Текст книги "Кукла в волнах (СИ)"

Автор книги: Олег Красин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Партконференция, как я и ожидал, прошла совершенно обычно, то есть с ощущением впустую потраченного времени. Заготовленные речи, отрепетированные жесты, вроде бы товарищеская критика, которая на самом деле никого не обманывала и воспринималась в виде начальственного разноса. Всё как обычно…

Свежую струю, правда, внёс новый начальник политотдела полковник Рахимов. Он обрушился с критикой на коммунистов, имеющих дачи. В его понимании военный, коммунист, не должен обрастать подобным имуществом, всяким подсобным хозяйством, словно колхозник. А политработники, по его словам, могли находиться только в трёх местах: на работе, в санчасти или на кладбище. То есть дом в его понятии, как месте пребывания политработника, исключался напрочь. Сидевшие в президиуме партийные чиновники из округа одобрительно кивали головами, будто мысли, озвученные Рахимовым, были их собственные, выпестованные во время напряженной работы, некоего мозгового штурма.

Я сидел рядом с Крутовым, который открыв блокнот, делал вид, что конспектирует выступление Рахимова. С другой стороны от меня сидел замполит автороты из Батайска, Вася Каминский. Он, насколько я заметил, тоже вполуха слушал партийные речи и отчаянно боролся со сном. Пришлось несколько раз толкнуть его в бок, чтобы привести в чувство.

Между тем, я тоже с усилием слушал выступающих и вспоминал Волчатникова, наши долгие и умные разговоры с ним. Это была другая реальность, другой мир, который не пересекался с этим. Мне представилось, что некоторые из нас перемещаются в этих мирах, меняя маски на лицах, слова и жесты. К примеру, Рахимов. Сейчас он выглядит жестоким деспотом, а дома меняет маску и становится любящим мужем, заботливым отцом, совсем не спешащим в санчасть или на кладбище. Я представил его в спортивном костюме, домашних тапочках, выносящим мусор и улыбнулся.

Однако улыбнулся неудачно. Это случилось посреди какого-то грозного пассажа из речи Рахимова, продолжавшего разглагольствовать на трибуне, и грозившего кому-то указательным пальцем правой руки. Случайно оторвав взгляд от своих записок, замполит батальона заметил мою антипартийную ухмылку и толкнул локтем, чтобы его подчиненный не забывался на столь внушительном собрании…

После конференции до отъезда оставалось некоторое время, и Вася Каминский предложил пройтись по городу, размяться после долгого и нудного сидения.

Небольшой провинциальный городок Новолиманск, в котором находился штаб училища, был намного меньше Азовска, но весь засажен зелеными деревьями и оттого, выглядел уютнее. Море вокруг было мелким, пляжи песчаными и, неудивительно, что этот город полюбился отдыхающим с маленькими детьми. На каждом шагу нам с Каминским попадались заботливые мамаши и их загорелые чада, несущие надувные круги или резиновые игрушки.

У входа в городской парк несколько человек столпилось у небольшой палатки, в которой находился аттракцион по стрельбе пневматическим оружием. Потертого вида мужичек, по ухваткам похожий на спившегося спортсмена, показывал чудеса стрельбы приезжим, в первую очередь девушкам и молодым мамашам. Мужик находился в зените славы, предвкушая, видимо, что за свои труды получит от публики несколько рублей на портвейн.

Мы с Каминским собирались пойти дальше, чтобы случайно не сглазить чужой успех, но тут стрелок увидел нас. Военные, в форме! Он подумал, что гораздо интереснее посрамить военных, выиграв у них в стрельбе, чем просто стрелять по целям.

– Товарищи офицеры, – закричал он нам, – не хотите пострелять?

– Нет, спасибо, мы торопимся! – поспешил ответить осторожный Вася, который не хотел опростоволоситься перед гражданскими.

– Ну что вы, в самом деле, боитесь что ли? – не отставал стрелок, – если у вас не хватает денег, то пульки я куплю, – и он подмигнул окружавшим.

Я не люблю, когда ко мне пристают вроде как с ножом к горлу, особенно, если при этом играют на публику. В такой ситуации холодное бешенство овладевает мною, и я ничего не могу с собой поделать.

