Текст книги "Врата в преисподнюю (СИ)"

Автор книги: Олег Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава седьмая

Дома меня ожидал сюрприз.

Из щели почтового ящика (сто лет в него не заглядывал, все равно писать некому) выглядывал светлый уголок конверта.

Письмо, судя по обратному адресу, было от Ильи. На красивой открытке с цветами каллиграфическим почерком (никогда бы не подумал, что Рыжая умеет так писать) было стандартное приглашение на свадьбу.

Оставалось только порадоваться за друга и его суженную, но, вопреки здравому смыслу, непонятная и ничем не объяснимая тоска сдавила сердце.

Даже не ревность.

Ревновать Рыжую было глупо и нелогично.

Несмотря на наши прошлые отношения, меня с ней совершенно ничего не связывало. Я с ней встречался ради приятного времяпровождения и только. Ни о чем более серьезном не могло быть и речи.

И, тем не менее, я чувствовал нечто вроде обиды.

Я вновь, в который уже раз, ощутил себя покинутым и никому не нужным.

Если даже Рыжая отдала предпочтение Илье, которого я сам никогда всерьез не воспринимал и потешался над ним по любому поводу и без, то чего же я стою в этой жизни?..

Скорей всего, это была обыкновенная зависть. Та самая, которую в народе именуют "жабой" – большой, зеленой, в пупырышках, гадкой и отвратительной. И она давила меня, не жалея сил.

Я осознавал всю мерзость обуявшего постыдного чувства и ничего не мог с собой поделать. Мне казалось ужасно несправедливым, что, вот, у Ильи все так хорошо обустроилось. Он обзаводится семьей, скоро остепенится, станет солидным человеком. А у меня, по-прежнему, ни кола, ни двора…

И, что самое обидное, никакого просвета, никакой надежды на скорое изменение к лучшему.

Спрашивается: чем Илья лучше меня?

Или, так будет справедливее: чем я хуже?..

Было еще кое-что на этом цветастом картонном прямоугольнике, что больно потревожило незаживающую рану. В постскриптуме молодожены просили передать приглашение Татьяне…

Вроде бы, я встречаюсь с ней каждый день или, по крайней мере, знаю, где она сейчас находится?

Хотя…

Вдоволь натосковавшись, я таки поднял телефонную трубку и набрал заветные цифры. И только, когда раздались длинные гудки, сообразил, что уже два часа ночи и звонить поздно.

Но трубку не положил.

Дождался, когда после энного количества гудков в ней раздался щелчок и послышался сонный, встревоженный голос:

– Алле… Я вас слушаю…

Этого было более чем достаточно. Я убедился, что Татьяна дома, и сердце мое бешено заколотилось в груди.

Я легонько придавил пальцем рычажок и, полистав справочник, набрал круглосуточный номер агентства пассажирских перевозок.

Мне повезло. Первый микроавтобус на Киев отправлялся через полтора часа, и я успел забронировать на него место.

На звонок с автовокзала долго никто не отвечал. Я даже испугался, что опоздал и Татьяна куда-то ушла.

Но вот раздался знакомый, до боли родной, голос.

– Таня, это я…

Она узнала меня и, похоже, не была в восторге от моего звонка. Внешне это никак не отразилось, но я почувствовал.

– Мне необходимо срочно с тобой увидеться…

– Я даже не знаю… – Татьяна замялась, явно не зная, что мне ответить. – Я только вернулась из командировки… Но, если будешь в Киеве…

– Я уже в Киеве.

Она растерялась.

Теперь уже не нужно было обладать даром медиума, чтобы догадаться: мое сообщение ее не обрадовало. Более того, мне показалось, она чего-то боится.

Неужели меня?

Или, может быть, тех вопросов, которые я собирался ей задать? Ведь она не могла быть полностью уверенной, что я все позабыл…

И все же, Татьяна не посмела мне отказать.

Мы договорились встретиться в кафе в центре города, что больно задело мое самолюбие. Девушка явно не желала, чтобы я узнал, где она живет.

