Текст книги "Не остаться одному"

Автор книги: Олег Верещагин

Рассказ второй
Встречи в пути

Где наш дом?

Отражаются звезды в реке подо льдом.

Я утраты считать разучился давно.

Не сыскать ни следа, и на сердце темно…

Кто судил нашу жизнь беззаконным, жестоким судом?

М. Семенова

– Ну вот на кой черт мы сюда заперлись?!

Саня флегматично пожал плечами. С моря задувал ровный теплый ветер, полный запахами соли и йода. Желто-серыми каменными обломками щетинилось побережье, между ними тут и там замедленно и флегматично перемещались бурые крабы. На плоских сопках ритмично раскачивались деревья, белые бурунчики вскипали у подножий граненых «пальцев», возвышавшихся в море и похожих на странные шахматные фигуры.

Сморч, сидя со скрещенными ногами на плоском камне, пропускал между пальцев ремешок своего кистеня. Дальше по берегу виднелся вытащенный на камни корабль со снятой мачтой. Возле него передвигались люди, слышались деревянный стук и веселые голоса.

– Надо было остаться в Австралии, – добавил Сморч.

– Надо было не расходиться, Игорь, – назвал Саня по имени своего помощника и друга.

– А? – не понял Сморч и выпустил кистень.

– Я хочу вернуться и найти наших, если они еще целы, – раздельно и четко сказал Саня, не поворачиваясь.

– Черт! – Сморч вскочил, его широкое смуглое лицо озарилось глуповато-непонимающей, но радостной улыбкой. – Черт! – Он хрястнул Саню по плечу так, что тот перекосился на сторону. – Черт, да конечно, я руками и ногами «за!»! Давно пора! Поднимемся на север, до ледостава пропрем побережьем – если будем стараться, то успеем в Белое море… А там уж как-нибудь найдем наших! Черт, Саня, да что ж ты раньше-то?!. Пошли к ребятам, они офигеют от радости!

– Подожди. – Саня легко поднялся на ноги, настороженно покрутил головой, и из его рукава плавно и бесшумно выскользнул кистень. – Кто-то идет, кажется…

Хоп! Гирька прыгнула в ладонь Сморча, ремень обвил кулак, готовый к броску. Он сам напряженно и внимательно заозирался.

– Не… – начал он, но в следующую секунду вместе с Саней молниеносно развернулся, взмахнув рукой для броска, навстречу двум неслышно подошедшим за камнями незнакомым мальчишкам.

Раз! Кистень метнулся вперед атакующей змеей… и оказался плотно намотан на кулак улыбающегося темноволосого парня с прищуренными под длинной челкой ореховыми глазами.

Незнакомого?! Да нет – очень знакомого!!! Очень! Просто… невозможной, невероятной была эта встреча на дальневосточном берегу – такое только в жизни и может случиться, в сказке не расскажешь, вруном назовут! Сморч даже не попытался сдернуть ремень кистеня с кулака – стоял с открытым ртом.

Да и улыбающийся парень выглядел ошеломленным. Видно было, что и он не очень-то верит в эту встречу.

– Сколько же мы не виделись, князь? – медленно спросил Саня.

– Больше двух лет, – ответил я. Почему-то не было других слов, нужных и важных, хотя это ведь Саня, все тот же худощавый, остролицый, насмешливый Саня, и Сморч – улыбающийся во всю физиономию. И я просто повторил: – Больше двух лет… Вот это Кристо, ребята. Да, еще… – Я потер лоб. – Я рад вас видеть.

* * *

– Кто твои люди, Саня?

Мы засиделись далеко за полночь, пересказывая друг другу все, что с нами было. Звезды в теплом небе перемигивались, ветер сменился, дул с суши в море, принося запахи тайги.

– Разные, – ответил Саня. Он немигающими глазами смотрел в пламя. – Кого только нет… Корабль строили в Швеции, давно уже… Значит, – он посмотрел на меня, – ты уже почти год не видел наших?

– Почти год, – кивнул я. – Не лучший год в моей жизни.

– Ты не изменился, – сказал Саня, и мы оба засмеялись. Здесь эти слова звучали как хорошая шутка, старая, но неприедающаяся. – А оружие, я вижу, новое.

– Старался подобрать похожее. – Я похлопал по ножнам. – Старое потерял, обидно, конечно… А Олег, значит, погиб…

Саня молча кивнул. К чему было рассказывать еще раз, как почти год назад Фирсов попал под топор на мадагаскарском берегу… Смешной невысокий парнишка с веселыми глазами…

Тоже мой друг.

