, исчез в зарослях…

Радица сообщила мне, что на «Большой Секрет» погружено воды на тридцать человек на те же девяносто дней по три литра в день, и в воду положены комочки смолы – не зацветет и не протухнет, можно не бояться. Шторм бурдюкам тоже не страшен, так что все будет в порядке. Следом явилась Ингрид с докладом о сделанных запасах лекарств, и мы вместе с ней отправились на берег. Джек перехватил меня по пути, чтобы сообщить об уложенных двух запасных парусах… короче, я и опомниться не успел, а солнце уже клонилось к лесным вершинам, и на берегу возле сходней оставался я один; за моей спиной резко разносились в ясном вечернем воздухе команды Джека.

Я отвернулся и, в несколько прыжков поднявшись по вздрагивающим сходням, прокричал:

– Сходни убрать! Парус и флаг – поднять! Отплываем!

Закатное солнце ярко осветило белый с алой катящейся свастикой флаг, развернувшийся под ветром.

* * *

 
– Приятель, живей разворачивай парус —
Йо-хо-хо, веселись, как черт!
Одни убиты пулями, других убила старость —
Йо-хо-хо, все равно – за борт! —
 

мурлыкал неподалеку Сережка.

Я тяжело вздохнул и, повернувшись на бок, натянул на голову одеяло.

Сергей наддал:

 
– По морям и океанам
Злая нас ведет звезда!
Бродим мы по разным странам
И нигде не вьем гнезда…
 

– Гос-по-ди-и, Сергей. – Я отпихнул одеяло и сел. – Ну что за хрень собачья, ну чего ты ноешь, как больной зуб?!

– О, доброе утро, – ничуть не удивившись, поздоровался со мной оседлавший борт Земцов и от полноты чувств начал выбивать босыми пятками дробь по борту. С носа доносился деловитый шум камбуза. Большинство народу, конечно, дрыхло и собиралось дрыхнуть и дальше. – Ветер хороший, идем шесть узлов… Смотри, какой восход!

– В следующий раз лягу спать в каюте, – сказал я в пространство и, поднявшись, подошел к борту.

Сергей был, конечно, прав. Восход оказался классным. Вровень с «Большим Секретом» шли, выскакивая из воды равномерными прыжками, почти полсотни дельфинов. Атлантика была спокойно-серебристой.

Двенадцатый день плавания начался. Последние три дня нас упорно сносило к северу, но не очень сильно. Ветер дул ровный, было тепло и безоблачно.

 
– Пятнадцать человек на сундук мертвеца —
Йо-хо-хо и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведет до конца —
Йо-хо-хо и бутылка рому! —
 

жизнерадостно бухтел Сергей. Я покосился на него, борясь с искушением устроить ему внеплановый заплыв. Потом спросил:

– А как ты думаешь, акулы тут есть?

– А как же? – Сергей покосился на меня. – Ты меня скинуть собрался? Не надо… Есть, есть акулы. Помнишь, какую мы видели пять дней назад?

Я молча кивнул и невольно передернулся. Чудовищная тварь – не меньше когга длиной! – бесшумно всплыла слева по борту и часа полтора шла вровень с нами, не прилагая к этому никаких усилий. Во всем ее теле – от скошенного рыла до острого огромного хвоста – была тупая, непреклонная жестокость, направленная на одно: убийство. Мы все это время торчали у борта в абсолютном молчании, ожидая одного: атаки, которая превратит нас в груду щепы. Но акула ушла так же бесшумно и мгновенно, как и появилась. А я навсегда запомнил ее черный, бездумный и холодный глаз, который видел с расстояния метра в три. Дело было даже не в величине и хищности кархародона – дело было в его абсолютной чуждостимиру, в котором я жил. Урса-переросток. Такой же враждебный моему окружающему…

– Не напоминай, – повторил я. – Так, ладно. Я пойду… подумаю, а потом – с инспекцией по кораблю. Пора начинать день.

