Текст книги "Потерянная рота"

Автор книги: Олег Синицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Кто, братцы, кидать хорошо умеет?

Идти по темному лесу, освещая дорогу тусклым светом керосинового фонаря, было откровенно жутко. Стволы деревьев неожиданно проступали из тьмы, пугая молодого лейтенанта Алексея Калинина. Ноги в сапогах проваливались в глубокий смерзшийся снег, затрудняя движение вперед. Иногда Алексей спотыкался.

– Когда мы шли в первый раз, было светлее, – произнес матерый разведчик. – Хотя, кажется, пришли.

Он остановился. Зайнулов и Калинин приблизились к нему. Разведчик посветил себе под ноги. Там, в снегу, перепаханном следами, лежал немецкий пистолет-пулемет МР 40, в простонародье называемый "шмайсером".

– Кто-то бросил автомат? – спросил Калинин.

– Это немецкий "шмайсер", – уточнил Зайнулов. – Оружие просто так в снегу не валяется. Он либо неисправен, либо оставлен с умыслом.

– Тут много такого, – сообщил разведчик. Зайнулов попросил увеличить свет во всех лампах и поднять их над головой. Местность вокруг немного осветилась.

– Хмм, – произнес Зайнулов.

Их глазам предстало необъяснимое зрелище. На вытоптанной дороге вперемешку со снегом виднелось разбросанное оружие. Корпуса "шмайсеров", таких же, как и лежащий у них под ногами, обледенели и были залеплены снегом. Казалось, что хозяева в спешке побросали оружие, не заботясь о его дальнейшей судьбе. Кое-где виднелись длинные бугорки с торчащими из них темными стволами. Чтобы лучше их разглядеть, Алексей подошел ближе.

– Это немецкий пехотный карабин К98, – опередил ответом политрук. Алексей остановился над запорошенным снегом оружием, и некоторое время разглядывал его.

– И так метров тридцать вдоль дороги, – сказал разведчик. – Сейчас уж ничего не разглядеть. Еще десять минут назад было светло. Жаль, что темнота так быстро наступила.

– Зачем они бросили оружие? – спросил Калинин.

– Этому должно быть логическое объяснение, – размышляя, произнес Зайнулов.

– Возможно, они освободились от лишнего груза, – предположил разведчик. – Допустим, им нужно было быстрее добраться до пункта назначения, и они сбросили все тяжелое.

– Арсенал целой роты? – с сомнением спросил Зайнулов.

– Немцы просто свихнулись в этом дремучем лесу! – сделал поразительный вывод разведчик. – Кто в здравом уме оставит оружие!

Зайнулов наклонился и поднял один из автоматов. Открепив магазин, он, для начала, взвесил его на ладони, а затем по одному начал выщелкивать патроны в снег. Патроны падали с приглушенным звуком, оставляя в сугробе ровные отверстия. Закончив эту операцию, Зайнулов вслед за патронами отправил в снег пустой магазин.

– Он полон лишь наполовину, – произнес политрук, вытирая платком испачканные маслом руки. – Из двадцати патронов в наличии только восемь.

– А мы не обратили на это внимания...Странно, – задумчиво сказал разведчик. – Почему магазин заполнен лишь наполовину?

– Почему это странно? – спросил Калинин.

– В походном строю, – ответил Зайнулов, – магазин должен быть полон. Это для того, чтобы при необходимости мгновенно развернуть подразделение и дать отпор противнику. Немцы сейчас активно наступают, и у них нет проблем с боеприпасами. Значит, магазины должны быть полностью заправлены.

– Наверно, они приняли бой где-то неподалеку, поэтому магазин не полон, – предположил разведчик.

– А после боя пополнить боекомплект было нельзя? – спросил Калинин.

– Не знаю, – пожал плечами разведчик. – Я в Вермахте не служил. Не ведаю – какие у них там порядки.

Пока Калинин с разведчиком обменивались предположениями, политрук подошел к деревьям и начал внимательно исследовать стволы.

– Зачем они бросили оружие, в котором ещё остались патроны? – не унимался разведчик. – Пусть даже остальные пули они выпустили в каком-нибудь бою...