Пришлось молча проглотить и эту пилюлю. Вот только обиду полностью погасить не удалось. И она придала мне уверенности, перечеркнув возникавшее ранее малодушное желание, по возможности, избегать неприятной темы.

Она явилась, как всегда – красивая до невозможного. И от ее немыслимой красы еще больнее сделалось на сердце и неуютней на душе.

Она была желанной, как никогда раньше и еще более недоступной. Ибо, так некстати прозревшая память, разделила нас непреодолимой пропастью.

Татьяна пыталась казаться жизнерадостной и веселой. Только получалось у нее плохо.

Неубедительно.

Надетая ради меня маска не могла полностью скрыть той тревоги, что легко прочитывалась в ее глазах.

Дабы не мучить девушку понапрасну, да и себя тоже, я решил не тянуть резину и сразу ошарашил ее жестоким признанием:

– Татьяна, я все вспомнил…

– Что именно?

Она хваталась за соломинку, самим тоном, словно бы, убеждая меня, что я не прав, что все мне только приснилось…

А, может, и в самом деле верила, что я говорю о чем-то ином, не связанном с нашим пребыванием на Монастырище?

Только, вот беда, кроме Монастырища нас с Татьяной ничего и не связывало…

Она быстро сообразила это.

Взгляд ее погас, она вся сникла, плечи ссутулились. На какое-то мгновение мне пришла в голову мысль, что она похожа на загнанного в угол зверя.

Не на того, который, осознав тщетность своих усилий, делает последний бросок, намериваясь разорвать охотника на части. На иного, который, утратив веру в свои силы, потерял вместе с ней и волю к сопротивлению, и, смирившись с неизбежным, полностью полагается на волю победителя…

– Я вспомнил все, что с нами произошло… Мне помогли записи, которые я, оказывается, делал в том мире…

– Да?..

Пауза затянулась.

И вдруг светлая волна пробежала по лицу девушки. Татьяна приняла решение.

Она придумала, как вести себя дальше…

– Знаешь, Андрюша, я тоже кое-что вспомнила… И хотела сама тебе позвонить… Вот только ты меня опередил…

Ее ложь звучала убедительно, но только не для меня. Я знал, что не дождался бы ее звонка. Она никогда бы не позвонила мне только ради того, чтобы пролить свет на темные страницы истории наших странствий. В таком случае ей пришлось бы рассказывать и о своей неблаговидной роли.

А кто же добровольно станет изобличать самого себя?

– Как же тебе удалось? Ведь ты, насколько мне известно, ничего не записывала… А перед тем, как нас отпустить, нам всем основательно промыли мозги…

К такому вопросу, как ни странно, Татьяна оказалась подготовленной. Она открыла сумочку и протянула мне маленький фотоальбом.

Я небрежно полистал его. На всех снимках были знакомые виды Монастырища.

– Вот здесь смотри…

Татьяна обратила мое внимание на два последних снимка. На них были запечатлены Рыжая и Катюха за рулем "Джипа".

Снимки были настоящими, я помнил, как она их делала.

На обеих фотографиях таинственной пеленой просматривались очертания сгорбленного старца в длинном одеянии с капюшоном на голове. Старец был прозрачен, словно дымка, но, вне всякого сомнения, это был тот самый старик, который повстречался нам сначала на Монастырище, а затем и в том, ином, мире. Именно его местные жители величали Стражем урочища…

Аргумент, предоставленный Татьяной, выглядел серьезным и неоспоримым доказательством. При желании легко было поверить, что снимки могли пробудить воспоминания так же, как смогли пробудить их мои отрывистые, порой бессвязные, записи.

И все же, я не мог ей верить.

Мне было известно значительно больше, чем она могла предположить…

* * *

Сумятицу в общее веселье внесла Рыжая. Не пойму, откуда она взялась? Поначалу в числе приглашенных ни ее, ни Катьки я не замечал. Да и вообще, круг женщин в обществе избранных был очень узок.

