Текст книги "Развал. Действующие лица свидетельствуют"
Автор книги: Олег Кашин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
II
С тем, что Зорин – друг Америки, мы, очевидно, разобрались, осталось выяснить, кем он приходился Советскому Союзу, и я осторожно спрашиваю его, не было ли в его практике каких-нибудь негласных заданий в Америке или даже в России.
– Я понимаю, о чем вы говорите, – отвечает Зорин. – Этот шлейф за мной много лет тянулся, недоброжелатели всегда говорили за моей спиной, что – ну, конечно, если он так запросто в Америку ездит, наверняка у него есть погоны. А у меня никогда не было погон, я не имел к органам никакого отношения.
У Зорина такая манера говорить (подозреваю, что в своих американских командировках он учился даже не у телекомментаторов, а у проповедников), что его очень хочется сбить, поэтому, когда он сказал, что не имел отношения к спецслужбам, я спросил – а почему? Не сбил:
– Я сам часто об этом задумывался. Ни для кого не секрет, что органы плотно работали с журналистами-международниками, но меня они как-то обошли. Я думаю, что работников госбезопасности в те времена не устраивало, что у меня мама – еврейка. В то время это было важно.
О своем еврейском происхождении Зорин говорит как– то даже слишком торжественно: «Это было бремя, которое мне приходилось преодолевать», и я, конечно, вспоминаю популярный некогда анекдот про разговор Зорина с Киссинджером: госсекретарь спросил советского друга о его национальности, тот ответил: «Я русский», Киссинджер расхохотался: «А я американский!»
О да, мне стоило больших усилий, когда я рассказывал Генри эту историю, перевести ему соль шутки.
По-моему, он так и не понял, что здесь смешного. Вообще же еврейскую тему Зорин поводом для шуток не считает – говорит, что в СССР «существовала система государственного антисемитизма, даже несмотря на еврейскую супругу Леонида Ильича». – Конечно, может возникнуть вопрос – а как же я в этой системе смог выжить? И я вам прямо скажу, что таких возможностей, которые у меня были в шестидесятые-семидесятые, я бы никогда не имел, если бы к этому времени не стал профессором и доктором наук. Это компенсировало недостатки пятого пункта.
Ситуация на советском телевидении времен позднего застоя, впрочем, и без Зорина выглядела парадоксально – с одной стороны, все знали, что председатель Гостелерадио СССР Сергей Лапин – антисемит, с другой – недостатка в телевизионных евреях в те годы не было.
– Да, это парадокс, – говорит Зорин, – с одной стороны Сергей Георгиевич проявлял антисемитизм, это чувствовалось, с другой – его действительно окружали одни евреи. Бывают такие сочетания, понимаете?
III
Политобозреватель Гостелерадио СССР Валентин Зорин, впрочем, действительно мог позволить себе не нравиться своему начальнику (хотя нравился, конечно – и вообще претензий к Сергею Лапину у Зорина нет) – принадлежность к высшей журналистской номенклатуре давала ему возможность решать свои проблемы, минуя непосредственное руководство. Программу «Девятая студия», которую вел Зорин, несколько раз закрывали – но потом быстро открывали заново. Происходило это так:
– Вот вам один пример. Существовала пропагандистская установка, что вследствие ядерной войны капитализм погибнет, а социализм останется цел. Мне она с самого начала казалась достаточно сомнительной, и когда у меня в студии были наш знаменитый медик Евгений Иванович Чазов и американский ученый, нобелевский лауреат Бернард Лаун, я спросил их, что они думают о последствиях ядерной войны. Чазов ответил афористично: «Если ядерная война случится, то радиоактивный пепел социализма ничем не будет отличаться от радиоактивного пепла капитализма». На следующий день меня вызвал к себе Михаил Андреевич Суслов, очень возмущался, говорил, что из-за нас он теперь не знает, как поддерживать моральный дух в рядах вооруженных сил – и передачу закрыли. Но Чазов, который был лейб-медиком Леонида Ильича, выбрал подходящий момент, поговорил с Брежневым, и тот распорядился «Девятую студию» в эфир вернуть.
IV
Мне хотелось поговорить с Валентином Зориным о современной антиамериканской пропаганде и о том, как он оценивает свою роль в идеологической обработке советских граждан. Провоцировать Зорина на четкие ответы (говорю же – проповедник) чудовищно сложно. Я сказал ему, что у меня не укладывается в голове, что его карьера, начавшаяся одновременно с Холодной войной, оказалась более долгой, чем сама та война.
– Я бы не согласился с вами, – говорит Зорин, – когда вы говорите о Холодной войне в прошедшем времени, она идет до сих пор, сейчас – как информационная война. Когда началась война в Южной Осетии, западные телеканалы сутки молчали о том, что Грузия бомбит Цхинвал (Зорин говорит по-современному – «Цхинвал», не «Цхинвали». – О. К.). Продолжается война, разве вы не видите? А война – это когда огонь ведут с двух сторон. В нас стреляют – и мы стреляем. Я пришел, когда война уже шла – по-моему, она началась не с Фултона, а как минимум с Хиросимы. И я тоже стрелял в этой войне. Я защищал свою страну.
На разговор о Михаиле Леонтьеве и Максиме Шевченко я Зорина так и не вывел – обсуждать персоналии он отказался, зато сказал, что когда умер журналист Станислав Кондрашов, президент Путин направил его семье соболезнование, в котором назвал покойного представителем «легендарной плеяды журналистов-международников».
