Текст книги "1923 (СИ)"
Автор книги: Олег Иванов
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)
Николай вздохнул и полез смотреть в справку по Урицкому. Где служил и что делал – все эти сведения ему ничего не говорили. Племянник Урицкого, того самого, убитого в 1918 году, воспитывался в семье Воровского. Вацлава Вацлавовича судя по всему. Коля помнил, что того убили в Швейцарии в 23, весной. Впрочем, эта фамилия где-то попадалась. Где-то недавно я он нём читал. Только не машинку, а рукопись. Он напрягся и полез в портфель, за бумагами про немецкие деньги. Точно, там было донесение об отношениях Балабановой и Вацлава Вацлавовича. Похоже, что они любили друг друга. И где они любили – в Швейцарии и Стокгольме? Воровский, он что, тоже из пломбированного, что-ли?
Сделав для себя заметочку, что надо будет этот вопрос уточнить, Коля потянулся во весь рост. За окном уже начинало смеркаться и читать было трудно. От долгого сидения спина затекла и захотелось размяться. Надежда спала на полке, и он не стал её будить. Что-то в Питере её сильно мучило, потому что из своих походов она возвращалась уставшая и очень молчаливая. Даже её привычная улыбка и та реже появлялась на лице. Он подоткнул оделяло и пошёл в салон.
Там горел свет и народ в лице Бокия и Аршинова активно пил коньяк, закусывая как положено осетринкой и лимоном. Он подошёл к столу, и Глеб Иванович тут же полез доставать новую рюмку.
– Ну как, поспали? – спросил он, сноровисто наливая алкоголь. Лил как положено, не много, но и не мало. Аккурат на один глоток.
– О чём идёт столь возвышенная беседа. Под такие напитки нельзя говорить о трупах и прочей ерунде. – сказал Николай, рассматривая коньяк на свет. Он был хорош, потёки по краям рюмки отчётливо говорили об этом.
– Мы обсуждаем литературу – Степан подцепил вилкой кусочек рыбки и стал поудобнее ее располагать на тарелке.
– А я предлагаю за неё выпить – тоном профессионального тамады сказал Бокий и тут же сделал, что сказал. Коля и Аршинов последовали его примеру, и тут же пустились в спор по поводу последней повести Толстого «Ибикус». Коля его когда-то читал, классе в девятом, но, естественно, ничего не помнил. Чьи-то приключения в революция и гражданскую войну. Кажется ещё и эмиграция там была. Но, в целом, Николай Толстого Алексея за писателя не считал, хотя в школьные годы читал с удовольствием. Потом, на фоне Булгакова, он как-то не шёл.
– А мне близка позиция Эренбурга из Хулио Хуренито. ЦК пытается подмять под себя литературу, а этого не может получиться в принципе. Потому что художник свободен как птица. И попытка запереть его к летку, пусть даже золотую, приведёт к его гибели. Человек останется в клетке жить, а вот художник умрёт.
Этой длинной фразой он резюмировал свое отношение к политике советской власти в этом направлении, и тут же спросил Бокия, хотя ещё минуту назад не хотел этого делать.
– А что, Воровский был в войну за границей?
– Кажется да, ответил начальник спецотдела. Точно да. Он с Лениным возвращался. И с Ганецким он знаком очень хорошо – упредил он второй вопрос. – Что мысли на эту тему появились?
– Они никуда и не уходят. Куда же им деться.
– Ты считаешь, что это личная инициатива Урицкого-младшего?
Коля удивился.
– А ему то это зачем? А потом, он что, имеет соответствующие полномочия на такие масштабные действия?
– В нашем хаосе любые полномочия можно получить. Было бы желание. А уж в наших службах – вообще не проблема.
– Нет, мужики, тут дело не в одном человеке, пусть даже сошедшем с ума – Степан наконец кончил прожёвывать свой кусочек. – Я просто чую – за этим стоит чья-то организованная воля. Но Урицкого надо бы допросить.
– Где, в Германии? – Бокий стал наливать следующую порцию.
