Текст книги "Черная Луна"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 53 страниц)

– Это операм. А читателю прок есть, как считаете?

– Черт его знает. – Белов пожал плечами. – От человека зависит. Если данные есть и ума хватит не светиться раньше времени, то года за два может выйти толк. Психология – наука гуманитарная, можно изучать якобы для общего развития, не подкопаешься. Каратэ и прочее у нас теперь не запрещено… Со стрельбой еще проще: купи «воздушку» в любом ларьке и отрабатывай навыки где-нибудь в лесочке или на стройке. А если уж совсем приспичит, можно добровольцем съездить, благо, есть куда. В итоге из двух сотен, кому такие книжки в душу запали, получаем одного боевика-одиночку экстра-класса. Кто, кстати, книжки кропает? Я что-то не запомнил.

– Бывший полковник ГРУ. Пишет под псевдонимом, – с ходу ответил Дмитрий.

– Яйца оторвать мало, – пробормотал Белов, вылил остатки из банки в рот, смял жестянку и точным броском отправил в урну. – Но с другой стороны, фигня все это.

– Почему? – удивился Дмитрий.

Белов сознательно выдержал паузу, давая Димке возможность не вытягивать из него ответ и переключиться на другую тему. Но тот молчал и ждал. Белов мысленно перепроверил сложившуюся в уме мозаику. Вязалось все: и показная мужиковатость Дмитрия, и набитые костяшки на кулаках, чего раньше не было, и этот змеиный холодок в глазах. Его странную зажатость в разговоре с бывшим горячо любимым шефом Белов решил оставить напоследок. Интуиция подсказывала, что за ней и скрывается главное.

– Потому что я имел в виду талантливого террориста. А любой талант самодостаточен. Хрен он попадет в ваши сети. У него врожденная антипатия к стаду. Соответственно, ни в какие ветеранские организации, лево-право радикальные партии и прочие ловушки для лопухов его не заманишь. Он сам по себе. Будет пестовать в себе талант, шлифовать его день за днем. А потом выйдет на тропу войны. Только не будет на него ни учетов, ни оперданных. Мистер Икс, Чикатило и Карлос-Шакал в одном. Почувствуйте разницу, как говорят в рекламе. Вот тогда вы все раком и встанете.

– Мы? – сыграл интонацией Дмитрий, давая понять, что Белов невольно вычленил себя из стройных рядов тех, кому при удачном акте «центрального террора» светила подобная поза.

– Конкретно, ты, Дима. – Белов с садистским удовольствием захлопнул капкан. – Потому что по антитеррору в своей конторе работаешь без году неделю, но уже мечтаешь о громком деле. Я же пока вижу, что тебя спецподготовкой как пыльным мешком по башке трахнули, а ума от этого не прибавилось. Подумай пока, я мигом.

Он отстранил Дмитрия, вышел на мостовую и ухватил за локоть высокого парня в спортивном костюме. Тот сразу принял вид нашкодившего сенбернара, страдающего от мук совести. Белов что-то выговаривал ему, а тот только кивал крупной головой и прятал за спину пудовые кулаки. Очевидно, из-за нехватки времени моральная экзекуция вышла чересчур темпераментной. Белов несколько раз выразительно похлопал себя ладонью по лбу. Потом махнул рукой и, не обращая внимания на парня, вернулся к Рожухину.

– Пошли.

– Проблемы? – вежливо поинтересовался Дмитрий.

– Главная проблема, что этот дебил – мой родственник. Остальные прилагаются бесплатно. Пошли, а то опоздаю.

Он искоса взглянул на пристроившегося рядом Дмитрия. Тот снова надел свои фэбээровские очки, но по плотно сжатым губам было ясно, что удар он еще не переварил, и Белов решил дожать.

– А думать ты, мой юный друг, должен вот о чем. – Белов указал на двух греющихся на солнышке ментов. – Кто этих недоделанных на улицы с автоматами выпустил, рогами в землю воткнуть надо! Какая дальность прямого полета пули у «Калашникова»? Просвети, если знаешь.

– У этой модификации – четыреста двадцать метров.