– А сейчас – кого можно назвать легендарной плеядой? Один автор может сегодня писать об Америке, завтра о Ближнем Востоке, послезавтра – о подводной лодке, ни в чем не разбирается, а думает только о том, как кому-нибудь угодить. Что это такое? Журналист должен разбираться в вопросе. В шестидесятые-семидесятые все советские политологи вышли из журналистской среды – и Бовин, и Арбатов, и Примаков. Сейчас такое невозможно. Сейчас – кого президент назовет легендарной плеядой?
Кстати, бумага от Владимира Путина у Валентина Зорина тоже есть – с год назад он отправил в Кремль книгу своих мемуаров и получил ответ – на листке напечатано несколько официальных строк – спасибо, мол, здоровья, успехов, – а внизу приписка от руки: «Всегда с огромным интересом и удовольствием следил за вашей работой. Практически все и всегда было блестяще и в высшей степени талантливо. Желаю успехов. Путин». Бумага от Дмитрия Медведева у Зорина тоже есть.
V
Хоть Зорин и не был шпионом, журналистскими обязанностями в пользу государства он несколько раз жертвовал – когда в качестве эксперта (Зорин – научный сотрудник Института США и Канады) ездил в составе делегаций на советско-американские встречи – с Алексеем Косыгиным, Леонидом Брежневым, Михаилом Горбачевым. Благодаря близости к Горбачеву, вероятно, в годы перестроечного культа Америки и борьбы с пережитками застоя Зорин никак не пострадал, и даже молодые коллеги не критиковали его антиамериканское творчество.
– Чего это молодые должны меня ругать? Они же все мои ученики, – добавляет Зорин. Перестройка, впрочем, его все-таки коснулась – в последний ее день, девятнадцатого августа 1991 года, он навсегда перестал быть коммунистом. – Когда я узнал, что Михаил Сергеевич изолирован в Форосе, во мне все перевернулось. Я понял, что в этой партии состоять больше не могу. И мы с Бовиным пошли и написали заявления о выходе из КПСС. Хочу обратить ваше внимание – не двадцать первого, когда все стало уже ясно, а девятнадцатого, в первый день.
Выход из КПСС для Зорина стал не только формальным отказом от партбилета.
– Революцию 1917 года я считаю крупной исторической трагедией моей страны, я бы даже запнулся на слове революция, это была не революция, это был переворот, по Бернсу – тот случай, когда мятеж закончился удачей и называется иначе. Очень скверная страница нашей истории. А вот ко всему советскому периоду у меня такого однозначного отношения нет. И вообще – нет цельного советского периода. Тот ужас, который был связан со сталинизмом – и тридцать седьмой год, и коллективизация, и непомерная цена индустриализации – это одно. А с другой стороны – Победа, Гагарин, расцвет науки. Тот же Лапин – можно о нем что угодно говорить, но это он подарил нашему народу «Иронию судьбы». Вот как бы мы без нее жили? И вообще, я хочу сказать: при советской власти был Товстоногов, был «Современник», были «Дети Арбата» и все чего хотите – а сейчас нет ни Главлита, ни агитпропа, ни новых классиков. Кого из наших с вами современников можно назвать классиком? Донцову, что ли?
VI
К концу разговора желание сбить этого проповедника с его стройной речи овладело мной почти до истерики. Я задал неприличный вопрос – кого, Брежнева или Путина, он считает более крупным историческим деятелем. Зорин ответил не задумываясь и, черт его подери, так же по-проповеднически:
– Брежнева, с которым я был хорошо знаком и с которым я ездил за границу, я крупной фигурой назвать не могу. А Путин – это человек, который уже вошел в хорошем смысле в историю России. Сравнивать очень посредственную фигуру Брежнева с выдающимся деятелем, который к тому же еще не завершил свой путь – ну как можно их сравнивать? Несопоставимый масштаб.
Удивительно – но после этих слов моя истерика проходит. Я пытаюсь представить, как отреагировал бы Леонид Ильич на такие слова, если бы у него была возможность их услышать, и вдруг понимаю – Брежнев не обиделся бы. Обнял бы Зорина и сказал бы ему что-нибудь типа: «Да ладно тебе, Валентин, давай лучше о хоккее». Я так хорошо себе это представляю, что, когда жму Валентину Зорину на прощание руку, уже не думаю о том, что здорово все-таки было бы как-нибудь его сбить, смутить. Зачем? Ему 83 года, он воевал, он первый выпускник МГИМО и самый долгоработающий журналист страны. Он знает, как надо. Он прав.
Он хотя бы попробовал
Человек, который не разрушил КГБ
I
Наверное, такие же эмоции испытывал Александр Керенский, когда годы спустя его спрашивали о женском платье, в котором он бежал то ли из Петрограда, то ли из Гатчины – даже если предположить, что это была правда, все– таки политическая биография Керенского этим платьем не ограничивалась.
У Вадима Бакатина такое «платье Керенского», к сожалению, тоже есть – конечно, это схема расположения подслушивающих устройств в новом здании посольства США в Москве, которую председатель КГБ СССР Бакатин осенью 1991 года в качестве жеста доброй воли передал (даже ничего не потребовав взамен) американскому послу в СССР Роберту Страуссу. Страусс, согласно популярной легенде, долго не мог поверить, что в этом поступке Бакатина нет никакого подвоха, а сам Вадим Викторович навсегда заработал (вначале в кругах патриотической общественности, затем – и в массовом сознании) репутацию изменника Родины, заняв место где-то между Олегом Калугиным и Александром Литвиненко. О случае с «жучками» в свое время так много писали, что вряд ли стоит останавливаться на нем подробно, но если Вадим Бакатин считает это важным – пусть оправдывается, нам не жалко.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