– Что же, – излишне спокойно произнес я, – давай постреляем.

– Михалыч, да брось, не связывайся, – зашептал Вася, – он же нас подначивает!

– А что мы, в самом деле, стрелять, что ли не умеем? Мы же офицеры! – ответил я все также спокойно и пошел к стойке, на которой лежали пневматические ружья.

– Как будете стрелять, с подставки или с руки? – тут же поинтересовался хозяин заведения, боясь, что я передумаю, и импровизированное соревнование не состоится, а он потеряет такую исключительную рекламу.

Мужичек с ожиданием посмотрел на меня.

– Пожалуй, стрелять будем с рук, – ответил я, почувствовав, что моего визави устроил бы более другой вариант.

– Выбирайте мишени! – попросил хозяин, махнув рукой на стенку с разными металлическими зверьками. К каждому из них был приделан белый кружок, в который, собственно, и надо было попасть.

– Пахомыч, ты нам детские мишени предлагаешь, – возразил мой соперник, – а что если нам стрелять по зажженным свечкам? Что скажете, товарищ старший лейтенант?

– Мне все равно, – ответил я, почувствовав, как первоначальное бешенство уступило азарту. Я почему-то был уверен, что отстреляюсь нормально, хотя на боевых стрельбах редко стрелял на «отлично».

Хозяин зажег десять свечек, и мы начали стрелять. Окружающая нас публика приблизилась к стойке и в буквальном смысле затаив дыхание. До восьмого выстрела мы шли вровень. Пульки одинаково точно гасили горящие фитили свечей. Краем глаза я заметил, что Васёк смотрит на меня с большим удивлением. Он явно не ожидал, что я буду показывать такие результаты. А мне представилось, что две команды бьют серию пенальти и победит тот, у кого крепче нервы, у кого не дрогнет вратарь или нога, бьющая по воротам. В нашем случае это была рука.

На девятом выстреле рука дрогнула у моего оппонента. Оставался последний выстрел, когда я мог промазать, а соперник попасть и тогда бы была ничья. Но я, все также хладнокровно выстрелил и попал. Мы победили.

– Может, по второму разу? – неуверенно предложил мужичек.

– А зачем? – спросил я его, – игра сделана.

Уже повернувшись, чтобы уходить, достал три рубля и положил на стойку.

– Возьми, – сказал я своему бывшему противнику, – выпей за советских офицеров, я из них не лучший стрелок.

Возвращаться назад мне пришлось через Ростов, поскольку из-за задержки не попал на попутный борт до Нижней Калитвы. Ехать нужно было с пересадками из-за неудачного расположения Новолиманска – город находился в стороне от железнодорожной магистрали. Меня, вначале, подбросили на попутке до станицы Грушевской, а оттуда поездом махнул до Ростова.

Немного позднее, пока я трясся в поезде, мне вспомнилась стрельба в тире, свой кураж, ощущение внезапно свалившейся удачи, словно я случайно схватил бога за бороду. И почему я поддался на дешевую подначку этого недоделанного снайпера? Хотел покрасоваться перед публикой, перед Васькой? А если бы промазал и проиграл? Но военный не может проиграть, наша армия не проигрывает! Мне стало досадно. Глупая история и гордиться абсолютно нечем! С другой стороны, может, так и нужно? – идти напролом, наудачу, послав всех к чертовой матери. Идти и добиться успеха!

С этой извечной дилеммой, мучившей еще юного Гамлета, сталкивается каждый, кто поставлен перед выбором из двух зол. Но понимание сути происходящего не всегда позволяет найти легкий, безболезненный выход. Зачастую приходится прилагать несоразмерные усилия, чтобы выпутаться. Гамлету это не удалось.

Так я размышлял, пока убаюканный своими мыслями, незаметно не задремал под стук колес.