– Ну давай, – сказал мне вслед Сергей, и я услышал, как он завопил:

 
– Еще не бывал ты на Конго-реке…
Дернем, парни! Дернули!
Там жмет лихорадка людей в кулаке…
Перн… ой, то есть – дернем, парни! Дернули!..
 

Первым делом я завернул в сортир. Пардон – в гальюн, помещавшийся в корме, за-под каютой. У меня это заведение всегда вызывало отчетливое опасение. Мне так и представлялось, как я сажусь над дырой, доски подламываются – и я лечу в гостеприимные воды Атлантики точно под киль нашего корабля. Басс напротив – уверял, что там ему приходят в голову самые лучшие идеи и именно там он сочинил песню, которую вот уже три дня распевал весь «Большой Секрет».

По столу качка таскала бортжурнал, который я вчера забыл закрыть. Как ни странно, на рундуках сидели Ленка Власенкова и Ленка Чередниченко. Наша завхоз зачитывала что-то по блокноту, девчонка Сергея писала обломком угля прямо на столе. На меня они нагло внимания не обратили.

– Вы, может, спать бы пошли? – почти робко предложил я. – Поздно… то есть, рано уже.

Ленка Власенкова снизошла до ответа.

– Мясо плесневеет, – угрожающе, как о конце света, заявила она. – Из той партии, где… которую, то есть, перед самым отплытием коптили. И лук подгнивать начал. Витаминов лишимся, надо перебрать лук, а мясо почистить и подсушить на ветерке…

– Бери, кого надо, – отрезал я, – и работай, – после чего поспешил ретироваться.

На кормовом весле с хладнокровным лицом полувисел Йенс. Немец в деле мореплаваний был новичком, но курс вполне мог держать. Меня он поприветствовал взмахом руки и поинтересовался:

– Завтрак скоро?

– Как только – так сразу, – пояснил я. – Ты увидишь – как бросятся все на нос – значит, завтрак и есть… На мачте кто?

– Вильма, но, по-моему, она спит. – Йенс поднял голову к «вороньему гнезду», над которым и правда не было видно ничьей головы. – Пользуется тем, что ты туда не полезешь.

– Поговори… – лениво заметил я. Впрочем, Йенс был прав. На мачту я не лазил ни разу и не собирался, не скрывая, что боюсь высоты (Раде по этому поводу иронизировал, что не ожидал от меня боязни вообще чего-то. Я ответил тогда, что боюсь еще и пауков). – Вильма, ты не спи! – неоригинально, но громко заорал я. Белокурая голова немки тут же появилась над краем.

– Я задумалась, – объяснила она…

На носу Линде и Лидка готовили завтрак. Одновременно Лидка учила Линде произносить русские слова и фразы как можно правильней, и обе смеялись.

– Люк.

– Лук, Лиин.

– Лу-ук. Люк. Шеснок. Или это – чест-нок?

– Чес-нок. «Люкин брат», знаешь анекдот?

– Я не до такой степени плохо знаю русский…

Девчонки обернулись ко мне. Лидка помрачнела, замкнулась. Она до сих пор шугалась от парней, если исключить брата, хотя Колька, пользуясь моими советами, в самом деле ненавязчиво о ней заботился. У них должно было «свариться» рано или поздно. А я иногда подумывал, что сделал бы с теми сволочами, которые держали ее с братом в публичном доме. Ну, сразу они бы у меня не умерли – это точно. Я поймал себя на мысли, что хочу улыбнуться Лидке, и остановил это побуждение. К ней надо было относиться без «сю-сю ля-ля», просто как ко всем, – самое лучшее лекарство…

– Чем кормим? – Я присел на скамейку у борта.

– Горох со свининой и луком. – Лидка поболтала черпаком в котле, болтавшемся над разожженным на глиняном круге огнем. – Еще чай… Послушай, Олег, а там картошка есть? В Америке?

