Текст книги "Скалолазка и мертвая вода"
Автор книги: Олег Синицын
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
На первой страничке любезно рассказывалось, что клиника доктора Энкеля специализируется на сложных травмах, переломах и послеоперационной реабилитации.
При лечении используются новейшие методы и последние достижения науки. В числе наших пациентов такие знаменитости, как игрок «Манчестер Юнайтед» Руд ван Нистелрой, бывший министр внутренних дел Франции Жан-Пьер Шевенман, барабанщик группы «Трэвис» Нэйл Примроуз и другие.
Ничего толком. Перешла на страничку «Кто мы?», к аннотации, обещавшей представить врачей клиники, но дальше ждало разочарование. На все мои запросы страничка упорно не хотела открываться, выдавая ошибку сервера.
С досады я бахнула по трекболу.
Ничего не выяснила! Позвонить бы Энкелю домой, чтобы узнать, где он работал в Новой Зеландии. Но доктор жил один.
Понимала, конечно, что неоткрывшаяся страничка – случайность, а автоответчик вместо секретарши – из-за разницы в часовых поясах. Но почему-то показалось, что кто-то стеной отгородил меня от сведений. Окружил невидимой оболочкой информационного вакуума.
Я еще раз глянула на первую страничку сайта и увидела строчку, которую не заметила сначала:
Наше главное достижение – скорейшая реабилитация после переломов. Вы будете удивлены!
И чем же это я буду удивлена?
Монитор безмолвствовал.
Было бы здорово съездить в швейцарскую клинику. Уверена, что на месте узнала бы многое. Где-то притворилась бы, где-то улыбнулась, кого-то припечатала к стенке… Вот только времени потеряю пару суток точно. А ведь придется возвращаться сюда. Вера находится где-то здесь, в Новой Зеландии. Я убеждена…
…Или уверила себя в этом?
Ох уж эти сомнения! Гложут, словно подлые шакалы. Стоит дать им волю – загрызут, не успеешь перевести «с паршивой овцы хоть шерсти клок» на протоиндоевропейский.
Трудно вести расследование, находясь на другом конце света.
Нужно сделать обязательный звонок. Начальник нашего отдела Семен Капитонович наверняка волнуется. Выходные закончились, а мы с Верой не вышли на работу – словно в воду канули. Ни слуху ни духу из Франции. Улетели и испарились. Наверняка он места себе не находит.
Старик поднял трубку сразу, словно ждал звонка. Так оно и было. Уверена – волновался, ночью не спал. Он меня с дочерью все время путает. И ладно бы целовал в лобик или сережки дарил. Нет, он строго наставляет и контролирует…
– Это я, Семен Капитонович, – тихо выдавила в трубку.
– И где вас носит, госпожа Овчинникова, владелица баварских земель? Продолжаете развлекаться с Шабровой? А работать кто будет?
– Я в Новой Зеландии, Семен Капитонович. Так получилось…
– Ты опять за свое, Овчинникова? В прошлый раз тебя в Турции объявили чеченской террористкой. А сегодня что? Радикальная шовинистка, защищающая отечественных кротов? Каким лешим тебя занесло в Новую Зеландию?
– Кроты тут ни при чем… Верочка пропала… Пытаюсь ее отыскать.
– Шаброва? Господи!.. Да она в родном дворе заблудится, а уж за границей и подавно! Как дитя в лесу. Ни зрения, ни разума – визг один!.. Как ты умудрилась потерять ее?
Я тупо молчала. Не рассказывать же старику о том, что случилось. Самой порою кажется, что все не со мной произошло, а в книжке вычитала. Кошмар какой-то! Бред! Один полет на «Фалконе 2000» чего стоит!
– Алена! – надрывался в трубке старик. – Алена, где ты? Не слышу тебя!
– Я здесь.
– Думал – разъединили. Чуть сердце не остановилось… Что говорит полиция? Как это произошло?
– Семен Капитонович, позже объясню. Сейчас не могу.
– Как ты могла потерять Верочку! Где твоя совесть, Овчинникова?
Где моя совесть? Типичный вопрос древнего поколения. На который невозможно ответить взвешенно и аргументировано Где моя совесть!
– Обижаете, Семен Капитонович. Я в Новую Зеландию попала только потому, что за Верочкой следовала.