Было видно, что пить он любит и умеет. Под столом, как заметил Коля стояли ещё две бутылки, но мужики держались молодцом.
– Из Германии его не вытащишь. Я думаю, что его и немцы там не найдут, не то, что мы.
– Можно оформить запрос на возврат в Москву – предложил Бокий. – Дзержинский подпишет, Сталин тоже. Прискочит как миленький.
– Почему нет. Только если он замешан в наших делах, то он уже в Москве – сказал Коля. Нечего ему в Германии делать. Всё равно всю его «черную мессу» мы сорвали. Он теперь или её по новой будет организовывать, или другие пути искать. А это надо делать у нас. В Германии новых путей нет. У них тупик и капиталистическое загнивание.
После выпитого коньяка его тянуло на длинные, округлые фразу в стиле партийного руководства массами. Впрочем, чёрт с ним, с массами, лениво подумал он, а Бокий, тем временем, лихо наливал по новой.
Глава 24
За окнами Центрального Комитета бушевала гроза. Молнии разрывали низкие тучи и между их вспышками и раскатами грома почти – что не было перерыва. Товарищ Сталин сидел за столом и, морщась при особо сильных ударах, набивал трубку. Сушин уже ушёл и Николай остался один.
– Итак, самое печальное во всей этой истории это то, что мы с Вами плетемся в хвосте. Мы всё время догоняем несущиеся события, и хорошо, если догоняем. Непонятные люди творят чёрт знает что у нас под носом, а мы даже не можем понять, что и зачем они делают. Это не порядок.
– Я думаю, Иосиф Виссарионович, что концы надо искать в секретариате Владимира Ильича. Пока что всё упирается туда. Пока мы не поймём роль Марты Фрислер в этой истории, мы не сможем двинуться вперёд. Я старался не поднимать этот вопрос в присутствии товарища Бокия. Для него действия Ганецкого напрямую связаны с письмом студентов – что-то вроде чудачества, попыток при помощи шаманства вылечить Ленина. Но вчера я попросил Аршинова ещё раз переговорить с профессором Журавлёвым. И после этого разговора он уверен – идею написать письмо Ленину подсказала бурятам эта самая Марта.
Сталин тяжело посмотрел на Николая.
– Кто такая эта Фрислер? Я первый раз про неё слышу.
Коле стало не по себе. Опять я, что ли, вляпался в партийную интригу? Ещё этого не хватало. Или Алексей не доложил по каким-то причинам?
– Иосиф Виссарионович, давайте попроси Алексея рассказать, всё, что он знает. Может быть он собирает более полную информацию. Я его специально предупреждал, чтобы он не сильно афишировал интерес к этой части расследования.
– Товарищ Николай. Расскажите лучше Вы, а мы Алексея всегда успеем позвать. Тем более, если он собирает информацию, пусть у него будет побольше времени.
Коля подробно рассказал о Марте Фрислер и её роли в этой истории. Услышав, что предписание было подписано Гляссер, Сталин нахмурился. Он отложил трубку в сторону и стал внимательно смотреть на Николая.
– Теперь Вы понимаете, почему я просил Алексея провести дознание максимально тихо. Вы предупреждали меня о возможности такой ситуации, я выполнил Вашу просьбу.
Алексей вошёл, держа в руках тоненькую синюю папку. По формату Коля узнал «Основную карту коммуниста» и у него отлегло от сердца. Из воспоминаний он знал, что Сталин обладал редкой злопамятностью, и утрата доверия Алексеем могла в итоге привести к его гибели. Но, судя по всему. Он сумел просчитать содержание беседы, поэтому пришёл во всеоружии. Сушин вопросительно глянул на вождя и тот разрешающе кивнул головой.
– Марта Фрислер, участница событий в Баварии. Любовница Мясникова, того самого, подруга Рут Фишер. – коротко сказал он. Числится во НКИДе, от него послана учиться в Петроград. поднял глаза от поверхности стола. и сти к его гибели. ильно проявлял интерес к этой истори Сейчас откомандирована в Германию по линии Коминтерна. Я уже послал туда за документами.