Глава 9

На перроне Ростовского вокзала уже горели ночные фонари, когда я вышел из вагона. В кассе мне предложили билет на подходящий поезд, идущий в нужную мне сторону, однако проблема была в том, что посадка на него ожидалась только в четыре утра. Время стоило как-то убить и лучшего способа, чем скоротать время, прикорнув на жестком деревянном кресле железнодорожного вокзала в компании таких же бедолаг-пассажиров, я не видел. Как вариант – была еще комната матери и ребенка. Сейчас найду мамочку! Я улыбнулся идиотским мыслям, пришедшим в голову. Да, детский возраст давно миновал, но всё же за дополнительную плату, там можно было найти койку. Пошарив по карманам, я с разочарованием обнаружил, что денег осталось мало – истратил в Новолиманске с Василием, когда мы обмывали мою победу в стрельбе в одном из местных ресторанов.

Купив небольшую булочку и бутылку кефира, я нашёл свободное место и сел на него, решив поужинать.

– Что старлей, проголодался? – послышался вдруг голос, прозвучавший откуда-то со стороны.

Как оказалось, он принадлежал молодому чернявому парню, моему ровеснику. Одет тот был просто: синяя выгоревшая на солнце рубаха, заправленная в мятые джинсы, на ногах военные полуботинки, одетые на босую ногу. Совсем как у Остапа Бендера.

– А тебе какое дело? – спросил я неприветливо.

– Да брось, старлей, пойдем, горло промочим, деньги есть…

– Слушай, чувак, иди себе, пока я тебя в милицию не сдал. Вон наряд ходит, – я показал на лениво прогуливающихся по залу ожидания двух милиционеров, высматривающих очередную жертву для вытрезвителя.

– Да ты что? Я же такой как ты, свой брат – военный, меня Игорьком зовут.

– Знаешь что, езжай на местный рынок, купи там голову свиньи и сношай ей мозги – ответил я грубо, поскольку разговор этот мне уже надоел.

– Не веришь? Видишь камеру хранения, – он показал рукой в сторону серых металлических коробок, выставленных у задней стенки вокзала в несколько рядов, – пойдем со мной, покажу!

– Что мне, делать больше нечего?

– Пойдем, пойдем! – не оглядываясь на меня, он пошёл к камерам и я, от нечего делать тоже решил прогуляться.

У одной из серых металлических коробок парень остановился и набрал код, быстро повернув три черные рукоятки на двери камеры. С сухим щелчком крышка открылась.

Заглянув через плечо Игоря, я ожидал увидеть дорожную сумку или, по крайней мере, ставший популярным в последние годы «дипломат», однако отсек камеры хранения был пуст. На дне небрежно валялись военные брюки, рубашка с галстуком. В глубине была видна фуражка, лежавшая околышем кверху. Между этими вещами разбросана мелочь вроде носового платка, расчески, зубной щетки без пасты, нескольких монет. Колоритный натюрморт довершали грязные форменные носки, торчавшие из фуражки. Видимо это они издавали ту вонь, которую я сразу почувствовал, когда неизвестный мне парень открыл дверь камеры хранения.

Не глядя по сторонам и совсем не стесняясь, Игорь начал стаскивать с себя одежду, пока не разделся до трусов. Потом, так же молча, он принялся извлекать предметы военной формы один за другим и, не торопясь, одеваться. Мне показалось, что он это делает нарочито медленно, чтобы проходившие мимо люди, особенно женщины, обратили внимание на его стройное, мускулистое и загорелое тело.

Постепенно, по мере одевания, он превратился в такого же авиационного старлея как и я. Поднеся руку к козырьку, Игорь шутливо представился:

– Начальник солдатского клуба старший лейтенант Игорь Карпович, гарнизон Аджикабул.

От него так пахнуло перегаром, словно он до этого пил весь день.

– И что здесь делает начальник клуба из Аджикабула? – удивился я, – на сборы что ли приехал?

– А зачем же еще? Всё пропили здесь с друганами, да с девками. У нас же там Азербайджан с этим делом не разбежишься.

– Слышал о вас, – ответил я ему, улыбаясь, – наш комбат ездил в ваш гарнизон на совещание и рассказывал потом, что вокруг одни камни и горы, деревьев нет. Короче, лунный пейзаж.