– Тебя опять разыскивает полиция?
– Нет, – неуверенно ответила я. Даже оглянулась. – На этот раз вроде нет.
– В посольство ходила?
– Нет еще.
– Обязательно сходи!
– Хорошо, – кивнула я.
– Нет, прямо сейчас отправляйся!
Как же, делать мне больше нечего!
– Хорошо… Семен Капитонович, не знакома ли вам легенда об алхимике Ганеше?
– Какой период?
– Средневековая Европа. Инквизиция. Вероятная страна – Германия.
– Что-то слышал, нужно уточнить.
– Вы посмотрите? Очень нужно…
– Тебе, Овчинникова, прежде всего нужно…
– Знаю-знаю, – опередила я. – И все-таки.
– Гляну одним глазком. Да, кстати. Тебе звонили из Франции. Срочно разыскивали.
Я насторожилась.
Кто бы это мог быть? Не иначе жандармерия начала распутывать убийство Энкеля. Первым делом высказалась представительница правопорядка, которой я палец сломала. После ее показаний вряд ли у кого-то возникнут сомнения в том, кто убийца. Куча свидетелей подтвердит, как я кричала, размахивала пистолетом. Носилась по особняку с топором и угрожала покрошить всех в винегрет. Мне вряд ли доказать свою невиновность. Настоящего убийцы уже нет в живых. Он пытался летать без крыльев…
– Звонивший не представился?
– Как не представился! Кто бы с ним разговаривать стал?! – В трубке раздался шорох перебираемых бумаг. – Вот. Фамилия этого господина – Жаке.
Не может быть!
Анри! Мне звонил Анри!
Боже, как радостно на душе! Как здорово! Значит, он жив. Ух… Сделалось немного легче. Все-таки я чувствовала вину перед этнографом. Отличное известие! Лучшей была бы только весть о появлении Верочки.
– Вот его телефон, он оставил… – Старик продиктовал номер.
У меня не было ни ручки, ни карандаша, и я ногтем выдавила цифры на листке с рекламой серфинга.
Попрощалась с Семеном Капитоновичем и повесила трубку. Пожалуй, стоит позвонить Анри. Рассказать, что произошло… Хотя сейчас француз в больнице, прикован к постели. Да и спит к тому же. В Европе по-прежнему раннее утро. Нужно подождать…
От раздумий оторвала резкая боль в ноге. Посмотрела вниз и обнаружила, что в щиколотку всадила зубы мерзкая собачонка неизвестной породы. Белая, с кляксообразными пятнами, глаза красные и косые. Утробно рыча, она пыталась вырвать мои сухожилия.
Не так давно думала о шакалах – и вот на тебе! Материализовалась одна из их ипостасей и пожирает меня средь бела дня! Не подумайте, что я не люблю животных. Однако больно!..
Рывком выдернула ногу из пасти. Кажется, проклятая псина не прокусила хлопчатобумажный носок и спортивные штаны, но, чувствую, оставила оттиск зубов на память.
Собака обиженно взвизгнула, недовольно глядя на меня. Я обнаружила, что от нее тянется поводок. Пробежав взглядом по ленте кожаного ремня, увидела в конце концов мерзкого старичка, который стоял с целой пачкой конвертов, приготовленных к отправке. Он гневно взирал на мою особу. Они на пару с собакой буравили меня взглядами. Я даже не заметила, как они вошли.
– Проклятая туристка! Как смеешь приставать к моей девочке, ты!
Собака раскатисто рявкнула в подтверждение его слов. Позади парочки из-за прилавка поднялся растерянный парень – управляющий этого почтово-телефонного хозяйства. Уже без наушников. В руке пачка писем, очевидно, переданная владельцем собаки.
Я задохнулась от возмущения.
– Да она… она первая…
– Проклятые туристы! Житья нет! – визгливо выкрикнул хозяин. – Нет житья! Все заполонили, все! Ступить негде, сесть негде! Правда, Лесси?
По сравнению с тем, что я видела на улицах, обвинения прозвучали настолько глупо, что я решила уйти. Бессмысленно вступать в спор с маразматиком. Трудно что-то доказать человеку, который не слушает, визжит, а его собака так и норовит оттяпать кусок твоей ноги.
Я повернулась к дверям и почувствовала, что стальные щипцы впились во вторую щиколотку.
