Текст книги "Звезды в ладонях"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

3

Ровно через десять минут после выхода из дром-зоны, когда мы находились уже в семистах тысячах километров от её ближнего края, я включил боковые манёвренные двигатели и отклонил корабль на тридцать с лишним градусов от направления его движения. Теперь векторы его скорости и ускорения не совпадали, и он мчался уже не по прямой, а по плавной дуге, которая через пять с половиной часов должна была привести нас к лунной подсистеме Сатурна.

Поскольку космос впереди был чист, Раджив Шанкар позволил себе снять шлем и сказал:

– Капитан, предлагаю вывести на главный обзорный экран изображение дром-зоны. Если моя догадка верна, скоро там начнётся нечто интересное.

Я думал точно так же, поэтому без проволочек последовал совету Шанкара. Но пока что экран был пуст – если, конечно, не считать россыпи звёзд да ещё слабых сполохов в левом нижнем углу, следов от работы нашего термоядерного двигателя.

Где-то с минуту мы все сосредоточенно всматривались в экран, но пока ничего особенного там не происходило.

– Часовой отсчёт вроде бы уже истёк, – пробормотал Шанкар несколько недоуменно. – Они должны уже начать. Да и датчики фиксируют некоторое возмущение континуума. Впрочем, пока незначительное, однако… Неужели всё обойдётся без визуальных эффектов? Это – гм-м – как-то неэстетично.

К счастью, без визуальных эффектов не обошлось. Вскоре на экране вспыхнули новые красноватые звёздочки – сначала слабенькие и тусклые, словно искорки, но с каждой секундой они разгорались всё ярче и ярче, пока не затмили все прочие звёзды на экране. Согласно информации компьютера, который постоянно считал параллакс всех ближайших объектов, источники света располагались в области дром-зоны, среднее расстояние между ними не превышало двух тысяч километров, а их размеры составляли порядка километра в диаметре.

– Мы находимся слишком близко и не видим всей картины в целом, – сказал Шанкар. – Сделайте изображение помельче.

Я увеличил угол обзора до ста пятидесяти градусов и включил специальные фильтры, призванные отсеивать плазменные всполохи за кормой корабля. Теперь экран вмещал целиком всю дром-зону, которая превратилась в огромный алый шар, сотканный из бесчисленного множества мелких искорок.

– Матерь Божья! – поражённо промолвил Сигурдсон. – Да их там небось миллиарды.

– На самом деле свыше ста миллиардов, – уточнил Шанкар. – Если бы капитан Матусевич не уменьшил чувствительность датчиков, мы бы увидели сплошной красный диск.

В подтверждение его слов, я на пару секунд увеличил яркость, продемонстрировав этот самый сплошной диск, затем снова вернул на экран сотканный из искорок шар.

– О!!! – наконец дошло до Лайфа. – Так это светятся каналы?!

– Да, – кивнул я. – Все до единого каналы первого и второго рода.

В течение следующего часа мы наблюдали за тем, как шар уменьшается в размерах. Происходило это не потому, что мы удалялись от него со всё более возрастающей скоростью – бортовой компьютер учитывал наше смещение и по ходу менял масштаб изображения. Просто сама дром-зона под воздействием неведомых нам процессов медленно, но неумолимо сокращалась в объёме.

Когда она сжалась более чем в два раза от своих первоначальных размеров, чёрные пустоты между искорками исчезли, и мы снова увидели сплошной красный диск.

– Держите её во весь экран, – посоветовал Шанкар.

Так я и сделал. Видимый размер шара увеличился, и между искорками вновь появились пустоты. Впрочем, оставались они недолго, и минут через десять пропали окончательно – то ли у наших оптических датчиков попросту не хватало разрешающей способности, то ли каналы уже полностью перекрыли друг друга. И скорее всего, второе.

По данным компьютера, дром-зона уже сжалась до полумиллиона километров в поперечнике и продолжала уменьшаться дальше. Показания радаров свидетельствовали, что в течение всего этого времени заградительные станции двигались в радиальном направлении навстречу друг другу, сохраняя дистанцию всего в несколько тысяч километров от светящейся сферической поверхности. Безусловно, именно от них исходили те загадочные силовые потоки, заставлявшие каналы перемещаться в пространстве.

