Текст книги "Галактики, как песчинки"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

6

В этот раз я установил свой личный рекорд – девятнадцать гиперпереходов первого рода всего за семь с половиной часов. Тут, конечно, свою роль сыграл и удачно проложенный маршрут: входящие и выходящие каналы располагались не слишком далеко друг от друга, так что не приходилось тратить много времени на манёвры в дром-зонах промежуточных систем. А остальное было делом техники – и, добавлю без лишней скромности, пилотского мастерства.

Большинство кораблей сопровождения безнадёжно отстали от нас уже после первых четырёх скачков, несколько самых шустрых следовали за нами ещё в течение двух часов, но затем они тоже спасовали, и вторую половину пути мы проделали в гордом одиночестве, пока не добрались до звезды USCG 192-476308-615 по Универсальному Галактическому Каталогу, которая в секретном реестре Объединённого комитета фигурировала под кодовым наименованием ПП-94, где «ПП» обозначало «Перевалочный Пункт». Отсюда к Терре-Галлии вёл исследованный, но неизвестный для чужаков канал второго рода. Именно по этому каналу более семи лет назад отправился на своё последнее задание капитан первого ранга Жофрей Леблан, мой дальний родственник по мужской линии, человек, чья дочь теперь называла меня отцом.

Весь путь к системе ПП-94 я проделал самостоятельно, без помощи второго пилота, так как ещё в начале серии скачков отправил Сигурдсона спать, чтобы затем он сменил меня на вахте. Как и все мы, Лайф был крайне взволнован происходящим, особенно известием о применённом альвами чудовищном оружии, но вместе с тем он обладал железными нервами и сумел заснуть даже без предложенного Ритой успокоительного.

В рубке управления мне ассистировала лишь Анн-Мари. Рашель я также заставил пойти отдохнуть, а Клод Бриссо с Полем Карно ушли сами, сразу после разговора с адмиралом Мореном – видно, им было что обсудить. Меня так и подмывало воспользоваться своим доступом ко всем помещениям корабля и послушать их разговор, обещавший быть весьма и весьма занимательным. Однако я устоял перед соблазном, понимая, что речь идёт об очень секретных и чрезвычайно опасных вещах. К тому же рядом со мной находилась сотрудница контрразведки, которая ни за что не позволила бы мне совершить подобную глупость.

Это, впрочем, не мешало нам с Анн-Мари в свободные минуты обсуждать услышанное, и вскоре мы сошлись во мнении, что новое оружие альвов – нечто принципиально иное, чем сверхмощная глюонная бомба дальнего радиуса действия.

– В звёздах, находящихся на главной последовательности, слишком мало радиоактивных элементов, – сказал я. – Их одновременный распад приведёт лишь к кратковременному и, в сущности, незначительному увеличению светимости. Другое дело, когда звезда стареет, выжигает весь свой водород, и в ней начинает гореть гелий, а потом и более тяжёлые ядра.

– Но светило Джейханны принадлежало к спектральному классу G3, – заметила Анн-Мари. – Адмирал Морен это особо подчеркнул. Да и вообще, более девяноста процентов пригодных для жизни планет обращаются вокруг звёзд главной последовательности. Так что глюонные бомбы для них не страшны. Хотя… – Она задумалась. – Если предположить, что это оружие не ослабляет внутриядерные связи, а наоборот – усиливает их. В сто, в тысячу, даже в миллион раз.

– Ну, тогда вполне возможно, – согласился я. – Многократное ускорение термоядерного синтеза, звезда не выдерживает внутреннего давления – и взрывается.

Мы замолчали, поскольку корабль приблизился к области входа-выхода нужного нам канала, и я занялся подготовкой к очередному скачку.

Неполные две минуты гиперперехода первого рода, возвращение в обычное пространство, ориентация в дром-зоне, курс к следующему каналу.

– Судя по реакции адмирала Бриссо и доктора Карно, – произнёс я, когда с манёврами было покончено, – им известно об этом оружии.

– И не просто известно. Держу пари, что оно у нас есть. Вот только почему мы его ни разу не применили?

