Текст книги "Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра"

Автор книги: Олег Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава вторая
ВРЕМЯ И ПРОСТРАНСТВО В ДНЕВНИКЕ

1. Роль хронотопа

В отличие от других жанров дневниковая запись начинается с даты, а нередко и с указания места. Да и в самом жанровом названии содержится указание на периодичность как главную особенность дневника. Пространственные и временные рамки, таким образом, являются структурообразующим элементом дневника.

Датировка имеет место и в письме, но там она носит условно-установочный характер: содержание письма может не относиться (и часто не относится) к событиям дня его написания. Дата в письме воспринимается скорее как обозначение времени его написания и в этом смысле сродни почтовому штемпелю на конверте.

В мемуарах время абсолютно и статично. Оно является объектом осмысления и не входит на равных правах в современное течение событий. Мемуарист относится к прошлому как к завершенному временно́му ряду.

В художественных жанрах время и пространство идеализированы. Они изначально вводятся в замысел автора и строятся в соответствии с эстетическими законами произведения. Другим свойством художественного времени и пространства является замкнутость. Обе категории даны не как динамичный процесс, а как заданная схема с заранее известными параметрами.

В дневнике время и пространство являются философско-эстетическими категориями. С их помощью происходит осмысление материала, они служат способом выражения разнообразных явлений действительности и душевных переживаний автора.

Хронотоп дневника является диалектической категорией. В нем наряду с жизненной динамикой отражается становление личности автора, и оба процесса показаны в их незавершенности. Действительность, как объективная, так и на уровне фактов авторского самосознания, представлена в дневнике в ее различных возможностях, вариантах. В ней нет жесткой детерминированности, свойственной жанрам с завершенным и статичным хронотопом.

Время и пространство в дневнике разворачиваются стихийно, поэтому ритм времени и его формы могут меняться независимо от воли и замыслов автора.

Однако стихийность в данном случае относительна. Она означает не физическую независимость времени – пространства от автора, а органически вписывается в развитие его мировоззрения и как органический процесс обусловлена возрастными и социально-психологическими стадиями его развития.

Как можно было убедиться на материале предыдущей главы, время для большинства авторов не является лишь формой организации событий. Наряду с явлениями действительности и фактами сознания оно входит в идейный строй дневника и осмысливается как важнейшая жизненная категория. К понятию времени авторы дневников обращаются как в юношеском, так и в пожилом возрасте. Дневник является духовным хронометром, по которому автор прослеживает этапы своей жизни.

Наиболее распространенными формами пространственно-временной организации событий в дневнике являются три: психологическая, локальная и континуальная.

В рамках психологического хронотопа мы имеем дело не с физически протекающим временем в пределах конкретного пространства – «здесь» и «теперь», а с фактом сознания, который, впрочем, так же реален, как и физически достоверная континуальность, но является субъективным продуктом психики автора. Особенностью психологического времени является его бо́льшая растянутость или, наоборот, концентрированность по отношению к времени физическому.

Локальное время – пространство организовано по принципу строгой последовательности в фиксации протекающих событий. При этом, как правило, сам автор включен в событийный ряд на уровне личного участия в ограниченной (локальной) области пространства.

Континуальная форма хронотопа представляет собой пространственно-временную рядоположность событий, протекающих одновременно или с небольшими интервалами в разных местах, но связанных между собой по смыслу или по велению воли автора. Для такого дневника характерен взгляд «сверху» на пространственно удаленные события, некоторая отстраненность, при которой масштаб событий уменьшается, а сами они выстраиваются в более широкий ряд, не заслоняя одно другого. В рамках континуального хронотопа изображаются события, участником или свидетелем которых автор не был и не мог быть по причине их пространственной удаленности.

Форму времени – пространства в дневнике обусловливают несколько факторов. Первый и наиболее действенный – психологический тип личности автора. Дневниковеды с ярко выраженной экстраверсией работают преимущественно в рамках континуального и локального хронотопа. Их установка на внешний мир побуждает заносить в дневник события окружающей действительности и крайне редко – душевные переживания. Интроверты предпочитают психологический хронотоп.