Теперь же, картина существенно изменилась. Девушки в легких накидках сновали вдоль длинного стола, принимали из рук захмелевших соплеменников наполненные кубки и, не комплексуя, лихо осушали их, весело хихикали, когда чья-нибудь рука похлопывала их пониже спины и охотно усаживались на колени, если их к этому принуждали.

Начиналось второе действие праздничного разгула, которое, судя по развитию событий, должно было мало чем отличаться от буйной вседозволенности, какая нередко случается после коллективных попоек и в наше время…

Напиток, которым нас потчевали, был вкусный и, наверное, очень крепкий. Не зря у меня кружилась голова, во всем теле ощущалась необычайная легкость, а чувство необъяснимого восторга преобладало над всеми иными. Реальность воспринималась в розовом цвете.

Куда и подевались былые подавленность и страх перед неотвратимым.

Я принимал участие в общем бесшабашном веселье и веселье полностью меня захватило. Я жил нынешним мгновением, наслаждался им и плевал на все, что должно было случиться после.

Да и какая разница?

Не так много счастья дарует жизнь, чтобы безответственно отказываться хотя бы от одного его мига, забивая голову ненужными, бесполезными мыслями.

Подобным образом вели себя и мои друзья. Им, правда, было легче, ведь они не ведали и сотой доли того, что знал я…

Иногда в моей голове искоркой вспыхивало долисекундное озарение, только оно тут же безжалостно гасилось чьей-то злой волей или же тем предохранителем, который оберегает наш разум от сумасшествия…

Выбросив с головы ненужное, я веселился наравне со всеми. Потому и неудивительно, что момент появления девушек прошел мимо моего внимания, и я впоследствии сумел только запечатлеть факт их присутствия.

Рыжая, похоже, была изрядно навеселе. Ее совершенно не смущала уготованная ей роль представительницы наидревнейшей профессии.

Иначе, впрочем, и не могло быть.

Если в реальной жизни она и не успела стать таковой, то неизменно к этому катилась…

Сейчас она была в своем репертуаре. Даже на фоне назревающего всеобщего разврата, она смогла выделиться из группы профессионалок и шокировать всех непредсказуемым поведением.

Ловко избежав цепких объятий бородатого верзилы, она вскочила на стол, распихала ногами посуду и устроила показательный стриптиз. Не тот, дешевый, который показывают в ночных барах недозрелые "пэтэушницы", а настоящий, красивый, завораживающий…

В зале мгновенно воцарилась тишина, в которой особенно явственно слышалось возбужденное дыхание пьяных не столько от хмельного напитка, сколько от проистекающего зрелища, мужчин.

Остальные женщины были сразу забыты.

Они и сами, затаив дыхание, взирали на чудный танец, боясь упустить хотя бы одно движение и, наверное, втайне мечтая, повторить его в недалеком будущем.

А Рыжая, ничуть не смущаясь, предоставляла наглядный урок истинного соблазнения, убедительно доказывая, что достойна не одного воздыхателя, а что все присутствующие мужчины должны валяться у ее ног.

Катька также взобралась на стол и пробовала подражать движениям Рыжей, только у нее получалось настолько нескладно, что какой-то из мужиков грубо стащил ее и пренебрежительно отшвырнул в сторону, подальше от стола.

Это был триумф только Рыжей и никому другому рядом с ней места не нашлось…

Отвергнутый накануне девушкой бородач все же попытался восстановить единоличные права на обладание Рыжей.

Она легко увернулась от его рук, не прерывая танца, подхватила полный кубок и небрежно вылила его содержимое на голову обидчика. В зале раздался одобрительный гул, бородач на время успокоился, а Рыжая продолжала напрягать публику.

Она пребывала в каком-то трансе, лицо ее было одухотворенным, неземным. Она больше походила на ангела, нежели на демона разврата.

Всему приходит конец.

Последние плавные движения, и девушка в изнеможении опустилась на стол. Некоторое время еще удерживалась тишина. А затем все мужчины одновременно выдохнули сдерживаемый воздух и, словно по команде, десятки рук потянулись к распростертому телу.

Каждый из присутствующих мужчин желал обладать Рыжей, и я почувствовал, что тоже не составляю исключение.