– Есть, – зевнул я, прикрывая рот. – Я тоже соскучился.

– Еще там есть помидорки, перец… – мечтательно сказала Линде.

– Помидоры, – поправила ее Лидка. – Ты будешь есть, Олег? Готово.

– Клади, – лениво махнул я рукой, – попробуем… На обед сделайте что-нибудь… – я щелкнул пальцами. – Короче, ясно.

– Рыбу пожарим, – решительно ответила Линде. – Вчера рыбы много поймали… Олег, а Видов спит?

– Спит. Почти все еще спят. – Я взял из рук Лидки котелок и вспрыгнул на перильца фальшборта, обвив ногами прочные столбики. Здесь мне всегда сиделось хорошо, и высота не пугала. Я знал, что «Большой Секрет» идет всего лишь со скоростью быстро бегущего человека, но отсюда казалось, что скорость очень высокая, и выглядело это красиво. Кстати, я никогда не задумывался, что на парусниках флаг развевается по ходусудна, а не против, как я рисовал в свое время – ветер-то дует в корму… И кухня – ну, камбуз – по этой же причине на носу, иначе дым, чад и запахи несло бы на палубу…

– Олег, ты здесь? – Джек всунулся за загородку. – Доброе утро, девчонки. – И он движением бровей позвал меня за собой.

Я неспешно доел завтрак и, взяв кружку с чаем, пошел следом за Джеком…

…Корабль лениво просыпался. Я решил, что не буду особенно гонять ребят, пока мы здесь, и они быстро разленились – по крайней мере, по утрам их стало не поднять. Джек стоял по правому борту, скрестив руки на груди, и я, подойдя, толкнул его плечом:

– Привет, Нельсон. Чего надо?

– Не шути так, – Джек вздрогнул.

Я вспомнил, что английский адмирал был одноглазым и одноруким…

– Извини… Так что ты хотел?

– Ты сегодня восходом любовался? – тихо спросил он.

Я кивнул:

– Ну да, был… – и осекся, всматриваясь в небо: – О елки.

– Увидел? – Джек поднял палец.

– Красный рассвет, облака плавают, эти, как их, – перистые… – медленно заговорил я. – И несет их с запада, и вон как коверкает…

– А еще посмотри, какой кружочек возле солнца нарисовался. – Джек вытянул руку.

– Короче, будет ненастье, – заключил я и выругался: – Ну как все было хорошо!

– А ты думал махнуть через Атлантику без единого шторма? – удивился Джек. – Да ладно. Тут не восточные моря, внезапный тайфун не налетит. Покидает и перестанет.

– «Покидает», – я поежился. – В прошлый раз вон их как покидало – изо всей команды два человека осталось…

– Это в Средиземке, – возразил Джек. – В море бури всегда опасней. Да и тогда – помнишь? – с коггом ничего не случилось. Даже о камни не разбило… Не бери в голову! – Он хлопнул меня по плечу. – Я больше боюсь, как бы нас с курса не снесло… Не дай бог, закинет за Ньюфаундленд, а там в этом мире месиво из островов, протоки все перепутаны… Да и лед там уже наступает – август не июль.

– Тебе легко говорить, – сказал я. – А я терпеть не могу все эти штормы и морских жителей. Мне сразу разная ересь про морских чудовищ начинает в голову лезть.

– Да, они тут есть, – спокойно подтвердил Джек. – И не только акулы… Но не думаю, что они нападут, они редко поднимаются со дна.

– Вот спасибо тебе, – поблагодарил я. – Ладно, что делать?