– Во! Иными словами, если шарахнуть вдоль по Кузнецкому, то пойдет почти по прямой. Серьезная штука. Дед Калашников, кстати, как его ни ломали, полицейское оружие разрабатывать отказывался. Работал исключительно на родную советскую армию. Значит, автоматом этим сподручно косить только злодеев оккупантов в чистом поле. А у нас эти «Калашниковы» прямо перед глазами маячат. Бери и пользуйся! Подойди сзади к этим сусликам с отягощенной наследственностью, приложи кирпичом по фуражке – и решай наболевшие проблемы окончательно и бесповоротно. У тебя есть проблемы?

– Как у всех. Но я таким способом решать не буду.

Белов остановился, вытер испарину со лба.

– Посмотри на людей, Димка.

Тот послушно осмотрелся вокруг.

– Это лучшая часть народа, Дим. Счастливые, потому что оказались в Москве. Есть деньги, чтобы толпой валить в ЦУМ и «Детский мир». Но если сейчас у десятерых из них отобрать все, что есть в кошельке, восьмерым уже завтра нечего будет жрать. Вот такая проблема нарисуется. Поэтому таскать боевое оружие, как на подносе, среди этих людей провокация чистой воды. Вот о чем ты должен думать. И доказать тем, кто тебя озадачил блюсти их вельможную безопасность, что не снайпер-одиночка им опасен, а люди, от отчаяния и безнадеги схватившиеся за оружие.

– Будем надеяться, до этого не дойдет.

– Оптимисты, блин! – Белов нервно дернул головой. – Упаси Господь, террор войдет в моду. Не захват уголовниками автобуса с детьми, а нормальный чистый террор. Когда на дело пойдут мальчики с горящими глазами и неиспоганенной душой. Те, что не пошли в рэкет и бизнес. А ведь они уже выросли, Дим. Новые. Не было у них пионерии-комсомолии, не было великой страны. А только бардак сейчас и полная безнадега – завтра. Мне, да и тебе их уже не понять, а значит, просчитать их ходы мы не сможем. Что в их светлых головках творится, мы не знаем, а по большому счету – нам на это плевать. А вдруг они решат объявить войну государству, которое растоптало свое прошлое, обобрало свой народ и продало на сто лет вперед все и всех. Что тогда? Пара громких актов, и все сдетонирует само по себе. Италия семидесятых нам покажется раем. Вот о чем надо в докладных писать. А не высасывать терроризм из пальца.

– «Красные бригады», «Фракция Красной армии», группа Майнхофф, да? усмехнулся Дмитрий. – Чего они добились? Их же раздавили.

– Чувствуется, накачали тебя информашкой, но через клизму. – Белов покачал головой. – Не задавал себе вопрос, что самое страшное было в этих «бригадах»? Он слегка подтолкнул Дмитрия в спину, приглашая не останавливаться, приблизился и прошептал в самое ухо: – А то, сынок, что с ними играли практически все спецслужбы мира. И наша «контора», само собой. Помнишь, в комсомоле хохмаческий лозунг ходил? – спросил он отстраняясь: – «Если не можешь остановить процесс, надо его возглавить». Заметь, имели в виду движение «неформалов». А оно возникает, когда общество вместо патриотов начинает плодить изгоев.

До перекрестка с Лубянкой дошли молча. Уже заметно припекало, и Белов успел вспотеть. В горле опять запершило от жажды, и он выбросил едва прикуренную сигарету.

– Вы всерьез считаете, что начальству что-нибудь можно доказать? неожиданно спросил Дмитрий.

– Идеализмом вроде бы поздновато страдать, – немного подумав, ответил Белов. – Надо пытаться. Это единственный способ быть честным перед самим собой.

– Понятно. – Что ему стало понятно, по тону определить было сложно. – Вы сейчас в розыскном отделе?

Белов кивнул и мысленно поздравил себя с успехом: «Я же чувствовал, что он за душой что-то прячет! Окликнул, балда, от щенячьей радости, а потом не знал куда глаза деть. Потом решил покрутить, да вышло все по-школярски убого. Ненавязчиво ввести в тему, считать реакцию, если клиент готов к обсуждению, подыграть немного: уточняющие вопросики, восхищение в глазах, комплименты полету мысли и эрудиции… Все, как учили. Только забыл, что я на таких разговорах язык до дыр протер, когда он еще в коляске агукал. И чужую игру, хоть и с бодуна, но за версту чую. Чем это я СБП заинтересовал, а?» – подумал он и повторил вслух:

– Чем это я СБП заинтересовал?