Чем это грозило девушке, догадаться не трудно. Еще мгновение, и она будет растерзана ненасытными пьяными мужиками. И вряд ли ее что-то может спасти…

Но чудо, все же, произошло.

Илья, который еще минуту назад, как и все, заворожено смотрел на возлюбленную, вдруг взобрался на стол и, наступая на блюда, и головы, неровной походкой вдрызг пьяного человека, направился в самую гущу событий. Лицо его было бледным и преисполненным решимости. В руке он сжимал тяжелую деревянную табуретку, которую секунду спустя, не колеблясь, опустил на голову самому настырному воздыхателю.

А потом началась настоящая свалка.

Мы впятером довольно-таки успешно справлялись с толпой пьяной элиты и с трезвыми лучниками, которые, покинув пост, бросились на выручку своим одноплеменникам.

Оружия против нас никто не применял. Наверное, было дано недвусмысленное приказание по поводу сохранности наших жизней. Но это касалось только лучников. Участники пира не стеснялись размахивать кулаками и увесистыми предметами.

Завязавшийся вестерн неминуемо должен был закончиться для нас самым плачевным образом.

Так, очевидно, и случилось, ибо окончания драки я не мог вспомнить ни тогда, в том мире, ни сейчас, в мире нашем…

Глава восьмая

– И что ты обо всем этом думаешь? – спросил у Татьяны, возвращая альбом с фотографиями.

Татьяна неловко прикурила сигарету, при этом особенно заметно было, что она нервничает, затем, пытаясь растянуть паузу, глотнула кофе.

– Не знаю… – произнесла, наконец, когда я уже почти отчаялся что-нибудь от нее услышать. – Единственное, что я могу утверждать с уверенностью, мы стали свидетелями чего-то неординарного, таинственного, неподвластного нашему разуму…

Красивая фраза.

Заковыристая.

Достойная научного сотрудника.

Только такой ответ, увы, не мог меня удовлетворить.

– Ты уверена, что больше ничего не хочешь мне сказать?

– Конечно, мы должны о многом рассказать друг другу. Но ведь это не делается так, на ходу…

– Что же мешает нам переменить обстановку?

– Знаешь, у меня не так много свободного времени. И, к сожалению, я не всегда могу распоряжаться им по собственному усмотрению…

Она слишком явно намекала, о желании избавиться от моего общества. Вероятно, в том был какой-то смысл.

Может, она не могла мне ничего объяснить, предварительно не проконсультировавшись?

С кем, и где?

Неужели все действительно настолько серьезно?

Сколько их может быть в нашем мире?

Не думаю, чтобы слишком много, и все же…

– Андрюша, мне нужно собраться с мыслями… – словно угадав, о чем я думаю, сказала Татьяна. – Давай встретимся завтра, или лучше – через день. Ты где остановился?

– Разве ты не пригласишь меня к себе?

– К сожалению, это невозможно…

Она не стала объяснять, почему, но по голосу я понял, что ответ окончательный.

И мне вдруг стало страшно.

Я знал, что она сейчас поднимется и уйдет. Возможно, я ее больше никогда не увижу…

Мысленно я проклинал себя за то, что затеял никому не нужный и совершенно бесполезный разговор.

Зачем начал ворошить прошлое?

Что хотел узнать?

Какая, в сущности, разница, что там было в прошлом…

Если что-то и было, то давно миновало.

А Татьяна, реальная, красивая, любимая мною девушка – вот она. Сидит напротив в полутемной кабинке кафе.

И это гораздо важнее…

– Танечка… – наверное, в моем голосе что-то изменилось. Непреклонная суровость исчезла с ее лица, она посмотрела на меня почти так, как раньше, с интересом, а не со страхом. – Танечка, а ведь самого главного я тебе и не сказал…

Я подозвал официанта, попросил еще кофе, затем вспомнил, что Татьяна любит коньяк и заказал его тоже. Не знаю, сколько он может стоить в этом заведении, наверное, очень дорого, но, какая разница?