– Готовить судно к шторму, – вздохнул Джек. – Давай, поднимай всех к чертовой матери, пусть быстро жрут и занимаются делом…

 
Ни боли, ни досады,
Прощаться мне не надо,
Я – вот он весь.
Да дело и не в этом,
Идем, по всем приметам,
В последний рейс.
Маяк кровавым глазом
Мигнул. Забезобразил,
Завыл Норд-Вест.
Качаются постели,
Дешевый крест на теле
И Южный Крест.
Когда рукой усталой
Я струны у гитары
Перебирал,
Я понял – в жизни прошлой,
Поверь, что не нарочно,
Переиграл.
И счастье мое ветер
Унес и не заметил,
Как желтый лист.
Теперь без правил
Я сам с собой играю
Под ветра свист.
…ни боли, ни досады,
Прощаться мне не надо, —
Я – вот он весь.
Качаются постели,
Дешевый крест на теле
И Южный Крест.
 
 
Ю. Кукин
 

После полудня в тучах, в которые превратились идущие с запада легкие красивые облака, не осталось ни одного просвета. Ветер усиливался – и тут, внизу, он дул пока в нужном нам направлении. Паруса убрали уже два часа как, но нас все равно несло с приличной скоростью. Я приказал всем уйти в трюм и кормовую надстройку, убрал дежурного из «вороньего гнезда». На кормовом весле, заранее привязавшись веревками, стояли Раде и Вадим (Вадим вызвался сам, сказав, что в закрытом помещении его мутит совсем уж беспредельно). На носу устроился, тоже привязавшись, Басс – впередсмотрящий. Джек, впрочем, тоже никуда не ушел. Когда я в последний раз тщательно осмотрел весь груз и поднялся наверх, он торчал около мачты.

– Кажется, все, – сказал я, становясь рядом.

– Иди внутрь, наверное, – предложил он.

Я хмыкнул:

– Я все-таки капитан, хоть и фуфловый. Лучше ты иди…

– А я штурман, причем настоящий, – усмехнулся он и пропел:

 
– Наш клипер взлетал на крутую волну,
А мачты его задевали луну —
Хэй блоу бойз блоу бойз блоу!..
 

Не трусь, Олег, все наше с нами и горизонт впереди!.. Все-таки вы, русские, сухопутный народ! Смотри, красиво же, черт побери! – Он вскинул руку.

Впереди облака были уже не серыми, а черными и образовывали на небесах подобие клубящегося входа, какой-то бездонной двери. Бесшумным промельком пересекла этот вход на тот свет белесая широкая молния, у самой воды разветвившаяся на десяток отростков-игл.

– А что, если это и есть вход на Бесконечную Дорогу?! – смеялся Джек. – Сейчас доплывем, ухнем – и дело с концом! Или с началом!

– Давай привязываться, – нервно сказал я, – если уж уходить не хочешь… Я пойду на нос, а ты к рулю.

Мы разошлись. Я еще не успел добраться до Басса, когда по моему лицу хлестнул теплый упругий дождь.

* * *

«Шторм шестой день. Нас несет приблизительно на северо-восток со скоростью не менее пятнадцати узлов, точнее ничего определить нельзя. Все живы. У Яна сломана левая ключица. Олег вывихнул левую щиколотку, у Ирки легкое сотрясение мозга. У всех ушибы. Течей нет, но быстро плесневеют многие продукты. –Я опустил карандаш и уставился в мечущийся свет масляной лампы. Поющую на разные голоса каюту качало из стороны в сторону, но скрипы и шорохи не могли заглушить стонов по углам. Морская болезнь одолела многих. У меня была другая проблема – я не высыпался. Вздохнув, я вновь склонился над бортжурналом. – Джек опасается, что мы можем оказаться далеко на севере».

Заложив журнал карандашным огрызком, я закрыл его и встал, удерживая равновесие широко расставленными ногами…

Снаружи свистело и выло. На нос снова и снова наваливались увенчанные белыми султанами пены волны, появлявшиеся из ревущей тьмы, как странные чудовищные существа. Мне даже глядеть в ту сторону было жутковато. Я нашарил мотающийся конец, закрепился. Позавчера меня почти вышвырнуло за борт – аж ребра хрустнули, а синяя полоса на них останется еще надолго.