– Значит, есть он, Город Света… – снова нарушил молчание Саня. – Не легенда…

– Реальность, – подтвердил я и несколько секунд молчал, чтобы справиться с нахлынувшей холодной злобой, от которой мир вокруг сделался плоским и черно-белым, как фотография. – И я себе поклялся, что его не будет. Я хорошо умею держать клятвы.

– А вот в этом я тебе не помощник.

Мне показалось, что я ослышался. Да нет, это говорил Саня. Санек. Тоже мой друг. А еще… да нет, ошибся Саня. Оба мы изменились, и не князь я ему больше. Пиратский командир, сам себе вождь, говорил со мной.

– Не помощник? – уточнил я.

– Нет, – тоже уточнил Саня.

– Два года – это много, – сказал я.

– Немало, – согласился Саня. – Хватит, князь. Я не играю в рыцарей, спасающих мир. Свой мир я вожу с собой, и Город Света ему не противник. Мы не пересекаемся.

Мне хотелось спросить – как же Олег и другие? Но вместо этого я спросил:

– Как Бэн? Все еще спишь с ним?

– Все еще сплю, – безо всякого выражения подтвердил Саня, не спуская с меня глаз.

– Хорошая вещь – постоянство и верность старой дружбе, – заметил я.

– Даже ради верности старой дружбе не стоит делать глупостей, – улыбнулся Саня.

– А ты изменился, – сказал я.

Саня пожал плечами:

– Поумнел, может быть?..

– Может, – согласился я. – А можно и другие слова найти… Знаешь, Сань, не греет что-то твой костер. Да и пути у нас, видно, разные. Рад был повстречаться.

– Не поплывешь со мной? – Он вновь уставился в огонь, и глаза ушли в черные впадины, утонули в них.

– Нет, – покачал головой я. – Да и ночевать не стану, пожалуй. Кристо, вон, останется, если захочет. А я – нет. Ты, – не удержался я, – только его не трогай. Его уже… любили.

– Не останется, – хмыкнул Саня. – По глазам видно – тоже… рыцарь. А можно и другие слова найти.

– В океане дорог много, а у меня одна. – Я встал и поднял перевязи. – Ну – может, еще и увидимся.

Саня не встал и не поднял глаз. Только уронил:

– Может быть, князь.

* * *

Кристо нагнал меня, когда я поднимался на сопку. Собственно, я услышал его шаги издалека, остановился и подождал, а дальше мы пошли молча. И только во время спуска с сопки – километра через три – я сказал:

– Зря ты пошел со мной. Плыл бы с Саней, а там – куда хочешь. – Кристо дернул плечом и состроил гримасу. – Он хороший человек, – добавил я строгости в голос.

– А я иду воевать. И не с урса… не только с урса… а с Городом Света. Понял?

– Спасибо, объяснил, – кивнул Кристо. – А то я ведь раньше этого не знал… Почему, по-твоему, я с тобой вообще иду?!

Я дал ему подзатыльник. Кристо хмыкнул. Потом спросил, глядя в сторону:

– Этот… он твой друг?

– Странно, да? – Я имел в виду нашу с Саней встречу, но Кристо, кажется, подумал о другом и кивнул. – Был моим другом. Когда-то, в самом начале почти, он спас меня от очень страшной смерти, Кристо… И до этого мы долго дружили… там… – Я сбивался и тоже глядел в сторону. – Как в этих книжках… друзья с детства – чушь, – тоскливо заключил я.

– Нет, – тихо, но упрямо сказал Кристо, и я посмотрел на него. Грек не опустил дерзких глаз. – Не чушь. Я тоже так думал, когда… когда жил там. Я совсем перестал верить, понимаешь – совсем! А потом пришел ты – как в книжке! И спас!

– Как в книжке? – задумчиво спросил я. – Да, как в книжке… Помнишь, как зимой ты пересказывал мне Толкиена?..