– Может, из-за его разрушительной мощи? Подрывать целые звёзды – это уже чересчур.

– Зато эффектно. Очень эффектно. Вы же сами видели, капитан, какое действие это оказало на габбаров. Они озверели и ринулись в бой, не считаясь с тем, что за первым таким ударом могут последовать и другие… – Внезапно Анн-Мари умолкла. – А это идея!

– О чём вы?

– Предательство, о котором говорил адмирал Бриссо. Точнее, провокация. Кто-то из наших подсунул эту адскую машину альвам, чтобы они применили её против габбаров. Это, без сомнений, ещё больше обострит противостояние между чужаками и ускорит их взаимное истребление.

Я ненадолго задумался.

– Нет, исключено. Только безумец мог пойти на подобную авантюру – и то вряд ли. Дать в руки альвов такой сильный козырь… Ведь это оружие запросто можно обратить и на нас. Против него бессильны наши заблокированные дром-зоны. Несколько лет полёта в обычном пространстве от одной из ближайших звёзд, атака на Солнце – и всё, нет больше ни Земли, ни Солнечной системы. Причём корабль не обязательно должен быть с экипажем, можно и автоматический, со специальной программой.

– А можно и вовсе не давать альвам это оружие. В смысле, не делиться с ними технологией. Допустим, под прикрытием альвийского вторжения в систему Джейханны вошёл наш корабль и сбросил на звезду эту супербомбу. Или другой вариант: альвам предложили уже готовое к использованию устройство, но предупредили, что при попытке разобрать его оно взорвётся. И, естественно, запрограммировали на самоликвидацию – скажем, по истечении суток.

– Гм-м… Интересная гипотеза. А если всё-таки альвы изобрели это оружие сами?

Анн-Мари помрачнела:

– Тогда мохнатики дадут прикурить всем остальным расам. В том числе и нам…

Наконец крейсер вошёл в «затяжной прыжок» по каналу второго рода. До прибытия в локальное пространство Терры-Галлии оставалось чуть меньше шести часов объективного галактического времени – резонансный генератор работал почти на полную мощность, сообщая «Заре Свободы» максимальную скорость в семимерном гиперпространстве. Однако на длительности полёта по собственному бортовому времени это никак не сказывалось – впереди нас ожидало около полутора суток ничегонеделанья.

Убедившись, что все системы корабля функционируют нормально, я разбудил Лайфа Сигурдсона, передал ему командование, а сам, отчаянно зевая, спустился на третий ярус, где наряду с жилыми помещениями для пассажиров располагались также камбуз со столовой. Вместе со мной ушла и Анн-Мари, которая на время «затяжного прыжка» осталась совсем без работы – сейчас не было с кем устанавливать связь и против кого применять оружие. Даже если бы в данный момент по каналу шли другие корабли, мы всё равно не смогли бы вступить с ними ни в какой контакт. Космические сражения в гиперпространстве – удел дешёвых, антинаучных боевиков.

В столовой, куда мы зашли перекусить перед отдыхом, находилось только двое человек – Рашель и Клод Бриссо. Они сидели за столиком, сервированным на четыре персоны; вид у моей дочери был немного заспанный, очевидно, она только проснулась, а её дядя и мой бывший шурин выглядел мрачнее тучи.

Завидев нас, Рашель махнула рукой:

– Идите к нам. Мелисса уже приготовила вам обед.

Мы подошли, поздоровались и устроились на свободных стульях.

– А где сама Мелисса? – поинтересовалась Анн-Мари.

– Понесла завтрак для лейтенанта Сигурдсона. Вы с ней, наверное, разминулись.

– Да, – сказал я, приступая к еде. – Мы спустились по трапу, а она, конечно, воспользовалась лифтом.

За это время Клод Бриссо не проронил ни слова, лишь когда мы обменивались приветствиями, вяло кивнул нам в ответ. Внимательнее присмотревшись к нему, я обнаружил, что он не только мрачен, но ещё и пьян. Причём пьян капитально. А под глазами у него явственно виднелись круги – от усталости и переживаний.

