Текст книги "Город тысячи богов (СИ)"

Автор книги: Олег Кожин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

***

Потом была отрезвляющая боль, перекись водорода, йод и бинты. Ольга шипела, с тоской вспоминая, что в другое время, заживляла такие раны не думая. Здесь приходилось жить обычной жизнью, что означало – страдать, как человек. Чертово захолустье! Весь мир после Бограда чертово захолустье!

Во внешнем мире магия была уделом очень узкого круга избранных. Большинство стран объявили омов вне закона, и любую магическую деятельность пресекали на корню. Африка еще как-то пыталась удержаться в правовом поле, но даже там открыто практиковали магию только в совсем уж глухих местах, вроде Сомали.

Боград существовал над законом, открыто торгуя артефактами и услугами. Вам нужна вещица, способная уберечь вас при взрыве бронеавтомобиля? Купите Эгиду! Вам нужна вещица, способная пробивать магическую защиту? Могу предложить Палицу Индры! Ни одна Эгида не устоит! Сам Папа Римский, не скрывая, носил на шее сделанный в Бограде Крест святого Петра, чем немало смущал паству.

Любой, самый захудалый ом первого порядка мог и умел больше, чем самый опытный его коллега из внешнего мира. Воплощенные боги поставляли чудеса на экспорт, взамен получая веру новых адептов. Для тех, кто не очень нуждался в вере, по единственной железнодорожной ветке, соединяющей Боград и Москву, ходил тюремный состав, в один конец перевозящий заключенных-смертников.

Шипя от боли, Ольга закончила перевязку. Чувствуя себя столетней старухой, поплелась на кухню, ставить чай. Настроение было – впору вешаться, и если бы это решило проблему, Ольга давно бы уже удавилась на дверной ручке, или… о, она знала массу способов отправить человека на тот свет! Подлец Нгояма вовремя унес ноги!

Сидя на кухне, она смотрела, как трепещет огненно-синий цветок. Голова стала пустой и гулкой, как подземная пещера, которые так любит… нет, не думать, не думать, об этом не думать! Это не стоит такого риска! Ничто в этом мире не стоит такого риска! Ничто в этом мире, подчеркнула она. А в том?

Мягко пиликнул дверной звонок, выводя Ольгу из прострации. Она удивленно огляделась. Кухня тонула в полумраке, за окном маячил подступающий вечер. На плите алел выкипевший чайник. Ольга поспешно отключила конфорку, бросив беглый взгляд на часы. Восемь вечера?! Откуда?!

Звонок не унимался, и Ольга поспешила в прихожую. По дороге плотно прикрыла дверь в ванную. Подумала, что неплохо было бы проветрить, пряный запах крови мерещился всюду, но времени не оставалось. Кто-то за дверью настойчиво требовал впустить его. Сердце Ольги колотилось у горла, воображение рисовало группу спецназа, вставшую в боевой порядок, или толпу соседей, обличающих ее в убийстве Людмилы Семеновны. От волнения Ольга даже забыла посмотреть в глазок.

На лестничной клетке стояла подружка Егора, та, черноволосая, со стрижкой под мальчика. Ольга напряглась, вспоминая. Она ненавидела всех их, а девушек особенно, и не запоминала имен.

– Ольга Артемовна, добрый вечер! Я Лиза, подруга Егора.

Девчонка кивнула. Ольга смотрела на нее, недоуменно приоткрыв рот. Ольга Артемовна. Да ведь это она Ольга Артемовна! Боги, почему ей досталось такое дурацкое отчество?! Титаническим усилием она выдавила из себя вежливую улыбку.

– Добрый вечер, Лизонька. А Егора нет дома. Он уехал…

– В Боград, я знаю. Я к вам.

– Ко мне? – опешила Ольга, и даже огляделась, точно в квартире мог быть кто-то еще.

– Ну да, – девчонка в замешательстве тряхнула челкой. – Вы звонили, сказали, что Го… Егору нужна помощь.

– Я звонила, – тупо повторила Ольга. – Сказала, что…

Тонкие брови Лизы удивленно изогнулись. Ольга взглянула на себя ее глазами – в тапках, в халате, всклокоченная тетка, с окровавленной повязкой на руке. Чего доброго девчонка подумает, что она решила свести счеты с жизнью. Хотя Ольге было плевать с высокой колокольни, что там подумает эта пигалица.