– Лично – ничем. Наши решили инициативу проявить. Потребуется взаимодействие всех служб.

– Так ведь Коржаков бородатого демократа уже сожрал и над нами своего кореша поставил. Какое ему еще взаимодействие надо? Снимай трубку – и решай все вопросы.

– Вот он и снял. А нам дальше работать.

– И в связи с чем шум, если не секрет?

– С выборами, естественно.

– Блин, мужики, мне бы ваши проблемы!-вырвалось у Белова. – Ведь даже дураку ясно, кого изберут. У нас, прости меня, Всенародноизбранный, из Кремля только вперед ногами выносят. Были два исключения – Хрущев да Мишка. Но это ошибка природы и историческое недоразумение. Надеюсь, подписи в поддержку горячо любимого с агентуры собирать не прикажут?

– Все гораздо серьезней.

– Что-то с трудом верится.

– И тем не менее. – Дмитрий вскинул руку, посмотрел на часы. – В одиннадцать шеф вызовет вас на совещание. Есть время подготовиться.

– Вот за это, голубь ясный, огромное спасибо. – Белов хлопнул Димку по плечу. – От лица всего разгильдяйского отдела. Мог бы, между прочим, и раньше сказать.

– Раньше было нельзя. А сейчас мы уже почти пришли. – Дмитрий взялся за ручку тяжелых дверей. – И разглашение служебной тайны мне уже не припишешь.

«Хрена два ты бы раскололся, если б я не помог. Благодетель в фирменных очках!»

– Ко мне зайдешь?

– После совещания, – кивнул Дмитрий.

– Ну-ну. Тогда извини, я полетел.

Белов первым проскользнул в дверь. Прапорщик на вахте знал его в лицо, кивнул, едва взглянув в распахнутое удостоверение. Дмитрия, как незнакомого, тормознул. Взял в руки его удостоверение, стал отрабатывать проверку по полной программе.

* * *

Белов повесил пиджак на спинку кресла, достал из верхнего ящика стола баллончик дезодоранта, зажмурился и направил на себя пахучую холодную струю.

В дверь постучали. По стуку Белов тут же определил, кто: младший оперсостав стучит вкрадчивее.

– Входи, Михаил Семенович.

С замом Белову повезло. В первый же месяц работы к нему в отдел перевели Барышникова. И было это тогда довольно странно.

Белов давно смирился с кадровой чехардой, издавна царившей в родном ведомстве. По давней, но свято сохраняемой традиции опера не задерживались на одном участке дольше трех-четырех лет. Стоило войти в курс дела, обрасти наработками, как тут же приходил приказ паковать чемоданы. В новом отделе, на новой линии, на тебя обрушивался вал работы, в которой ты ориентировался, как папуас на ВДНХ. И вновь приходилось, позабыв о прошлых заслугах, ходить в полудурках и терпеть щелчки от более компетентного руководителя, в бездне тупости которого мог убедиться не раньше, чем через год-два. Исключение составляли только члены негласных «команд», которые тянул за собой, как шлейф, идущий в карьерную гору руководитель. В их перемещениях хоть и не было логики, но все-таки присутствовал здравый смысл. Если капитану везло и он плотно усаживал зад, хотя и не на трон, то в мягкое кресло, то вся команда разом размещалась на ключевых постах бюрократической пирамиды. Кому-то доставалось кресло, кому-то – полужесткий стул, кому-то – жесткий, продавленный за долгие годы службы, а кто-то по малости своей довольствовался табуреткой. Отворачивалась от хозяина фортуна, и все они разом вылетали с нагретых мест, получив жесткий пинок от представителей победившей команды.