Второй определяющей служит возраст автора. Дневники периода индивидуации в основном отражают духовное становление их авторов. Внешние события являются проекциями на мир их души. Если же автор после завершения индивидуации продолжает вести дневник, то последний приобретает форму локального хронотопа (В.А. Жуковский, Н.И. Тургенев, А.В. Дружинин, А.В. Никитенко).

Еще одним фактором, способным существенно повлиять на выбор пространственно-временной формы, являются социально-исторические изменения. В структуру локального хронотопа могут проникать сведения, материалы из тех сфер жизни, которыми данный автор никогда не пользовался как источниками своих подневных записок (B.C. Аксакова, И.М. Снегирев, В.О. Ключевский).

2. Три основные формы хронотопа

а) локальное время – пространство

Классический дневник в большинстве его образцов представляет собой последовательный ряд подневных записей, в которых отражаются текущие события в жизни автора, его близких и знакомых. Автор стремится зафиксировать в дневнике наиболее значимые факты, свидетелем и участником которых он был. Время в таких случаях ограничивается прожитым днем, а пространство – тем сегментом действительности, в котором автор или кто-то из фигурирующих в записи людей присутствует физически: «29 <июля 1824 г.> После ранней обедни, слушанной в моем приходе, – пишет в дневнике профессор И.М. Снегирев, – поехал для поздравления Шредера с ангелом; был в своем классе для повторения; обедал дома и отдохнул; приходил П.А. Федоров сказать об успехе своего экзамена и благодарил меня за содействие. Собрался идти к Л.А. Цветаеву, но попались Непышевские и увели с собой в Корсаков сад, где встретил много знакомых и должен был много кланяться. Лишние знакомства – лишние хлопоты»[110]110
  Снегирев И.М. Дневник: В 2 т. – М., 1904. Т. 1. С. 73.


[Закрыть]; «Суббота, 30/18 <ноября 1867 г.> Ходила утром отнести письмо на почту, – пишет в своем путевом дневнике А.Г. Достоевская, – и получила письмо из Москвы от Александра Павловича и Веры Михайловны. Вера Михайловна пишет, что будто бы видела сон, что у меня родилась дочь. Послала к Ване мой портрет. Вечером был у нас Огарев; Феди не было дома, так он со мной сидел и много разговаривал о разных разностях. Потом пришел Федя и затопил печь; Огарев дал ему 60 франков. Мы обещали воротить через две недели»[111]111
  Достоевская А.Г. Дневник 1867 года. – М., 1993. С. 382.


[Закрыть]; «Селище, 29 марта < 1901 г.> Встал в 6 час, – пишет в дневнике композитор СИ. Танеев. – Болит немного голова. Трудно работалось. Дописал 3-ю часть фуги (не всю еще). Пилил дрова 1/2 часа. Гуляли по Бодискинской дороге, вернулись через садовую калитку. Очень грязно. Местами проваливается снег. Вечером читал вслух биографию Александра Македонского. Делал гимнастику. Лег в 10 час. Сегодня ездили на почту – ничего не получено»[112]112
  Танеев СИ. Дневник: В 3 т. – М., 1981. Т. 2. С. 246.


[Закрыть].

В приведенных записях, принадлежащих разным эпохам и людям с разным культурным уровнем, хронотоп дневника совпадает с календарным временем и служебно-бытовым пространством их авторов. Время и пространство здесь абсолютны и вписываются в ньютоновскую модель малой вселенной. Подобный дневник отражает мир человека, который уютно чувствует себя в русле естественного временного потока, заведенного порядка жизни. Последний можно выразить в формуле n + 1... Такой дневник может начаться на любой точке жизненной прямой и на любой точке закончиться, как это и было с цитированными выше дневниками.