– Нет, – прервал его политрук. Калинин с разведчиком повернулись к нему. Зайнулов находился возле ствола огромной ели и гладил шершавую, легко шелушащуюся кору дерева. – Все пули были выпущены здесь. Посмотрите!

И он поднял фонарь, освещая ствол. На нем ясно проглядывались следы от пуль и сбитая кора.

У Алексея перехватило дыхание от страха.

Господи! Что случилось с отрядом фашистов? И почему они расстреливали деревья? Неужели, похожее может произойти и с ними! Ведь рота красноармейцев, перед которой поставлена задача – захватить высоту Черноскальная – тоже продвигается по этой дороге!

Алексей посмотрел на матерого разведчика и увидел, что тот испытывает похожие самые чувства.

– Они стреляли прямо здесь, в лесу? – спросил разведчик, часто сглатывая. – Кого они здесь встретили?

– Они поливали очередями деревья вокруг себя, – сказал Зайнулов. – А точнее, вокруг дороги, по которой они шли... по которой мы идем... Немцы отстреливались, словно сумасшедшие!

– Я же говорю, что немцы свихнулись! – произнес разведчик, скорее успокаивая себя, чем настаивая на своем мнении.

– Может, это партизаны? – выдал версию Калинин. – Немцы могли наткнуться на партизан. Те напали из леса, немцы ответили огнем. Вполне логично.

– Логично? Хорошо, а где трупы? – спросил Зайнулов. – При такой плотной стрельбе, которую мы наблюдаем на стволах деревьев, должны быть трупы. Куда они подевались?

– Возможно, их закопали в снегу.

Зайнулов разочарованно покачал головой.

– Это точно не партизаны. Партизаны не оставили бы оружие. К тому же, здесь в округе из селений одна только деревня Потерянная. Откуда партизанам взяться?

Калинин понимал, что Зайнулов прав. Алексей повторно стал обходить загадочное место, изредка бросая пугливые взгляды в темноту между деревьями. На одном участке дороги он наткнулся на новые элементы.

– Здесь не только оружие, – громко произнес Калинин.

Они стали внимательнее исследовать снег. В свете фонарей появились немецкие ранцы, жестяные фляги, упакованные продукты сухого пайка. Алексей так же нашел маленький альбом с фотографиями немецкой семьи и туго перетянутую резинкой пачку писем.

– Я не понимаю, – сказал он, наконец. – Немцы расстреливали окружающие деревья, потом бросили оружие, личные вещи и... Что же случилось с ними дальше?

– Я же говорю, что они сбросили весь лишний груз, – произнес разведчик. – Мало ли зачем им понадобилось налегке идти!

– Да? – усмехнулся политрук. – А как на счет этого?

Он поднял что-то из снега. В тусклом свете фонаря Калинин увидел в руке политрука тонкую немецкую шинель.

– Можно оставить оружие, – сказал Зайнулов, – можно бросить личные вещи и продукты. Но бросить шинель – это самоубийство. В наши февральские трескучие морозы даже такая одежда не будет лишней. Мы не знаем, что здесь произошло. Поэтому, нужно быть настороже.

Рядовому Александру Парамонову было необходимо отойти в лес. По причине своей природной стеснительности, он не мог справить "большую" нужду поблизости от людей. Вот поэтому, прислонив к дереву винтовку и взяв керосиновую лампу, он по сугробам стал пробираться вглубь леса. Откровенно признаться, в лесу было страшновато. Темнота стояла густая и почти не рассеивалась фонарем. Тени огромных деревьев пугали.

Парамонов двигался до тех пор, пока шум из лагеря не перестал слышаться, хотя огонь от костров ещё виднелся вдали между деревьями. Только здесь, на большом отдалении он мог почувствовать себя спокойно.

Луч света от фонаря скользнул по стволу, открыв взору нечто странное. Удивленный Парамонов приблизился и поднял фонарь на уровень глаз. На небольшом участке дерева отсутствовала кора. Ее срезали ровно и искусно в форме овала. На обнажившемся стволе была вырезана надпись. Парамонов подивился качеству надписи, провел по ней подушечками пальцев. Буквы были настолько мелкими, что читались с трудом. Фразы, которые они образовывали, состояли из нескольких строчек. Вся надпись обрамлялась сложным узором из переплетающихся волнистых линий.