Да, это было в январе, когда мы пережидали буран в пещере на памирских перевалах. Горел костер, и я, спросив Кристо, читал ли он «Хранителей», получил ответ – да, все три части. Я загорелся, сказал, что читал только первую, и Кристо очень хорошо пересказал мне книгу до конца. Черт возьми, чего только не было за эти восемь с лишним месяцев… Начать с того, что те горы, в которые мы прыгнули, спасаясь от поднятых по тревоге урса, оказались Гиндукушем, и на запад идти было просто нереально – перевалы кишели врагами, а никаких наших тут просто не наблюдалось. И мы пошли на восток – в противоположную сторону от тех мест, куда безо всяких фигуральных выражений рвалась моя душа. Пошли, чтобы спастись, хотя я почти ни одной ночи не спал нормально. Мне снилась Танюшка. Сейчас, когда я был свободным, мысли о ней мучили меня еще больше. Она могла погибнуть в этом чертовом мире ежесекундно, а я вместо того, чтобы бежать к ней, уходил все дальше и дальше от нее, не был рядом, не мог защитить, не мог закрыть ее собой, не мог отвести смерть своим клинком… Хорошо еще, что Кристо оказался отличным попутчиком. Не помню, сколько раз я срывался и начинал на него орать. Один раз я его сильно избил всего лишь за то, что он поспорил со мной о времени ночевки. Потом долго просил прощенья – не столько у него, сколько у себя, я сам себе стал омерзителен… Кристо – тот как раз все понимал правильно. И еще многое было неприятно, тяжело, а то и страшно вспоминать. Земли, по которым мы пробирались, были не слишком гостеприимны к людям даже без урса…

– И куда мы теперь пойдем? – спросил Кристо. – Искать твоих?

– Да, – я вздохнул. – На восток. И как можно быстрее, Кристо. Я очень, очень устал, дружище…

– Понимаю, – серьезно сказал он.

 
Раздвигаю я ветви взглядов,
И слова, как листва, шуршат,
Я туда, где мне будут рады,
Хоть встречать меня не спешат.
И не ставят на стол закуски,
И не льют, как вино, речей.
А встречают там безыскусно,
Словно ранней весной грачей.
Серые облака, белые от гусей,
Итака, Итака – я твой Одиссей.
 
 
Слишком долго бродил я где-то,
Где был нужен, хотя не мил.
Там я бросил чужое лето,
Там весну не свою забыл.
Там я спорил о том, что ясно,
И не верил словам детей.
Был я грешным, святым и разным
И терялся в сетях путей.
 
 
Мне вернуться давно пора бы,
Не найти все равно руно,
Где мой остров? – Там будут рады,
Где мой остров или окно.
Буду долго стоять у двери,
Под последним своим дождем.
Я не верю, нет, я не верю,
Что меня там никто не ждет.
 
 
А. Дольский
 

Лотар Брюннер в своем дневнике писал правду. В этом мире Средняя Азия – сплошные степи серебристого ковыля.

Август был жарким, солнечным и с частыми теплыми дождями, шедшими чаще всего по утрам. А по ночам небо казалось засыпанным крупной солью почти сплошь. И часто-часто летели через эти россыпи длинные нити метеоров. Августовские звездопады. Загадывай – не хочу…

Мне ничего не хотелось загадывать. У меня оставалось одно желание. Уже давным-давно – только одно… Временами мне даже не верилось, что оно сбудется, что оно вообще может сбыться… У дороги, похоже, не намечалось конца, она разворачивалась, как серпантин, выпавший из небрежных рук – катится по полу, катится, катится…

Август. Дожди из звезд. Еще говорят, что каждая такая звезда – чья-то смерть…

Не люблю степи. Вообще не люблю больших открытых пространств. Я это давно понял, но оформилось окончательно это только здесь и сейчас. Наверху – небо, под ногами – земля с высокой редкой травой, вокруг – горизонт. Днем над головой – солнце, ночью – звезды и неспешно изменчивая луна.

Мы с Кристо почти не разговаривали. Топали себе и топали почти все время босиком, перебросив обувку через плечо. Как ни странно, ручьев и речушек в степи хватало (может быть, это и в нашей реальности так, не знаю, не был), а дичь, хотя и осторожная, все-таки от опытных охотников уйти не могла. Но степь дурманила, и мне стоило усилий напоминать себе, что скоро осень, а зимовать в степи я просто не умею. Кристо – тем более. Успеть бы добраться до Арала-Каспия к середине сентября – совсем бы хорошо…

– Там кто-то есть.