Едва сдержав крик, отмахнулась пяткой, намереваясь врезать божьей твари по зубам. Но сучка оказалась проворной и мгновенно отскочила, злобно скалясь.
– Проклятая туристка пыталась пнуть мою крошку! – завопил старый хрыч.
Редкая ситуация: меня распирало от злости, а сказать ничего не могла. Обычно изрыгала целый кубометр слов, потом даже стыдно становилось. Но тут…
Выдавила лишь вялое и бесхребетное:
– Она первая в меня вцепилась… Надо держать животное в наморднике…
– Мерзкая туристка пнула мою лапочку! И еще указывает!
Он наклонился и погладил псину по спине, отчего та довольно задрала голову. Мне опротивел их вид, и я пулей вылетела за дверь.
Вышла на улицу. В голове пусто. Ни одной идеи нет. Ни захудалой мыслишки. Тупо уставилась на вывеску напротив: «Если не сделал татуировку, значит, не был в Новой Зеландии»! Вывеска над входом в татуировочный салон.
– Я была в Новой Зеландии! – процедила упрямо. – Я и сейчас здесь!..
Фраза задела меня. Кольнула в самое сердце. Сделалось обидно. Настолько обидно, что решила зайти в салон и доказать свою правоту человеку, который написал эту фразу. Не обязательно стану делать татуировку. Просто зайду поговорить… Интересно, а они могут сделать такую, как у мистера Престона?
Мучимая внутренним дискомфортом, вошла в салон.
Татуировщиком оказалась женщина-маори. Смуглая, широколицая, с длинной черной косой. Руки и шея увиты узорами языков адского пламени. Нет, не такие татуировки, как у Престона. Обычные иголочные.
Не успела открыть рот, чтобы объяснить свою позицию по поводу рекламного слогана над входом, как женщина без лишних разговоров захомутала меня:
– Хорошая кожа! Просто отличная кожа для татуировки!
– Вообще-то… – открыла я рот.
– Вы можете заказать татуировку на все тело… – Маори указала на картины на стенах – символы, орнаменты, этнические дизайны, кельтские узоры, животные, фантастические чудовища, полотна Дали и даже один Айвазовский. – Попробуйте!
Я сразу подумала о бедных людях, которые захотят избавиться от такой татуировки. На теле останется сплошной рубец.
– Нет, спасибо…
Женщина уже взяла мою руку, закатала рукав куртки, оценивая кожу.
– Татуировка будет смотреться на вас, словно поцелуй матери!
– У меня не было матери. Меня воспитывали бабушка с дедушкой, – произнесла я.
Она усадила меня в кресло, положила на колени огромный альбом, исключавший любую попытку подняться.
– Советую татуировку на бедро или плечо, – не отступала она. – Посмотрите. Здесь великолепный выбор.
Может, и в самом деле сделать наколку? Совсем крошечную? Всегда хотелось иметь отличительный знак, который выражал бы твою душу.
Альпинистам, которые покорили все семитысячники бывшего Советского Союза, присваивается почетное звание «Снежный барс». Это высший титул для альпиниста. Как адмирал в ВМФ, как министр в бюрократическом аппарате… Наши мужики из клуба «Вертикаль», заслужившие подобную честь, делали себе наколку этого животного на левом плече.
Я звание «Снежный барс» не заслужила и вряд ли когда-нибудь заслужу. На семитысячники не хожу, мне больше нравится скалолазание. Оно стало частью моей профессии. Нет ничего душевнее, чем залезть на скалу или стену храма, скопировать и перевести для археологов древний текст. Если все делаешь правильно, риск для жизни не больше, чем у продавца мороженого.
Я люблю свою работу. Но где-то в глубине души мне всегда очень хотелось быть похожей на молодцов, покоривших четыре ключевых семитысячника. Работающих на пределе возможностей, на границе жизни и смерти. Ведь я тоже альпинист.
И я спросила, нет ли в альбоме белой кошки?
– Белая – только с надписью «Ласкаюсь в любых руках».
– Такую не надо! – быстро отказалась я.
– Тогда, может быть, хотите не кошку?
Я задумалась.
– А нет ли у вас черного льва?
– Черного льва? – изумилась маори-татуировщица. – Сейчас погляжу.