Парамонов сам занимался резьбой по дереву. Нельзя сказать, что он являлся мастером этой работы, но оценить и отметить качество надписи он, несомненно, мог. Очень кропотливая работа, очень изящная и очень миниатюрная.

– Бес... беспреде... – попытался прочитать надпись Парамонов, но у него ничего не получалось. Хотя почти все буквы были знакомыми, слова, которые слагались при прочтении, становились совершенно бессмысленными.

Еще некоторое время Александр любовался надписью на стволе дерева, которую невесть кто вырезал в этом дремучем лесу. Затем позыв в кишечнике напомнил, зачем Саша здесь оказался.

Успешно справившись со своей задачей и, воспользовавшись комком снега в качестве бумаги, Парамонов поднялся. Странный это был лес. Ни следов зверей, ни щебета птиц. Да и сами деревья диковинные. Он никогда не видел таких могучих сосен, а уж за свою деревенскую жизнь Александр много разного леса повидал. И за грибами хаживал, и за черникой с ежевикой, и за зайцем длинноухим...

Парамонов двинулся назад. Он видел свет костров и шел точно на него.

– Хи-хи, – вдруг раздалось откуда-то из-за деревьев.

Парамонова едва не хватил паралич. Виски стянуло словно стальным обручем, сердце забилось как маленькое дрожащее от страха животное. Дыхание сделалось глубоким и неровным.

– Царица небесная матушка! – пробормотал пришибленный страхом Парамонов. – Господи, спаси и сохрани!

Это был смех маленькой девочки. Или ему показалось? Нет, определенно ему это показалось! Откуда в этом дремучем лесу может взяться маленькая девочка? Видимо от усталости у него началось помутнение рассудка.

Обрадованный этой догадкой, Парамонов сделал два шага вперед. Керосиновая лампа осветила пространство впереди него, и на какое-то мгновение, когда только-только свет разогнал мрак, Александр увидел край легкого голубого платья, исчезнувший за стволом.

Он несколько раз поморгал глазами и потер их. Вновь ему что-то почудилось. Край платья! Парамонов невольно усмехнулся своим мыслям. Под вечер мороз подбирался градусам к пятнадцати. Бегать в глухом лесу в легком платье... Нет, пожалуй, надо прилечь отдохнуть. Прилечь до тех пор, пока не поднимет старшина или пока маленькие девочки не прекратят мерещиться в глазах...

– Саша...

Он явственно услышал собственное имя. Пищевод вдруг сжался и ни за что не хотел возвращаться в нормальное положение. Парамонов чувствовал, что сейчас задохнется. Страх на мгновение отступил, позволив дышать. С рыдающим звуком Александр втянул воздух и задышал часто-часто.

Это снова был голос маленькой девочки. Но...

Щемящая ностальгия вдруг накатилась на него. Это был голос девочки из прошлого. Его маленькой подруги из деревни Аляково.

– Даша? – спросил он.

Лес молчал.

Он и Даша дружили, когда им было по девять лет. Они вместе купались в маленькой речке, вместе лежали под огромным дубом на окраине деревни. Она была первой девочкой, которая его поцеловала.

Парамонов двинулся в направлении раздававшегося голоса, совершенно позабыв о том, что та маленькая Даша, которую он помнил, давно выросла, имела троих детей и уже успела потерять мужа на войне.

Проваливаясь в сугробы по колено, Саша Парамонов пробирался в лесную тьму.

– Даша! – позвал он.

В темном лесу его слова прокатились эхом, вернувшись обратно искаженными до неузнаваемости. Он поднял фонарь и снова увидел край голубого атласного платья. У Даши никогда не было такого, но этот голос... он твердо знал, что голос принадлежит ей.

– Даша!

– Сашенька, я здесь!

Голос шел из самой тьмы. Парамонов бросился вперед, споткнулся и уронил фонарь. Тот упал в снег и потух. Вокруг тотчас опустился мрак. Саша пошарил вокруг себя, пытаясь обнаружить керосиновую лампу и, не найдя её, махнул рукой.

– Саша...