Один раз живем…

– Танечка, ты знаешь, Илья женится на Рыжей, и они приглашают тебя на свадьбу…

– Да? – девушка заинтересовалась. – Вот молодцы! – искренне обрадовалась она. – Они так подходят друг другу. Я думаю, они сделали единственно правильный выбор.

Что она говорила дальше, я не понимал.

В моем мозгу словно бомба разорвалась. Испорченной пластинкой в нем бесконечно повторялись два только что услышанных слова: "правильный выбор…", "правильный выбор…".

Что-то в них было магическое. Они полностью отключили мое сознание.

Слова повторялись с завидным занудством. Потом начали трансформироваться, и неожиданно я совершенно отчетливо услышал голос Татьяны. Не этой Татьяны, а той, другой, из иного, непонятного, мира:

– Ты должен сделать правильный выбор… – сказала она.

И снова вспышка озарила мой мозг.

Мучительное недопонимание завершилось полным просветлением. Теперь в моей памяти не оставалось белых пятен.

Я вспомнил абсолютно все…

Наверное, все, происходившее в моей голове, отразилось на лице.

– Что с тобой? Тебе плохо? – забеспокоилась Татьяна.

Я почти не воспринимал ее слов. Они едва достигали моего сознания, как будто доносились из очень далекого расстояния.

Но, может, так оно и было?

Ведь мыслями я снова находился в далеком мире, дверь в который столь неожиданно отворило для нас древнее урочище.

– Да, – совершенно без всякой связи с предыдущими словами девушки, словно бы находясь в глубоком трансе, молвил я. – Каждый волен сделать свой выбор. Одни выбирают богатство и карьеру, другие – мучительную смерть…

И это были, действительно, мои слова. Когда-то я их уже произносил и только сейчас вспомнил, по какому поводу.

Теперь уже стало страшно за Татьяну.

В один миг она сделалась совершенно бледной и, казалось, вот-вот лишится чувств…

* * *

Комната, в которую меня привели, практически ничем не отличалась от привычных в реальном мире офисов фирм среднего пошиба. Жалюзи на окнах, стандартный набор кожаной мебели, компьютер, телевизор с видеомагнитофоном, еще какая-то техника. Мне поначалу даже показалось, что я, наконец-то, очнулся после долгого кошмара и все, как и положено тому, стало на свои места.

Татьяна, она осталась единственной провожатой после того, как диковинные охранники остановились у входа в помещение, хозяйским жестом пригласила меня сесть в мягкое глубокое кресло рядом с журнальным столиком и, когда я выполнил ее просьбу, примостилась рядом.

Через некоторое время в стене напротив отворилась незаметная с первого взгляда дверь, и в комнату вошел среднего роста мужчина, одетый в элегантный, вполне современный серый костюм. Он кивнул головой и уверенно занял место за столом с компьютером.

– Я вижу, вы удивлены? – то ли спросил, то ли констатировал незнакомец.

– Более того… – удивительно быстро мне удалось справиться с замешательством. – Поражен размахом, с которым вы организовали мистификацию. И, естественно, меня очень интересует, зачем вам это нужно?

– Уместный вопрос, – снова улыбнулся мужчина. – Хотя, мне было бы интересно узнать, что именно вы подразумеваете под термином "мистификация"? То, что видели снаружи здания или здесь?

– Разве непонятно?

– Может быть… – не стал спорить незнакомец. – И мне бы хотелось услышать ваше мнение по этому поводу. Если уж вы оценили наши возможности, неплохо бы услышать более полную характеристику…

– Ну что ж… – я заметно расслабился, ощутив себя в привычной обстановке и с радостью убедившись, что все, приписываемое раньше болезни рассудка, обрело, наконец-то, реальные очертания. – Задуманное и осуществленное вами выглядит, не постесняюсь громкого слова, гениально! Декорации достойны творений лучших голливудских режиссеров, артисты тоже поражают, они настолько вжились в играемые роли, что все воспринимается очень реально. В общем, все на самом высоком уровне. Остается лишь гадать, по какой роковой случайности нам довелось стать действующими лицами разыгрываемой вами драмы? Или случайные исполнители, нагло вторгнувшиеся в ваш сюжет, вовсе не являются случайными?