Она взяла у меня книгу, долго листала ее, что-то нашла и вернула.
– А если это будут два льва? – спросила она. На татуировке, которая глядела на меня со страницы, была прорисована каждая деталь. Картина была изумительно красива, от нее исходила чарующая прелесть Средневековья.
Два льва разинули пасти и вытянули лапы навстречу друг другу. Один был черный, другой красный. Вроде бы они боролись, но нижние части их тел переплетались. Интересно…
– Здорово! – восхитилась я. – Что означает эта символика?
– Знаю только, что это древний знак, – смутилась татуировщица, выгнув шею и тоже глядя в раскрытую книгу. – Может, хотите посмотреть другие?
– Нет. Мне эта понравилась. Давайте!
Тату обработала плечо антисептической мазью и перевела рисунок с кальки на кожу. Достала татуировочный аппарат, который напоминал игрушечную швейную машинку, и низко наклонилась. Машинка зажужжала, я почувствовала легкое царапанье.
– Вы напряжены, – сказала женщина. – Отдохните, расслабьтесь.
И в самом деле напряжена. Даже не замечаю. Это стресс после катастрофы меня так поздно догнал. Тот случай, когда поговорка «лучше поздно, чем никогда» откровенно обманывает.
Я кивнула и взяла с журнального столика нью-плимутскую газету. Она была недельной давности. На первой полосе красовалась фотография какого-то бассейна для рыб. Заголовок сообщал: «Взрывающиеся карпы разнесли ресторан. У туриста из Германии случился инфаркт».
Лениво пробежалась по передовице – ну и чушь! Прочла остальные статьи, самыми громкими из которых были: «Завтра мэру города исполняется сорок девять» и «Мисс Копран испекла самый большой на Северном острове вишневый пирог».
Процесс нанесения татуировки завершился, я с радостью отложила скучную газету. Расплатилась и вышла на улицу.
Нужно связаться с Жаке, но еще рано. Сделаю это ближе к вечеру.
Через дом расположилось открытое кафе. Бар в здании с низкой крышей имел и дюжину столиков на тротуаре. За одним из них ужинала пара туристов, за другим – какой-то толстяк потягивал пиво и читал газету. Остальные пустовали. Причудливо смотрелись обстриженные пихты в центре заведения.
Есть не хотелось, а вот в горле пересохло. Села за столик, настолько плотно придвинутый к одной из пихт, что хвойные лапы лежали на столешнице. В вазочке торчала одинокая роза. Я вытащила ее, понюхала. Голова поплыла от одуряющего аромата свежего цветка и терпкого хвойного запаха.
– Мне, пожалуйста, минеральной воды… – попросила я официанта. – Хотя, постойте… Мартини у вас есть?
Он кивнул.
– Плесните граммов пятьдесят… А лучше – сто пятьдесят!
Официант вновь кивнул и исчез. Я откинулась на спинку и закрыла глаза.
Вот и настиг стресс после пережитой катастрофы. Меня ломало, как при гриппе, ныло темя. Прыжок с парашютом из развалившегося лайнера – это вам не шутка! Не на лед шлепнуться поскользнувшись. Не передача «Трюкачи» на MTV. Все произошло в реальности. Поэтому ничего страшного, если выпью немного мартини, расслаблюсь, закачу скандал, разобью пару витрин…
Из глубин бара послышался грохот посуды. Я оглянулась. Официант, который наливал мне мартини за стойкой бара, тоже посмотрел назад. Оставил фужер с бутылкой и пропал в недрах бара.
– Кого-то подвел вестибулярный аппарат, – прокомментировала я и вновь вдохнула аромат розы. Возникло непреодолимое желание воткнуть ее в волосы, но я не решилась.
Официант вернулся через несколько минут.
– Неприятности на кухне? – поинтересовалась я.
– Кто-то посторонний пробрался с черного входа и обрушил стойку с тарелками, – ответил он, аккуратно ставя на стол мой заказ.
Я поблагодарила его, взяла бокал. Другой рукой потрогала острый шип на стебельке розы.
Мысли вернулись к легенде о Ганеше… В ней много неясного. Например, так и непонятно, почему инквизитор обозлился на алхимика и приказал казнить его? За то, что Ганеш выкрал тело убитого сына? Но это не повод, чтобы сразу гнать человека на костер. Тем более что «мертвая вода» вот-вот должна была быть выделена. Ганеш нарушил своим поступком какие-то инквизиторские законы? Но годом ранее инквизитор пренебрег законом и выпустил его. По сути, совершил должностное преступление.