В комнате раздался грохот. Непонятно как Ольга почувствовала, что в потайной нише упала статуэтка Седого Незрячего, и все тут же встало на свои места. Беги отсюда, дурочка! – хотела сказать она. Но вместо этого, словно со стороны, увидела, как отходит в сторону, пропуская Лизу в квартиру. Руки сами собой повернули замок на три оборота, задвинули засов и накинули цепочку. Ольга похолодела. Она не пользовалась цепочкой, и никогда не запирала дверь на засов.

***

В этот раз все было проще и сложнее одновременно. Никаких манипуляций с зеркалами, никаких рисунков кровью, хотя крови было немало. Они с Лизой сидели за чайным столиком, лицом к лицу, как две закадычные подружки. Белая вязаная салфетка намокла и разбухла. На ней, задыхаясь, вяло бились лазурные рыбки Конго. Осколки амулета впивались в тонкие чешуйчатые тела, жизни в которых оставалось минут на пять.

Поглощающей звук Сферы едва хватало, чтобы накрыть столик и обеих женщин. Если ответа не будет с секунды на секунду, значит все впустую. Ольга намотала на руку лежащие на столе кишки, и с силой дернула, проверяя настройку. Лиза выгнулась дугой, замолотила ногами по полу. В ограниченном пространстве Сферы Тишины крик ее терзал барабанные перепонки сильнее, чем колонки крупного рок-фестиваля. Нужна боль, много боли, чтобы пробиться на ту сторону. Чтобы, потревоженный криком жертвы, под толщей земли заворочался Магьян Кербет, Седой Незрячий.

Лиза, наконец, выдохлась, уронила голову на развороченную грудь. В густых черных волосах торчал, отблескивая полированной костью, Велесов Гребень, лишающий воли. Из перекошенного рта капала густая слюна. Только бы девчонка не подохла раньше времени, обеспокоенно подумала Ольга. Ей ничуть не было жаль молоденькой дурочки, что на свою беду сунулась туда, куда не следовало. Ольге приходилось делать вещи и похуже.

Она уже было собралась вновь натянуть вожжи, когда Лиза захрипела и посмотрела ей в лицо. Глаза остались все теми же, небесно-голубыми, и черты лица не изменились, но в движениях проступило что-то хищное, хитрое. Ольга поспешно разломила маленький деревянный щит – одноразовую Эгиду. Запасы амулетов таяли с катастрофической скоростью.

– Мне нужно в Боград, Крыса, – выпалила Ольга, поняв, что ее слышат и слушают.

Связь оставляла желать лучшего, сеанс шел с задержкой в несколько секунд, потому передатчик иногда застывал, как мертвец, и от этого Ольге становилось по-настоящему жутко.

– Боград помнит тебя, – прохрипел передатчик голосом Лизы.

– Мне нужно в Боград, – повторила Ольга.

– Твое рвение похвально, но список уже составлен. Седой Незрячий может призвать тебя в следующий раз.

– Крыса, я не доживу до следующего раза. Сегодня.

– Хорошо… допустим…

Крыса задумчиво пожевал губы Лизы. По острому подбородку побежала кровь.

– Что дашь ты Седому Незрячему?

– Я дам ему жертву, – Ольга ответила не задумываясь. – Пять человек приведу.

– Нет, – Лиза тяжело замотала головой, раскидывая кровавые слюни.

– Десять? Двадцать?! Сколько?! – Ольга вскочила, опрокидывая стул, ударила кулаками по столу. – Сколько надо твоему ненасытному хозяину, тварь?!

– Неееет… Не это… – усмехнулись омертвевшие губы. – Боград помнит тебя. Седой Незрячий помнит тебя. Помнит, чьей женщиной ты была.

Ольга устало откинулась на спинку стула. В ладонях застряли осколки амулета тишины. Обреченные рыбки бились все тише.

– Чего он хочет? – смирилась Ольга.

– Ты отдашь ему Печать.

– Я никогда не пойду на это, Крыса, – каменным голосом сказала Ольга. – Я лучше сдохну здесь, но его не предам, понял?!

– Подожди, я не договорил, – усмехнулась Лиза. – Любую Печать.