– Гуру, – раздался из интеркома голос Агаттияра. – В связи с увиденным напрашивается несколько весьма любопытных выводов и предположений…

– У меня они тоже возникли, – перебил его Шанкар. – Что касается предположений, то обождём, пока они подтвердятся, а насчёт выводов, то… Капитан Матусевич, вы не заметили ничего необычного в происходящем?

Я задумался.

– Ну, вообще-то всё происходящее здесь, мягко говоря, не совсем обычное явление. Но особо меня заинтересовало два момента. Во-первых, корабельные детекторы не фиксируют никаких запредельных возмущений в физическом вакууме, хотя мы находимся не так уж и далеко от дром-зоны. Повышение общей напряжённости поля, конечно, присутствует – но лишь на уровне самого заурядного резонансного воздействия на каналы. А во-вторых, мне показалось, что слишком уж долго между светящимися точками сохранялись пустоты. Похоже, ещё в самом начале каналы были сжаты до километра в поперечнике – во всяком случае, так свидетельствовали приборы, впрочем, с невысокой точностью. Потом мы ещё больше удалились от каналов, каналы, в свою очередь, удалились от нас, и погрешность измерений уже перекрыла саму измеряемую величину. Однако простая оценка площади эффективного сечения…

– Всё верно, капитан, – прервал мои дальнейшие рассуждения Шанкар. – Вы пришли к таким же выводам, что и мы с профессором Агаттияром. Но, по правде сказать, я ожидал услышать от вас другое. Вы рассматриваете это явление как учёный. А я хотел бы знать вашу оценку ситуации как военного – ведь с недавних пор вы официально приняты на службу во флот Терры-Галлии.

– С военно-стратегической точки зрения, – немного замявшись, ответил я, – тоже есть некая странность. Помимо четырёх десятков станций, в окрестностях дром-зоны наши радары не обнаружили ни одного крупного корабля. Всякие там челноки и прочая мелюзга не в счёт – я имею в виду суда класса линкоров или тяжёлых крейсеров. Боевые станции, это, конечно, большая сила, но они обладают слишком малой манёвренностью; образно выражаясь, в них столько же грации и стремительности, как у гиппопотама, поэтому они нуждаются в мощном прикрытии. Мы сами это видели в том фильме об атаке чужаков на Терру-Галлию. А между тем, весь флот, разгромив силы противника в районе дром-зоны, сразу устремился вглубь системы и даже не стал дожидаться, пока перегруппируют каналы. Создаётся такое впечатление, что командование полностью уверено в своих тылах и не допускает самой возможности, что к габбарам придёт помощь из других систем. – Я сделал паузу, чтобы перевести дыхание. – Да, безусловно, за несколько часов невозможно собрать и перебросить сюда сколько-нибудь значительные силы. К тому же я уверен, что одновременно с полномасштабными вторжениями был предпринят целый ряд ложных атак – скажем, в окрестностях Земли, это на Новую Землю, Мир Барнарда, Нью-Калифорнию, – чтобы и остальным чужакам было чем заняться. Но всё равно это не объясняет той беспечности, с которой ещё незаблокированная дром-зона была оставлена на попечение громадных неповоротливых станций под прикрытием всего нескольких эскадрилий лёгких кораблей.

Шанкар с важным видом кивнул:

– Вот это я и хотел от вас услышать в первую очередь. А то, что вы сказали вначале, содержит ответ, вернее, предполагаемый ответ на ваши вопросы. Однако дождёмся подтверждения – осталось уже немного.

К этому времени светящийся шар сжался до десяти тысяч километров. От него отделилось несколько искорок и, в сопровождении двух станций отдрейфовали немного в сторону и там погасли. Несомненно, среди тех искр был и канал второго рода, ведущий прямиком к Терре-Галлии.

Остальные каналы сжимались всё плотнее и плотнее, диаметр шара стал меньше тысячи километров, потом – меньше сотни, а достигнув двадцати километров в поперечнике, ярко вспыхнул и погас.

– Вот вам и подтверждение, – резюмировал Шанкар. – Сто миллиардов каналов в четырёх тысячах кубических километров. По сорок кубометров на каждый канал. Диаметр полностью открытой горловины такого канала не может превышать семи метров. Через такую узкую щель не протиснется ни один корабль.

Рашель смотрела на него круглыми от изумления глазами:

– Так что, наши научились закупоривать каналы?