Кристо остановился и, пригнувшись, взялся за рукояти кинжалов, не сводя глаз с плоского пригорка за широким тихим ручьем, почти речкой. Я уже с минуту наблюдал за этим самым пригорком, не вполне уверенный в том, что вижу – движение разогретого за день воздуха или осторожное перемещение людей. Сейчас я практически убедился: два человека следят за нами. И это не урса точно. Но и встреча с белыми может оказаться совсем не безопасной…

– Два человека минимум, – тихо сказал я, обнажая палаш. – Держись сбоку от меня, – а про себя подумал, что стрелы, окажись там луки или арбалеты, я отобью.

– Эй, там! – крикнули по-немецки, и на фоне заходящего солнца, уже не скрываясь, выросли две фигуры. – Не беспокойтесь, мы не собираемся нападать! Кто вы такие?!

– Идем из плена на запад, к своим! – откликнулся я, не торопясь убирать оружие. Тем более что двое парней, спускавшихся по склону холма, тоже держали его в руках. Еще несколько шагов – на их лица легла тень, и я изумленно разжал пальцы, роняя палаш; судорожным движением перехватил его на лету…

Этот мир не меняет внешность людей, и это хорошо, потому что иначе я не узнал бы человека, с которым мы виделись один раз почти пять лет назад и говорили всего несколько часов. Передо мною стоял Йенс Круммер, «комиссар» немецкого конунга Гюнтера. А чуть сзади и сбоку от него совершенно растерянно и глупо улыбался Андрюшка Альхимович.

* * *

– Значит, твои все погибли.

Мы сидели у небольшого жаркого костра – костра ни за чем, ради живого огня – было достаточно тепло. Йенс кивнул:

– Да. Последние – почти два года назад… – Он погладил ладонью свой недлинный меч. – Почти два года назад, – повторил Йенс. – Как раз тогда нас Андрей, – он кивнул на Альхимовича, полулежавшего рядом с травинкой в углу рта, – нашел.

– Очень вовремя, – усмехнулся Андрей, и я с жадностью, почти неприличной повернулся к старому другу. – Но, если уж совсем честно, я никого не искал. Просто шел и шел на восток… Разозлился я, Олег. – Он положил ладонь мне на колено, сжал. – Извини.

– Да ладно. – Я смутился. – Сам дров наломал выше крыши… Такая поленница получилась – не разворошишь…

– Остались мы вдвоем, – продолжал между тем Йенс, глядя в огонь своими холодными, умными глазами. – Потом прибились к Игорю Комлеву, и сейчас с ним ходим. Мы тут дозором, а Игорек, – он указал рукой на северо-восток, – там, километров двадцать. – Он внезапно посмотрел на меня и спросил: – Ты что-то хотел сказать, Олег?

– Нет, – поспешно отозвался я. – В самом деле – зачем предлагать уйти со мной в неизвестность, если у них тут есть налаженный мир, новые друзья… девчонки, может быть… Я все-таки попытался перехватить взгляд Андрея. Но он смотрел в степную темноту, полную немолчным треском ночных насекомых…

– Город Света есть… – задумчиво сказал Йенс.

– Да, – подтвердил я и невольно содрогнулся. Йенс заметил это и спросил негромко:

– Страшно вспоминать?

– Угу. – Я кивнул и признался: – Каждую ночь снится, Йенс. В холодном поту просыпаюсь.

Мы сидели плечом к плечу на склоне холма, одинаково обняв колени руками и поставив на них подбородки. По босым ногам гулял ночной ветерок. Вдали гудела степь – шел волной табун диких коней. Костер в низине догорал; Андрей и Кристо спали. А мы никак не могли договорить – и это было тем более странно, что разговор был ни о чем. Точнее – о вещах очевидных.

– Тебе везет, – задумчиво сказал Йенс. – Выжить после таких ран, в таких условиях… Скажи, Олег, с кем ты разговариваешь, когда грезишь?

– С Арагорном, – не задумываясь, ответил я. – ЧТО?!

Йенс тихо засмеялся:

– Спокойно, спокойно… А ты думал, у тебя одного есть советник? Нет уж…

– А что, у всех? – удивленно спросил я.

Йенс покачал головой:

– Даже не у одного из десяти. У немногих… Я догадался, потому что… потому что догадался. Арагорн – король из книг Толькюна? – Он произнес фамилию Толкиена на немецкий лад.

– Да, – подтвердил я. И, помедлив, спросил: – А с кем говоришь ты, Йенс Круммер?

– С Зигфридом, – не удивился Йенс, поднимаясь на ноги. Он развел руки в стороны, потом – приложил кулак ко рту – и в ночь рванулся резкий, переливчатый волчий вой самца-одиночки.