А почему алхимик оплакивал сына три дня и три ночи? Что это за обряд такой?
Непонятные акты не давали покоя. Хорошо бы самой прочесть легенду, лучше всего оригинальный текст. Иногда при переводе теряются важные детали, которые влияют на суть. Кстати, когда буду звонить Анри, нужно поинтересоваться, откуда ему известна эта история.
Возможно, легенда об алхимике Ганеше – выдумка. Миф. Небывальщина. Сказка. В древности люди сочиняли не хуже Шарля Перро, братьев Гримм или Андрея Белянина. Во многих легендах прослеживается логика. Многие элементы содержат скрытый смысл… Какой смысл несут в себе три дня оплакивания сына – понять не могу.
Я вдруг обнаружила, что, аккомпанируя мыслям, раскачиваю бокалом с мартини. В какой-то момент наклонила его так круто, что крохотная капелька выплеснулась и упала на розу.
То, что произошло дальше, я не могу объяснить законами физики и биологии, которым меня обучали в школе и которые давались хуже, чем английский с немецким, или физкультура.
Роза мигом почернела. Ее словно накрыла тяжелая тень. Там, где упала капля, стебель переломился. Основательно, с хрустом. Будто я по нему… молотком ударила.
Цветок буквально разметало по столу. На глазах он превратился в пепел, мигом подхваченный проворным ветром с моря. Черные точки покружились вокруг меня хороводом и растаяли.
Я замерла, сидя с бокалом в руке.
Стол был таким же – с удобно устроившейся на нем лапой пихты и стоявшей по центру вазочкой. Только роза исчезла. Свежая, радовавшаяся жизни роза.
Люди в кафе ничего не заметили. Пожилая супружеская пара лениво поднялась из-за своего столика, оставив пустые тарелки и недопитое вино в фужерах. За другим столиком толстяк продолжал потягивать пиво. А я… увидела сутулого бродягу в драном пальто с короткими рукавами.
Он стоял возле стойки бара и не сводил с меня глаз.
Мне вдруг стало ясно, кто разбил посуду, чтобы отвлечь внимание официанта. Отвлечь для того, чтобы в моем бокале оказался не мартини!
Я едва не выпила эту гадость, испепелившую розу!
– А ну, стой на месте, мерзавец! – закричала я, вскочив со стула.
Он бросился бежать.
Глава 3
Барсик
Бродяга удирал, прижимаясь к стене длинного дома, расположившегося по соседству с кафе. Удирал, прихрамывая на левую ногу, нелепо размахивая руками. Полы пальто шлепали по ногам, напоминая крылья пингвина, – такие же темные и бесполезные. Я раскрутила маховик на полную и быстро настигала странного человека.
Когда стена закончилась, бродяга резко свернул за угол. В узкий переулок между двумя домами. Я нырнула следом и…
Напоролась на него. Он поджидал меня, устроив засаду. Грязные руки вцепились в мои плечи.
Первое, что я поняла – он не маори. Европеец. Только лицо сильно загорелое и до ужаса грязное. В ноздри ударил запах немытого тела и застарелого пота. Меня чуть не стошнило.
– Дай… – воскликнул он и вцепился в тот карман сумки «Найк», на котором был выведен слоган «Just do it!»,[2]2
Просто сделай это! (англ.)
[Закрыть] издевательски подбадривающий охламона; карман, в котором лежали одиннадцать без мелочи тысяч долларов. – Отдай, девка… – Еще какой-то словарный хлам. – …мое!
– Ах ты, вонючка плимутская! – в негодовании воскликнула я. – Значит, решил отравить меня и деньги присвоить!
Он потянул так сильно, что едва не отодрал карман.
– Оставь вещь в покое! – воскликнула я, вцепившись в его запястье, но жажда халявного заработка так сильно охватила бродягу, что оторвать грязную руку от кармана я не смогла.
– Метелка бледнокожая… Отдай деньги!.. Да я тебя… – Окончание угрозы он сжевал, но его намерения ясны были и без слов: грязные узловатые пальцы другой руки потянулись к моему горлу.