При упоминании фамилии Мясников Сталин поднял глаза от поверхности стола.
– И Мясников сейчас в Германии – задумчиво сказал он. Подождите, эта не та Фрислер, которая совместно с Радеком выдвинула идею совместной борьбы националистов с коммунистами?
Алексей замялся буквально на секунду. Было видно, что он ещё не успел обработать полученный материал, поэтому открыл папку и быстро заглянул туда.
– Ну да, сказал он – Июньские выступления по делу Шлагетера. Тогда он ещё сказал, что «люди, которые могут погибнуть за фашизм», ему «гораздо симпатичнее людей, которые борются за свои кресла».
Николай не врубился.
– Простите, я был в Сибири. Если можно расскажите поподробнее.
Уловив разрешающий взгляд Сталина, Алексей стал быстро листать страницы, и восстановив последовательность событий, заговорил.
– После того, как в январе Франция ввела войска в рейнскую область, там начались теракты. За их осуществление был расстрелян Лео Шлагетер, националист, близкий к крайне правому крылу. По предложению группы товарищей из Компартии Германии это было использовано для агитации и пропаганды, в том числе и в политике Коминтерна. Так 20 июня 1923 г. Радек на заседании расширенного пленума ИККИ выступил с речью, которая была посвящена расстрелянному националисту. Были попытки совместных выступлений, выпуска совместных изданий. Радеку даже пришлось давать пояснения, сказав, что это вопрос трезвого политического расчета.
В дверь постучали и вошёл дежурный секретарь, неся в руках папку. Взглядом спросив у Сталина разрешения, он положил эту папку перед Сушиным. Тот открыл её и стал коротко рассказывать.
– Будучи членом баварской организации КПГ, Марта 1920 году вместе с Оскар Томасом сотрудничала с корпусом «Оберланд», дралась в Верхней Силезии с поляками.
– «Оберланд» – это националисты?
– Да, товарищ Сталин.
– Весьма решительная и боевая дама. И друзья у неё боевые. Только к сожалению возможность победить для Германской революции сейчас минимальна. Когда большевики брали власть, они имела поддержку армии, которой был предложен мир и крестьянства, которому была преложена земля. Ничего этого сейчас немецкому народу предложить нельзя. Остаётся национальная идея, но в военном отношении Германия слаба и не сможет противостоять давлению Антанты. Тогда остаётся одно – надежда на Красную Армию. Но, у нас, к сожалению, нет общей границы, а рассчитывать на быстрый успех польской операции мы сейчас не можем.
Коля подивился, какими ясными и чёткими стали сталинские формулировки. Он хорошо помнил момент, когда всё начиналось. За какие-то три недели генеральный секретарь выработал свою позицию по этому вопросу, которая вполне опиралась на русский революционный опыт и марксистскую теорию.
– Значит, если я правильно понимаю, близко связанная с националистами немецкая коммунистка Марта Фрислер организует письмо ряда бурятских товарищей в секретариат Владимир Ильича. Письмо доходит до назначения, и в Петроград отправляется товарищ Ганецкий, для конкретной организации дела. Одновременно с этим, комбриг Урицкий организует и проводит дело с таинственными жертвоприношениями. Между этими двумя частями есть разрыв. И в этот разрыв надо заполнить.
Николай решил вмешаться. Надо было чётко осветить этот вопрос. Если Сталин решит, что убивали ради здоровья Ильича он может прекратить всю активность в этом направлении. А это в планы не входило. Как бы там не сложится жизнь, а поддержка китайцев будет нужна – это Коля так себя успокаивал как материалист. Но в душе он побаивался, что все эти ритуалы, как говорил Линь, действительно имеют смысл. А их проведение означало кровь и войну. С этим Коля был готов бороться.
– Иосиф Виссарионович, я неоднократно задавал этот вопрос и всегда получал однозначный ответ от наших тибетских партнеров – для мероприятий по излечению больного кровавые жертвоприношения не нужны. В этой части мы однозначно можем говорить, что кто-то пытается вызвать бога войны и крови. Я вполне могу допустить, что потерявшиеся в нынешней ситуации националисты в Германии, не имеющие большевистского опыта и практики борьбы могли пойти на этот безумный с нашей точки зрения шаг.
