Текст книги "Сергей Макаров"
Автор книги: Олег Спасский
Жанр:
Спорт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
«До двадцати и меняемся воротами …»
Николай: Вспоминаю наше детство.
Семья у нас была большая и разветвленная.
Родни на Урале много, и в пору нашего детства живь! еще были родители мамы, дедушка и бабушка, и в выходные дни вся громадная семья собиралась в доме дедушки. Родители ехали к деду, и весь наш выводок отправлялся с ними.
Бабушка и дедушка жили в своем небольшом домике, мы бывали у них часто и, собираясь зимой в гости, знали, что там можно будет сыграть в хоккей. Всегда брали с собой клюшки. И Юра, и Сережа, и я. И пока взрослые вели свои неторопливые разговоры, мы до обеда успевали сыграть матч. На школьном дворе около дома деда или прямо на раскатанной ледяной дороге размечали площадку.
Макаровы против Мишуковых… Нас трое, их трое – наших двоюродных братьев, да еще племянники, да троюродные братья, одним словом, до восьми-десяти хоккеистов разных возрастов набиралось. Я самый старший, Сережка – самый младший. Разбавляли фамильные команды еще одним-двумя игроками. А поскольку Макаровы все-таки регулярно занимались хоккеем, то, естественно, мы и выигрывали. Всегда. И это было привычно. Но Сережа, может, потому, что он был совсем маленьким, придавал игре, победе огромное значение. Для него каждый выигрыш становился праздником.
Для него важны были все забитые в этих матчах голы. Он мог забить, скажем, двадцать, и все равно это казалось ему мало. И когда мы заканчивали игру, обедали, Сережа все еще переживал ход матча. Склонен был и похвастаться – «мы сегодня вам сорок забили, а в следующее воскресенье забьем пятьдесят…»
По молодости он не понимал, что соперников обижать, дразнить нельзя, тем более, если соперник этот по возрасту еще склонен к слезам. Такого соперника потерять можно…
Отец: Но и Сергей не любил проигрывать. Когда проиграет, приходит домой расстроенный. Характер боевой, натура такая, что не мог он уступать, должен был всегда выигрывать…
Николай: Ребята, наши двоюродные братья из команды Мишуковых, раньше нас уставали. Сейчас понимаю, не только потому, что хуже играли, хуже были подготовлены. Уставали и оттого, конечно, что проигрывали постоянно. И потому, уже в глубине души обидевшись на нас, предлагали закончить матч – наигрались, мол, хватит. А Сереже мало, ему хочется еще поиграть, забить еще десяток другой голов.
Стараясь не допустить конца игры, хитрил, по-детски очень, искал выходы из тупика. Предлагал: давайте мы вам половину шайб простим, пусть не двадцать будет, а только десять. Мы второй период с десяти начнем, а ваши голы пусть все останутся. Значит, мы проигрываем 10:13… Играем до двадцати и меняемся воротами…
Знал, что мы все равно забьем столько, сколько нужно. И он в том числе. Сергей предлагал своеобразный гандикап, понятие это ему еще было неведомо, но он шел по верному пути. И случалось, что соперники соглашались на этих условиях поиграть еще.
Потом Сергей предлагал следующую меру, чтобы соперники не бросали клюшки и не уходили домой – давайте кто-нибудь из нас за вас поиграет, Коля, например, или я, если хотите…
Отец: И с кем бы ни играл, он никогда не говорил, что устал, что ему надоело, что он не хочет больше играть. Не было такого разговора. Играет матч за матчем. Придет домой, сил нет даже поесть, разденется и сразу в постель…
Николай: Сергей не только вынослив, физически силен с детства, он с детства ничего не боялся, умел терпеть боль.
Помню тяжелый случай.
Тогда мы уже жили в двухкомнатной квартире. Под домом был подвал, у подвала окна, смотрели они в ямы, прикрытые железными решетками. В подвале, случалось, играли в прятки, в войну. А Сергей, как я говорил, охотно играл со старшими. Мне было 15 лет, ему пять, но он в тот день по обыкновению крутился около нас. Не помню, что мы затеяли, но по ходу дела мы спрятались в подвале, а Сережа приклеился к тем, кто нас искал, видимо, хотел как-то им помочь. Чтобы заглянуть вниз, он наступил на решетку. Решетка упала, да так неудачно, что попала на свалившегося в яму брата и отбила ему пальцы. Решетка чугунная, сваренная из уголков, тяжеленная. Я слышу вскрик, мчусь наверх. Сообразили вызвать «скорую», машина отвезла его в больницу. Там не только врач, но и я, хорошо знающий Сергея, его терпение, были просто изумлены – не плакал малыш, не кричал, хотя нетрудно понять, какая была боль, когда промывали и перевязывали пальцы…
Автор: Но здесь самое время предоставить слово еще одному соавтору.