Глядя в голубые глаза умирающей девчонки, Ольга видела за ними слепые бельма древнего божества. Одной Вселенной известно, для чего такому существу может понадобиться Печать. И все же она кивнула, почти не колеблясь. Ее ответ помчался в неведомое, сквозь синее глаза мертвеца, через Крысу, через белоглазую чудь, воющую в тоннелях под Боградом, прямо к Седому Незрячему, и он внял ее просьбе. Последняя рыбка взмахнула хвостом в последний раз. Лиза упала лицом в стол.

***

На выходе из подъезда Ольгу настиг звонок из Министерства туризма. Вежливый клерк пожелал ей доброго вечера, и сообщил, что ее имя стоит в списке последней туристической группы этого сезона под номером тысяча четыреста девяносто девять. Желает ли она…

– Да, она желает! – грубо оборвала Ольга. – Давайте без формальностей. Я прибуду на вокзал к отправлению поезда. Визу и прочие сопроводительные бумаги получу у проводника.

Клерк выслушал спокойно, вежливо поблагодарил, и ни словом не обмолвился о том, что запрос на получение визы Ольга не отправляла. В Бограде привыкли ко всякому. Не прощаясь, Ольга нажала отбой. На ходу вызвала такси. Пока недотепы из Отдела по борьбе с магическими преступлениями локализуют источник возмущения, пройдет не меньше суток, но береженного берегут боги. Лучше подождать такси у другого дома. В другом дворе. На другой улице.

В ожидании машины Ольга крутила в кармане древнюю ассирийскую драхму, точь-в-точь как та, что она тайком положила Егору в карман. Когда-то она думала, что еще не скоро воспользуется этими монетами. Что когда придет время, они с Гором вернутся в Боград королями, а не загнанными беглецами. Но здесь, за границами Города-Тысячи-Богов слишком многое зависело от слепого случая.

VII

Когда я закончил уборку, Егор уже спал. Как был, в пропахшей костром одежде и грязных ботинках, рухнул на кожаный диван, кое-как устроив скуластую физиономию на ладонях. Первый прыжок выматывает, как хороший марафонский забег, умаялся, мальчишка. Впрочем, какой, к черту, мальчишка? Здоровенный лось, ростом почти с меня, а в плечах так и пошире будет. Раз допущен в Боград, значит совершеннолетний. Это сколько же ему? Восемнадцать? Я вдруг понял, как давно не виделся с Ольгой. Неужели почти два десятка лет прошло? С ума сойти…

Я устало опустился в кресло, тупо разглядывая пятно от блевотины. Только с этой точки заметил, что оно – наименьшее из проблем. Сраный ковер весь бы в пятнах, в какой-то саже, размазанной подошвами грязи, ветках, травинках и хвое. Мать, твою, ну а хвоя-то тут откуда? Я запоздало сообразил, что все еще сжимаю в руках щетку и совок и с раздражением швырнул их на пол.

Я мог высушить, сжечь, свернуть ковер, не прикасаясь к нему. Теоретически, я даже мог бы его оживить и заставить уйти из дома. Но не почистить. Почему нет никакого заклинания очистки, чтобы щелк пальцами, и вокруг белизна, свежесть и запах альпийского луга?! Впору заподозрить заговор и лоббирование интересов производителей стиральных машин.

Боги, о чем я думаю? Старательно отпихиваю назойливые мысли, стараюсь забить голову мусором, но ведь без толку! Без толку все! Вот оно, – возмущение спокойствия, – лежит, спрятав чумазое лицо в кулаках, и кулаки-то у него крепкие, сбитые, с ровными стесанными костяшками. Я знаком с ним от силы полчаса, но уже чувствую, тот, кто заманил его в Боград, не сильно старался.

Огромная тень легла на окно, погружая темную квартиру в совсем уж кромешный мрак. Нервная дрожь пробежала по бетонным перекрытиям высотки. Тролли шли по своему извечному маршруту, в надежде обогнать солнце. Я уже много лет не пропускал ни одной ночи. С такой жадностью я не следил ни за одним спортивным соревнованием в мире. Но вот же, за окном вовсю идет троллий гон, у меня билеты в первом ряду, а я сижу и подкручиваю настройки зрения, чтобы лучше разглядеть мальчишку, о существовании которого еще недавно знал только по ежегодным отчетам одного небольшого частного сыскного агентства в Красноярске.