– Я с Вами согласен, товарищ Николай. Это действительно похоже на мелкобуржуазные эскапады. Как раз для экзальтированных дамочек. Но при чём здесь наша разведка? Если бы немцы организовали и сделали это сами – тогда понятно. Но почему этим занимается Семен Урицкий?
Сушин внезапно напрягся. Его лицо покраснело, но он начал говорить.
– Иосиф Виссарионович, Марту Фрислер отозвали из Университета запиской Гляссер. Вот она – он протянул измятую бумажку, добытую Аршиновым в Петроградском Университете.
В кабинете воцарилось молчание. Было только слышно как по стеклам бьет дождь, да вдалеке грохочет гром. Сталин молчал, вертя в руках трубку. Наконец он что-то для себя решил и подошёл к окну.
– Если кто-то использует нашу заботу о вожде для обтяпывания своих делишек, какими бы важными они не были, мы этого не потерпим. Это дело приобретает характер чрезвычайной важности. На надо будет посоветоваться с товарищами. Что у Вас есть ещё?
– Иосиф Виссарионович, мы на всякий случай ликвидировали все следы этой записки. Глеб Иванович об этом не знает. Мы решили не акцентировать на этом внимание. – закрыл тему Николай.
Вожди должны приниматьрешения. Наше дело маленькое. А как и с кем они будут бороться – пусть у них голова болит. Единственное, что можно было бы сделать – это поспрашивать немцев про убийство Воровского. Всё таки Семён Урицкий рос в его семье.
Фриц Герхард был такой же бодрый и весёлый. Он радостно смотрел на Коля с Надей и на его лице была написана искренняя радость от этой встречи.
– Добрый день, удивительный человек. Я Вас не видел всего несколько дней, а кажется, что прошла целая вечность. Как наш сеанс – пятница уже близко.
– Сеанс будет строго по расписанию. Мы поговорим с богами и узнаем у них прогноз погоды на завтра. Кто, кроме них может точно сказать, что будет в будущем? Только политики.
– Почему политики – удивился Фриц, заранее улыбаясь.
– Ну, это ещё Черчилль сказал, что хороший политик это тот, кто может подробно предсказать будущее, а потом убедительно объяснить, почему это не произошло.
Герхард рассмеялся. Коля любил это высказывание и относил его не только к политикам. В любом деле дать прогноз – это самое главное. А всё остальное потихоньку приложится. Даже если он и не сбудется.
– Я никогда не слышал этого высказывания. Но впрочем на него это похоже – он известный любитель парадоксов. А с чем Вы к нам пожаловали?
– Уточнить список приглашённых на наше суаре. Договориться об организации процесса, да у нас куча дел!
– Вы правы – сказал Фриц, доставая из стола список с пометками – вот кто здесь будет.
Коля наискосок посмотрел бумагу. Эти фамилии ему ничего не говорили. Видных немецких коммунистов не было, да и из русских в основном были представители НКИДа и Наркоминдела. Впрочем, было несколько крупных военных.
– А как наш Оскар? – спросил он, размышляя может ли армия быть связана с красно-коричневыми. Получалось, что может. Правда Байер не тянул на партийного приверженца – проще было его воспринимать как военного бюрократа.
– Оскар обязательно будет. Он очень хочет увидеться с Вами. У него накопилось множество вопросов.
– Вот кстати, о вопросах. Вы не напомните, что за волнения были в верхней Силезии в 1920 году?
– Вы имеете в виду восстание Корфанти – в мае – июле?
– Наверное? Я тогда был далёк от европейской политики.
– Помню, помню, Вы рассказывали. Было такое, опьянённые успехами первого периода наступления на Советскую Россию и атакой на Вильно, поляки решили примерно тоже самое сделать в Силезии и начали там беспорядки. Там тогда стоял международный контингент, но только итальянцы смогли организовать хоть какое-то сопротивление. В конце концов, немецкое население сорганизовалось и дало отпор.