– Выходит, что научились. Поэтому станции не нуждались в мощном прикрытии. Для подготовки к закупориванию всех ста миллиардов каналов им требовалось несколько часов, но один отдельный канал они, очевидно, могли перекрыть за считанные секунды. Нас спасло только то, что при выходе мы посылали позывные.

Девочка зябко поёжилась.

– А если бы… если бы каналы уже закупорили? Если бы мы хоть на час опоздали?

– На этот вопрос я затрудняюсь ответить. В лучшем случае нас срикошетило бы обратно к Пси Козерога, а в худшем – перемолотило бы как в мясорубке. – Старик сухо прокашлялся. – Теперь же, постфактум, когда мы благополучно миновали канал и оказались здесь, я надеюсь на худший вариант. Очень надеюсь – ибо вскоре остальные чужаки очухаются и отправят своим союзникам подмогу. Интересно, сколько кораблей они потеряют, пока не сообразят, в чём дело?

Впервые за время нашего знакомства я услышал, как Шанкар злорадно хихикает.

4

Наверное, Клод Бриссо сам подкинул командованию идею направить нас к Сатурну, а не послать вдогонку за главной ударной группой, которая следовала к Земле и Марсу. Он явно рассчитывал, что к моменту нашего прибытия база габбаров на Титане будет захвачена, и на нашу долю перепадёт только охота за остатками уже разгромленного противника.

В общих чертах его план сработал, хотя вряд ли он ожидал, что остатков противника окажется так много и они будут так отчаянно сопротивляться. Когда мы вошли в лунную подсистему Сатурна, орбитальный оборонный комплекс Титана был уже полностью уничтожен и началась высадка десанта на планету, а нас включили в состав бригады лёгких крейсеров, которым было поручено прикрывать десантные транспорты от беспорядочных, но довольно опасных контратак габбаров.

Вопреки первоначальным опасениям командира бригады, капитана первого ранга Лоррена, который сомневался в нашей дееспособности как полноценной боевой единицы, мы отлично вписались в его отряд и действовали слаженно с остальными кораблями, своевременно и точно выполняя все возложенные на нас задачи. Крейсер «Заря Свободы» по своей спецификации был разведывательно-диверсионным судном, то есть бойцом-одиночкой, но нам быстро удалось приспособить его к коллективным действиям, распределив совмещённые ранее функции оператора артиллерийских систем и офицера связи между Шанкаром и Рашелью. К моему удивлению (и тем более, к удивлению командиров других кораблей), девочка справлялась со своими обязанностями блестяще, так что присылать к нам на борт специалиста-связиста не пришлось.

После успешной высадки десанта мы ещё пять часов патрулировали орбиту Титана, походя пресекая попытки разрозненных групп противника прорваться к планете, после чего нашей бригаде было приказано отходить в тыл для пополнения боеприпасов, дозаправки и ремонта мелких повреждений, нанесённых габбарскими истребителями.

К этому времени в подсистему Сатурна прибыло пять из сорока станций, которые занимались блокировкой дром-зоны. Мы пришвартовались к одной из них, станционные техники немедленно занялись обслуживанием наших кораблей, а весь личный состав бригады наконец получил долгожданную передышку.

– Теперь можете расслабиться, ребята, – объявил по общей связи капитан Лоррен. – Даю вам десятичасовую увольнительную. Кто хочет, может проспать всё это время, а кому не спится – пусть погуляет по станции. Но чтобы ровно в ноль-пять три-ноль все были на боевых постах. Нас отправляют к Марсу: по последним полученным данным, большинство недобитых мартышек бежало туда.

Безусловно, командир бригады имел в виду габбаров, даром что разница между мартышками и гориллами, к роду которых принадлежали и сами габбары, была гораздо большей, чем между теми же гориллами и людьми. Для него (как, собственно, и для Рашели) все они были обезьянами.

Как только изображение капитана Лоррена на экране погасло, Агаттияр задумчиво произнёс:

– Когда габбары убедятся в своём поражении, многие из них, без сомнения, скроются в метеоритном поясе и станут регулярно производить партизанские вылазки. Да и выкурить их с Земли будет не так-то просто. Как это ни кощунственно звучит для человеческого уха, но за прошедшие сто лет многие габбары стали считать Землю своей родиной. Боюсь, ещё не скоро в Солнечной системе воцарится мир и порядок.