Огни костров за его спиной скрылись стволами деревьев. В опустившейся темноте Парамонов уже не нашел бы дорогу назад. Но он не понимал этого. Он шел в направлении раздававшегося голоса, не думая ни о чем.

– Дашенька, я хочу к тебе... – стонущим голосом прошептал Саша и услышал в ответ странный глухой скрип снега.

– Приди ко мне, милый! – прошептал голос.

Парамонов протянул к голосу руки. Его сознание помутилось. Ему казалось, что он спит и одновременно с этим летит. Он не слышал звуков вокруг. Он был полностью поглощен предстоящей встречей.

Внезапно Парамонов почувствовал страшную боль. Именно она вырвала его из плена грез. Что-то холодное и липкое рвануло его за ноги, схватило, завертело. Что-то острое кромсало кожу, прорывая ткань шинели и армейских штанов. Парамонов закричал, но в рот набился снег. Он продолжал кричать, не осознавая, что звук его голоса гасится снегом.

Он кричал, насколько хватало мочи. В этом крике он звал не маму и не старшину. Звал он свою девочку из прошлого.

Дашу.

Глава 7.

Смерклый бежал, боясь опоздать к раздаче спирта. Мысль о том, что Приходько мог его обмануть, даже не приходила в голову. Все его помыслы были связаны с предстоящим получением живительной влаги, и её дальнейшем применении. Конечно, Смерклый не был последним дураком и прекрасно понимал, что, по невежеству раздав весь спирт сейчас, молодой лейтенант Калинин окажется перед фактом, что ни один солдат в трезвом рассудке не захочет идти в атаку на высоту Черноскальную. В результате, старшина и политрук погонят солдат "на сухую", что крайне неприятно. Фрол и сам не хотел идти трезвым в атаку, потому что это довольно страшно. Но какой-то внутренний червяк требовал несколько граммов спиртного именно сейчас, а не после. Поэтому, ноги сами несли его. Вдобавок, если сейчас Фрол не возьмет свою долю, она достанется другим, более прытким.

Участок дороги, на котором расположилась рота, поворачивал, и Фрол срезал угол, собираясь прошмыгнуть между несколькими стволами деревьев. Получилось так, что он оказался вдали от света костров. Нога в поношенном валенке вступила на снег и внезапно провалилась. Фрол коротко матюгнулся. Его понесло вниз, в мягкую снежную россыпь.

Он проваливался в снег по пояс, в голове промелькнула мысль, что вероятно на этом падение закончится, но затем он провалился ещё глубже – по шею. Только после этого все остановилось.

– Уф! – произнес Смерклый.

Он пошарил руками вокруг себя в пространстве под сугробом, намереваясь нащупать опору и выбраться. На миг он задумался и пошевелил руками ещё раз. После этого удивленно охнул. Снег находился только сверху. Ниже была пустота. Заинтересованный этой странностью, Смерклый нагнулся, оказавшись под сугробом.

В такой темноте было трудно что-то разглядеть. Покряхтев, Смерклый залез во внутренний карман гимнастерки и достал коробок со спичками, завернутый в непромокаемый брезентовый мешочек. Фрол чиркнул спичкой. Она вспыхнула.

– Чтоб тебя! – выругался от удивления Смерклый.

Он поднял спичку выше, чтобы как следует осмотреть пространство под сугробом, но невольно ткнул ею в снежную корку над головой. Спичка потухла. Смерклый чертыхнулся и зажег новую.

В снегу был прорыт ход, диаметром в половину человеческого роста. Фрол посветил вперед. Ход уводил далеко, конец его терялся во мраке. Крестьянин повернулся назад и обнаружил, что начинается ход тоже неизвестно где. Судя по всему, Смерклый оказался посередине этой норы в сугробах.

У своих ног Фрол обнаружил след неизвестного ему зверя. Смерклый не был охотником и не разбирался в следах, как Ермолаев. Но все-таки Фрол не мог не отметить, что след был довольно большим.

Он наклонился, чтобы как следует рассмотреть его. В этот момент огонек на спичке приблизился кончикам пальцев. Смерклый вскрикнул и выронил спичку под ноги. Коротко пшикнув, спичка потухла, и пространство вокруг крестьянина мгновенно погрузилось в темноту.