Помимо дат астрономического календаря, вехами в дневнике могут служить религиозные праздники и знаменательные семейные события, естественно вписывающиеся в универсальный жизненный хронотоп. Порой дневник включал в себя ряд фенологических наблюдений и таким образом вписывался в природный ритм. «Март 1897 года. 1. Весна. Утро – 6 1/2. Тихо, снег прекратился, но пасмурно. Сегодня пятилетняя годовщина, как куплено имение в Мелихове. Полдень – 3°. Антоша поехал в Угрюмово. Вечер – 8°. Доктор Витте и князь Шаховской ночевали у нас»[113]113
  Мелиховский летописец. Дневник Павла Егоровича Чехова. – М., 1995. С. 175.


[Закрыть], – пишет в своем дневнике П.Е. Чехов.

Независимо от содержания записи подобный дневник выражал философию обыденной жизни. Брать материал шире и говорить о большем не позволяли именно пространственно-временные рамки. Время и пространство в таких дневниках сужало кругозор автора и независимо для него самого очерчивало границы его сознания. Только человек с огромной силой привычки и хорошо натренированный мог с методическим постоянством, изо дня в день, из года в год делать записи в заданных координатах.

Чаще всего в таких случаях пространственно-временная форма дневника зеркально отражала образ жизни автора, стиль его работы, весь жизненный уклад. Например, советник Министерства иностранных дел В.Н. Ламсдорф, которому принадлежит один из обширнейших дневников конца XIX в., неделями не выходил из здания, в котором одновременно помещались его квартира и служебный кабинет. Его дневник отражает эту пространственную замкнутость. Записи ограничиваются делами министерства, анализом телеграмм и других документов, служебными и приватными беседами в узком кругу дипломатов, чиновников других ведомств и высшей аристократии. В одной из записей он даже признается в том, что начальство замечает его стремление к обособленному и замкнутому существованию: «<...> мое воздержание от придворной жизни не столь полное, время от времени я там появляюсь, чтобы избежать создания впечатления моей обособленности». Другая запись свидетельствует чуть ли не об агорафобии (боязни открытых пространств) автора: «Среда, 11 мая <1894 г.> После обеда, набравшись храбрости и как следует укутавшись, отправляюсь в баню на Бассейной, чтобы принять душ»[114]114
  Ламсдорф В.Н. Дневник 1894-1896. – М., 1991. С. 63.


[Закрыть].

То, что локальный хронотоп был не только формой организации событий в дневниковой записи, а выражал определенную жизненную установку и отчасти – мировоззрение автора, подтверждается другими примерами. Так, А.П. Чехов предпринимал несколько попыток вести систематический дневник, начиная с поездки на Сахалин. Однако в той форме, в которой он велся, дневник не удовлетворял писателя. Пространство и время, заполненные фактами повседневной жизни, напоминали автору «Скучной истории» ограниченный мир, в котором жили многие его герои и который самому писателю всегда казался тесным. Переносить на бумагу то, против чего он всю жизнь выступал как художник, было выше его сил, и дневник, только начавшись, очень скоро обрывался. Вот образчик одной из записей дневника 1897 г., которая напоминает некоторые характерные эпизоды художественных произведений писателя: «15 февраля. Блины у Солдатенкова. Были только я и Гольцев. Много хороших картин, но почти все они дурно повешены. После блинов поехали к Левитану, у которого Солдатенков купил картину и два этюда за 1100 р. Знакомство с Поленовым. Вечером был у проф. Остроумова; говорит, что Левитану «не миновать смерти». Сам он болен и, по-видимому, трусит»[115]115
  Чехов А.П. Дневник. – А.П. Чехов ПСС: В 30 т. – М., 1987. Т. 17. С. 224.


[Закрыть]. Писатель, всегда боровшийся за идеалы яркой, широкой и творческой жизни, не мог удовлетвориться описанием жизни обыденной, которая была втиснута в узкие рамки повседневности. Пространство и время в данном случае переходили в разряд эстетических категорий. В них концентрированно выражался смысл человеческого бытия. Узкое и однообразное было невыразительно, а потому и неинтересно для перечитывания, как неинтересны, с эстетической точки зрения, дневники И.М. Снегирева, В.Н. Ламздорфа, СИ. Танеева, несмотря на то что это неординарные, эрудированные, талантливые личности.