– На ру-ле-е!!! – заорал я.

– …и-и-им!!! – донеслось с кормы. «Стоим», кажется. Там сейчас Сережки – оба сразу. Хватаясь руками за борт, я полез на нос, вопя: «На но-су-у!!!»

– Здесь я, – отозвался Андрей, когда я подошел уже вплотную и повис рядом с ним на ограждении.

– Чего молчишь? – поинтересовался я.

Андрей неуверенно сказал:

– Понимаешь, я огни вижу. То вижу, то не вижу, вернее. Уже с час, не меньше.

– Огни?! – Я напрягся. – Так какого черта ты молчишь?! А если это берег?!

– Да не берег это, – отмахнулся Андрей, – а впечатление такое, что фонарь на мачте раскачивает, или в окнах каюты свет… вон! Вон опять, там, вон, смотри!

Андрей был прав. Огонь метнулся, потом упал куда-то вниз и исчез. Полное впечатление, что корабль взлетал на гребень волны…

– Кто-то идет параллельным курсом, – пробормотал я. – Далеко, нет – не поймешь… Ладно, я спать пойду. Если что – буди моментально… Кто тебя меняет, Колька? – Андрей кивнул. – Скажи ему, чтобы тоже будил в случае чего.

– Давай, – Андрей хлопнул меня по ладони…

Бросив в угол мокрую куртку, я завалился на одеяло, набросил на себя его край. От тепла меня заколотило, и Танюшка, сонно вздохнув, обняла меня, прижавшись со спины, спросила, не просыпаясь:

– Как там?

– Без изменений, – ответил я. – У Танюшки был убойный даже для гимнастки вестибулярный аппарат, и она не собиралась не спать из-за какого-то шторма. А перед Вадимом мне даже было стыдно. Он молчал и выстаивал вахты, но не мог ни есть, ни толком спать.

Я успел подумать об этом за секунду пред тем, как уснул. А еще через секунду – ну, конечно, показалось, что через секунду – меня разбудили. Судя по тому, что сделал это не Андрей и даже не Колька, а Мило, мне удалось проспать около трех часов.

– Это драккар, – сказал серб. – Я видел его раза два совсем близко, потом его унесло, и вот уже минут двадцать даже огня не видать.

– Это не Тиль? – быстро спросил я. Сон слетел тут же, я приподнялся на локтях.

– Паруса и флага не было. – Мило пожал плечами. – Но на носу, я разглядел, голова хищной птицы. Такого корабля я не знаю.

– Хорошо, спасибо, иди, – кивнул я, и Мило вышел, а я опять вытянулся под одеялом, понимая, что уснуть снова нельзя, надо вставать, надо идти опять все проверять… и где я видел птичью голову на носу драккара?

Где я видел ее?

* * *

– Нас все-таки занесло к северу.

Было не холодно, но промозгло. Ветер так и не улегся до конца, морщил воду, гнал гряду за грядой мелкие, злые волны, качавшие когг. В разрывах туч то и дело мелькало белесое, усталое какое-то солнце. В километре от нас покачивались кроны высоких медноствольных сосен за полоской пляжа, забеленной пеной.

– Так это что, уже Америка? – широко раскрытыми глазами глядя на этот берег, спрашивала Лидка. – Это уже Америка, да?

– Похоже, что да, – Джек поставил ногу на борт, положил на колено кулак. – Только это как раз и есть острова на том месте, где в нашем мире Лабрадор.

– Лабрадор?! – изумилась Танька. – Ничего себе нас швырнуло! И что теперь?

– Теперь проверим, что это все-таки за земля и куда нам отсюда дальше плыть, – решил я. – Так. Вадим, Сергей, Видов, Йенс… Андрей – пойдете со мной на разведку. Джек, останешься за старшего.

– Эй, а мы?! – подала голос Ленка Чередниченко. – А нам что, опять тут сидеть?!

– Мы почти три недели на землю не сходили!