Егор Богданов. Я мысленно покатал имя на языке. Нет, никаких эмоций. Но как похож, черт возьми! Как похож! Гены пальцем не задавишь. Хотя и от матери кое-что перепало. Черты лица мягкие, узнаваемые. Ее черты. Глаза, насколько я успел разглядеть, тоже на сто процентов ее, – темно карие, почти черные. Дьявол, как же так получилось, что он здесь, сейчас? Как такое вообще возможно?!

В темноте плечи Егора поднялись и опустились. Не поднимая головы он раздраженно промычал:

–Долго ты будешь на меня пялиться?

Не спит, значит… Он не выглядел испуганным. Он выглядел, как человек, который, заблевав мой дорогущий ковер, намеревается валяться на моем дорогущем диване, не сняв грязных ботинок. И все же я сказал осторожно.

– Ты не бойся, я не причиню тебе вреда.

В моей голове это звучало весомо и успокаивающе. На деле вышло довольно глупо. Егор перевернулся на бок, полоснул меня полным отчаяния взглядом.

– Знаю. Я же не дамочка из мыльного сериала. Лезть ради меня в толпу вурдалаков, чтобы потом причинить вред, это какой-то идиотизм, не?

Честно говоря, я не очень-то понимал, как вести себя с юным нахалом. Я могу разрезать черного вурдалака Плетью Саваофа, но совершенно не представляю, что делать с подростками.

– Вот и прекрасно, – кивнул я. – Отдыхай, я принесу одеяло, и…

– Нет!

Моя робкая попытка свернуть разговор не очень-то удалась. Егор присел, ожесточенно растирая глаза, и я, наконец, понял, что это слезы.

– Нет, – повторил он. – Не надо. Все равно не усну.

Егор посидел, повертел головой, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

– Включи свет! – попросил он.

– Нельзя. Когда идет троллий гон, весь Брюсов проспект принудительно отключают. Чтобы даже случайно никто не…

Я чувствовал себя донельзя глупо, объясняя прописные истины, известные даже… хотелось бы сказать «ребенку», но с детьми в Бограде не очень-то. При таком количестве темных культов, мало какому новорожденному удается дожить до года. Защитить ребенка в Городе Тысячи Богов невозможно, кем бы ты ни был, и какой бы силой не обладал. Поэтому возраст согласия на посещение Бограда восемнадцать лет. Поэтому мать Егора покинула город на первом же месяце беременности. Хотя, на самом деле, были и другие причины…

– У тебя есть выпить? – Егор шмыгнул носом. – Мне нужно выпить…

– Как и всем нам, – пробормотал я, направляясь к бару.

В глубине вращающейся стойки нашлась початая бутылка коньяка, неприкосновенный запас дорогого вина, для залетных девушек, и запечатанный литр «Абсолюта». Поразмыслив, я взял водку. Судя по всему, разговор грядет серьезный.

Егор вырвал у меня стакан, осушил, не отрываясь, как воду. Зубы позвякивали о стекло, и я, с некоторым облегчением, понял, что он все-таки обычный мальчишка, чудом переживший бойню. Вспомнилось его лицо, там, в степи, где мы впервые встретились. У него было такое выражение, такая концентрированная смесь злобы, ненависти и превосходства, будто сейчас он сам разберет на запчасти всех тварей в радиусе десяти километров. Потом, увидев меня, это гремучая смесь сменилась надеждой и недоверием, но то страшное лицо, пусть виденное всего секунду, я запомнил крепко.

Банка оливок – не абы какая закуска, но больше в холодильнике ничего не нашлось. Егор вытаскивал их грязными пальцами, шумно чавкал, вытирал руки о диван, в общем, провоцировал, как умел. Дите-дитем! Годы жизни в Бограде развивают самоконтроль до автоматического уровня. К тому же, я находился в совершеннейшей прострации, проблемы осаждали слишком быстро и кучно. Сейчас о меня можно было тушить окурки. Кстати…

Прятать в ладонях одновременно зажигалку и сигарету – тот еще трюк, но я ученый. Закурил, наполняя воздух ароматными дымными кольцами. Стало полегче. Вдруг навалилась усталость, тяжелая чугунная усталость от бесконечного дня, от беготни, поисков, внезапностей, от всего на свете. Я опрокинул в себя стакан, сбросив, предварительно, настройки до базового уровня. Хочу напиться, как обычный человек.