Я вопросительно посмотрел на присмиревшую, до сих пор не проронившую ни слова, Татьяну.

– Лестно. Очень лестно такое от вас услышать, уважаемый Андрей Васильевич. Пока вы меня ничуть не разочаровывали. Надеюсь, нам и в дальнейшем удастся столь же легко найти общий язык. Но, к сожалению, я пока так и не услышал ответ на главный вопрос: что именно вы считаете мистификацией?

– Если следовать логике здравого рассудка, – не стал ломаться я, – то под реальностью следует воспринимать то, что является обыденным и привычным. Все невероятное и неправдоподобное может быть или следствием помешательства, или же ловко разыгранной мистификации. Реальной и привычной картиной для меня служит эта комната. Вы с Татьяной также прекрасно вписываетесь в ее интерьер. В то же время, творящееся за стенами дома, иначе, как бредом сумасшедшего назвать невозможно. Так что, подчиняясь той же логике, я должен назвать реальным происходящее здесь. Однако, если по правде, меня настораживает маленький нюанс: именно к такому выводу вы меня настоятельно подталкиваете и, как мне кажется, именно такой ответ ожидаете от меня услышать. Так что я, поневоле, вынужден задуматься: в чем подвох?

Я замолчал, пауза затянулась. Краем глаза я видел, как неестественно напряглась Татьяна. Наверное, я оказался слишком близко к истине, и она боялась, что ее могут заподозрить в предательстве.

Если по правде, я и сам до конца не понимал, зачем высказал всю эту бредятину. Скорей всего, просто из вредности. Ибо, оказавшись здесь и увидев хозяина кабинета, больше ни капельки не сомневался, что все, случившееся накануне, является, хотя и не понятно, ради какой цели, но, все же, тщательно спланированным розыгрышем.

Теперь же, увидев напряженное лицо собеседника и застывшую, словно каменное изваяние девушку, я заново проанализировал сказанное и всерьез задумался, не поспешил ли обрадоваться?

Молчание продолжалось не слишком долго. И последующие за ним слова незнакомца подтвердили зародившиеся в душе сомнения.

После нескольких секунд тягостных раздумий, они уж слишком явно отразились на его лице, мужчина весело рассмеялся и даже захлопал в ладоши.

– Браво! Браво! Мы явно вас недооценивали, Андрей Васильевич, что всего лишь подтверждает правильность сделанного нами выбора. Такие проницательные люди нам и нужны. Конечно же, вы полностью правы в своих сомнениях. Именно эта комната является виртуальной в той реальностью, которую вы несколько минут назад покинули. Демонстрируя ее, я хотел всего лишь пробудить в вас ностальгические чувства, чтобы вы смогли в полной мере осознать, что потеряли, и что можете вновь обрести…

– То есть, вы намекаете, что я смогу вернуться обратно?

– Естественно. Вы можете вернуться домой в блеске славы. И не влачить потом жалкое существование, как было раньше, а – процветать! Не правда ли, Татьяна Сергеевна?

Татьяна утвердительно кивнула головой, но подать голос так и не решилась. Несомненно, невзрачный с виду мужчина был для нее большим начальником. Настолько большим, что даже, невзирая на присущие ей независимость и строптивость характера, она очень и очень его боялась.

– Извините, не знаю, как вас величать…

Уловив вопрос в намеренно недосказанной фразе, незнакомец поспешил на него ответить. Правда, весьма своеобразно.

– Боюсь, мое настоящее имя покажется слишком неудобоваримым для вашего языка. Поэтому, чтобы вам было проще, можете называть меня господином директором или господином начальником, как вам будет угодно…

– Предпочитаю первое. Оно более нейтральное. Ведь вы для меня не начальник…

– Вам виднее… – слегка разочарованно, как мне показалось, произнес мужчина.

– Так вот, господин директор неизвестно чего, нутром чую, вы приготовили для меня какой-то торг. И коль ставка в нем настолько высокая, я готов выслушать ваши условия.