Фрол замер в нерешительности, а затем выпрямился. Его голова поднялась над сугробом.

– Спирт, – выдавили единственное слово его губы.

Разворотив сугроб, Смерклый из неведомой норы в снегу выбрался на дорогу.

Алексей подсветил керосиновой лампой на наручные часы. 5.50 вечера. Они возвращались в лагерь. Темнота заволокла все вокруг. Лишь дорога, на которой расположились солдаты, освещалась пламенем костров.

Первым человеком, который их встретил, был старшина Семен Владимирович. Он тут же перехватил разведчика и отвел его в сторону. Пока Алексей кушал булочку с маком, которую дала ему старушка в деревне, старшина получил от разведчика полное описание увиденного, а так же собственное мнение разведчика. После этого он вернулся к командирам.

– Что скажешь, Семен? – спросил политрук. Алексей съел только половинку булочки, а оставшуюся половинку убрал в вещмешок.

– Странная история, – произнес старшина. – Надобно посмотреть на это своими глазами.

– Нам нужно двигаться дальше, – произнес Калинин.

– Помилуйте, Алексей Витальевич! – произнес Зайнулов. – Посмотрите, что вокруг нас делается! Темнота непроглядная.

– Если мы останемся здесь до рассвета, то потеряем часов двенадцать, а это непозволительная роскошь! – сказал Алексей и повторил который раз за сегодняшний день. – Послезавтра мы должны быть возле высоты Черноскальной!

– А тебя не беспокоят пропавшие немцы? – спросил старшина. – Мы можем повторить их судьбу.

– Сейчас ещё мало времени. Мы можем идти и идти!

– Куда иди?! – воскликнул старшина. – Куда ты пойдешь в этой темноте?! Хватит на сегодня переходов! И так оказались черт знает где!

– Да вы что! – впервые повысил голос Калинин. – Знайте свое место! Вы – старшина! А командир роты здесь – я! Знайте свое место! Сейчас же начнем движение. Командуйте строиться.

– Как же мы пойдем в темноте? – задал резонный вопрос Зайнулов. По всей видимости, он принял сторону старшины. Ну и ладно! Алексей чувствовал в себе силы противостоять им обоим.

– У нас имеются керосиновые лампы!

– Но слишком мало керосину, – возразил политрук.

– Будем идти, пока хватит керосину!

– Чуть помедленнее кони-и, – с хрипотцой пропел старшина. Калинин вопросительно посмотрел на него. Он не знал, что его больше удивило в этой фразе – это фамильярное отношение Семена Владимировича к своему молодому командиру или его неожиданная музыкальность.

– Мы останемся здесь, лейтенант, – произнес старшина. – И тронемся в путь только, когда рассветет.

– Я согласен со старшиной, – произнес Зайнулов. – Останемся на дороге до утра. Выставим посты и спокойно здесь переночуем.

Алексей поджал губы и, повернувшись к командирам спиной, пошел прочь. Злость переполняла его. Проклятые старожилы! Они не хотят выполнять приказ! А приказы нужно выполнять любой ценой, и, брести в темноте по дремучему лесу, самая меньшая цена! Как они этого не понимают?

– Товарищ лейтенант!

Алексей обернулся.

– Товарищ лейтенант, погодите! – донеслась до Алексея окающая речь.

К Калинину из леса бежал солдат, которого он пока не знал. На вид ему было лет сорок. Сведенные вместе глаза, нос картошкой, короткая шея, неуклюжая фигура. Шинель от воротника до самого низа испачкана снегом.

– Что вам? – спросил Алексей. Гнев по-прежнему бурлил в нем, однако, не переливаясь через край.

– Товарищ лейтенант, я хочу получить свою долю! – Красноармеец окал так, что резало слух. Калинин скривился.

– Вы о чем?

– О спирте!

– Я не понимаю.

– Мне бы спирту мою долю... – жалостливо протянул красноармеец. И тут Алексей, сам того не осознавая, выплеснул свой накопившийся гнев на этого солдата:

– Вы что! Вы в Красной Армии служите или в банде Махно! – с каждой фразой гнев Калинина только увеличивался. – Хотите опьянеть? Как вам не стыдно! Советскому человеку! Спирт не для увеселения, спирт только для боя! Слышите меня?! Не для веселья! Вон отсюда! Чтобы я даже не видел вашего заискивающего выражения на лице! Вон, раковая опухоль на здоровом теле советского общества!