Но с Барышниковым случай был особенный. За грандиознейший провал операции двое – Рожухин и он – получили повышение. Случай не исключительный, но подозрительный. По ошибке чаще били по голове, а не гладили. Для Барышникова повышение было последним, да и в отношении себя Белов иллюзий не питал, на пенсию придется уходить с должности начальника розыскного. Так что поводов плести интриги друг против друга у них не было, вместе работали не один год, на новом месте даже притираться не пришлось. Барышников, ставивший традиции выше морали, быстро наладил поступление информации, и Белов, как полагается начальнику, знал о подчиненных буквально все. Что это значило в отделе, чей оперативный состав по традиции комплектовался из несостоявшихся «блатных», правдоискателей, залетчиков и тунеядцев, списанных по профнепригодности и неуживчивости с начальством из других отделов, объяснять не надо. Имелся у Барышникова еще один плюс – житейский опыт, нажитый в экологически опасных условиях «конторы». Его хитрый мужицкий ум здраво отвергал все надуманное и нездоровое, суждения о людях, хоть и нелицеприятные, всегда оказывались верными. Он прекрасно ориентировался в местных интригах, кадровых и личных, но, по всем признакам, активно в них не задействовался. Возможно, понимал, что вторым быть выгодно, худо-бедно, а прикрываешься первым. Рос тихо, без надрыва. Типичный тягун, на котором всегда вся работа держится.

Барышников запер дверь, подошел к стоящему у приоткрытого окна Белову, протянул пухлую ладонь.

– Как здоровье, шеф?

– Лучше не спрашивай. День только начался, а уже весь мокрый.

Белов внимательно осмотрел зама. «В меру упитанный», как тот говорил про себя, с одутловатым лицом и вечно хитрыми глазками неопределенного цвета. Никаких последствий вчерашней пьянки в Шереметьеве не наблюдалось, а ведь допил все, что не влезло в Белова.

– И не говори, Иванович. Вся жизнь, блин, в борьбе. До обеда с голодом, после обеда со сном, летом – с жарой, зимой – с холодом. – Барышников устало плюхнулся в кресло.

Белов обошел стол, сел в свое кресло. Белобокий электрочайник как раз щелкнул выключателем.

– Кофейку будешь?

– Не-а, уже реанимировался. Мне лишней жидкости в организм не надо. И так, – Барышников похлопал себя по животу, туго натянувшему рубашку, – скоро лопну и всех тут обрызгаю.

Белов налил себе полную кружку. Кружка была особенная, с мятыми боками и надписью: «Мы любим тебя таким, какой ты есть». Подарок от личного состава на день рождения. С юмором у оперов всегда были проблемы.

Белов отхлебнул, крякнул от удовольствия.

– Та-ак, Семеныч. Интуиция подсказывает, что вчера мы расслаблялись в последний раз.

– Это почему? – Барышников воспринял его слова с невозмутимостью Будды: пить и курить бросают все, но еще никто не бросил.

– Потому что минут через двадцать зазвонит телефон, и меня дернут пред светлы очи начальства. Перед выездом на дачи решили нас озадачить. Будем бегать высунув языки все лето, помяни мое слово.

Барышников согнал с лица блаженное выражение, беспокойно заворочался в кресле.

– Уже интересно. Откуда ветер дует, известно?

– Из Кремля.

– Вот бля. – Барышников сделал круглые глаза. – Извини за рифму, вырвалось.

Протяжно заблеял телефон.

– Черт, сглазил! – Белов свободной рукой схватил трубку. – Белов слушает! Та– ак… Да. Послушайте, это не мой вопрос. А вы попробуйте поговорить об этом дома. Та-а-ак. – Он прикрыл микрофон трубку ладонью, сделал страшное лицо и прошептал: – Семеныч, Авдеева сюда! Галопом!!

На его памяти Барышников ни разу не поддавался панике. Вот и сейчас он, тяжело вздохнув, перегнулся через стол, ткнул в клавишу селектора, прохрипел:

– Найти Авдеева – и галопом к шефу!

– Я все понял, уважаемая… Зоя. А по отчеству? Сергеевна. Прекрасно! Белов откинулся в кресле и нервно забарабанил пальцами по подлокотнику. – А теперь выслушайте меня. Вы, кстати, откуда звоните? Очень хорошо! – Если бы Зоя Сергеевна могла видеть, каким сделалось лицо Белова, она тут же бросила бы трубку. – Понимаю ваше положение, но, увы, парткомы давно ликвидировали, так что жаловаться на мужа некому. Я? Что-то не помню, чтобы это входило в мои служебные обязанности.