б) континуальное время – пространство

То, что хронотоп является мировоззренческой и эстетической категорией, наиболее убедительно показывают те дневники, в которых время и пространство выходят за рамки «здесь» и «теперь». Их авторы в подневной записи стремятся к максимальному охвату событий, в том числе и тех, свидетелями которых они не были. В основу пространственно-временного континуума таких дневников положен принцип относительности: описываемые или упоминаемые события не обязательно должны происходить одновременно в нескольких пространственных точках.

Чем вызвано включение в дневник – эту «книгу о себе» – такого широкого контекста с безграничными пространственно-временными линиями? Ответом на данный вопрос не может быть ссылка на возраст и культурно-образовательный уровень автора. Континуальный хронотоп в такой же мере свойствен журналам юных дневниковедов, в какой и умудренных жизненным опытом. Авторам дневников рассматриваемой группы свойствен другой тип жанрового мышления.

Локальный хронотоп основывается на евклидовой геометрии: две параллельные линии – жизненная линия автора и «мировая линия» – никогда не пересекаются, так как события дневника происходят в ограниченной части пространства. Дневники с континуальным хронотопом воплощают принцип римановой геометрии: линия судьбы автора и «мировая линия» сходятся там, где наблюдаются большие «скопления масс». Аналогом последних в дневнике являются события общественно-политической и культурной жизни. Эти дневники рисуют нам модель расширяющейся вселенной. Наиболее ярким примером такого типа является дневник В.Ф. Одоевского.

В эстетическом отношении дневник с континуальным хронотопом отличается сильным изобразительно-выразительным началом. В нем обычное информативное слово уступает слову эстетически нагруженному. В других образцах данной группы информативность усиливается описательно-повествовательным компонентом.

Континуальный хронотоп отражает процесс расширяющегося сознания автора. Такой процесс может иметь место и на стадии индивидуации как познание мира, и в более поздний период – как его освоение.

В «Дневнике студента» СП. Жихарева представлена одна из разновидностей континуального хронотопа. Здесь дается панорама московской жизни с ее праздниками, увеселениями, театральными представлениями, гуляниями. Автор из-за своей молодости еще не в состоянии нарисовать более широкую картину жизни. Для этого ему не хватает знаний и опыта. Но «огромных размеров дистанция» Москвы описана им подробно, во временных и пространственных измерениях. Жихарев изображает жизненную динамику так, что порой создается впечатление одновременности происходящих событий, увиденных с высоты птичьего полета: «Мы приехали в одиннадцатом часу, когда только начали освящать соборы, между тем как все безграничное Замоскворечье с его храмами и высокими колокольнями горело уже бесчисленными огнями в ожидании благословения с высот священного Кремля к началу благовеста <...> Вскоре раздался первый призывный к молитвословию удар огромного ивановского колокола, и в одну минуту <...> загудела вся Москва <...> из всех соборов потянулись древние хоругви, златокованые иконы и кресты, духовенство в праздничном облачении с дымящимися кадилами, а за ним тьма-тьмущая народу с зажженными свечами <...>»; «Сколько народу, сколько беззаботной, разгульной веселости, шуму, гаму, музыки, песен, плясок и проч.; сколько богатых китайских и турецких палаток с накрытыми столами для роскошной трапезы и великолепными оркестрами и простых хворостяных, чуть прикрытых сверху тряпками шалашей с единственным украшением – дымящимся самоваром и простым пастушьим рожком <...> сколько щегольских модных карет <...> прелестнейших кавалькад <...> Нет, признаюсь, я и не воображал видеть такое многочисленное, разнообразное и живописное гулянье <...>»; «Москва начинает пустеть: по улицам ежеминутно встречаешь цепи дорожных экипажей и обозов <...> Скоро в Москве останутся только коренные ее жители <...> Странно, что одна часть города в Москве не пустеет летом, это Немецкая слобода <...>»[116]116
  Жихарев С.П. Записки современника: В 2 т. – Л., 1989. Т. 1. С. 71, 83 – 84, 86.