Смерклому показалось, что он попал под град камней, настолько неожиданно и больно обрушились на него обвинения молодого лейтенанта. Он припустил прочь, чтобы больше не вызывать возмущения командира.

"Боже-мой, боже-мой! – на ходу проносилось у него в голове. – Не досталось спиртику-то!"

Прямо у него на пути выросла темная высокая фигура красноармейца. Смерклый не видел, откуда тот появился.

– Куда бежишь? – спросил солдат.

Фрол остановился возле него.

– Не бегу я, – растерянно стал оправдываться Фрол. – Так, иду быстро...

Блики костра упали на лицо высокого солдата, и Смерклый увидел тонкий нос с горбинкой и пустые бесцветные глаза. Солдат хищно улыбнулся.

– Я видел, как тебя прогнал лейтенант. Чем же ты его так разгневал?

– Ничем, – быстро ответил Фрол.

– Ты попросил немного спирта, чтобы согреться на ночь, а он накричал на тебя...

Фрол, насупившись, молчал.

– Вот они командиры, – произнес солдат, повернув голову в направлении Калинина, который задумчиво ковырял снег носком сапога. – Не понимают, что солдатской душе требуется.

– Они за нас думают, – возразил Смерклый. – Раз нельзя, значит нельзя. Спирт для атаки будет надобен.

– Брось! – раздраженно сказал солдат. – Знал бы ты, сколько у него спирту. Несколько фляг.

– Неужели! – удивился Фрол.

Солдат кивнул:

– У них много спирту. Им просто жалко. Не любят они солдата. Злые они. И лейтенант этот молодой, и старшина, и политрук...

– Вроде политрук неплохой мужик.

– Неплохой, – согласился солдат. – Неплохой, когда на привале, а в бою – спинами других прикрывается.

Фрол почти забыл обиду, нанесенную молодым лейтенантом.

– Что-то я тебя не знаю, – сказал он.

– Я из третьего взвода, – ответил солдат. – Которого не существует. Полностью погиб третий взвод. Один я остался. Сергей Вирский меня зовут.

– Фрол Смерклый. – Он пожал руку солдату. – Руки погрей. Что-то ты совсем замерз.

– Не беда. Увидимся.

Накричав на незнакомого солдата, Калинину почувствовал себя легче. Кроме того, он ощутил уверенность в себе. Правда, убедить старшину и политрука в том, что нужно продолжить движение, уже не представлялось возможным. Пришлось Алексею свыкнуться с мыслью, что сегодня рота уже никуда не тронется и останется ночевать прямо на этой дороге.

Размышляющего и медленно бредущего между костров Калинина догнал сержант Ермолаев.

– Разрешите обратиться, товарищ командир! – произнес он.

– Конечно... Странная фраза. Я много раз слышал её и даже произносил сам, но никогда не задумывался над её бессмысленностью, – неожиданно по-философски произнес Калинин.

– Что? – не понял Ермолаев молодого лейтенанта.

– Вот вы просите разрешения обратиться ко мне, в то время как обращение уже сделали. "Товарищ командир" – ведь это обращение... Так что вы хотели?

– Не знаю даже с чего начать... – нерешительно произнес Ермолаев. – Я не понимаю... А меня с самого начала в армии учили – обнаружил что-то новое, даже если не понимаешь этого – доложи командиру.

– Я думаю, это правильно.

– Согласен, – кивнул Ермолаев. – Я обнаружил звериный след.

Калинин быстро посмотрел на сержанта. До сих пор лес оставался мертвым. Ни птицы, ни звери, ни их следы до этого момента не попадались им на глаза. След, обнаруженный Ермолаевым, стал первым проявлением жизни в лесу.

– Зверь прошел больше недели назад. След уже замело снегом, но под сугробом на заледеневшей корке остался отпечаток ступни.

– Что это за зверь?

На лице Ермолаева промелькнула растерянность.