В дверь постучали, и Барышников быстро, насколько позволяли габариты, побежал открывать.

– Вызывали? – Дежурная улыбка сразу же слетела с лица Авдеева, стоило ему увидеть Белова.

– Давайте сделаем так, – сказал тот в трубку, успев поманить к себе пальцем замершего в дверях Авдеева. – Если можете, подождите меня минут пятнадцать, хорошо? Я освобожусь, и мы спокойно поговорим. Нет, я сам выйду.

Он грохнул трубку на рычаги, сделал несколько медленных глотков из кружки.

– Сергей, ты почему начальство не ставишь в известность, что в субботу уезжать собрался? – тихо спросил Белов. – Непорядок.

– Так ведь… Выходные же, Игорь Иванович. – Авдеев посмотрел на Барышникова, ища поддержки. Но тот изображал из себя младшего помощника палача, хотя, естественно, не понимал, что стряслось.

– А почему тогда твоя супруга меня в известность ставит?! – Белов в сердцах врезал ладонью по столешнице. – Конспиратор, блин, хренов!! Короче, она стоит на лестнице у белого здания. Хоть ползком, хоть по канализации, меня не волнует, но через минуту ты должен невзначай оказаться рядом. Какую ты ей лапшу навесишь, меня опять же не волнует. Но чтобы ее духа не было на Лубянке. Даю на все десять минут. Понял?

– Понял, Игорь Иванович. – Лицо Авдеева в секунду из мертвенно-бледного сделалось пунцовым.

– Секс-гигант! – прошипел Белов, погрозив ему кулаком.

Барышников закрыл дверь за Авдеевым, вылетевшим пулей из кабинета, вернулся на свое место.

– Застукала? – спросил он, удобно усаживаясь в кресло.

– Угу, – промычал Белов в кружку, жадно допивая остатки кофе. – Уф! Тут своих проблем выше крыши…

– На месте преступления накрыла? – поинтересовался Барышников, сцепив пальцы на животе и вытягивая ноги под столом.

– Говоря юридическим языком, на стадии подготовки. – Белов усмехнулся. Представляешь, купил путевку в дом отдыха. Не посмотрел, дурак, а ему написали «с женой». А жена ни ухом, ни рылом! Сегодня утром нашла.

– Молодой еще, учить надо. Может, ему выговор объявить? «За халатное отношение к секретной документации».

– Барышников, не подкалывай! – простонал Белов.

– Я в порядке обсуждения. – Вздохнул и мимоходом обронил: – А отдыхать собирался с Алкой из двенадцатого отдела. Роман у них.

– Давно?

– А кто их разберет? По моим данным, с месяц.

Источники у Барышникова были надежные, в этом Белов не раз имел случай убедиться.

– Ладно, потом разберемся! На чем остановились?

– К начальству должны дернуть, – подсказал Барышников.

– Во! – Белов развернул кресло. Долил в кружку кипятка, бросил три ложки кофе. – Что мы имеем на сегодняшний день?

– Разброд и шатание, усугубленные жарой и сексуальной озабоченностью.

– Михаил Семеныч, давай серьезно! В режиме «мозгового штурма». – Белов нервно зазвенел ложкой в кружке. – Есть чем отчитаться?

– Ну… Китайского супостата почти вычислили. На следующей неделе уточним, и можно брать. А что, чем не результат? Сейчас столько узкоглазых – что по Москве, как по Пекину, ходишь. Даже черномазого установить сложно, столько их развелось. А для меня они как галоши – черные и не отличишь.

– Прибалт?

– Как ушел из-под наблюдения, так до сих пор сидит в посольстве. Это точно. Я мужикам информашку передал, пусть дальше сами работают. Остальноерутина, начальству неинтересная. Справку за прошлый месяц я подготовил. Если надо, можно торжественно зачитать вслух. Для внеочередного отчета сгодится.

– Бумажку мне сейчас дашь, там будет время пробежать глазами. Та-ак. По «хлопушкам» сдвиги намечаются?

Барышников тяжело вздохнул.

Белов и сам знал, что сдвигов быть не может. Два непонятных взрыва в Москве стали классическим «висяком». Два безоболочных заряда рванули в пустых троллейбусах. Жертв не было, если не считать легких порезов от вылетевшего стекла у водителя. За это и прозвали «хлопушками» – звук был, а результата ноль. И столько же смысла.