– Опять вы угодили, как говорят в вашем мире, в яблочко. Только не нужно торопиться. Для начала я вам хочу кое-что показать. Вы, наверное, успели соскучиться за вашим миром?

Он щелкнул дистанционкой. Зажегся экран телевизора. Сей предмет мебели оказался не бутафорией.

Комнату заполнила звуковая заставка информационной программы канала "НТВ". Татьяна Миткова рассказывала о разбившемся в пригороде Парижа "Конкорде", о наездах российского президента Путина на независимую прессу и прочие страшилки из далекого, суетного и в то же время такого родного, моего, мира.

– Это позавчерашние новости. Но вы можете воспринимать их, как относительно свежие. К сожалению, работать более оперативно у нас нет возможности. Расстояние, сами понимаете… Да и курьеры, снабжающие нас информацией, вынуждены тратить немало времени, пока доберутся к "окнам"… Теперь, я полагаю, вы убедились что мы располагаем полными данными о происходящих в вашем мире событиях. В нашей библиотеке имеются лучшие книги, издаваемые у вас, мы постоянно читаем ваши журналы, газеты, просматриваем фильмы, ознакамливаемся со всеми достижениями в области науки и техники…

– Зачем вам все это?

– Кто владеет информацией, тот владеет миром. Так у вас говорят…

– Информацию обычно копят для того, чтобы ее использовать…

– Возможно…

Дальше господин директор распространяться на эту тему не стал. По-видимому, не хватало компетенции. Или же считал, что мне необязательно знать слишком много…

– Если вы такие грамотные и умные, почему же основная масса вашего народа живет в неком дивном доисторическом времени? Коль вам знакомы все достижения нашей цивилизации, почему не воплотить хотя бы часть из них?

– Зачем? Вам цивилизация принесла много счастья? Конечно, для некоторых жизнь сделалась комфортнее, но, поверьте мне, не зная, что жить можно лучше, не к чему стремиться… Такое положение вещей лучше всяких законов предохраняет от ненужных социальных потрясений…

– Лично вы же пользуетесь благами нашей цивилизации, и не считаете их излишеством…

– Знаете, Андрей Васильевич, даже в вашем мире в разные времена истории были избранные и плебеи. Одним доставалось все, остальным – ничего. И в этом, извините за своеобразный парадокс, заключена высшая справедливость. Нищие радуются своему убожеству, ибо иной жизни для себя не ведают, богатые наслаждаются своим богатством и развлекаются, глядя на более бедных. Каждым миром правит каста избранных, и наш мир не исключение. Когда-то, давным-давно, некоторые из наших перебрались в ваш мир. Что из этого получилось? Самые сильные и там стали владыками. А изгои сбежали обратно. Будучи изгоями там, они должны ими оставаться такими же и здесь… Мы, избранные, тщательно следим за этим. Ибо боги – вовсе не те каменные идолы, которым они поклоняются. Настоящие боги – мы, избранные! Мы вершим судьбы своего народа! А, если быть полностью искренним, и вашего тоже. Мы поставляем вам правителей, которые вершат ваши судьбы…

– Бред! – не выдержал я.

– Вы меня разочаровываете. Поверьте, Андрей Васильевич, ни одно потрясение в вашем мире без нас не обходится…

– И как вам это удается?

– Я не могу раскрыть все наши методы. У нас не очень много эмиссаров в вашем мире, но мы располагаем громадными средствами, которые используем в избирательных кампаниях, лоббировании выгодных для нас интересов…

– Каким образом происходящее в нашем мире может касаться вас?

– Самым прямым. Наши далекие предки, конечно, я имею в виду не тех изгоев, которые позорно бежали, сделали немало, чтобы направить вашу цивилизацию. Более того, они стояли у ее истоков. Поэтому мы просто обязаны, на правах наследников, следить за всем и управлять…

– Мне кажется, вы заблуждаетесь. Наследниками могут быть только потомки. А они остались в нашем мире.

