Текст книги "Док"

Автор книги: Олег Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

07. Снайпер

Стрелок пришел на третий день сезона дождей. Какая-то умная и хитрая голова пустила перед ним очередную группу «революционеров», которые стали методично топтаться на границе наших владений. И когда два взвода зажали повстанцев в клещи и начали истребление, снайпер сделал первый выстрел. Он убил троих и растворился в упавших на джунгли сумерках. Пока спецназовцы разобрались, что их друзья погибли не в результате ожесточенной перестрелки, пока попытались прочесать округу и поискать следы: враг исчез.

Второй раз человек-невидимка объявился через сутки. Он аккуратно «провертел» дырку в голове артнаводчика у соседей и ушел, вновь не оставив следов. Рассвирепевшие солдаты выслали группы на все возможные направления, перехватили в дальнем рейде караван с наркотиками и уничтожили две мобильные группы партизан. Но снайпера обнаружить не удалось.

Зависнув над картой, ротный долго постукивал кулаком по столу, потом ругнулся и предсказал наше неприятное будущее:

– Урода явно готовили хорошие профессионалы. Дожди, воды в лесу полно. Любая крошечная лодка по болотам пройдет и следа не оставит. На тропах мы можем сидеть хоть год, но так его не перехватим… Еще день, два, и он подойдет ближе. И начнет «щупать» уже оборудованные позиции. И в такую погоду наши датчики помогут мало. Да и толку от дешевых полосных сканеров и той мелочи, что мы разжились перед вылетом. Надо что-то особенное…

Я прислушался к шуму дождя и спросил:

– Думаешь, он полезет сюда? Рискуя головой и игнорируя риск нарваться на засаду?

– Это кто-то из местных. Или бывший охотник, или просто урод-самородок. Стрелять в джунглях на две-три сотни метров, это надо уметь. Тем более в дождь… Скорее он обнаружит засаду и завалит еще кого-то из ребят, чем мы сумеем его отследить на подходах. Самсон с подобным сталкивался уже… Надо что-то другое. Или хорошее оборудование с командования выбивать и размещать прорву датчиков по округе, или команду спецов вызывать, чтобы они на живца его ловили…

Пока хмурые бойцы обсуждали возможные варианты, я тихо сидел в углу и жевал подобранную днем соломинку. Потом поймал на себе изучающий взгляд командира и попытался озвучить мою бредовую идею:

– У нас в команде есть четыре человека, поставивших себе микрочипы экспресс-навигации. У двоих пришлось часть функций блокировать, но в целом это работающее железо…

– Есть такие, – согласился капитан Кокрелл. – Наводчик и координатор у пулеметчиков, один отвечает за связь с артдивизионом и один в группе глубокой разведки.

– У этих чипов есть побочный эффект. Если их перекалибровать и добавить атропиновые препараты, то можно неплохо видеть ночью без «ночников». Плюс, обострить обоняние на несколько часов. Четыре бойца на возможных путях подхода. Без фонящего оборудования, которое можно засечь. На сутки-двое их хватит, потом нужно будет госпитализировать и приводить в порядок. Зато их не сможет обнаружить никто. И никто не сможет просочиться мимо незамеченным.

– Двое суток мало. Охота может занять существенно больше времени.

– Тогда мы спалим им мозги. Решай сам, ротный. Но это – возможный вариант разобраться с проблемой без привлечения помощи «сверху». Тем более что ее нам все равно не дадут.

Остро отточенный карандаш лег на карту, и Кокрелл махнул одному из бойцов:

– Понял, о ком говорили?… Тогда позови парней, будем мозговать, как лучше использовать их таланты…

* * *

– Док, но если я смогу его заметить, то шлепну с одного выстрела!

– И превратишься в ослепшего и оглохшего идиота. Запомни – никаких резких движений, никакой стрельбы и беготни по ночному лесу. У тебя будет притопленный шнур к спутниковому маяку в стороне от лежки, и оборудованная позиция. Твоя задача – лежать и слушать, нюхать, смотреть во все глаза. Ты должен слиться с джунглями, превратиться в опавший лист. И когда чужак пойдет мимо, дать нам знать… Когда наведешь на противника группу перехвата, примешь вот этот препарат. Который тебя вырубит на несколько часов, но спасет от звуков и вспышек стрельбы… Поверь, нам придется еще повозиться потом, возвращая тебя в нормальное состояние.