– Да, это про нас, – согласился Игорь. Он снял фуражку и принялся приглаживать ладонью черные, стоящие торчком волосы, – тебя, кстати, как зовут?

– Виктор.

– Витёк, значит. А я, как уже говорил, Игорёк. Ну и откуда ты?

– Из Азовска, замполит аэродромной роты. Сейчас еду в Нижнюю Калитву на лагерный аэродром из Новолиманска.

– Слушай старина, это дело надо обмыть. Что мы не из авиации что ли? У тебя деньги есть?

– Почти нет, мы тоже гуляли с мужиками в училище. Ты же вроде говорил, что у тебя есть?

– Вот черт! – Игорь плюнул себе под ноги, – это я так говорил, чтобы ты составил компанию. И потом, вдруг у тебя оказались бы монеты. Ладно, пойдем со мной.

Мы вышли на перрон, освещенный холодным светом вокзальных фонарей. На платформах почти не было народа, только несколько рабочих убирали мусор, да вдали поехал меленький трактор с прицепными тележками для почтово-богажного груза.

Неторопливо, как бы прогуливаясь, мы пошли с Игорем вдоль здания вокзала, мимо освещенных окон немногочисленных магазинов и кафе, работающих круглосуточно. У одного из таких магазинов мы остановились.

Сквозь запыленное стекло виделось пустое помещение, на витринах стояли рыбные консервы, трехлитровые банки с различным соком, большей части томатным. На одной из полок разместились бутылки с водкой и дешевым вином, кажется, портвейном. У весов маячила толстая тётка – продавщица, которой на вид я дал бы лет за пятьдесят.

Игорёк подмигнул мне хитрым глазом:

– Сейчас, Витя, добудем водки.

– У тебя же денег нет. У меня осталось рублей тридцать, на, возьми!

– Оставь пока как НЗ^[13]. Мы используем старый дедовский способ добывания денег. Готов поспорить, что эта тётка давно не знала мужской ласки. За бутылку водки я ей отдамся.

Я удивился:

– Ты что, хочешь с ней?

– Если сам хочешь, то так и быть, уступлю. Ради друга готов пожертвовать всем.

– Нет уж, – передернулся я, – еще с такими тетками не хватало спать! Знаешь, у меня даже после бутылки водки никакого желания не возникнет, не то, что с трезвых глаз.

– Тогда жди здесь.

Игорь вошел внутрь магазина и наклонился к толстой продавщице, что-то говоря ей и при этом посмеиваясь. Я ни минуты не сомневался в провале его затеи. С какой стати эта тетка стала бы вступать в интимную связь с незнакомым парнем? Может он больной? Может, переоделся в военную форму и решил обчистить её магазин? Да мало ли что…

Однако всё-таки в своих рассуждениях я чего-то не учел. Продавщица дернула толстым плечом, кивнула головой в сторону подсобки и пошла по узкому коридору. Игорь нырнул за прилавок следом за ней, и они оба скрылись за дверями.

Я остался на улице один.

Признаться, продавщица удивила меня. «Неужели желание удовольствия настолько сильно, что из-за него можно обо всем забыть, всё подчинить ему? Спариваться просто, как животные, без отношений, без чувств? – задавал я себе вопросы – а как же на кинобазе? Разве у тебя были какие-то отношения с заведующей, с этой Марьей Сергеевной? Конечно, нет! Увидели друг друга, воспылали страстью и всё. Но там хоть была страсть, а здесь? Просто животный секс – не для удовольствия, а сделки ради».

Пока я размышлял, так и не придя в конечном итоге, ни к какому выводу, в дверях магазина появился слегка вспотевший начальник клуба с бутылкой водкой под мышкой, стаканами в одной руке и с плавлеными сырками в другой.

– Учись, студент! – произнес он расхожую фразу из гайдаевского фильма и оживленно начал расставлять на столике стаканы, раскладывать сырки.

Потом он открыл бутылку, водка с бульканьем полилась в стаканы.

– Вот так, старина, теперь живем! За знакомство!

Мы выпили, закусили на удивление свежими плавлеными сырками и стали говорить о службе в своих гарнизонах. Как выяснилось, везде было одно и то же: летают, пьют, изменяют – нормальная жизнь.