– Сэр, – сказал я. – Вам надо пойти поспать.

– Я пытался заснуть, – ответил он угрюмо. – Не получилось.

– Так приняли бы снотворное.

– Принимал. Не помогло.

– А потом напился, – укоризненно отозвалась Рашель. – Когда я зашла к нему в каюту, он сидел на койке и пил. Прямо из бутылки. Раньше я никогда не видела его таким пьяным.

– Раньше никогда… – Бриссо поперхнулся и закашлялся. – Никогда не случалось такого… такой катастрофы. Вы даже не представляете, что произошло.

– Не представляем, – согласилась Анн-Мари. – И, думаю, нам не положено об этом знать.

Он небрежно отмахнулся:

– Положено, не положено… Поздно запирать ангар, когда корабли уже угнаны. Альвы завладели этим… джинном в бутылке. И выпустили его на волю… Придурки мохнатые! Они, небось, сами не понимают, с чем связались, какими силами играют.

Адмирал умолк и невидящим взглядом уставился на аппетитный бекон в своей тарелке, к которому он даже не притронулся.

– Дядя мне сказал, что это оружие называется странглет, – произнесла Рашель.

– Не оружие, а явление, – поправил её Клод Бриссо. – Кварковая материя. Вещество, состоящее из кварков.

– Любое вещество состоит из кварков, – заметил я. – Они образуют протоны и нейтроны.

– В странглете нет ни протонов, ни нейтронов, он напрямую состоит из кварков. Это качественно иное фазовое состояние материи, во много раз плотнее ядерного вещества.

– Как же так? – удивилась Рашель. – Ведь в школе нас учили, что кварки не могут стабильно существовать в свободном, несвязанном виде.

– Мало ли чему вас учили в школе, – пожал плечами Бриссо. Несмотря на сильное опьянение, говорил он внятно, не путаясь в словах и не заплетаясь языком. – Хотя нет, всё верно. Вас правильно учили. В странглете кварки тоже связаны – но каким-то особым, странным образом. Именно странным, потому что ведущую роль в образовании и существовании этой формы материи играют так называемые «странные кварки». Хотя они почти отсутствуют в обычной материи, физикам они известны давным-давно, их открыли, кажется, еще в XX веке…

– Ага, знаю, – вставила Рашель. – Существуют кварки странные, очарованные, истинные, красивые…

– Вот-вот, верно. Похоже, тогда была мода на романтическую терминологию… Так вот, из-за тех странных кварков, возникло и название «странглет». Самым главным и самым опасным его свойством является то, что он способен расти за счёт поглощения протонов, нейтронов и других… э-э, как их там… адронов. Странглет вроде как расщепляет их и превращает в ту же кварковую материю. В физических тонкостях этого процесса я не разбираюсь, конечно. Я военный, а не учёный.

– Ого! – произнесла Рашель, глядя на дядю широко распахнутыми глазами. – Понятно…

– Что понятно? – спросил я.

Адмирал ухмыльнулся и похлопал племянницу по плечу.

– Умная девочка! Сразу всё сообразила. – Затем серьёзно взглянул на нас. – Вот представьте себе ракету. Внешне самую обычную ракету, только в её боеголовке находится не термоядерный или позитронный заряд, а небольшой ускоритель, при работе которого образуется странглет. Крохотный такой странглетик, массой в миллиардные доли грамма. Ракету запускают в звезду. В фотосфере она сгорает, а странглет продолжает лететь, захватывая по пути встречные ядра и всё увеличиваясь, увеличиваясь. К центру звезды долетает большущий такой странглетище, который там и остаётся, не в силах преодолеть гравитацию. Он быстро растёт… очень быстро… невероятно быстро. Через несколько часов всё ядро звезды превращается в странглет, происходит коллапс, взрыв и сброс внешней оболочки.

– Сверхновая!.. – потрясённо прошептал я.

– Да, капитан. Именно это случилось с солнцем Джейханны. Оно стало Сверхновой.

– Кошмарное оружие, – произнесла ошеломлённая Анн-Мари.