– И в итоге?
– В итоге Верхняя Силезия осталась нашей. Поляки получили урок и с тех пор ведут себя прилично.
– А организация немецкого населения – это было как, официально?
– Скорее нет, но тогда, в 20 году у нас было множество объединений ветеранов, вот они и выступили ударной силой.
– Я слышал, там коммунисты дрались вместе в националистами?
– Вы лучше поговорите с Оскаром – он больше в курсе событий. Но я тоже слышал что-то подобное. Впрочем сейчас снова такой же всплеск. Оккупация Рура вызвала естественное возмущение немцев… Но я думаю, мы пока слабы для решительных действий. Только это не все понимают. Ситуация в стране ухудшается день ото дня. Инфляция превзошла все мыслимые и немыслимые ожидания. Это просто крах экономики.
Коля вспомнил Ремарка. Да, марка летела вниз, а правительство, не имеющее опыта борьбы с этим явлением, ничего не могло поделать и только усиливало работу печатного станка. Немцы настолько потом усвоили этот урок, что даже в 80-е годы ссылались на опыт 20-х годов.
– Как человек, заглянувший сквозь завесу будущего – Николай скорчил ужасно важную рожу, могу сказать, что всё неминуемо стабилизируется. Страна с населением в 60 миллионов человек в центре Европейского континента, не может быть ввергнута в Хаос.
– Ах, удивительный человек. Вы говорите такие банальности, а Вам почем-то хочется верить. Признайтесь – Вы имеете большой успех у женщин?
– У женщин я имею большие проблемы. Наверное, это естественные спутники успеха. Впрочем, бог с ними, давайте о делах.
Обсудив технические вопросы подготовки выступления Машки, они пошли к Оскару, который давно ждал их в курительной. Он был по-военному краток.
– Политическая ситуация в стране ухудшается день ото дня. Инфляция привела к резкому обострению положения основной массы немцев. Коммунисты явно и спокойно готовятся к восстанию. Поток денег из России всё увеличивается. Они уже покупают оружие у рейхсвера.
Военный был сильно взволнован. Это было видно по тому, что он даже начал жестикулировать, чего за ним раньше не наблюдалось.
– Я не против, если это восстание позволит сбросить иго версальского договора. Но я не вижу реальной возможности победить. Германский народ снова станет заложником непонятного эксперимента и кровью заплатит за эту попытку выйти за пределы Диктата.
Это было кстати. Можно было поговорить на интересующую его тему не сильно отклоняясь от общего направления беседы.
– Оскар, что касается коммунистов, то я могу Вам обещать, что они не представят из себя реальной угрозы. Я только сегодня убедился в этом ещё раз. Здравые силы пока не понимают, что им делать с властью, даже если она упадёт им в руки. Но Вы правильно акцентировали внимание на другой проблеме. Ведь кроме коммунистов есть ещё и националисты. И если первые хоть как-то управляются из Москвы, то последние неуправляемы, что Вы можете противопоставить их активности?
– Наша политика будет решительной. Всё, что может спровоцировать державы Антанты на большую войну будет подавлено.
– Прекрасно. А что Вы знаете про эти структуры?
– Да практически ничего. Я ведь занимаюсь вопросами сотрудничества с Россией. – извиняющимся тоном сказал успокоившийся военный. – Но я слышал – это очень решительные люди. И коммунисты ищут пути управления этими маленькими группами. Сейчас всерьёз поговаривают об альянсе. Даже фон Ревентлов и тот выступает в «Роте Фане», а он националист с сильным монархическим духом.
– Скажите, а те действия на вилле в Потсдаме, которые нам удалось так вовремя предотвратить – у Вас есть какая-нибудь новая информация?
Оскар снова заговорил извиняющимся тоном. Чувствовалось, что ему неприятно сообщать это известие.