Многие мужчины обманываются, глядя на мою худощавую фигурку. Баба. Ну какая в ней сила? Смех один – пусть она и ползает по скалам, как ящерица… Они не знают, что иногда на скале приходится крюк забивать не меньше чем пятьюдесятью ударами молотка. Глаза от натуги вылезают на лоб, а крюк под конец звенит, демонстрируя даосское единение с горой. Порою приходится в день по десятку крюков ставить, под конец руки отваливаются. После таких тренировок, само собою, наливаются тяжестью кулаки. Я, конечно, не Майк Тайсон в начале девяностых, но кое-что очень даже могу…
Нахал в драном пальто тянул ко мне руки. Собирался подавить женщину физическим превосходством. Ну еще бы! Щуплая туристка с одиннадцатью тысячами долларов в сумке. Только последний идиот не отберет у такой деньги. Тем более опыт соответствующий явно имелся…
Двумя мощными ударами в живот я заставила его отпустить мою сумку и расстаться с желанием дотянуться до чужого горла. Крючковатые грязные пальцы соскользнули с надписи «Just do it!», нескладная фигура сложилась и рухнула на асфальт. В глазах застыло потрясение от такого поворота событий. В них читалось: «Хрупкая девка вместо того, чтобы визжать от испуга, вырубила меня… МЕНЯ, драгоценнейшего!»
Я подняла его за грудки, стонущего и дергающего козлиной бородкой. Припечатала к стене.
– Где ты взял «мертвую воду»?
– Пощадите-я-ничего-не-сделал-бог-отблагодарит-смилостивитесь-Иисусе-возрадуется-шел-мимо-ничего-не-сделал…
Я прекратила бессмысленную трель ударом в диафрагму, когда поняла, что пластинка пошла по второму кругу. Бродяга хрюкнул и замолк.
– Ты собирался убить меня и захапать деньги, мелкий пакостник! – заявила я. – Это называется разбоем и карается заключением в симпатичный дом с толстыми решетками.
– Нет, – замотал он головой, задыхаясь. – Клянусь…
– Ты следил за мной. Ты из ЦРУ?
– Нет, нет! Клянусь-я-проходил-мимо!.. Я…
– Где ты взял «мертвую воду»?
– Я не знал, что это… клянусь… не знал… – Он пробормотал что-то еще, но я не поняла. Фразы из него вылетали, как пулеметные очереди.
Слегка придушив незадачливого разбойника, собрала в кулак отвороты пальто на его груди. Вышла на улицу, волоча за собой стонущий и кашляющий комок с руками и ногами. Я держала путь обратно в кафе. Люди недоуменно провожали нас взглядами.
Возле столика, на котором покоились лапы пихты, я остановилась.
Бокал возвышался над ним, словно ничего не случилось. Словно официант только-только принес заказ, пока я в женской комнате припудрила щечки… Огнедышащее мартини мирно и несколько равнодушно покоилось в емкости.
Я отпустила грабителя. Он свалился у моих ног, заливаясь кашлем нарочито громко и жалобно. Однако его состояние меня не интересовало. Я внимательно изучала жидкость, которая находилась в перевернутом конусе бокала.
Часть ее, несомненно, настоящий мартини. И все-таки… Вермут имел необычно темный, глянцевый цвет.
«Мертвая вода».
Стопроцентно. Бродяга плеснул в мартини жидкость, синтезированную в недрах секретных американских лабораторий. Ту самую, за которой велась охота в особняке французского этнографа. Крохотной капли ее хватило, чтобы превратить в пепел живую розу.
– А как она действует на людей? – начала я, обернулась и обнаружила, что бродяга потихоньку уползает, пытаясь скрыться среди столиков.
В два шага настигла его и подняла за шкирку, собираясь повторить вопрос.
– На…
В лицо дохнуло таким «ароматом» канализации, что я едва не окосела. Невольно отвернула в сторону лицо.
– Ты не пробовал мыться? – прогнусавила я. – Слышал про мыло? Или знаешь о нем только из детских сказок?
– Мое… я-чистый-всегда-жить-коротить…
– Ты ведь знаешь, как «мертвая вода» действует на людей, раз собирался прикончить меня с ее помощью?
Бродяга молчал. Прищуренные глазки суетливо бегали, старательно минуя меня. Я отпустила его и взяла бокал.