– Но если ребята его не заметят? И он сможет выстрелить первым!

– Твоего целеуказания хватит, чтобы зажать его на разведанной территории. И там уже ему не укрыться никак.

– Но я бы рискнул отработать сам. Эта сволочь завалила Томми, а мы с ним росли в одном квартале.

– Я тебя понимаю. Но если станешь играть в героя, то отправишься следом за своим другом… Поэтому – выполняй приказ, боец, и не рискуй жизнью товарищей, устроив личную войну…

* * *

– Я не уверен в двоих, ротный. У одного «фонит» чип, парня может просто скрутить на препаратах. Второй готов бежать впереди собственного свиста, лишь бы голыми руками придушить снайпера.

– Я знаю, док. Но выбора у нас нет. Если мы за эту неделю не разберемся с уродом, подтянутся другие ублюдки и начнем нести потери. Мы и так были вынуждены сократить частично патрулирование. Еще немного – и в лесу будет полно ср…х унидос, окопавшихся на каждой кочке. Поэтому придется рискнуть.

– У нас два дня, потом парни начнут «гореть».

– Значит, тебе придется совершить чудо, когда мы их заберем с позиций. Хватит, док, не грызи мозги, и без тебя тошно…

* * *

Снайпер пришел на пятую ночь, в грозу. Он плыл на связке надувных мешков, продвигаясь вперед очень медленно и осторожно. Но как бы он не крался, черный силуэт сумел заметить третий номер и подал нам сигнал. Пропустив его на заранее подготовленную позицию, мы активировали укрытые на стволах деревьев мины и погнали дичь на них. Через пять минут одна из ловушек сработала, и поисковая команда замкнула кольцо оцепления. С первыми проблесками зари раненного стрелка приволокли на «кладбище».

Я выбрался из своего «склепа» и устало подошел к сбившимся в кучу солдатам. Связанный пленный скособочено сидел, привалившись к глиняному отвалу. Молодой совсем еще мальчишка, лет шестнадцати, не больше. В драной рубахе, уляпанной кровью, и широких бурых штанах на широких тесемках, с пустыми холщевыми подсумками.

Обернувшийся капитан разглядел мои пустые глаза и помрачнел:

– Кто?

– Штапп. Все же «фонящий» чип убил парня… Остальных я накачал так, что неделю будут овощами отлеживаться, потом потихоньку верну их к жизни.

– Печально. Мерзавец сумел хоть так поквитаться… Ладно, док. Мне нужно, чтобы он прожил еще дней пять. Лучше – больше. Поройся в стимуляторах, подбери что нужно. И мы выпотрошим этот кусок говна.

Я почувствовал, как внутри меня все собралось в сплошной ледяной ком. Растер заросшее щетиной лицо и прошептал:

– Извини, ротный, но я не буду помогать тебе… Если надо – давай перевяжу его и отправим в бригаду. Пусть допросят с «сывороткой правды» или еще что придумают. Но мы же не палачи…

– Док… Эти люди не понимают другого отношения. Для них мы – мусор. Как и они для нас. И если мне придется разменять сотню или тысячу этих голодранцев на одного бойца, я это сделаю не задумываясь.

– Но мы же люди, ротный… И пусть это война, но есть какие-то принципы, которым мы не можем поступиться. Вспомни сам, ведь за все время боев никто из ребят не грабанул соседнюю деревню, не изнасиловал женщину, не убил крестьянина ради развлечения. И пусть этим балуются тыловые уроды, но ведь вы-то не такие!

Мой седой командир непонимающе оглянулся вокруг и попробовал объяснить мне еще раз. Он явно не мог взять в голову, почему элементарные прописные истины приходится объяснять взрослому человеку, с кем делили кусок хлеба и вместе выживали в этом зеленом аду:

– Док, мы взяли мерзавца с оружием в руках. Он убивал моих ребят и шел продолжать начатое. Он вне каких-либо законов про гражданское население.

Я стоял с опущенными плечами и мучался осознанием того, что все слова бессмысленны. Этих людей, впитавших в себя чудовищную и беспринципную суть войны – не переделать. Выживай любой ценой, спасай своих и убивай других – эти законы подменили собой гуманизм и цивилизованность. В глазах моих сослуживцев я видел только смерть.