Жене моего героя.
Вера Макарова: Помню, после операции плеча ему потребовалось разрабатывать руку – она была в течение сорока дней в гипсе, мышцы атрофировались, и надо было возвращать их к жизни. Какие усилия Сергей прилагал!… Я страдала, глядя на него. Иногда не выдерживала, отворачивалась. Едва слезы сдерживала. Боже мой, что творилось. А ему, он считал, надо было спешить. Я отговаривала: зачем мучаешь себя, не спеши, все постепенно восстановится. Пожалей себя, говорила, как бы хуже не стало. А он повторял и повторял упражнения, буквально истязая себя. И дома занимался, и в бассейн ходил, и в теннис играл. Но главное – дома… В течение месяца Сережа залечил руку и начал снова играть. Огромная сила воли, огромное желание играть. И необыкновенная настойчивость.
Отец: Как играл Сережа, я видел нечасто. Они то в нашем городе играют, то где-то в другом, а иногда и в Челябинске, но очень далеко от дома, от завода, значит, не поедешь, некогда. А если свободен был, пойду, поболею с удовольствием. Но все-таки по работе я был занят и часто на стадион ходить не мог.
Мы с матерью следили, чтобы не были дети распущенными. Все ведь бывает с ребятами. Глаза отведешь, что-то случится. Но драк, хулиганства – ничего подобного и близко не было.
Сережа был спокойный и общительный парень. Иногда он сам что-то рассказывал нам о своих делах, другой раз мы подходим к тренеру, спросим, как он ведет себя, какие у него успехи. Поинтересуемся, довольны ли им, нет ли замечаний каких. А что касается игры, то тренеру виднее. Хвалил он сына. Но нам важно было, что он хорошим парнем вырос. Не было такого, чтобы он хулиганил, матерился, курил… Не было таких случаев…
Учились ребята все хорошо. Наверное, потому, что тянулись один за другим, и младшие подражали старшим, учились у них. Николай первым пошел в школу, и вот тогда все и началось – стали с него пример брать. Никто не заставлял детей играть в школу, сами хотели. Коля садится делать уроки, Юра тут как тут, тоже карандаш, тетрадь берет и смотрит, что старший брат делает. Коля Юре что попроще дает сделать, чтобы он что-то там понимал.
Потом Сережа стал за ними тянуться. Юра смотрит, что Коля делает, а Сергей учится у Юры. Заглядывают в тетрадь к старшему, смотрят, что он там написал, и тоже что-то пишут. Или рисуют.
Вот так друг у друга и учились. Юра еще в школу не ходил, а уже брал книги в библиотеке, читал хорошо. А потом и Сережа сам научился читать: к Юре прислушивался и присматривался…
Известны многие семьи, где, как и у Макаровых, росли по четыре-пять детей, и он, конечно же, согласен с теми педагогами и учеными, с теми родителями, которые считают, что у детей из таких семей есть неоспоримые преимущества. В частности, горячо поддерживают позицию известного нашего социолога Виктора Ивановича Переведенцева, утверждающего, что ребята из многодетных семей «как правило, более трудолюбивы, более подготовлены к жизни и, что еще важнее, выходят в жизненное плавание не в одиночку, а дружной командой, которая и подбодрит в трудную минуту, и подставит тебе крепкое братское плечо. Но в материальном отношении такие дети могут чувствовать себя в чем-то ущемленными по сравнению с семьями, где родители в состоянии дать гораздо больше в этом плане своему единственному ребенку…»
Однако послушаем дальше Михаила Андреевича Макарова:
– Жили трудно, но дружно. Работать приходилось много, но зато и в школу было приятно ходить, когда вызывали. На родительских собраниях хвалили и детей, и нас, отца с матерью. Учительница иногда спрашивает, – как вы, Макаровы, ребят воспитываете? Расскажите, мол, другим. Там у кого-то ребята уроки не выучили, у других кто-то плохо себя ведет, нарушает, а у нас все хорошо. Отвечал, что никогда не имел понятия сидеть над душой, уговаривать, давай, мол, уроки, делай. Они знали свое время, садятся, делают то, что положено. Хоккей и футбол не мешали. А главное, друг на друга равнялись – Коля, Юра, Сережа, Аня… Все учились хорошо. Придешь в школу, душа не нарадуется – учительницы в разных классах повторяют: берите пример с Макаровых, берите пример. Родители другие спрашивают, какие меры вы принимаете, как вы с ними. А я отвечаю: да никаких, говорю, мер, не сижу с ними рядом. Притом я только пять классов кончил, что я там понимаю в их науках, они уже пошли в шестой, седьмой, восьмой. Да и жена закончила всего семь классов… Мы уже не в курсе дела были – уроки чтобы проверять. Не могли никак, а все равно у детей хорошо дела шли…
Николай: Давай лучше о Сергее. О нем сейчас интереснее всего…
Отец: Ну, учился он хорошо. Школа у нас хорошая была. Внимание серьезное детям уделяла. Вот, помню, пригласили Сергея в «Трактор», а школа, хотя он и хорошо учился, – против. Учителя говорили, что надо обязательно кончить школу, важно, чтобы спорт не стал помехой. А он и не мешал Сергею учиться.