[Закрыть].

Исключительно важную роль играет хронотоп в дневнике В.Ф. Одоевского. Начатый в эпоху общественного подъема, дневник назван автором журналом «текущей хроники и особых происшествий». В самом названии содержится указание на то, что «мировая линия» и линия судьбы автора пересекаются в отдельных пространственных точках. Интерес к континуальному хронотопу был свойствен «любомудру» Одоевскому еще в период работы над «Русскими ночами». Роман построен на идейном сопряжении событий различных временных рядов. Так же события выстраиваются и в «хронике». Только в «Русских ночах» они осмысливаются философски, т.е. на уровне широких обобщений, тогда как в дневнике даны как «сырой материал», подходящий для будущей обработки. К «текущим» событиям и не могло быть иного отношения, так как они не обладали свойством завершенности.

В дневнике Одоевского «текущие» события и «текучесть» являются двумя разными категориями. Первая тождественная понятию «современность», вторая означает длящуюся действительность. Именно последнее понятие характерно для описанных в дневнике событий: «В Синоде разногласия по поводу христианства и современности <...> События Польши тревожны»; «Людовик Наполеон устроил перемирие на 5 дней»; «Говорят, история в Театральной школе <...> Что такое в Твери?»[117]117
  Одоевский В.Ф. Хроника и особые происшествия. Дневник 1859 – 1969. – Литературное наследство. Т. 22. – М., 1936. С. 133, 215, 145.


[Закрыть].

Однако синхронное изображение пространственно удаленных событий не является единственным принципом хронотопа у Одоевского. Дневник изобилует историями из недавнего прошлого, из николаевской эпохи. Анекдоты, исторические факты, легенды, живописующие нравы и порядки того времени, соотносятся с событиями современности по тематическому признаку. Главной темой хроники является панорама политической жизни страны пред– и пореформенного периода. Исторические свидетельства становятся своего рода камертоном хроникального повествования о современности. («Чагин Алекс. Ив. рассказывал мне следующий анекдот 30-х годов»[118]118
  Там же. С. 171.


[Закрыть]).

В сферу континуального хронотопа вовлекаются и многочисленные образы дневника. Нередко они даются не как самостоятельные портреты или силуэтные наброски, а соотносятся по принципу синхронности. Одоевский показывает многообразие мира не только посредством параллельно происходящих событий, но и соединением в одном временном ряду судеб разных людей: «Существование Путятина, как министра просвещения, производит в публике самое неблагоприятное впечатление <...> Про Михайлова <...> пишут <...> Говорят, Бакунин убежал из Сибири и через Амур и Японию едет в Лондон»[119]119
  Одоевский В.Ф. Хроника и особые происшествия. Дневник 1859 – 1869. – Литературное наследсвто. Т. 22. – М., 1936. С. 141.


[Закрыть]. Пожалуй, впервые в дневниковом жанре динамика истории показана при помощи линии движения отдельных человеческих судеб. Здесь Одоевский-хроникер использует опыт Одоевского-беллетриста, у которого в «Русских ночах» элементами картины мира являются жизнеописания великих людей (Бах, Бетховен).

Континуальная пространственно-временная сфера развертывается в дневнике И.С. Тургенева: Западная Европа и Россия, парижская опера и Спасское-Лутовиново. На страницах дневника оживают лица и события культурно-исторического значения: кн. А. Горчаков и художник И. Похитонов, И. Тэн и Н. Миклухо-Маклай; смерть Гамбетты и постановка «Сарданапала»; положение в экономике России и высылка русских и французских оппозиционеров; отзывы критики на новое произведение Тургенева и гастроли известных исполнителей. Принцип изображения времени и пространства отражает состояние расширившегося до необъятных пределов сознания автора.