– Извини, Кокрелл. Я готов помочь парням выжить, я готов их выхаживать и готовить к новым боям. Но помогать пытать пленного я не буду. Это – переступить через себя… Если тебе что-то нужно – бери сам, я в этом не участвую… Хочешь расстрелять пацана – не возражаю. Но кромсать его на куски – зверство, а не война.

Капитан криво оскалился и медленно потянул нож с пояса. Но громадный Самсон твердо положил ладонь на побелевшие пальцы и прогудел:

– Командир, не заводись. Это же док. Он у нас все еще с придурью… Подожди, после первой же мясорубки пройдет. Как сам зубами кому глотку порвет, так и выветрится из него эта детская глупость… Не заводись, не надо. Док у нас все же хороший, просто дурной…

Ротный помолчал, убрал руку с ножа и прошипел, не сводя с меня бешеных глаз:

– Ладно, умник… Не хочешь пачкаться – твое дело. Тогда займись своими обязанностями. Возвращайся в «склеп» и «чини» парней. Мне они нужны не через две недели, а как можно раньше. Раз ты у нас гений от медицины, то докажи это делами… Док…

И я вернулся в свой бетонный каземат, из которого отлично было слышно, как именно беседовал со снайпером наш командир…

* * *

Мальчишка орал трое суток, почти не переставая. Я возился с нашими следопытами, и назло окружающему миру не затыкал себе уши. И слышал этот надсадный вой каждую секунду, скрипя зубами. Переполненные ненавистью спецназовцы распотрошили аптечки и держали пленного на стимуляторах, не давая подохнуть. Они так же приволокли пойманных в лесу четверых партизан и заставляли их смотреть на бесконечную экзекуцию.

Я подбирал препараты, заново калибровал обезумевшие от нагрузки микрочипы, ставил блокады и шунтировал мозговые желудочки, сбрасывая упрямо ползущее вверх внутримозговое давление. А с улицы доносился переполненный болью вой… Я комбинировал состав «дури», загоняя измученных бойцов в медикаментозный сон, снимал сенсорный шок и шаманил с обезболивающими мазями. А мои уши терзал бесконечный визг… День сменял ночь, неслышно попискивали блоки жизнеобеспечения, чутко отслеживая состояние бывших охотников за снайпером. А их добыча грызла зубами землю и орала, орала, орала, вынимая из меня душу…

На четвертое утро в бункер вернулась звенящая тишина, и я выбрался на улицу.

Серый от усталости командир роты сидел на куске брезента и о чем-то разговаривал с командирами взводов. Капитан показывал на карте маршруты спешно подготовленного рейда, а я смотрел на то, что не могло быть человеком. Стоял, и оцепенело смотрел на бесформенный кусок мяса, тихо вывший в загаженной яме. Потом повернулся и пошел к себе.

Когда я вернулся, Кокрелл уже свернул карту и стоял рядом с пленным. Покосившись на меня, ротный задал лишь один вопрос:

– Как парни?

– Завтра вернутся на свои места, полностью к службе годны будут через двое суток.

– Хорошо, док, у нас теперь каждый человек на счету. Добывающие корпорации просчитались. Они не ожидали, что мы так быстро сможем взять ситуацию под контроль и задавим мятеж в городах и всех крупных поселках. Но вложенные в авантюру деньги надо спасать, поэтому на южных островах уже высадились наемники. И удар по нам нанесут со дня на день… Пусть без авиации и танков, но это будут профессионалы с хорошей артподдержкой и отличным снабжением. И их очень много, док. По три-четыре мерзавца на каждого из нас, если не больше… Парень многое рассказал. И мы получили ценную информацию, которая поможет продержаться какое-то время.

– А четыре болвана, которых перехватили с контрабандой?

– Я прострелил каждому из них правую ладонь и вышвырнул в лес. Через сутки все аборигены будут знать, как мы караем врагов, взявших в руки оружие. Готов поспорить на свое месячное жалование, на наши позиции ни один унидос не полезет. Их теперь даже под угрозой расстрела в местное болото не загнать… Будем воевать с такими же беспринципными парнями, как и мы…

– Значит, ты получил все, что хотел… Слюнтяй док вытянул парней с того света, пленный «раскололся» и выложил все, до крошки. Да еще удалось провести акцию устрашения дешево и сердито…

– Не борзей, док, – предостерег меня ротный, но мне было плевать.