Николай: Это ты, отец, забывать уже начал. Скажем лучше иначе – не очень мешал. Конечно, поездки отвлекали от уроков. Но Сергей, надо отдать ему должное, честно занимался и после матчей, поздними вечерами, а то и ночами. К товарищам ходил, узнавал, что задали, что объясняли, что надо приготовить к следующему уроку. Но все-таки успевал, учился прилично.
Автор: Опережая время, лет эдак на восемьдесять, напомню, что в институте Макаров учился хорошо, без «хвостов» и отсрочек, и его портрет (я об этом в газетах читал) висел в институте на Доске почета…
Николай: Отец вспоминал, как младшие тянулись за старшими, а потом и Аня – за нами, одним словом, друг за другом… Но и в хоккее, любимой игре Сергея, а он здорово играл и в футбол, тоже был, если хотите, свой старший брат, на которого он мечтал быть похожим. Не обо мне речь.
О Валерии Харламове.
Уроки кумира
Николай: Когда я играл за команду города Чебаркуль, в нее приехали Александр Гусев и Валерий.
Харламов не был тогда еще той сверхзвездой хоккея, о которой спустя несколько лет заговорят все, но мы, близкие к нему по возрасту хоккеисты, играющие* с ним в одной команде, что называется, бок о бок, уже знали, насколько он искусен в технике игры, в обводке, бросках, насколько здорово он владеет коньками. И как уходит от соперника. Влево-вправо – и ищи ветра в поле.
Мы выступали во второй лиге, и в Челябинске я бывал совсем редко: соперничать нам там было не с кем. Отец, когда была возможность, приезжал на электричке навестить меня, а это в 80 километрах от Челябинска. Я проходил там воинскую службу, и отцу было интересно увидеть не столько мою игру, сколько житье-бытье сына, убедиться, что у него все нормально.
Иногда отец захватывал с собой и Сережу. Не ближний, что там говорить, свет. Они смотрели матч, и вечером, после игры, еще полтора часа тащились на электричке. Но зато родители были за меня спокойны, а Сергей радовался, что увидел настоящий хоккей.
Пожалуй, я тогда понял, что он может далеко пойти. Он видел игру. Понимал ее. Смотрел, не кто кому забил. А к а к забили, как играли. Это не так просто, как кажется. Мало ли болельщиков, для которых круговерть игроков на льду так и остается навсегда веселой чехардой, где одни катаются лучше, другие хуже.
Сергей сразу отметил Харламова. Не по номеру на свитере, по игре. Думаю, он привлек его и классом, и… ростом. Валерий доказал, что в хоккее не обязательно быть атлетом богатырского сложения, а для Сережи это было крайне важно – он у нас к гигантам, как известно, не относится.
Когда я приезжал в Челябинск, Сергей просил меня показать, как обводит Харламов, как бросает он по воротам. В деталях, что называется. «Раскладывал» финты Харламова на отдельные движения. Старался как мог. Но показать, передать навыки Валерия… Если бы кто-то мог его повторить, скопировать его игру! Еще не знаменитого, не великого, но уже конечно же гениального хоккеиста.