Еще во Франции поняла, что Энкель влил в мой фужер опасную дрянь. Но чтобы она была опасной настолько!
– Не вздумай бежать, не то вино может случайно выплеснуться на тебя.
Он отшатнулся в испуге, козлиная бородка затряслась. Потом сообразил, что этим движением мог спровоцировать меня, метнулся обратно. Не зная, что делать, скорчил жалобное лицо, нижняя губа вытянулась вперед. Мне даже сделалось немного жалко его. Пришибленный он какой-то.
Я подняла бокал на уровень глаз, рассматривая жидкость сквозь стекло.
Как она действует на растения – я увидела. В ушах застыл хруст рассыпавшейся розы. Но как она действует на живых существ? Неужели так же?
На ком бы проверить…
Сквозь стекло бокала и жидкость увидела, как в здании почты распахнулась дверь. Из нее выплыли большая и маленькая фигуры, соединенные поводком.
Я опустила фужер.
Мой знакомый старичок со своим тявкающим чудовищем! Долго же он возился. Никак все письма отправил. Уверена – сплошные жалобы.
Едва за ними захлопнулась дверь, людоедская псина вцепилась в ногу первого же прохожего – молодого парня в очках и с книжками в руках. Старикашка без промедления разразился потоком брани. Студент – явно местный житель – тотчас попал в категорию «мерзких туристов».
Отлично! Кажется, есть подопытный кролик.
– Можно попросить у вас пустую бутылку? – спросила я официанта.
Торопясь, перелила жидкость из бокала. Конфликт перед почтой развивался. Старикашка кричал, псина гавкала и хватала за ноги студента, который отбрыкивался, пытаясь резонно объяснить, что не сделал собаке ничего дурного.
– А ну-ка пойдем, – сказала я чучелу рядом, не сводя взгляда с троицы перед почтой.
В ответ он что-то забурмулил так быстро, что разобрать слова можно было, только если записать их на магнитофон и прокручивать потом на замедленной скорости. Я всадила бормотательной машине подзатыльник. С сожалением отметила, что испачкала ладонь о его волосы.
– Говори медленнее! Ни слова не поняла из твоего поноса.
– У меня дела… – с видимым усилием произнес бродяга. – Вы разобрались, наверное… Отпустите… Пожалуй, я пойду… Дела у меня…
– Дела? Я тебе объясню, какие у тебя будут дела. Мы найдем полицейский участок, я напишу заявление, у тебя снимут отпечатки пальчиков, сфотографируют в двух проекциях. После этого действительно заведут ДЕЛО. О попытке ограбления.
Он заскулил, нервно задергался, глазки снова забегали.
– Ты сейчас пойдешь за мной, словно привязанный. И не дай бог мне покажется, что в твоей немытой голове зародились мерзкие мыслишки о побеге. Убью.
К очагу конфликта мы подошли, когда он почти угас. Студент убегал под гром победного рявканья пса, а проклятия старикашки летели ему вслед. Я неслышно вытащила пробку из бутылки.
– Разрешите продемонстрировать новый собачий шампунь! – громко продекламировала я.
Старичок подскочил от неожиданности. Обернулся. Псина тоже начала поворачиваться, утробно рыча и скаля клыки. Увидев меня, глаза ее вспыхнули, словно пара елочных лампочек. Наверное, узнала.
– Убирайтесь! – воскликнул старичок. – Срамные туристы!.. Заполонили все вокруг!..
Собака уже присела, готовясь прыгнуть.
– Новый собачий шампунь! – повторила я. – Одна капля и…
Наклонила бутылку, но перестаралась.
Вместо капли из горлышка вырвалась тоненькая струйка. Сверкнув в дневном свете, она упала на хребет пса.
Собаку придавило к асфальту невидимым многотонным прессом, смяло, расплющило. Куски плоти брызнули в стороны, чернея на лету и превращаясь в пепел. Словно собака попала в эпицентр невидимого ядерного взрыва.
В один миг от рычащего зверя осталось только воспоминание. И пепел, кружащийся в воздухе.
Ошейник свалился к ногам старичка.
Он замер с перекошенным лицом, потеряв, наконец, дар речи.
– Одна капля – и вы будете избавлены от грязи, шерсти и самой собаки! – ошарашено закончила я, плотно вгоняя пробку в бутылку.