– Витя, ты усек, почему мы твой тридцатник не потратили? – спросил Игорь, уже немного захмелев, – мы потратим их на девок.

– Да где ты баб в два часа ночи возьмешь?

– Запомни на будущее, старичок, если не знаешь что и где искать, спроси у таксистов.

– Брось ты!

– Демонстрирую!

Начальник аджикабульского клуба лихо свистнул, и к нам тотчас подкатило желтое такси, невесть откуда взявшееся в ночи. Мы сели в него и поехали в город, по улице Энгельса, поднимавшейся от вокзала к центру. Я полностью предоставил инициативу Игорю.

– Куда едем, ребята? – спросил пожилой, лысый таксист, на первый взгляд типичный отец семейства, может даже многодетный.

– В гостиницу «Звезда» ответил Игорь, – затем, после небольшой паузы спросил, – слушай, командир, у тебя тёлки есть?

– Да что вы, ребята! – так искренне возмутился таксист, что я почувствовал себя виноватым и одновременно ощутил недовольство своим спутником. Конечно, откуда у добропорядочного таксиста могут быть какие-то тёлки – мы, слава богу, не на западе!

– Командир, кончай ломаться, мы же заплатим, – не унимался Игорь и я толкнул его рукой, чтобы он отстал от человека.

– Нет, мужики, я этим не занимаюсь.

Таксист еще произносил эти слова, но я с удивлением уловил в его голосе нотки колебания. Мне не было видно его лицо, но в душе у водилы, очевидно, шла борьба мотивов. Это вылилось в едва заметное виляние машины, которую он вёл непродолжительное время. Наконец, водитель, дав себя уговорить Игорю, сделал крутой вираж и помчался назад к вокзалу.

Второй раз за короткий отрезок времени я чувствовал себя посрамленным – дважды ошибся в знании людской психологии. В то же время, Игорёк – существо, на мой взгляд, абсолютно примитивное, недалекое, понял эту сущность мгновенно. Как собака, идущая по следу, из тысячи запахов отберет только один, нужный ей, так и он безошибочно находил нужных ему людей для исполнения своих желаний.

Высадив нас у вокзала, таксист сказал, что привезет девок, и его машина, мелькнув фарами, скрылась в темноте. Говорил он неприветливо, словно мы его вынудили сделать что-то нехорошее, чего он сам бы никогда не сделал. Впрочем, ждать пришлось недолго. Когда желтая «Волга» снова подкатила к нам, на заднем сиденье я увидел две кудлатые женские головы. Игр пьяно икнул и сказал:

– Ладно, старик, идея моя, иду договариваться.

Он пошел к таксисту и что-то приглушенным голосом стал с ним обсуждать, затем вернулся ко мне.

– Значит так, Витек, по полной программе двадцать пять рублей, только в рот – пятнадцать. Поскольку у тебя тридцатник, я думаю, нам годится второе.

Вздохнув и, в глубине души сожалея, что принял участие в этом сомнительном приключении, я достал деньги и отдал их Игорю. Потом мы с двух сторон подошли к машине, задние дверцы которой слегка приоткрылись. Я почувствовал, как быстрые женские пальцы стали расстегивать пуговицы ширинки и оперся на крышу машины. Игорь с другой стороны сделал то же самое. Дамы между тем принялись за дело, а мы стояли и смотрели друг на друга.

Со стороны могло показаться, что двое военных давно не виделись и теперь ведут задушевную беседу, при этом, настолько увлеклись, что не могут даже сесть в такси. Правда, внимательный взгляд мог бы уловить возникавшую время от времени непонятную судорогу на лицах собеседников. Это если бы кто-то за нами наблюдал. Но, наблюдать было некому.

Глава 10

Моё возвращение на аэродром не сопровождалось фанфарами и почётным караулом. Поднявшись в вагон в Ростове, я через четыре часа вылез на вокзале в Нижней Калитве. Меня никто не встречал, да и кому было охота ехать в такую рань из аэродрома в город?