Сережа внимательно смотрел, старался повторить движения, но делал все по-своему, иначе. Хуже, понятно, но по-своему. Были у него, десятилетнего, уже тогда свои особенности. Он копировал финты Харламова как умел.
Отец: Валерий бывал у нас в гостях, за столом сидел, обедал.
Харламов был веселый, простой. Шутник большой. Когда увидел, как моя жена нервничает из-за хоккея, шутил: «Тетя Дуся, не волнуйтесь, даже если всем нам оторвут головы, все будет в порядке…»
Жена пугалась.
Раньше она нервничала, что хоккей отвлекает от занятий в школе. Когда увидела, что учатся дети хорошо, успокоилась. Но стала нервничать по другой причине – боялась, что их покалечат или зашибут. Вот, бывало, Николай приезжал домой, а у него то зуб выбили, то чашечку коленную повредили, то еще что-то другое… Мать же… Родительские переживания. А сын один, потом и другой приедут, скажут, все мол, в порядке, и она успокаивается на какое-то время.
И Сергею доставалось. Началось все в Канаде, когда он еще за юношей играл. Забивал он им, вот они и поймали его, торцом клюшки хрящ носа набок свернули. До сих пор следы заметны. Ну и потом… То ключица выбита, то какая другая операция нужна… Почему мать и не любит ходить на хоккей. Материнское сердце все иначе воспринимает. Мы – мужчины, мы – крепче…
Вот и уговаривала она и Николая, и Сергея: да бросайте вы этот хоккей… А они, оба: нет, до победного играть будем… Приедут домой, там синяк, здесь ушиб, там еще что-то, уже и я не выдерживаю, говорю – бросайте. Нет, отвечают, не бросим…
Автор: Тем не менее был однажды случай, когда Сергей едва не бросил хоккей.
Еще один конфликт
Заслуженный тренер СССР Анатолий Михайлович Кострюков, возглавлявший челябинский «Трактор» в самые счастливые для этой команды годы, рассказывал мне как-то давнюю историю, приключившуюся у них в городе. Сергей в ту пору играл в молодежной команде клуба, и Анатолий Михайлович присматривался к молодому нападающему. И вот однажды в этой команде возник конфликт. В центре его оказался Макаров – тогда еще не знали, что его имя часто будет и впоследствии сопрягаться со словом «конфликт». Молодежь «Трактора» неудачно выступила в соревнованиях, и тренеры посчитали, что едва ли не главный виновник неудач – Макаров. Сергей обиделся, доказывал, что проиграли не из-за него. Но к доводам его не прислушались. Более того, тренеры решили удалить его из команды, «руководствуясь воспитательными целями».
Тогда Макаров решил уйти из хоккея. Навсегда. «Промежуточное», компромиссное решение не по нему. Или – или. Решил – сделал.
В интервью, которое было опубликовано несколько лет назад в еженедельнике «Футбол – Хоккей», Макаров рассказывал: «Первой моей хоккейной школой была улица. И именно ей, нашей улице, я многим обязан. И не столько за то, что познавал и познал благодаря ей азы хоккея, сколько за то, что помогла она мне стать настоящим мальчишкой. Мальчишкой, который не даст себя в обиду, не уступит более сильному и более взрослому, если чувствует свою правоту. Такая неуступчивость обходилась мне дорого – синяки и шишки тому ценой. И все-таки она стоила того. Подлиз и приспособленцев, по-моему, редко когда жалуют».
Приспособленцем он, конечно, не стал.
Кострюков тем временем заметил, что юный нападающий, которого он пригласил тренироваться с командой мастеров, пропустил одно занятие, второе… Анатолий Михайлович поинтересовался у Николая, что с Сергеем, не заболел ли.
Николай рассказал, что произошло.
Тренер схватился за голову:
– Передай, чтобы немедленно, сегодня же пришел ко мне…
Сергей вернулся. Уговоров долгих не потребовалось.
Вернулся и – играл.
Играл – и рос. Не по дням, а по часам.
Отец: Да, хоккей стал его главным увлечением рано. Ради хоккея был готов идти на все. Матери, помню, трудно с ним было. Она старалась угадать время, когда Сережа заявится домой, чтобы накормить его. Но он всегда спешил. Уроки сделал – и играть. Учился так, что до восьмого класса не было троек, только четыре и пять. Потом разъезды стали все-таки отвлекать, появились и тройки, но все равно аттестат получил хороший.