– Вы знаете, Николай, но всё указывает на активное участие коммунистов и русских. По результату наших изысканий мы можем назвать две фамилии – Маслов – Чемиринский и Мясников. Именно к ним тянутся ниточки от того человека, которого удалось задержать.
– Спасибо за информацию. Она нам очень пригодится. Я надеюсь Вы не думаете, что это варварство поддерживается государством?
– Ну, ряд моих товарищей придерживаются таких мыслей. Но мне почему то кажется, что большевики научились делать революции и воевать реальными методами. И им незачем прибегать к таинственным заклинаниям. У них вроде бы и так всё получается.
Коля внутренне хмыкнул. Тут всё зависит от точки зрения. Можно же и развернуть всё в другую плоскость – сначала большевики наприносили жертв, а потом у них стало всё получаться. Но Оскар человек военный, и он верит в то, что видит.
– Вы знаете, Оскар, когда рейхсвер будет продавать оружие экстремистам, постарайтесь поставить дело на хорошую ногу – эти деньги будут нужны стране. И главное. Не продайте им Ваши запасы иприта. А то потом сами не расхлебаете последствий.
– Я не выдам военную тайну, Николай, если скажу, что все запасы отравляющих веществ купили Ваши военные представители ещё примерно год назад. Так что за эту часть оружия не бойтесь.
– Главное, чтобы Вы не боялись. Машина мировой революции раскручивается вот уже шесть лет, и именно Ваша страна и Ваша армия стоит у её истоков. Если бы не Николаи и Парвус, если бы не пломбированный вагон – вряд ли бы революция в России приняла такие формы. Но мельница крутиться, она перемолола нашу страну, и на очереди Ваша. Здравые люди пытаются остановить этот бег, но это трудно. Однако, начало уже положено.
Военный только развёл руками. Возражать по существу дела было нечем.
– Будем надеяться на лучшее – философским тоном сказал он.
Аршинов сидел у Линя и еще раз проговаривал с ним план действий по поездке Машки к Фрицу. Надо было продумать всё. И отправку, и сопровождение, а самое главное – последующие после этого действия. Нерешенными были куча вопросов. Поэтому разговор был долгий и включал в себя много разных моментов, которые надо было обязательно учесть. Однако общие контуры плана уже вырисовывались. Окончив планировать, они пошли на Петроверигский.
Там Алексей уже не сидел – его, как начальника отдела перевели в ЦК, на Старую Площадь, оставив в особняке только руководство активной группы, да Аршинова. Наверное для того, чтобы своей беспартийностью не мозолил глаза. Дежурный тут же, прямо на входе передал записку Алексея и они поехали к нему. Записка была тревожной и срочной.
Алексею выделили кабинет на четвёртом этаже, что означало высокую степень доверия. На пятом сидели одни вожди, и степень приближения к ним многое определяла в иерархии. Он сидел один, на столе лежала куча дел, из которых он делал отдельные выписки. Судя по выражению лица, работа шла, но особой радости она у него не вызывала.
– Обращались люди из аппарата Троцкого. Им непонятна наша активность в Петрограде и они требуют объяснений. Вот, сижу строчу бумагу.
– А как они объясняют активность своих головорезов – убили трех человек и это считается нормальным? – отреагировал Николай. – Кстати, обратился он к Степану. – Я до сих пор не понимаю, почему были убиты студенты.
– Чтобы не дать выхода на Марту Фрислер. Дело в том, что она обеспечивала секретность этого проекта и всячески настаивала, что в случае возникновения вопросов она не должна быть замешена. Объясняла, что ей, как коммунисту, нельзя признавать знакомство с отсталой, реакционной медициной. Так что, тот факт, что один из студентов обратился к профессору – это скорее случайность и отражение умения профессора работать со студентами. Как оказалось, он хорошо знал представителей этого рода, ещё в те времена, когда путешествовал по Монголии. Поэтому буряты ехали не наобум.
Алексей вмешался в разговор. Подняв толстый конверт, он показал его Николаю.
– Вот, Бокий прислал. Материалы по бурятскому влиянию в Петербурге до революции. Я мельком глянул – у них были весьма сильные позиции. Бадмаев и другие – все они вертелись около верхов. Но давайте, други, к делу. Проблема вот в чём.