Гор завладел бутылкой, и уже уверенно наполнял свой стакан повторно. Оказалось, парень прилично видел в темноте. Задатки ома, или врожденное? Хотя, что тут думать, при такой-то генетике.

– Меня зовут Влад, – я вдруг сообразил, что не представился.

– Гор, – буркнул Егор.

Я вздрогнул так, что едва не выронил стакан. Теряешь хватку, Владислав Арнольдович. Даже в голову не пришло, даже не екнуло ничего! И пока я пытался придать скачущим мыслям некое подобие порядка, Егор взял разговор в свои руки.

– Ну и где ты был раньше, Влад? – едко спросил он.

Калейдоскопом мельтешащих картинок всплыл в голове минувший день. Лет тридцать назад я бы метался по вокзалу, совершая кучу бесполезных телодвижений: опрашивал носильщиков и таксистов, осматривал вагон, выуживал данные из операторов. Сегодня же я просто подключился к видеокамерам. Отследить перемещения Егора не составила труда. Но только до границы города.

Пока таксист мчал меня через весь Боград, Кротов скинул досье на этого кретина, косящего под эльфа. Кварта, или Пинта, уже выветрилось из головы, а тогда я поднял на уши всех своих сотрудников, и пару дружественных контор, напряг Абусалама и его ищеек, и уже собирался ехать за помощью в Храмовый квартал, чего не делаю категорически, никогда.

К счастью мои ребята отработали грамотно. Зацепились в «Аптеке Соломона Розенблатта», куда дружки вислоухого полудурка сбывали черных вурдалаков. Ничего путного из этих тварей не сваришь, но крохотный мозг, особенно свежий, идет по хорошей цене, потому как во внешнем мире упорно курсирует слух, что вытяжка из него возвращает потенцию даже столетним старикам. Уже тогда я понял, что от этой экскурсии добра не жди. А еще понял, что не успею в Левиафанову падь до темноты, даже если буду точно знать, где стоит их лагерь.

Я все же поехал в Храмовый квартал. Обошел все круги, кроме самых маргинальных, пытаясь найти помощь. Даже на третий зашел. Уже поздним вечером, в свете факелов, газовых рожков и люминесцентных ламп, полчаса плутал в греческом районе, пряно пахнущей помеси восточного базара и цирка шапито, покуда не отыскал храм Гермеса. Там, ругаясь матом, обменял сорок тысяч драхм на две потрепанные кожаные сандалии, с криво пришитыми крылышками. Сорок, мать вашу, тысяч! По двадцать за каждую! Самая дорогая пара обуви в мире! Одна принесла меня к Егору, как раз вовремя, а вторая…

– Извини, я не мог прийти раньше, просто не успел. Да и если бы успел, спасти остальных я бы не смог. Телепорт нас двоих едва-едва вытянул.

По недоверчиво поднятым бровям я понял, что Егор ждал какого-то другого ответа, но другого у меня не было. Под его взглядом было чертовски неуютно, и я вновь понес банальную околесицу.

– Ты себя не вини. Это не твоя вина, что ты выжил, а твоя удача. Экскурсоводы ваши облажались… – я задумался. – Хотя, конечно, о таком я даже не слышал ни разу. Если видишь двух черных вурдалаков в одном месте, значит один из них либо течная сука, либо покойник. А целая стая… еще пару часов назад я бы спорил на любые деньги, что такого быть не может. Туристов твоих жаль, конечно…

– Да плевать мне на них! – резко перебил Егор, но голос дрогнул, и я понял – не плевать, как бы он тут не ерепенился. Нельзя за неполные сутки очерстветь душой. Даже в Бограде.

– Ты вот говоришь, не может быть! – продолжал он. – А я слышал, что именно здесь может быть все, чего быть не может. Дохлые летающие киты, трупоеды из детских страшилок, люди с собачьими головами – все, что угодно. Вы живете среди чудес, но если что-то выбивается из привычной схемы, вы такие сразу – опа, этого же не может быть! Так что ли? Тогда чем вы отличаетесь от людей внешнего мира?