– Ещё более кошмарное, чем вы себе думаете. Такое кошмарное, что мы – вернее, наши предки – не решились его применить даже для того, чтобы избежать поражения в войне с чужаками.

– Что? – изумился я. – Оно существовало уже тогда?

Клод Бриссо утвердительно кивнул:

– Странглетный запал был разработан ещё до появления технологии управления каналами, глюонной бомбы… и многого другого. В то время ещё много человеческих планет боролись с Иными, лишь недавно была захвачена Земля, и для прекращения войны было достаточно применить это оружие один-единственный раз… или два раза, не больше. Уничтожить для устрашения чужаков одну-две их системы – и они, полностью деморализованные, запросили бы пощады.

Адмирал встал из-за стола, подошёл к встроенному в стену автоматическому бару и заказал бутылку коньяка. Вернувшись на своё место, он налил себе рюмку и выпил её одним духом, напрочь проигнорировав возмущённые протесты Рашели.

– Но тут обнаружилось одно неприятное обстоятельство, – продолжил затем он. – При взрыве такая Сверхновая, наряду с солнечным веществом, выбрасывает в окружающее пространство микроскопические частички странглета. Они летят со скоростью несколько тысяч километров в секунду, поэтому до ближайших звёзд могут добраться лишь через десятки лет. Кварковая материя не является абсолютно стабильной, она постепенно распадается, и за время такого длительного полёта все странглетные осколки испарились бы в межзвёздном пространстве. Казалось, нужно только выбрать цель для удара в достаточно разреженной области Галактики, чтобы наверняка избежать взрывов соседних звёзд, но… – Бриссо покачал головой. – Наши учёные вовремя установили, что странглеты обладают ещё одним скверным свойством: они способны открывать каналы первого рода и совершать через них переход. Они действуют как маломощные гиперпространственные резонаторы. Почему – я так и не врубился. Здесь каким-то образом замешано слабое взаимодействие. А плотность странглетных частиц достаточно велика, чтобы через каждый из каналов прошло по меньшей мере несколько сотен миллионов из них. И вот уже через десяток часов эта зараза проникает во все соседние системы.

Адмирал налил себе ещё рюмку коньяка. На сей раз Рашель, ошарашенная услышанным, и не пыталась остановить его.

– Значит, – с трудом вымолвил я, – скоро будут новые взрывы?

– Совершенно верно. При выходе из канала микроскопические странглеты начинают падать на звезду. В зависимости от удалённости дром-зоны от центрального светила на это потребуется от нескольких месяцев до нескольких лет. – Клод Бриссо опрокинул рюмку и причмокнул. – А часть странглетов, сталкиваясь между собой, разлетаются по всей дром-зоне, некоторые из них попадают в другие каналы, и таким образом радиус инфицированной области становится ещё больше. Когда же начнут взрываться другие звёзды, общая плотность странглетных потоков резко увеличится, и скорость их распространения станет расти в геометрической прогрессии. Примерно через пару сотен лет всё Большое Магелланово Облако будет охвачено взрывами Сверхновых.

– А что будет с нами? – спросила Анн-Мари, нервно раскуривая сигарету; голос её заметно дрожал. – До нас странглеты не доберутся?

– Насчёт этого можете быть спокойны. Между Галактической Спиралью и Облаком отсутствуют непрерывные цепочки каналов первого рода, а каналы второго рода для странглетов непроницаемы. Теоретически это было доказано лишь лет шестьдесят назад. Раньше такой уверенности не было, поэтому в начале войны наше правительство не рискнуло применить странглетный запал в Магеллановых Облаках. К тому же не исключался риск искусственного занесения инфекции: прилипает, скажем, крохотный странглет к обшивке корабля, вместе с ним попадает в основную часть Галактики и запускает здесь цепную реакцию.

– Так это возможно?!

– К счастью, нет. Странглет «съест» корабль максимум за час-полтора. Соответственно, перестанет работать его генератор, а резонансное поле, излучаемое самим странглетом, слишком слабо для прохождения канала второго рода. Если у альвов хватило ума не проводить испытания в пределах Галактической Спирали, то нам пока ничего не угрожает.