– Ты закончил? Тогда позволь мне прибрать тут, а то антисанитарию развели…

Я поднял тяжелое штурмовое ружье, которое обычно держал в самом дальнем углу, и всадил пулю в лоб человеческому обрубку, оборвав заунывный скулеж. Потом поставил оружие на предохранитель и повернулся к удивленному командиру:

– Труп убрать, яму засыпать с антисептиком. Прислать ко мне бойцов для пополнения израсходованных медикаментов… И еще, капитан. Мы все в одной команде, одно дерьмо хлебаем. Но если ты еще раз притащишь сюда пленного для подобного рода развлечений, я пристрелю его еще у оцепления. И сделаю это так, чтобы мозги уляпали тебя с ног до головы. Тогда в следующий раз ты будешь играть в вивисектора на чужой территории. Потому что у нас здесь опорный пункт войск специального назначения, а не заштатный концлагерь.

И не дожидаясь, что мне ответит взбешенный офицер, я пошел к себе. А за спиной хохотал до слез кто-то из безбашенных пулеметчиков, повторяя одно и то же, как испорченная пластинка:

– У дока новые «тараканы» завелись! Он у нас теперь вместо штатного снайпера в расход пускает! У дока – новые «тараканы»!

И невидимые среди деревьев цветные попугаи вторили его смеху, пародируя безумные вопли людей…

08. Дождь

Мы сумели прожить следующий месяц благодаря дождю. Казалось бы, я должен любить его холодные струи после этого, но я стал ненавидеть шелест падающий с неба воды. Потому что именно с его приходом на обжитом «кладбище» поселилась подлинная хозяйка – смерть…

Богатые люди в дорогих костюмах посчитали недополученную прибыль и очень расстроились. Настолько сильно расстроились, что кого-то лишили премии, кого-то подвинули по карьерной лестнице ниже, чем было запланировано, и волна недовольства с корпоративного Олимпа докатилась до островов, чтобы выплеснуть несколько цистерн бензина в зачахший костер «революции». И на позиции разномастных сводных бригад, зачистивших львиную часть территории, двинули орду наемников, максимально укомплектованных оружием и боеприпасами.

Тропический дождь, набравший силу под конец «мокрого» сезона, поливал осклизлые джунгли, превратив в болото весь лес рядом с невысокими горными склонами. Зачатки дорог исчезли среди бурых от глины ручьев. Трудно проходимый подлесок превратился в спутанный бурелом, протянувшийся из одного конца архипелага до другого. Но людей в дорогих костюмах мало волновала погода, их больше беспокоили упавшие котировки акций. Поэтому наемников послали вперед, не обращая внимания на разверзшиеся хляби небесные. И вместе с холодными каплями дождя в нас полетели капли свинцовые. Тогда я разлюбил дождь…

* * *

Я высунул голову в предбанник и подставил лицо холодным струям дождя. Не успел шум в голове стихнуть, как по узкому проходу ко мне проскользнул капитан Кокрелл, больше похожий на сгнившего заживо мертвеца, раскопавшего ночью глиняную могилу.

– Жив, док?

– Не знаю… Мне показалось, или по башке действительно чем-то стучали?

– Было такое, – согласился ротный, устало пытаясь смыть наслоения грязи с лица. – Третий минометный обстрел за сутки. Пара гостинцев досталась и тебе. Скажи спасибо «летунам», что поделились тогда пенобетоном. Твой бункер сейчас можно проломить лишь солидным калибром, а не переносными пукалками.

Ноги не держали, и я присел на дно окопа, о чем сразу же пожалел: мокрые от пота штаны тут же начали впитывать холодную грязную жижу. Но подниматься уже не было ни сил, ни желания. Я еще раз вздохнул пахнущий дымом воздух и закашлялся:

– Командир, еще сутки-двое, и я начну штамповать «обрубки». Надо что-то придумать, пока еще не поздно.

– Разжуй, – с трудом разлепил веки смертельно уставший мужчина, плюхнувшийся в грязь рядом со мной. – Что за «обрубки»?