Однако он был как все дети. Кино любил. Как и любой мальчишка, спешил поспеть всюду. И сюда ему, и туда надо, и то увидеть хочется, и это пропустить никак нельзя, да и у телевизора, когда он у нас появился, любил посидеть…
Николай: Сергей ведь был и комсоргом в классе, и редактором стенгазеты: сам все рисовал, да и писал что-то. Комсоргом был в девятом-десятом классах, самых трудных, когда некоторые уже «не разбрасывались» – об институтах и характеристиках думали. И в команде нашей, в «Тракторе», был редактором газеты вместе со мной, и культоргом, очень театр любил, но об этом он сам, вероятно, вам рассказывал? Не удивительно, что и в Москве, и в ЦСКА, и в сборной его постоянно куда-то выбирают. Комсоргом сборной СССР, например. Сережа даже членом ЦК ВЛКСМ был, и парторгом сборной и ЦСКА избирают его несколько лет…
Отец: Трудолюбивый он. Умел и умеет работать…
Сад наш вспоминаю. У нас в Челябинске сад есть. Но с ним все время, знаете, хлопоты. Сад недалеко от озера, прямо рядом. Вода после дождей или весной поднимается в озере и затапливает сад. Землю, чернозем таскаем туда всю жизнь. И Сережа сызмальства охотно брал носилки и тоже таскал с братьями, со мной тяжести. В этот сад земли, песка мы, думаю, перетащили в общей сложности машин двести. И ничего не помогает…
Николай: А помнишь, как Сережка карпов ловил в саду однажды?… Нас тогда снова затопило, и два карпа из пруда по канальчику зашли прямо в сад. А Сергей навоз разгребал: после этого очередного наводнения мы снова только-только привезли землю, удобрения. Так вот Сережа вилами, которыми он разгребал навоз, и попытался пришить рыбин к дну. Знаете, как острогой. Но промахнулся, ушли рыбы…
Отец: Мучения с этим садом постоянные. Участок небольшой, четыре сотки, и вот второй год озеро поднимается, затапливает нас. Сад давно купили, в 1959 году, за 1200 рублей, по тем деньгам, конечно. Не денег теперь жалко – труда своего, и ребят тоже. Но и удобство это. От дома до сада пять минут. Похолодает, побежали, закрыли рассаду. Жарко —снова открыли. Комнатка маленькая есть, вроде будки, но от дождя можно укрыться.
Сережа там тоже любил возиться. Но вообще мне трудно о нем рассказывать. Как он играл, как рос… Все в третий раз было. Ко всему уже привык со старшими двумя. Не помню теперь, куда он первый раз без родителей поехал, в какой город, где играл. Вот про Колю помню все – впервые собрался на Север, в город Ухту. Николай первым был, поэтому все запомнилось лучше – раньше такого у нас не бывало… И игру Сергея я видел мало: чемпионат мира в Москве – первый, который смотрю не по телевизору, а с трибуны. И матчи ЦСКА тоже чаще смотрю не выходя из дома.
Может, ты, Коля, вспомнишь что?…
Николай: В первый раз на детский турнир, на «Золотую шайбу», в Магнитогорск Сережа ездил. В младшей возрастной группе выступал. Это были зональные соревнования. Вернулся оттуда счастливым: признали его лучшим нападающим турнира.
Было тогда Сергею семь или восемь лет.
А потом он играл на многих таких турнирах и с каждого из них возвращался с какими-то наградами.
Автор: Конечно, тогда Сергей еще не знал, что впоследствии его не однажды объявят лучшим нападающим. В том или ином матче. В турнире. В стране. На мировом чемпионате. Не ведал, что суждено ему получить – и не раз! – «Золотую клюшку» лучшего хоккеиста Европы, что ждут его награды, присуждаемые сильнейшим нападающим мира.
От «Золотой шайбы» до «Золотой клюшки» – дистанция в десятилетие, и будущее хоккеиста Макарова скрыто пока и от него, и от его родителей, и от первого тренера в команде «Восход» Виктора Ивановича Старикова (отца Сергея Старикова, ставшего многолетним партнером Макарова по «Трактору», ЦСКА и сборной Советского Союза). Сокрыто это блистательное будущее даже и от проницательного старшего его брата, который едва ли не первым догадался, каким необыкновенным талантом одарен его младший брат.
Но вернемся в 1978 год.
В мае, после пражского мирового чемпионата, где Сергей впервые стал чемпионом мира, он прилетел в Челябинск и сделал Вере, своей невесте, предложение.