Использовали обычные армейские толовые шашки. Вощеную бумагу с них содрали, серийных номеров не установить. По нынешним временам премудрость не великая, по телевизору и не о том расскажут. Хуже другое: тол, как выяснили эксперты, оказался еще времен Отечественной войны. Такой находят «черные следопыты» и продают всем желающим. Был бы тол современным, по химическому составу легко установить завод-производитель, хоть маленькая, но зацепка. А так – «висяк». Отпечатков пальцев, естественно, никаких. Изолента каждый раз разная и, как сказали эксперты, наматывалась разными людьми. Значит, искать надо минимум двоих. За взрывами стояли или нахватавшиеся вершков лохи, или серьезные профи, четко сработавшие под лохов. Во вторую версию Белов верил больше, но печальный опыт подсказывал, что раскручивать ее на свой страх и риск не стоит. Вполне могло оказаться, что распутываешь не клубок, а дергаешь за хвост свернувшуюся в кольцо змею. Дело Кирилла Журавлева напрочь отшибло тягу к служебным подвигам. Слишком дорого они, оказалось, обходятся близким.

– Хорошо на Западе. – Барышников, кряхтя, развернул кресло, сев лицом к Белову. – Там не успеет рвануть, как звонят и говорят: «Берем ответственность на себя». Понимаю, могут и дезу толкнуть, но и то хлеб. Играют ребята по правилам. Война так война. А у нас…

– Радикалы молчат? – перебил Белов.

– Клянутся, что не они. Можно верить. У патриотов кто не бывший агент, тот бывший наш. Естественно, мелочь лопоухую и шизиков я не имею в виду. Если бы патриоты погорячились, давно бы стук пришел.

– «Висяк» в духе времени. – Белов сделал глоток, достал сигарету. – Я же с розыскного начинал. В конце семидесятых примерно такой же «висяк» нарисовался. Но с точностью до наоборот. Позвонил один шизик и сказал, что на Киевском вокзале заложена бомба. В багажном отделении. Даже номер ячейки, гад, указал. Ну, естественно, все встали на уши. Вокзал освободили от публики, чтобы начальству места хватило. Генералов понаехало – ты бы видел! Рвани «закладка», вакансий на руководящие посты открылось бы столько, что пришлось бы объявлять новый партнабор в органы. Короче, открыли ячейку. А там полпакета молока.

– И дальше что? – Барышников, известный коллекционер и лучший рассказчик комитетских баек, навострил уши.

– А дальше… – Белов закурил. – Как сам понимаешь, начались трудовые будни. Дело взяли на самый высокий контроль. Был у нас такой Сема. Умный мужик. Как на грех, ему это дело и сосватали.

– По маркировке определил, с какого комбината молоко. Потом установил, в какие магазины пошла партия. Пальчиков на пакете, естественно, не было. Разослал запросы по территориалам: кто из подопечных шизиков, диссидентов и бывших власовцев выезжал в эти дни с места жительства. – Барышников закатил глаза к потолку. – Потом… Суп с котом.

– Соображаешь. – Белов грустно вздохнул. – Партия распродавалась в магазинах Киевского района. Что в те годы творилось в магазинах, надеюсь, еще не забыл? Сам догадываешься, куда посылали Сему, когда он пытался узнать у продавцов, видели ли они кого-нибудь подозрительного. А начальство клевало его в задницу через день. Пока сообразили, что ордена за раскрытие угрозы теракта не светят. …И прошел почти год. Надо дело закрывать, а как, если опер по нему уже все ноги стер и два тома бумаги настрочил? Сему за недобросовестность тихо перевели в провинцию и уже без него спровадили дело в архив. И мораль не в том, что Сема погорел ни на чем, это отдельная печаль нашей жизни. А в том, что целый год нам жить не давали спокойно из-за полупустого пакета.

– А тут рванули почти два месяца назад, а мы с тобой даже полразика мешалкой по промежности не получили, – сделал вывод Барышников. – Даже странно.

– И мне странно. – Белов выпустил струю дыма в потолок.