 
Опять, опять! Пожалуйста – молчи!
Когда луна парит холодной птицей,
Вы слышали когда-нибудь в ночи
Простую песню серого убийцы?
 
 
Рука сама хватается за нож.
Ужель, почуяв близость человечью,
Он злобно вспомнил, как хлестала дрожь
Его подругу, сбитую картечью?
 
 
А может быть, он плачет на луну,
Поняв беду совсем иного рода:
Мы все обречены на тишину
За горькой гранью нашего ухода.
 
 
Но, словно пропасть гулкой синевой
Иль ночью в чаще огонек случайный,
Тревожит душу этот жуткий вой
Какой-то смутной и запретной тайной.
 
 
Что знает он о звездной глубине,
Так безнадежно в песне муча горло?
Какая боль, немыслимая мне,
Такую муку из него исторгла?
 
 
Как будто ветер в ивах раскачал
Глухое тело мертвого рассвета…
Такой тоски я в людях не встречал —
Но, может быть, они скрывают это?!.
 
 
И. Басаргин
 

«Чайка» – точно такая же, как черноморская – шла примерно в полукилометре от берега, и звонкий, сильный голос мальчишки, державшегося рукой за нос, донесся до нас отчетливо:

– Эй, кто там, на берегу?!

– Дед Пихто, – буркнул я по-русски. Кристо, раздувавший костер, даже головы не повернул. Я поднялся и крикнул: – Свои! Куда плывете, казаки?!

– Есть свои свои, а есть свои чужие! – заорали с «чайки», но со смехом, и кораблик резко изменил курс. Ветерок развернул флаг – черное полотнище с золотым Андреевским крестом. Взмахивая веслами, «чайка» приближалась, и я уже различал любопытствующие загорелые лица по бортам.

– Не нападут? – тихо спросил Кристо, внешне совершенно спокойно занимаясь костром.

– Увидим, – процедил я, а про себя подумал, что ничего глупей и не придумаешь: добраться до Каспия и погибнуть в схватке со своими же, русскими… Я подошел к самой кромке воды и, широко расставив ноги, упер руки в бока, рассматривая приближающуюся «чайку».

Истошный, испуганный визг с казачьего кораблика заставил меня несолидно присесть. А потом послышался вполне членораздельный, но не менее испуганный вопль:

– Не надо! Не приставайте! Это мертвец!!!

Уговорить казаков причалить мне удалось через полчаса – после того, как я, угорая от смеха, тщательно ответил на все вопросы перегнувшейся через борт Наташки Крючковой и поинтересовался, куда она дела Франсуа.

* * *

– Нет, на Кавказе твоих уже давно нет. – Франсуа покачал головой. Наташка, улыбаясь, подлила мне чаю и села рядом с французом, чья сломанная нога гордо возлежала на удобном камне. – Как ты пог… пропал, они тебя искали, но не так чтобы активно… Погоди, Олег, – попросил он меня, хотя я и не думал подавать голос. – Там же все ясно было. Я сам на той тропе был. Свои трупы они свалили в ущелье, твой, ясное дело, съели… – Мы оба расхохотались. Наташка дала Франсуа подзатыльник. – Ну и через две недели после твоей… гибели они ушли. Вадим их увел.

– Куда? – спросил я.

– На Балканы или в Карпаты… – Франсуа задумался, уже уверенно повторил: – Да, в Карпаты, Олег, точно. А мы перебрались на Каспий, вот, с местными плаваем…

– Сможете доставить меня к устью Куры? – поинтересовался я.

Франсуа вздохнул:

– Да сможем, о чем речь… Но понимаешь, осень, там, на Черноморском побережье, ты вряд ли кого найдешь, а местные ребята вряд ли тебя в Средиземку…

– Значит, пойдем пешком вдоль побережья, – отрезал я.

Франсуа, кажется, еще хотел что-то сказать, но Наташка пихнула его в бок, и он махнул рукой:

– Ладно. Завтра и поплывем, чего тогда ждать…

– Франсуа, – тихо сказал я, – ты за это время… ты о них, о наших, ничего не слышал? Хотя бы краем уха?

– Нет. – Француз развел руками и поспешил меня ободрить: – Да найдешь ты их, обязательно найдешь! Вон ты сколько отшагал – ну, зря все это, что ли?!