– Судя по тому, что они применили странглетный запал в Облаке, – рассудительно произнесла Рашель, – им известно об опасности.

– Да… наверное. Будем надеяться, что альвы не законченные идиоты. Будь они полными кретинами, то подорвали бы солнце Габбариса. Так что за всю Галактику можно пока не беспокоиться. Пока…

Адмирал снова потянулся к бутылке. Он явно перешагнул ту грань, после которой человек уже не может остановиться и продолжает пить, пока не отключится полностью. Вполне возможно, что он уже находился на «автопилоте». Не стоило обманываться его трезвым голосом и здравыми рассуждениями – таким парадоксальным образом у него проявлялись последствия сильного стресса. На самом же деле он был вдребезги пьян.

– А вот что нас действительно должно беспокоить, – вновь заговорил Клод Бриссо, – так это то, откуда у мохнатиков взялся странглетный запал. Случайная утечка информации? Предательство? Или… или…

– Или они сами изобрели, – подсказал я.

Адмирал кивнул:

– Если так, то вскоре они научатся закупоривать каналы, создадут глюонную бомбу, откроют пути в другие галактики, овладеют принципом ортогональных…

Больше ничего сказать он не успел. В следующий момент Анн-Мари выхватила из своей кобуры парализатор и выстрелила. Клод Бриссо покачнулся, намереваясь бухнуться лицом в свою тарелку с нетронутым беконом, но тут вовремя среагировала Рашель. Вскочив со стула, она придержала его за плечо и растерянно посмотрела на Анн-Мари:

– Что случилось? Почему вы это сделали?

Та горько усмехнулась:

– А ты ещё не сообразила? Только что твой дядя выдал нам важнейшую государственную тайну. Мне пришлось остановить его, пока он не выболтал что-нибудь ещё.

Рашель тихо ахнула. До неё наконец дошло.

А я сидел в полном оцепенении, не в силах даже пошевелиться. В моей голове звучали последние слова адмирала. Пути в другие галактики… О, дьявол! Неужели это возможно?…

– Но как же так? – недоуменно произнесла Рашель. – Ведь у него должен быть психоблок.

– А он у него есть. Мягкий, поверхностный блок, не деформирующий психику, не оказывающий критического воздействия на мыслительные процессы. А жёсткое, основательное, всестороннее психокодирование ослабляет человеческую волю, подавляет инициативу, притупляет интуицию, ограничивает воображение. Оно годится для исполнителей, но никак не для руководителей, не для тех, кто принимает решения и отдаёт приказы, кому нужны все эти качества – сильная воля и свободная инициатива, острая интуиция и ничем не скованное воображение. Адмирал Бриссо – один из таких руководителей. И его психоблок не обладает запретительными функциями, а только предупредительными. Нечто вроде звоночка в голове: мол, осторожно, это не для чужих ушей. Как я понимаю, когда стало известно о применении альвами странглетного запала, твой дядя сгоряча решил, что всё пропало, все тайны раскрыты, и его блок попросту «слетел». А пережитый шок, сильное опьянение и выпитое снотворное лишили его остатков осторожности и развязали ему язык. Я с самого начала должна была предвидеть, что в таком состоянии он способен сболтнуть лишнее. Но меня подвело любопытство, мне очень хотелось узнать, что же за оружие применили альвы. И вот узнала… больше, чем следовало. – Анн-Мари обречённо вздохнула. – А теперь мы стали носителями сверхсекретной информации. Крохотной её частички – но вполне достаточной, чтобы изолировать нас от всего мира или, что ещё хуже, подвергнуть глубинному психокодированию.

В этот момент в дверях столовой появилась Мелисса, катившая перед собой тележку с использованной посудой. Оценив быстрым взглядом обстановку, она озадаченно спросила:

– Что здесь происходит?

Анн-Мари мрачно посмотрела на неё и ответила:

– Лучше тебе не знать, дорогуша. Тебе и так крупно повезло, что ты не вернулась двумя минутами раньше.