Он сделал паузу и поднял глаза к потолку.
– Решено потихоньку внести ясность в это дело. Поэтому хозяин встречался с Дзержинским и Бокий работает над этим вопросом по своей линии. Он отрабатывает вопросы в Секретариате Ленина и в Коминтерне. Нам поручено выяснить что стоит за этой самой тибетской медициной. Может быть в ней есть рациональное зерно?
– Это решение Сталина? – тихо спросил Коля. От ответа зависело многое. По публикациям конца века он помнил, что Генеральный Секретарь приложил много сил для вывода Ленина из политики и фактической изоляции его в Горках. Надо было разобраться, какого ответа ждёт вождь от них.
– Да, – по прежнему негромко сказал Алексей. Это его личный вопрос.
– Хорошо. К вечеру можно будет дать серьёзное заключение. Мы расспросим Линя, и наверное кого-нибудь из исследователей Востока. Так что своё мнение сформируем.
– Ладно. Тогда, как будет ясность – сразу ко мне.
Они зашли в буфет, потому что с переездом Алексея поставка осетринки в особняк кончилась. Приходилось довольствоваться чаем, да сушками из ближайших лавок.
– Что ты думаешь об этом странном поручений? – спросил Степан. По моему нас просто отстранили от расследования. Заключение по влиянию Восточной медицины проще дать врачу, а с нас-то какой спрос?
Коля сделал знак, что надо будет поговорить на улице. Пока он продумывал варианты, да и разговор в буфете на эти темы его напрягал. Тем более, что осетринка была как всегда на высоте, и портить вкус деловым разговором было бессмысленно.
Когда они вышли на улицу и пошли пешком через сквер, Коля сформулировал наконец свои мысли в менее или более понятной форме.
– Степан, мы уже говорили, что в партии идёт активная борьба за власть. Фигура Ленина сейчас стоит над схваткой. Он как бог из машины – его появление, даже простая записка способна поломать любые планы, изменить любой расклад. С этой точки зрения – вопрос о его здоровье – это первейший и важнейший вопрос власти, а значит и политики. Вот и посмотри на проблему с этой точки зрения.
Аршинов задумался.
– Выходит, что нам поручено важнейшее дело. Тот, кто держит в руках прогноз о здоровье Ульянова – может чрезвычайно сильно влиять на политику.
– Правильно. Разбираться сейчас как что происходило в секретариате Ильича – дело сугубо второстепенное, и нужное, скорее для архива. Даже пресловутая революция в Германии бледнеет по сравнению с этим. Потому что это для хозяина – вопрос о власти.
– То есть он специально пустил Бокия в ту сторону, отвлекая его от основного. А он стратег. ОГПУ сейчас утонет в этом копании, которое действительно, ничего нового не даст. Как я понимаю, после смерти Ульянова его секретариат выйдет в тираж. Значит данные об измене в этих рядах практического значения иметь не будут. Пусть Бокий пользуется этим отработанным материалом.
– Ну вот видишь, Степан Терентьевич. Ты и сам в этом всём разобрался. А говоришь, задвинули в угол, отстранили от расследования.
Так, размышляя они дошли до Солянки. Линь, к счастью, был на месте, так что разговор прошёл быстро.
– Наша медицина не может вылечить больного человека, особенно если болезнь зашла чрезвычайно глубоко. А я понимаю, что там именно такое состояние. Если бы раньше, мы могли бы приостановить вредные процессы. А теперь уже поздно. Я думаю, что какой-то частичный эффект наше лечение может дать, но не более того. Процесс разрушения уже не остановить.
Получалось, что восточная медицина – это не панацея, а система методов по поддержанию здоровья. Ей надо заниматься постоянно, тогда она будет оказывать свой положительный эффект. Наверное, она должна помогать при переломах и травмах – в Тибете должен быть накоплен богатый опыт борьбы с ними. А вот лечить запущенные внутренние болезни – за это врачи Востока не брались.