– Надеюсь, что не зря, – согласился я. – Было бы чертовски обидно, окажись… по-другому. Голова у меня, если честно, кругом идет, Франсуа, – признался я. – Несет меня куда-то, несет…

– А это ничего. – Франсуа пожал, нагнувшись, мой локоть. – Принесет куда нужно…

Мы сидели на плоской каменной террасе, с которой открывался вид на лагерь казаков. Внизу на несколько голосов пели ухарски:

 
– Вражью силу одолели —
эх! —
Астраханцы д’молодцы!
 

– Стой, погоди! – Франсуа звучно шлепнул себя по лбу. – У меня же для тебя подарок есть! Ты, я помню, огнестрел какой-то имел?

– Да было. – Я махнул рукой. – Наган был. Только он далеко, патроны-то еще в первый год кончились…

– Наган, говоришь… – Франсуа кивнул. Поднялся и, подхватив костыль, шустро зашкандыбал куда-то прочь, бросив: – Погоди, я сейчас.

– Куда это он? – спросил Кристо. Наташка махнула рукой:

– Сейчас придет… Ешьте вон давайте.

Франсуа в самом деле вернулся довольно быстро и высыпал на неровную поверхность самодельного стола десять тяжело стукавшихся коробок промасленно-бумажного цвета. Я хмыкнул, придвинул к себе одну, вслух прочел:

– 7,62х39 наган, 12 штук… – вскинул глаза на Франсуа: – Патроны к нагану?! Сто двадцать штук, целое богатство!

– Бери, – он сделал щедрый жест. – Может, еще когда доберешься до своего револьвера, где он там у тебя, этого тебе надолго хватит…

– Откуда? – уточнил я.

Франсуа вздохнул:

– Да печальная история вообще-то… Год назад были мы на соляных полях, я тогда еще сам по себе, без казаков, гулял. Наткнулись на ребят – четверо, мертвые уже все, а сколько лежат – там не поймешь, просоленное все… Наверное, от жажды умерли. Ну, мы их хоронить, а из сумки у одного пачки эти посыпались. Оружие все негодное, соль поела, а пачки сам видишь – промасленные навылет, уцелели… Хотя, – он снова вздохнул, – если честно, так я не знаю, все ли патроны сработают. И сработают ли вообще.

– Ну – проверим как раз, – пообещал я, сгребая пачки в вещмешок. – Спасибо, Франсуа!

– О чем разговор! – широко улыбнулся он.

* * *

Воду у берега сковал лед – тонкий и прозрачный. Дул резкий холодный ветер, грозно стонали на перевале сосны. Километрах в трех над берегом шел серый дождевой заряд.

– Холодно, – сказал Кристо. Он подошел ко мне, оскальзываясь на покрытых пленкой льда камнях. – Мы пойдем дальше?

– Да, сейчас. – Я тряхнул головой, отгоняя наваждение – мне показалось на миг, что берегом идут несколько человек – как, бывало, ходили тут наши девчонки, чтобы надрать мидий.

– А в вашей пещере точно есть кто-то? – Кристо вытер перчаткой мокрое от соленых брызг лицо.

– Не знаю, – грубовато отрезал я, и Кристо обиженно на меня поглядел. Мне не хотелось объяснять, что теплится во мне какая-то болезненно-идиотская надежда: вот сейчас подойду к пещере, а наши все – там и ждут меня… обязательно ждут.

– Пошли, – почти приказал я и, отвернувшись от мрачнеющих на глазах вод залива, первым двинулся в сторону перевала… того самого, с которого – четыре года назад! – Сергей крикнул: «Ёлки, море!»…

На перевале стоял крест. Очевидно, в солнечные дни – особенно при восходе – его хорошо было видно снизу, летящим черным силуэтом в небе, но сейчас я понял, что это не дерево, только когда мы поднялись на две трети склона.

– Это вы поставили? – Кристо приостановился, оглянулся – он лез впереди – на меня.

Я покачал головой:

– Нет, при нас этого не было…

Крест рос в хмуром небе – казалось, он раздвигает серую пелену, нависшую над землей, черным разрезом. Теперь я видел, что вокруг креста – на высоту половины человеческого роста – насыпаны черепа. Множество, не меньше двухсот. А когда мы подошли ближе, то стало видно, что это низколобые, со скошенной челюстью, черепа урса.

– Кто-то хорошо погулял, – заметил Кристо, трогая носком сапога один из черепов – расколотый наискось. Я наступил на другой череп, побалансировал, находя равновесие, подался вверх-вперед, потому что на кресте что-то было написано.