Внешний мир – любопытно. Даже не думал, что этот термин в ходу вне Бограда. Я долго не мог разобрать, что не так с тоном Егора. Только подцепив голос, как шерстяную нитку крючками, растянув его на составляющие, удалось разглядеть тщательно скрытое презрение и обиду. Не на меня, не на какое-то живое существо – на весь мир в целом, и на Боград в частности. Такого мне еще видеть не доводилось.

– Ты понимаешь, даже чудеса подчиняются неким законам, – я задумчиво поскреб бороду, подыскивая сравнение. – Если бы собаки стали разговаривать, а рыбы летать, ты бы сразу почувствовал внутренне возмущение, потому что это против их природы. Собираться в стаи – против природы черных вурдалаков, люди Бограда знают это, и чувствуют возмущение, потому что так быть не должно. В остальном, наверное, ничем не отличаемся.

Презрение все же пробилось наружу. Егор тряхнул косой, непримиримый, дикий, как волчонок, слегка захмелевший. Я с удивлением заметил, что бутылка опустела почти наполовину.

– А как же магия, все дела? – Егор повертел в воздухе растопыренной пятерней.

– А что магия? Магия это инструмент, организованная техника действий, доступная каждому. Ну, в той или иной степени. Как карандаш, например. Кто-то им печатные буквы с трудом выводит, а кто-то картины рисует. Так и с магией. Я это могу, ты это можешь…

– Я не могу, – Егор помотал головой.

– Можешь, все могут. Это заложено в коде. Только для активации нужна особая энергия. В нормальном мире людям иногда перепадает роса на камнях. В Бограде хлещет фонтан. Вот и вся разница.

После этого мы долго молчали. Егор сопел и подозрительно шмыгал носом, но, вроде, не плакал. Чуть позже я сообразил, что его колотит от холода, и пожалел, что не могу включить термостат. Я принес ему толстое колючее одеяло из верблюжьей шерсти. К этому времени бутылка почти опустела, пепельница наполнилась окурками, а в голове зашумело незримое море. За окном хрустел движущийся камнепад.

– Троллий гон, – это вот оно, да? – Егор нарушил молчание, ткнув рукой в панорамное окно. – Что там такого интересного?

– Ооо, брат! Это дело такое, ты оценишь! – обрадовался я смене темы. – Твоей матушке, кстати, гон всегда нравился.

Я подтянул кресло к дивану, расположился, вытянув ноги. Показалось, или при упоминании матери по лицу Егора пробежала тень? В такой темноте даже с моими настройками сложно сказать наверняка. Хотя, будь Ольга моей матерью, я б, пожалуй, забыл, как улыбаться. Пока она жила в Бограде, то была не на последних ролях. Ее побаивались даже отмороженные последователи лавкрафтианских культов.

– А ты сможешь сделать мне? – Егор постучал пальцем по уголку глаза.

Я кивнул. Покопался в его настройках, выставляя хорошее ночное зрение, хотя, честно говоря, там и так был полный порядок. Утопая в кожаной обивке, мы неторопливо приканчивали водку, и смотрели, как мимо ковыляют гиганты из камня. В бутылке так и осталось, на самом донышке.

К вящему разочарованию, я толком не напился, хотя голову изрядно штормило. Отключился прямо в кресле, что случалось не так уж редко. Под утро, когда настырный рассвет отразился в стеклах домов через дорогу, мне приснилось, что Егор не спит. Стоит, нависая надо мной, бессловесный, сгорбившийся, безвольные руки по швам. Сверлит мой сон глазами, что спрятались, утонув в тени надбровных дуг. Я узнал этот взгляд, этот силуэт из прошлого, эту длинную косу. Узнал, и мелко затрясся. Сонный паралич зловещим демоном стиснул мою грудную клетку, а я все никак не мог сбросить его. Проклятые стандартные настройки… И почему-то именно во сне до меня, наконец, дошло, что Егор даже не спросил, откуда я знаю его мать, и почему я его спас. Точно все это он уже знал, и это укладывалось в некий, неизвестный мне, план.