– Ничего, – сказала Рашель со зловещими нотками в голосе. – Мы с ними разберёмся. Мы их всех уничтожим. Ни одна паршивая обезьяна не смеет считать Землю своей родиной.

Девочка была сильно расстроена – она ожидала, что на одной из прибывших станций будет её дядя Клод Бриссо, но оказалось, что он остался патрулировать заблокированную дром-зону.

Меня это обстоятельство тоже огорчило. Я очень надеялся, что при личной встрече вице-адмирал сумеет уговорить племянницу перейти на борт станции и больше не рисковать собой, участвуя в сражениях. К моим же доводам Рашель никак не хотела прислушиваться и твёрдо стояла на том, чтобы и дальше оставаться в экипаже «Зари Свободы»…

Поскольку наш корабль не имел ни малейших повреждений, забот после швартовки у меня было немного. Я лишь убедился, что закачка в баки дейтерия началась, а техники разблокировали оружейный отсек и принялись пополнять запасы позитронных ракет, после чего перевёл все системы корабля под полный контроль бортового компьютера и вслед за остальными членами команды отправился отдыхать.

В моей каюте меня уже ждала Рита, а на столе стоял поднос с ужином. На сей раз это были не приготовленные вручную блюда, в условиях дефицита времени Рита просто воспользовалась услугами пищевого автомата, но тем не менее сумела так оформить свой заказ, что еда из комбинированных концентратов получилась довольно сносной и даже вкусной.

Пока я ужинал, девушка смотрела на меня своими красивыми чёрными глазами, в которых застыл немой вопрос. Лишь когда я покончил с едой и принялся за чай, она спросила:

– Что тебя тревожит, Стас?

– Много чего, – ответил я. – Сейчас идёт война, мы каждую минуту рискуем жизнями, а я, как капитан, в ответе за всех вас, в том числе и за Рашель. Ещё я думаю о Махаварше. Что там происходит, как развиваются события? Сумеют ли галлийцы освободить планету? Что случится – или уже случилось – с моими друзьями и родственниками, с отцом и мамой, с братишками, с сестрой и племянниками?… В общем, есть за что переживать.

– Да, конечно. И всё же, тебя беспокоит что-то ещё. Что-то связанное с Рашелью. Но не только то, что она вместе с нами рискует жизнью.

Я вздохнул:

– Ты права. Как всегда права. Видишь ли… Рашель прелестная девочка, я всем сердцем люблю её, но… – Я замялся. – Как бы это объяснить получше?… Меня тревожит не то, что она ненавидит чужаков, это вполне естественно, я сам их ненавижу. Проблема в том, какона их ненавидит, в какой форме проявляется её ненависть. Это не такая ненависть, как у меня или, к примеру, у Арчибальда. Мы ненавидим их по-человечески пылко, всеми фибрами своей души. А ненависть Рашели какая-то холодная, бездушная, лишённая всякой эмоциональной мотивации. Она ненавидит чужаков не за то, что они сделали с людьми, а просто за то, что они – чужаки, что они – не люди. Может, это какая-то патология?

Рита сочувственно улыбнулась и ласково погладила меня по щеке.

– Да, Стас, это патология. Но не в смысли психического расстройства – тут ты можешь быть спокоен за Рашель. Это патология воспитания, таковы все жители Терры-Галлии – от малых детей до древних стариков. Господин Шанкар верно уловил суть, когда сказал, что галлийцы стали нацией милитаристов, нацией настоящих солдат. А это не только военная муштра, не только готовность в любой момент вступить в бой и пожертвовать собственной жизнью, не только умение обращаться с оружием и применять его без раздумий. Главное для солдата – это особый психологический настрой, когда ты видишь в противнике просто мишень, а не живого человека… то есть, в нашем случае, не мыслящее существо, равное человеку. В глазах каждого жителя Терры-Галлии чужаки – просто опасные и злобные животные, подлежащие уничтожению без всякой жалости и сострадания. В этом смысле галлийцы законченные расисты. Они стали такими под давлением обстоятельств, это было необходимым условием их выживания, ведь они в одиночку противостояли объединённой мощи девяти внеземных цивилизаций и не могли позволить себе такой слабости как гуманное отношение к Иным.

Пока Рита говорила, я смотрел на неё со всё возрастающим изумлением.