РАШЕЛЬ: МИССИЯ

7

Нет, надо же как крупно я влипла! Нарочно не придумаешь…

Мой родной дядюшка Клод подсунул мне неслабую свинью своими пьяными откровениями. Впрочем, я тоже хороша, что слушала его разинув рот и развесив уши, хотя прекрасно понимала, о каких опасных вещах он говорит. Да и отец с Анн-Мари – они же старше меня и должны были предвидеть, чем это закончится. Но их так увлёк рассказ о странглетах, что они позволили дяде выболтать важнейшую информацию. И пусть она лишена всякой конкретики, пусть мы не знаем никаких деталей, существа дела это не меняет. Даже тех нескольких слов о других галактиках хватило с лихвой, чтобы перевести нас, рядовых граждан Земли и Терры-Галлии, в разряд лиц, посвящённых в важнейшую государственную тайну…

Наша судьба решалась на самом высоком уровне. По прибытии в систему Дельты Октанта наш крейсер сразу направился к главной космической базе вооружённых сил Терры-Галлии, расположенной всего в миллионе километров от заблокированной дром-зоны. Там же находилась и ставка Объединённого комитета начальников штабов Содружества, и внепланетная резиденция галлийского правительства.

Мы втроём – я, отец и Анн-Мари – уже битый час околачивались в небольшой гостиной президентских апартаментов, а по соседству, в кабинете, заседал импровизированный трибунал в составе премьер-министра Земли Поля Карно, президента Терры-Галлии Жаклин Пети и председателя Объединённого комитета, адмирала-фельдмаршала Альбера Дюбарри. Сейчас у них «на ковре» был дядя Клод, виновник всего случившегося; ну а мы в гнетущем молчании дожидались решения своей участи.

Возможно, кто-нибудь другой на моём месте только радовался бы, что влез в эту заваруху. Например, Гильермо дель Торо, помешанный на физике парень, с которым я училась в выпускном классе. Сейчас он потирал бы руки в предвкушении того, как вместо Сорбонны прямиком попадёт в глубоко засекреченный исследовательский центр, где лучшие умы человечества выдают на-гора открытия, одно поразительнее другого.

Да уж, Гильермо был бы счастлив. Наверно, ему бы в голову не пришло, что его запросто могут подвергнуть психокодированию, после которого он будет годиться разве что в лаборанты. Но нет, с ним бы ничего подобного не сделали – у него действительно светлая голова, он безусловно станет талантливым учёным и принесёт немало пользы науке и человечеству.

Ну а я? Обычная себе девчонка, далеко не дура, но и не гений, таких как я вокруг пруд пруди. Однако у меня есть свои амбиции, свои планы на будущее. Я хочу выучиться и стать звёздным капитаном, как папа. А потом адмиралом – и командовать эскадрой. Или целым флотом. А может, и всеми Военно-Космическими Силами Земли. Каково звучит – адмирал флота Рашель Леблан! Хотя, конечно, мне больше нравится «адмирал-фельдмаршал», но раз уж в земных ВКС его заменили на «адмирал флота», то так тому и быть. Главное суть, а не название. К тому же есть одна приятная мелочь: у галлийского адмирала-фельдмаршала на погонах четыре звезды, а у земного адмирала флота – аж пять!

Вот только возникла непредвиденная проблема – между мной и моей блестящей карьерой вклинилась дядина неосторожность. Мягко говоря, неосторожность; а если говорить прямо, то глупость и безответственность. По его милости мне стало известно, что мы научились проникать в другие галактики. Это невероятно, это потрясающе, это величайшее открытие со времён первого межзвёздного полёта. Люди веками мечтали путешествовать к другим галактикам, и теперь их заветная мечта, похоже, сбылась… Но пока это секрет. Секрет, который знают лишь очень немногие и о котором мне, курсанту Рашели Леблан, девятнадцати лет от роду, знать никак не положено. Тем не менее я знаю – и в этом моя беда.