***

Пробуждение оказалось тягостным, потому я, не дожидаясь, пока похмелье меня прикончит, вывел токсины из организма. Егор просыпаться не собирался, лежал неподвижно, сложив руки на груди, как покойник. Ему, молодому, здоровому, такая доза – что слону дробина, но я все же почистил и его. Время передышек кончилось. Кто бы ни затеял эту опасную игру, он уже наверняка заготовил следующий ход.

Проспект Якова Брюса толкался в пробке, объезжая застывшего тролля. Это утро прикончило настоящего гиганта, добрых метров ста. Когда такси проезжало под округлым, похожим на шипастую палицу кулаком, внутри меня все сжималось, и я невольно творил щиты, зная, что толк от них вряд ли будет. Гор, в обнимку с большим ведром «Кентуккийских цыплят» жадно обгладывал куриную ножку, под неодобрительными взглядами водителя.

– Вот уж не думал, что и здесь они есть, – он облизнул пальцы, кинул кость в ведро, но тут же вытащил еще одну ножку. Молодой, растущий организм, блин.

– Эти везде есть. Когда человечество высадится на Марсе, то первым делом построит жилой модуль, а вторым – ресторан быстрого питания.

Гор не улыбнулся даже глазами. С хрустом разгрыз кость, высасывая мозг. Переодеваться он отказался, так и остался в походном костюме. Даже умываться не стал. Как мне показалось, только чтобы вновь проверить пределы моего терпения. Ну что ж, я ему не мамочка.

– А почему на машине? Взял бы, как вчера, поколдовал, или как там это делается? Прыг, и на месте!

Пальцы с куриной костью описали дугу предполагаемого прыжка. А ведь большая заноза этот Егор! И с людьми играть умеет. Вроде жует, по сторонам пялится, ни дать ни взять – сельский пастушок в большом городе, а сам за реакцией поглядывает. Улыбается, заметив, как водитель с жадным интересом навострил уши.

– Потому что, Егор, нормальный человек не станет летать на вертолете в магазин за сигаретами. Есть повседневная магия, да, но такое, как… ну, вот как вчера, оно к ней не относятся.

Человеку с зачаточным чувством такта этого бы хватило, но Егор воодушевился вниманием таксиста, начал выспрашивать про черных вурдалаков, о том, стоит ли куда заявить о смерти трех местных и трех туристов. Глаза водителя в зеркале заднего вида становились все колючее, и мне это не нравилось. Не люблю, когда посторонние люди вникают в проблемы, в которых я еще сам до конца не разобрался.

– Останови-ка, – кивнул я таксисту. – Через дворы срежем, быстрее будет.

Я расплатился, и мы нырнули в мешанину домов, построенных, как боги на душу положили. В такие моменты начинаю вспоминать, для чего в нормальных городах существует должность главного архитектора. Петляя по узким улочкам, где строгая готика соседствовала с осыпающимся советским ампиром, где асфальт вдруг превращался в булыжную мостовую, а посреди дворов вырастали частные дома с печным отоплением, где среди акаций и тополей мог затесаться лохматый ствол пальмы, я, на самом деле, преследовал еще одну цель. Напротив чайханы «Караван», на самом углу улице Туле, на мизинец мне мягко легла путеводная нить, а глаза изнутри кольнуло сообщение:

выходи потолкуем

Потолковать – словечко из лексикона последователей славянских богов. Все эти сварожьи внуки никак не могут смириться, что живут в двадцать первом веке. Но никто из них не осмелился бы вот так панибратски накинуть на меня Ариадну, да еще и подергивать, мол, шевели копытами! От всего этого за километр несло бомжем. Поэтому, когда за очередным поворотом мы нос к носу столкнулись с Беззубым, я ничуть не удивился.

Низкорослый, сутулый, он одевался в потрясающие обноски, так, что издалека мог сойти за представителя богемы, художника, или поэта. Боярская борода его внушала уважение сварожичам и хипстерам, а гноящиеся глаза вызывали жалость у туристов, охотно подающих на бедность. Когда он говорил, можно было разглядеть одинокий клык, сиротливо торчащий из нижней челюсти. Он должен был шепелявить, как баба-яга из сказок, однако речь у него хотя и безмерно истеричная, но чистая – подарочек от Владыки. Беззубый был профессиональным нищим. А еще – лучшим в Бограде прорицателем.