– У меня по двадцать человек за сутки с ранениями. Спасают лишь запасы имплантов и пластик, что в городе добыли. Но этих запасов еще на день. И парни, которых я штопал, попадают ко мне по второму-третьему разу. И у большинства раны: осколочные или огнестрельные, грязные, с размозжением тканей и оборудования. Еще чуть-чуть и я смогу лишь делать ампутации. Тяп-ляп, получите обрубок вместо человека: тело, способное лишь гадить, и голова, который надо объяснить смысл будущей жизни…

Ротный помолчал, потом лишь кисло усмехнулся и просипел:

– Значит, будешь клепать то, что получится, док… Мы еще хорошо сидим, на оборудованных позициях, а парней по округе уже смяли… Поэтому готовься, скоро вся рота к тебе в гости начнет ходить, каждые полчаса… Правда, что там от этой роты осталось, шестьдесят человек от силы. И то половина из пробившихся к нам остатков с остальных рот.

– А обещанные подкрепления?

У капитана даже не нашлось сил поддеть как следует собеседника-идиота:

– Подкрепления? Драпают, док, как есть – драпают! В порту на корабли не пробиться. Тяжелую авиацию неплохо пожгли при первом же серьезном налете, так на остатки забились штабные и сдернули быстрее визга. Они же спрогнозировали, что наемники войдут в столицу за три дня. А мы уже две недели держим высоты и часть проходов к ним. Можно сказать, что нас уже нет, а в городе никак не могут установить новый демократический порядок…

– И что потом? Когда в дополнение к нашей голой жопе закончатся боеприпасы и медикаменты?

– Тогда ты возьмешь скальпель, а мы будем грызть врагов зубами. И не ухмыляйся, док, так и будет. Потому что уйдем мы отсюда лишь после падения первого гаубичного снаряда. Пока лупят из минометов, мы будем огрызаться, пустив корни в «склепы». А потом, после подхода основных сил противника, нас сковырнут и погонят через горы к океану. Где и добьют… Вот и весь прогноз…

Ротный был прав. Погнав разрозненных ополченцев перед собой, крупные силы наемников ударили широким фронтом. Соотношение сторон на особо важных участках доходило до один к десяти не в нашу пользу. Крошечный пятачок, на котором мы обустроили «кладбище», спасало наличие нескольких дополнительных оборудованных площадок для авиаторов, и хорошо укрепленные позиции трех гаубичных батарей на высотах за спиной. Благодаря остаткам нашей сети датчиков, артиллеристы неделю пластали наступающего противника при каждой атаке. Усиленные взводы спецназа тем временем прикрывали их от вражеских диверсионных групп и давили мелкие отряды, гребущие по непролазной грязи к океану. Целую неделю я с трудом успевал латать раненных и надеялся, что через пару-другую дней мы победим.

Потом «бог войны» выскреб остатки складов, до которых смог дотянуться, и мы остались без серьезного прикрытия. К которому добавились потери от зенитных комплексов у «летунов». И озверевшие от безжалостного кровопускания штурмовые отряды наемников принялись за нас всерьез. А мы откатились от дальних подступов к ближним, потом зарылись в давно обжитые окопы, а потом и вовсе убрались под землю, лишь огрызаясь в произвольном порядке из заботливо укрепленных бункеров. Стреляли, подрывали, ночью сходились в рукопашную на чужой территории и держали проклятую всеми богами высоту, держали, держали…

Пока парни умирали в непролазной грязи, я оперировал в «склепе-2», под надсадный свист полусдохшей вентиляции. Кроил и штопал, собирал из кусков разбитого металла подобие конечностей, замещал сожженные суставы грубыми подобиями, кидал шунты над оплавившимися микросхемами, вливал литры кровезаменителей и адаптантов. В конце первой недели я боялся промахнуться от недосыпания: иногда в глазах двоилось, а рядом с операционным столом уже лежала очередь «срочных». После двух недель я уже ничего не боялся, а работал подобно закостеневшему автомату: скупые движения, механические операции, упрощение элементной базы и возврат в строй бойца любой ценой. Когда к нам подтянули тяжелую артиллерию, я фактически «спекся» и после разговора с командиром мир воспринимал рваными кусками: мерцающий свет ламп, бурая тягучая пленка свернувшейся крови на бетонном полу, лязг инструментов в кювете, недовольный писк диагноста и пустые коробки от препаратов…

На лицо падали крупные холодные капли, заставив медленно перевернуться на бок. Проклятый дождь. Уставшее тело тряхнуло, и до меня донесся грохот очередного разрыва. С трудом выдирая ноги из липкой грязи, по кишке окопа пробрался Самсон и похлопал еле живого мужчину по щекам:

– Док, ты как? Извини, не сразу достали. «Вилку» вкатали, сволочи, счастье еще, что по бокам от бункера снаряды легли. Тебя откопали, и Чета, остальные так там и остались.