Как и всякий нормальный человек, я совсем не хотела, чтобы кто-то копался в моей голове, вмешивался в мою психику, программировал мой разум. То, что Анн-Мари рассказала о последствиях психокодирования, здорово напугало меня. Правда, позже, успокоившись, она немного смягчила свои слова, привела несколько примеров удачной карьеры «закодированных» работников СБ, заметив, что некоторые из них впоследствии даже дослужился до адмиральского звания. Но когда я спросила её, чем занимались такие адмиралы, Анн-Мари была вынуждена признать, что не более чем канцелярской работой.

А меня это совсем не устраивало, я не собиралась становиться простым исполнителем. Пусть лучше ограничат мою физическую свободу, пусть замкнут меня в том пресловутом подземном городе, где проводятся секретные разработки; в конце концов, ведь не могут же учёные, вроде профессора Агаттияра, делать всё сами, им обязательно нужны помощники и лаборанты. Я никогда не мечтала о научной работе, хотя по всем точным дисциплинам была одним из лучших учеников в школе; но если придётся выбирать между тюрьмой и «прочисткой мозгов», то я без колебаний предпочту первое…

Наконец двери распахнулись, и в комнату вышел дядя Клод. По его виду, не такому мрачному и подавленному, как час назад, я поняла, что дела наши обстоят лучше, чем он ожидал.

– Ну как там? – одновременно вырвалось у отца и Анн-Мари.

– Мою отставку не приняли, – устало ответил дядя. Ещё во время полёта, едва очухавшись от выстрела парализатора и мгновенно протрезвев, он только и талдычил о том, что уйдёт в отставку и добровольно подвергнется психокодированию. – А в качестве наказания мне вживят антиалкогольный блокиратор. Боюсь, что теперь, дорогая Рашель, я не смогу выпить даже бокала шампанского на твоей свадьбе.

Это он так пошутил. Ха, совсем не смешно…

– А что будет с нами? – нетерпеливо спросила я.

– С тобой и твоим отцом хотят ещё поговорить, прежде чем принимать решение. А вас, фрегат-капитан,[2]2
  Фрегат-капитан (capitaine de frégate) – капитан 2 ранга.


[Закрыть] – обратился он к Анн-Мари, – переводят в прямое подчинение Объединённого комитета. С этой минуты вы являетесь сотрудником Отдела специальных операций. Насколько я знаю, полгода назад вы подавали соответствующий рапорт.

– Так точно, адмирал!

При этом известии лицо Анн-Мари просияло. Оно и понятно: ведь Отдел специальных операций, а короче ОСО, выполнял самые сложные и важные задания, для которых не годились люди с ограниченной инициативой и слабой мотивацией. ОСО был элитным подразделением разведки и контрразведки, так что психокодирование Анн-Мари не грозило. Кстати сказать, мой отец (в смысле, первый отец – Жофрей Леблан) работал как раз в ОСО.

Дядя натянуто улыбнулся:

– А где же ваше «благодарю»? Ведь именно мой длинный язык позволил вам получить это назначение… Впрочем, я шучу. Вопрос о вашем переводе и так был фактически решённым делом.

Только сейчас я обратила внимание, что он ведёт себя немного странно. Как-то неестественно возбуждён, глаза его лихорадочно блестят, а зрачки расширены почти на всю радужную оболочку.

– Что с тобой, дядя? – обеспокоенно спросила я. – Тебя заставили принять «наркотик правды»?

– Нет, всего лишь эйдетик. Чтобы освежить мою память. Я дословно пересказал наш тогдашний разговор, и они убедились, что больше никаких секретов я вам не выдал.

– Разве что собирались сказать о чём-то, что начинается со слова «ортогональные», – заметила Анн-Мари.

Дядя кивнул:

– Даже это я вспомнил. В точности: «владеют принципом ортогональных…» – после чего вы меня отключили. Но вы ни за что не догадаетесь, о чём я собирался сказать. Даже если бы я успел произнести и второе слово, вам бы это всё равно ничего не дало. Термин слишком неудачный… гм, или напротив – весьма и весьма удачный. Это с какой стороны посмотреть.