– Скажите Линь, – уже от себя спросил Николай. А если на ранних этапах обращаться к Вашим врачам – что тогда?
– Всё зависит от характера болезней. Мы научились лечить традиционные болезни духа и тела. Это может у нас получаться. Кстати, мы нашли нашего монаха, которого возили в Москву для осмотра Ульянова.
Линь сказал это будничным, ничего не значащим тоном. Николай посмотрел на него, чрезвычайно удивлённый. Действительно, ведь это обязательный элемент лечения. Как он раньше не догадался. Интересно, а Бокий додумается или нет?
– И где сейчас это врач – Коля спросил первое, что пришло на ум.
– Здесь у нас, ответил Линь. Он рассказывает, что болезнь Ульянова неизлечима. Ему совсем недолго осталось жить.
– Настоятель, сейчас это не главное. Вы совершили очень рискованный поступок. Кто-то знает, что этот врач у Вас?
– Нет, никто. Его утром привезли из Петрограда и сейчас он находится на одной из наших квартир.
– Вот, что Линь. Это очень опасно. Его, наверное, уже ищут чекисты. Вы должны этого врача спрятать. Спрятать надолго, чтобы до конца жизни Ульянова его не могли найти. Иначе выйдут через него на Вас и будет очень плохо. Состояние здоровья вождя – это государственная тайна, а Вы к ней прикоснулись. Не знаю, как в Китае, а в Советской России это наказывается смертью. Поэтому немедленно займитесь ликвидацией всех хвостов.
Было видно, что монах не обрадовался. Действительно, работа предстояла серьёзная, да ещё и люди Бокия висели на хвосте.
– Вы полагаете, что всё так серьёзно?
– Ещё серьёзнее, чем Вы думаете. Я уже говорил Степану – одно слово, одна записка Ленина может обронить весь этот политический Олимп, на котором уже поделена власть, должности и деньги. Правящая верхушка будет защищать то, что она уже считает своим всеми средствами.
– Хорошо. Я отдам соответствующие распоряжения. Вас не волнует судьба врача?
– Нет, не волнует. Расскажите подробно, кто и когда возил его к Ленину.
Николай сидел в кабинете у Сушина и ждал, пока тот вернётся. Он передал записку Сталину с просьбой о немедленной встречи и буквально силой погнал Алексея в кабинет. Минуты через четыре раздражённый Сталин вошел в кабинет. Это было видно по походке и движениям рук. Наверное он что-то говорил Алексею, но входя в комнату взял себя в руки.
– Я надеюсь, что важность Вашей информации заслуживает того, чтобы прервать заседание Политбюро? – голос у него был обычный, раздражение ничем не проявлялось.
– Я думаю да, сказал Коля и кивнул в сторону Алексея. – Нам лучше будет переговорить вдвоём.
Алексей вышел и они остались одни.
– Ганецкий возил восточного врача к Ленину. Тот его осмотрел. Выводы– он умрет не позже февраля будущего года. На данный момент он полностью недееспособен. Врач сейчас отправлен в Китай, может быть и дальше. Люди Бокия его не найдут.
Сталин поднял на него глаза. Взгляд был тяжёлый – человек явно готовился к принятию решения.
– Вы уверены в этой информации? Прежде всего в сроках?
– Полностью, товарищ Сталин.
– Кто ещё знает эту информацию?
– Китайцы, но им на неё наплевать. У них свои заботы.
– Какой они ставят диагноз? – Сталин проверяет, подумал Коля и вспомнив Герхарда решительно сказал.
– Сифилис.
Сталин задумчиво покачал головой.
– Вы понимаете, что стали носителем важнейшей тайны нашего государства?
– Иначе я не поставил в известность бы Вас.
Коля решил идти ва-банк. Надо сейчас расставить точки. Иначе они будут путаться во взаимоотношениях.
– Я считаю, сказал он, – что Вы будете вождём русского народа. Поэтому буду Вам помогать. Мне без разницы, какую политику будете проводить – сейчас стране нужна твёрдая рука. А она у Вас есть.