– Ну, знаешь… Я бы не удивился, услышав такой анализ от твоего отца. Но ты… ты же никогда не была специалистом по войне, по чужакам, ты сама мне говорила, что раньше почти не задумывалась обо всём происходящем за пределами Махаварши.

– Зато потом задумалась. Когда вы с Рашелью явились к нам и перевернули всю нашу жизнь, мне волей-неволей пришлось думать и о войне, и о чужаках.

– И за это короткое время ты так быстро разобралась во всём?

Рита пожала плечами:

– А в чём, собственно, было разбираться? Я же, в конце концов, врач. Пусть и не психолог, но определённую подготовку имею. И мне не составило труда поставить диагноз Рашели и всем её соотечественникам.

– А давно ты его поставила?

– Ну, первые намётки появились сразу после нашего прибытия на корабль, когда мистер Раман попытался захватить его. Тогда меня поразила болезненная реакция Рашели на рассуждения отца об «искупленцах».

– Да, я тоже обратил на это внимание. Но потом решил, что это из-за той давней истории, когда на Терре-Галлии существовали элементы расовой сегрегации.

– Из-за этого тоже. Но не только. Тогда я отметила, что Рашель особо настаивала на том, что галлийцы никогда не обижали Иных. Это было вроде как оправдание – мы, мол, не первые начали, раньше мы были хорошими и любили чужаков. А ещё она была буквально потрясена тем, что мистер Раман сотрудничал с Иными по убеждению. Помнишь, что она сказала? «Это хуже, чем продаваться за деньги». Хотя с нашей точки зрения – твоей, моей, всех остальных жителей Махаварши, – продажность есть более тяжкий грех, а искренность убеждений рассматривается как смягчающее вину обстоятельство. Для Рашели же всё наоборот. Но, повторяю, это не душевное расстройство, а просто воспитание. Во всём остальном, что не касается чужаков, Рашель очень милая, добрая, чуткая и нежная девочка.

– Да, – охотно согласился я. – Она просто прелесть. Она… – Тут я осёкся. – Кстати, мы же так и не сообщили руководству, что у нас на борту предатель и чужак. А это нужно было сделать сразу.

Я поставил на поднос пустую чашку из-под чая, поднялся и направился к двери каюты, чтобы пройти в рубку и связаться с командованием станции. Но, взявшись за ручку, замер в нерешительности.

– Они ведь сразу расстреляют их…

Рита кивнула:

– Если мой диагноз верный, то так оно и будет.

– А ещё, чего доброго, – добавил я, – заставят меня присутствовать при казни. – Я с мольбой посмотрел на девушку: – Что мне делать, дорогая?

Она подступила ко мне и обняла меня.

– Даже не знаю, Стас. Не знаю, что посоветовать.

Я отошёл от двери к рабочему столу и вывел на экран картинку из шестой каюты. Альв Шелестов лежал на одной из двух коек, повернувшись мордой к стене, и, кажется, спал. Ахмад, как обычно, сидел перед терминалом с надетым на голову ментошлемом: по данным бортового компьютера, в последние дни он бóльшую часть свободного от сна времени проводил в различных виртуальностях, пытаясь убежать от реальной жизни, которая не сулила ему ничего, кроме скорой смерти.

Я погасил экран и вновь повернулся к Рите:

– Выдам их перед самым отлётом. Это малодушно… но иначе я не могу.

– Я тебя понимаю, – ласково ответила она.

Той ночью у нас не было сил, чтобы заняться любовью, поэтому мы просто легли вместе в постель и сразу же заснули, крепко прижавшись друг к другу.

5

Я проснулся уставший и разбитый, чувствуя во всём теле неприятную слабость. Настенные часы в каюте показывали четверть второго ночи по станционному времени – следовательно, я проспал лишь неполных четыре часа.

Риты рядом со мной не было, а её место в постели уже успело остыть. Я с трудом подтянулся и принял сидячее положение. Тотчас у меня закружилась голова, а в мозгу заворочалась ленивая мысль:

«Чёрт побери! Это чертовски похоже на то, как если бы в меня шваркнули из парализатора…»

На тумбочке рядом с койкой я увидел пять разноцветных капсул, а рядом с ними стоял стакан сока и лежала записка: «Выпей это, полегчает». Я механически сунул в рот все пять капсул, запил их глотком сока и лишь потом сообразил, что почерк на записке не Ритин. Хотя он был хорошо знаком мне…

О Боже!!!