– Что вы сделали с моей крошкой, с моей девочкой?! – прорвало старикана. – Полиция!!
Схватив за руку своего грязного спутника, я припустила вдоль по улице.
Асфальт мелькал под ногами. Новозеландцы – культурные люди. Но даже они не могли сдержать рассерженных комментариев, когда летящая по улице черноволосая спортсменка и грязный бомж, которого она тянула за руку, сшибали на своем пути добропорядочных граждан. А я не видела никого, вцепившись в рукав бродяги, чтобы его не потерять.
Пару раз он падал, надеясь, что я отпущу его, но эта хитрость не срабатывала. Дергала его за кисть так, что хрустели кости, и он вскакивал, будто новенький, будто только что из магазина… Не видела никого, потому как перед глазами стояла картина выпотрошенной собаки.
Вот оно – свойство «мертвой воды», которое я пыталась выяснить. Огромная разрушительная энергия, уничтожающая любое биологическое существо. Разрушает клетки мгновенно. Просто сжигает их… Понимаю, почему за ней так гоняется спецотдел ЦРУ. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы жидкость попала к террористам. Спецотдел для этого и создан, но отвлекается на посторонние проблемы.
Ну я и бестолковая! Лаборантка хренова! Устроила опыты посреди улицы! Все это могло закончиться самой настоящей Хиросимой!
Мы вылетели на берег моря. Пляж пустой и холодный, море серое, неприветливое. Лишь пара серфингистов прыгали по волнам.
Мой попутчик – отравитель-неудачник – упал на песок и хрипло, с каким-то хлюпаньем втягивал воздух. Словно я десяток километров заставила его пробежать. Сразу видно, что человек не следит за своим здоровьем, а при случае злоупотребляет всякими сомнительными удовольствиями.
Опустилась на лавку, откинула волосы, залепившие лицо.
Еще одно сомнение меня мучает. Совершенно непонятно – зачем «мертвая вода» понадобилась доктору Энкелю? Европейскому светиле. Умнице, по словам Жаке… Зачем доктор таскал с собой эту разрушительную вещь? Ведь он же не террорист!
И еще вопрос крутится в голове. Если «черный лев» из легенды обладает этими свойствами – зачем инквизитору Мейфарту понадобилась опасная субстанция? Собирался испепелять еретиков? Но средневековая инквизиция и без «мертвой воды» преуспела в этом деле.
Бродяга немного отдышался. Поднял голову, собираясь что-то спросить, но взгляд бегал, стараясь не встречаться с моим. Нос его такой длинный, что почти достает кончиком до верхней губы.
– Теперь… я могу идти?.. Дела у меня…
– Куда ты собрался? Ты знаешь, что являешься Получателем? Знаешь, что на тебя ведет охоту ЦРУ? Тебе осталось жить считанные часы, рыбка!
Бегающий взгляд уставился на мои кроссовки. Он не знал.
– Как тебя зовут?
Простой вопрос вызвал в нем дикую панику. Он бешено задергал головой. Опять что-то застрочил вертлявым языком.
– Говори медленнее! – приказала я.
– Глюки! Да-да-да, Глюки… Глюки…
– Это что, кличка? – поморщилась я.
– Нет, фамилия. Я назвал свою фамилию. – И вдруг выкрикнул мне в лицо: – ЭТО ФАМИЛИЯ! ДА-ДА-ДА!!
Только глюков мне не хватало…
– Нет уж. Не надо такой фамилии. Будешь Барсиком. – Он скорчил вопросительно нервное лицо, и я объяснила: – Барсик. Так моего кота зовут. Это уменьшительно-ласкательное от «барс». Животное такое, знаешь? Леопард?
Он замотал головой.
– Не знаешь – ну и хрен с тобой!.. Где ты достал «мертвую воду»?
Высунув язык, Глюки стал чесать загривок. Взгляд продолжал бегать по сторонам.
– Где достал «мертвую воду»? – рассерженно повторила я.
– Не знаю… что это такое.
Пришлось отвлечь его от благого занятия. Встала, схватила за грудки – боже, потом руки не отмою! – и швырнула на лавку.
– «Мертвая вода» – это штука, которую ты налил в мой мартини! Которой собирался отравить меня! Помнишь?!