На привокзальной площади Калитвы валялись обрывки газет, которые беспокойный ветер то и дело подбрасывал в воздух. На углу, из опрокинутого мусорного ящика выпали окурки сигарет и обгорелые спички. Такое ощущение, что в это раннее утро я один не спал в Нижней Калитве, да и в целом мире. Всюду витало настроение одиночества и бесприютности.

Я медленно пошел по перрону, перекладывая из рук в руки свой «дипломат», с походным набором: предметами для умывания, электробритвой с лосьоном после бритья, тетрадкой и ручкой. Торопиться было некуда. Неизвестно чем закончились попытки Волчатникова объясниться с Илоной. А может, они еще не закончились? Может, их отношения приобрели другой оттенок – не дружески спокойный, а страстно-любовный? Этого я не знал, но в любом случае не хотел им мешать.

«Пусть всё идет своим чередом, – меланхолично думал я, – как писал один восточный поэт: «Так решила судьба, а судьбе ведь никто не прикажет, если с кем-нибудь свяжет она, то сама и развяжет!»

Повернув за угол одноэтажного вокзального здания, я увидел одиноко стоящую на площади машину – молоковозку. Водитель непонятно зачем зарулил сюда и дремал в кабине, прислонив голову к стеклу. Я постучал в дверцу, отчего голова в кабине испуганно вскинулась.

– Мужик, до аэродрома подбросишь? – спросил я.

Стекло дверцы немного опустилось и водитель, сонно глядя на меня, ответил:

– Поеду в Карагужево. Но чуток позднее.

Эта станица мне была по пути.

– Подбросишь?

– А чего там, садись. Но я двинусь минут через тридцать.

– Годиться! – ответил я, и пошел скоротать время в привокзальном кафе, работавшим круглосуточно.

До аэродрома доехали без приключений. Расплатившись с водителем остатками своих денег и, отряхивая пыль с брюк, я пошел через поле к нашему лагерю, крыши бараков которого уже виднелись сквозь стебли подсолнечника.

В лагере до меня никому не было дела. Приходько как всегда спал. Терновой уехал в автопарк выпускать технику на полёты. Не раздеваясь, я упал на кровать, бросив фуражку на стул, а «дипломат» поставил в углу, у тумбочки. Все события смешались у меня в голове: скучная партконференция, новолиманский тир, ночной ростовский вокзал с проститутками, утомительная поездка в поезде. Незаметно сон завладел мной.

Проснувшись и открыв глаза, я увидел, что день уже в разгаре. Кровать Приходько опустела, в комнате кроме меня никого не было. Форма, которую я забыл снять, завалившись на кровать, сильно помялась, и пришлось переодеваться в техничку. Как всегда после дневного сна голова была мутной, туманной.

Требовалось себя как-то взбодрить. В нормальной ситуации следовало выпить чашку кофе, но с кофе в стране была напряженка, он входил в категорию острого дефицита. Например, к нам в батальон поступало ограниченное количество банок, которые распределялись по подразделениям бытовой комиссией или как её ещё называли «лавочной». Поскольку председателем комиссии был комбат, а распределением занимался замполит батальона Крутов, то выделяемые на батальон четыре банки делились ими поровну между собой. Чтобы другим не было обидно.

Я помотал очумелой после сна головой из стороны в сторону. Нет, сознание еще было в полусне, заторможенное, как у человека после наркоза. Надо что-то делать! Мой взгляд прошелся по комнате и остановился на тумбочке, где стояла трехлитровая банка с разведенным спиртом. Вот оно, то, что нужно! Я поднялся, налил для встряски полстопки «сороковника» и выпил залпом, не закусывая. По телу тут же разлилось приятное тепло, голова немного закружилась, потом всё пришло в норму, и я почувствовал себя вполне здоровым человек, готовым к выполнению заданий партии и правительства.

На душе стало хорошо, спокойно, словно с выпитой огненной жидкостью улетучились все проблемы. Мне показалось, что такое же хорошее настроение должно быть у всех окружающих. А что? Полеты идут своим чередом, организация нормальная, скоро конец лагерю и все поедем домой. Так примерно я рассуждал по дороге в автопарк, совершенно забыв об испорченных двигателях самолетов.