«Главный вопрос розыска – кому выгодно? Кому были выгодны две „хлопушки“, рванувшие в центре Москвы? Кому выгодно, что розыск идет в вялотекущем режиме? Добились ли они своих целей, или это была разведка боем? Странно, что такой опытный опер, как Барышников, ни разу не задал эти вопросы. Между прочим, и ты, Игорек, молчал. От греха подальше. Тем более странно, что СБП вдруг решила развить кипучую деятельность», – подумал Белов, но вслух ничего не сказал.

Про встречу с Дмитрием он решил пока молчать. Это англичане считают, что лучшая новость – это отсутствие новостей. Ничто так не раскалывает человека, как грамотно срежиссированная неожиданная встреча. Белов давно решил, что случайности в жизни., особенно в оперативном ремесле, практически исключены. То, что ему, «погорельцу» и первому кандидату в козлы отпущения, в замы сосватали именно Барышникова, за случайное совпадение мог принять только откровенный лопух. Таковым Белов себя не считал. Самолюбие не позволяло.

Спустя два часа он ввел в кабинет Димку Рожухина. Указал на кресло справа от приставного столика. – Располагайся. Будь как дома, но не забывай, что в гостях. – Белов остался стоять в дверях. – Кипяточку сообрази, а я схожу, восстановлю кругооборот воды в природе.

– В смысле? – Димка сел в кресло, аккуратно поддернув брюки.

– В смысле – в туалет. Чуть не описался от восторга, получив «цэ-у» руководства, – огрызнулся Белов.

Вернулся он с Барышниковым. Вошел первым, чтобы иметь возможность считать реакцию обоих.

– Ха, крестник! – Барышников не скрыл удивления и радости. – Вот это сюрприз. Какими судьбами?

– Зашел проведать. – Дмитрий проворно вскочил, протянул руку. Здравствуйте, Михаил Семенович.

Барышников до хруста сжал его ладонь в своей лапе, хлопнул по плечу.

– А помнишь, как я тебя водкой отпаивал?

– Тогда все перенервничали, – зарделся Дмитрий.

– Особенно тот, кто с гранатой на балкон через стекло выпрыгнул. Ума не приложу, что бы мы с тобой делали, если бы та хата была без балкона. Осталось бы мокрое пятно песочком присыпать!

Белов наблюдал за ними со своего места, так играть невозможно, они с тех пор друг друга не видели, решил он.

– Мужики, облобызались – и хватит. Димка к нам прямо с совещания, так что не тряси его, старый, а то он все забудет.

Барышников стрельнул взглядом в сторону Белова, как кот, услышавший в углу скребок мыши. Одного намека ему хватило. Он как-то весь подобрался, словно закрутил до отказа тугую пружину, спрятанную внутри.

– Где ты теперь, сынок? – как бы мимоходом спросил он, усаживаясь в кресло напротив Дмитрия.

– Все еще в СБП, – ответил тот.

– Ясненько. – Барышников опять стрельнул кошачьим взглядом в Белова. – Там и оставайся, расти больше некуда.

Белов налил в чашки кипяток, свою кособокую кружку оставил рядом, остальные подвинул вперед. Поставил рядом банку кофе и сахарницу.

– У нищих слуг нет, мужики. Кофе делайте сами. – Он достал из стола початую пачку импортного печенья, высыпал коричневые кругляшки в сахарницу. Это вместо обеда.

Закурил, наблюдая за Дмитрием и Барышниковым. Собирался. Проиграть первый разговор он не имел права. Встречу с Дмитрием у метро можно, дабы не впасть в паранойю, признать случайной. Но то, что он узнал на совещании, было заранее принятым решением. Первым ходом в игре, как подсказывала интуиция. Своей роли в ней он еще не знал, но в том, что ему явно не отводилась роль короля или на худой конец ферзя, был уверен. А вот Димку сразу же определили в слоны, или, как иногда говорят, – в офицеры.

«Интересно, как к этой новости отнесется Барышников? – подумал Белов. Совпадения и странности множатся со скоростью шпанских мушек. Грядет большая игра. И Барышников это смекнет в момент. Ставки придется делать быстро, по наитию. Вот тут и увидим „ху из ху“ и „кто кого“!»