– Зато о других галактиках ты сказал прямо и недвусмысленно, – заметила я.

– Это не настолько критическая информация. Главным образом мы опасались, что я мимоходом обронил что-нибудь такое, из чего вы затем смогли бы прийти… м-м, к весьма нежелательным выводам. Но ничего подобного в моих словах, к счастью, не было. Если бы вы, капитан, – повернулся он к отцу, – не поспешили удалить из памяти компьютера запись нашей беседы, мы бы все сэкономили массу нервов.

– Тогда это представлялось мне разумной мерой предосторожности, – сказал отец. – Теперь я признаю, что погорячился. Ваши слова о достижимости других галактик меня сильно потрясли.

– Да, конечно, это важная информация. Но, повторяю, не критическая. К тому же я не сообщил вам никаких конкретных деталей. Вы поверили мне только потому, что я занимаю высокое положение в руководстве и имею доступ к государственным тайнам. Если вы расскажете об этом своим друзьям, знакомым и родственникам, они, возможно, тоже поверят вам – но с изрядной долей скептицизма. А дальше это пойдёт уже в качестве обычных слухов и сплетен, наряду со многими небылицами о наших секретных открытиях и разработках.

– Мы никому не станем говорить, – твёрдо заявила я.

Дядя Клод улыбнулся:

– Я в этом не сомневаюсь, дорогая. Просто обрисовываю гипотетическую ситуацию… Впрочем, не такую уж гипотетическую. Пару раз случалась утечка сведений, что якобы мы научились открывать каналы третьего рода. Особого резонанса эти слухи не вызвали – им не поверили и они быстро сошли на нет. Наше общество слишком привыкло к разного рода дезинформации. Всё это я веду к тому, что вам не грозит глубинное психокодирование.

– Значит, – произнёс отец, – для нас этот инцидент обойдётся без последствий?

– Нет, последствия будут. Как-никак, а вы посвящены в важную государственную тайну. Капитан Прэнтан уже получила своё – и ей повезло, что это совпало с её желаниями. А о последствиях для вас с Рашелью я говорить не уполномочен. Да и не знаю наверняка, что вам предложат. Хоть и догадываюсь. Так что давайте подождём.

Ждать пришлось недолго. Минут через пять в гостиную вошли вершители наших судеб – президент Жаклин Пети, премьер Поль Карно и адмирал Дюбарри. Мадам Пети, с которой до этого мы не виделись, тепло поздоровалась с нами и заботливо спросила, не проголодались ли мы. Отец от имени всех нас заверил, что нет, не проголодались, но она всё же распорядилась по интеркому, чтобы нам принесли чай с бисквитами. Госпожа президент обращалась с нами скорее как радушная хозяйка, чем глава правительства самой могущественной из человеческих планет. Если верить рассказам, она всегда так вела себя в неформальной обстановке, подкупая собеседников своей мягкостью и обходительностью, которые слабо вязались с её репутацией жёсткого и решительного политика.

Мадам Пети называли величайшим государственным деятелем за всю историю Терры-Галлии. Её ставили вровень с такими легендарными историческими фигурами как Наполеон Бонапарт, Шарль де Голль или Маргарет Тэтчер, а некоторые шли ещё дальше и утверждали, что она самый выдающийся политик всех времён и народов.

Впрочем, это было явным преувеличением. Госпожа президент, безусловно, была умелым организатором и талантливым руководителем, она блестяще справлялась со своими обязанностями – как, собственно, справлялось большинство её предшественников. Просто семь лет назад, на исходе своего первого президентского срока, она оказалась в нужное время в нужном месте – именно её подпись была поставлена под приказом о начале крупномасштабной военной операции против Иных. Молниеносное освобождение восьми человеческих планет обеспечило ей убедительную победу на следующих выборах, и даже в прошлом году, когда на парламентском уровне симпатии большинства избирателей перекинулись от либералов к консерваторам, она всё равно была переизбрана на третий срок. Мадам Пети любили и уважали; я думаю, что если бы не конституционное ограничение, то через пять лет её бы избрали и в четвёртый раз.