Лекарства подействовали мгновенно, в голове моей прояснилось, а слабость в теле исчезла. Я вскочил с койки и, даже не позаботившись об обуви, опрометью бросился к выходу из каюты.

Однако дверь не открывалась ни поворотом ручки, ни голосовым приказом. Бессильно поколотив в неё кулаками, я, преисполненный дурных предчувствий, метнулся к терминалу. Но не успел я включить его, как экран сам ожил, и оттуда на меня посмотрело смуглое лицо Ахмада.

– Привет, Стас, – произнёс он с немного глумливой ухмылкой. – Кажется, мы поменялись местами.

Он сидел в моём капитанском кресле, постукивая пальцами правой руки по подлокотнику. В левой руке он сжимал пару проводов, которые тянулись куда-то в сторону, за пределы обзора камеры.

– Компьютер! – чётким командным голосом произнёс я. – Бунт на корабле. Захват в плен капитана.

Никакой реакции со стороны бортового компьютера не последовало. А Ахмад громко захохотал:

– Ну что, убедился? Ты, дружище, так привык быть здесь хозяином, что совершенно выпустил из внимания одну элементарную вещь: компьютер, даже самый совершенный, это всего лишь куча металлолома. Он делает только то, что заложено в его программу, а её всегда можно изменить. Да, в самом начале я сглупил, у меня совсем вылетело из головы, что на кораблях такого класса стоят высокоинтеллектуальные компьютеры. Зато потом уже тысвалял дурака, когда не отключил терминал в моей каюте. В отличие от тебя, я не баловался в виртуальностях космическими полётами; в свободное время я серьёзно занимался кибернетическими системами, всё ждал того момента, когда меня допустят к секретной инфосети Сопротивления. Я собирался… Впрочем, это не важно. Главное то, что я сделал здесь, на корабле. Я запутал ваш компьютер логическими парадоксами, нашёл лазейку в защищённую область памяти и отключил его блок идентификации. Теперь он просто подчиняется тому, кто в данный момент сидит в капитанском кресле.

От досады и чувства обречённости я застонал.

– И что дальше? – спросил я, стараясь изобразить полную невозмутимость. – Чего ты добиваешься? Ты опоздал, Ахмад, сейчас ты в ловушке.

– Ничего, попробую выбраться. Попытка, как говорится, не пытка, тем более что мне всё равно нечего терять. Но чтобы ты не учудил какую-нибудь глупость, обрати внимание на вот эту штуку. – Ахмад сделал паузу, и камера сместилась в сторону, продемонстрировав лежащий на полу предмет конической формы, высотой сантиметров десять и примерно столько же в диаметре. От него тянулось два провода – те самые, которые сжимал в левой руке Ахмад. – Это боеголовка от заряда десантной базуки, которую я нашёл в оружейном складе корабля. Силы её взрыва будет достаточно, чтобы разнести, к чёртовой матери всю рубку управления. Боеголовка активирована, но пока я держу контакты соединёнными, она не взорвётся. Но если я выпущу их из руки – например, после выстрела из парализатора или лучевика, – взрыв случится в ту же секунду. И от него пострадаю не только я.

Камера отошла ещё левее, и я увидел лежащих на полу Рашель и Риту. Они были в бессознательном состоянии, с накрепко связанными руками и ногами. Боеголовка от базуки находилась всего в каком-то метре от Рашели, и не было ни малейшего шанса, что при взрыве девочка сможет уцелеть.

– Остальные твои товарищи парализованы и замкнуты в своих каютах, – продолжал Ахмад. – Все средства связи я предусмотрительно отключил. Эти люди не представляют для меня интереса – хотя ты к ним привязан, но без проблем принесёшь их в жертву. Я полагаю, что ты готов даже пожертвовать девицей, – он указал на Риту, – даром, что спишь с ней. Зато эту малышку ты в обиду не дашь. Ни за что, ни при каких условиях. Мы знакомы с тобой много лет, и мне хорошо известно, как ты мечтал о дочери…

– Что тебе нужно?! – не сдержавшись, прорычал я.