Вскоре выяснилось, что я капитально ошибался.

Настроение у многих было далеко не безоблачным из-за этой истории. Пока меня не было, она продолжала развиваться. К моему приезду уже было испорчено девять двигателей, а злоумышленников так и не выявили. Зато особисты, возле одного из самолетов, который оказался объектом нападения, нашли приметную зажигалку. Эта зажигалка принадлежала Сереге Терновому и незамедлительно был сделан вывод о его причастности к делу.

Я сразу вспомнил, как еще до моего отъезда Сергей с досадой рассказывал, что во время дежурства по АТО забыл в курилке пачку сигарет и зажигалку. Их кто-то забрал. Особенно ему было жалко зажигалку, подаренную однокашником по учебе в училище. Тот передавал свой презент аж из ГДР, где проходил службу. На зажигалке была изображена девица в бикини. Если зажигалку перевернуть – она становилась голой. Сергей подумал тогда на солдат, что это они взяли. А на кого ещё он мог подумать? Однако никто не мог предположить, что зажигалка найдется подобным образом и в таком месте.

Первое, на что я сразу обратил внимание в автопарке – это встревоженные глаза Наташи, которая сидела на своём месте и оформляла путевки. Она тут же оставила свою работу и направилась ко мне.

– Виктор Михайлович, – почему-то официально обратилась она, – слышал про Сережу, в чём его обвиняют? Но зачем это ему? Какая-то бессмыслица…Ты не мог бы разузнать, чего они хотят? – Наташа как-то заискивающе посмотрела мне в глаза, словно от меня зависело нечто важное.

– Как замполит комендатуры я, конечно, должен знать все обстоятельства, – невнятно пробормотал я, совершенно не представляя, что мне будут рассказывать особисты и в каком объеме, – что-нибудь разузнаю и обязательно расскажу.

В окно я увидел Сергея, ходившего возле машин, вид его показался мне подавленным. Я вышел во двор автопарка и Сергей, заметив меня, тут же подошел.

– Ты уже слышал? – спросил он, хмурясь, – чертовщина какая-то. Зачем мне это надо?

– Вот и я думаю о том же – абсолютная подстава. Зажигалку ты утерял, на том и стой.

– Нет, он не просто её утерял, – раздраженно кричал в кабинете майора Шахно резким баритоном особист, прозванный мной царем Борисом. Как впоследствии я уточнил, фамилия у него была Кравченко.

Его коллега уехал в Ростов отчитываться перед вышестоящим начальством, и потому Кравченко был один.

– Разве можно такую вещь утерять? – продолжал настаивать на своём особист, – это ведь не простая зажигалка, приметная.

– А вы не допускаете случайности? И потом, слишком это подозрительно. Терновой мне сказал, что утерял зажигалку в курилке, а она обнаружилась возле самолета, – заметил я, – словно кто-то специально хотел его подставить? Или тот, кто взял зажигалку и есть человек подбрасывающий шарики. Сам же её и утерял на старте.

– Не умничай, старлей! – быстро глянул на меня Кравченко и вновь обратился к Шахно, – Терновой, я думаю, действовал не один. Скорее всего, потеряли зажигалку его сообщники, потеряли случайно. Здесь ваш замполит прав.

– Да зачем Терновому это надо? – хмуро спросил майор Шахно, – зачем нужно лейтенанту Терновому выводить самолёты из строя?

Шахно закурил. Чувствовалось, что Кравченко он абсолютно не боится, и я даже зауважал нашего начальника комендатуры.

– Он обиделся за что-то и это подлежит выяснению, – безапелляционно заявил Кравченко, – не знаю на что или на кого. Но мы это выясним! Пока я попрошу вас взять у него объяснительную по факту утраты зажигалки. Пусть напишет подробно: где, когда, при каких обстоятельствах, кто был поблизости. Объяснение пусть пишет немедленно. Мне надо докладывать в Ростов.

Оставив нас в некотором замешательстве, особист, тяжело ступая по деревянным доскам, вышел из комнаты Шахно.