– Влад, все плохо! Полный финиш, Влад!

Он всегда начинает разговор так, с его состоянием рассудка на «здравствуйте» времени нет. Когда-то я смеялся над этим. Поначалу многие потешались над Беззубым. Те, кто выжил, не смеются, а жадно ловят каждое его слово. Лично мне его путанные пророчества пару раз спасали шкуру.

– День добрый! Я Гор!

Егор протянул Беззубому руку. Несколько секунд тот разглядывал ее, точно силясь понять, что же ему подсовывают. Вновь повернулся ко мне, схватил за грудки, затряс, шибая в нос вонью грязной одежды, мочи и рыбьих потрохов. Я покорно захлопал по карманам, в поисках кошелька. Так, должно быть, ястреб хватает когтями зайца – грязные пальцы Беззубого вцепились в черную кожу, выскребая наличность. Он вытряхнул все, до последней драхмы, даже отдел с мелочью, оставил только пластиковую карту.

– Влад, ты не представляешь, как все плохо! Пацан в городе, это ж беды не миновать! Я тебе говорил когда? Давно тебе говорил, все плохо!

– Ты лучше скажи, чего я не знаю, Кирилл – буркнул я.

Гор отошел на пару шагов, недоверчиво принюхиваясь. Кажется, пытался понять, действительно ли это запах человека, или дохлого козла?

Опустевший кошелек перекочевал обратно в мой карман. Беззубый распихал наличность по складкам своего одеяния, двумя руками хлопнул меня по плечам и зашептал, драматично закатывая глаза.

– Я сейчас скажу, как все плохо, чтобы ты понял! Ты глупый, Влад, тебе храбрость мозги разъела! А надо острожным быть, надо тише воды быть, потому что сегодня кто-то умрет, скоро умрет, и ты умрешь, если будешь таким храбрым…

– Сегодня умру? – напрягся я.

Беззубый растерянно посмотрел сквозь меня.

– Сегодня? Что? Не… не, сегодня не умрешь. Но умрешь, обязательно! Потому что веришь кому попало, потому что храбрость вместо мозга, а надо тихо-тихо, как я! Чтоб Владыка не заметил!

Остановить словопоток Беззубого легко, но многие об этом просто не знают. Стоят, развесив уши, слушают всю пургу, что он несет. Но Беззубый всегда играет честно, и свои гонорары старается отрабатывать по полной. Жаль, что прямо говорить не может. Если у меня в голове храбрость, то у него – опилки. Общение с неизвестным Владыкой что-то сломало в его голове.

– Стоп, Кирилл, стоп! Вот с этого места поподробнее! Кому нельзя верить? Конкретнее говори!

– А куда конкретнее? Куда конкретнее? – закудахтал он. – Пацан в городе, жди беды! Все плохо так, что хуже быть не может! А кто его сюда привез?! Кто позвал сюда?! Я не звал, мне такие проблемы даром не нужны?! Ты дурной, храбрый такой весь, ты мог позвать, но не позвал! Значит, кто позвал?! А ты сам туда едешь, да еще пацана с собой тянешь, ты, храбрец!

Я, наконец, понял, что он пытается мне сказать. Кто-то из тех, кого мы подбирали с тщательностью, с какой безумная мать выбирает няню для единственного чада, играет против нас. Один, или по чьему-то наущению. В такое верилось с трудом, но Беззубый не треплется зря. Кто-то из Администрации Бограда одобрил запрос Егора, выдал ему визу, вопреки запрету. Вопреки моему запрету.

***

Люди из внешнего мира слабо представляют себе административное устройство Бограда. Не за тем они едут сюда. Им подавай профессиональных гадалок, лавки амулетов, межвидовой секс и Кроули-Цирк. Кому какое дело, как зовут Главу Бограда, и есть ли у него заместитель? А между тем, городом, по сути, управляет всего четыре человека.

Кирилл Геннадиевич Гладких, пожалуй, единственный, кого хорошо знают обыватели внешнего мира. Он Министр иностранных дел, часто мелькает в новостях, и решает все вопросы сношений с другими странами. Единственный чиновник Бограда, в подчинении которого находится целое ведомство, что-то около двух тысяч операторов. Но я все равно не очень понимаю, когда он успевает спать.