– Спокойно, Стас, спокойно. Всему своё время. Я тут ознакомился с бортовыми записями – через четыре часа ваша бригада в составе всей Девятнадцатой эскадры отправляется к Марсу. Мы стартуем, как ни в чём не бывало, а где-то между орбитами Сатурна и Юпитера изменим курс и уйдём в глубокий космос. Преследовать нас не станут, да и не смогут – как разведывательно-диверсионное судно, «Заря Свободы» обладает более высокими скоростными и манёвренными качествами, чем другие крейсера такого класса. Когда мы оторвёмся и окажемся в безопасности, я посажу вас всех в катер, а сам попытаюсь прорваться в дром-зону.

– Ты не… – начал было я, но вовремя прикусил язык. Ахмаду совсем ни к чему было знать, что каналы не просто сжаты в небольшой области пространства, но и практически закупорены. – И куда же ты отправишься?

– Это уже моё дело. Тебя это не касается. Однако ты не дал мне договорить. Я отпущу всех вас на свободу только при одном условии – если ты раздобудешь для меня кое-какую информацию. В противном случае мне придётся оставить на борту заложника. – Ахмад пристально посмотрел на меня. – Ты догадываешься, кого именно?

Я заскрежетал зубами от бессильной ярости.

– Ты подлец! Ты негодяй! Ты… Я бы задушил тебя собственными руками!

– Не сомневаюсь. – Ахмад был сама невозмутимость. – Поэтому я принял все меры предосторожности. Так что будь паинькой, Стас, и делай что тебе говорят.

– Какая информация тебе нужна? – со вздохом спросил я.

– Технология сжатия дром-зоны.

Услышав это наглое и бессмысленное требование, я почему-то совсем не удивился. От Ахмада – настоящего Ахмада, которого я узнал лишь совсем недавно, – можно было ожидать любой глупости.

– Ты безумец, – сказал я неожиданно спокойно. – Неужели ты всерьёз рассчитываешь, что я сумею её раздобыть? Это же самая охраняемая тайна Терры-Галлии!

– А мы в данный момент пришвартованы к одной из станций, которая несёт в себе эту тайну. Галлийцы сейчас чувствуют себя победителями, они утратили бдительность, и мне почти удалось добраться по внутренней сети до их излучателя. Остался только один барьер, который отсюда, с нашего корабля, я не могу преодолеть. Для этого нужно попасть на борт станции, но мне нельзя покидать корабль – я среди личного состава не зарегистрирован, и меня задержат на первом же посту. Будь в моём распоряжении больше времени, я бы всё уладил; а так это придётся сделать тебе.

– Что сделать? – саркастически осведомился я. – Проникнуть в их секретную сеть и скачать сверхсекретную информацию? Ничего не получится! Во-первых, я этого не умею, я не хакер. А во-вторых, если бы даже умел, всё равно не сделал бы.

– Э нет, Стас, ты сделаешь. Как миленький сделаешь. Иначе твоя дорогая доченька улетит вместе со мной. А заодно, на всякий случай, я прихвачу и твою милашку.

– Будь ты проклят!..

– Так вот, – как ни в чём не бывало продолжал Ахмад, – от тебя особого умения не потребуется. За оставшиеся четыре часа ты под каким-либо предлогом должен попасть в главный координационный центр станции и через один из терминалов соединиться с нашим кораблём… то есть, уже с моимкораблём. А остальное сделаю я.

– И ты полагаешь, меня пустят в их центр? Да ещё позволят воспользоваться терминалом? Да ты просто идиот! Ты больной, тебе лечиться нужно.

– Может быть. Но ты уж постарайся, Стас. Очень постарайся. Придумай что-нибудь. Иначе… впрочем, ты уже знаешь, чтó тогда будет. И, кстати, не вздумай обмануть меня: если ты пойдёшь к командованию, обо всём расскажешь, а они попытаются подсунуть мне липу, я сразу это пойму. За четыре часа они всё равно не смогут состряпать убедительную подделку… Но нет, я не дам тебе четыре часа. Только два – начиная с этого момента. Сейчас я разблокирую твой терминал, ты свяжешься с дежурным постом охраны и сообщишь о своём желании прогуляться по станции. И помни об этом, – Ахмад потряс перед самой камерой кулаком с зажатыми в него двумя проводками. – Помни, не забывай.

Экран погас, а бессильно облокотился на стол и закрыл лицо руками. Мне отчаянно хотелось заплакать…