– Да, вот такие и расстреливали народ в 38-м, – пробормотал майор, – все они говнюки, только знают, что лезут куда не просят, вмешиваются во всё, подставляют людей. А потом за это получают звездочки. Думаешь, чего Кравченко суетиться? Я его знаю давно. Видимо, пообещали майорскую должность в Каче^[14], вот он и рвет задницу. Одного не пойму, каким боком здесь Сергей замешан?

– Это могло быть случайное стечение обстоятельств, – предположил я, – Сергея я знаю с момента его прибытия к нам в часть. Парень нормальный. Любит девчонок, но ведь это не преступление, тем более что он комсомолец, а не член партии.

Начальник комендатуры задумчиво потер лоб:

– В любом случае его надо вызывать и брать объяснительную. Знаешь что, займись-ка сам этим блядством. Чувствую, что нам придётся еще много объясняться и отписываться, – и он длинно и забористо выругался матом.

Сергей Терновой ожидал, что от него потребуют каких-то объяснений и потому, без лишних слов, выполнил мою просьбу. Он взял лист, в нескольких словах описал обстоятельства утраты злополучной зажигалки. Через дневального по автопарку я отправил его объяснительную записку Шахно, понимая, что на этом разбирательство не закончится.

Колесо событий набирало ход и продолжало ускоряться, причем не в пользу Сергея. Обстоятельства складывались таким образом, что если в ближайшее время не будет найден настоящий виновник, то им окажется зампотех. Вернее, будет назначен, поскольку так проще.

Возле ворот автопарка стоял и курил Вова Приходько.

– Замполит, приехал из Новолиманска? – спросил он, будто не видел меня лежащим до этого в кровати. Его глаза смеялись с обычным прищуром. – Чего такой хмурый? А, знаю, Лидку бросил, а с Илоной не получается. Тогда хоть утешься у «Пепси-колы». Ну что, вечером алё-малё? – Вова щелкнул пальцами себя по горлу, как обычно изображают выпивку.

– Да брось, ты? – беззлобно отреагировал я, – теперь не до веселья. С Терновым разбираемся…

– У, суки! – прапорщик сплюнул, – погоди, попадутся они мне. Я им за Серёгу яйца оторву и скажу, что так и было.

– А ты что, думаешь их много? – спросил я, подразумевая конечно, не яйца особистов, а «диверсантов».

– Чёрт их знает! Во всяком случае, для разборок с этими гадами возьму с собой десантуру – Андрюшку Гуторина. Уж думаю, вместе мы с ними разберемся. Я им устрою аллес махен пиздец цузамен!

– Да я тоже бы поучаствовал, – поддержал я его идею, – только беда в малом – их ещё найти надо.

– А вот тут, Михалыч, ты покумекай. Ты же не старший лейтенант, а старый. Голова у тебя большая, шестидесятый размер фуражки носишь, должен что-то придумать.

– Легко сказать! – отвечал я, уже на ходу, отправляясь в сторону аэродрома, благо до КДП было несколько сот метров.

Навстречу мне попалась наша машина – бортовой «Урал», которая везла официантку, кормившую обедом руководителя полетов на КДП. За бликующими на солнце стеклами мне абсолютно не было видно, кто сидел внутри. Когда машина, оставляя за собой плотный слой поднятой в воздух песочной пыли, почти поравнялась со мной, она внезапно остановилась. Дверца «Урала» открылась и на землю легко спрыгнула Илона.

– Привет, Витя! – она радостно улыбнулась, как улыбаются человеку, которого с нетерпением ждали, – как съездил?

– Вроде нормально! – я не стал её спрашивать про Волчатникова, оттого что почувствовал в душе какое-то смущение, внутреннее неудобство. Сам не знаю почему, ведь мы же были только друзьями.

Словно прочитав мои мысли, Илона сказала:

– Сергей Николаевич ко мне заходил несколько раз, но, знаешь, у нас ничего не было, правда…

– Да я тебе верю, – с каким-то непонятным для себя облегчением сказал я, – здесь всё зависит только от тебя. Ты же не давала никаких обещаний.