– Я понимаю, это звучит глупо, – произнес он, отводя глаза. – Вроде бы, охотник из Сибири, должен знать все следы... Но я не могу опознать этот след.

Алексей внимательно посмотрел на выражение лица Ермолаева.

– Вы не можете опознать след зверя или это неизвестный вам след? задал он уточняющий вопрос.

– Да, – подхватил мысль Ермолаев. – Скорее всего, это неизвестный мне след...

– След крупный?

– Очень. Это не медведь, не тигр... Пятка узкая, почти не оказывает давления на поверхность снега. От неё осталась очень слабая ложбинка. Напротив, пальцы мощные, их четыре. В снегу так же отпечатались четкие проколы на концах пальцев. Я измерил глубину прокола – она составила около десяти сантиметров.

– Ты хочешь сказать, что проколы – это звериные когти, и они длиной десять сантиметров?

– Да. Зверь шел на четырех лапах, причем основная часть веса приходилась на передние.

– Ты же нашел только один след!

– Да, и я думаю, что это след задней ноги. На неё вес практически не приходится.

Алексей повернулся в сторону темной чащи. Свет костров только сгущал мрак между деревьями. Информация Ермолаева о таинственном звере бодрости не прибавляла. Калинин невольно поежился.

– Можешь себе представить, – произнес Алексей, – что где-то там, в темноте бродят невиданные звери с когтями длиной в десять сантиметров?

– Я нашел только один отпечаток, – сказал Ермолаев. – Это даже не следы!

– Ладно. Я поговорю со старшиной, чтобы он выставил охрану по периметру лагеря.

Ермолаев удовлетворенно кивнул. Калинин отпустил сержанта, а сам в задумчивости сел на снег.

Сообщать старшине о странном следе зверя, конечно, не стоит. Охрана и так будет выставлена, а вот усугублять конфликт с Семеном Владимировичем было бы неразумно. Боже, как он устал за этот день! Первый день командования ротой. Сколько вопросов, сколько ответственности! Солдаты словно не замечали его приказов, старшина вспыхивал по каждому маломальскому поводу. Только политрук Зайнулов как-то поддерживал его, да рядовой Приходько иногда поднимал настроение своими шуточками.

За целый день Алексей съел только треть котелка каши на завтрак и половинку булочки с маком после полудня. Но голода он не чувствовал. Он ощущал неимоверную усталость. А ещё головокружение. Калинин слышал это выражение – голова кружится от забот. Теперь он прочувствовал эти слова на себе в полной мере. Мир как будто сдвинулся немного, и от этого сознание Калинина плохо воспринимало окружающую действительность.

Он вдруг посмотрел свежим взглядом на темный лес вокруг. Алексею показалось, что совсем недавно, возможно вчера, он заснул у себя дома в постели, а проснулся в этом дремучем лесу в окружении чужих ему людей, на лицах которых лежит печать войны. Словно кто-то властный, почти бог, кинул его к этим людям и заставил командовать ими. А кем был Алексей до этого? Начинающим ученым, очкариком.

Чужое! Все вокруг чужое!

Калинину внезапно захотелось оказаться дома, в уютной постели, за любимым столом для письма рядом с уже ставшим родным книжным шкафом. Оказаться там и не думать ни о чем! Погрузиться в мир книг и фантазий.

Если бы кто-то посмотрел на молодого лейтенанта со стороны, то смог бы увидеть, что на лице Калинина блуждает какая-то задумчивая улыбка.

Калинин спал. Он уснул прямо так, сидя на снегу. Снилась ему дача родителей. Было лето. Он сидел за столом, солнце сильно припекало сквозь стекло на веранде. Мама только что принесла полную тарелку клубники, посыпанную сахаром. Алексей уже съел такую тарелку, желудок его был полон.

– Нет, мама, я не хочу больше клубники!

Мама раскрыла рот и закричала:

– Саша!

Кто-то тряс Калинина за плечо, вырывая его из сна. Последним эпизодом была мысль, что он все-таки не Саша, а Алексей.

Калинин открыл глаза. Разбудил его политрук.

– Извините, Алексей Витальевич, – сказал он. – Но клубники у меня нет, даже если вы её и не хотите.