– Инструменты… Инструменты нашли?

– Только остатки чемоданчика, что рядом с тобой были. И винтовку. Остальному каюк… Да и «кладбищу» тоже каюк. Отходим, док. Уроды как раз группируются для атаки, надо успеть оторваться, пока пауза в обстреле…

И потянув волоком контуженого доктора за собой, пулеметчик двинулся дальше, остервенело хлюпая разбитыми сапогами…

* * *

Я аккуратно навел прицел на скрюченную фигурку на гребне холма и нажал на курок. Винтовка больно ударила в одеревеневшее плечо, и наемник закувыркался по траве вниз. Выстрела я так и не услышал. Я вообще ничего не слышал, и двигался подобно рваной марионетке из заштатного бродячего театра. Если меня подтаскивали к умирающему спецназовцу, я брал в руки остатки инструментов и пытался спасти ему жизнь. Если надо было переходить на другую позицию, Самсон тащил меня дальше, а я лишь волочился за ним подобно мешку с дерьмом. Если нас зажимали на очередной кочке посреди болота, я брал в руки винтовку и стрелял в ответ. Мир сузился до размеров булавочной иголки на верхушке мушки. Мы и они. Убей, или убьют тебя. Остальное уже стало не важным… И я стрелял. Стрелял и стрелял. А так как у меня до сих пор были целы руки и ноги, не искрили поврежденные импланты, и кровь не заливала глаза, то на пятидесяти метрах контуженый «пиджак» умудрялся иногда попадать в цель.

– Ну, еще чуток, с…и, еще чуток! – прорычал ротный, вглядываясь в перебегающие в дыму фигуры. – Давайте поближе, мы вам подарок приготовили… Еще…

Капитан вдавил кнопку на крошечном пульте, и чадящие остатки холма вздыбились. Вторя взметнувшейся в небеса земле, по бокам от нас всколыхнуло джунгли, уничтожая все вокруг раскаленным облаком. Заранее уложенные тонны взрывчатки перемешали болото и холм в непролазную кашу, оставив остаткам спецназа крошечную тропу в сторону побережья. Одновременно с взрывом в воздух взметнулись десятки мелких мин-ловушек, засыпавших всю округу жалящей смертью. Пробиться теперь до нас можно было лишь на тяжелой технике, которую пока не подтянули наемники. Пехоте путь был закрыт.

– Отходим, – просипел сорванным голосом Кокрелл, и мы побрели к океану, поддерживая друг друга: тридцать калек, с остатками патронов и по гранате на брата. Все, что осталось от сводной бригады спецназа, державшей свой рубеж до последнего…

* * *

Мы успели перевалить через горную гряду до того момента, как погоня окончательно взяла наш след. Наверное, ошметки роты спасла вакханалия грабежей, захлестнувшая город. И те группы, что должны были отжимать нас от пригородов столицы, занимались куда более интересными делами, чем поиски еле живых солдат с риском поймать ответную пулю.

Мы даже сумели просочиться мимо забитого войсками аэродрома, уничтожив по дороге караульный пост. Подобрав оружие и сухпай, сделали крошечный крюк мимо ярко освещенных складов, и ушли в тонкую парковую полосу, примыкавшую к широким пляжам. Лихорадочно зарываясь в землю, ротный слушал грохот перестрелки, и лишь зло сплевывал:

– Бардак! И у них бардак! Одни идиоты бегут по следу и пытаются штурмовать чужие склады, другие гвоздят в ответ, не пытаясь разобраться в ситуации… Нам бы полнокровную бригаду, мы бы этих идиотов умыли бы кровью за сутки! Одно лишь название: «наемники»!