– Нет. Потомки не сохранили чистоты расы…

Спор мог быть долгим и безрезультатным. Все равно, что убеждать Папу Римского, что Бога не существует. Если он и сам понимает это, никогда не признается. Поэтому я не стал зря ломать копий в бесполезных дебатах.

– Вы не боитесь, что изгои могут проведать некоторые из ваших тайн и, мягко говоря, возмутиться?

– Исключено. Мы поддерживаем у них предельно низкий уровень интеллекта. Умных и сильных, как и в прежние времена, дабы не возвышались, приносим в жертву каменным изваяниям. Если грозит перенаселение, устраиваем маленькие войны для профилактики.

– Вам не страшно все это мне рассказывать?

Что-то в моем вопросе показалось собеседнику смешным. Его лицо расплылось в едкой ухмылке, мне даже показалось, что он едва сдерживает себя, чтобы не высказать нечто оскорбительное и неприятное для меня.

Но я уже сам сообразил, что к чему.

– Да, конечно, я понимаю, в случае отказа от сотрудничества со мной особо церемониться не станут. И, все-таки, господин директор, с вашей стороны не совсем честно ставить меня в такие условия, когда отказ равносилен смертному приговору. Вы не предоставляете мне права выбора, а в таком случае, о каком торге вообще может идти речь?

– А кто говорил, что с вами намерены торговаться? Мы не настолько нуждаемся в ваших услугах, чтобы выслушивать ваши условия. И, вообще, наш разговор с вами можете расценивать не как вынужденную необходимость с нашей стороны, а, скорей, как акт доброй воли, коему вы всецело обязаны прелестной Татьяне Сергеевне. Похоже, вам удалось задеть ее интимные струны…

Татьяна вспыхнула, словно цветок мака, и виновато потупила глаза, как будто, ее обвинили в чем-то постыдном. Она, как мне показалось, хотела что-то сказать, но под ледяным взглядом начальника сникла и не проронила ни звука.

– Вообще-то, мы ничего не имеем против тех чувств, которые в вашем мире именуются любовью. И, в то же время, мы придерживаемся правила чистоты брака. Татьяна, как вы уже, наверное, сумели понять, принадлежит к касте посвященных. Вы же, в нашем понимании, всего-навсего – жалкий изгой. Наделенный интеллектом и сообразительностью, но, все же – изгой! К тому же, изгой – опасный для нашего мира!

Металлические нотки и раньше проскальзывали в его голосе, сейчас же они звучали особенно явственно. Его слова не воспринимались иначе, как прямая, неприкрытая, угроза.

– Невзирая на это, вы снизошли до разговора с жалким изгоем, который, судя по вашим жизненным принципам и устоям, не должен даже подозревать о вашем существовании. Неужели причина всему лишь женская прихоть? Будь я романтиком, может, и поверил бы. Но… Я – прагматик. И, как мне кажется, вами для меня уготована некая роль, значение которой вы нарочно пытаетесь приуменьшить и при этом всячески вводите меня в заблуждение…

– Татьяна Сергеевна, вы по-прежнему, убеждены, что этот человек к вам неравнодушен?

Услышав вопрос, девушка содрогнулась.

Когда она заговорила, голос ее звучал неуверенно и то и дело срывался.

– Мне так казалось… Я не думаю, что могла ошибиться…

– А вы, как считаете, Андрей Васильевич, ошибалась девушка или нет?

Нужно было выручать Татьяну.

– Нет, не ошибалась, – ответил я. – Она мне очень нравится и, мне кажется, я ее даже любил…

– Почему вы говорите в прошедшем времени?

– А какая, в сущности, разница? Неужели так необходимо копаться в моей душе? – вспылил я, но, наткнувшись на ледяной взгляд, теперь уже адресованный мне, осекся. – Если вам интересно знать, я отвечу. Я любил ту Татьяну, которую знал раньше. Молодую, умную, привлекательную девушку. Научного сотрудника. Теперь, вдруг, оказывается, что она не тот человек, каким представлялась… Возможно, я смогу полюбить и эту Татьяну. Чтобы такое произошло, мне, как минимум, необходимо узнать ее…