На перекладине все еще поблескивали вбитые в дерево серебряные полоски букв. Это был чешский, и я, сосредоточившись и беззвучно шевеля губами, начал вчитываться в странно звучащие на слух, но знакомые слова…

18 мая 1990 года

ЗДЕСЬ,

на этом перевале,

одержав победу над врагом в бою,

ПАЛ

князь Борислав Шверда.

(р. 1965 г.)

Ниже – на опоре креста – шли колонкой одиннадцать имен и фамилий с датами.

– Ты его знал? – тихо спросил Кристо.

– Да, – машинально ответил я, всматриваясь в имена и фамилии – наших вроде бы не было, но кое-кого я, кажется, вспомнил. – Это чех, его крепость была в скалах… – Я махнул рукой: – Там, не очень далеко. Мы вместе сражались… Май 90-го – это как раз когда мы начинали битву на Кавказе… Жаль. Он был хороший парень. Спокойный и твердый, как эти скалы… Пойдем, Кристо.

Мы обошли крест. Тропинки, который мы, бывало, выходили на перевал, просто не существовало – она лежала внизу грудами щебня. Похоже, Ян взорвал ее порохом… Но с тех пор появилась еще одна – петлей спускавшаяся в долину с другой стороны. И я вздрогнул, увидев над ней – на черно-зеленом диабазе, – белесые штрихи букв, складывавшиеся уже в русские слова…

Зимой 91-го зимовали в нашем месте.

Ушли в мае на северо-восток, если кому интересно.

Люди отряда «НОРД» (вятичи с Тамбовщины).

– Полгода назад! – вырвалось у меня. – Полгода назад!

– Это твои? – быстро задал вопрос Кристо. Шмыгнул носом.

Я кивнул:

– Мы как раз встретились с Саней на Тихом, когда они отсюда ушли… Опоздал я.

Кристо тронул меня за плечо:

– Если хочешь – мы пойдем по их следам. Они ведь должны были где-то остановиться на зиму…

– Пошли к пещере, – вместо ответа сказал я. И только когда мы миновали надпись, добавил: – Нет, Кристо. Мы зазимуем в пещере. Идти сейчас на север – это идти навстречу зиме…

* * *

То, что пещера обитаема, стало мне ясно задолго до подхода к ней – пахло дымом. Я заметил, что и Кристо начал озираться, взявшись за оружие. Но характерных для урса следов – отходов, мусора, ломаных кустов – не было, и я немного успокоился, хотя оружия не выпустил. Кристо, повинуясь моему сигналу, сместился в тыл и чуть вправо. А я уже не сводил глаз с прохода.

Нас, наверное, заметили еще раньше. Едва ли очень обеспокоились – ясно было, что нас всего двое, и едва ли мы имели очень уж грозный вид (дождь нас наконец-то догнал и накрыл сплошным холодным потоком), – но, когда оставалось метров сто до прохода, навстречу вышел мальчишка в кожаном широком плаще, с непокрытой головой. По длинным белесым волосам сбегала вода. Широко посаженные в стороны от курносого носа светло-синие глаза со скуластого лица смотрели спокойно и внимательно. В руках оружия у него не было, но плащ – отодвинут назад так, что я видел левую руку, лежащую на рукояти тяжелого прямого кракемарта. «Финн, скорее всего, – подумал я и тут же заметил вышитый на широком поясе узор в виде утиных следов. – Точно – финн».

– Терве, – припомнил я словечко, медленно протягивая навстречу ему обе руки ладонями вверх.

– Терве туоло, – неспешно кивнул финн, осматривая нас. Потом заговорил, но, видя, что я не понимаю, спросил на неплохом чешском: – Ты чех? Словак?

– Я русский, – покачал я головой. – Мы жили здесь… давно… – Я с трудом подбирал чешские слова, но финн, усмехнувшись, остановил меня:

– Я знаю русский… В это… эту зиму тут жили русские. Когда мы пришли, их уже не было…

– Это мои друзья, – сказал я, опуская руки. – Мы долго не виделись.

Финн свел широкие рыжеватые брови:

– О, тебе не повезло немного. Проходи и ты, и твой друг. Если вам надо – вы будете зиму жить здесь. Или совсем останетесь. Если хотите.

– Скажи… – я помедлил. – Чехи – тут, в горах – еще живут?