«География» охваченных дневником В.Г. Короленко явлений – самая обширная из всех образцов жанра. По масштабам она сопоставима разве что с дневниками В.А. Жуковского. Писательская наблюдательность и репортерская оперативность позволили Короленко включить в свою летопись все самое примечательное из увиденного, слышанного и прочувствованного. Короленко развивает ту общежанровую тенденцию в области хронотопа, которая наметилась у Одоевского и Тургенева. Сущность ее заключается в соотнесенности близких по времени событий, происходящих в пространственно отдаленных точках.

Однако при наличии черт сходства с другими дневниками у Короленко имеются и признаки отличия. В сохранившихся отрывках дневника Тургенева 1882 – 1883 гг. событийный ряд может воспроизводить факты, имевшие место одновременно в Париже, Петербурге и Спасском. Все они не имеют между собой логической связи и группируются в одной записи в силу одновременно поступившей информации о них автору дневника. Все они значимы для Тургенева, но могли бы быть разнесены по разным дням, поступи о них сообщение с задержкой на сутки.

В дневнике Короленко мы сталкиваемся с видоизмененным континуальным хронотопом. Здесь связь между одновременно происходящими событиями носит не случайный, а причинно-следственный характер. Они могут соотноситься также и по смыслу. Причем отдельное явление связано с общим порядком вещей, как часть с целым. В данном случае Короленко, используя чисто художественный метод, указывает на типичность события, устанавливает его общезначимый смысл: «Даже дважды процензурированная книжка <...> все еще несет в себе зародыш гибели «вековечных» русских начал. Хороши, однако, начала. Есть ли еще где-нибудь в Европе такой трусливый, всего опасающийся «порядок»?»; «На толпу, не знавшую, чего от нее хотят и куда ее гонят, почему ее «не пущают» в одну сторону и куда именно ей идти дозволено (прообраз русской жизни), – кинулись конные городовые и начали крошить нагайками кого попало»; «10 ноября 1898 г. В Полтаве разыгралась целая политическая «история». Жил там некто Налимов, бывший офицер, бросивший службу и занявшийся садоводством <...> (далее следует его история. – О.Е.). Сам Налимов объясняет свой поступок тем, что, если бы он не донес, то донесли бы до него! Оправдание плохое, но система шпионства среди педагогов очевидно хороша!»[120]120
  Короленко В.Г. Дневник: В 4 т. – Полтава, 1925. Т. 3. С. 155; Т. 4. С. 125; Т. 4. С. 66, 68.


[Закрыть].

Сочетание конкретного с общим отражается и в такой детали, как набросок плана части города, в котором произошла демонстрация студентов в декабре 1900 г.; а еще через полтора года в дневнике появляется следующая запись: «<...> я уже более десяти лет замечаю и заношу в свои книжечки особую извозчичью легенду о студенческом движении»[121]121
  Там же. Т. 4. С. 285.


[Закрыть]. Хронотоп Короленко понимает уже не как одновременность пространственно удаленных событий, а как процесс, как движение «типического» явления со всеми его закономерностями: «<...> Запутанная и довольно бессмысленная русская история, преломляясь в темной массе, создает в ней новую легенду и новый мираж. В жизни, кроме царя, есть еще «студенты»[122]122
  Там же. Т. 4. С. 283.


[Закрыть]. И далее излагается история студенческих выступлений в Киеве.

Процессуальный характер многих фактов хорошо прослеживается на ряде записей, посвященных детям Короленко. Сделанные в разное время, они отражают процесс освоения детьми окружающего мира одновременно с усвоением языка, слова, понятия. Языковое творчество ребенка показано не как единичный факт, а как стадия в его физическом и интеллектуальном развитии.

Расширенное понимание времени нередко приводило к тому, что сообщение о каком-то событии дробилось на несколько подневных записей в зависимости от сроков его завершения (например, история некоего Клопова). Такая организация хронотопа отражала качественно новую, более высокую ступень в освоении континуального времени – пространства.