Затаившись в наспех оборудованных стрелковых ячейках, наша группа затихла, настороженно встречая рассвет. Сопровождавший нас всю дорогу дождь медленно набирал силу, выливая остатки накопленной воды на траву, заросшие кривые парковые дорожки и лохматую цепочку кустов. Когда хмурое солнце должно было подняться где-то за свинцовыми облаками, на нас выбежали первые загонщики… Пришло время последнего дня…

* * *

Остатки роты смогли продержаться целый час. Дважды мы отбивали стремительные атаки, оставив изломанные тела между посеченных осколками кустов. И оба раза возвращались на залитые кровью позиции. В третий раз вместе с косыми струями холодного дождя сверху упали мины, мешая с липкой землей живых и мертвых.

– Док, Саму зацепило! – заорал Тибур, оттаскивая в сторону рухнувшего гиганта. Я успел на четвереньках добраться до воронки, куда они спрятались, когда за спиной легла целая серия разрывов, накрыв нас мутной жижей. Отплевываясь от грязи, я посмотрел на серое лицо Самсона и попытался ободряюще улыбнуться:

– Держись, парень! Нам бы до дому дотянуть, там все исправим! – а сам тем временем уже накладывал жгут на остатки левой руки. Можно сказать, что повезло: большую часть осколков на себя принял каркас сервомотора конечности, спасая хозяина от смерти. Но на пианино нашему пулеметчику уже никогда не сыграть. Да и нам всем скоро останется лишь исполнить похоронный марш.

Я чуть высунулся, успев выстрелить в мельтешащие вдалеке фигуры. Потом подхватил раненного за «упряжь» и скомандовал Тибуру:

– Взяли! Вытягиваем и ходу, ходу!

Вырвавшись из-под обстрела, я бросил пустую сумку и попытался посмотреть, чем могу помочь остаткам подразделения. Кроме горсти хирургических инструментов и залитой кровью рубахи вместо бинтов у меня больше ничего не было.

Рядом с поваленным деревом скрючился наш латино-физкультурник. Его трясло в ознобе, а непослушные пальцы все пытались уложить поудобнее раздробленные ноги. Повернув ко мне обожженное лицо, он лишь всхлипнул:

– Пулемет дай, док! Сама уже не боец, уносите его, а я останусь!

– Не дури, – я попытался было возразить, но умирающий лишь зло отпихнул меня:

– М…к! Если бы не аптечка, я бы уже сдох! Ты же видишь, меня разворотило всего! Пулемет давай, быстро! Я хоть минуту-другую для вас выиграю!

И подхватив тяжелую железку с остатками ленты, он остался один. А я волок с Тибуром потерявшего сознания Самсона и никак не мог вспомнить, как звали нашего весельчака, готового на спор крутить «солнышко» на турнике. И с ужасом понимал, что имена сослуживцев провалились в какой-то черный туман, заменивший их лица и смех лишь окровавленным операционным полем и слепящими вспышками микролазера автоматического хирурга. Похоже, я сошел с ума, превратившись в восставшего из склепа мертвеца, по недоразумению все еще переставлявшего ноги…

Когда редко рокотавший пулемет стих, мы пробились через полосу прибоя и рассыпались по умытым океаном невысоким скалам. Здесь, на границе суши и соленой воды нам предстояло умереть. Забившись в щели, четырнадцать человек готовились сказать последнее «прости» этому миру. Четырнадцать из восьми сотен сводной бригады, переброшенной для «наведения конституционного порядка». Последние из «макак», краса и гордость латинских и ганга кварталов. Последние…

– Ненавижу дождь, – проворчал Тибур, озабоченно проверяя полупустой магазин. Потом посмотрел на уложенного в крошечной ложбинке Самсона и повернулся ко мне: – Ну что, док, спляшем? Напоследок… Чтобы запомнили… Только бы брата не оставить одного, когда сдохнем. На куски ведь порежут, не дадут ему спокойно умереть…

Я полюбовался двумя патронами, что составляли все мое богатство, и устало усмехнулся в ответ:

– Мне ротный гранату подарил, вот она. Последний воспользуется. Чтобы нас действительно запомнили.

Мастер ножевого боя смахнул с бровей воду и расхохотался:

– А ничего, док, ты действительно наш! И как я сразу это не распознал…

Но я уже не ответил, вглядываясь в чужие тени, шагнувшие на пляж из перепаханного разрывами парка. Чужие призраки под неумолкающим дождем, посланные из ада по наши души.

Призраки под холодным дождем…