– Я, кажется, уснул, – произнес Калинин, протирая глаза. Он посмотрел на часы. Сон длился всего тридцать минут.

Что-то непонятное творилось в лагере. Солдаты не сидели спокойно у костров, а, поднявшись на ноги, уставились в темноту между деревьями.

– Саша! – громко звал кто-то. – Парамонов!

– Что случилось? – спросил Калинин.

– Солдат пропал.

Алексей встал. С края лагеря раздалось лошадиное ржание. Ротная лошадь Дуня волновалась. Калинин кинул мимолетный взгляд в её сторону и повернулся к Зайнулову:

– Давно он исчез?

– Никто не знает. Последний раз его видели час назад. Командир отделения произвел перекличку, и красноармеец Парамонов не отозвался.

Откуда-то из темноты вынырнул старшина.

– Пока ничего не нашли, – сообщил он. – Следов, указывающих, что он ушел в чащу, не видно. Быть может, побрел по дороге к выходу из леса.

– Зачем? – удивился Калинин.

– Я не Папа Римский, чтобы у меня были ответы на все вопросы! – резко откликнулся Семен Владимирович. – Что делать будем?

– Его нужно искать, – сказал Калинин.

– И как это будет выглядеть? – спросил старшина.

– Нужно прочесать лес, – объяснил Алексей.

Лицо старшины скривилось.

– Опомнись, лейтенант! Мрак стоит такой, что даже пальцев своих не разглядеть! Мы в неизвестном лесу, и даже не знаем, где он заканчивается! Я отправлю на прочесывание взвод, и вместо одного пропавшего солдата у нас будет десяток, а то и больше!

– Темно, – согласился со старшиной Зайнулов. – Снег глубокий. Нужно ждать. Возможно, он скоро вернется.

Калинин снова начал закипать.

– Но ведь пропал человек!

– Пропал – найдется, – сказал старшина. – Если решил прогуляться по дороге, ничего с ним не случится. Если...

– Что, "если"?

– В случае этого "если" твои поиски ничего не дадут!

– Надо усилить охрану лагеря, – сказал Зайнулов. Старшина кивнул, приложил руку к виску и скрылся. Зайнулов ушел вслед за ним.

Злость поднялась в Алексее. Он стал нервно ходить взад-вперед, пиная носком сапога снежные комья. "Я не командир в роте! – пришел он к неожиданному выводу. – Я совершенно не командую солдатами! За меня это делают старшина с политруком. Я словно кукла. Меня показывают солдатам, говорят, что я их командир, а когда дело доходит до настоящих приказов, меня никто не слушает, в то время как приказы отдают старшина с политруком, и все их выполняют!"

Калинин внезапно понял, что ему следует сделать.

Сергей Вирский вместе с остальными солдатами пытался хоть что-то разглядеть в суровой тьме промеж деревьев. Никто не решался сойти с дороги, чтобы отправиться искать рядового Парамонова. Солдаты находились в страшном напряжении.

– Сволочи, – пробормотал Вирский. Никто не отреагировал на его слова. К кому относилось ругательство, Вирский и сам не знал. Оно просто вырвалось.

– Сволочи, – повторил он.

Сволочами были командиры, которые сейчас стояли в стороне и обсуждали, стоит ли входить в лес. Сволочами были немцы, которые находились где-то впереди в этом же лесу. Сволочью был пропавший солдат. И, наконец, те неведомые силы, которые заставили солдата отправиться в лесную чащу.

Вирский был раздражен с того момента, как рота вошла в лес. Ему с самого начала не нравился поход, а тут ещё эти деревья, сугробы черт знает какой глубины! Он ненавидел высоту Черноскальную, которую предстоит взять боем, и которая находится неизвестно где.

Ему хотелось убивать немцев!

Именно так. Убивать как можно больше. Чтобы кровь веером падала на снег, чтобы кровь текла из глотки и ушей.

Кулаки Вирского нервно сжались.

Он посмотрел в темноту. Контуры деревьев расплывались во мраке. Ветви над головой образовывали сплошной свод. Вирский вглядывался в темноту, пристально смотрел в нее. И он увидел.

Словно внезапное солнечное затмение в яркий летний день, он увидел, как из темноты проступило око.