– С этой минуты и неизвестно еще сколько мы работаем вместе. Дима к нам приставлен в качестве офицера связи. Назовем это так, потому что другого определения подобрать не могу. – Белов сделал маленький глоток. – Так что, Барышников, попрошу фамильярности ограничить этим кабинетом и на личный состав не распространять. И так уже оборзели, дальше некуда.

Во взгляде Барышникова на секунду вспыхнуло удивление такого накала, словно ленивый кот вдруг увидал, как из угла выполз сам мышиный король во главе всей своей серой свиты.

«Эффект удара кирпичом по темечку, – определил Белов. – Не дай ему сказать ни слова. Пусть офигеет до конца».

– Дмитрий, введи Барышникова в курс дела. – Белов лениво откинулся в кресле. – А я по второму кругу послушаю, может быть, хоть сейчас что-нибудь пойму.

Дмитрий облизнул губы, отставил чашку.

– Кхм. Суть сводится к следующему. Надеюсь, лекцию по текущему положению читать не надо?

– Мы тут от скуки все газетки подряд читаем, Дим, – усмехнулся Барышников. – Давай суть.

– Выборы. – Дмитрий сделал многозначительную паузу. – В свете их решено усилить оперативное реагирование на угрозу терактов.

– На старые или новые? – тут же уточнил Барышников.

– На предупреждение и оперативное пресечение новых.

– Понятно. – Барышников покосился на Белова. – Очень даже правильно..

Тот решил немного подыграть ему, чуть кивнув, что должно было означать: «И мне странно, но о „хлопушках“ приказано забыть».

– На время выборов СБП становится головной организацией по антитеррору. Потому что…

– Что бы и где бы ни рвануло, это скажется на имидже дорогого товарища «Голосуй – или – Проиграешь», – закончил за Дмитрия Барышников. – Лучше скажи, конкретные данные об угрозе терактов есть?

– Сигналы поступают постоянно, – ответил Дмитрий.

– По телевизору, – подал голос Белов, – Возьмут, блин, интервью у какого– нибудь небритого «полевого командира», а тот брякнет, что отправил диверсионную группу в Россию. Следом лезут с микрофоном к нашему шефу, тот надувает щеки и говорит: «Мы бдим». Вот мы и начинаем бдеть. А потом в Измайловском парке находим контейнер с изотопами. И весь мир ржет, когда НТВ показывает, как мы эту посылку от абрека из снега выковыриваем.

– Зачем же утрировать, Игорь Иванович? – поморщился Дмитрий.

– А я говорю, что думаю. – Белов раздавил окурок в пепельнице. – Наш клиент тот, кто хочет, умеет и имеет возможность напакостить по-крупному. Боевиков я не беру, это отдельная категория. Остаются шизики и нормальные граждане. Всех шизиков мы профилактировать не сможем, их развилось столько, что нас просто не хватит. Остается ждать, пока какому-нибудь психу моча в голову не стукнет. С нормальными гражданами сложнее. Во-первых, в их нормальности позвольте усомниться. Люди оголодали и озлобились, а к выборам их накачали политикой до состояния зомби. Вот у меня рядом с домом ЛЭП проходит. Возьму проволоку, присобачу кирпич, раскручу и закину на провода. В результате весь микрорайон просидит без света с неделю. Хулиганство? – Белов отпил кофе, посмотрел на притихшего Дмитрия. – А если я позвоню на НТВ и заявлю, что буду и дальше проволоки набрасывать, пока не дадут зарплату шахтерам?

– Теракт чистой воды, – как врач диагноз, произнес Барышников.

– Во! – Белов подался вперед. – Обрати внимание, не бомба, не снайпер на крыше, а проволока на проводах! А если какой-то работяга на родном заводе что– нибудь закоротит так, чтобы рвануло, как в Чернобыле? На большее у меня в силу специфичного образования фантазии не хватает. И какие картинки проносятся в голове отощавшего химика или микробиолога с докторской степенью, когда его благоверная пилит, а детям обувь к зиме купить не на что, судить не берусь. Но не приведи Господь… Вы, ребята, захотели на время выборов отменить законы природы. Чтобы и станки изношенные работали, и рабочие с пустым брюхом возле них чардаш отплясывали.