– Живут, – кивнул финн. – Но там мало чехов. Совсем мало. Много из других мест. Мы вместе обороняемся… А там, – он махнул на юго-восток медленным, плавным движением, – поселились испанцы. Они пришли вместе с нами… Так проходите же. Плохая погода…

* * *

В пещере мало что изменилось. Может быть, поэтому я не ощутил себя тут чужим – Кристо задержался у входа, тщательно опуская занавесь, а я, кивнув всем, прошел к огню, раздергивая шнуровку плаща.

На нас смотрели около тридцати пар глаз – в основном это были финны, причем ярко выраженные, но виднелись и другие. Сопровождавший нас часовой (он, оказывается, не один там дежурил) подошел к сидевшему на чем-то вроде кресла, обтянутого шкурами, рослому парню – тот не перестал отбивать бруском длинный палаш, упертый в шкуру между широко расставленных ног, но, когда часовой закончил короткий тихий доклад и вышел, парень поднял на нас лицо.

Это тоже был финн. Но его нацпринадлежность я определил позже. А в тот момент мне бросился в глаза страшный шрам, уродующий лицо этого парня – лет четырнадцати-пятнадцати. Правого глаза у него не было – кожаная повязка закрывала эту сторону. Из-под нее шрам, проложив жуткий провал в переносице, спускался, грубо расширяясь, на левую скулу, прерывался – и, очевидно, переходил на левое ухо, мочка которого была срезана.

– Меня зовут Хаахти Салоранта, – сказал финн на безупречнейшем русском. – Я вождь этого племени. Так ты жил здесь?

– Меня зовут Олег Верещагин. – Я отсалютовал вскинутой рукой с перчаткой. – А со мной Кристо Ириди, он грек. Мы бежали из плена больше года назад и странствовали – сперва чтобы сбить погоню со следа, потом я искал своих. Они были здесь. Весной я вновь отправлюсь в путь, а сейчас – может быть, вы позволите мне и моему другу остаться у вас?

– Конечно, – кивнул Хаахти.

– Тогда… – я помедлил. – Тогда я хочу просить позволения взять здесь одну вещь, которую оставил когда-то.

По кругу сидящих у огня парней и девчонок прошло любопытное движение. Сдерживая внезапно возникшую нервную дрожь, я подошел к лежакам «для мальчиков» – они остались на прежнем месте и были те же самые, только кое-где настил поменяли, – испытывая странное чувство уже бывшего (кажется, оно называется «дежавю»). В голове почему-то со стуком в ритме сердца колотились строчки:

 
…никогда не возвращайтесь
В прежние места…
 

Я приподнял край настила. Удерживая его левой рукой, правой достал дагу, несколько раз стукнул яблоком по размазанной у самого пола глине – она отвалилась кусками, открыв каменную забивку, которую я расковырял наконечником ножен. Убрав дагу в перевязь, я запустил руку в открывшуюся неровную дыру – и пальцы мои наткнулись на холодную кожу.

При общем нетерпеливо-удивленном молчании я достал кобуру, с которой свисал ремень с пустым патронташем. Отпустил топчан. Повозившись с клапаном – кожа высохла и потрескалась – я достал, пачкая пальцы салом, наган.

– Ого… – выдохнул кто-то. Электрической искрой побежал по пещере удивленный шепоток.

– Я его оставил здесь тогда, перед уходом, – пояснил я, проводя пальцем по стволу. – Кончились патроны… А сейчас я снова ими разжился – буквально чудом.

Хаахти, все это время наблюдавший за мной цепким холодным глазом, кивнул:

– Бери свою вещь… Садитесь, грейтесь и ешьте. Мы рады вам.

* * *

К вечеру дождь перестал. Но ветер не унялся – сильнейший и плотный, он как будто стал еще свирепей, несся над Карпатами, срывая с карнизов и склонов камнепады. Небо очистилось, на нем горели, почти не мигая, страшные крупные звезды. Похоже было, что под утро придет настоящая зима…

Но в пещере, как и положено, было тепло, светло и весело. Не знаю, то ли хозяева каждый день так ужинали, то ли отмечали что-то, то ли дали пир в честь нас – но я не ел так уже давно. Кристо вообще расслабился полностью – он сидел рядом с какой-то девчонкой (не финкой, кажется) и то и дело принимался болтать с ней, а потом они вместе хохотали. Глаза у Кристо блестели, и я вдруг подумал, что весной оставлю его здесь. Зачем и куда ему тащиться? Каждому свое…